CC BY
20
Бабаев Михаил Матвеевич
доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, Российский государственный университет правосудия
(e-mail: otdelup_rap@mail.ru)
Уголовное наказание следует назначать с учетом интересов потерпевшего
В статье рассматривается место потерпевшего в уголовно-правовых отношениях, возникающих в связи с совершением преступления. Автор отстаивает точку зрения, согласно которой потерпевшего следует признать полноправным участником уголовно-правовых отношений, и выражает надежду, что в результате совершенствования действующего законодательства появится возможность более полно учитывать восприятие потерпевшим уголовного наказания как фактор, способствующий вынесению справедливого, законного и обоснованного приговора.
Ключевые слова: потерпевший, преступник, уголовно-правовые отношения, назначение наказания, интересы потерпевшего.
M.M. Babaev, Doctor of Law, Professor, Honored Scientist of the Russian Federation, Russian State University of Justice; e-mail: otdelup_rap@mail.ru
Criminal punishment should be prescribed with consideration of the interests of the victim
The article deals with the victim in the criminal legal relations arising in connection with the commission of a crime. The author defends the view that the victim should be recognized as the full participant in the criminal-legal relations, and expressed the hope that as a result of improvement of the current legislation will be able to take fuller account of the perception of the victim of criminal punishment as a factor contributing to the imposition of a fair, lawful and reasonable sentence.
Key words: victim, offender, criminal-law relationship, sentencing, victim's interests.
Заявленная тема может быть рассмотрена на двух уровнях - индивидуальном и социальном. Можно сказать, что фактически это будет означать анализ на уголовно-правовом и криминологическом уровнях. Нижеследующий текст будет посвящен уголовно-правовому аспекту проблемы.
Раскрытие темы связи и взаимозависимости уголовного наказания и интересов потерпевшего от преступления (жертвы), на наш взгляд, невозможно без предварительного обоснования авторских позиций по ряду концептуальных вопросов более общего характера.
Первый из них касается места потерпевшего в уголовно-правовых отношениях, возникающих в связи с совершением преступления.
В настоящее время можно с высокой степенью убежденности утверждать, что большинство авторов субъектами этих правоотношений называют, с одной стороны, лицо, совершившее преступление, с другой - государство, которое выступает в лице уполномоченного им органа (суда). Что же касается потерпевшего, то он, по мнению этих авторов, субъектом уголовных правоотношений не становится, поскольку последние возникают независимо от его желания или нежелания, а восстановление нарушенных
прав потерпевшего осуществляется вне рамок уголовной ответственности. Очень четко такого рода позицию высказал, в частности, И.А. Фар-гиев [1, с. 131].
Но вопрос все равно остается дискуссионным. За признание потерпевшего участником уголовно-правовых отношений, как представляется, вполне обоснованно выступают Д.Б. Булгаков [2, с. 39], Е.В. Давыдова [3, с. 16], Э.Л. Сидоренко [4].
С такой позицией не согласен Ю.Е. Пудовоч-кин, но при этом он признает, что очевидный и бесспорный факт участия потерпевшего в процессе уголовно-правового регулирования действительно нуждается в теоретической ин-терпретаци [5, с. 64-65]. Следуя этой мысли, Ю.Е. Пудовочкин выступает в поддержку предложенной Н.В. Генрих концепции субсидиарных участников уголовно-правового отношения, в соответствии с которой потерпевший выступает в данной роли со стороны государства [6, с. 127-131]. Но такая позиция заслуживает более углубленного анализа.
Содержание взаимоотношений потерпевшего и государства, на наш взгляд, далеко не в полной мере соответствует критериям формирования модели субсидиарной связи. Совпа-
9
дение интересов названных двух субъектов, в принципе, ограничивается рамками привлечения виновного к уголовной ответственности и назначения ему некоего наказания. Но не менее велико и пространство отсутствия солидарности интересов. Более того, интересы потерпевшего и государства могут быть даже противоречивыми, конфликтными. Во-первых, существующий как константа, но от этого не менее значимый конфликт состоит в том, что государство, как известно, не выполняет свою конституционную обязанность компенсировать потерпевшему имущественный вред, причиненный преступлением, если этот вред не может быть возмещен виновным. Во-вторых, конфликтные отношения зачастую возникают в силу явного недовольства потерпевшего позицией обвинения по поводу характера и меры наказания подсудимому. В итоге, думаем, потерпевший «должен находиться» не на стороне государства, а на своей собственной стороне.
Мы присоединяемся к мнению ученых, выступающих за признание потерпевшего полноправным участником уголовно-правовых отношений. В кратком (по необходимости) изложении аргументы в пользу такой позиции сводятся к следующему.
Любое криминальное посягательство в момент его совершения становится событием, которое дает толчок к возникновению комплекса правоотношений, в центре которых стоит не только преступник, но и потерпевший. И эту фигуру «сбросить с доски», не совершая насилия над законом и правом, уже невозможно. Хотя бы потому, что «потерпевший как категория дается реальной действительностью, как объективное следствие вредопричиняющего деяния индивида» [7, с. 121]. Потерпевший - это непосредственный и более всех пострадавший объект криминального, следовательно, противоправного и одновременно правообразу-ющего нападения. Масштаб вреда определяет масштаб «интереса», а он, в свою очередь, рождает масштаб права (правомочия).
Итак, правовые отношения между пострадавшим и преступником возникают в момент совершения преступления, т.е. еще до того, как к ситуации подключается государство в лице правоохранительных органов. То же самое надо сказать и о правоотношениях между пострадавшим и государством, которое не сумело обеспечить безопасность гражданина от криминальной угрозы и теперь в соответствии с Конституцией РФ выступает гарантом возмещения ему материального ущерба.
Последующее возникновение уголовно-правовых отношений между преступником и государством не перечеркивает правовых отношений между преступником и пострадавшим,
напротив, вбирает их в себя, превращая пострадавшего в равного члена «триумвирата» субъектов уголовно-правовых правоотношений.
Еще один аргумент касается соотношения уголовно-правового и уголовно-процессуального законодательства.
Как известно, последнее предоставляет потерпевшему чрезвычайно широкий круг прав, обеспечивающих защиту его интересов в процессе судебного разбирательства. По меньшей мере странно, нелогично было бы так «одарять» фигуру, не имеющую даже статуса участника уголовно-правовых отношений. Тем более, что, по справедливому и давно сложившемуся мнению многих ученых, материально-правовое понятие потерпевшего первично, изначально, потому недопустимо, чтобы в играющем подчиненную роль уголовно-процессуальном законе формулировались или употреблялись уголовно-правовые понятия, отсутствующие в уголовном законе (В.И. Каминская, П.С. Дагель, А.И. Бойко).
Сказанным выше охватывается, естественно, лишь незначительная часть масштабного дискурса, посвященного данной проблеме. Но считаем, этого достаточно, чтобы показать его суть. Тем более, что для раскрытия избранной темы важно признание самого факта введения потерпевшего в той или иной форме в круг участников уголовно-правового отношения. С этой точки становится логичным переход к следующему общему теоретическому вопросу: входит ли удовлетворение интересов потерпевшего в состав прописанных или не прописанных в законе целей уголовного наказания.
Оставляя в стороне ту часть дискуссий по данному поводу, которая относится к Х|Х и началу хХ в., напомним, что в советское время острый обмен противоположными мнениями продолжился. Среди ученых, не признававших удовлетворение интересов потерпевшего целью наказания, были авторитеты высочайшего уровня (М.Д. Шаргородский, Н.А. Стручков, В.В. Похмелкин и др.). Но в те же и более поздние, уже постперестроечные годы не менее высокие авторитеты выступали и выступают сторонниками противоположной позиции (А.Э. Жалинский, А.В. Наумов, С.Г. Келина, А.С. Самойлов и др).
Спор, о котором идет речь, по сути своей сводится к такой цели уголовного наказания, как восстановление социальной справедливости (ч. 2 ст. 43 УК РФ). Сторонники сохранения этой цели в кодексе именно из нее выводят идею удовлетворения интересов потерпевшего: оно (удовлетворение) есть составная часть восстановления справедливости. Сторонники исключения из УК упомянутой цели наказания, соответственно, полагают, что идея удовлетво-
10
рения потерпевшего должна разделить судьбу самой цели [1, с. 151-152].
Но, на наш взгляд, наиболее интересную мысль высказал известный русский ученый второй половины Х1Х в. А.Ф. Бернер: «Преступлением оскорбляется общая воля (закон, общество и государство), но, обыкновенно, кроме того, им оскорбляется и отдельная воля (лицо, пострадавшее от преступления). Как та, так и другая должны быть удовлетворены, т.е. наказание должно возвратить как обществу, так и пострадавшему лицу чувство и сознание господства справедливости. Если преступление есть по преимуществу оскорбление частной воли, как, например, оскорбление чести, то и наказание должно преимущественно удовлетворять эту частную волю. Если же преступление оскорбило преимущественно общественную волю, то и наказание должно быть направлено на удовлетворение последней» [8, с. 560].
В этой позиции привлекательно то, что автор не просто признает право потерпевшего быть услышанным в суде и иметь к тому необходимые правовые основания. А.Ф. Бернер фактически выступает сторонником равных полномочий общества и потерпевшего на поле защиты каждым их собственных интересов. И это было сказано задолго до того, как государство публично, на конституционном уровне провозгласило, что именно человек является «мерой всех вещей».
Но не трудно понять, что мудрая мысль русского ученого, поддержанная такими авторитетами, как, например, А.А. Жижиленко, оказалась не только не подхваченной государством, но и чуждой для законодательной концепции советского и даже постсоветского периода. Пе-нологическая практика почти целиком ХХ в. и начала ХХ1 в. убедительно доказывала и доказывает, что «антикриминальные усилия» государства сосредоточены, главным образом, на защите общественных интересов (в том виде, в каком оно эти интересы понимает и связывает со своими собственными). Соответственно, законодатель формирует и трансформирует систему санкций, ориентируясь на достижение максимально эффективного ее воздействия на преступника. Как в итоге это у него получается и как должно быть - вопрос отдельный и самостоятельный. Сейчас надо подчеркнуть, что «заботы» законодателя о наказании - гуманном, справедливом, законном, обоснованном -сфокусированы на преступнике (подсудимом, осужденном). И для определения его эффективности используются мерки, снятые с той же фигуры.
В этом спектакле потерпевшему отведена роль не более значимая, чем «Кушать пода-
но!». Между тем, уголовное наказание, как обоюдоострый меч, адресовано в действительности не только подсудимому, но в определенном смысле и потерпевшему. И тот подчас воспринимает наказание едва ли не менее остро, чем преступник. Суд, забывающий об этом, вершит уже не правосудие, а нечто, что должно именоваться иначе.
Могут возразить: потерпевший, его судьба, его страдания и потери - все это и многое другое прямо или косвенно отражается в наказании через призму содержащихся в законе понятий «общественная опасность» преступления, «отягчающие обстоятельства», наличия или отсутствия соглашения между потерпевшим и преступником и др. Все это так. Но реально суд, как правило, принимает во внимание названные обстоятельства, во-первых, как квалифицирующие признаки деяния и, во-вторых, как обоснование наказания, ориентированного на подсудимого с позиций защиты интересов общества. А подобная ситуация далека от того, о чем писал А.Ф. Бернер.
Мы четко представляем себе, насколько сложна задача определить, чьи интересы в том или ином случае превалируют, понимаем, насколько трудно добиться желанного и необходимого паритета интересов потерпевшего и общества (кстати, не будем забывать, что потерпевшие - это, как уже было сказано, миллионы членов нашего общества). Проявление гуманизма в отношении преступника и проявление гуманизма в отношении потерпевшего - это разнонаправленные, пожалуй, даже противоборствующие процессы. Идея экономии репрессии, не вызывающая сомнения ни у кого, кроме, пожалуй, потерпевших, очень плохо «стыкуется» с их представлениями о справедливости. Как найти консенсус? Какими способами воспользоваться, чтобы обеспечить паритет интересов общества и потерпевшего при назначении уголовного наказания подсудимому?
Ныне действующий Уголовный кодекс оказывается не лучшим помощником в этом отношении. Остается надеяться, что по итогам его новации или совершенствования в иной форме появится возможность более полно учитывать восприятие потерпевшим уголовного наказания подсудимому как фактор, способствующий вынесению справедливого, законного и обоснованного приговора.
Некоторый предварительный вывод из всего сказанного выше состоит в следующем. Независимо от того, какой точки зрения придерживаться в споре о восстановлении справедливости как цели уголовного наказания, содержании последнего, о сохранении или изъятии этого понятия из текста закона, полагаем, нельзя отрицать, что приговор с содержащимся в нем на-
11
казанием должен быть справедливым. Но это достижимо лишь при условии, если все ключевые фигуры, связанные с событием преступления, смогут на основе закона и в им указанных пределах свободно высказывать в суде свое мнение и оценки, защищать свои интересы. Естественно, это в полной мере относится и к потерпевшему. Такие его правомочия целиком вытекают из простого факта, существование которого, как представляется, было обосновано выше: потерпевший является участником конкретного уголовно-правового отношения и, как следствие, равноправным участником уголовно-процессуальных отношений.
Каковы же возможности, которые суд может и должен использовать для того, чтобы принять в расчет интересы потерпевшего при назначении наказания? Самое главное - общая позиция суда по отношению к потерпевшему: преодоление традиционного игнорирования его законных прав и интересов (характерно, что в пространном постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 22 декабря 2015 г. № 58 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» ни слова не сказано о потерпевшем), понимание того, что гуманное отношение к его переживаниям, внимание к его ходатайствам и оценкам - одна из важнейших предпосылок вынесения справедливого наказания.
Суд должен учитывать такие ходатайства, что означает не оставлять их без внимания. Но, конечно, принимать их или не принимать -здесь критерий - требования и рамки закона, судебное усмотрение. Здесь у потерпевшего ситуация не отличается (не должна отличаться) от ситуации адвоката и прокурора.
К сожалению, слишком часто судьи воспринимают потерпевшего с его требованиями как досадную помеху для судебного процесса, демонстрируют недостаточно уважительное отношение к нему и к его выступлениям. Такое обращение с ним там, где потерпевший ищет защиты и поддержки, умножает зло, порожденное преступлением.
В первую очередь потерпевший ждет от суда назначения виновному справедливого наказания, суровость которого достаточно полно отражала бы меру его страданий, причиненных преступником.
Есть два направления, которые можно использовать, чтобы в пределах закона адекватно отвечать на такого рода запрос. Первое связано с оценкой общественной опасности инкриминируемого деяния (ч. 1 ст. 6 УК РФ). Она, как известно, определяется, прежде всего, характером и тяжестью последствий преступления, а также рядом иных обстоятельств, упомянутых в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 22 декабря 2015 г.
В уголовном законе учету подлежат только те последствия, которые прямо названы в статьях Особенной части УК и предопределяют квалификацию соответствующего деяния. Но криминологический подход дает возможность увидеть гораздо более широкий, ближний и дальний круг реально возникающих последствий преступного посягательства. Все они так или иначе есть зло, причиненное потерпевшему либо его близким людям. Часть из таких, нередко весьма серьезных, последствий охватывается сознанием виновного. Наиболее значимые из них не только могут, но и должны учитываться при назначении наказания в порядке п. «б» ч. 1 ст. 63 УК РФ.
Учет более широкого круга социальных последствий преступления, чем тот, что обозначен в статьях Особенной части УК, позволяет суду при определении наказания, во-первых, получить более полное представление о масштабе общественной опасности содеянного и, соответственно, уточнить свое решение о мере ответственности виновного. Во-вторых, такой подход позволяет более точно определить меру зла, причиненного потерпевшему действиями преступника, и укрепляет платформу его интересов.
Очень важно понимать (и для суда - особенно), с каких позиций и как именно потерпевший воспринимает и оценивает наказание, назначаемое подсудимому. Полагаем, не будет ошибкой утверждение о том, что решающее большинство из них стремится к тому, чтобы приговор стал актом адекватного возмездия за совершенное преступление.
В связи с этим уместно коснуться еще одного общего вопроса, который выступает предметом дискуссии в доктрине уголовного права. Можно ли рассматривать уголовное наказание как возмездие, месть (эти два термина рассматриваются в настоящем тексте как идентичные)? В данном тексте неуместен анализ позиций и аргументации дискутантов. Ограничимся лишь обозначением собственного взгляда на данную проблему.
Если не приносить реалии жизни в пустую жертву требованиям «уголовно-правовой политкорректное™», надо на заданный вопрос ответить положительно.
Возмездие - как раз и есть та самая реалия жизни, на которую нельзя закрывать глаза (логическая антитеза этой формулы: цель исправления и предупреждения преступлений есть фикция наказания). Именно месть, возмездие виновному (конечно же, и возмещение причиненного вреда) служит содержанием уголовно-правового отношения, которое фактически возникает между потерпевшим и преступником в связи с событием преступления. Возмездие -
12
это род возмещения (в данном случае - не материального), а право пострадавшего на возмещение вреда в полном объеме неоспоримо, ибо безоговорочно справедливо.
Отрицание идеи возмездия исключает потерпевшего из всего комплекса уголовно-правовых отношений и превращает его в «холодного» наблюдателя «противоборства» государства в лице прокурора и подсудимого с его адвокатом.
Потерпевший, в отличие от всех остальных участников постпреступных отношений, живой носитель боли (в прямом и переносном смысле), причиненной преступлением. Именно эта боль и есть главное мерило общественной опасности последнего. Уже в силу этого он
слишком значительная фигура, пренебрежение интересами которого ставит под вопрос вынесение справедливого приговора и назначения соответствующего наказания. Несправедливый же приговор умножает несправедливость преступления, оставляет неотмщенным зло и разрушает надежду на заслуженное возмездие преступнику.
И последнее. В то время, когда пишутся эти строки, проходит широкое обсуждение проекта нового федерального закона «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (в части обеспечения права потерпевших на доступ к правосудию)». Хочется верить, что дело закончится принятием хорошего, полезного правового документа.
1. Фаргиев И.А. Уголовно-правовые и криминологические основы учения о потерпевшем /под ред. А.И. Чучаева. СПб., 2009.
2. Булгаков Д. Б. Потерпевший в уголовном праве и его криминологическая характеристика. Ставрополь, 2000.
3. Давыдова Е.В. Примирение с потерпевшим в уголовном праве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Ставрополь, 2001.
4. Сидоренко Э.Л. Отрицательное поведение потерпевшего и уголовный закон. СПб., 2003.
5. Пудовочкин Ю.Е. Учение об основах уголовного права: лекции. М., 2012.
6. Генрих Н.В. Предмет и метод уголовно-правового регулирования: история, теория и практика. М., 2011.
7. Квашис В.Е. Основы виктимологии. Проблемы защиты прав потерпевших от преступлений. М., 1999.
8. Бернер А.Ф. Учебник уголовного права: Части Общая и Особенная.
1. Fargiyev I.A. Criminally-legal and criminological foundations of the doctrine of the victim / ed. by A.I. Chuchaev. St. Petersburg, 2009.
2. Bulgakov D.B. The victim in criminal law and criminological characteristics. Stavropol, 2000.
3. Davydova E.V. Reconciliation with the victim in criminal law: auth. abstr. ... Master of Law. Stavropol, 2001.
4. Sidorenko E.L. The negative behaviour of the victim and the criminal law. St. Petersburg, 2003.
5. Pudovochkin Yu.E. The doctrine of the basics of criminal law: lectures. Moscow, 2012.
6. Genrih N.V. Subject and method of criminal legal regulation: history, theory and practice. Moscow, 2011.
7. Kvashis V.E. Fundamentals of victimology. Problems of protection of the rights of victims of crime. Moscow, 1999.
8. Berner A.F. Textbook of criminal law: General and Special parts.
13
