CC BY
35
ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ
УГОЛОВНАЯ ПОЛИТИКА ГОСУДАРСТВА ИЛИ ГЕНОЦИД БИЗНЕСА?
К. Е. РИВКИН,
кандидат юридических наук, адвокат Московская коллегия адвокатов «Каганер и партнеры»
Больной скорее мертв, чем жив
Здоровая и эффективная экономика является неотъемлемым условием успешного существования любого государства, которое на деле заботится о своих гражданах. Одним из направлений такой заботы выступает правовое регулирование отношений в сфере бизнеса, которое, с одной стороны, обеспечивает гарантии нормальной трудовой активности предпринимателей, а с другой — предусматривает ответственность за неправопослуш-ное поведение тех, кто нарушает установленные российским законодательством правила ведения финансово-хозяйственной деятельности. При этом крайне важна выработка надлежащего баланса между степенью и способами государственного вмешательства и экономической свободой, без которой невозможно достичь положительных результатов, ради которых и существует бизнес.
На сегодняшний день можно с уверенностью констатировать, что для частного бизнеса создаются такие условия, в которых едва ли не любое лицо, занимающееся предпринимательством, может быть подвергнуто не только административным, но и уголовным репрессиям со всеми вытекающими отсюда последствиями. Не случайно в средствах массовой информации все чаще используется такой термин, как «геноцид бизнеса» или подобные ему выражения.
Реалии наших дней как раз и свидетельствуют о том, что криминально-безжизненные условия для бизнеса активно насаждаются.
Чтобы не быть голословным, следует привести мнения самых различных людей из числа экономистов, юристов, политологов и журналистов.
Так, по утверждению бывшего министра экономики России, а ныне научного руководителя
Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ) Е. Ясина, власть считает, что каждый бизнесмен по своей природе вор, и это порождает негативные следствия обозначенной логики1.
В докладе Центра правовых и экономических исследований, подготовленном такими признанными авторитетами в области права, как профессор
A. Жалинский, бывший заместитель председателя Конституционного Суда РФ Т. Морщакова, экс-председатели Верховного Суда РФ В. Жуйков и
B. Радченко с участием заведующего кафедрой мировой экономики НИУ ВШЭ Л. Григорьева, старшего научного сотрудника Института мировой экономики и международных отношений РАН М. Субботина, отмечается:
• во-первых, Россия, не отказавшись от традиционного для постсоветских стран стандарта уголовного преследования предпринимателей, стала активно дополнять его уголовной репрессией за новые деяния, возникающие в условиях частнопредпринимательской экономики, в том числе за те, которые по сути представляют собой частные (корпоративные) деликты, уголовную ответственность за которые развитые правопорядки не устанавливают, поскольку защита законных прав и интересов здесь эффективно осуществляется судом не в уголовном процессе;
• во-вторых, обширная уголовная репрессия в отношении предпринимателей является одним из факторов, влияющих на состояние инвестиционного климата в стране. Жесткая уголовная политика в сфере экономики стала
1 Из выступления Е. Ясина на симпозиуме в НИУ ВШЭ 08.12.2011.
причиной возникновения в России такой фобии, как страх перед ведением бизнеса. Страх бизнеса, вызываемый риском утратить собственность или свободу, порождает целый ряд последствий: отказ от ведения предпринимательской деятельности, бегство капиталов, эмиграция бизнесменов; • в-третьих, абсолютным лидером в мотивации отъезда из России предпринимателей является правовая незащищенность как их самих, так и их собственности. В совокупности с ответом, что бизнесменов могут посадить в тюрьму, эта цифра составляет 24 %, в несколько раз опережая любую иную мотивацию к эмиграции2.
Рассматриваемой тематике был посвящен прошедший 08.12.2011 в НИУ ВШЭ симпозиум под названием «Уголовная политика и бизнес». В целом его участники констатировали наличие очень тревожной ситуации, свидетельствующей о нарастающих негативных последствиях экономического характера, порожденных неразумной государственной политикой в отношении бизнеса. Экономисты, приводя данные статистики о бегстве капитала и эмиграции бизнесменов, высказали опасения, что без отказа от уголовной политики по отношению к предпринимателям и предпринимательству в целом никакого роста экономики в России не будет, тогда как не столь благополучное состояние экономики страны обусловливает необходимость резкого повышения деловой активности.
Исследователи отмечали, что анализ феномена незаконного преследования коммерсантов демонстрирует наличие значительного числа бенефициаров таких репрессий, среди которых присутствуют как коррумпированные сотрудники правоохранительных органов, так и конкуренты преследуемых. Это говорит о том, что уголовная политика за последнее время стала весьма эффективным инструментом передела собственности незаконными методами.
Любопытно, что когда один из участников симпозиума, будучи в командировке в Канаде, привел судье Верховного суда цифру находящихся у нас в стране в колониях предпринимателей, служитель фемиды сказал: «Это атака на капитализм». Неудивительно поэтому, что представитель крупного бизнеса, член Российского союза промышленников и предпринимателей с огорчением признал, что сейчас у многих его коллег стал популярным принцип «поскорее распилить и убежать».
Назовем также в рассматриваемой связи сборник публикаций, составленный известным журналистом Л. Никитинским и имеющий весьма красноречивый заголовок «Блокирующая роль силовых структур и неправого суда на пути модер-низационного развития России». Помимо рассказов о не единичных и весьма показательных случаях незаконного преследования невиновных, здесь также содержатся статьи ряда специалистов, посвященные причинам неудовлетворительной работы правоохранительных органов, включая суды, а также приводятся оценки отношения власти к бизнесу. Так, президент фонда «ИНДЕМ» Г. Сатаров пишет: «Когда власть получает нелегитимный контроль над собственностью, существование легитимной независимой собственности становится невозможным. Когда власть сама противозаконно занята бизнесом, любой независимый бизнес становится для нее не просто конкурентом, но постоянной раздражающей легитимной альтернативой. Поэтому в таких условиях война на уничтожение бизнеса неизбежна, что мы и наблюдаем» 3.
Столь категоричные оценки не единичны. Они свидетельствуют об очень опасной ситуации, которая наблюдается в сфере предпринимательства, подвергаемого постоянным нападкам силовых ведомств. Но всегда ли так было? Почему произошел поворот к худшему? Попробуем найти ответы в совсем недавней российской истории.
Ты помнишь, как все начиналось?
В популярной песне ансамбля «Машина времени» далее были такие слова: «все было впервые и вновь...» Эти слова как нельзя лучше характеризуют обстановку, когда перестройка государственного механизма вызвала необходимость допуска в экономику страны — тогда еще это был СССР — частного сектора. С одной стороны, наблюдалась попытка реформаторов направить в социально полезное русло активность населения, а с другой — поднять на новый уровень экономику, дела в которой шли с каждым днем все хуже.
Первым, еще довольно робким шагом в указанном направлении стал Закон СССР от 19.11.1986 «Об индивидуальной трудовой деятельности», которым разрешалась такая деятельность в сферах кустарно-ремесленных промыслов, бытового обслуживания населения, а также другие ее виды, основанные исключительно на личном труде граждан и членов их семей.
2 Уголовная политика в сфере экономики. М., 2001. 3 Жирафы, зебры и темные лошадки. М., 2011. С. 96.
— 18- БУХГАЛТЕР И ЗАКОН
Более смелый шаг на пути создания структурно новой экономики был предпринят с изданием Закона СССР от 26.05.1988 «О кооперации в СССР». Помимо того, что данный исторический акт предусмотрел и узаконил коллективную форму частнопредпринимательской деятельности, он еще и обязал государство всемерно поддерживать кооперативное движение, содействовать его расширению, гарантировать соблюдение прав и законных интересов кооперативов и их членов.
Закон предписывал не допускать каких-либо ограничений творческой активности и инициативы членов кооперативов, а в части контроля прямо указал, что «.ревизии и проверки не должны нарушать нормальный ритм работы кооператива».
Свою положительную роль в совокупности с указанными нормативно-правовыми актами, безусловно, сыграл принятый 06.03.1990 Закон СССР «О собственности в СССР». Уже первые его строки говорили о гарантиях прав собственников. Кроме того, государство обязано было своими действиями гарантировать стабильность отношений собственности, установленных в соответствии с данным законом.
В результате, по данным «Экономической газеты» (1992. N° 2), уже в период с января по сентябрь 1991 г. в производственно-кооперативной сфере трудились свыше 2 млн чел.
Здесь крайне важно отметить, что правоохранительные органы действительно в тот период старались не вмешиваться в работу кооперативов, как и других только появлявшихся частных образований. И хотя нам в свое время не удалось обнаружить каких-либо документальных подтверждений прямых запретов на контроль силовыми подразделениями за активно нарождавшимся движением, имеются многочисленные свидетельства крайне осторожного отношения государственных министерств и ведомств к явлениям, происходившим в кооперации. Это можно объяснить очевидной лояльностью к ним со стороны партийно-правительственных учреждений и их первых лиц, а также идеологической поддержкой.
Хотя не все воспринимали положительно происходящие в стране перемены и, негативно относясь к идеям приватизации и создания частного сектора экономики, делали такие, например, прогнозы: «Дельцы, еще недавно занимавшиеся своим рискованным «теневым» бизнесом», иногда правда общественно полезным, но чаще всего криминальным, грабительским, и обогатившиеся коррумпированные бюрократы — все эти герои «первоначального накопления капитала», которые избежали тюрьмы и
которым, похоже, не грозит даже денежная реформа, выползут из своих клоак и займут место под солнцем «революционной» перестройки» [3, с. 43].
Здесь трудно не заметить, что в столь милые, видимо, автору приведенных строк времена уголовно-наказуемым бизнесом считались впоследствии реабилитированные (декриминализованные) деяния, являвшиеся самыми обычными в государствах с развитой многоукладной экономикой — спекуляция, частное предпринимательство, коммерческое посредничество, валютные операции.
Впрочем, даже у таких ортодоксов хватало объективности признать, что в случае легализации представителей теневого бизнеса «их деятельность станет более подконтрольной, и поэтому более полезной», а также констатировать в 1990 г., что «опережение в общем движении имеет кооперативный, а теперь и возникающий частный секторы» [3, с. 43, 94].
Именно такая благоприятная обстановка, включающая организационную и финансово-экономическую поддержку государства, дала возможность зарождения и постепенного развития системообразующих базовых точек частнохозяйственного сектора: банков, совместных предприятий, внешнеэкономических организаций, акционерных обществ, фондового рынка. Достаточно, наверное, отметить, что большинство обладателей современного крупного российского капитала прошли школу производственной кооперации тех лет.
В связи с событиями, происходившими в стране, союзный закон о кооперации и подзаконные ему нормативные документы постепенно утрачивали силу, заменяемые российским законодательством. На смену им пришел Закон РСФСР от 25.12.1990 «О предприятиях и предпринимательской деятельности», где в ст. 20 также были предусмотрены гарантии, включающие защиту прав и интересов субъектов предпринимательской деятельности, действующих на территории РСФСР, других союзных республик и иностранных государств на основе международных соглашений, недопущение дискриминации предприятий со стороны государства, его органов и должностных лиц; равные условия деятельности предприятий, независимо от вида собственности и их организационно-правовых форм; защиту имущества предприятий от незаконного изъятия. В Законе РСФСР также указывалось, что «.вмешательство государства и его органов в деятельность предприятия не допускается, кроме как по установленным законодательством РСФСР основаниям и в пределах правомочий указанных органов. Причиненный предприятию ущерб, в
том числе и упущенная выгода, в результате выполнения противоречащих законодательству РСФСР указаний государственных или иных органов либо их должностных лиц, нарушивших права предприятия, а также ненадлежащее осуществление такими органами или их должностными лицами предусмотренных законодательством обязанностей по отношению к предприятию, подлежат возмещению этими органами».
В этой связи трудно переоценить и значение Указа Президента Российской Федерации от 29.01.1992 № 65 «О свободе торговли», которым, помимо прочего, предписывалось местным органам власти и управления содействовать свободной торговле предприятий и граждан.
Можно утверждать, что такие сдерживающие механизмы, наряду с неразработанностью на тот момент средств уголовно-правового воздействия, во многом способствовали бурному развитию негосударственного сектора экономики, одновременно препятствуя произволу со стороны правоохранительных ведомств.
Налоговый террор — начало геноцида российского бизнеса
По мнению автора, первую и сокрушительную атаку государство произвело на бизнес на налоговом фронте. Не случайно аналитики, исследовавшие определенные периоды современной российской экономики, ввели в оборот термин «налоговый террор». Этот феномен характеризовался, с одной стороны, высокими налоговыми ставками и запутанностью налогового законодательства, а с другой — повышенной и зачастую совершенно необоснованной активностью налоговых органов и впоследствии ушедшей в Лету налоговой полиции. При этом налоговым органам была заведомо обеспечена социально-оправдательная подоснова для их нападок на бизнес, которой они громогласно пользовались: имеется конституционная обязанность каждого платить законно установленные налоги, собираемость которых обеспечивает наполнение государственного бюджета, направляемого на обеспечение нужд государства и общества.
Все налогоплательщики помнят популярный слоган: «Заплати налоги и спи спокойно». Однако со сном у добросовестных налогоплательщиков дело обстояло далеко неважно. Чтобы в этом убедиться, обратимся к общедоступным информационным источникам недавнего прошлого.
В конце 1990-х гг. на разных уровнях власти предпринимались неоднократные попытки диа-
гностировать причины распространенности налоговой преступности, поскольку случаи наказания как по соответствующим статьям Уголовного кодекса РСФСР (162-1, 162-2), так и по нормам Уголовного кодекса РФ (УК РФ) (ст. 198, 199), вступившего в силу с 01.01.1997, стали расти едва ли не в геометрической прогрессии. Исследования показали, что такие причины обусловлены, прежде всего, несовершенством существующей системы налогообложения, которая, по мнению самых различных специалистов, крайне отрицательно сказывается на состоянии экономики в целом и к тому же вынуждает предпринимателей так или иначе уклоняться от уплаты налогов.
Как оценивались в указанный временной период налоговое законодательство, сложившаяся в России практика сбора налогов, а также причины уклонения от налогового бремени? Один из разработчиков Налогового кодекса РФ депутат Государственной Думы А. Макаров в 1999 г. откровенно заявил: «Честных налогоплательщиков нет. Если такие и были, они уже в психиатрической клинике» («Коммерсант». 1999. 11 июня). А вот мнение предпринимателя А. Паникина, изложенное на страницах «Новой газеты» (1999. № 12): «Так как подати, установленные государством, могут разорить любое производство, приходится уклоняться от налогов... Бюрократия, установив налоги, которые обессмысливают любую деятельность, таможенные пошлины, заставляющие искать обходные пути, держит всех на привязи — законы используются как удавка, а государственные структуры как кистень. Самая энергичная часть населения, движущая сила нации, ее экономическая элита, поставлена в положение какого-то полукриминального сообщества — каждый ведущий свое дело, от «челнока» до директора крупного предприятия, заведомый преступник».
Преподаватель коммерческого вуза, бывший следователь прокуратуры Е. Мысловский отмечал: «В реальной налоговой практике мы сталкиваемся с закономерным явлением: по мере уменьшения удельного веса легального сектора, с которого можно брать налоги, стремление к увеличению налогообложения усиливается. В результате легальная деятельность становится все менее привлекательной, а теневой сектор растет. Существующая с 1992 г. налоговая система является одним из главных тормозов развития рыночных отношений и экономической демократии в России, экономического роста» [5, с. 54, 55].
Группа известных российских ученых, подготовивших в 1997 г. аналитическое обозрение «Пре-
ступность в России», пришла к следующему выводу: «Жесткая, непродуманная налоговая политика делает невыгодным инвестиции в реальный сектор экономики, ведет к искусственному завышению в экономике наличного оборота, заставляет многих физических и юридических лиц скрывать доходы, уклоняться от налогов, способствует долларизации и эмиграции капитала, а неучтенная огромная наличная масса уже сама по себе вызывает генерацию мощного вала преступности прямого действия.» В этих условиях, по итогам одного из проведенных опросов, как оказалось, 98 % респондентов считали правильным укрытие доходов от государства и не осуждали такого рода действия [7, с. 99, 101].
Даже возглавлявший Федеральную службу налоговой полиции С. Алмазов вынужден был признать в 1998 г.: «Мы давно уже говорим, что наша налоговая система в какой-то степени подталкивает человека к правонарушениям» («Новая газета». 1998. № 12).
В целом к середине 1990-х гг. нормативно-правовая база по вопросам налогообложения насчитывала несколько сотен законов, президентских указов, правительственных постановлений, инструкций, указаний и писем государственной налоговой службы и некоторых других министерств и ведомств. Разобраться в этой массе документов, нередко содержащих неясные или противоречащие друг другу положения, даже квалифицированному экономисту или юристу было крайне сложно.
Человеку, знакомому с формами и содержанием изложения ведомственных налоговых инструкций, трудно возразить Е. Мысловскому, который утверждал: «.и Госналогслужба и Минфин пытаются так откомментировать сложные случаи налогового законодательства, чтобы рядовой налогоплательщик не смог понять, о чем идет речь, а налоговые органы на местах могли трактовать возникающие вопросы исключительно в свою пользу. При этом даже достаточно ясные решения арбитражного суда по некоторым наиболее общим вопросам налогообложения налоговые органы умудряются извращать. В результате не только каждая неумышленная ошибка бухгалтера, но и умышленный «наезд» налоговой инспекции «во имя бюджета» имеют реальный шанс стать для предприятия смертельным, поскольку штрафы, пени, погашения недоимок могут просто привести к банкротству предприятия» [3, с. 52].
Неудивительно, что в рассматриваемый период практика применения норм УК РФ по отношению к налогоплательщикам с каждым днем расширялась. Так, если в 1992 г. по признакам нарушений
налогового законодательства было возбуждено 147 уголовных дел, то уже в 1993 г. — 1 242, в 1994 — 3 126, в 1995 г. — 5 670. Только с 1996 г. эта цифра стала снижаться — 5 540, в 1997 — 4 185, в 1998 г. — 3 953 уголовных дела [4, с. 5].
Для сравнения — по данным официального сайта МВД России, в 2010 г. выявлено 14 449 преступлений налоговой направленности. Эта же тенденция просматривается и при анализе состава преступлений, включенных в гл. 22 УК РФ: ст. 198 и 199 в 1997 г. здесь занимали 4 % дел от всех зарегистрированных, а в 1998 г. — 5 %. Иная ситуация наблюдается в 2008 г. — 14 %, а в 2009 г. — 11 % [2, с. 63].
По нашим наблюдениям, именно в середине — конце 1990-х гг. начали активизироваться представители силовых структур, имевшие свои интересы в предъявлении предпринимателям налоговых претензий, чаще всего совершенно необоснованных.
Главный бухгалтер одного из частных продуктовых магазинов, мнение которого опубликовано в газете «Московский комсомолец» летом 1999 г., отмечал, что «налоговая полиция — молодая, наглая, хамская. Чувствуют свою власть, безнаказанность и издеваются, как хотят. Обожают тыкать пальцем и перечислять, где у тебя что не так, а сами совершенно некомпетентны в этих вопросах».
«Рэкетирами в погонах» назвал налоговых полицейских на страницах «Новой газеты» банковский работник С. Юнин. Попытка отстаивать свои права привела его к следующему выводу: «В то время, когда налоговые органы, применяя по своей сути криминальные методы, вмешиваются в деятельность коммерческих фирм, исправно отчисляющих установленные законом налоги и сборы, и начинают расправу с предпринимателями — сразу же перестает действовать весь механизм гарантий и защиты прав и свобод человека и гражданина, великое завоевание демократии».
Касательно тех времен вспоминается весьма показательная беседа с начальником следственного отдела налоговой полиции, которого автор статьи спросил, как его подчиненные собираются доказывать обязательный в таких случаях прямой умысел в действиях подзащитного, привлекавшегося по ст. 199 УК РФ по обвинению в уклонении от уплаты налогов с организаций. Ответ был сколь откровенен, столь и циничен: «Ничего доказывать мы не будем. Направим дело в суд, и будьте уверены — он вынесет обвинительный приговор». При этом полицейский начальник озвучил еще одну крайне актуальную и до сегодняшнего дня мысль.
Он сказал: «Я считаю, что человек с того момента, как он дал согласие стать генеральным директором коммерческой фирмы, должен начинать сушить сухари».
Сказанное вряд ли нуждается в комментировании. Подзащитного удалось отстоять, хотя нет сомнений в том, что если бы дело поступило в суд, тот бы признал его виновным.
Тучи сгущаются
От практики частных наездов «правоохранителей» с целью выполнить требуемый начальством план, а попутно по возможности пополнить казну и заодно подзаработать, дело подошло к началу 2000-хгг. к государственной политике «закошмаривания» бизнеса и огульных «посадок». К тому времени для уголовных репрессий созрели все условия.
Во-первых, возникла необходимость ликвидировать последствия созданного самим государством, а точнее его первыми лицами, дефолта 1998 г. Неудивительно, что взоры ликвидаторов обратились на частный сектор экономики, с которого предстояло взимать в самых различных формах повышенную дань, при этом регулярно призывая к социальной ответственности. Для нежелающих понимать свою добровольно-принудительную спонсорскую роль «дойной коровы» среди прочих средств воздействия был припасен и УК РФ как весьма надежное средство убеждения.
Именно с УК РФ связана вторая причина активности разного рода блюстителей экономического порядка (в их собственном понимании), поскольку к этому времени оперативные, следственные, прокурорские органы и суды наработали определенный опыт апробации новых норм УК РФ. Речь идет о составах преступлений, включенных в специальную гл. 22 «Преступления в сфере экономической деятельности», а именно:
• незаконное предпринимательство;
• незаконная банковская деятельность;
• легализация (отмывание);
• незаконное получение кредита;
• фиктивное и преднамеренное банкротство и др.
То же можно сказать и о налоговых составах
преступлений, несмотря на то, что 01.07.2003 Указом Президента РФ налоговая полиция была ликвидирована, а ее обязанности и штат передали в МВД России, которое через непродолжительное время вполне успешно продолжило практику преследования налогоплательщиков, значительная часть из которых на самом деле добросовестно платила налоги.
Рвение оперативных сотрудников и следователей очень часто доходило до абсурда, когда они, привлекая человека к уголовной ответственности, даже не пытались задумываться над тем, а обладают ли его действия на самом деле хоть какой-нибудь социальной опасностью, наличие которой требует закон, чтобы говорить о совершении именно преступления.
Одно из первых уголовных дел о легализации бизнеса в Москве выглядело следующим образом. Предприниматель средней руки имел скромный бизнес, относящийся в то время к числу лицензируемых. Незадолго до очередного истечения срока лицензии он подал необходимый пакет документов в лицензионный орган, но тот выдачу разрешения затянул. В результате коммерсанту около 2 мес. пришлось работать без лицензии. Сотрудники милиции, узнав об этом, возбудили против него уголовное дело о незаконном предпринимательстве (ст. 171 УК РФ в старой редакции), а затем еще и обвинили в легализации (ст. 174-1), усмотрев такие действия в уплате налогов с доходов, полученных за 2 мес.
Наконец, третьей, пожалуй, самой главной причиной явилось усиление в составе Правительства РФ сторонников антирыночного направления, стоявших, говоря словами бывшего вице-премьера и министра финансов А. Кудрина, за «глубокое госучастие» («Ведомости». 2011. 12 декабря). Именно эти люди, обладающие большой властью и широкими полномочиями, направили свою деятельность на передел уже сложившегося рынка в пользу чиновничье-государственного аппарата, безусловно, не забывая о своих собственных своекорыстных интересах.
Примерно в те годы один из знакомых, вращавшихся в «верхах», помимо прочего, сообщил автору этой статьи, что «там» зреет идея создания мощной нефтяной государственной корпорации. Впрочем, особым секретом это не являлось. Если взять, например, журнал «Компания» за апрель 1999 г. (№ 13), то в статье под весьма красноречивым названием «Без государства в России долго не живут» обсуждались варианты возникновения такой структуры. По этому поводу было безапелляционно сказано: «То, что такая компания рано или поздно будет создана — сомнению не подлежит». В качестве одной из платформ для формирования государственной нефтяной компании (ГНК) довольно прозорливо указывалась «Роснефть». И даже применительно к методам ее создания авторы делали весьма точный прогноз: «государственная компания на то и государственная, чтобы государство имело возможность при необходимости под-
ключить к решению своих проблем органы, весьма далекие от управления нефтяной отраслью».
В подтверждение этих слов давалась ссылка на брифинг в МВД России, где были названы несколько коммерческих структур в качестве примера «неправильной» приватизации. Не исключалась возможность пересмотра результатов приватизации этих компаний. В статье далее говорилось: «Надеемся, что все догадываются, где эти компании окажутся в случае пересмотра итогов приватизации — естественно, в ГНК».
Всем известна ситуация с ОАО «Нефтяная компания «ЮКОС», чьи руководители отчасти оказались за пределами страны, а отчасти — в местах «не столь отдаленных», с составом преступлений, которыми обильно насыщены разделы УК РФ, посвященные посягательствам на собственность и нарушениям в области экономической деятельности. Преуспевающая компания была обанкрочена и скуплена уже упоминавшейся «Роснефтью», в итоге ставшей самой большой нефтегазодобывающей компанией России. На ее сайте сегодня указано, что «Роснефть» — лидер российской нефтяной отрасли и одна из крупнейших публичных нефтегазовых компаний мира.
Есть ли здесь чему радоваться? Ответ можно найти в современной экономической литературе, где содержатся весьма неодобрительные отзывы об итогах активизации правоохранительной системы. Е. Гайдар и А. Чубайс в книге «Развилки новейшей истории России» отметили: «Драматическими оказались не только долгосрочные политические, но и экономические последствия этих действий: в 2006—2007 годах произошла фактическая ренационализация значительной части нефтяной отрасли, после чего в стране добыча нефти, которая динамично росла после приватизации, стала снижаться» [1, с. 168].
Угроза уголовных репрессий в те времена настолько явно витала над головами бизнесменов, что даже в благоприятные для них периоды они вынуждены были говорить о соответствующих рисках. К примеру, руководитель МФО «Менатеп» и один из основных акционеров «ЮКОСа» П. Лебедев, давая интервью тому же журналу «Компания» в декабре 2002 г., заявлял: «.если взаимодействие власти и бизнеса станет более цивилизованным, будет лучше. Потому что это дает базисные гарантии бизнесу. Это значит, что не будет переделов собственности с использованием административного и прочих ресурсов». Как теперь известно, пожелание бизнесмена не оправдалось, а сам он оказался за решеткой.
Кстати, именно 2003 г. дал старт абсолютно неприкрытой атаки на российский бизнес, которую сегодня можно квалифицировать как «экономический геноцид».
О чем говорит статистика
Профессиональные криминологи, изучая динамику и причины преступности, опираются на статистические показатели, оговариваясь, что отчетность правоохранительных органов, и прежде всего МВД России, имеет существенные погрешности.
Весьма авторитетные ученые вынуждены в результате многолетних исследований признать, что регистрируется не более 30—40 % фактически совершаемых преступлений, а по отдельным видам — сотые или тысячные доли [7, с. 19].
В то же время уголовная статистика предоставляет возможность выявить и проанализировать интересующие исследователя закономерности, сделав определенные выводы или выдвинув подлежащие проверке гипотезы. Далее следует воспользоваться аналитической запиской под названием «Активность правоохранительных органов РФ по выявлению преступлений в сфере экономической деятельности, 2000—2011 гг.», подготовленной сотрудниками санкт-петербургского Института проблем правоприменения в ноябре 2011 г.
Следует особо отметить выводы, к которым пришел коллектив авторов (В. В. Волков, А. В. Дмитриева, Э. Л. Панеях, М. Л. Поздняков, К. Д. Титаев):
• активность правоохранительных органов по выявлению экономических преступлений менялась несколько раз на протяжении последних 12 лет. Выделяются фазы сильного снижения активности в 2000—2003 гг., устойчивого роста в 2004—2008 гг. и снижения в 2009—2011 гг.;
• правоохранительная практика сложилась таким образом, что чем дальше, тем чаще вместо профильных статей, предусмотренных в гл. 22 УК РФ для преследования незаконных бизнес-практик применяются ст. 159 «Мошенничество» и ст. 160 «Присвоение или растрата». В результате сторона обвинения фиксирует преступления, совершенные в процессе экономической деятельности как обычные преступления против собственности, чем затрудняет анализ динамики преступности в сфере бизнеса и занижает реальный масштаб давления на бизнес со стороны силовых структур;
• было бы ошибочно приписывать меняющийся уровень экономической преступности, зафиксированный ведомственной статистикой, поведению физических или юридических лиц, занятых экономической деятельностью. Это по большей части результат политических, законодательных и внутриорганизацион-ных событий, коснувшихся правоохранительных органов и повлиявших на поведение их сотрудников.
Правильность последнего из приведенных тезисов легко просматривается на примере показателей уголовной статистики. Так, в год ликвидации налоговой полиции было зарегистрировано в 3,4 раза меньше деяний, квалифицировавшихся по ст. 198 УК РФ, а по ст. 199 УК РФ — в 3,9 раза меньше, чем в предыдущем 2002 г.
Аналогичная ситуация зафиксирована в целом по экономическим преступлениям и в 2010 г., когда проводилась масштабная реформа деятельности органов внутренних дел.
Совершенно верно авторы аналитической записки объясняют один из спадов активности оперативно-следственных структур принятием нового Уголовно-процессуального кодекса РФ, вступившего в силу с 01.07.2002 и нуждавшегося в обстоятельной апробации массы содержащихся в нем статей. В том же ряду отмечаются заявления политического руководства страны, сделанные в 2001—2002 гг. в поддержку частного бизнеса, и компания за гуманизацию законодательства в 2009—2010 гг.
С другой стороны, к 2005 г. неудобства, вызванные организационными и процессуальными нововведениями, коснувшимися МВД России, были преодолены, новые практики применения изменившихся законов наработаны, а дело «ЮКОСа» стало своего рода сигналом для активизации правоохранительных органов по отношению к частному бизнесу: начался быстрый рост числа выявленных экономических преступлений.
Разруха в головах
Понять феномен преследования бизнеса, осмыслить его действительные причины и попытаться что-то противопоставить необоснованным уголовным репрессиям можно, лишь поняв реальные мотивы действий тех, кто облечен властными полномочиями, используемыми во вред общественным интересам.
Нет никаких сомнений, что в первую очередь следует говорить о коррупции в самых разных ее
проявлениях: от банального взяточничества и до более изощренных видов мотивации неправомерного поведения.
Примеров можно привести великое множество — так называемое «крышевание» бизнеса милицией, ФСБ России и прокурорами; получение взяток за преследование конкурентов взяткодателя; оплата незаконного прекращения уголовных дел и т. д. При этом одной из причин такого истинно всероссийского бедствия является порой нищенское существование стражей порядка. Как признался в средствах массовой информации некоторое время назад следователь по особо важным делам отдела по расследованию преступлений коррупционной направленности следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ (СУ СКП) по Московской области В. Кобзев, «честно работать в правоохранительных органах Москвы — роскошь, которую могут себе позволить люди, имеющие сторонний доход: хорошо зарабатывает супруг (супруга), ежемесячно помогают его (ее) родители, есть возможность сдавать дополнительную жилплощадь, есть бизнес, оформленный на родственников, и т. п.» («Власть». 2009. № 39).
Кстати, на симпозиуме «Уголовная политика и бизнес» один из докладчиков подчеркнул, что в ходе проведенного исследования никто из опрошенных представителей силовых структур не отрицал, что у него имеется свой собственный бизнес. Нетрудно представить, какими методами такие «коммерсанты в погонах» решают возникающие у них проблемы в области лично-семейного предпринимательства, а сам факт столь глубокой «погруженности» в коммерцию правоохранителей вызывает сильные сомнения в том, что наблюдающееся печальное положение вещей как-то может изменить предстоящее повышение им денежного содержания.
Справедливости ради нужно отметить, что своей вовлеченностью в бизнес грешат не только стражи закона. Не так давно главой Правительства РФ было озвучено, что в государственных компаниях каждый второй топ-менеджер контролирует коммерческие структуры, часто связанные деловыми отношениями с государственным энергобизнесом. В материале «Владимир Путин вышел на злоупот-ребительский рынок», опубликованном в газете «Коммерсант» за 20.12.2011, приведены результаты проверки, проведенной Минтопэнерго России: из 352 человек руководящего состава энергетического комплекса у 169 должностных лиц — практически у каждого второго — выявлена аффилированность с 385 коммерческими организациями.
Парадоксально и то, что повсеместная коррупция имеет нередко последствия для юридической практики, которые вовсе не связаны напрямую с какой-либо корыстной заинтересованностью. Вот пример такого рода. Автор этой статьи, однажды устав сражаться со следователями, которые явно невиновного человека загоняли под суд, приехал к знакомому судье, чтобы поинтересоваться перспективой рассмотрения дела. Не вдаваясь в подробности, он поинтересовался, кем работает клиент, и когда услышал, что это — частный нотариус, то категорично заявил: «Никогда судья не оправдает нотариуса, поскольку не захочет быть обвиненным в получении взятки! Понятно, что суть дела здесь уже никакой роли не играет.
Еще одной причиной гонений на бизнес является пресловутая «палочная» система отчетности — для следственных и оперативных работников по числу возбужденных и отправленных в суды дел. Она прекрасно сохранилась и после реформирования МВД России. Так, приказ министра внутренних дел РФ Р. Нургалиева от 30.08.2011 № 975 «Об организации и проведении отчетов должностных лиц территориальных органов МВД России» предписывает вновь испеченным полицейским и их руководителям для подготовки отчетов о деятельности территориальной полиции в первую очередь использовать государственную и ведомственную статистическую отчетность. Нетрудно спрогнозировать, что в совокупности с обвинительным уклоном служебные показатели по-прежнему будут создавать проблемы тем, за счет кого станут делать очередную галочку в месячном докладе начальству.
Следует отметить и профессиональную неграмотность субъектов, кому по должности предоставлено право решать судьбы людей.
Есть и другие примеры, подтверждающие, что даже простые, казалось бы, свои обязанности представители силовых ведомств добросовестно исполнить не в состоянии. Обратимся хотя бы к размещенному 14.12.2011 на сайте Генеральной прокуратуры РФ информационному сообщению о проверке исполнения требований Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» при осуществлении органами внутренних дел гласного оперативно-розыскного мероприятия «Обследование помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств» в отношении субъектов предпринимательской деятельности. Сделанный вывод категоричен: нарушения закона со стороны сотрудников ОВД носили распространенный характер, о чем свидетельствовали массовые
обращения граждан, а также результаты прокурорских проверок. Было установлено, что обследования нередко проводились при отсутствии достаточной информации о наличии признаков преступления, без согласия руководителя предприятия; изъятие документов и компьютерной техники происходило принудительно; документальное оформление производилось неверно. Не принимались меры к сохранности изымаемых документов и ценностей, что влекло их утрату и причинение ущерба субъектам предпринимательской деятельности.
Ситуация с судейским корпусом обстоит не намного лучше, так как львиная доля преступлений экономического характера отнесена законом к подсудности районных судов, где среди судей — «уголовников» нет специализации по причине их малочисленности. Когда же даже к добропорядочному судье, который привык к делам общеуголовной направленности (кражи, грабежи, телесные повреждения, ДТП и т. д.), попадает хозяйственное дело, это создает для него большие проблемы, в которых далеко не каждый может обстоятельно разобраться.
Стоит ли удивляться, что судьи не знают сути элементарных финансовых и экономических терминов, а только слышали что-то о них.
По отмеченной причине и для облегчения своей работы (правильнее будет сказать — для уклонения от своей работы) судьи предпочитают за благо переоформить составленное следователем обвинительное заключение в якобы написанный ими самостоятельно приговор и назначить наказание, совершенно при этом не понимая суть сделки или финансовой операции, которую они своей властью признали криминальной. В этих случаях, по признанию уже упоминавшегося следователя В. Кобзева, действует негласное корпоративное правило: при направлении следователем материалов о санкционировании тех или иных процессуальных действий либо уголовного дела для рассмотрения по существу нужно передавать судье дискету или флешку с соответствующим постановлением или обвинительным заключением. Это сильно напоминает описанную в литературе практику конца 1930-х гг., когда к направляемому в судебные органы делу следователь подшивал запечатанный конверт, в котором указывал, какое, по его мнению, следует назначить наказание очередному «врагу народа».
О классовой ненависти
Не менее значимой и одной из самых социально опасных причин гонений на представителей
предпринимательского сословия выступает то, что смело и довольно точно можно назвать классовой ненавистью. В процессе своей адвокатской практики таких ненавистников приходится наблюдать многократно, причем существенная часть их даже не считает нужным скрывать свои пристрастия. В сочетании с огромными властно-репрессивными полномочиями и вопиющей порой правовой и экономической безграмотностью эта гремучая смесь в итоге дает шариковых и вышинских в одном флаконе.
К примеру, клиент, занимавшийся нефтетор-говлей, рассказал, какое негодование было выплеснуто на него членами следственной группы, явившимися на квартиру с обыском, когда они увидели там дорогую мебель, мраморную ванну, импортную технику. Автор этой статьи вместе с другим своим доверителем наблюдал буквально истерику окружного прокурора, к которому пришли на личный прием с жалобой. В лицо человеку, с огромным трудом вырвавшемуся из-под стражи по заказному делу, он кричал: «Я вас, торгашей, ненавижу!
Этой же бациллой заражено и весьма значительное количество представителей судейского корпуса. Этот печальный факт вынужден был признать даже председатель Верховного Суда РФ В. Лебедев, когда, столкнувшись с демонстративным саботажем нижестоящими судами президентских поправок в Уголовно-процессуальный кодекс РФ, запрещающих заключать под стражу предпринимателей, посетовал на судей-нарушителей, сказав, что при применении новой редакции закона надо руководствоваться правовым смыслом, а не революционной ненавистью неимущего к богатому («Коммерсант». 2010. 11 июня).
Вероятно, метастазы советской эпохи намного глубже проникли в сознание сегодняшних служителей уголовной юстиции, чем это может показаться на первый взгляд. Экспроприаторское правосознание не позволяет равнодушно взирать на состоятельных людей, и поэтому попавший в руки по стечению обстоятельств уголовный закон становится средством восстановления превратно понимаемой социальной справедливости. «Будем раскулачивать», как сказал один из судей, давая санкцию следователю на обыск.
Продолжая тему, сообщим, к каким обескураживающим выводам приходят маститые ученые. В сборнике «Уголовная политика в сфере экономики: экспертные оценки» приводится следующее утверждение: «В советский период страны государство, являясь по сути единственным ведущим
экономическую деятельность собственником, посредством уголовного права и уголовной юстиции подавляло (подвергало уголовной репрессии) всех иных (негосударственных) экономических агентов. При отказе от социалистической модели общества в качестве формальных (и соответственно подлежащих государственной защите) институтов были провозглашены частная собственность и свобода ведения на ее основе предпринимательской деятельности. Однако такое провозглашение новых формальных институтов не привело к исчезновению института репрессии негосударственных участников экономических отношений посредством уголовной юстиции. Став с провозглашением права частной собственности незаконным, этот институт не исчез, а продолжил свое существование уже как неформальный и неправовой институт.
Одновременно институт и механизмы уголовной репрессии собственников подверглись адаптации к современным условиям. Это стало возможным, поскольку непосредственная экономическая деятельность стала пониматься как не свойственная государству функция, уголовные репрессии экономических агентов стали осуществляться от имени и под прикрытием государства не столько в пользу государства, сколько в пользу любых лиц, заинтересованных в отъеме прав собственности. В первую очередь лиц, имеющих должностной или коррупционный доступ к рычагам уголовной юстиции» 4.
Таким образом, получается, что наша страна имеет новую государственную формацию со старой, во многом уголовной политикой, насквозь пронизанной идеологией времен СССР. Достаточно вспомнить давно, казалось бы, умершее в законе явление, определявшееся в нем как спекуляция — скупка и перепродажа с целью наживы (ст. 154 УК РСФСР). Сейчас такие действия отнесены к обычной бизнес-деятельности, целью которой является извлечение прибыли. Но это не мешает нерадивым прокурорам и следователям усматривать в действиях коммерсантов то, что можно назвать «ценовым криминалом» со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде возбуждения уголовных дел, привлечения якобы виновных к уголовной ответственности, строгие наказания будто бы за совершенное. хищение!
Все дело в том, что бесцеремонно вторгающиеся в чуждую им сферу бизнеса, эти приверженцы дремучих взглядов на современную экономику
4 Уголовная политика в сфере экономики: экспертные оценки. М., 2011.
в одних случаях считают цену покупки товара заниженной (не соответствующей рыночной или мировой), а в других — цену продажи завышенной по сравнению с ценами приобретения. Они словно не знают, что Гражданский кодекс РФ прямо предусматривает свободу договора и положение о том, что исполнение договора оплачивается по цене, установленной соглашением сторон. Возможно, они и не знают о существовании Федерального закона от 28.12.2009 № 381 -ФЗ «Об основах государственного регулирования торговой деятельности в Российской Федерации», в котором ясно прописано, что хозяйствующие субъекты, осуществляющие торговую деятельность, при организации торговой деятельности и ее осуществлении самостоятельно определяют цены на продаваемые товары за исключением случаев, прямо установленных законодательством. Между тем, судя по материалам прессы и рассказам коллег, число жертв ценового беспредела растет с каждым днем по причине появления недовольных в одних случаях ценами на проданную нефть, в других — стоимостью приобретенных томографов, и т. д.
Примерно такая же тягостная картина наблюдается и с коммерческим посредничеством. Властолюбивые и самоуверенные «экономисты в погонах» никак не могут уяснить значимость для бизнеса посреднических операций и потому сплошь и рядом клеймят такие действия субъектов хозяйствования как фиктивные, а соответствующие компании называют в процессуальных документах подставными.
Еще одной модной методикой преследования стала криминальная оценка сделок или финансовых операций как уголовно-наказуемых действий при отсутствии к ним претензий со стороны участников, контролирующих органов или судов. Апофеозом правового цинизма в подобных случаях выступают ситуации, когда правомерность поведения предпринимателя подтверждается вступившим в силу судебным решением арбитража или суда общей юрисдикции, но это, увы, не мешает привлекать жертву к уголовной ответственности.
Наверное, самым показательным примером подобного рода является дело предпринимателя Т. Суринова. Он был осужден, несмотря на то, что сделки, вмененные ему в вину как якобы противоправные, были признаны соответствующими закону всей иерархией арбитражных судов, включая Высший Арбитражный Суд Российской Федерации.
Тогда защита предпринимателя обратилась в Конституционный Суд РФ, и тот вынес определе-
ние от 15.01.2008 № 193-О-П «По жалобе гражданина Суринова Татевоса Романовича на нарушение его конституционных прав ст. 90 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации», в котором было сказано, что ст. 90 УПК РФ, предусматривающая для подобных случаев обязательную преюдицию (строгую обязательность учета ранее состоявшихся судебных решений), не предполагает возможность при разрешении уголовного дела не принимать во внимание обстоятельства, установленные не отмененными решениями арбитражного суда по гражданскому делу, которые вступили в законную силу, пока они не опровергнуты стороной обвинения.
Показательно и то, что Конституционный Суд РФ не исключил возможности дальнейшего совершенствования федеральным законодателем процессуального регулирования, направленного на преодоление коллизий, связанных с выводами о фактах, которые входят в предмет доказывания одновременно по уголовным и гражданским делам и устанавливаются соответственно судами общей юрисдикции и арбитражными судами. Это и произошло в декабре 2009 г. с принятием закона о внесении дополнений и изменений в Уголовно-процессуальный кодекс РФ. Теперь в ст. 90 УПК РФ четко сказано: обстоятельства, установленные вступившим в законную силу приговором либо иным вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, признаются судом, прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки. Принцип неоспоримости судебных актов в рамках рассмотрения уголовного дела был еще раз подтвержден совсем недавно — определением Конституционного суда РФ от 21.12.2011.
Казалось бы, двери колонии должны распахнуться перед Суриновым, благодаря которому не только принято столь важное решение высшего органа конституционного контроля, но и должным образом скорректирован закон. Однако адвокат О. Истомина, опубликовавшая в «Новой адвокатской газете» (2011. № 9) материал «Заставить чиновников от правосудия просто применить закон оказалось неисполнимой задачей», пишет, что даже четкое и ясное разъяснение Конституционного суда РФ всей глубины смысла правовой нормы было проигнорировано преследователями Т. Суринова.
Нынешняя ситуация в законодательстве вызывает тревогу. Экс-заместитель председателя Верховного Суда РФ В. Радченко и заместитель председателя Государственной Думы А. Бабаков в статье
«Модернизация уголовного законодательства: срок за прибыль» приходят к выводу, что это законодательство насыщено нормами, устанавливающими ответственность бизнесменов за действия, не причиняющие вреда ни государству, ни обществу, ни гражданам. Несмотря на данное обстоятельство, «предложения привести наш уголовный закон в соответствие с требованиями экономической целесообразности и элементарного здравого смысла не встречают должной поддержки».
В свою очередь, разрабатывая по поручению Президента РФ концепцию модернизации уголовного законодательства в экономической сфере, коллектив весьма авторитетных экономистов и юристов констатировал как общепризнанный факт, что содержание экономического блока Уголовного кодекса РФ необоснованно криминализовало многие аспекты предпринимательства, стало тормозом в развитии его инициативы, порождает коррупцию. Эти и другие факты правового регулирования уголовной ответственности привели к тому, что уголовное законодательство оказалось несбалансированным с общественными реалиями, способствуя завышенному применению уголовной репрессии.
Есть ли подвижки к лучшему?
Безусловно, сказать об отсутствии вообще каких-либо положительных моментов в законодательной практике, значит, слукавить. В последние годы довольно существенные сдвиги происходят в целом в уголовном законодательстве, затрагивая также и экономические преступления. Определенные новшества касаются и исключительно правоотношений в предпринимательской сфере деятельности. Частичной корректировке подвергается уголовно-процессуальный закон, хотя кардинально все эти правки повлиять на ситуацию пока не смогли.
Следует обозначить наиболее важные положительные изменения, среди которых следует в первую очередь отметить:
• введение альтернативных видов наказания (принудительные работы, обязательные работы, штраф, ограничение свободы), а у санкций — исключение нижнего предела, что позволит судам подходить более дифференцированно к вопросу об определении справедливой меры ответственности виновного;
• введение новых весьма важных положений в общую часть УК РФ, предусмотренных ст. 76.1 «Освобождение от уголовной ответственности по делам о преступлениях в сфере
экономической деятельности». Во-первых, в ней сказано, что лицо, впервые совершившее налоговые преступления, предусмотренные ст. 198—199.1 УК РФ, освобождается от уголовной ответственности, если ущерб, причиненный бюджетной системе Российской Федерации в результате преступления, возмещен в полном объеме. Во-вторых, не менее существенное указание содержится в ч. 2 указанной статьи, где сказано, что лицо, впервые совершившее некоторые противоправные деяния небольшой общественной опасности из числа преступлений в сфере экономической деятельности (ч. 1 ст. 171, ч. 1 ст. 171.1, ч. 1 ст. 172, ч. 2 ст. 176, ст. 177, ч. 1 и 2 ст. 180, ч. 3 и 4 ст. 184 и др.), освобождается от уголовной ответственности, если возместило ущерб, причиненный гражданину, организации или государству в результате совершения преступления, и перечислило в федеральный бюджет денежное возмещение в размере пятикратной суммы причиненного ущерба либо перечислило в федеральный бюджет доход, полученный в результате совершения преступления, и денежное возмещение в размере пятикратной суммы дохода, полученного в результате совершения преступления;
• снижена максимальная санкция за легализацию (ст. 174 и 174-1) — с 15 до 10 лет лишения свободы. Это, конечно, не абсолютное решение проблемы, но сделан определенный шаг вперед, поскольку с подачи недобросовестных представителей силовых ведомств, плохо понимающих правовую сущность легализации (отмывания) средств, полученных в результате совершения преступления, соответствующее обвинение стало искусственно присоединяться едва ли не к любому составу, предусматривающему реализацию корыстной направленности;
• сокращены возможности применения статьи об ответственности за незаконное предпринимательство (ст. 171), которая в действующей редакции звучит так: «Осуществление предпринимательской деятельности без регистрации или без лицензии в случаях, когда такая лицензия обязательна, если это деяние причинило крупный ущерб гражданам, организациям или государству либо сопряжено с извлечением дохода в крупном размере». Следует обратить внимание, что здесь упор делается на обязательное наличие вредоносных последствий. Отсутствие существенного ущерба
не позволит криминализовать действия коммерсантов и в ряде иных случаев. К примеру, ч. 1 ст. 165 УК РФ сейчас принята в следующей редакции: «Причинение имущественного ущерба собственнику или иному владельцу имущества путем обмана или злоупотребления доверием при отсутствии признаков хищения, совершенное в крупном размере»; • декриминализована так называемая «товарная» контрабанда с исключением из УК РФ ст. 188, что позволит реабилитировать значительное число ранее осужденных за такие действия.
В сфере уголовно-процессуального права безусловным прогрессом в борьбе за законные права и интересы предпринимателей является введение в апреле 2010 г. в УПК РФ ч. 1-1 ст. 108, в соответствии с которой по общему правилу заключение под стражу не может быть применено в отношении обвиняемого или подозреваемого в совершении преступлений, предусмотренных ст. 159 (мошенничество), 160 (присвоение или растрата) и 165, если эти преступления совершены в сфере предпринимательской деятельности, а также ст. 171—174, 174—1, 176—178, 180—183, 185—185-4, 190—199-2 УК РФ.
Для кого закон не писан
Направленные на либерализацию уголовно-репрессивного механизма государства меры встречают самое активное сопротивление со стороны многочисленных представителей правоприменительной практики, прежде всего из числа тех, кто в своих действиях руководствуется необольшевистской психологией или корыстно-коррупционной мотивацией.
Такому противодействию есть вполне понятные объяснения. В докладе «Лекс-Центра», подготовленном в 2011 г. и обозначенном как «Социально-экономические последствия уголовной политики государства в отношении бизнеса», фиксируются существующие трудности объективной оценки данного явления. В их числе выделяется и следующая вполне ощутимая проблема: анализ уголовной политики в сфере предпринимательской деятельности, ориентированный на общественный интерес и на объективное измерение экономических затрат и потерь, встречает системное сопротивление со стороны бенефициаров существующей уголовной политики, реальные интересы которой не совпадают с декларируемыми публичными интересами.
Юристы-практики уже в открытую говорят, что правоохранительная система превратила свою работу в бизнес на властных полномочиях, арестах, возбуждениях уголовных дел. Поэтому любое сокращение ее возможностей — это удар по финансовым оборотам, чего бенефициары стремятся всеми силами избежать. В одних случаях это лоббистское торможение здравых законодательных новелл, в других — неисполнение новых норм закона.
К примеру, инициированные Президентом РФ Д. Медведевым поправки в УПК РФ, запрещающие арестовывать предпринимателей, по сути натолкнулись на неприкрытый саботаж со стороны следователей, прокуроров и судов. На практике, по мнению автора, чаще всего встречаются три разновидности такого противозаконного сопротивления.
Первый — это откровенное игнорирование императивной правовой нормы. Суды и прокуроры делали вид, что они не имеют представления о новых положениях закона, и в выносимых по стражным вопросам решениях об этом не говорилось ни слова.
Второе — выдумывание всяческих способов обойти указание ч. 1-1 ст. 108 УПК РФ. Например, фальсификация и представление суду данных о том, что обвиняемый скрывается от следствия. Апофеозом такого саботажа выступает псевдотеоретическое изыскание на тему о том, что преступная деятельность, в которой обвиняется конкретный бизнесмен, никак не может являться предпринимательской, поскольку она сама по себе противозаконна. Такой подход, взятый на вооружение противниками уголовных реформ, не только полностью отрицает рассматриваемое положение процессуального закона, но и грубо игнорирует конституционный принцип презумпции невиновности.
В иных, не вызывающих одобрения случаях суды, только для вида демонстрируя свою приверженность либеральным веяниям, начинают рассматривать вопрос о замене заключения под стражу денежным залогом. Так, незаконно, по мнению автора, содержание в следственном изоляторе больной предпринимательницы Н. Гулевич, в отношении которой получение кредита квалифицировано как мошенничество, которой было предложено внести залог в беспрецедентном для России размере — 100 млн руб. Деньги, которые она смогла собрать, не устроили служителей Фемиды. Уже упоминавшемуся выше В. Алексаняну, отпущенному на свободу лишь после третьего (!) предписания Европейского суда по правам человека, родственники и друзья с огромным трудом собрали 50 млн руб., которые потребовал суд.
За 2000—2010 гг. в связи с занятием предпринимательством уголовной репрессии было подвергнуто 15,2 % общего числа субъектов экономической деятельности, а в настоящее время число таких лиц, находящихся в местах лишения свободы, превышает 100 тыс. чел. (2, с. 12).
Многие из них мечтают о том, чтобы выйти на свободу и уехать из России.
Что делать?
Следует сказать, что для кардинального решения обозначенной острой проблемы нужна, во-первых, политическая воля высшего руководства страны. В этом случае никаких глобальных корректировок уголовного и уголовно-процессуального законодательства не понадобилось бы.
Но поскольку за последнее время положительное движение в сторону либерализации уголовной политики наблюдается преимущественно в законодательной сфере, то, по мнению автора, необходимо разработать юридико-технические варианты разрешения столь острой проблемы.
Сторонники либеральной модернизации правовой базы уголовной юстиции предлагают в дальнейшем более решительную декриминализацию деяний, в данное время входящих в раздел «Преступления в сфере экономической деятельности». Следует, например, исключить уголовную ответственность за незаконное предпринимательство (ст. 171); незаконную банковскую деятельность (ст. 173); операции с немаркированной продукцией (ст. 171-1); незаконное получение кредита (ст. 176); злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности (ст. 177); злоупотребления в сфере конкуренции (ст. 178); невозвращение из-за границы средств в иностранной валюте (ст. 193) и др.
Важным является и предложение исключить так называемую «самолегализацию» (ст. 174-1), когда совершившему преступление человеку наказание практически удваивается, если он в той или иной форме реализует корыстную цель своего противоправного поведения. Необходимо также добиться сокращения сферы применения ст. 174 УК, карающей за легализацию (отмывание) незаконно добытого. Распространить ее исключительно на случаи торговли наркотиками, оружием, людьми.
Практика безоглядного преследования предпринимателей породила и рекомендации, выработанные на симпозиуме «Уголовная политика и бизнес», о включении в УК РФ следующих запретов на квалификацию действий:
• органов юридического лица в качестве объективной стороны преступления, вменяемого руководителю, акционеру, участнику или работнику юридического лица;
• руководителей, акционеров, участников или работников юридического лица в качестве формы соучастия в преступлении.
Но модернизация материального права может быть малоэффективной, если параллельно не совершенствовать уголовно-процессуальные механизмы его реализации.
В части общих и организационных подходов к уголовному судопроизводству необходимо:
• расширение предметной подсудности судов присяжных;
• ликвидация такого рудимента для состязательного процесса, как обвинительное заключение;
• предоставление права сторонам в судебном разбирательстве непосредственно задавать вопросы друг другу по существу отстаиваемых ими позиций с законодательным закреплением обязанности давать ответы по существу поставленных вопросов;
• исходя из принципа равенства сторон законодательно зафиксировать право защиты приобщать к уголовному делу собранные доказательства в объеме, не менее чем представлено стороной обвинения;
• ввести в обязанность судов ведение аудиозаписи судебных заседаний с предоставлением сторонам права такие записи использовать, и проверять их соответствие протоколу.
В части дел экономической направленности — предусмотреть возможность возбуждения уголовных дел только в случае наличия заявления потерпевшего. В обозримой перспективе создать специализированные суды для рассмотрения уголовных дел о преступлениях в сфере экономики.
Амнистия или реабилитация?
К числу оперативных мер реагирования на рассматриваемую проблему необходимо отнести скорейшее принятие Государственной Думой амнистии по делам экономической направленности.
Однако важно добиться не простой амнистии, не милостивого прощения за якобы совершенные прегрешения, а полной реабилитации, которая даст возможность поставить вопрос об ответственности тех, кто творил беззаконие, ведь в нашей недавней истории, а именно в 1991 г., был издан и реализован федеральный закон «О реабилитации жертв поли-
тических репрессий». Почему бы, например, не принять закон о реабилитации предпринимателей как жертв незаконных уголовных репрессий?
Список литературы
1. Гайдар Е., Чубайс А. Развилки новейшей истории России. М.: ОГИ. 2011.
2. Концепция модернизации уголовного законодательства в экономической сфере / URL:htpp: lecs-center. org> ru/content.
3. Курашвили Б. П. Страна на распутье (потери и перспективы перестройки). М.: Юрид. лит., 1990.
4. Кучеров И. И. Преступления в сфере налогообложения. Научно-практический комментарий к УК РФ. М.: ЮрИнФор, 1999.
5. Мысловский Е. Государство и экономика. М.: СПАС. 1999.
6. О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации: Федеральный закон от 07.12.2011 № 420-ФЗ.
7. Преступность в России. Аналитическое обозрение Центра комплексных социальных исследований и маркетинга. М. , 1997. Выпуск 1-2.
