CC BY
549
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2008. № 3 (16). С. 268-273. © Н.И. Ревенко, 2008
УДК 341.1
УГОЛОВНОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ КАК ЭЛЕМЕНТ ФУНКЦИИ РАССЛЕДОВАНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ
Н.И. РЕВЕНКО
Проанализированы научные взгляды на понятие «уголовное преследование». Выявлены современная сущность и содержание уголовного преследования, осуществляемого следователем при реализации функции расследования преступления.
Анализ закреплённой в УПК РФ категории «уголовное преследование» и сопоставление её с понятиями, данными в проектах УПК РФ [1], постановлении Конституционного Суда РФ [2], привели автора к выводу, что в п. 55 ст. 5 УПК РФ закреплено узкое понимание уголовного преследования. Для определения действительного содержания уголовного преследования, реализуемого сегодня российским следователем, необходимо осмыслить результаты научных исследований.
Так, М.С. Строгович считал, что уголовное преследование - обвинительная деятельность, которая возникает на стадии предварительного расследования. В уголовное преследование в форме обвинения он включал: 1) собирание доказательств, уличающих обвиняемого или устанавливающих отягчающие его вину обстоятельства; 2) применение к обвиняемому различных принудительных мер (мер пресечения, обысков, освидетельствований и др.), обеспечивающих изобличение обвиняемого и применение к нему наказания; 3) обоснование обвинения перед судом, в том числе усилия, направленные на то, чтобы убедить суд в виновности обвиняемого и в необходимости применить к нему наказание [3]. Следует отметить, что М.С. Строгович сформулировал черты уголовного преследования достаточно четко. Но, несмотря на это, в литературе встречаются мнения о необоснованности включения в содержание уголовного преследования применения мер пресечения. Эти меры, на взгляд А.Г. Халиулина, могут лишь создать условия для осуществления уголовного преследования, однако сами по себе
преследованием не являются [4]. Считаем, что суждения А.Г. Халиулина о сомнительности отнесения к уголовному преследованию применения мер пресечения противоречивы и недостаточно логичны.
Разве, например, такая мера пресечения, как заключение под стражу, применяемая следователем исключительно к обвиняемому, подозреваемому, не носит явно принудительный, «преследовательский» характер?
Известно, что меры пресечения являются частью мер принуждения, под которыми понимается вся совокупность предусмотренных законом мер, принуждающих участников уголовного судопроизводства к исполнению своих обязанностей и обеспечивающих эффективность доказывания. Поэтому, как нам представляется, в содержание уголовного преследования, осуществляемого следователем, гармонично входит применение мер пресечения. Если по общему правилу меры принуждения могут применяться к любому участнику уголовного судопроизводства, то меры пресечения, как мы отметили, избираются лишь в отношении тех лиц, которые в уголовном порядке преследуются законом (подозреваемый, обвиняемый, подсудимый, осужденный). В этой связи вызывает интерес мнение З.Д. Еникеева, относящего к элементам уголовного преследования «...применение мер пресечения к подследственному; отстранение обвиняемого от занимаемой должности; наложение ареста на имущество, почтово-телеграфную корреспонденцию; прослушивание телефонных и иных переговоров или использование других мер принуждения...» [5], хотя, полагаем, все же не следует
буквально перечислять в содержании понятия уголовного преследования конкретные меры принуждения, достаточно обозначить их принадлежность к данной функции.
А.М. Ларин считал, что в содержание уголовного преследования, выполняемого следователем, входит процессуальная деятельность, направленная на доказывание виновности лица, состоящая в формировании и обосновании вывода о совершении им конкретного общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом. Кроме обвинения, это может быть деятельность по делам о применении принудительных мер медицинского характера и деятельность по выдвижению подозрения (допустим, задержание или избрание меры пресечения до предъявления обвинения) [6].
В отличие от М.С. Строговича, А.М. Ларин исключал из структуры уголовного преследования любые следственные действия по собиранию доказательств и меры пресечения. Собирание доказательств А.М. Ларин относил к функции исследования обстоятельств дела. Применение же мер пресечения он не включал по тем соображениям, что их на равных основаниях применяют и суд, и следователь, а суду эта функция не свойственна. В данном случае, по нашему мнению, в понятие уголовного преследования необоснованно не включается собирание обвинительных доказательств, т. е. сведений, уличающих подозреваемого и обвиняемого в совершении преступления или устанавливающих отягчающие вину обстоятельства. Собирание обвинительных доказательств, безусловно, относится к уголовному преследованию, которое осуществляет следователь в ходе досудебного производства [7].
Позднее А. М. Лариным и В. М. Савицким были названы следующие процессуальные действия, относящиеся к уголовному преследованию: задержание подозреваемого; применение к нему меры пресечения; привлечение лица в качестве обвиняемого; назначение судебно-психиатрической экспертизы; составление обвинительного заключения или постановления о направлении дела в суд для применения принудительных мер медицинского характера; представление в суд заявления потерпевшего-обвинителя о совершении преступления по делу частного
обвинения; обвинительные речи. Таким образом, из уголовного преследования ими исключено доказывание на предварительном расследовании [8].
Вряд ли правильно, считаем, включать в содержание уголовного преследования применение принудительных мер медицинского характера, хотя, скажем, в проекте Общей части УПК РФ, подготовленном ГПУ Президента России, этот вопрос был решен положительно [9]. Процессуальная природа деятельности, осуществляемой в рамках производства по применению принудительных мер медицинского характера, имеет существенные особенности, которые позволяют усомниться в возможности уголовного преследования, ведущегося в отношении душевнобольного лица, изобличенного в совершении предусмотренного уголовным законом деяния. В данном случае отсутствует субъект преследования, что влечет за собой исключение главного вопроса уголовного преследования - об уголовной ответственности [10].
А.Б. Соловьев и Н.А. Якубович уголовное преследование определяют как функцию специально уполномоченных законом государственных органов и должностных лиц (органа дознания, следователя, прокурора), заключающуюся в обязанности в пределах своей компетенции возбудить уголовное дело в каждом случае обнаружения признаков преступления, принять все предусмотренные меры к установлению события преступления, лиц, виновных в совершении преступления, и к их наказанию [11]. Соглашаясь в основном с приведенное дефиницией, отметим, что уголовное преследование является функцией не только государственных органов и должностных лиц, но и частного обвинителя, потерпевшего, его законного представителя и представителя, гражданского истца и его представителя. Кроме того, принятие мер к наказанию лиц, виновных в совершении преступления, более корректно, по нашему мнению, именовать поддержанием обвинения перед судом, поскольку назначение наказания - это исключительная прерогатива суда.
Вызывает сомнение также излишне широкая трактовка уголовного преследования некоторыми процессуалистами, включающими в его содержание непроцессуальную деятельность по установлению лица, совер-
шившего общественно опасное деяние, и розыскные действия [12].
Уголовно-процессуальный кодекс РФ не указывает временные рамки действия уголовного преследования, осуществляемого следователем. В науке уголовного процесса по этой проблеме высказываются различные точки зрения. Так, М.А. Чельцов началом уголовного преследования считал возбуждение уголовного дела. Акт возбуждения дела рассматривался как акт возбуждения уголовного преследования. Профессор полагал, что объектом уголовного преследования необязательно выступает определённое лицо, оно может вестись и в отношении самого факта, события преступления [13].
Н.В. Жогин и Ф.Н. Фаткуллин, поддержав точку зрения М.А. Чельцова, предложили считать, что «уголовное преследование лица, совершившего преступление, начинается с первого же шага предварительного расследования, независимо от того, имеются ли данные о личности правонарушителя или нет» [14]. Обозначенной позиции придерживается А.П. Лобанов [15], хотя трактовка
З.Д. Еникеева несколько отличается от интерпретации М.А. Чельцова. По утверждению З.Д. Еникеева, в том случае, когда уголовное дело возбуждается по факту преступления, но ещё нет данных о преступнике, начинает осуществляться преследование преступления, т. е. деятельность по его раскрытию, установлению предполагаемого виновника преступления [16].
Иного воззрения в своё время придерживался М.С. Строгович. По его мнению, уголовное преследование возникает с момента предъявления обвинения [17], т. е. только в отношении определённого лица, обвиняемого в преступлении. А.М. Ларин считал, что в случае, когда речь идет об уголовном преследовании в форме обвинения, процессуальный момент возникновения исследуемой функции - это вынесение постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Если уголовное преследование ведется в форме подозрения, актами возбуждения уголовного преследования являются протокол задержания и постановление об избрании меры пресечения до предъявления обвинения [18].
А.Б. Соловьев и Н.А. Якубович указывают, что функция уголовного преследова-
ния реализуется при возбуждении уголовного дела против конкретного лица, его задержании, применении меры пресечения, привлечении к уголовной ответственности, а также при производстве (в соответствии с судебным решением) следственных действий, ограничивающих конституционные права подозреваемых и обвиняемых. При возбуждении уголовного дела по факту преступления начальным моментом уголовного преследования, по мнению авторов, служит проведение первого процессуального действия, связанного с применением указанных мер процессуального принуждения [19].
Если рассматривать уголовное преследование в форме обвинения, то действительно, моментом его начала будет вынесение постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Но, по нашему мнению, уголовное преследование может начаться и до предъявления обвинения, когда лицо поставлено в положение подозреваемого. Следует согласиться с законодателем, который в п. 55 ст. 5 УПК РФ определяет, что уголовное преследование осуществляется в целях изобличения подозреваемого или обвиняемого.
Однако в практической деятельности достаточно часто в отношении конкретного лица, не обладающего статусом подозреваемого или обвиняемого, проводятся следственные действия, связанные с собиранием обвинительных доказательств. И если считать началом уголовного преследования только момент вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого; постановления о возбуждении уголовного дела в отношении определённого лица; протокола задержания; постановления о применении меры пресечения до предъявления обвинения, эти лица фактически лишены возможности активно влиять на уголовное судопроизводство.
Более правильной представляется изложенная выше точка зрения А.Б. Соловьева и
Н.А. Якубович, связывающих начальный момент уголовного преследования с производством действий обвинительного характера. Однако не вполне верно связывать производство этих действий с судебным решением. В статье 29 УПК РФ законодатель приводит исчерпывающий перечень следственных действий, производимых по судебному ре-
шению. К таким следственным действиям относятся: осмотр жилища при отсутствии согласия проживающих в нём лиц; обыск и (или) выемка в жилище; личный обыск, за исключением случаев, предусмотренных ст. 93 УПК РФ; выемка предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах в банках и иных кредитных организациях; контроль и запись телефонных и иных переговоров. Следственные действия, проводимые следователем и направленные на изобличение конкретного лица (производство экспертизы, следственный эксперимент, очная ставка и т. д.), не требуют ни судебного решения, ни санкции прокурора. Поэтому в таких случаях, на наш взгляд, уголовное преследование начинается с момента принятия решения об ограничении прав гражданина для обеспечения официальных «шагов» по изобличению его в совершении преступления либо с момента фактического ограничения его прав в тех же целях. Эта позиция поддержана многими авторами [20], и, что немаловажно, отражена в постановлении Конституционного Суда РФ от 27.06.2000 г. №11-П, где указано, что фактическое уголовное преследование может быть начато задолго до того, как лицо, в отношении которого оно осуществляется, будет поставлено в надлежащее процессуальное положение, например, когда постановке лица в процессуальное положение подозреваемого предшествует решение о производстве обыска.
Таким образом, исходя из позиции законодателя о том, что уголовное преследование
- деятельность, осуществляемая в целях изобличения подозреваемого и обвиняемого (п. 55 ст. 5 УПК РФ), можно заключить, что начало осуществления следователем уголовного преследования связано с вынесением трех процессуальных актов, ставящих лицо в положение подозреваемого: постановления о возбуждении уголовного дела в отношении определённого лица; протокола задержания; постановления об избрании меры пресечения до предъявления обвинения, с вынесением постановления о привлечении в качестве обвиняемого и с производством действий обвинительного характера.
В этом контексте представляет интерес (в проекции к деятельности следователя) структура уголовного преследования, пред-
ложенная Е. И. Тишковец, выделяющей три классификационные группы процессуальных решений и действий. Так, в первую группу автор включает «процессуальные решения и процессуальные действия, которые базируются на результатах действий, осуществляемых работниками следствия и дознания в ходе доследственной проверки, и на результатах следственных действий, направленных на изобличение подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления» [21]. Сюда входят «процессуальное решение о возбуждении уголовного дела в отношении конкретного лица (ст. 140-145 УПК РФ) и процессуальное действие - возбуждение уголовного дела (ст. 146-147, 149 УПК РФ); принятие решения о предъявлении обвинения (ст. 171 УПК РФ) и процессуальное действие
- предъявление обвинения конкретному лицу (ст. 172 УПК РФ); принятие решения о составлении обвинительного заключения (ст. 215 УПК РФ) и процессуальное действие
- составление обвинительного заключении
(ст. 220 УПК РФ); поддержание обвинения в ходе судебного разбирательства» [22]. Во вторую группу автор включила «следственные действия, которые осуществляются в отношении подозреваемого или обвиняемого и направлены на получение доказательств виновности указанных лиц в совершении преступления. Чаще всего в качестве таких действий выступают: допросы обвиняемых
(ст. 173 УПК РФ) и подозреваемых (ст. 92, 189, 190 УПК РФ); личные обыски указанных субъектов уголовного процесса (ст. 93 УПК РФ, ст. 184 УПК РФ); проверка показаний подозреваемого или обвиняемого на месте происшествия (ст. 194 УПК РФ), предъявление для опознания (ст. 193 УПК РФ)». Третью группу образуют «процессуальные решения о принятии мер процессуального принуждения в отношении подозреваемых или обвиняемых и сами меры процессуального принуждения. К указанным мерам законодатель отнес: задержание подозреваемого (ст. 91-96 УПК РФ); меры пресечения - подписка о невыезде, личное поручительство, наблюдение командования воинской части, присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым, домашний арест, заключение под стражу (ст. 97-110 УПК РФ); иные меры процессу-
ального принуждения - обязательство о явке; привод; временное отстранение от должности; наложение ареста на имущество; денежное взыскание (ст. 111-118 УПК РФ)» [23].
На наш взгляд, автор необоснованно в структуре уголовного преследования называет поддержание следователем обвинения в ходе судебного разбирательства (ч. 4 ст. 37 УПК РФ). Безусловно, никто кроме следователя не знает лучше материалы уголовного дела. Но, полагаем, законодатель, вводя это новшество, тем самым возложил на следователя несвойственную ему как исследователю функцию. В связи с этим приказом Генеральной прокуратуры РФ № 28 от 3 июня 2002 г. предписывается «до особого распоряжения исключить поручение поддержания государственного обвинения должностным лицам органа дознания и следователям» (п. 1.4). Как представляется, обязанность следователя и дознавателя поддерживать государственное обвинение в суде должна быть исключена из закона.
В литературе спорным является вопрос о соотношении понятий «уголовное преследование» и «обвинение». Закон однозначно не устанавливает, можно ли отождествлять их. Исходя из смысла п. 45 ст. 5 УПК РФ, названные функции вряд ли идентичны. Однако ч. 1 ст. 20 УПК РФ упоминает об осуществлении «. уголовного преследования,
включая обвинение в суде».
Уголовно-процессуальный закон не раскрывает содержания функции обвинения. Вместе с тем в ст. 15 УПК РФ данная функция упоминается, под ней подразумевается особый вид процессуальной деятельности, а в п. 22 ст. 5 УПК РФ обвинение трактуется как утверждение о совершении определённым лицом деяния, запрещенного уголовным законом, выдвинутое в порядке, установленном настоящим кодексом. Из этого, по нашему мнению, следует, что для выдвижения обвинения следователю необходимо вначале осуществить процессуальную деятельность по установлению преступного деяния, затем по выявлению и изобличению лица, совершившего это деяние. В последующем сформулировать и процессуально оформить само обвинение: его фактическое содержание,
юридическую формулировку и квалификацию, т. е. то, что называется обвинением в
материально-правовом смысле [24]. И только после этого обвинение может быть выдвинуто в установленном законом порядке.
В специальной литературе весьма распространена точка зрения, высказанная И.Я. Фойницким, а затем воспроизведенная М.С. Строговичем, заключающаяся в отождествлении понятий «уголовное преследование» и «обвинение» [25]. В одной из фундаментальных работ, посвященных проблемам уголовного преследования, профессор М.С. Строгович отмечал, что уголовное преследование - обвинительная деятельность, которая возникает на стадии предварительного расследования с момента предъявления обвинения [26]. Позднее М.С. Строгович писал: «Само понятие уголовного преследования указывает на обвинительный характер этой деятельности... уголовное преследование - это обвинение как процессуальная функция, т. е. обвинительная деятельность» [27]. Данная точка зрения подвергалась критике не только за то, что её автор обозначил разными терминами одну и ту же деятельность, но также за то, что при подобном подходе за рамками обвинительной функции оставалась, в частности, деятельность по изобличению лица до предъявления ему обвинения [28].
В связи с этим представляется обоснованной точка зрения ученых, считающих, что уголовное преследование соотносится с понятием обвинения как общее и частное. Уголовное преследование - понятие более широкое, поскольку включает в себя, помимо обвинения, ещё и иные виды обвинительной деятельности [29]. Это тем более очевидно, что УПК РФ связывает уголовное преследование не только с деятельностью по обвинению, но и по подозрению определённого лица (п. 47 ст. 5 УПК РФ). Вместе с тем в юридической литературе можно встретить позицию авторов, делающих вывод о синонимичности названных понятий [30].
На основе вышеизложенного можно заключить следующее:
1. В уголовно-процессуальную деятельность следователя по осуществлению уголовного преследования входит: собирание доказательств, уличающих подозреваемого и обвиняемого в совершении преступления или устанавливающих отягчающие вину об-
стоятельства; применение мер принуждения; проведение процессуальных действий, связанных с ограничением свободы и других прав личности в связи с расследованием.
2. Начало изобличительной деятельности следователя связано не только с вынесением процессуальных актов, ставящих лицо в положение подозреваемого или обвиняемого: постановления о возбуждении уголовного дела в отношении определённого лица; протокола задержания; постановления об избрании меры пресечения до предъявления обвинения; постановления о привлечении в качестве обвиняемого, но с производством действий обвинительного характера.
1. См.: Рос. юстиция. - 1994. - № 9. - С. 6; Модельный Уголовно-процессуальный кодекс для государств-участников (рекомендательный законодательный акт государств-участ-ников Содружества Независимых Государств) // Международные правовые акты государств-участников СНГ в области борьбы с преступностью: сборник документов / под общ. ред. проф. В.В. Черникова. - М., 1999. -С. 9.
2. См.: Собрание законодательства Российской Федерации. - 2000. - № 27. - Ст. 2882.
3. См.: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. - М., 1968 - Т. 1. - С. 196.
4. См.: Халиулин А.Г. Осуществление функции уголовного преследования прокуратурой России. - Кемерово, 1997. - С. 30.
5. Еникеев З.Д. Актуальные вопросы уголовного преследования в свете судебно-правовой реформы // Известия вузов. - Правоведение. -1995. - № 4/5. - С. 86.
6. См.: Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. - М., 1986. - С. 25-28.
7. См.: Лобанов А.П. Функции уголовного преследования и защиты в российском судопроизводстве. - Тверь, 1996. - С. 19.
8. См.: Уголовный процесс: словарь-справочник / под ред. В.М. Савицкого. - М., 1999. - С. 180.
9. См.: Российская юстиция. - 1994. - № 9. - С. 6.
10. Подробнее см.: НиколюкВ.В., Кальницкий В.В. Уголовно-процессуальная деятельность по применению принудительных мер медицинского характера. - Омск, 1990. - С. 15.
11. См.: Соловьев А.Б., Якубович Н.А. К вопросу о концепции правового обеспечения функции
уголовного преследования // Современные проблемы уголовного права, процесса и криминалистики. - М.; Кемерово, 1996. - С. 79.
12. См.: Еникеев З.Д. Указ. соч. - С. 86.
13. См.: ЧельцовМА. Советский уголовный процесс. - М., 1962. - С. 88-89.
14. Жогин Н.В., Фаткуллин Ф.Н. Возбуждение уголовного дела. - М., 1961. - С. 69-70.
15. См.: Лобанов А.П. Указ. соч. - С. 17.
16. См.: Еникеев З.Д. Уголовное преследование. -Уфа, 2000. - С. 67.
17. См.: Строгович М.С. Указ. соч. - Т. 1. -С. 196.
18. См.: Ларин А.М. Указ. соч. - С. 38.
19. Соловьев А.Б., Якубович НА. Указ. соч. - С. 28.
20. См.: Кальницкий В.В. Право свидетеля на защиту // Законодательство и практика. -2000. - № 2 (5). - С. 11-13; Сафронов Д.М. Обстоятельства, исключающие уголовное преследование: дис. ... канд. юрид. наук. -Омск, 2003. - С. 21.
21. Тишковец Е.И. Следователь как субъект уголовного преследования: дис. . канд. юрид. наук. - Воронеж, 2003.- С. 26.
22. Там же. - С. 26-27.
23. Там же. - С. 27-28.
24. См.: Фаткуллин Ф.Н. Изменение обвинения.
- М., 1971. - С. 12-13.
25. См.: Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. - СПб., 1996. - Т. 2. - С. 3-6; Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. - М., 1951. -С. 65.
26. См.: Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. - С. 15.
27. Там же. - С. 58.
28. См.: Чельцов М.А. Указ. соч. - С. 214-215; Жогин Н.В., Фаткуллин Ф.Н. Возбуждение уголовного дела. - М., 1961- С. 69-70.
29. См.: Соловьев А.Б., Токарева М.Е., Халиулин А.Г., Якубович Н.А. Законность в досудебных стадиях уголовного процесса России.
- М.; Кемерово, 1997. - С. 38-40; Даров-ских С.М. Принцип состязательности в уголовном процессе России и механизм его реализации: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. -Челябинск, 2001.
30. См.: Баксалова А.М. Уголовно-процессуальная функция обвинения, осуществляемая прокурором, и её реализация на судебном следствии: дис. ... канд. юрид. наук. - Томск, 2002. - С. 13.
