CC BY
306
«UM DEUTSCHLAND WOLLEN WIR LEBEN»: ОБРАЗ ГЕРМАНИИ В МАЛОЙ ПРОЗЕ ВОЛЬФГАНГА БОРХЕРТА
Н.И. Платицына
Platitsyna N.I. «Um Deutschland wollen wir leben»: the image of Germany in Volfgang Borchert’ s short stories. The image of Germany occupies a great place in Borchet’s short stories. The writer’s perception of his native country is ambiguous. For Borchert and his characters Germany is a country for which thousands of young soldiers gave their lives. But it is Germany that the writer connects his hopes for the radiant future of the new generation with.
В отечественном и зарубежном литературоведении до настоящего времени сохраняется твердое убеждение в том, что с именем немецкого писателя Вольфганга Борхер-та (1921-1947) связана новая глава в истории послевоенной западногерманской литературы и что именно Борхерт явился основоположником того литературного поколения, которое традиционно принято называть «поколением непростившихся» [1-6]. Известный германист Е.А. Зачевский, разделяя авторитетное мнение коллег, тем не менее, справедливо указывает на давно возникшую необходимость «внести некоторые коррективы в определение места и значимости творчества В. Борхерта» [7] в живом литературном и культурном потоке современной художнику действительности. С точки зрения исследователя, изучение художественного наследия Борхерта полновесно и объективно лишь при условии внимательного отношения к творчеству тех писателей, в произведениях которых «поднимались сходные проблемы, разрабатывались сходные мотивы, использовались сходные приемы» [7] (Г. Айх, А. Андерш, В. Вейраух, В. Кольбенхоф, Х. Ланге, В. Шнурре и др.).
Принимая во внимание неоднозначность суждений вокруг творческого пути Вольфганга Борхерта, заметим, что наиболее сильные в художественном решении рассказы и новеллы («Хлеб», 1946; «Все-таки ночью крысы спят», 1947; «В мае, в мае кричала кукушка», 1947; «Длинная, длинная улица», 1947 и др.) и пьеса «На улице перед дверью» (1947) не только принесли автору мировую известность, но и аккумулировали в себе «все основные черты неповторимого индивидуального стиля писателя» [8]. Не вызывает сомнений точка зрения В.М. Кузурман, полагающей, что «в своих прозаических
произведениях Борхерт сумел «наиболее ярко и вместе с тем профессионально как литератор поставить все волновавшие его и современное ему общество проблемы...» [Там же]. Добавим, что постановка и поиск решений этих проблем в художественном мире писателя происходили в особом творческом ключе, что обусловлено личным и военным опытом Вольфганга Борхерта.
В течение неполных двух послевоенных лет художник, по удивительно точному выражению Генриха Белля, писал «наперегонки со смертью» [9]. Писал о тяготах военного времени, страданиях и лишениях, нравственных и физических испытаниях, которые выпали на долю его поколения. Поэтому герои писателя - одинокие девушки и юноши, пожилые люди, искалеченные солдаты, подростки, чьи судьбы «разломаны» войной. Неслучайно Борхерт называет их поколением «без счастья», «без родины», «без прощания» («ohne Gluck», «ohne Heimat», «ohne Abschied»), что в полной мере соответствовало суровым реалиям военного и послевоенного времени. Как пишет в своей монографии Е.А. Зачевский, отчужденность и разобщенность, ощущение «катастрофического конца» и «резко обозначившийся разрыв между поколениями, чувство вины и ответственности... ненависть к фашизму. - вот основные черты, характерные для настроений творческой интеллигенции того времени» [7, с. 21]. Исследователь указывает на то обстоятельство, что литература имела особое значение для духовного обновления немецкого народа. Книги писателей Западной Германии в 40-50-е гг., как известно, называли «литературой развалин» («Trummerliteratur»), поскольку в них отражалась общая картина первых послевоенных лет и, как замечает А. Эльяшевич, речь шла «не только о мате-
риальных, но и духовных руинах» [4, с. 203]. Послевоенная эпоха требовала переосмысления прежних ценностей и расстановки новых жизненных ориентиров. По нашему убеждению, в творчестве Вольфганга Борхерта (как и в литературных опытах многих молодых западногерманских писателей) переосмыслению прежде всего подверглись человеческие взаимоотношения («Поздно вечером», 1946; «Печальные герани», 1946; «Суррогатный кофе», 1947), нравственные приоритеты
(«Иисус отказывается», 1946; «Прусская слава», 1946), вопросы религии и веры («Божий глаз», 1946; «Длинная, длинная улица»,
1947). В каждом из названных прозаических произведений авторские размышления о судьбе послевоенного поколения неизменно сопряжены с тревожными мыслями о настоящем и будущем Германии. Важный лейтмотив рассказов и новелл писателя -одиночество и бесприютность его персонажей. Возвращающиеся с войны герои («НеткеЬгег») не находят дома, но что еще страшнее, - они, по выражению Л. Симонян, не находят родины [2, с. 191]: «Человек вернулся в Германию. И тут он переживает сумасшедший фильм. <...>. Об одном человеке, который вернулся домой, об одном из тех. Об одном из тех, что приходят домой и все-таки домой не приходят, потому что для них больше нет дома. И их дома - на улице, перед дверью. Их Германия - снаружи, ночью в дождь, на улице. Это - их Германия» (курсив мой. - Н. П.) [10] . Значительное художественное пространство в творчестве писателя занимают образы «чужой» Германии и людей, лишенных отечества (уа1ег1апШо8е Ое8е11еп). В начале второй мировой войны в переполненных вагонах страну покидают солдаты, оставляющие плачущих матерей, жен и невест, в нее возвращаются те, кто в итоге вынужден признать горькую правду: «Мы - поколение без возвращения, потому что у нас нет ничего, к чему можно вернуться и никого, кто сохранил бы наше сердце...» («Поколение без прощания») [10, 8. 60]. Отсюда и частое употребление Борхертом выражения <^гаиРеп», которое приобретает статус особой философской категории. В русском языке оно не имеет полноценного эквивалента и переводится как «вне, снаружи, на улице». Таково, по мнению Борхерта, вынужденное положение тех, кто вернулся с войны
и оказался чужим в своей стране. Писатель подчеркивает то обстоятельство, что военное поколение вернулось в иную Германию, с иной системой ценностей, где и любовь легко покупается за шелковые чулки («Вороны вечером летят домой», 1946). В диссертационной работе В.М. Кузурман выдвигается интересное предположение: герои писателя, по мнению исследователя, занимают позицию «вне», ведь они исторгнуты из домов, из городов, из страны в снега Восточного фронта, в руины, в одиночество. Они - «вне надежды, вне достойной жизни» [8, с. 179]. Любопытно, что автор диссертации понимает борхертовское «вне» как некое всеохватное «за», полагая, что персонажи писателя находятся «за пределами мирной жизни, за пределами человеческого тепла, за пределами простых ... радостей» [8, с. 179-180].
Поддерживая общую концепцию взглядов В.М. Кузурман, выскажем сомнение относительно той части рассуждений, в которой исследователь отводит борхертовским героям условную позицию «вне надежды» / «за пределами простых радостей». На наш взгляд, философская категория «вне» («аиРег») в малой прозе Борхерта в большей степени несет объективную нагрузку и обусловлена социальным статусом персонажей («Вороны вечером летят домой», 1946; «Может, у нее тоже розовая рубашка.», 1947; «Длинная, длинная улица», 1947 и др.). Неслучайно В.М. Кузурман приводит свидетельство известного исследователя творчества Борхерта Петера Рюмкорфа, который уверен в сознательном избрании персонажами писателя позиции «вне». Это, как пишет Рюмкорф, - характеристика добровольно занятого места вне существующего общества [8, с. 180]. В нашем представлении позиция «auPer» у Вольфганга Борхерта приобретает иное смысловое наполнение: она почти всегда активна по отношению к объективным проявлениям времени. Находясь «вне» социальной, исторической защищенности, «вне» физического благополучия и стабильности, многие герои писателя способны быть и «вне» душевной слабости, эгоизма, проявляя желание помочь и умение сопереживать другому. Персонажи историй «Три темных короля» (1946), «Хлеб» (1946), «Все-таки ночью крысы спят» (1947), «Профессора тоже ничего не знают» (1947) не желают мириться
с состоянием безнадежности и душевного бессилия. Им доступны «простые человеческие радости», потому что часто они спасают от ужасов военного времени: «Жизнь! Бог мой, что она такое? Вспоминать запахи, хвататься за дверную ручку. Идти мимо лиц и ощущать ночью дождь на волосах. Это уже много» («Город», 1947) [1Q, s. 7Q].
На наш взгляд, принципиально указать, что образ Германии в малой прозе Борхерта далек от однозначной интерпретации. Германия писателя и его героев - это страна, за которую отправляли погибать и которая не нуждалась в тех, кто вернулся с войны: «Отчего неистовствует наше сердце? От бегства. Потому что мы только вчера ускользнули от битвы и бездны в ужасном бегстве. От ужасного бегства от одних гранатных дыр к другим - материнским углублениям - от этого неистовствует наше сердце, и еще - от страха» [1Q, s. 311]. Но вместе с тем Германия в восприятии писателя - это и родной Гамбург, и пахнущая рыбой Эльба, и девушки с темными глазами. Как справедливо отмечает Р.Ф. Яшенькина, у Борхерта «своя излюбленная топография Гамбурга - холмы Блан-кенезе, «сладость парков вдоль речки Аль-стер», белые, желтые, песчаные и светлозеленые домики лоцманов и капитанов» [11]. Сквозь печальную тональность таких историй Вольфганга Борхерта, как «Биллбрук» (1947), «Гамбург» (1947), «Эльба» (1947), «Город» (1947), отчетливо звучит восторженность влюбленного в жизнь художника: «Гамбург! Это больше чем груда камней, невыразимо больше! Это переполненные земляникой, цветущие яблоневым цветом луга по берегам Эльбы, это переполненные цветами, цветущие девичьей юностью сады вилл по берегам Альстера» [1Q, s. 73]. Неслучайно писатель называет город «матерью между небом и землей» (Mutter zwischen Himmel und Erde), подтверждая особое отношение к родному городу. Понятие «Heimat» в художественном мире писателя тесно связано с судьбами его бездомных, одиноких, потерянных героев. По убеждению Борхерта, «поколение непростившихся» призвано начать новую жизнь, в новом еще не построенном городе: «И мы на пути к нашему городу, к новому городу, и по ночам наши сердца кричат, как паровозы, от алчности и тоски по родине, как паровозы. И все паровозы едут в
новый город. <...>. И новый город - это город, в котором мудрые люди, учителя и министры, не лгут. это город, в котором не умирают матери и девушки не болеют сифилисом <.>, город, где нет подвалов, в которых по ночам крысы пожирают бледнолицых детей.» [10, s. 242].
В сознании художника горечь страшных военных лет, ощущение собственной физической беспомощности и невозможность помочь тем, кому пришлось еще труднее, сплавляются в единую человеческую боль, имя которой - Германия. С нашей точки зрения, в этом проявляется глубоко принципиальная нравственная позиция, отделяющая борхертовское видение и ощущение окружающего мира (Weltanschauung) от восприятия этого мира его современниками. Мы полагаем, что в качестве эпиграфа послевоенным произведениям Вольфганга Борхерта можно было бы предпослать заглавие сборника антифашистской публицистики Томаса Манна (1975-1955) «Leiden nach Deutschland» («Страдая Германией»). О том, что страдания родной страны стали для художника глубоко личными, свидетельствует почти вся проза Борхерта. Показательно в этом отношении одно из его последних прозаических произведений - «Это - наш манифест» («Das ist unser Manifest», 1947). С полным основанием его следует считать программным произведением писателя. Борхерт убежден в том, что с прошлым Германии покончено навсегда: «У нас никогда больше не будет песка на зубах от страха. И не будет больше этого сумасшедшего ощущения в голове и в кишках перед битвой. <.>. Никогда снова мы не будем по-цыгански радоваться хлебу, и пяти граммам табаку, и полной охапке сена» [10, s. 308-309]. Во взглядах писателя на прошлое и настоящее Германии нельзя не признать характерную для него некоторую безапелляционность. Художник полагает, что послевоенной стране больше не нужны поэты с хорошей грамматикой, а Рильке, Моцарт и Гермс Ниль окажутся невостребованными. По мнению Борхерта, те, кто вынуждены были убивать и испытывали нечеловеческий страх от ощущения близкой смерти, должны откровенно признаться: «Мы сами - диссонанс. Кто создаст для нас лиловый крик? Или лиловое освобождение? Нам больше не нужны натюр-
морты. Наша жизнь громка» [10, 8. 310]. Писатель убежден в необходимости рассказать детям всю правду о войне, не называя ее при этом «священной» и используя новый словарь, который теперь «неизыскан, некрасив, но весом». В своем манифесте Вольфганг Борхерт декларирует магистральные для каждого представителя «поколения непро-стившихся» идеи: «.мы говорим «нет» не от отчаяния. Наше «нет» - протест. <...> среди пустоты мы должны снова построить «да». Мы должны построить дома в свободном воздухе нашего «нет», над безднами, воронками и окопами, над открытыми ртами мертвых.» [10, 8. 313]. Писатель провозглашает тот главный принцип, по которому следует жить вернувшимся, - это любовь и сострадание ближнему: «Мы хотим лю-
бить. матерей, которые должны были наполнять бомбы для своих сыновей. И невест, что возят на прогулку своих героев в инвалидных колясках, без сверкающих наградами униформ. И героев, наследников Гельдерлина .» [10, 8. 314]. Любить тех, кто рядом, и тех, кто еще только должен появиться на свет, всех, «живущих в страхе, в нужде и в смирении» [10, 8. 314], означает, по Борхерту, любить Германию. Ибо Германия - это ее народ и ее города, которые только предстоит возрождать к новой жизни.
В малой прозе Вольфганга Борхерта образ Германии амбивалентен, что обусловлено неоднозначным восприятием писателя до- и послевоенной страны. С одной стороны, изображение грязных вокзалов («Суррогатный кофе», «Останься, жираф», 1946), искореженных зданий («Биллбрук», 1946; «Кухонные часы» 1947), обществ страхования жизни и дешевых кафе («Маргерит», 1946;
«Длинная, длинная улица») свидетельствует о суровых реалиях военного и поствоенного времени, о судьбах тех немцев, которые погибали под лозунгом «За Германию!». Назо-
вем указанные рассказы и новеллы Борхерта повествованием о «Германии, увиденной изнутри» (Л.С. Кауфман). И все же в творчестве писателя образ разрушенной, обескровленной Германии сочетается с только зарождающейся, еще не очень уверенной мечтой о новой стране. Стране, с которой связаны надежды и мысли Вольфганга Борхерта и синонимом которой непременно должно быть слово «жизнь»: «И мы не хотим умирать ради Германии. Ради Германии мы хотим жить» [10, в. 313].
1. Гецене Ц.М. Вольфганг Борхерт - зачинатель прогрессивной западногерманской литературы: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Львов, 1978.
2. Симонян Л. II Иностранная литература. 1957. № 5. С. 19Q-194.
3. Чхенкели З.М. Судьба молодого поколения в прозе Вольфганга Борхерта: автореф. дис. . канд. филол. наук. Тбилиси, 1969.
4. Эльяшевич А. II Звезда. 1965. № 6. С. 2Q3-223.
5. Schmidt M. «Wolfgang Borchert». Analysen und Aspekte. Halle (Saale), 197Q.
6. Schroder Claus B. DrauPen vor der TUr. Eine Wolfgang-Borchert-Biographie. Berlin, 1988.
7. Зачевский Е.А. «Группа 47». Страницы истории литературы ФРГ. 1947-1949 гг. Т. 1. СПб., 2QQ1. С. 87.
8. Кузурман В.М. Полижанровость идиостиля как проблема перевода (на материале переводов прозы, поэзии, драматургии и публицистики Вольфганга Борхерта на русский язык): дис. . канд. филол. наук. Магадан, 2QQ4. С. 68.
9. Boll H. II W. Borchert. Draussen vor der TUr. Hamburg, 1995. S. 12Q.
1Q. Borchert W. Das Gesamtwerk. Hamburg, 2QQ5.
11. Яшенькина Р.Ф. II Проблемы метода и поэтики в зарубежной литературе XIX-XX веков: межвузов. сб. науч. тр. Пермь, 1997. С. 81.
Поступила в редакцию 22.Q9.2QQ6 г.
