CC BY
81
УДК 343
УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ИДЕОЛОГИЯ КАК СРЕДСТВО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ ПРЕСТУПНОСТИ
CRIMINAL AND LEGAL IDEOLOGY AS A CRIME WARNING FACILITY
М. В. БАВСУН (M. V. BAVSUN)
Исследуются вопросы влияния идеологии на формирование средств уголовно-правового воздействия на преступность. Особое внимание при этом уделяется исследованию зависимости её основных показателей от доминирующей в обществе системы ценностей. На основе проведённого анализа делается вывод о необходимости формирования идеологических основ непосредственно в тексте уголовного закона.
Ключевые слова: идеология, уголовно-правовое воздействие, имагология, преступность, система ценностей.
Paper investigates the impact of ideology on the formation of criminal law on crime. Particular attention is paid to the dependence of the main indicators of the dominant society values. Based on the analysis concludes that the need to form the ideological foundations in the body of criminal law.
Key words: ideology, criminal law, imagology, crime, the system of values.
Формирование основной идеи представляет собой первоначальный этап любой деятельности человека, что в полной мере относится и к созданию законодательной базы, необходимой для эффективного противодействия преступности. Идея первоначальна по отношению к целям уголовного закона, а также его задачам и тем более принципам его применения. Отсюда и степень влияния идеологии на выбор конкретных средств воздействия на лиц, совершивших преступление, в ходе правотворческой деятельности оказывается определяющей. Соответственно, отсутствие идеологической основы, при помощи которой происходило бы обоснование, почему важен этот, а не любой другой результат реализации законодательных предписаний, влечёт за собой и неопределённость в самих средствах воздействия. Это в равной степени типично как для их количественного выражения в тексте УК России, так и для качественного, т. е. содержательного характера.
Отсутствие идеологии стало первой и основной причиной деградации современной сферы уголовно-правового регулирования и,
как следствие, снижения эффективности правоприменительной деятельности. При всей динамичности развития современного общества уголовное законодательство явно перегружено вносимыми в него новыми уголовно-правовыми нормами или излишней детализацией уже существующих и успешно применяемых предписаний на практике. Вместе с тем они не объединены одной идеей, в них нет системы, что предопределяет их несогласованность между собой и крайне низкую эффективность в ходе последующей реализации.
Изъятие из общественного сознания основных нравственных постулатов, наряду с чрезмерной гуманизацией уголовного законодательства, стало неизбежной предпосылкой масштабной криминализации страны, прикрываемой лозунгами о демократическом государстве, равенстве всех перед законом, свободе слова и т. д. Борьба идей в конечном итоге стала определяющей в развитии абсолютно всех отраслей, она оказалась во главе всего государственного механизма. В результате такого противостояния были нарушены
© Бавсун М. В., 2012
традиции, произошёл отказ от объективно необходимых и прекрасно себя зарекомендовавших средств противодействия преступности.
Таким образом, эффективность и гуманность как две основополагающие идеи вновь сталкиваются лбами [1]. В свою очередь, доминирование каждой из них оказывается определяющим для сферы уголовно-правового регулирования. От того, что будет выбрано в качестве главного начала - эффективность или свобода, зависит конкретное содержание уголовно-правового воздействия, которое начинает приобретать характер либеральноконсервативных мер либо их прямой противоположности - мер авторитарного свойства. «... От выбора типа идеологии в сфере борьбы с преступностью зависят и перспективы борьбы с ней» [2]. В. В. Лунеев в связи с этим указывает на «криминальный капкан», в который попало современное мировое сообщество. На одной чаше весов - равенство, на другой - свобода. Однако реализация идеи равенства возможна лишь в тоталитарном государстве, что прямо противоречит провозглашаемым в мире ценностям и свидетельствует о серьёзном нарушении прав человека. Свобода, напротив, предполагает максимальное соблюдение прав и законных интересов человека и гражданина, но при этом значительно более криминогенна. Следовательно, встав на второй путь, общество рано или поздно должно было прийти к диктатуре преступности, которая представляет собой не меньшую, а может и большую опасность, нежели диктатура тоталитаризма. Во многом это обусловлено тем, что «политическая и экономическая свобода не может существовать с петлей преступности на шее» [3]. Рано или поздно такая свобода закончится либо распадом государства, либо обратным процессом, всё тем же тоталитаризмом как совершенно необходимым средством наведения порядка в обществе, находящемся под воздействием преступных устоев. По этому поводу ещё в своё время П. А. Сорокин написал, что кризисное состояние общества часто приводит к «тоталитарной конверсии, и чем сложнее критический момент, тем глубже тоталитарная трансформация» [4].
Исходя из этого обратный процесс, процесс отказа от идеи неограниченного и неоправданного гуманизма, практически неизбежен, это лишь вопрос времени. По крайней мере, исторически такая динамика развития уголовно-правового воздействия подтверждается неукоснительно и не вызывает сомнений как у философов, так и у криминологов. Это лишь вопрос времени, а также того, насколько масштабным будет отказ от доминирующей сегодня идеи и как тяжело будет проходить «тоталитарная трансформация». В любом случае смена идеи повлечёт за собой не просто оптимизацию уголовно-правового воздействия на лиц, совершивших преступление, произойдет их серьёзное ужесточение, необходимое для подавления криминальной активности общества.
Во многом необходимость такого ужесточения обусловлена той криминогенной ситуацией, которая сложилась в последние два десятилетия в России. Так, исходя из зарегистрированного уровня убийств, Россия занимает третье место (14,2 убийства на 100 тысяч населения) в Большой индустриальной двадцатке, уступая только Южной Африке (36,5 убийства на 100 тысяч) и Бразилии (22 убийства на 100 тысяч). И одновременно Россия - единственная из европейских стран, которая по уровню убийств на 100 тысяч населения входит в Большую криминальную двадцатку (во главе с Гондурасом - 60,9 убийств на 100 тысяч населения), занимая там место между Намибией и Суринамом. Если же учитывать реальное число убийств, то наше место будет в первой десятке самых криминальных государств [5].
Между тем последние пять лет руководители правоохранительных органов докладывали о снижении общего числа преступлений. Но различные исследования показывают, что на самом деле фактическая преступность всё последнее десятилетие росла в среднем на 2,4 % в год. Причём обращает на себя внимание абсолютное количество преступлений. Например, в 2009 г. официально было зарегистрировано около 3 млн преступлений, а по данным исследователей из НИИ Академии Генпрокуратуры РФ фактически в том же году в России было совершено не менее 26 млн преступлений [6].
Необходимо отметить, что по-настоящему бурный рост преступности наблюдается лишь в последние два десятилетия. До 1990 г. шло хотя и неуклонное, но в то же время не столь значительное повышение её показателей. Рост совпал с произошедшими в обществе серьёзными политическими, экономическими и социальными преобразованиями, как правило, отрицательного свойства. Произошла смена идей или полный отказ от них, что самым непосредственным образом отразилось на уровне преступности, её динамике, структуре и т. д. В этой связи
крайне интересными представляются данные о состоянии преступности в период доминирования в обществе принципиально различных идей. Так, к 1991 г. по сравнению с 1965 г. преступность возросла до 370,6 %. Что характерно, темпы прироста преступности постоянно увеличивались: в 60-е годы её среднегодовой прирост составлял 1,3 %; в 70-е - 3,6 %, в 80-е - 5,4 %, в 90-е - 6,8 %. Наглядно это показано в графике, отражающем динамику роста количества зарегистрированных преступлений, начиная с 1961 г. по 2000 г.
3 500 000 3 000 000 2 500 000 2 000 000 1 500 000 1 000 000 500 000 0
2 083 501
1 527 557
1 197 512
877 549 1 046 336
751 801
2 952 367
2 706 605 2 755 669
1961 1965 1970 1975 1980 1985 1990 1995 2000
| | кол-во преступлений
Рис. 1. Динамика роста преступности во второй половине XX века
В 2000-е гг. чётко обозначившаяся тенденция, согласно имеющимся официальным данным о состоянии преступности в России, не подтверждается. Статистика, скорее, сви-
детельствует об обратном, что наглядно видно из графика, отображающего динамику развития рассматриваемого явления уже после 2000 г.
Динамика зарегистрированной преступности за период 2001-2010 гг., млн преступлений
Годы 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010
Кол-во 2,986 2,526 2,756 2,893 3,554 3,855 3,582 3,210 2,995 2,628
Однако проведённые исследования показывают, что якобы наметившееся уменьшение количества совершаемых преступлений, скорее, обусловлено не реальным сдерживанием преступности за счёт принимаемых мер, а особенностями представления отчётов в интересах того или иного ведомства [7]. Самым непосредственным образом об
этом свидетельствуют показатели латентной преступности, данные о которой как раз не входят в содержание официальных отчётов. По оценкам специалистов, в 2010 г. она достигла уровня 23,9 млн преступлений, при этом темпы её роста в XXI в., по сути, катастрофичны, причём не только для России, но и в целом для всего мирового сообщества.
30
25
20
15
10
5
0
239
19,3 20,5 20,6 20,5 20,2 20,4 21,5 22,5 23
2001
2002 2003 2004 2005 2006 2007. 2008 2009 прогноз
2010
| | млн преступлений
Рис. 2. Латентная преступность
Таким образом, несмотря на снижение количества зарегистрированных преступлений, фактический рост преступности в период с 1990 г. по настоящее время составил не менее 250-300 %. На это указывают прежде всего данные о состоянии преступности в начале 90-х гг. XX столетия. Так, В. В. Лу-неев отмечает, что в 1993 г. фактическая преступность находилась на уровне 7-9 млн преступлений [8] против нынешних 26 млн. Интересно, что количество зарегистрированных преступлений в 1993 г. равнялось 2 799 614 - число, которое вполне сопоставимо с аналогичными показателями, например, 2009-2011 гг. Другое дело, что при соразмерных показателях зарегистрированных преступлений произошел серьёзный рост неучтенной преступности, которая как раз отображает истинное положение современного общества в части его криминогенности и происходящих в этом направлении процессов.
Что характерно, всё та же статистика, а именно данные по фактической преступности, указывают на криминализацию, которая по времени совпадает с отмиранием прежних форм социального контроля и тотальным опровержением доминировавших ранее идей. Отчасти данный вывод подтверждается анализом средств уголовно-правового воздействия, существовавших в ранее действовавшем УК РСФСР 1960 г. и УК России 1996 г. Средства эти зачастую вполне сопоставимы с их предшественниками в УК РСФСР. Безусловно, многие положения УК России, особенно если вести речь о его более поздних редакциях, были существенно смягчены, а
зачастую и вовсе исключены из его содержания, ослабив тем самым уголовную репрессию. Тем не менее произошедшие в сфере уголовно-правового регулирования общественных отношений изменения вряд ли можно обозначить в качестве первопричины, единственного и, главное, наиболее значимого условия роста фактической преступности. Основная проблема кроется как раз в области нематериального, обусловленная изменениями, произошедшими в таких категориях, как идеология, общественное сознание, правосознание, а также правовая культура, что оказало самое непосредственное влияние на состояние преступности. В связи с этим поведение людей всё чаще стало определяться не политико-идеологическими концепциями, как это было ещё совсем недавно, а тем уровнем культуры, который соответствует каждому индивидууму отдельно [9]. Граждане перестали ассоциировать себя с государством в связи с утратой его авторитета в общественном сознании [10], и именно это, а не ослабление репрессии является первоосновой роста преступности.
В этой связи сама по себе оптимизация средств воздействия на преступность при всей её необходимости не способна решить большинства накопившихся в этом направлении проблем. В первую очередь необходимо определить центральную идею, вокруг которой строился бы весь механизм уголовно-правового воздействия, найти подтверждение этой идеи в общественном сознании и только тогда начинать заниматься оптимизацией самих средств воздействия. Такая идея должна находить соответствующее за-
конодательное выражение в конкретном нормативном предписании, также как цели уголовного кодекса, его основные задачи и принципы. В этом случае правоприменитель получит завершенную систему базовых начал уголовного кодекса, которая при этом будет в полной мере отображать уголовную политику государства.
С учётом высказанного предложения положения, отображающие идеологию действующего уголовного закона, необходимо закрепить в ч. 3 ст. 1 УК России, редакцию которой можно представить в следующем виде: Часть 3 ст. 1. Уголовное законодательство Российской Федерации
«Нормы настоящего кодекса построены на идеях непримиримости и бескомпромиссности борьбы с наиболее опасными преступными проявлениями, что допускает использование любых (целесообразных) средств воздействия по отношению к виновным, а также на экономии мер уголовной репрессии за иные категории общественно опасных посягательств».
1. Лунеев В. В. Преступность ХХ-го века. Мировые, региональные и российские тенденции. - 2-е изд., перераб. и доп. - М., 2005. -С. 860.
2. Клейменов М. П. О концепции борьбы с преступностью в России // Совершенствование законодательной и правоприменительной деятельности в сфере борьбы с правонарушениями. - Омск, 1994.
3. Лунеев В. В. Указ. соч. - С. 860-861.
4. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. - М., 1992. - С. 16.
5. иКЬ: http://www.anna-center.ru/ru/archive-of-
news/318--------70.html 17.09.2011 г. 15:30.
6. иКЬ: http://www.anna-center.ru/ru/archive-of-
news/318--------70.html 17.09.2011 г. 15:30.
7. Теоретические основы исследования и анализа латентной преступности / под ред. С. М. Иншакова. - М., 2011. - С. 3.
8. Лунеев В. В. Указ. соч. - С. 126.
9. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / пер. с англ. Т. Велимеева. - М., 2007. - С. 23.
10. Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности / пер. с англ. А. Башкирова. - М., 2008. - С. 42.
