CC BY-NC-ND
219
Е.Ю. Сергеев
УЛЬТИМАТУМ КЕРЗОНА СОВЕТСКОЙ РОССИИ 1923 г.: НОВАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Статья посвящена анализу деятельности министра иностранных дел Великобритании лорда Джорджа Натаниэля Керзона в момент обострения советско-британских отношений весной-летом 1923 г., когда официальный Лондон выступил с ультиматумом в адрес Москвы, а два государства оказались на грани полномасштабного вооруженного конфликта.
Ключевые слова: советско-британские отношения, внешняя политика Великобритании и СССР, дипломатическая деятельность лорда Керзона.
Занимая пост министра иностранных дел Великобритании с 1919 по 1924 г., Джордж Натаниэль Керзон никогда не изменял мнения о характере советского режима, названного им на Имперской конференции, проходившей в июне 1921 г., «достойным сожаления». Пожалуй, единственную поправку в свое представление о большевизме он внес незадолго до своей отставки с поста министра иностранных дел в начале 1924 г., когда признал, что советский порядок стабилизируется, потому что «все личности или организации, способные помериться с ним силой, уничтожены»1. Очевидно, что для главы Форин-офиса как представителя консервативного британского истеблишмента большевизм выступал в качестве конкурирующей системы политического устройства, бросившей вызов либеральной демократии и обладающей притягательной силой в глазах колониальных народов. Другими словами, по мнению Керзона и всей властной элиты Соединенного Королевства, за немногими исключениями, большевизм самим своим существованием не только подрывал основы Британской империи, но и ставил под сомнение «великую цивилизаторскую миссию» англосаксов в глобальном масштабе.
© Сергеев Е.Ю., 2015
Поэтому, несмотря на заключение торгового соглашения с РСФСР в марте 1921 г. и участие советской делегации в работе Лозаннской конференции 1922-1923 гг., предубеждение Джорджа Натаниэля против политики Москвы только возрастало2. Иного трудно было бы ожидать, поскольку случаи, мягко говоря, недружественного отношения нового режима к подданным британской короны, а также преследование инакомыслящих являлись нередким делом в Советской России. У Лондона вызывали возмущение аресты англичан сотрудниками ЧК по обвинению в шпионаже, задержание британских рыболовецких судов в двенадцатимильной зоне советских территориальных вод и репрессии в отношении священнослужителей. Что же касается лично Керзона, то успехи большевистской дипломатии в Персии, Афганистане и республиках Закавказья только подтверждали его точку зрения о возрастании угрозы Индии со стороны Москвы, действовавшей против интересов Англии, как он считал, методами лживой пропаганды, шантажа и подкупа как по официальным каналам, так и через Коминтерн3.
Надо сказать, что в наиболее острый период советско-польского вооруженного конфликта 1919-1921 гг. британское правительство по крайней мере трижды направляло в адрес Москвы ноты ультимативного характера, а именно 11 и 20 июля, а также 4 августа 1920 г. Однако тогда правительство возглавлял Ллойд Джордж, который умел разговаривать с большевиками, держа «стальной кулак в бархатной перчатке», что в известной мере снимало с руководителя Министерства иностранных дел значительную долю ответственности. В начале мая 1923 г. положение было принципиально иным, поскольку Керзон исполнял обязанности главы Кабинета в отсутствие тяжелобольного Э. Бонар Лоу, разрабатывая и принимая внешнеполитические решения не только в силу должностного положения, но и потому, что являлся самым авторитетным членом правительства.
Определенную роль при этом сыграли два обстоятельства: упорное нежелание Кремля обсуждать с Р. Ходжсоном - британским дипломатическим агентом в Москве - вопросы гуманитарного характера, к примеру выплату компенсаций семьям казненных или освобождение арестованных подданных Соединенного Королевства, а также категорический отказ Москвы прекратить гонения на священников. Особое возмущение Р. Ходжсона и, естественно, Фо-рин-офиса вызвали безапелляционные пропагандистские заявления заведующего англо-американским и латиноамериканским отделом Народного комиссариата иностранных дел (НКИД) Г.И. Вайнштей-на (бывшего директора школы в Брест-Литовске, прожившего в
США несколько лет), который напомнил англичанам о репрессиях против ирландцев и индусов4. Примечательно, что на этот раз даже Ллойд Джордж в письме к Керзону от 1 мая 1923 г. призвал его занять самую жесткую позицию по отношению к Советам5.
В меморандуме для британской миссии Керзоном собственноручно были сформулированы основные претензии к советскому правительству. Именно этот меморандум, полученный Ходжсо-ном из Лондона 2 мая 1923 г., и был вручен им заместителю наркома М.М. Литвинову спустя шесть дней. Требования Уайтхолла сводились к прекращению содействия национально-освободительным движениям на Ближнем и Среднем Востоке, отзыву советских полпредов из Ирана (М.Н. Шумятского) и Афганистана (Ф.Ф. Раскольникова), сокращению зоны территориальных вод вдоль побережья Северного Ледовитого океана, отказу от политики репрессий в отношении служителей культа и выплате денежных компенсаций семьям британских подданных, подвергшихся аресту или казни в Советской России. В случае непринятия Кремлем условий ноты в течение десяти дней Лондон пером Керзона оставлял за собой право разорвать двусторонний торговый договор от 16 марта 1921 г.6
Ультимативное обращение британского правительства вызвало в Москве и столицах ведущих держав эффект разорвавшейся бомбы. В воздухе вновь запахло международным вооруженным конфликтом. По признанию Я.А. Берзина, представлявшего интересы РСФСР на берегах Темзы, все члены советской торговой миссии «серьезно готовились к отъезду»7. Об усилении напряженности свидетельствовал тот факт, что Л.Б. Красин, уже возглавлявший советскую делегацию на переговорах о торговом соглашении в 1920-1921 гг., немедленно вылетел из Москвы в британскую столицу на самолете! Вероятно, этот полет стал одним из первых в истории не только российской, но и мировой дипломатии8. Уже 17 мая 1923 г. (небывалая оперативность для Москвы!) эмиссар Кремля встретился с Керзоном для продолжительной беседы. В протоколе этой встречи было зафиксировано, что Красин «уполномочен дать искреннее обещание, что впредь [советские представители. - Е. С.] будут избегать всяких действий, которые могут быть поняты Великобританией как враждебные»9. Любопытно, как сам Красин отзывался о свидании с главой Форин-офиса в письме к супруге 18 мая: «Вчера я был у Керзона; персональный прием был очень любезный, даже необычный для этого сухаря, но по существу я добился малого»10.
Но еще до этой встречи, 13 мая, Литвинов составил и направил Керзону ответную ноту за подписью Чичерина11. С одной стороны, в
ней отвергались как не соответствующие действительности обвинения по поводу антибританской деятельности советских полпредов в странах Востока, а с другой - помимо дезавуирования всех провокационных заявлений Вайнштейна была сделана попытка выдвинуть контрпретензии, в частности по вопросу о денежной компенсации британского правительства семьям 28 бакинских комиссаров, якобы арестованных и казненных англичанами на берегах Каспия в 1918 г.12
Между тем свою главную задачу Чичерин и Литвинов видели в том, чтобы выиграть время, использовав в интересах Москвы противоречия между Англией, Францией и Германией, обусловленные кризисом вокруг Рура13. Здесь надо сделать небольшое отступление, чтобы упомянуть о перехвате и дешифровке переписки представителей РСФСР за рубежом с руководством НКИД, что давало возможность британской разведке, а через нее и Форин-офису, находиться в курсе всех планов и замыслов Кремля в отношении не только метрополии, но и зависимых от Великобритании государств Азии14. Характерно, что решение о контроле за разведывательной деятельностью со стороны Министерства иностранных дел было принято Военным кабинетом еще в 1919 г. Согласно этому решению, учреждался Комитет по разведывательной службе (Secret Service Committee) под председательством Керзона, который как руководитель Форин-офиса получил право первичного отбора всей корреспонденции, перехваченной и дешифрованной сотрудниками МИ-5, для последующего ознакомления с ней премьер-министра и других членов правительства15. И хотя в марте 1923 г. Кремль в служебной переписке с дипломатами изменил код, уже через несколько недель британским специалистам удалось найти ключ и к нему, что, по всей видимости, также оказало влияние на принятие Керзоном решения о направлении столь грозной ноты в адрес Москвы. Примечательно, что советские спецслужбы довольно быстро обнаружили новую утечку секретной информации, запретив в июне 1923 г. все контакты советских граждан с британскими поданными и вновь изменив систему шифровки служебных телеграмм со второй половины того же года16.
Возвращаясь к оценке реакции Москвы на ноту лорда Керзона в мае 1923 г., отметим, что провал тактики затягивания ответа на конкретные претензии Лондона, вызвавшей только ужесточение позиции автора ноты, заставил НКИД уполномочить Красина заявить о готовности правительства РСФСР пойти на максимальные уступки Лондону. Они включали отзыв полпредов из Ирана и Афганистана, выплату компенсаций англичанам, пострадавшим от советских властей, и, что самое любопытное, согласие подписать Лозаннскую
конвенцию по проливам, саму возможность которого всего четыре месяца назад отверг нарком Г.В. Чичерин!17 19 мая Я.А. Берзин дал развернутое интервью британской прессе, целиком выдержанное в примирительном тоне18, а 23 и 28 мая состоялись встречи Красина с Керзоном, на которых первый представил развернутый меморандум советского правительства. Его содержание в целом удовлетворило главу британского МИДа, позволив снизить градус конфронтации.
Таким образом, помимо протестных выступлений левых лейбористов и коммунистов19, урегулирование кризиса стало возможным благодаря двум обстоятельствам: глубокому личному разочарованию Джорджа Натаниэля, так и не получившего 21-22 мая пост премьер-министра, что, конечно, уменьшило его заинтересованность в продолжении конфронтации, но главное - чрезвычайно гибкой позиции, занятой Москвой, фактически «капитулировавшей», согласно признанию Литвинова в телеграмме Берзину от 4 июня 1923 г., «по всем пунктам, приняв требования, абсолютно несовместимые с нашим суверенитетом». Примечательно, что ниже в телеграмме заместитель наркома, возможно несколько сгущая краски, констатировал вызванное этим шагом умаление престижа Советской России на Востоке, где «открыто говорят о прекращении ее существования в качестве независимого государства»20.
Впрочем, переписка между Москвой и Лондоном относительно требований, изложенных в майской ноте Керзона, продолжалась вплоть до конца июня 1923 г., хотя после завершения экстренной миссии Красина ее цель скорее заключалась в том, чтобы уточнить детали «капитуляции Москвы», которая заверила Лондон в прекращении подрывной деятельности на границах Британской Индии, заменила полпредов в Тегеране и Кабуле, освободила арестованные английские рыболовные траулеры, на время прекратила наиболее одиозные процессы против духовенства и согласилась выплатить денежную компенсацию семьям каждого из репрессированных британских подданных в размере от 3 до 10 тыс. ф. ст.21
В то же время, несмотря на принятие фактически всех требований Уайтхолла, большевистская пропаганда стремилась изобразить очевидное поражение Москвы как безусловную победу «первой страны социализма». Страницы «Правды», «Известий» и других рупоров официоза были заполнены «гневными письмами трудящихся», единодушно осуждавших «ультиматум Керзона» и заверявших «партию и правительство» в стремлении защитить страну от «британского империализма». Советские газеты пестрили карикатурами под символическими названиями, такими как «Большевики пишут письмо Керзону», вызывающими у читателя
исторические реминисценции. В Москве и некоторых других крупных городах прошли организованные властями демонстрации протеста. Даже на коробках со спичками появилась этикетка, на которой был изображен самолет с громадным кукишем вместо пропеллера и соответствующей подписью: «Наш ответ Керзону!»22.
Что касается официального уровня, то уже 15 июня 1923 г. один из идеологов и практиков Коминтерна К. Радек, выступая на расширенном пленуме Исполнительного комитета этой организации, заявил о стремлении лорда Керзона подчинить советскую политику британскому сценарию, удалив ее из списка «решающих факторов на Востоке» и пригрозив «войной», чтобы ликвидировать большевистскую угрозу в зародыше23. Спустя несколько месяцев в кратком обзоре внешней политики за 1923 г. Г.В. Чичерин, развивая мысль Радека, счел возможным констатировать, что «майский ультиматум Керзона был крупнейшей попыткой наших противников за истекший период расшатать наше международное положение, но он, наоборот, показал уже достигнутую нами прочность положения»24.
По всей вероятности, именно эти оценки, не соответствовавшие реальному положению вещей, и легли в основу позднейших интерпретаций эпизода с «ультиматумом Керзона», которые можно найти в трудах советских историков, с одной стороны, обвинивших руководителя Форин-офиса в намерении чуть ли не «развязать новую интервенцию против СССР», а с другой - приписав творцам внешней политики Москвы «дипломатическую победу»25. Но подлинным апофеозом искажения исторических событий стала безосновательная версия о решающей роли майской ноты в срыве планов Керзона занять пост премьер-министра26.
Сам Джордж Натаниэль вслед за британской прессой позитивно оценивал свой майский дипломатический демарш, о чем свидетельствует его письмо к послу в Париже лорду Крю, датированное 13 июня 1923 г.: «Я думаю, что могу заявить о большой победе над советским правительством, и я надеюсь, что они будут вести себя, хотя бы какое-то время, более осмотрительно»27. Справедливости ради отметим, что даже некоторые консервативные периодические издания требовали от Форин-офиса в мае-июне того же года большей сдержанности в нападках на большевиков28.
Хотя после принятия правительством СССР требований, изложенных Керзоном в ноте 1923 г., его внимание переключилось на урегулирование противоречий с Францией по проблеме германских репараций, он, естественно, не оставлял без внимания отношения с Москвой. Так, в конце лета руководитель Форин-офиса выступил против аккредитации в Лондоне нового главы советской
дипломатической миссии Х. Раковского, который не раз с высоких трибун и в печати выступал за ликвидацию Британской империи с помощью Коминтерна. Только под нажимом премьер-министра С. Болдуина и воздействием очередной серии успокоительных нот НКИД, заверявших Форин-офис в том, что мнение Раковского, которое он уже якобы скорректировал, не отражало официальную точку зрения, руководитель МИД Соединенного Королевства 31 августа 1923 г. счел возможным дать согласие на приезд полпреда29.
В заключение отметим, что отставка лорда Керзона с поста министра иностранных дел 25 января 1924 г. также не изменила негативное восприятие им «большевистского эксперимента». Очередной скандал вокруг известного письма Г.Е. Зиновьева, разразившийся в октябре 1924 г. уже после юридического признания лейбористским правительством СССР, которое Керзон, естественно, не мог одобрить, только усилил это ощущение. Выступая с парламентской трибуны, он, в частности, подчеркнул: «Я считаю, что нынешнее правительство России есть не только самое худшее, но и самое жестокое, которое когда-либо держало в своих руках судьбу народов... Не думайте, что русское правительство есть группа, представляющая собой хоть часть своей страны. Ничего подобного. Это маленькая кучка людей численностью в несколько сот человек, и очень малый процент которых - русские; они, как хищники, питаются телами этого несчастного народа. Все их стремления направлены к поднятию восстаний в Ирландии и доминионах, к ведению бесконечной пропаганды и борьбы против всего того, что мы считаем святым в своей жизни. Чем меньше мы будем иметь дела с большевиками, тем будет лучше для нас»30.
Но к середине 1920-х гг. политику в коридорах Уайтхолла определяли уже другие люди.
Примечания
1 Цит. по: Northedge F. The Troubled Giant. Britain among the Great Powers, 1916-1939. N. Y.; Washington: Praeger, 1966. P. 210. О том, что Керзон подобным образом отзывался о большевистском правительстве, свидетельствует дипломатический представитель Великобритании в Москве Р. Ходжсон, см.: Hodgson R. Memoirs of an Official Agent: Trading with Russia, 1921-1923 // History Today. 1954. № 4. P. 523.
2 Следует отметить, что годовой объем торговли между Советской Россией и Великобританией к сентябрю 1922 г. (22 млн ф. ст.) не достиг и половины суммы товарооборота 1913 г. (56 млн ф. ст.), см.: Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Ф. 069. Референтура по Англии. Оп. 10. Папка 28. Д. 17. Л. 46 об. Зам. министра иностранных дел Р. Макнейлл - члену Палаты общин от лейбористов Э. Морелю, сентябрь 1922 г.
3 British Library. India Office Library and Records (IOLR). F 112/236. Memorandum by Curzon on Russian trade negotiations, 14 November 1920. Также см.: Ronaldshay L. The Life of Lord Curzon. Being the Authorized Biography of George Nathaniel Marquise Curzon of Kedleston. L.; N. Y.: E. Benn, 1928. Vol. 3. P. 355; White S. Britain and the Bolshevik Revolution. A Study in the Politics of Diplomacy, 1920-1924. L.: Macmillan, 1979. P. 151-158; Лавров С.В. Политика Англии на Кавказе и в Средней Азии в 1917-1921 гг. // Вопросы истории. 1979. № 5. С. 92.
4 Вся переписка Вайнштейна и Ходжсона отложилась в следующем деле: IOLR. F 112/236. № 1-5. Hodgson to Chicherin; Weinstein to Hodgson; Hodgson to Weinstein; Curzon to Hodgson, 30, 31 March, 1, 4 April, 2 May, 1923. Также см.: National Archives of the United Kingdom. Public Record Office (PRO). FO 418/59. Memorandum by Curzon, 2 May, 1923.
5 Documents on British Foreign Policy 1919-1939 (DBFP) / Ed. by R. Butler, J. Bury. L.: His Majesty Stationary Office (HMSO), 1961. Ser. 1. Vol. 25. Lloyd George to Curzon, 1 May, 1923.
6 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 4. Папка 23. Д. 329. Л. 5-7. Нота Керзона советскому правительству, 8 мая 1923 г.
7 Там же. Папка 24. Д. 1923. Л. 10. Берзин - Литвинову, 11 мая 1923 г.
8 Карпова Р.Ф. Л.Б. Красин - советский дипломат. М.: Соцэкгиз, 1962. С. 151. Стоит заметить, что, по информации русской военной контрразведки, Л.Б. Красин являлся секретным сотрудником царской охранки с 1894 по 1902 г., хотя эти сведения нуждаются в подтверждении. См.: Орлов В.Г. Двойной агент. Записки русского контрразведчика. М.: Современник, 1998. С. 159.
9 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 4. Папка 23. Д. 330. Л. 8. Протокол беседы Керзона и Красина, 17 мая 1923 г.; PRO. FO 418/59. Note of Curzon's parley with Krasin, 17 May, 1923.
10 Цит. по: Кремнев Б.Г. Красин. М.: Молодая гвардия, 1968. С. 229.
11 Шейнис З.С. Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек. М.: Политиздат, 1989. С. 226-227.
12 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 4. Папка 23. Д. 329. Л. 23-33. Нота Чичерина британскому правительству, 11 мая 1923 г.; Документы внешней политики СССР (ДВП СССР) / Ред. А.А. Громыко. М.: Политиздат, 1962. Т. 6. С. 288-296; PRO. FO 418/59. Note by Chicherin to the British government, 13 May, 1923; IOLR. F 112/236. Reply by the Soviet government, 13 May, 1923 (разница в датах, по-видимому, объясняется тем, что нота Чичерина была направлена в пятницу, а ее получение зарегистрировано чиновниками Форин-офиса только в воскресенье).
13 Информацию о таких попытках можно найти в мемуарах британского посла в Берлине. См.: D'Abernon E. An Ambassador of Peace. L.: Hodder and Stoughton, 1929. Vol. 2. P. 172, 216.
14 IOLR. F 112/236. Telegrams of the Soviet diplomats, 1920-1923.
15 Подробнее о роли лорда Керзона в реорганизации разведывательной службы Великобритании после Первой мировой войны и борьбе против агентов Коминтерна см.: Jeffery K., Sharp A. Lord Curzon and Secret Intelligence // Intelligence and International
relations, 1900-1945 / Ed. by C. Andrew, J. Noakes. Exeter: University of Exeter Press, 1987. P. 103-126, esp., P. 104-105; Johnson R. Spying for Empire. The Great Game in Central and South Asia, 1757-1947. L.: Greenhill Books, 2006. P. 235-237.
16 Подробнее об этом см.: Анин Б.Ю., Петрович А.И. Радиошпионаж. М.: Международные отношения, 1996. С. 189-190.
17 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 4. Папка 24. Д. 333/1923. Л. 2-4. Проект телеграммы Красину в ответ на ультиматум Керзона, 19 мая 1923 г.
18 ДВП СССР. Т. 6. С. 320-321. Интервью Я.А. Берзина британской прессе, 19 мая
1923 г.
19 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 4. Папка 23. Д. 33. Л. 33-35. Выступление А. Гендерсона, май 1923 г.
20 Там же. Папка 24. Д. 333. Л. 11-18. Литвинов - Берзину, 4 июня 1923 г.
21 White S. Op. cit. P. 167-168; Советская историческая энциклопедия (СИЭ). М.: Советская энциклопедия, 1965. Т. 7. С. 189-190. См. переписку относительно удовлетворения требований англичан к правительству РСФСР: АВП РФ. Ф. 04. Оп. 4. Папка 23. Д. 33; Англо-советские отношения со дня подписания торгового соглашения до разрыва (1921-1927 гг.). С. 58-59; ДВП СССР. Т. 6. С. 288-302.
22 Кремнев Б.Г. Указ. соч. С. 227.
23 Цит. по: Soviet Russia and the West. 1920-1927. A Documentary Survey / Ed. by X. Eudin-Joukoff, H.H. Fisher. Stanford, CA: Stanford University Press, 1957. P. 188.
24 Цит. по: История дипломатии / Ред. А.А. Громыко и др. М.: Политиздат, 1965. Т. 3. С. 327.
25 См., например: Лемин И.М. Внешняя политика Великобритании от Версаля до Локарно. 1919-1925 гг. М.: Политиздат, 1947. С. 406-410; Карпова Р.Ф. Указ. соч. С. 153; Кремнев Б.Г. Указ. соч. С. 229.
26 Волков Ф.Д. Крах английской политики интервенции и дипломатической изоляции Советского государства (1917-1924). М.: Политиздат, 1954. С. 299-322; Виноградов К.Б., Бузынина Н.К. Лорд Керзон: рекорды тщеславия // Монархи, министры, дипломаты XIX - начала ХХ в. / Ред. К.Б. Виноградов. СПб.: Санкт-Петербургский ун-т, 2002. С. 286-289; Василенкова О.В. Англо-советские отношения в 1918-1924 гг.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Владимир: Владимирский государственный педагогический университет, 2007. С. 19.
27 Цит. по: Ronaldshay L. Op. cit. Vol. 3. P. 356. Curzon to Crew, 13 June 1923.
28 С таким обращением, к примеру, в июне 1923 г. выступил влиятельный ежемесячный журнал «Национальное обозрение» (National Review). См.: White S. Op. cit. P. 162.
29 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 4. Папка 23. Д. 321, 322. Переписка о назначении Х. Раковского, июль-август 1923 г.
30 Там же. Ф. 069. Референтура по Англии. Отрывки и обзоры британской прессы,
1924 г. Times, 27, 28, October 1924.
