CC BY
47
УДК 34
DOI 10.24411/2078-5356-2019-10119
Лапатников Максим Владимирович Maksim V. Lapatnikov
кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного процесса
Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)
candidate of sciences (law), associate professor of the criminal procedure department Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoye shosse, Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603950)
E-mail: maks4@mail.ru
Уголовно-процессуальные аспекты реформы материального уголовного права в Кыргызской Республике
Criminal procedural aspects of reform of material criminal law
in the Kyrgyz Republic
Статья посвящена анализу уголовно-процессуальных последствий реформы уголовного права Кыргызской Республики, связанной, прежде всего, с введением категории «уголовный проступок». В центре внимания статьи анализ влияния уголовно-правовой реформы на дифференцию форм досудебного производства по уголовным делам в Кыргызской Республике.
Ключевые слова: уголовное право, уголовный проступок, дознание, следствие.
The article is devoted to the analysis of the criminal procedural consequences of the reform of the criminal law of the Kyrgyz Republic, connected primarily with the introduction of the category «criminal offense». The article focuses on the analysis of the impact of criminal law reform on the differentiation of pre-trial criminal proceedings in the Kyrgyz Republic.
Keywords: criminal law, criminal offense, inquiry, investigation.
В то время как в России вопрос о реформировании уголовного права путем введения концепта «уголовный проступок» находится в стадии обсуждения, ряд наших соседей по бывшему СССР уже встали на этот путь. Так, относительно недавно в Кыргызской Республике был дан «зеленый свет» широкомасштабному реформированию материального и процессуального уголовного права. 22 декабря 2016 года президент Киргизии подписал закон [1], направленный на принятие ряда основополагающих нормативных актов в сфере уголовной юстиции. С 2019 года ожидается введение в действие новых Уголовного кодекса КР, Кодекса КР о проступках, Уголовно-процессуального кодекса КР Уголовно-исполнительного кодекса КР и отдельного закона, регулирующего институт амнистии
(далее - УК КР, КоП КР и УПК КР соответственно). В сфере материального уголовного права главной новацией стал отказ от «классической» двухчленной градации общественно опасных деяний на преступления и административные правонарушения и переход на трехсоставную классификацию. В рамках новой классификации общественно опасные деяния в Кыргызской Республике будут подразделяться на нарушение, уголовный проступок и преступление. На нормативном уровне это выражается в том, что с указанного периода в Киргизии уголовно-правовое регулирование будет осуществляться при помощи двух источников: собственно УК КР и Кодекса КР о проступках.
Не подлежит сомнению то, что реформирование материального права самым непосред-
© Лапатников М.В., 2019
ственным образом отражается и на процессуальном механизме его реализации. Как известно, уголовное судопроизводство является единственной формой реализации уголовно-правовых запретов. Но прежде чем перейти к анализу процессуальных последствий вышеобозначен-ных новаций, необходимо уяснить сущность ожидаемых изменений материального уголовного права. Как мы уже отмечали, в киргизском уголовном праве появилась новая фундаментальная категория - «уголовный проступок», что, в свою очередь, понуждает нас обратиться к уяснению соотношений категорий «проступок» и «преступление» в том смысле, который закладывается реформой. Анализ уголовного законодательства Кыргызской Республики позволяет обозначить следующие отличительные признаки этих двух краеугольных уголовно-правовых конструкций:
1) под проступком в контексте его разграничения с преступлением понимается деяние, причиняющие вред, не являющийся тяжким или значительным в понимании УК Кыргызской Республики, а также умышленное деяние, которое создает угрозу причинения значительного вреда (ч. 2 ст. 15 КоП КР);
2) в качестве наказания за совершение проступка предусматриваются меры, не связанные с лишением свободы (ч. 1 ст. 43 КоП КР);
3) совершение проступка не влечет за собой судимости (ч. 3 ст. 42 КоП КР).
Таким образом, основная разграничительная линия проступка и преступления по мысли киргизского законодателя проходит по размеру причиненного вреда - если вред квалифицируется как тяжкий, значительный, крупный или особо крупный, то деяние должно считаться преступлением, если менее тяжкий - проступком.
Причинение менее тяжкого, чем при преступлении, вреда влечет за собой и более мягкие последствия. За совершение проступка предусмотрены такие меры ответственности, как общественные работы, ограничение свободы, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, исправительные работы, штраф. Все эти меры, кроме ареста на гауптвахте для военнослужащих, не предполагают лишение свободы.
Уголовный кодекс КР также содержит наказания, не связанные с изоляцией от общества, - общественные и исправительные работы, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, но в остальном это виды наказания,
тем или иным образом ограничивающие свободу человека в передвижениях (ст. 64 УК КР).
Собственно меры ответственности за проступок определяются законодателем Кыргызской Республики не как наказание, а как меры уголовно-правового воздействия (ч. 1 ст. 42 КоП КР), что, по всей видимости, и обусловило аннулирование правила о применении к лицу, совершившему проступок, такого правового последствия, как судимость.
Необходимость перехода к трехчленной классификации общественно опасных деяний в Кыргызской Республике обосновывалась многими юристами еще до законодательного старта новой реформы. Так, А.М. Исраилова отстаивала следующие концептуальные основы новой реформы уголовного законодательства:
1) уменьшение количества общественно опасных деяний, что позволит в определенной степени минимализировать применение уголовно-правовых средств разрешения социальных конфликтов;
2) упрощение уголовно-процессуальных процедур привлечения к ответственности за совершение проступков, что влечет за собой снижение нагрузки на правоохранительные органы;
3) уровень законодательных гарантий прав и свобод личности при привлечении к ответственности за проступки не должен быть снижен;
4) уголовное преследование в отношении лица, подозреваемого и обвиняемого в совершении проступка, может быть прекращено вследствие малозначительности деяния и за примирением сторон;
5) концепция единого источника уголовного права устарела;
6) в качестве критерия разграничения проступка и преступления должен выступать размер причиненного вреда;
7) размер штрафа за совершение проступка должен быть гораздо меньше размера штрафа, назначаемого за преступление [2, с. 24].
Судя по изученным нами нормативными источникам, в значительной мере эти положения были реализованы в УК и КоП Кыргызской Республики 2019 года. Мы не будем останавливаться на первом положении, так как оно требует отдельного уголовно-правового и криминологического анализа. Положения 2-7 в целом получили нормативную реализацию. Так, с 2019 года источниками уголовного права Кыргызской Республики будут два указанных выше нормативных акта. В качестве критериев разграничения уголовного проступка и преступления обозначен
размер причиненного вреда, на что мы также обращали внимание. Кодекс о проступках КР предусматривает освобождение от ответственности в связи с примирением (ст. 39 КоП КР).
Теперь обратимся непосредственно к процессуальным аспектам уголовно-правовой реформы Кыргызской Республики. В целом, УПК КР 2019 года охватывает процедуру привлечения к ответственности и за проступки, и за преступления (п. 51 ст. 5 УПК КР). Общая часть уголовно-процессуального закона распространяется на любые нарушения уголовно-правового характера. Однако уже на уровне институтов Особенной части УПК КР материально-правовое разделение общественно-опасных деяний оказывает влияние на дифференциацию процессуальной формы, прежде всего, при выделении форм досудебного производства.
В России со ссылкой на опыт развитых западных стран введение трехчленной классификации общественно опасных деяний обосновывается необходимостью ухода от советского правового наследия, отрицавшего разделение властей и допускавшего смешение полицейской деятельности (раскрытие преступления, сбор доказательств), прокурорской (квалификация деяния, применение мер принуждения, обоснование обвинения перед судом) и судебной (разрешение по существу, судебный контроль за действиями, ограничивающими конституционные права граждан) [3].
Выделение проступка и преступления на материально-правовом уровне связывается сторонниками этого подхода с переходом на процессуальном уровне на конструкцию «полицейского дознания». Подразумевается, что полицейское дознание должно охватывать «набор самых разнообразных действий по собиранию доказательств совершенного преступления, включая те действия, которые предусмотрены Законом об оперативно-розыскной деятельности. Рамки дознания ограничены не искусственными формальными «процессуальными решениями», а сущностным пониманием того, что речь идет о деятельности полицейской, основанной на институциональном генетическом отделении друг от друга функций полиции, прокуратуры и суда со всеми вытекающими отсюда последствиями» [3].
Обращение к структуре киргизского уголовного процесса по УПК КР 2019 года показывает, что, несмотря на ряд новаций, в частности, упразднение стадии возбуждения уголовного дела, введение фигуры следственного судьи и
других, Киргизия все же сохранила свойственный континентальной правовой семье, независимо от вариаций, смешанный характер уголовного процесса, так и не восприняв концепцию полицейского дознания с ее максимальной деформализацией процесса расследования преступления. Киргизский законодатель не пошел на радикальное переформатирование досудебного производства, оставив в неприкосновенности следственный порядок собирания доказательственного материала и доставшееся в наследство от советской власти концептуальное смешение полицейской и судебной деятельности.
С другой стороны, творцы УПК КР постарались ограничить следственную власть за счет перераспределения полномочий в сторону прокуратуры и суда. Так, в Киргизии появится институт следственных судей. Киргизский следственный судья - это должностное лицо судебной власти, основной функцией которого является принятие решения о применении мер процессуального принуждения, следственных (в т. ч. специальных) действий, ограничивающих конституционные права человека и гражданина (ч. 1 ст. 31 УПК КР). Кроме того, следственный судья депонирует показания, утверждает процессуальное соглашение о сотрудничестве, принимает решение о применении мер безопасности в отношении участников процесса, разрешает жалобы на действия (бездействие) и решения должностных лиц, ведущих уголовное судопроизводство (ч. 2, 3 ст. 31 УПК КР). Как видно, формально у следственного судьи есть достаточно большие возможности влиять и в пределах своей компетенции контролировать предварительное расследование.
К числу ограничений следственной монополии можно отнести институт депонирования показаний (гл. 26 УПК КР). Под депонированием в киргизском уголовном процессе следует понимать фиксацию показаний потерпевшего и свидетелей на этапе досудебного производства путем их допроса в суде. Депонирование предполагает следующие элементы компенсационного механизма неравенства сторон на предварительном расследовании:
1) ходатайство о допросе подается непосредственно представителю судебной власти (следственному судье), а не следователю;
2) предусматривается обязательное присутствие защитника при допросе;
3) решение судьи об отказе в депонировании может быть обжаловано;
4) депонирование предполагает проведение допроса путем судебной процедуры, где каждая сторона теоретически имеет возможность принять в нем участие.
Тем не менее эти и другие ограничители все же не позволяют говорить о реализации полноценной состязательной формы процесса. Уголовный процесс Кыргызской Республики можно обозначить как смешанный, но необходимо учитывать, что сама конструкция «смешанного процесса» носит промежуточный, неопределенный характер, тем более что отнесение конкретной уголовно-процессуальной системы романо-германской правовой семьи к смешанной, состязательной или следственной модели достаточно условно, учитывая, что в настоящее время весь континентальный процесс является смешанным. В зависимости от того, какие элементы уголовно-процессуального механизма доминируют, следует говорить о следственном или состязательном характере процесса. В случае с Кыргызской Республикой считаем, что можно вести речь о следственном (инквизиционном) процессе с элементами состязательности, призванными в определенной мере компенсировать следственный уклон. В процессуальной литературе обоснованно утверждается, что «если уголовный закон реализуется в форме предварительного расследования или на его результатах (следственных доказательствах) - это инквизиционный (следственный) тип уголовного процесса. В нем не суд, а следователь является официальным или неофициальным хозяином уголовного дела» [4].
Можно по-разному оценивать этот факт, но полагаем, что для этого имеются веские объективные причины. Не следует забывать, что Киргизия - это страна восточной ментально-сти, где веками господствовал авторитарный тип мышления. И постепенный эволюционный путь к состязательности здесь предпочтительней радикальных новелл в духе «чистой» англо-американской модели. Главное, чтобы состязательные формы наполнялись реальным содержанием, а не служили бутафорским прикрытием репрессивного правосудия.
Как мы уже отмечали, УПК КР 2019 года сохранил деление предварительного расследования на две формы - дознание и следствие. В форме дознания расследуются дела о проступках, в форме следствия - о преступлениях. Судя по всему, именно дознание подразумевала А.М. Исраилова, когда писала об упрощении процедуры привлечения лица к ответственности за
совершение проступка. То, что дознание предназначено для расследования дел только о проступках означает, что именно эта форма досудебного производства рассматривается законодателем как оперативная и упрощенная по сравнению с предварительным следствием. По идее, дознание должно предусматривать минимум уголовно-процессуальных процедур. Но для того чтобы определить, может ли дознание соответствовать идее оперативного и упрощенного производства по деяниям незначительного характера, необходимо провести сравнительный анализ с предварительным следствием.
Анализ уголовно-процессуального закона Кыргызской Республики 2019 года позволяет определить следующие, кроме предметной подследственности, основополагающие отличия этих двух форм досудебного производства:
1) по субъектам - дознание осуществляется уполномоченным лицом органа дознания, следствие - должностными лицами органов следствия;
2) по срокам - первоначальный срок и для следствия и для дознания один и тот же -2 месяца (ч. 1 ст. 155 УПК КР). В дальнейшем максимальный срок дознания - 3 месяца, срок следствия - от 6 месяцев до одного года в зависимости от тяжести преступления (ч. 5 ст. 155 УПК КР). Тем не менее установлено, что досудебное производство по делам о проступках должно быть окончено не позднее 20 дней с момента сообщения лицу о подозрении в совершении проступка (ч. 4 ст. 504 УПК КР);
3) по специальным следственным действиям - при производстве дознания запрещается производство специальных следственных действий, то есть тех действий, которые в отечественном законодательстве выступают как оперативно-разыскные мероприятия (ч. 1 ст. 504 УПК Кр);
4) по применению мер пресечения - закон запрещает при производстве дознания применять меры пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста (ч. 2 ст. 504 УПК КР).
Остальных значимых отличий следствия от дознания нам обнаружить не удалось. Те же требования к доказанности, почти тот же инструментарий, по большей части та же процессуальная форма. Уровень насыщения дознания различными процедурами не сильно отличается от следствия. Дознаватель обязан ознакомить подозреваемого, его защитника и потерпевшего с материалами дела (ч. 1 ст. 507 УПК КР), составить обвинительный акт, причем
все это время течения срока дознания. Примечательно, что первоначальный общий срок для дознания и следствия один и тот же - 2 месяца. К этому следует прибавить тот факт, что УПК КР не предусматривает никакого фильтра в виде стадии возбуждения уголовного дела, обязывая при поступлении соответствующих сведений о возможном совершении общественно опасного деяния зарегистрировать их в Едином реестре преступлений и проступков (ч. 1 ст. 149 УПК КР).
В результате органы дознания рискуют столкнуться с огромным валом сообщений о проступках, будучи при этом скованными жестко установленными в законе сроками дознания. То есть на должностных лиц органов дознания лягут обязанности по подготовке производств для последующего рассмотрения их в суде, расследование дел о неочевидных преступлениях, плюс отсеивание материалов, не содержащих признаки нарушения уголовного законодательства. Будем надеется, что эти опасения не подтвердятся.
Все это дает нам основания прийти к выводу о том, что по УПК КР 2019 года дознание представляет собой не самостоятельную форму оперативного, по сравнению с предварительным следствием, производства по делам о проступках, а разновидность предварительного следствия. Очевидно, что киргизский законодатель предпочел пойти по пути унификации, а не дифференциации досудебного производства. На это указывает и сообщение, сделанное на сайте Президента Кыргызской Республики, гласящее, что «в итоге мы получаем унификацию органов дознания и следствия в рамках нового «досудебного производства» с одновременным расширением судебного контроля за деятельностью органов, его осуществляющих» [5].
При этом закон предусматривает проведение упрощенного судебного разбирательстве по делам о проступках (ст. 511 УПК КР), но почему-то «забывает» предложить упрощенный механизм досудебного производства. По-видимому, предполагается, что раз речь идет о проступке, то априори процесс расследования будет упрощенным, что в практике далеко не всегда. Конечно, следует учитывать, что киргизские условия правоприменения далеко не во всем тождественны российским. Надеемся, что киргизский законодатель избежит концептуальной ошибки законодателя российского по максимальной унификации двух форм предварительного расследования, в конце концов, во многом приведшей к параличу досудебного производства в нашей стране.
Примечания
1. О введении в действие Уголовного кодекса Кыргызской Республики, Кодекса Кыргызской Республики о проступках, Уголовно-процессуального кодекса Кыргызской Республики, Уголовно-исполнительного кодекса Кыргызской Республики, Закона Кыргызской Республики «Об основах амнистии и порядке ее применения»: закон Кыргызской Республики от 24 января 2017 г № 10. URL: https://online. zakon.kz/Document/?doc_id=37444652#pos=0;210 (дата обращения: 28.03.2018).
2. Исраилова А.М. К вопросу о необходимости разработки кодекса о проступках Кыргызской Республики // Известия Иссык-Кульского форума бухгалтеров и аудиторов стран Центральной Азии. Бишкек: Общественное объединение «Иссык-Кульский форум бухгалтеров и аудиторов стран Центральной Азии», 2013.
3. Головко Л.В. Реформа полиции в контексте модернизации предварительного производства в российском уголовном процессе. URL: http://www.iuaj.net/ node/484 (дата обращения: 28.03.2018).
4. Александров А.С. Институт следственной власти в России: краткая история возникновения, развития и дегенерации. URL: http://www.iuaj.net/node/2080 (дата обращения: 28.03.2018).
5. URL: http://wwwpresident.kg/ru/podpisannye_doku-menty/9212_podpisan_ugolovno-protsessualnyiy_kodeks_ kyirgyizskoy_respubliki/ (дата обращения: 28.03.2018).
References
1. On the Implementation of the Criminal code of the Kyrgyz Republic, the Code of the Kyrgyz Republic on misdemeanors, the Criminal procedure code of the Kyrgyz Republic, the Criminal executive code of the Kyrgyz Republic, the Law of the Kyrgyz Republic «On the Fundamentals of amnesty and order of its application»: law of the Kyrgyz Republic of January 24, 2017 no. 10. URL: https://online. zakon.kz/Document/?doc_id=37444652#pos=0;210 (accessed 28.03.2018). (In Russ.)
2. Israilova A.M. On the issue of the need to develop a code on the misconduct of the Kyrgyz Republic. Izvestiya Issyk-Kul forum of accountants and auditors of Central Asian countries, Bishkek: Public association «Issyk-Kul forum of accountants and auditors of Central Asia» Pabl., 2013. (In Russ.)
3. Golovko L.V. Police reform in the context of modernization of pre-trial proceedings in the Russian criminal trial. URL: http://www.iuaj.net/node/484 (accessed 28.03.2018). (In Russ.)
4. Aleksandrov A.S. Institute of Investigative Authorities in Russia: a brief history of emergence, development and degeneration. URL: http://www.iuaj.net/node/2080 (accessed 28.03.2018). (In Russ.)
5. URL: http://www.president.kg/en/podpisannye_doku-menty/9212_podpisan_ugolovno-protsessualnyiy_kodeks_ kyirgyizskoy_respubliki/ (accessed 28.03.2018). (In Russ.)
