CC BY
64
© Е.Л. Беспрозванных, 2008
ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ
«УКАЗ ИЗ 29 СТАТЕЙ»: ПРОГРАММА ЦИНСКИХ РЕФОРМ В ТИБЕТЕ В КОНЦЕ ХУШ ВЕКА
Е.Л. Беспрозванных
В 1720 г. Тибет оказался в зависимости от Цинского Китая. В «Стране снегов» был установлен цинский протекторат, продержавшийся до 1911 года. Однако Цины далеко не сразу определили форму управления Тибетом: на протяжении ХУШ в. произошло несколько изменений, связанных с тем, что китайцы желали отстранить буддийскую церковь от власти. Светское правительство, возглавляемое китайскими ставленниками из среды тибетских аристократов, сохранялось до середины ХУШ в.; но затем выяснилось, что тибетская знать далеко не столь лояльна к Цинам, как полагали в Пекине. В связи с этим цинские власти решили вновь допустить к управлению Тибетом буддийскую церковь (точнее, секту Гелугпа во главе с Далай-ламой VII ) и одновременно повысить роль цинских резидентов (амбаней) в «Стране снегов» [2, с. 241].
Реформы 1751 г. в Тибете трактуются некоторыми авторами как окончательное установление цинского сюзеренитета над этой страной [8, с. 175]. С этим утверждением нельзя согласиться, поскольку восстановление теократии Гелугпы, хотя и в сильно урезанном виде, означало определенное «отступление» Цинов, признание ими своеобразия тибетского общества, которое трудно было втиснуть в рамки прочих «внешних владений». С другой стороны, увеличение числа цинских войск в Тибете, передача управления почтовыми станциями в руки резидентов, а также предоставление им
возможности участвовать в заседаниях Совета министров (Кашага) в качестве «советников» [12, р. 46] ясно говорили о том, что Цины не намерены допускать повторения событий, имевших место в 1750 г. (антикитайский заговор Чжурмэд-Намчжала и восстание в Лхасе). Таким образом, цинские реформы в Тибете в 1751 г. были компромиссом между тибетской церковью и пекинским двором: сохранялись традиционное теократическое устройство Тибета и довольно широкая внутренняя автономия, но при этом «Страна снегов» продолжала сохранять свой статус «внешнего владения», то есть буферного государства, прикрывавшего границы Собственно Китая.
Система управления Тибетом, введенная в 1751 г., сохранялась 40 лет.
В конце ХУШ в. произошли две непалотибетские войны (1788-1789 и 1791-1792 гг.), которые дорого обошлись и Тибету, и Цинской империи в целом. Хотя формально вторая война закончилась победой Китая (Непал стал номинальным вассалом империи Цин), но император Хун Ли (1736-1795) был крайне раздражен расходами, связанными с походом китайской армии в Непал. Было совершенно очевидно, что Тибет не смог выполнить свою главную функцию в качестве внешнего владения, то есть оказать военное сопротивление непальцам до подхода в «Страну снегов» китайских войск. Армия Тибета, созданная еще в первой половине ХУШ в., оказалась плохо обученной
и слабой. С другой стороны, командующий цин-ской экспедиционной армией Ба Чжун, пришедший в Тибет в годы первой непало-тибетской войны, не только не пожелал сражаться с непальцами, но и дезинформировал императора, усугубив тем самым тибето-непальский конфликт. Амбани, находившиеся в Тибете во время войн с Непалом, не сумели или не захотели сообщить в Пекин о причинах и характере многолетнего конфликта; в то же время они не проявили никакой инициативы в плане ликвидации непало-тибетских противоречий. В результате ряд тибетских районов подвергся опустошению; был разграблен богатейший монастырь Ташилунпо; захватчики заставили тибетское правительство выплатить огромную дань. Победоносный поход генерала Фу Канъаня в Непал принес, разумеется, императору моральное удовлетворение; но ему было совершенно ясно, что дела в Тибете идут неважно и старая система управления себя исчерпала.
После наказания тех лиц, которых император считал прямыми или косвенными виновниками тибето-непальского конфликта (причем в равной степени досталось и тибетским, и цинским чиновникам) [13, р. 54], Хун Ли приказал генералу Фу Канъаню, только что вернувшемуся в Тибет из Непала, подготовить проект реформ по управлению Тибетом.
Цинские реформы в Тибете в конце ХУШ в. в отечественной и зарубежной историографии трактуются неоднозначно. Точка зрения современной тибетской эмиграции сводится к тому, что император Хун Ли, действуя в рамках традиционного союза «лама - мило-стынедатель», предложил тибетской верхушке ряд мер, направленных на предотвращение в будущем конфликтов, подобных тибе-то-непальскому. При этом указывается, что тибетцы «приняли только некоторые из 29 предложений, которые они сочли благоприятными для себя, и не приняли те, которые им показались неприемлемыми» [6, с. 25]. Известный китаевед А.С. Мартынов утверждает, что, предлагая тибетцам заранее одобрить будущие реформы, император Хун Ли готов был в случае отказа разорвать отношения Китая с Тибетом [4, с. 243].
Китайский историк Я Ханьчжан отмечает, что «указ из 29 статей, сформулированный
Фу Канъанем, открыл период, который в целом ознаменовал вершину цинского господства в Тибете» [16, р. 87].
Итак, в историографии имеются взаимоисключающие точки зрения относительно цинских реформ в Тибете в конце XVIII века. В связи с этим целью данной статьи является выяснение причин и характера указанных реформ. Источником для написания статьи послужил текст «Указа из 29 статей», опубликованный в одной из монографий Я Хань-чжана [ibid., р. 72-83]. Отдельные статьи этого указа, переведенные С. Липовцовым, были включены в Уложение Лифаньюаня [7].
Император Хун Ли, инструктируя генерала Фу Канъаня в 1792 г., рекомендовал ему обратить особое внимание на положение цин-ских резидентов (амбаней) в Тибете: «Обычно способные, компетентные чиновники назначаются на посты в столице; те же, кто посылаются в Тибет, являются в основном посредственностями, которые практически не делают ничего, но лишь ждут окончания срока своего пребывания в должности, чтобы вернуться в Пекин. В связи с этим Далай-лама и калоны могли делать все, что угодно, управляя делами Тибета, игнорируя существование этих некомпетентных чиновников. Иначе говоря, чиновник-резидент являлся не более чем марионеткой. Отныне управление Тибетом должно эффективно контролироваться чинов-ником-резидентом. ...Впредь не следует позволять Далай-ламе и калонам монополизировать его» [16, р. 83-84]. Фу Канъань, вполне уяснив желание императора, предложил в ответном докладе: «Чиновник-резидент впредь должен быть равен по своему статусу Далай-ламе и Панчену Эрдэни в плане надзора за управлением делами Тибета. В качестве гарантии против узурпации власти калоны, тибетские вожди, ответственные ламы и все, им подчиненные, без исключения, должны будут получать инструкции от чиновника-ре-зидента насчет исполнения своих обязанностей» [ibid., р. 84].
Теперь следовало получить принципиальное согласие высших лиц Тибета, поскольку насильственное введение новой системы управления могло вызвать антикитайскую реакцию местного населения. Поскольку духовным и светским правителем Тибета был Далай-
лама VIII, а Панчен-лама IV был ниже его по статусу да к тому же несовершеннолетним, то Фу Канъань, еще не разработав проект реформ, предложил Далай-ламе дать принципиальное согласие на проведение преобразований. Он начал с заявления, что старая система управления делами Тибета должна быть изменена, так как Далай-лама, будучи главой религии, постоянно погружен в медитацию и не получает правдивой информации о состоянии дел в стране. Поэтому его министры (ка-лоны) в мирное время обманывают его, а в годы войны проявляют полную беспомощность в вопросах обороны страны. Китайский генерал заявил, что нужны новые правила в сфере управления страной, чтобы каждый чиновник точно знал свои обязанности [16, р. 72]. В заключение Фу Канъань предъявил Далай-ламе VIII ультиматум: «Император дал мне, Великому Генералу, детальные инструкции, чтобы обсудить все положения по порядку. В этом проявляется забота императора о том, чтобы не был нанесен вред тибетцам и чтобы их благо было гарантировано навечно. Нет сомнения в том, что Далай-лама, выражая свою благодарность императору, примет все эти обдуманные и согласованные предложения. Однако, если тибетцы будут настаивать на утвердившихся издревле обычаях, император отзовет амбаней и гарнизон, после того как будут выведены войска. Более того, если подобные конфликты произойдут в будущем, император ничем не сможет помочь. Поэтому тибетцы могут решить сами, что им во благо, а что нет, что тяжело, а что легко, и сами сделать свой выбор» [6, с. 25].
Слова Фу Канъаня о том, что у него «нет сомнения» в положительном ответе, не были просто фразой: тибетцы находились в крайне затруднительном положении после двух непальских нашествий. «Страна снегов» понесла серьезный материальный ущерб, который усугублялся присутствием огромного китайского войска; страна не имела настоящего лидера, так как Далай-лама VIII был человеком, более всего склонным к религиозной, а не государственной деятельности; Панчен-лама IV был еще подростком; наконец, известие о разрыве с Пекином (если предположить такой вариант чисто теоретически) могло при-
вести к новой непальской интервенции. Но даже если отбросить вышеуказанные соображения, то, как нам представляется, цинс-кий двор ни в коем случае не согласился бы на потерю Тибета. Утрата Тибета как «внешнего владения» не только создавала ощутимую брешь в буферном поясе, окружавшем Собственно Китай, но и означала потерю Пекином контроля над буддийской церковью. Между тем Монголия, Кукунор, частично Синьцзян и Маньчжурия были населены буддистами. Если учесть то обстоятельство, что Далай-лама VI был смещен со своего поста при участии китайцев, а Далай-лама VII провел несколько лет в ссылке по распоряжению императора Инь Чжэна, то можно предположить, что отказ Далай-ламы VIII от предложенных реформ мог дорого обойтись тибетскому иерарху.
Безвыходность положения заставила тибетскую верхушку пойти на принятие китайских предложений.
Получив принципиальное согласие тибетской стороны на проведение реформ, Фу Канъань и его подчиненные разработали проект реформ, известный как «Указ из 29 статей». Среди этих статей некоторые должны были действовать неопределенно долгий срок, другие же имели временный или разовый характер. Все 29 статей можно условно разделить на 4 группы: 1) буддийская церковь и ее иерархи; 2) внутреннее управление; 3) международные связи Тибета; 4) тибетская армия. Но независимо от конкретной проблемы, любая из статей имела целью усиление китайского контроля и влияния в Тибете. Вполне понятно, что 29 статей из проекта Фу Канъа-ня носили самый общий характер; в случае необходимости эти статьи уточнялись и детализировались. Наиболее важные и рассчитанные на длительное использование статьи были изданы в 1818 г. в Уложении Палаты по делам зависимых территорий (Лифаньюаня).
Символичным, на наш взгляд, является то обстоятельство, что статья 1-я «Указа из 29 статей» посвящена установлению цинско-го контроля над процедурой избрания высших тибетских перерожденцев (тулку) - Далай-ламы и Панчен-ламы. Традиционная тибетская система поиска и избрания перерожденцев была заменена своего рода лотереей, ког-
да имена нескольких кандидатов на звание перерожденца помещались в золотую урну, а затем табличка с именем победителя извлекалась из урны амбанем. Причины и последствия введения в Тибете института «Золотой урны» подробно освещены в одной из наших статей (см.: [1]), поэтому мы ограничимся лишь замечанием, что указанное нововведение противоречило религиозной традиции тибетцев и было воспринято ими негативно.
Согласно тибетскому обычаю, семья нового Далай-ламы, даже если она относилась к беднейшим слоям населения, получала от имени тибетского государства поместье и включалась в аристократическое сословие (такие семьи именовались термином «ябгжи») [14, р. 19]. Наиболее инициативные из этих новых аристократов, пользуясь авторитетом своего родственника - Далай-ламы, стремились сделать светскую или духовную карьеру. В статье 12-й «Указа», под предлогом «негодования» тибетского народа из-за нарушений законов родственниками Далай-ламы, предписывалось: при жизни далай-лам и панчен-лам их родственники впредь не должны занимать официальных постов - ни как чиновники-миряне, ни как чиновники-монахи. После же смерти верховных иерархов их родственники могли занимать любые должности в соответствии с их способностями и образованием [7, с. 255].
Цинские власти постарались поставить под свой контроль доходы и расходы высших иерархов. В статье 8-й утверждается, что ввиду занятости иерархов религиозными обязанностями они не контролировали свои финансовые дела, но передавали их в руки родственников и приближенных. «При таком положении было трудно предотвратить растрату» [16, р. 76]. Теперь же амбани должны были регулярно производить аудиторскую проверку всех доходов и расходов.
Под предлогом того, что родственники Далай-ламы, а также крупные перерожденцы и высшие чиновники добивались от Далай-ламы и Панчен-ламы особых бумаг, освобождавших их от повинностей или же, напротив, позволявших использовать бесплатную транспортную повинность (улу) в свою пользу, Цины изменили порядок выдачи таких документов. В статьях 21-й и 24-й «Указа», ссылаясь на страдания народа, они предписали
изъять прежние документы подобного рода и выдавать лишь такие, на которых стояла бы печать не только высшего иерарха, но и резидента [16, р. 80-81].
Вводя статьи, косвенно критикующие высших иерархов за потворство своим алчным родственникам и приближенным, цинские власти понимали, что отстранение Далай-ламы от управления страной и передача всей власти амбаням может привести лишь к антикитайс-ким волнениям. Наилучшим выходом, как полагали Цины, было уравнение имперских резидентов в правах с высшими тибетскими иерархами. Поэтому статья 10-я «Указа» сообщает, что цинский амбань будет иметь «силу и власть, равные силе и власти Далай-ламы и Панчена Эрдэни» [ibid., р. 76], и ему, соответственно, будет подчинен чиновничий аппарат. Ему же подчинялись и «Живые Будды», то есть крупные перерожденцы в различных монастырях. В статье 11-й содержится подробное перечисление чиновничьих должностей и порядка замещения вакансий. Интересно отметить, что министры Кашага (калоны) и командующие войсками (дапоны) назначались лично императором, которому амбань и Далай-лама совместно представляли 2 различных списка кандидатов на вакантные должности. Вполне понятно, что император, получавший информацию о положении в Тибете от своего резидента, прислушивался в первую очередь к его рекомендациям относительно кандидатов. Остальные чиновники (включая и чиновников-монахов) должны были назначаться совместно Далай-ламой и амбанем. Поскольку в Тибете существовала система дублирования крупных должностей (чиновник-мирянин и чиновник-монах), то некоторые чиновники-монахи из окружения Далай-ламы не желали покидать столицу, а посылали вместо себя в провинцию доверенных лиц. Эта практика, как утверждалось в «Указе», вела к коррупции и шантажу, поэтому впредь назначением таких агентов стал ведать амбань. Далай-ламе разрешалось лично назначать лишь мелких служащих в своем дворце Потала: охранников, хранителей провианта и имущества [ibid., р. 77-78].
Несколько статей «Указа» посвящено злоупотреблениям тибетского чиновничества. Так, статья 27-я сообщает о том, что высшие гражданские и военные чиновники (калоны и дапо-
ны), получившие поместья в качестве платы за службу и обязанные вернуть их после ухода с занимаемой должности, стараются присвоить эту недвижимость. «Указ» подчеркивает, что впредь это «будет запрещено» [16, р. 82].
Статья 29-я содержит информацию о злоупотреблениях местного чиновничества при сборе налогов: «Недавние расследования выявили случаи растраты денежного налога и денежной ренты горсткой коррумпированных монастырских и светских чиновников, которые вели к накоплению недоимки в налоговых поступлениях правительства. Этими же расследованиями были выявлены случаи сбора налогов за год вперед» [ibid., р. 83]. В будущем, обещают авторы «Указа», сборщики налогов будут назначаться представителями казначейства, а сбор налогов за год вперед будет запрещен.
В Тибете конца XVIII в. в обращении были как полновесная серебряная монета, изготовленная в Непале, так и порченная (имевшая излишнее количество примесей). В этой связи, как утверждает исследуемый источник, тибетские правительственные чиновники допускали обман при перерасчете порченной монеты на полноценную. Статья 19-я декларативно провозглашала, что «чрезмерные поборы, благодаря обману при перерасчете, запрещаются», а чиновникам «не позволяется обманывать купцов» [ibid., р. 80].
Вероятно, злоупотребления тибетских чиновников действительно имели место; обнаружить их не составляло особого труда, поскольку чиновничество Собственно Китая если и отличалось от тибетского, то только в худшую сторону. Но для комиссии Фу Канъа-ня, разрабатывавшей проект реформ в «Стране снегов», определяющим моментом являлось не стремление реально покончить с пороками тибетской администрации, которые действительно существовали в Тибете, но желание подчеркнуть «справедливость» и «беспристрастность» цинского двора. Обличение злоупотреблений тибетского чиновничества было умело использовано цинской стороной для вмешательства в тибетскую систему судопроизводства. Так, статья 25-я «Указа», сообщая о несправедливости решений, выносимых градоначальником Лхасы и министрами, отмечает, что штрафы, налагавшиеся за такие пре-
ступления, как драки, убийства и тому подобные, шли не в казну государства, а «в карманы частных лиц» [16, р. 81]. Поэтому «отныне все штрафы должны регистрироваться и передаваться чиновнику-резиденту; ни одно наказание не может быть наложено на виновного, пока это наказание не одобрено чинов-ником-резидентом» [ibid., р. 81-82]. Если проверка обнаруживала, что в злоупотреблениях были замешаны министры (калоны), то последние подлежали смещению со своих постов, а их имущество - конфискации.
Итак, цинские власти обещали местному населению покончить с выявленными злоупотреблениями со стороны тибетских чиновников. Но в будущем у тибетцев неизбежно должны были возникать какие-то споры или конфликты с тибетскими или китайскими чиновниками. Поэтому статья 13-я объявляет, что местное население имеет право подавать жалобы амбаням, которые будут ежегодно посещать различные районы Центрального Тибета, совмещая разбор конфликтов с инспектированием тибетских войск. Имперский резидент должен будет «расследовать разные жалобы о плохом обращении и эксплуатации народа ханьскими чиновниками и дзонпона-ми в этих местах» [ibid., р. 78].
Поскольку тибетское население серьезно пострадало в результате непальской интервенции, цинская сторона предприняла меры, которые должны были вызвать симпатии простонародья к Китаю. Все население Центрального Тибета было освобождено от уплаты недоимок правительству, накопившихся к году Железа-Свиньи (1791 г.); что касается недоимок частным владельцам, то они были сокращены наполовину. Население районов, непосредственно подвергшихся непальской оккупации, было освобождено от уплаты налогов; в зависимости от масштабов экономических потерь некоторые дистрикты (Дзонка, Дингри, Хада, Тшонгду) были освобождены на 1 год; другие же (Кийронг, Ронгшар, Нья-нанг) - на 2 года. Эти мероприятия, выражавшие «нежную заботу Его Величества о тибетском народе» [ibid., р. 76], ничего не стоили цинскому двору: в убытке оказались лишь тибетская казна и аристократы.
Поставив под свой контроль чиновничий аппарат Тибета, Цины не могли, разумеется,
оставить в руках тибетских иерархов управление монастырями. В теократическом Тибете каждая семья, независимо от своего социального статуса, была так или иначе связана с местным монастырем. Население страны было глубоко религиозным и, независимо от принадлежности к той или иной буддийской секте, воспринимало всех священнослужителей как духовных наставников и руководителей. Буддийские монастыри могли стать ведущей и объединяющей антикитайской силой, что было ярко продемонстрировано в период ку-кунорского восстания 1723 г. [15, р. 58-59]. Крупные монастыри Тибета, особенно имевшие статус «великих» (Сэра, Дрепунг, Гал-дан), были известны не только огромным количеством монахов, но и значительной политизированностью: именно духовенство великих монастырей Гелугпы пригласило в начале XVIII в. в Тибет джунгаров, чтобы свергнуть светского правителя Лхавзан-хана; духовенство не поддержало антикитайский заговор Чжур-мэд-Намчжала в 1750 г., и он бесславно провалился; руководство монастыря Ташилунпо на протяжении нескольких десятилетий поддерживало дружественные контакты с британской администрацией Индии и т. д.
Для обоснования цинского вмешательства в управление монастырями был использован тот же прием, который был применен для установления контроля над светской администрацией: против монастырского руководства были выдвинуты обвинения в алчности и некомпетентности. Так, в статье 18-й «Указа» сообщается: «Живые Будды великих монастырей владеют большим количеством поместий, принимают дары от народа, пользуясь своим влиянием на него, занимаются коммерческой деятельностью, но совершенно некомпетентны как главы монастырей» [16, р. 80]. В связи с этим впредь настоятели крупных монастырей должны были назначаться совместно Далай-ламой, Чжирун-хутухтой и цинским амба-нем: эти три лица должны были выдавать настоятелю соответствующее свидетельство, скрепленное их должностными печатями. Право назначения настоятелей мелких монастырей было оставлено за Далай-ламой.
Тибетский буддизм, включавший в себя несколько сект при официальном доминиро-
вании секты Гелугпа, в конце ХУШ в. сохранял некоторые традиции, уже ликвидированные Цинами в монгольских районах империи: свободное поступление любого желающего в монастырь или выход из него; большая или меньшая строгость монашеской дисциплины в зависимости от принадлежности монастыря к той или иной секте; отсутствие запрета на передвижение монаха из своего монастыря в чужой, если этого требовало религиозное образование. Для сравнения приведем некоторые правила, установленные цински-ми властями для монгольских монастырей.
«Никакой монастырь не должен иметь братии более того числа, какое положено по штату. Если же в котором-либо из них найдены будут лишние гелуны и баньди, то настоятеля того монастыря, как нарушителя государственных постановлений, отрешать от должности и, сверх того, взыскать с него 3 девятка скотин, равно с гелунов и баньдиев по такому же количеству скотин с каждого» [7, с. 224].
«Кто из лам или баньдиев бежит из монастыря и, по прошествии некоторого времени явится сам добровольно, наказывать таковых плетью за первый побег по 60 ударов, за второй - по 80, а за третий по 100 ударов, и потом исключить из духовного звания; тех же, которые будут пойманы после побега, наказав плетью по 100 ударов, исключить из сего звания» [там же, с. 226].
«Никто из гелунов и баньдиев не должен принимать к себе скитающихся лам, а тем менее держать их у себя. В противном случае поступать с нарушителями сего положения по всей строгости законов» [там же, с. 222].
Для руководителей феодально-бюрократической Цинской империи либеральные традиции монастырской жизни Тибета казались подозрительными и опасными. Статья 22-я «Указа» предписывала Далай-ламе и амбаню иметь по 2 списка: список имен перерожденцев и монахов тех монастырей, которые находились в ведении Далай-ламы, и поименный список населения деревень, находившихся под управлением перерожденцев по всему Тибету. В статье подчеркивалось: «Кхенпо и дзасы должны быть наказаны, если ламы, состоящие в их ведении, путешествуют без разрешения» [16, р. 81].
Не смогли избежать китайского контроля и перерожденцы - самая почитаемая часть
тибетского духовенства. В статье 23-й «Указа» отмечается, что особо ученые и уважаемые перерожденцы из тибетских монастырей нередко приглашаются монгольскими князьями в Кукунор для проведения больших богослужений. Но гонцы, отправленные из Куку-нора в Тибет с приглашением, не всегда информируют о своем маршруте амбаня. Впредь такие гонцы должны сначала обращаться к цинскому наместнику в Синине, который должен сообщить о предполагаемом путешествии имперскому резиденту в Тибете, и только получив согласие амбаня, синин-ский чиновник может выдать гонцу проездной документ. Что же касается перерожденцев, то о них в статье говорится: «Живые Будды, при совершении паломничества вне Тибета, также нуждаются в проездных документах. Кхенпо и другие ответственные лица должны подвергаться наказанию, если Живые Будды из монастырей, находящихся под их управлением, будут пойманы как путешествующие без разрешения» [16, р. 81].
Буддийские паломники, идущие в Тибет с религиозными целями из пригималайских стран (Бутана, Сиккима и др.), должны были, согласно статье 2-й «Указа», иметь разрешение на въезд в страну, подписанное амбанем. Такое разрешение должно было выдаваться по запросу тибетских пограничных властей, и в нем должно было содержаться описание маршрута паломника. По прибытии в Лхасу иностранцы подвергались регистрации и досмотру. Контроль за возвращавшимися на родину иностранцами возлагался на тибетских дзон-понов (начальников дистриктов), которые действовали под общим руководством цинских чиновников. Авторы «Указа», хорошо зная нравы своих соотечественников, сочли нужным предупредить: «Ханьские чиновники и их подчиненные, занимающиеся этими делами, должны подвергаться наказанию, если будут уличены в коррупции» [ibid., р. 74]. В статье указывается, что отправляемые от имени Далай-ламы в Непал паломники или церковные художники также должны будут иметь проездные документы с указанием срока их пребывания за границей; если же эти тибетцы не возвращались вовремя, вопрос о причинах их задержки расследовался путем дипломатической переписки.
Итак, Далай-лама был вынужден разделить свою власть в сфере внутренней политики с имперским резидентом. Он продолжал считаться светским и религиозным главой страны, но, как было показано выше, даже административные дела, связанные с монастырями, стали контролироваться цинскими амбанями. В частности, под контроль амба-ней попала выплата жалованья монашеству, причем несвоевременная выплата (с опозданием или опережением против установленных сроков) стала рассматриваться как должностной проступок тибетских чиновников (статья 28-я) [16, р. 82].
Однако не был решен вопрос о внешнеполитических функциях Далай-ламы. В период, предшествовавший непальским войнам, Тибет обладал не только внутренней, но и некоторой внешней автономией: так, во времена Полханаса и Чжурмэд-Намчжала (первая половина XVIII в.) Тибет довольно свободно общался с такими странами, как Сикким, Бутан, Непал, Ладак, обменивался паломническими миссиями, торговал, посылал им на помощь свои войска. В результате перечисленные страны стали номинальными вассалами Тибета в лице Далай-ламы; но, поскольку Тибет сам находился под протекторатом Китая, в Пекине вассалитет пригималайских стран в отношении Тибета воспринимался как вассальная зависимость «дальних варваров» от цинского императора. Эта система «ступенчатого» номинального вассалитета сохранялась и к концу XVIII в. (правда, с Непалом пришлось воевать, чтобы он вторично признал себя вассалом). Но во второй половине XVIII в. к югу от Тибета появилась и новая сила - английские колонизаторы в Индии. На протяжении последней трети XVIII в. англичане трижды посылали дипломатические миссии из Бенгалии в Тибет, а Панчен-лама III и Далай-лама VIII вели с ними официальную переписку [2, с. 262, 284].
Разумеется, ни один из тибетских иерархов не мог провести серьезную внешнеполитическую акцию без санкции пекинского двора, например заключить англо-тибетский торговый договор; но даже ограниченная деятельность тибетских руководителей на международной арене казалась Цинам опасной. Поэтому статья 14-я «Указа» пере-
числяет меры, при помощи которых ведение международными делами Тибета должно было перейти к цинскому резиденту. В качестве обоснования намеченных изменений приводится такой надуманный предлог, как «неправильный стиль» посланий Далай-ламы в пригималайские страны: «Война с гурками, например, была результатом неосмотрительности со стороны Тибета при осуществлении переписки относительно проблемы серебряной монеты» [16, р. 78-79]. Далее в статье говорилось, что хотя непальцы (гурки) уже подчинены, но вся будущая переписка будет вестись амбанем «при консультации» с Далай-ламой. Именно так будет «обеспечена точность формулировок» и соответствие их последним инструкциям Пекина. Если из пригималайских стран будут прибывать даннические миссии к Далай-ламе и Панчен-ламе, то сама дань должна стать объектом внимания амбаня; количество иностранцев, въезжающих в Тибет, должно быть зафиксировано чиновниками пограничных пунктов, а затем сообщено резиденту в Лхасу.
Когда в Тибет поступят послания из при-гималайских стран, адресованные Далай-ламе или другим должностным лицам, то они должны стать «предметом цензуры чиновника-резидента, который затем приготовит необходимые ответы, которые должны быть отправлены с курьером» [ibid., р. 79]. Если будет получено послание из-за рубежа, адресованное министру, то и полученное письмо, и ответ на него - дело амбаня; калонам вступать в переписку запрещается.
Не был обойден вниманием цинских чиновников и вопрос о внешней торговле Тибета. Поскольку интервенция со стороны Непала обосновывалась (в качестве формального повода) нежеланием правительства Тибета принять непальские условия обмена порченной серебряной монеты на полноценную [10, р. 339-340], было решено вообще отказаться от использования непальской серебряной монеты в Тибете. Вместо этого в Пекине приняли решение чеканить в самом Тибете монету из китайского серебра, не содержащую абсолютно никаких примесей. При обнаружении в этих новых монетах примесей и чеканщики, и тибетские чиновники, обязанные надзирать за работой монетного
двора, должны были подвергаться наказанию. Новая тибетская монета (трамка) должна была весить 1,5 цяня (1 цянь = 3,7 г). «Новая тибетская монета должна штамповаться со словами “Цяньлун баочжан” (Казначейство императора Гаоцзуна) на лицевой стороне монеты, с годом чеканки, отштампованным вокруг ее ободка; обратная ее сторона должна быть отчеканена по-тибетски» [16, р. 74]. Старые монеты (и полноценные, и некачественные) предписывалось обменять на китайское серебро.
Непальцы традиционно вывозили из Тибета соль, а бутанцы ввозили рис; согласно статье 20-й, импортные и экспортные пошлины на эти товары не должны были повышаться без ведома амбаней. Это означало, что внешнеэкономические интересы Тибета приносились в жертву политическим соображениям (как это делалось во всей Цинской империи) [ibid., р. S0]. Серьезной проблемой была контрабандная торговля, поскольку непальцы считали ряд тибетских пунктов «спорными», а граница не была демаркирована. Поэтому в статье 15-й приказывалось немедленно поставить пограничные знаки в Кийронге, Ронг-шаре, Ньянанге и везде, «где они необходимы, ради избежания споров, вызванных их отсутствием» [ibid., р. 79].
Недопущение в Тибет нежелательных иностранцев, пресечение контрабанды и улаживание пограничных конфликтов возлагались, в общем плане, на амбаней, однако в Пекине прекрасно понимали, что амбань большую часть своего служебного срока будет находиться в Лхасе и, соответственно, будет знать только то, что ему сообщат чиновники, находящиеся непосредственно в пограничных районах. Таким образом, реализация новых цинских постановлений об ужесточении порядка въезда в Тибет и тому подобном зависела от компетентности и добросовестности пограничных дзонпонов. Между тем, как отмечалось в статье 16-й «Указа», наиболее талантливые дзонпоны переводятся в Лхасу, а в пограничных районах (дзонах) остаются чиновники, малопригодные к службе на границе. В связи с этим предлагалось назначать дзонпонами пограничных районов лиц из числа талантливых начальников мелких дистриктов или положительно себя зарекомендовав-
ших армейских офицеров. Если они после трехлетнего пребывания в должности будут сочтены достойными доверия, «то они должны стать кандидатами для продвижения в должность дапона (генерала. - Е. Б.); тех же, кого сочтут некомпетентными, следует немедленно отрешать от должности» [16, р. 80].
Таким образом, Цины делали ставку на тех тибетцев, которые не были связаны с аристократией. В статье 17-й «Указа» предписывалось продвигать рядовых солдат вплоть до должности дапона, «если они окажутся подходящими для такого продвижения на основе их образования и боевой выучки» [ibid.]. В то же время, не желая отталкивать от себя тибетскую аристократию, цинские власти в той же статье указывали, что прочие административные должности могут по-прежнему заниматься аристократами, если они подходят по возрасту. Создавая слой дистриктных начальников (дзонпонов) и высшего командного состава (дапонов) из простонародья и незнатного чиновничества, Цины могли надеяться на лояльность к династии этих выдвиженцев и безусловное выполнение ими новых правил управления страной.
Для обороны Тибета, а следовательно и Цинской империи в целом, была необходима небольшая, но боеспособная тибетская армия. Та армия, которая существовала во времена Полханаса и его преемника, за долгие годы мира утратила свои боевые качества; по сути дела, армию следовало создавать заново. Исторический опыт показывал, что в Тибет приходили, ради грабежа или завоевания, не слишком большие вражеские армии: экспедиционная армия джунгаров, вторгшаяся в «Страну снегов» в 1717 г., насчитывала 6 000 воинов, а непальские войска состояли из 5 000 солдат и 3 000 носильщиков. Тибетские власти в случае вторжения иностранных войск могли созвать многочисленное ополчение, тогда как интервенты должны были дожидаться подкрепления из-за перевалов. Хотя авторы «Указа» нелестно отзывались о тибетском ополчении, возможность его созыва, несомненно, учитывалась при разработке военной реформы.
Проблеме создания тибетских вооруженных сил посвящены статьи 4-7-я и 26-я. В статьях 4-й и 5-й сообщается, что в Тибете, «с одобрения Его Величества, должна быть со-
здана постоянная армия в 3 000 человек, из которых 1 000 будет размещена в Уе, 1 000 в Цзане, 500 человек в Гьянцзе, а другие 500 в Дингри» [16, р. 74]. Солдаты должны набираться на службу в тех районах, где они будут служить. Поскольку во главе каждых 500 солдат (приблизительно полка) должен стоять да-пон, а их в Тибете было всего 5, то было приказано назначить еще одного, 6-го, дапона. Да-поны, возглавляющие свои полки в столичной провинции Уй, будут подчиняться власти китайского подполковника (юцзи), квартирующего в Лхасе; дапоны же, руководящие войсками в Шигацзе (главный город провинции Цзан) и в пунктах Гьянцзе и Дингри, подчиняются китайскому майору (дусы), чьей резиденцией является г. Шигацзе. Таким образом, по 2 полка было расположено в непосредственной близости к резиденциям Далай-ламы (дворец Потала в Лхасе) и Панчен-ламы (монастырь Ташилунпо близ г. Шигацзе); в «Указе» объясняется, что эти солдаты «будут служить в качестве телохранителей Далай-ламы и Панчена Эрдэни» [ibid., р. 75].
Штатное расписание тибетской армии, согласно статье 5-й «Указа», выглядело следующим образом: каждые 25 солдат должны были возглавляться динпоном (условно унтер-офицером); каждые 5 динпонов с их подчиненными возглавлялись гьяпоном (условно капитаном); каждые 2 гьяпона с их подчиненными должны были возглавляться рупонами (условно полковник, командир части); каждыми двумя рупонами должен был командовать дапон (условно генерал, командир полка или бригады). Всего в новой тибетской армии, согласно подсчетам Н.Я. Бичурина, насчитывалось 156 офицеров и унтер-офицеров [3, с. 381]. Эти офицеры и унтер-офицеры, согласно требованию «Указа», должны были отбираться из числа талантливых юношей совместно Далай-ламой и амбанем и получать письменные свидетельства на свои звания. Их продвижение по службе должно было происходить по мере открытия вакансий на вышестоящую должность; строго запрещалось произвольное повышение (с перескакиванием через следующий ранг) для выходцев из аристократических семейств. Вопреки старой практике, когда солдаты, набиравшиеся из простонародья, не могли подняться выше зва-
ния динпона (унтер-офицера), «Указ» обещал, что солдаты, отличившиеся своими боевыми навыками и дисциплиной, будут повышаться в звании без ограничений. Напомним, что в статье 17-й, рассмотренной ранее, простым солдатам было обещано продвижение по службе вплоть до звания динпона.
Если во времена тибето-непальских войн тибетской армией командовал министр (ка-лон), назначаемый Советом министров (Ка-шагом), то в «Указе» вопрос о главнокомандующем даже не поднимался: 2 тибетских генерала (дапона), как уже отмечалось, подчинялись в Уе китайскому подполковнику, а в Цзане - китайскому майору.
Статья 6-я была посвящена оплате военной службы командного и рядового состава тибетской армии. Солдаты должны были получать 2,5 даня зерна в год (1 дань = 103,6 л); поскольку же на всю армию требовалось тратить 7 500 даней зерна ежегодно, то было ясно, что даже государственный налог зерном, взимавшийся с двух провинций Центрального Тибета, не мог покрыть эту натуральную выплату. В связи с этим было предписано изымать 3 170 даней ячменя из урожая в конфискованных поместьях Шамарбы и Чжунбы (эти буддийские иерархи были объявлены виновниками непало-тибеских войн), а также из пяти поместий, ранее принадлежавших кало-ну Дорингу Тензину Пальчжору. Кроме того, относительно рядового состава в «Указе» говорилось: «Для того, чтобы они осознали, что их личные интересы хорошо соблюдаются, и чтобы их моральный дух был высок, следует дать завербованным солдатам от имени Далай-ламы бумаги, освобождающие их от повинностей» [16, р. 75].
Если рядовой состав должен был получать жалованье продовольствием, то с командным составом дело обстояло иначе. Дапоны, по примеру высших гражданских чиновников, должны были в качестве жалованья получать поместья от Далай-ламы. Остальные командиры должны были получать денежное вознаграждение: рупоны - 36 лянов серебра ежегодно (1 лян = 37,301 г), гьяпоны - 290 лянов и динпоны - 14,8 ляна. На эти цели тибетское правительство должно было выделять 2 600 лянов, а выплачивал это жалованье имперский резидент. Выплата солдатского и офи-
церского жалованья проводилась дважды в год (весной и осенью); более частая выплата жалованья запрещалась [16, р. 75-76].
В двух статьях «Указа» рассматривался вопрос о вооружении будущей тибетской армии. Из каждой тысячи солдат 500 человек снабжались огнестрельным оружием; из другой половины 300 человек вооружались луками и стрелами, а 200 человек - мечами и копьями. Луки, стрелы и прочая амуниция должны были изготовляться в Конгпо и Бенпа специальными людьми, которых надлежало ежегодно отправлять в эти пункты. В то же время не исключалась закупка оружия на месте, в Центральном Тибете, например в монастырях провинций Уй и Цзан; в этом случае за оружие следовало расплачиваться деньгами, полученными после продажи сливочного масла, произведенного в поместьях, конфискованных у Шамарбы (550 лянов серебра). В этой же статье говорится о необходимости тренировок для тибетских солдат [ibid., р. 76].
В статье 26-й вновь повторяется вопрос о вооружении тибетской армии. Оружие, необходимое для ежегодных тренировок, должно быть изготовлено в Конгпо «надежными людьми, посланными Кашагом и утвержденными чиновником-резидентом» [ibid., р. 82]. Готовое оружие должно быть доставлено в Лхасу и там распределено по армии. Для тибетской армии должны быть отлиты 14 новых пушек, из которых 2 будут переданы в Цзан, где артиллерии не было вообще, а остальные будут оставлены в Лхасе. Упомянуто также о «прицельной практике» для тибетских артиллеристов.
Итак, в «Указе» не разъясняются ни характер, ни сроки обучения и тренировок солдат тибетской армии. Не упомянуты в данном документе также китайские войска, размещенные в Тибете в виде небольших гарнизонов и обеспечивавшие охрану почтовых станций и личную безопасность цинских чиновников. Ничего не сказано ни о тибетском ополчении, которое, несомненно, должно было созываться в случае серьезной внешней опасности, ни о тибетских знаменных войсках (тибетские хошоуты, или дамсоки, проживавшие на равнине Дам).
Возникает вопрос: отличались ли тибетские войска в плане обеспечения, вооружения и обучения от войск, расположенных в Собственно Китае? В Цинской империи, как из-
вестно, существовали войска, находившиеся на территории «внешних владений» (Маньчжурия, Монголия, Синьцзян, Кукунор, Тибет), и войска, располагавшиеся в Собственно Китае (18 провинциях). Армия Собственно Китая состояла из Восьмизнаменных дивизий (маньчжуры, монголы и китайцы, пришедшие из Маньчжурии) и войск Зеленого знамени (китайский военный контингент, подчиненный маньчжурам). Внутри Восьмизнаменных войск существовала определенная градация по национальному признаку (на первом месте стояли маньчжуры, за ними - монголы, а ниже всех китайцы); но в целом эти войска оплачивались и обучались лучше, чем чисто хань-ские войска Зеленого знамени. Как отмечают авторы «Новой истории Китая», «денежное и натуральное довольствие китайского солдата было примерно в 3 раза меньше маньчжурского» [5, с. 33].
Если обратиться к данным Н.Я. Бичурина, то выясняется, что жалованье, ежемесячно выдававшееся солдатам Зеленого знамени, составляло от 1 до 2 лянов серебром в зависимости от рода войск. Каждый солдат получал по 1 гарнцу риса в сутки, что составляло 3,5 мешка ежегодно [3, с. 217]. Тибетские же солдаты вообще не получали денежного жалованья, а вместо риса им дважды в год выдавался черный ячмень. При этом обязанность оплачивать службу солдат и офицеров возлагалась на тибетскую администрацию; имперской же казне содержание тибетских войск ничего не стоило.
Что касается вооружения тибетских войск сравнительно с китайскими, то здесь особой разницы не наблюдается. Н.Я. Бичурин перечисляет вооружение цинских войск, которое он мог лично наблюдать в Китае в первой половине XIX в.: 1) латы и шлем; 2) лук и стрелы; 3) сабли и копья; 4) ружья и пушки. Интересно описание огнестрельного оружия: «Солдатское ружье отливается из железа; в длину с ложем содержит 6,5 фута; заряжается тремя золотниками пороха и пулею весом в 6 фунтов. Ружейное ложе в маньчжурских и монгольских дивизиях желтое, в китайских дивизиях черное, у войск Зеленого знамени красное. Рассошки у ружей железные, вышиною в фут. Порох на полке зажигают фитилем. Пушки разного калибра и по
большей части медные, отлитые католическими миссионерами» [3, с. 211]. Таким образом, вооружение тибетских войск в принципе не отличалось от вооружения войск в Собственно Китае.
Относительно обучения тибетских войск военному искусству в «Указе» говорится лишь в общих чертах, поскольку данный указ содержит лишь принципиальные положения, касавшиеся намеченных реформ в «Стране снегов».
Анализ содержания «Указа из 29 статей» позволяет сделать некоторые выводы.
Прежде всего следует отметить, что отдельные статьи «Указа» имели разовый или временный характер (отмена недоимок в Центральном Тибете, чеканка монеты с указанием годов правления Цяньлун и т. п.). Некоторые статьи носили явно декларативный или пропагандистский характер (например, запрещавшие злоупотребления тибетских или ханьских чиновников). Но, несмотря на это, копия «Указа из 29 статей» была помещена в лхасском храме Чжо-канг [16, р. 72]; вероятно, цинский двор придавал этому указу серьезное значение.
С формальной стороны «Указ из 29 статей» является лишь программой реформ (как это и было задумано комиссией Фу Канъаня). Будучи программным документом, «Указ» не мог охватить все подробности и нюансы тибетских реформ, которые вносились постепенно, по мере надобности, и были изданы в 1818 г. как составная часть Уложения Палаты по делам зависимых территорий (Лифаньюаня). Дж. Кол-маш отмечает, что «Имперские правила» относительно Тибета (Циньдин чжанчэн) [11, р. 9] состояли из 102 статей; вероятно, это и были детально разработанные пункты из Уложения Лифаньюаня, посвященные Тибету.
Несмотря на общий характер статей «Указа», его характер и направленность совершенно очевидны. Одна из главных задач цинского правительства - сделать имперского резидента (амбаня) равноправным участником внутренней и внешней политики, осуществлявшейся тибетской администрацией. Во всех перечисленных выше статьях «Указа» подчеркивается, что ни одно мало-мальски важное мероприятие в стране не может быть осуществлено без участия ам-баня. При этом цинский двор прекрасно понимал, что невозможно полностью отстра-
нить Далай-ламу от управления страной: еще в середине XVIII в. Цинны убедились, что у них нет надежной социальной опоры в Тибете. Правда, роль покровителей буддизма позволяла Цинам рассчитывать на лояльность тибетской церкви; но эта лояльность подразумевала сохранение в Тибете теократического режима (по принципу «лама - ми-лостынедатель»).
Перед императорским правительством стояла довольно сложная задача: не заменяя теократический режим в «Стране снегов» на прямое правление имперского наместника, заставить церковную верхушку Тибета действовать так, как это было угодно Пекину. Император Хун Ли, инструктируя очередного амбаня, отправлявшегося на службу в Тибет, сформулировал эту задачу следующим образом: «Не следует проявлять ни излишнего почтения к Далай-ламе, так как он сможет тогда монополизировать власть, ни явных признаков неуважения к нему, поскольку вы можете утратить поддержку народа. Будьте бдительны и уверьтесь, что управление осуществляется как положено» [16, р. 84].
Но балансировать на этой узкой грани было трудно: ряд статей «Указа» совершенно недвусмысленно говорит о приоритете цинско-го резидента буквально во всех аспектах внутренней и международной жизни Тибета. Далай-лама и Панчен-лама были лишены поддержки со стороны своих родственников; их финансовые дела были поставлены под контроль; они более не могли выдавать документы, предоставляющие льготы или освобождающие от повинностей; они утратили право единолично назначать настоятелей монастырей или высших чиновников; им была запрещена переписка с сопредельными странами и т. п. Вопреки статье 10-й «Указа» амбани были отнюдь не равны высшим тибетским иерархам, но фактически стояли выше их (ярким примером была новая тибетская армия, полностью контролировавшаяся цинскими чиновниками). Даже процедура избрания высших иерархов буддийской церкви была поставлена под контроль цин-ских резидентов, хотя это и противоречило тибетским религиозным традициям.
Сложное положение, в котором оказался Тибет после войн с Непалом, заставило руководство страны пойти на принятие проекта
цинских реформ (по сути дела, цинского ультиматума). Это формальное согласие вызвало у властей Цинского Китая иллюзию победы над «Страной снегов» и, соответственно, желание показать, «кто в Тибете хозяин». Так, в своем указе по случаю замены на посту тибетского амбаня чиновника Хэ Линя чиновником Сун Юнем император Хун Ли рассуждал: «Чэн Дэ, прибывший из Лхасы, информировал Нас, что Хэ Линь проявил большую мудрость в управлении тибетскими делами: он не становился на колени и не исполнял обряд “коутоу” перед Далай-ламой, который обязан повиноваться любому приказу, отданному им. Мы тем более были рады услышать это, что Хэ Линь, таким образом, подчеркивает величие государства, поскольку в прежние годы Тибет неуклонно погружался в пучину варварства, а его правительство вырождалось из-за беспомощной бездеятельности. Ныне именно Хэ Линь поставил дела на более прочную основу, и теперь будет легче усилить наш контроль за страной и сосредоточить реальную власть в наших руках.
Ныне Мы посылаем Сун Юня в качестве нашего резидента в Лхасе; но он по национальности монгол и потому привержен к ламаистскому буддизму. Если он не будет в состоянии требовать должного уважения к собственной персоне, то Далай-лама наверняка будет создавать новые препятствия для его деятельности. В связи с этим Мы приказываем, чтобы ему были даны инструкции: не исполнять никаких унизительных церемоний, принятых для почитания Далай-ламы. Если он желает выказать свое личное уважение к главе своей религии, пусть дождется окончания срока своего пребывания в должности; затем, перед отъездом из Лхасы, он, если сочтет нужным, может просить Далай-ламу о благословении» [9, р. 320-321].
Следует отметить еще один существенный момент. «Указ из 29 статей», по сути дела, «закрывал» Тибет от внешнего мира: под жесткий контроль Цинов попадали все международные связи «Страны снегов» (торговые, религиозные, дипломатические); «ступенчатая» система вассалитета пригималайских стран по отношению к Тибету более не могла нормально функционировать и была сведена к чисто формальным
поездкам «даннических» посольств в Лхасу или в Пекин. Китай такое положение дел вполне устраивало, так как для династии Цин достаточно было одного сознания, что «дальние варвары» являются вассалами империи. Ни помогать этим мнимым вассалам, ни вмешиваться в их международные или внутренние дела Пекин, в отличие от тибетских правителей, не желал. Таким образом, Тибет, хотя и с 40-летним опозданием, был вынужден включиться в политику «самоизоляции» империи Цин (официально она началась в 1757 г.).
Итак, амбань, находившийся в Тибете, превратился, по сути дела, из резидента в цинского наместника, контролировавшего административные и военные вопросы; надзор за буддийскими монастырями был ужесточен; Тибет был «закрыт» от остального мира и т. п. Хотя Тибет в силу своеобразного теократического устройства страны серьезно отличался и от монгольских, и от восточнотуркестанских районов, налицо было стремление цинской бюрократии унифицировать методы управления и контроля в этих неханьских пограничных территориях. Можно с уверенностью утверждать, что главной целью «Указа из 29 статей» было окончательное интегрирование Тибета в состав империи Цин и унифицирование местной системы управления по образцу других «внешних владений».
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Беспрозванных, Е. Л. Институт «Золотой урны» в Тибете: китайское вмешательство в религиозную традицию / Е. Л. Беспрозванных // Вестник ВолГУ. Сер. 4, История. Регионоведение.
Международные отношения. Вып. 11. - Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2006. - С. 50-60.
2. Беспрозванных, Е. Л. Лидеры Тибета и их роль в тибето-китайских отношениях XVII-XVIII вв. / Е. Л. Беспрозванных. - Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2001. - 354 с.
3. Бичурин, Н. Я. Статистическое описание Китайской империи / Н. Я. Бичурин. - М. : Вост. дом, 2002. - 463 с.
4. Мартынов, А. С. Статус Тибета в XVII-XVIII вв. / А. С. Мартынов. - М. : Наука, 1978. - 281 с.
5. Новая история Китая. - М. : Наука, 1972. - 635 с.
6. Тибет. Правда, основанная на фактах. - М. : Изд. Департамента информ. и междунар. отношений Центр. тибет. администрации Его Святейшества Далай-ламы, 1994. - 118 с.
7. Уложение китайской Палаты внешних сношений : в 2 т. Т. 2. - СПб. : Тип. Департамента народ. просвещения, 1828. - 319 с.
8. Цендина, А. Д. ...И страна зовется Тибетом / А. Д. Цендина. - М. : «Вост. лит.» РАН, 2002. - 303 с.
9. Blackhouse, E. Annals and Memoires of Court of Peking (from 16th to 20th Century) / E. Blackhouse, J. Bland. - L. : [S. n.], 1914. - 531 р.
10. Kirkpatrick, W. An Account of the Kingdom ofNepaul / W. Kirkpatrick. - L. : [S. n.], 1811. - 360 р.
11. Kolmas, J. The Ambans and Assistant Ambans of Tibet (a Chronological Study) / J. Kolmas. -Prague : The Oriental Institute, 1994. - 82 р.
12. Kolmas, J. Tibet and Imperial China / J. Kolmas. - Canberra : [S. n.], 1967. - 117 р.
13. Li, Tieh-tseng. The Historical status of Tibet / Li Tieh-tseng. - N. Y. : Columbia University, 1956. - 312 р.
14. Petech, L. Aristocracy and Government of Tibet, 1728-1959 / L. Petech. - Roma : Instituto Italiano per il Medio ed Estremo Oriente, 1973. - 274 р.
15. Schram, L. M. J. The Monguors of Kansu-Tibetan Border : in 3 vol. Vol. 3 / L. M. J. Schram. -Philadelphia : The American Philosophical Society, 1961. - 170 р.
16. Ya Hanzhang. The Biographical of the Dalai Lamas / Ya Hanzhang. - Beijing : Foreign Languages Press, 1991. - 442 р.
