CC BY
15УФИМСКИЙ УЧИТЕЛЬСКИЙ СОЮЗ: ПРОТИВОСТОЯНИЕ БОЛЬШЕВИСТСКО-ЭСЕРОВСКОМУ ГУБРЕВКОМУ (декабрь 1917 - июнь 1918 года)
В третьей декаде 1917 года руководство Всероссийского учительского союза (ВУС), не признавшее Октябрьскую революцию, организовало в крупнейших городах России (в том числе, в Петрограде, Москве, Астрахани, Екатеринбурге) полутора— двухмесячные забастовки учителей и использовало их как средство борьбы с Советской властью. Участие в этой Всероссийской забастовке Уфимского учительского союза объяснялось не только корпоративной солидарностью, но и грубым вмешательством в жизнь учебных заведений местного большевистско-эсеровского Губревкома в лице созданной при нем Коллегии по народному образованию. Открытое противостояние началось 20 декабря 1917 года и продолжалось, фактически, до занятия Уфы антибольшевистскими силами в начале июля 1918 года. По своей продолжительности и последствиям не имевшая аналога в стране, шестимесячная забастовка уфимских учителей получила тогда большой общественный резонанс, но в советское время тщательно скрывалась и замалчивалась. Впервые публично о ней рассказал известный исследователь истории российского просвещения А.М. Цирульников в своей книге «Из тайных архивов русской школы» [1, 2], вышедшей в свет в 1992 году. Вслед за ним материалы об этой забастовке, опубликованные в малодоступным исследователям «Педагогическом журнале»1 [3-5], издававшемся в 1917-1918 годах Уфимским учительским союзом, были использованы А.В. Егоровым [6], сделавшим попытку (на наш взгляд, совершено безосновательную) провести аналогию между
указанными событиями и выступлениями учителей города Уфы в ноябре 1992 года с требованиями улучшения своего материального положения.
Однако на самом деле первым, кто начал собирать и изучать материалы о забастовке уфимских учителей, начавшейся в декабре 1917 года, был известный местный исследователь истории просвещения в Башкирии А.А. Еникеев. В его личном архиве, находящемся в настоящее время в ЦГИА РБ, имеется не только большая подборка документов об этой забастовке, но и отклики на нее со страниц местных газет [7, 8]. Естественно, что как противоречащие общепринятому тезису о «триумфальном шествии Советской власти по всей стране» в период с 25 октября (7ноября) 1917 года по март-апрель 1918 года, они не могли быть опубликованными в то время. Пользуясь сохранившимися официальными документами Губревко-ма [9, 10], восстановим хронику забастовки уфимских учителей, дополнив ее откликами на те события как со страниц периодической большевистской2) и эсеровской3) печати, так и «с другой стороны» -со страниц «Педагогического журнала», издававшегося в 1917-1918 годах Уфимским учительским союзом.
Известие о свержении Временного правительства и взятии власти Советами в Петрограде было получено в Уфе 25 октября (ст.ст.) 1917 года. Немедленно состоялось объединенное заседание исполкомов Уфимского совета рабочих и солдатских депутатов, Губернского совета крестьянских депутатов, исполкома мусульманского военного Шуро и уфимского железнодорожного комитета. Был образован «соединенный революционный орган» - Уфимский Губрев-ком, председателем которого стал большевик А.И. Свидерский. Этот Губревком, документов о деятельности которого почти не сохранилось, был временным: он действовал до проведения очередных съездов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
Газета «Вперед», 1917 год, 28 ноября: «Исполнительный комитет посвящает много времени подготовке к губернским съездам представителей рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, на которых будет решен окончательно вопрос об организации власти в Уфимской губернии. Съезды открываются 30 ноября 1917 года...»
Довольно продолжительное время параллельно с Губревкомом продолжали действовать органы власти, созданные еще в период Временного правительства. Так, только 28 ноября 1917 года был, наконец, распущен Уфимский комитет общественных организаций. Двумя днями позже подвергся домашнему аресту за отказ сдать дела возглавлявший его комиссар Временного правительства
В.Ф. Герасимов. Тогда же был арестован управляющий Казенной управой, попытавшийся вступить в управление губернией согласно законодательству Временного правительства относительно порядка замещения должности губернского комиссара. Начальник управления земледелия, третий претендент на эту должность, согласно тому же закону, сам отказался от нее под угрозой ареста.
Создавая новый Губревком, большевики посчитали возможным заключить блок с левыми эсерами, за которыми стояли не только значительные массы трудящихся крестьян, но и часть рабочих. Левые эсеры в то время возглавляли также мусульманское военное Шуро и районный железнодорожный комитет. С 30 ноября по 4 декабря (ст.ст.) в Уфе прошли IV Губернский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов и V Г убернский съезд Советов крестьянских депутатов. 4 декабря объединенное заседание съездов избрало Исполком из 15 большевиков и 17 эсеров. В тот же день был утвержден новый Губрев-ком, состоявший из 10 отделов, которые возглавили 5 большевиков и 5 эсеров: земледелия (Малков, эсер), по народному образованию (Семеновская, эсер), финансов (Большаков, эсер), по иногородним делам (Эльцин, большевик), по продовольствию (Брюханов, большевик), по военным делам (Мамужьянц, большевик), по вопросам труда, торговли и промышленности (Правдин, большевик), по внутренним делам (Сви-дерский, большевик), по национальным и вероисповедательным делам (Ершов, эсер), по сношениям с мусульманами (Баимбетов, эсер). По-видимому, в тот же или на следующий день эти руководители отделов стали называться народными комиссарами, поскольку 6(19) декабря 1917 года, когда Губревком на своем первом заседании вынес решение об избрании председателем Ревкома А.И. Свидерского, говорилось уже о ближайшей деятельности именно комиссаров: «...поручить комиссарам составить коллегии из 5 человек, принцип
- смешанный»4) [9, л. 20].
Уже 7 декабря 1917 года, после утверждения составленной Эль-циным «Декларации по организации власти в губернии», Губревком заслушал Семеновскую о планируемых ею действиях в области развертывания школьного дела и постановил: «Поручить Семеновской детально ознакомиться с постановкой и управлением дела народного образования, создав для этого местные советы, комиссии, бюро и попечительства по народному образованию» [9, л. 24].
К этому времени Губревком уже закрыл ряд существовавших при Временном правительстве учреждений, а в другие направил «для руководства» своих комиссаров. Так, были закрыты сначала Крестьянский, а затем и Государственный банки и реквизировано их имущество. Комиссары были назначены в частные банки, на почту,
телеграф, казначейскую и казенную палаты. Служащим всех этих учреждений было объявлено, что в случае непризнания ими Советской власти, они будут уволены со службы. В связи с этим уже на 13 декабря 1917 года в Уфе была намечена забастовка служащих этих правительственных учреждений.
Несмотря на то, что значительная часть наиболее квалифицированных уфимских учителей в то время также не приняли Октябрьскую революцию, их участие в запланированной забастовке служащих, фактически, даже не обсуждалось, несмотря на то, что обострение отношений между педагогами и местными органами власти имело место и раньше. Так, еще 19 октября 1917 года были сорваны занятия в Уфимском коммерческом училище и Уфимской мужской правительственной гимназии [3, с. 78]. Тогда в эти учебные заведения были введены вооруженные отряды, направленные Уфимским Губревкомом, якобы, для поисков там оружия. На время обысков все педагоги и учащиеся, практически, были подвергнуты аресту. «Педагогический журнал» опубликовал материалы и других попытках вмешаться в жизнь школы, в частности, в работу высшего начального училища при Симском заводе Уфимского уезда [3, с. 76-77].
Можно сказать, что история России до того времени не знала учительских забастовок. Забастовки в учительской среде считались выходящими за рамки элементарных этических норм: учитель не мог бросить на произвол судьбы детей, отданных родителями под его опеку. Только экстраординарные события могли заставить учителей решиться на такую крайнюю форму протеста.
В качестве повода вмешаться в работу уфимских педагогов Семеновская использовала обострившиеся в октябре 1917 года взаимоотношения между руководством Оренбургского учебного округа и Уфимским союзом учителей. Дело в том, что еще в мае 1917 года на областном (окружном) съезде учителей и деятелей по народному образованию было решено создать при управлении Учебным округом особый Комитет, в состав которого должны были войти как представители Учебного округа, так и представители Союза учителей [11]. Однако создание этого Комитета по причине наступления каникулярного времени затянулось, а в начале нового учебного года попечитель Учебного округа В.А. Гордлевский открыто высказался против самой идеи создания Комитета. Тогда 28 октября 1917 года общее собрание Уфимского союза учителей решило известить об этом возмутительном факте педагогические советы всех учебных заведений округа и призвало в целях активного участия в организации школьного дела создать помимо попечителя собственный Коми-
тет по управлению Учебным округом [3, с. 77-78]. С этой целью было признано необходимым созвать в начале 1918 года во время Рождественских каникул съезд представителей учителей от каждой губернии и области5).
Именно этот конфликт и использовала Семеновская 14 декабря 1917 года, сделав на заседании Губревкома доклад о состоянии школьного дела, в котором сообщила о своем намерении в ближайшие дни созвать специальное городское совещание по народному образованию. По результатам этого выступления Губревком принял постановление: «Поставить на совещании... вопрос об упразднении правительственного округа и создать Коллегию по управлению Округом при Революционном комитете» [9, л.л, 30,30 об.].
Созданную в тот же день Коллегию по народному образованию при Уфгубревкоме возглавила комиссар Е. Семеновская.
«Педагогический журнал»: «Революционный комитет образовал губернскую Коллегию по народному образованию в составе Семеновской, Максимова, Новикова, Егошина, Благина, Шарохина и Викторова. Первая - курсистка, второй - студент, третий -закончивший лишь Землемерное училище, четвертый - образование получил в губернском книжном складе, где подавал книги с одного этажа на другой. Что касается остальных членов «высокой» Коллегии по народному образованию, то один из них - наборщик, а другой совершенно неграмотный» [3, с. 72].
Перед созывом городского собрания, проведение которого было назначено на 3 часа дня 17 декабря в помещении Крестьянского поземельного банка6), Семеновская разослала в различные учебные заведения Уфы повестки, в тексте которых содержались оскорбительные выпады в адрес «старых» педагогов. Повестки были разосланы и в советы профсоюзов, отделы по народному образованию при городском и уездном самоуправлениях, в Совет рабочих и солдатских депутатов, родительские комитеты всех учебных заведений города. От каждого учебного заведения для участия в работе совещания приглашались и по одному учащемуся. По расчетам Семеновской, должны были собраться около 100 делегатов.
Последовавшие за этим события освещались обеими противоборствующими сторонами диаметрально противоположно.
«Педагогический журнал»: «...Пробило уже 3 часа, а делегатов мало: 2-3 человека. В роскошном вестибюле Крестьянского банка за большим столом 5-6 товарищей солдат «дуются» в карты. Может быть, делегаты? Сам комиссар в пустом зале сидит за большим столом, с кем-то беседует и от скуки болтает ногами. Мало-помалу начинают стекаться не то представители, не то публика - гимназисты, гимназистки и несколько серых шинелей. Комиссар, очевидно, ждет кворума и открывает собрание лишь в 5 часов... На местах делегатов - 6-7 начальных учительниц, 5-6 гимназисток, 2-3 гимназиста, 2-3 ученика Землемерного училища и еще несколько лиц «неопределенных занятий» - всего 27 человек.
Есть и публика - человек до 30. С уверенностью можно сказать, что не меньше половины участников совещания не окончило средней школы и только один (инспектор семинарии Ардашев) -окончил высшую, да и тот из публики! Сам комиссар окончила гимназию и всего лишь год пробыла около курсов. И это-то совещание, по воле большевиков, взяло на себя смелость решить вопрос о реформе школы и всего народного образования в Уфимской губернии!!» [3, с.64-65].
Совещание на самом деле оказалось малокомпетентным, о чем можно судить по подробному (почти стенографическому) отчету о нем, опубликованному в «Педагогическом журнале» [3, с. 64-71]. Никакие проблемы реформы начальных и средних школ на нем не обсуждались. Не представляющие, фактически, никого участники совещания в своих выступлениях ограничивались лишь общими рассуждениями. Так, в выступлениях гимназистов прозвучали лишь жалобы на своих учителей и «малосознательных в политическом отношении» товарищей по учебе.
И тем не менее, подводя промежуточный итог совещания, Семеновская заявила, что «считает вопрос о реформе школы исчерпанным, всесторонне освещенным и просит еще раз обсудить, нужна ли в школе единоличная власть директоров и инспекторов, нужен ли Учебный округ?...» Показательно, что единственным «компетентным экспертом» по последнему вопросу был гимназист, речь которого оказалась застенографированной: «Округ излишен, окружные инспектора посещают уроки лишь с целью выяснения политической физиономии учащих». Не менее категоричным по поводу единоначалия в учебных заведениях было выступление одного из учеников Землемерного училища: «Директор и инспектор совершенно излишны, они ничего не делают и только даром получают свое жалованье. Всеми делами должен
ведать училищный комитет». За этим высказыванием тотчас же последовало резюме Семеновской: «Собрание единодушно признало, что во всех отраслях народного образования дело обстоит из рук вон плохо. Школа не должна стоять вне политики, она должна давать юношеству политическое образование и воспитание. Те учащие, которые за Советскую власть, должны резко отмежеваться от Учительского союза. Единоличная власть над школой должна быть заменена коллегиальной».
На совещании несколько раз поднимался вопрос о возможности забастовки уфимских учителей, к которой, в случае попытки большевиков и левых эсеров «захватить власть над школой», накануне призвал Уфимский учительский союз. Семеновская пообещала бороться с таким выступлением учителей «со всей силой, которая имеется у нас», а на записку с места «что значит всеми средствами, может будет применена и гильотина?», ответила: «...мы находимся сейчас в процессе борьбы и говорить о том, до каких пределов будем бороться, трудно. Но борьба будет страшная: не на жизнь, а на смерть...»
По другому эти события были освещены в вышедшей через 2 дня после совещания лево-эсеровской газете «Земля и воля», опубликовавшей «единогласно поддержанную учительским собранием» резолюцию проведенного Семеновской городского совещания по народному образованию.
«Земля и воля», 1917, 20 декабря: «...Мы, учителя, представители от рабочих, профсоюзов и родителей - участники городского совещания по народному образованию, считая себя детьми трудового народа, в момент социальной революции, в тот момент, когда трудовой народ борется за свое счастье, не должны ли быть в его рядах? Мы с глубоким негодованием протестуем против саботажа, готовящегося со стороны Учительского союза и большинства учительства. Мы горячо призываем всех сознательных товарищей резко отмежеваться от этой контрреволюционной тактики, и рука об руку, с Советами и созданной ими Коллегией по народному образованию немедленно и дружно взяться за коренное переустройство психики [по-видимому, «школы», выделено нами. - Ю.Е.], ее внутреннего и внешнего управления».
19 декабря 1917 года, на следующий день после проведения Семеновской городского совещания по народному образованию, Губревком заслушал ее: в соответствующем постановлении запротоколирована лишь одна скупая фраза - «принять к сведению» [9, л. 38 об.].
В тот же день состоялось общее собрание Уфимского учительского союза, на котором было вынесено решение о немедленном объявлении забастовки в случае, если большевистско-эсеровской Коллегией по народному образованию будет предпринята новая попытка вмешаться в школьные дела. Против этого на собрании выступили несколько человек, в основном, это были учительницы-большевички (в их числе, в частности, Нимвицкия, Шипова и Архангельская). От имени Союза учителей 14 учащим, в том числе и перечисленным выше, не согласившимся участвовать в забастовке, был объявлен бойкот: все члены Союза должны были прекратить с ними любое общение.
Повод для объявления начала забастовки уфимских учителей нашелся уже на следующий день, 20 декабря, когда от имени Губ-ревкома под домашний арест был взят попечитель Оренбургского учебного округа В.А. Гордлевский. Руководство Уфимского учительского союза тут же встало на его сторону, несмотря на то, что уже около полугода между ними складывались, мягко говоря, очень непростые отношения.
«Педагогический журнал»: «Во исполнение постановления Ревкомитета 20 декабря Семеновская в сопровождении своих «коллегов» явилась в помещение «попечительства учебного округа» (так, по мнению Коллегии называется Управление учебным округом). Попечитель В.А. Гордлевский, отказавшийся признать власть «коллегии», был объявлен под домашним арестом. Вслед за попечителем из округа ушли все служащие, окружные инспекторы и канцелярия. Ушли даже сторожа. Комиссар со своими товарищами остались одни ’’полновластными хозяевами”» [4, с. 72].
Весть о насилии над Учебным округом моментально разнеслась по городу. Все имевшиеся ранее разногласия между руководствами Уфимского учительского союза и Учебного округа отошли на второстепенный план. Экстренно были созваны заседания педагогических советов и родительских комитетов фактически всех учебных заведений Уфы, на которых были вынесены резолюции сочувствия попечителю и протест против насилия со стороны Губревкома. В 1-ой и 2-ой Уфимских женских гимназиях состоялись даже общие собрания родителей учащихся. В тот же день было проведено общее собрание родительских комитетов средних учебных заведений города. Приведем лишь небольшую выдержку из резолюции последнего, в котором было дано обещание моральной и материальной поддержки педагогам, если они забастуют.
«...Выразить негодование против незаконного вмешательства в жизнь школы. Доверяя учительскому персоналу, собрание
выражает ему полное сочувствие в благородной борьбе за свободную школу и свою готовность оказать моральную и материальную помощь и в том случае, когда борьба эта вынудит педагогов прекратить учебные занятия. Общее собрание находит необходимым предложить родителям принять меры к недопущению детей в учебные заведения в случае вмешательства Революционного комитета в жизнь школы» [3, с. 74].
Часть учебных заведений Уфы забастовала уже в тот же день, 20 декабря. На следующий день занятия прекратились во всех средних и низших учебных заведениях города, несмотря на то, что Рождественские каникулы начинались лишь с 22 декабря.
21 декабря 1917 года Губревком заслушал сообщение Семеновской о занятии ею Учебного округа и постановил: «Сообщение принять к сведению и просить Коллегию в течение каникулярного времени выработать и представить подробный план действий по школьному делу» [9, с. 35 об.]. Сообщение Семеновской о разработанной ею реформе школьного дела было заслушано на заседании Губревкома 28 декабря [9, с. 39 об.]. Ее суть сводилась к следующим мероприятиям: организация общих средних учебных заведений («социалистических гимназий»); замена директоров и инспекторов коллегиями из представителей учителей, учащихся, родителей и Советов рабочих и солдатских депутатов; упразднение института классных дам и надзирателей; учреждение товарищеских и третейских судов среди учащихся; назначение и увольнение учителей низших школ исключительно через Коллегию по народному образованию; безусловное подчинение ей всех уездных коллегий по народному образованию.
Следует сказать, что это «углубление революции» в школьном деле было лишь частью активной деятельности Губревкома по окончательному «слому» старого государственного аппарата. Начавшаяся во второй половине декабря 1917 года арестом губернского комиссара Временного правительства В.Ф. Герасимова, ликвидацией ряда бывших правительственных учреждений и назначением в оставшиеся своих комиссаров, она продолжилась ультимативным объявлением-угрозой в адрес служащих всех учреждений, не признавших большевистко-эсеровскую власть, об их увольнении со службы. «Последней каплей» в сопротивлении наступающему тоталитаризму стала начавшаяся в Уфе 22 декабря (через день после начала учительской) забастовка всех оставшихся неразогнанными правительственных, общественных и частных учреждений Уфы.
В связи с этим на некоторое время вопрос о реорганизации народного образования в Уфимской губернии стал далеко не самым главным, несмотря на то, что в требованиях, выдвинутых Объединенным стачечным комитетом, он, естественно, обойден не был. Стачечный комитет выдвинул следующие основные условия прекращения забастовки: непредъявление требования о признании Советской власти, организация для переговоров особой «примирительной камеры»; отзыв комиссаров из всех учреждений до рассмотрения вопроса о их назначении в «примирительной камере»; восстановление на прежней работе всех уволенных до начала стачки; непринятие к ним репрессивных мер за участие в стачке; безусловное невмешательство со стороны властей в сферу профессиональной деятельности учреждений; решение наиболее спорных вопросов только по согласованию с центральными российскими органами. Особым «Приложением» в этом, по существу, ультиматуме Объединенного стачечного комитета к Губревкому оговаривалась «недопустимость назначения комиссаров в Учебном округе, так как деятельность его распространяется не только на Уфимскую, но и несколько других губерний» [9, с. 42,42 об.].
Уже 1 января 1918 года, заслушав сообщение А.И. Свидерского о необходимости соглашения со Стачечным комитетом, Губревком, по существу, вынужден был хотя бы на время с большинством из них согласиться. В принятом по этом поводу постановлении, в частности, говорилось о том, что «комиссары проводят в жизнь распоряжения Советской власти по соглашению с советами служащих учреждений. Примечание: деятельность народного комиссара по народному образованию распространяется только на Уфимскую губернию и не должна вестись к нарушению автономии школы» [9. с. 43].
Забастовка служащих общественных учреждений закончилась уже в первые несколько дней начавшегося 1918 года. Этому, в частности, способствовало то, что всем служащим как общественных, так и государственных учреждений была полностью выдана задержанная за 6 месяцев положенная им заработная плата. Не была прекращена только учительская забастовка, которую, несмотря на продолжавшиеся Рождественские каникулы, поддержали учителя Стерлитамака, Бирска, Давлеканово. Поэтому Губревком был вынужден снова вступить в переговоры об условиях прекращения забастовки, только теперь уже с руководством Учительского союза. Однако это оказалось довольно не простым делом.
Еще 31 декабря, несмотря на протест со стороны руководства Учительского союза, архиерея и общего собрания членов приходских советов города Уфы по распоряжению Губревкома была занята
больница-флигель во дворе Епархиального училища, якобы, необходимая для размещения красногвардейцев только что организованного «Комитета для защиты личной свободы и безопасности граждан от грабежей и насилий». На самом деле этот флигель, выходящий фасадом на реку Белую, представлял собой очень удобный наблюдательный пункт и в случае появления за рекой противников Советской власти мог быть очень быстро превращен в удобный пулеметный форт.
3-5 января в Уфе состоялся Губернский съезд учителей, в работе которого, кроме уфимских, приняли участие делегаты от всех уездных отделений Союза (Бирского, Белебеевского, Златоустовского и Стерлитамакского). При обсуждении положения дел на местах вскрылись многочисленные факты грубого вмешательства со стороны Советов, поэтому предложение Губревкома о выборе комиссаров из своей среды съездом было отвергнуто. На съезде также было принято решение о том, что начавшаяся в Уфе забастовка учителей, направленная против вмешательства властей в жизнь школы, должна быть распространена на все уездные города и крупные сельские местности. Однако во всех случаях забастовка должна проходить организованно, сопровождаться предварительным согласием на ее проведение со стороны родительских комитетов и не распространяться на начальные сельские школы. Ввиду продолжившихся в момент проведения Губернского съезда учителей переговоров с Губревкомом о неопределенности создавшегося положения Президиуму Уфимского учительского союза поручалось телеграфно извещать все уездные учительские союзы о прекращении или продолжении забастовки.
Результаты работы губернского съезда были заслушаны 7-8 января на общем собрании Союза учителей, которое после сообщения о том, что Губревком по-прежнему настаивает на своем праве иметь собственного комиссара в Учебно-окружном управлении, вынесло постановление: «Забастовку продолжить и в переговоры с Ревкомитетом вступить только тогда, когда будут освобождены помещения Учебного округа, Епархиального училища и прекратит свое существование Революционный комитет на педагогических курсах7. Никакого комиссара в учебном ведомстве быть не должно» [4, с. 81]. Все присутствующие были проинформированы
о решении Большого Совета Всероссийского учительского союза, поддержавшего забастовку учителей в Уфе, в котором, в частности, говорилось: «Заслушав сообщение представителей Москвы, Петрограда и телеграммы о забастовке учащих в Уфе и Екатеринбурге, Большой Совет шлет свой привет товарищам - учащим,
которые смело вступили на борьбу с властью большевиков для защиты свободной школы и принуждены забастовкой протестовать против губящей страну политики, не побоявшись гонений и бедствий, которые влечет за собой это выступление». Большой Совет ВУС осудил поведение тех учителей, которые приняли участие в насилии над бастующими, заняв в учебных заведениях их места. Было рекомендовано таких учителей как штрейкбрехеров исключить из своих рядов. В заключительный день своей работы общее собрание Уфимского союза учителей выработало, обсудило и приняло «Воззвание к родителям, учащимся и учащим всех учебных заведений г. Уфы и губернии», в котором, в частности, разъяснялся смысл их забастовки: «...Учительство требует, чтобы Революционный комитет отказался от какого бы не было вмешательства в жизнь школы, чтобы Учебный округ был освобожден от пребывания там Коллегии г. Семеновской; чтобы были восстановлены педагогические курсы; чтобы было освобождено помещение Епархиального училища, и вперед до удовлетворения этих требований учительство занятий не начнет» [4, с. 82].
9 января 1918 года состоялись собрания родителей всех начальных школ Уфы, на которых (за исключением одной школы) учительская забастовка была поддержана. С 8 по 14 января, практически, во всех учебных заведениях города, как низших, так и высших, занятия не проводились. Исключением стали лишь несколько отделений начальных школ.
10 января Губревком предложил бастующим учителям немедленно приступить к проведению учебных занятий и предупредил, что в случае невыхода на работу все будут уволены, а на свободные места набран новый штат. На следующий день Губревком еще раз вернулся к обсуждению состояния дел в учебных заведениях Уфы и губернии. Было решено предпринять любые усилия к открытию всех начальных школ с 15 января, а у учащихся всех средних учебных заведений собрать подписи о желании продолжить свое обучение. В случае, если число таких лиц в каждом учебном заведений достигнет 100, должны были открыться и средние учебные заведения [9, с. 51].
Однако уфимское учительство и не собиралось сдаваться. Еще 11 января на общем собрании Уфимского учительского союза было решено выбрать собственный Комитет по управлению Учебным округом. Среди восьми членов этого Комитета оказались наиболее активные деятели руководства Уфимского учительского союза, в частности: Н.О. Рыжков (184 голоса), Я.С. Яворский (176),
П. Киснемский (155), К.П. Краузе (138) [4, с. 82]. В ответ на это по
всем учебным заведениям Уфы было разослано «предписание» Коллегии по народному образованию, в котором говорилось, что в случае невыхода на работу с 15 января все не приступившие к занятиям учителя будут арестованы.
13 января состоялось общее собрание учащихся всех средних учебных заведений города, поддержавшее учительскую забастовку. Большинством голосов (177 против 40) было решено «присоединиться к профессиональным требованиям Учительского союза» [12].
14 января забастовку учителей поддержал Городской совет по народному образованию, возглавляемый, по совместительству Городским головой, правым эсером В.П. Гиневским, который вынес постановление о временном закрытии с 16 января всех начальных школ в Уфе до тех пор, пока не будет решен вопрос о прекращении забастовки [10, л. 2]. На все обращения А.И. Свидерского от имени Губревкома в городскую управу с требованиями приступить к занятиям в начальных школах, закрытие которых «только способствует учительской забастовке», следовал ответ, что управа не может открыть школы, так как это в компетенции Городского совета по народному образованию, а тот подчиняется только Городской думе, а не Управлению по народному образованию. На предупреждение же Губревкома о том, что не вышедшие на работу учителя будут уволены, В.П. Гиневский в письменной форме ответил, что «право на прием и увольнение учителей принадлежит исключительно исполнительным органам Городской думы». Это противостояние между городскими властями и Губревкомом нашло свое выражение в протоколах от 25 и 29 января [9, с.59, 69] и закончилось тем, что В.П. Гиневскому было предложено сдать дела в связи с тем, что с 29 января 1918 года Городское управление перешло в ведение Городской Коммуны, в состав которой вошли только большевики и левые эсеры. Уже на следующий день Городская дума была ликвидирована^, а В.П. Гиневский перешел на нелегальное положение.
Тем временем снова обострились отношения между руководством Уфимского союза учителей и попечителем формально существовавшего Учебного округа В.А. Гордлевским, продолжавшим настаивать на своих полномочиях и отказавшимся войти в состав новой Комиссии для передачи управления всеми школьными делами Уфимскому губернскому земству как учреждению, избранному, по мнению Союза, на демократических началах. Учительский союз по-прежнему настаивал и на упразднении Коллегии по народному образованию Семеновской, однако получил, естественно, резкий отказ Губревкома: «Управление народным образованием должно
быть организовано только при совдепе и согласно декрету Луначарского9) [9, с. 63].
Губревком опубликовал постановление о том, чтобы уволенные с работы учителя к 25 января освободили занимаемые ими казенные квартиры [4, с. 86]. Одновременно Коллегия по народному образованию открыто заявила своим противникам-учителям о том, что они будут навсегда лишены права приема на государственную службу и лишены дипломов [5, с. 70].
Уже с 20 января началась замена педагогического состава школ Уфы. На место бастующих учителей принимались, главным образом, подростки-гимназисты, а часто и просто случайные люди. Большинство «новых» учителей привлекали сравнительно большие оклады и бесплатные, представленные Коллегии Семеновской, казенные квартиры [4, с. 65-66].
Если несколько начальных школ удалось открыть довольно быстро, то с «открытием» средних школ дело обстояло довольно плохо.
Газета «Земля и воля», 1918, 16 января: «Ввиду забастовки учителей и части учащихся все школы не могут быть открыты и поэтому сначала откроется одно или два среднеучебных заведения... Коллегия по народному образованию просит всех учащихся, желающих продолжить занятия, записаться у председателя Коллегии».
Только 6(19) февраля 1918 года та же газета сообщала, что в Уфе открылось первое смешанное среднеучебное заведение.
В конце января Коллегии по народному образованию удалось на базе «новых» и «старых» учителей образовать местное отделение «Союза учителей-интернационалистов». Возглавила его Е.И. Александрова, учительница, приехавшая в Уфу с Валдая летом
1917 года. «Союз учителей-интернационалистов», по мысли Коллегии, должен был расколоть Уфимский учительский союз. Однако получился совершенно противоположный эффект: 14(22) февраля общее собрание Уфимского учительского союза объявило бойкот тем «старым» учителям, которые добровольно, а не в силу каких-либо объективных причин стали штрейкбрехерами, наиболее же отличившихся просто исключили из своего Союза. В ответ на это Коллегии по народному образованию с начала февраля отказались от ведения любых переговоров с «забастовщиками» из Уфимского учительского союза.
«Педагогический журнал»: «Новые учителя - штрейкбрехеры оказались неудовлетворительными. В одной школе учителем назначен вчерашний милиционер, в другой дети заявили новому
педагогу: „Ты, дяденька, больно плохо учишь”, а в третьей - новые педагоги даже подрались между собой в школе, вследствие чего „для пользы службы” Коллегия перевела их в разные школы» [4, с. 72].
Тогда бастующее уфимское учительство решилось на шаг, во многих отношениях замечательный и беспримерный. Не желая работать под начальством большевистско-эсеровской Коллегии по народному образованию и, в то же время, когда определилось, что забастовка могла принять длительный характер, не желая дальше бездействовать, Уфимский учительский союз решил открыть в городе целую сеть частных начальных и средних школ. В таком массовом количестве частные школы не открывались еще никогда и нигде в России, да и не только в России, но и за границей, если не считать конфессиональных католических школ во Франции после отделения церкви от государства.
В практическом осуществлении этой цели уфимское учительство нашло поддержку со стороны родителей и образованный Союзом учителей и родительскими комитетами специальной Комиссии по городскому образованию. Приступая к открытию частных школ, эта Комиссия заручилась запротоколированным 29 января 1918 года постановлением Губревкома, в котором говорилось, что «частные учебные заведения, как не подлежащие никакому регламенту, не дающие никаких государственных прав и содержащиеся на частные или благотворительные средства, свободны в своей организации» [9, с. 63]. Налицо было и устное заверение председателя Губревкома Б.М. Эльцина о том, что власти не будут вмешиваться в жизнь частных школ, как не получающих никаких субсидий от казны и функционирующих в помещениях, построенных на частные средства. Губревком также заверил, что никаких реквизиций зданий частных школ без самой крайней на это нужды никогда не будет.
Уже через месяц, на 24 февраля 1918 года, Комитет по образованию Уфимского союза учителей открыл 2 средних частных учебных заведения, 1 высшее начальное училище, 3 - двухклассных, 18
- одноклассных, а также Благовещенскую, Рождественско-Богородскую, Симеоновскую и Александро-Невскую церковноприходские школы. Учащиеся в массовом порядке стали переходить в эти новые частные школы, в которых педагогами были наиболее квалифицированные «старые» учителя. Находившиеся под опекой Коллегии Семеновской немногочисленные учебные заведения, несмотря на то, что учителей заманивали в них казенными квартирами, а учеников всевозможными благами (включая бесплатные завтраки), остались, фактически, без своих воспитанников.
Быстро опомнившиеся власти сначала не знали, как выйти из этого положения. Помог, как всегда, неожиданный случай: 22 февраля Губревком поучил телеграмму из Центра с вопросом о том, существует ли принципиальная возможность размещения в Уфимской губернии до 50 тысяч детей голодающих петроградских рабочих. В тот же день был дан положительный ответ: «немедленно сообщить о возможности удовлетворить просьбу и принять меры в оборудовании помещений, приготовления продуктов и всего необходимого» [9, с. 81]. Несмотря на то, что 6 марта телеграммой Луначарского число петроградских детей было уменьшено уже до 12 тысяч [9, с. 98], был начат настоящий поход против уже открывшихся и вновь открываемых частных школ.
Так, например, 20 февраля, едва только начали занятия Успенская и Никольская церковно-общинные частные школы, буквально приютившиеся в помещениях, содержащихся самими приходами, представители Коллегии Семеновской наложили на дверях этих школ печати о их закрытии10). В тот же день в здании Духовной семинарии, расположенной по улице Александровской (ныне Карла Маркса), 1, начали проводить свои занятия частные I мужская и II женская гимназии. Однако не успел закончиться первый учебный день, как здание по постановлению Губревкома было занято «для нужд красной гвардии». В последующие два дня в помещениях Духовной семинарии «квартиранты» провели тщательный обыск, изъяли для своих нужд семинарскую собственность (дрова, столы, койки), а еще через 10 дней выселили из казенных квартир, расположенных во дворе семинарии, 10 семей служащих.
20 февраля было реквизировано здание частной мужской гимназии Н.В. Верниковской и А.Ф. Ница, расположенное на улице Центральной (ныне Ленина), 26. [10, с. 37]. 22 февраля реквизировали здание Ситкинской гимназии, в которой обучались, в основном, дети железнодорожников, на средства которых она в основном и существовала [10, с. 10]. На следующий день в распоряжение Союза рабочей молодежи («III интернационала») Губревком передал приходский дом Рождественно-Богородской церкви, верхний этаж которого был занят частной школой.
22 февраля в здание Епархиального училища, флигель-больница которого был реквизирован для нужд красногвардейцев еще 2 месяца назад, явились вооруженные люди, предъявившие администрации училища, в помещениях которого в тот момент занимались частные I женская гимназия, III высшее начальное и Мариинское училище, мандат о реквизиции всех помещений Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюци-
ей. Когда предъявителям этого документа было указано на неприкосновенность здания, заверенную письменно председателем Губревкома, то оказалось что особая ЧК имеет более высокие полномочия, чем Губревком.11)
Губернский комитет по народному образованию Уфимского союза учителей был вынужден по этому поводу выступить с особым Воззванием о создавшим положении.
Из «Воззвания» Губкомитета Уфимского союза учителей: «...Так попирается самое ценное в жизни народа - его образование. Такого разгона учащихся и издевательства над родителями мы не видели даже в самые мрачные времена самодержавия. Разве нет в городе пустых зданий и казарм, вмещавших год назад 30 тысяч гарнизона, теперь распущенного? Разве мало освободилось больших помещений из-под лазаретов? Разве не пустуют здания Реального училища и мужской гимназии с обширными квартирами директоров и инспекторов, насильственно удаленных оттуда? В огромных зданиях I и II женских гимназий, Учительского института обучались раньше тысячи детей, теперь в их «социалистические гимназии» ходит лишь незначительный процент прежних учащихся. Да и где эти 50 тысяч детей петроградских рабочих и 4 тысячи солдат, для которых, якобы, реквизированы школьные помещения? И разве не насмешка говорить о помещениях для армии, когда мир уже подписан?...
В приведенных обстоятельствах Уфимский Губкомитет по народному образованию видит новый убедительный пример прямого издевательства над учащимися и их родителями, яркий пример беззастенчивого нарушения представителями Советской власти ими же самими провозглашенного принципа автономии частной школы, новое доказательство беспримерного похода против просвещения.
Они знают, что свободная школа против их господства, против права штыка и насилия, и выставляя себя поборниками широкого просвещения, они закрывают частные школы, выбрасывают на улицу, оставляют без занятий, без учения тысячи детей.
Они видят, что частные школы полны в то время, когда их «социалистические» пустуют, и в бессильной злобе не находят ничего лучшего, как систематически отнимать здания, с таким трудом приискиваемые Комитетом и родителями» [13, с. 71-72].
Несмотря на столь грубые преследование частных школ, Комитет и учительство не сложили оружие: частные школы возобновили свои занятия, разбившись отдельными классами и группами по частным комнатам и частным квартирам. Моральную и
материальную поддержку уфимским учителям в их борьбе за независимость школы оказывали не только родительские комитеты учебных заведений, но и коллеги из других губерний. Так, жалование учителям частных школ за март 1918 года было во многом выплачено благодаря пожертвованиям, поступившим от Учительских союзов других городов [13, с. 80]. Ход уфимской забастовки периодически освещала оппозиционная большевикам пресса Москвы, Петрограда и Екатеринбурга.
6 марта 1918 года Революционный комитет был переименован в Уфимский губернский совет народных комиссаров [9, с. 98]. Комиссаром по народному образованию осталась Е. Семеновская. Через 2 недели, 19 марта, постановлением Губсовета было ликвидировано Земство. Комиссариат по народному образованию предпринял целый ряд новых попыток организовать в противовес частным школам «социалистические школы». Первое начинание в этом плане было предпринято еще в феврале 1918 года, когда в помещении бывшей 1-ой Мариинской женской гимназии открылась первая Советская средняя школа.
Газета «Вперед», 1918, 10 февраля: «К сведению учащихся высших начальных школ: Коллегия по народному образованию доводит до сведения учащихся высших начальных училищ об открытии 10 февраля1918 года высшего начального училища в помещении малого здания 1-ой Мариинской женской гимназии - угол Пушкинской и Телеграфной улиц».
1 марта 1918 года в здании бывшей 2-ой Уфимской женской гимназии по улице Б. Успенской (ныне Коммунистической), 19 открылась Советская средняя школа для мальчиков.
Газета «Вперед», 1918, 2 марта: «С 1 марта с.г. с 2 час дня в здании 2-ой женской гимназии (угол Вавиловской и Успенской улиц) открываютя первые четыре основных класса средней школы для мальчиков».
Коллегия по народному образованию начала открывать школы и курсы для обучения взрослых.
Газета «Вперед», 1918, 1 марта: «В ближайшее время в здании Реального училища открываются общеобразовательные рабочие курсы. Запись слушателей в эти курсы производится в Губернской коллегии по народному образованию (здание Реального училища) или в Городском совете по народному образованию (Успенская, 69).
Газета «Вперед», 1918, 6 апреля: «Вниманию граждан: в доме Буренина (угол Достоевского - Иркутской) проходит запись на
рабочие курсы во все классы для безграмотных, малограмотных и грамотных».
Карательные действия против учительства продолжались, и не только в Уфе, но и в губернии. Так, в феврале 1918 года в Мензе-линске с обвинением в противодействии властям была арестована группа учителей, а один из них, преподаватель Мензелинского реального училища К.В. Зданович, после избиения и издевательств в местной тюрьме, скончался. У покойного остались жена и маленький ребенок. Похоронили за счет Учительского союза [15, с. 20-21]. В марте того же года был арестован директор Бирского реального училища В.Б. Агров, воспрепятствовавший работе «боевой дружины» из 14 человек, завербованных местным комиссаром по народному образованию из учащихся с целью шпионажа против своих товарищей. В.Б. Агрова поддержали родительские комитеты всех учебных заведений Бирска: по распоряжению властей учебный год в городе закончился 1 апреля [15, с. 23].
Педагогический совет Месягутовской женской гимназии, выступивший, в марте 1918 года против того, что учащиеся, вмешательством местных властей, были разбиты на два враждующих лагеря, был предан Военно-революционному трибуналу и в 24 часа в полном составе был вынужден покинуть Месягутово [15, с. 24].
В среде уфимского учительства появились сомнения в целесообразности продолжения сопротивления политике большевиков и левых эсеров в организации новой системы народного образования. Однако, как об этом сообщила 2(16) мая1918 года газета «Социалист-революционер», разногласия по поводу возможного заключения компромисса с властями были преодолены и забастовка основной части учителей продолжалась. 15-17 июня (н. ст.) 1918 года в Москве прошел VII делегатный съезд Всероссийского учительского союза, на который от Уфы был делегирован Н.О. Рыжков, председатель губернского Комитета по народному образованию Уфимского учительского союза, редактор «Педагогического журнала».
Протонолъ Ms.
is.
Зно.Ьаянія З.І....Д Є К а б р .Я. Л9!. .*7.. года Уфимскаго Губернскаго Революці--оннаго Комитета 1 Сов^товъ Р., С., К. и Мусульманскаго Воєн на го Сов km Депутатовъ
ПРИСУТСТВОВАЛИ ......................,.................................... человЪкъ
Семеновская, Свидерскій , Вольта ко въ-,-Эльцинъ-,..........Лравдинъ ...и ..
Баимбе.товэ ...................-у ••.»•••-•.........- .у....:................
Предс+ідатель .... Св.йДерск.ІЙ ......... .
Секретарь .BP л ьш а кр в ъ . ......... _.
С. І у IIIА ЛII:
і/ Оообщеніе, т.. . Свидерскаго
о переговорах!, съ ста*?©чнымъ Комитетомъ и предъявленные Статечннмъ Комитетомъ слЄдуго-щія .Требованія:
І/ Непредьявлепіе требовані о признаніи советской власти
2/ Организація примиричельн камеры для ликвидаціи стачки
З/ Отозвачіе Комисаровъ изъ всЄхь учрежденій до разсмот-рї-нія вопроса о назначеній их . въ примирительной камері.. ПРШЙВЧАНіЕ: недопустимость ко мисаровъ въ учебномъ
- ■ округе,тгк. деятельность его распростра няется на нисколько губерній.
4/ Комисары должны быть ли шены права вмешательства въ деятельность учрежденій."
5/ Возвращеніе всЬхъ учреж .деній къ.первоначальному поло женівд ихъ. .
б/ Зов ста но членів преяшяго состава служащихъ учрежден^
7/Гарантія отъ возможныхъ репрассій за участіе въ стачкі
-...8/Без условное > іевмЄща тел ьс т
въ сферу првфессіональной деятельности служащихъ-. .....- -
9/Представленіе возможности разрЄшенія 'наиболее важныхъ
ПО СТА ПО НИЛИ:
I/ Непредъявлен1е требования о поли-тическойъ признан1и Советской власти.
2/ ОрганизаЩя примирительной камеры для ликвидац1и стачки.
З/ Комисары,осуществляя контроль за деятельностью учреждений, не вмешиваются въ отпра вле н1е служащими ихъ профэсс!Ональныхъ обязанностей. ,
4/ Комисары проводятъ въ жизнь рас-_. поряжен ія Советской власти черезъ -Союзы служащихъ-учре^деній.
ГЕРИМЬЧАНІЕ: Деятельнрсть. Народна го Комисара по народному Образова-нію распространяется только на ~ . Уфимскую губернію. .
5/ Воастановленіе прежняго состава служащихъ учрежденіи и непринятіе репрессивныхъ мерь за участіе въ происходящей стачке* ........
..б/Везусловное невмешательство въ
Сферу профессіональной деятельное-
.тй служащихъ :. ________ .
во 7/ Представление разрЄшенія наиболее важныхъ вопросовъ по предварительнымъ сноіпеніи у чрє жде ній съ центральными органами.
Первый лист протокола №18, 1918 год. ЦГИА РБ, оп. 3, дело 84, л.42.
Публикуется впервые
Заслушав его доклад об учительской забастовке в Уфе, съезд постановил «выразить сочувствие уфимскому учительству в его героической борьбе за автономию школы» и поручил Малому Совету ВУС «оказать уфимскому учительству материальную поддержку» [15, с. 20].
А тем временем Коллегия по народному образованию Губсове-та народных комиссаров продолжила свою работу по строительству новой советской школы. В апреле 1918 года внутри Коллегии по народному образованию была создана специальная татаробашкирская секция. Было принято решение о переподготовке учителей начальных школ на специальных курсах, которые предполагалось провести в летние каникулы в Уфе с привлечением лекторов из крупнейших университетских центров страны. Были пересмотрены ставки преподавателей и работников внешкольного образования, утверждена форма аттестата окончивших советские средние школы [9, с. 138].
В начале мая Семеновская доложила в Губсовете о необходимости открытии в Уфе трех образцовых школ и просила согласия на выдачу необходимых для этого средств [9, с. 129]. Губсовнарком одобрил проект открытия в Уфе 2,5-месячных курсов для начальных школ (как русских, так и татарских) [9, с. 130]. Программа курсов состояла из 3 частей: общеобразовательной, специальной школьной и внешкольной. Число участников предположительно около 300 человек, проведение курсов было намечено на первые числа июля. Курсам должен был предшествовать специально созванный в Уфе съезд учителей. 27 мая на заседании Губсовнаркома было принято решение об открытии в новом учебном году около 2000 «мусульманских» начальных школ.
Однако все эти намеченные планы рухнули: 21 июня (4 июля)
1918 года Уфу заняли белочехи. В тот же день группа членов президиума Уфимского учительского союза в присутствии милиционеров опечатала помещения Губернской коллегии по народному образованию [16]. 25 июня (8 июля) в здании 2-ой Уфимской женской гимназии состоялось первое после длительного перерыва общее собрание членов Союза, образовавшее специальную комиссию под председательством директора Уфимского учительского союза Я.С. Яворского, которой было поручено составить план «по реформе, по созданию единой и жизненной школы» [17].
Примечания
1)Все 3 выпуска «Педагогического журнала», как и 15 номеров «Известий учителей Уфимской губернии», вышедшие в свет в 1917-1918 годах, в 1937 году были включены в список книг и периодики, официально подлежащих изъятию из всех библиотек и уничтожению как контрреволюционной литературы, и поэтому являются в настоящее время библиографической редкостью.
2)«Вперед» - ежедневная газета, с 19 марта по сентябрь 1917 года - орган Уфимского объединенного комитета РСДРП, затем - Уфимского комитета РСДРП, с 20 марта 1918 - Уфимского комитета РКП(б), с 18 апреля 1919 -
Уфимского губернского и городского комитетов РКП(б). Редакторы: А.И. Свидерский (1917), Б.М. Эльцин (январь-март 1918), Л.Н. Сталь (апрель-4 июля 1918).
3)«Земля и воля», орган Уфимского губкома левых эсеров, выходила с 30 марта 1917 года 2 раза в неделю. Редакторы: А. Бриллиантов (№№ 1-23), А. Успенский (№№ 24-161), Е. Семеновская (с № 167), в 1918 - редколлегия. Последний номер вышел в июле 1918.
4)Имелось в виду, что в состав каждой Коллегии войдут и большевики, и левые эсеры.
5)В то время в состав Оренбургского учебного округа входили учебные заведения трех губерний (Уфимской, Оренбургской, Пермской) и двух областей (Тургайской и Уральской).
6)Крестьянский поземельный банк находился по улице Губернаторской (ныне Советской), 14 в здании, построенном в начале ХХ века по проекту архитектора Друкера. В 1943-1945 годах к нему был сделан пристрой, несколько отличавшийся от основного здания. В 1991 году комплекс этих зданий, в кото-рох долгое время размещались различные партийные и государственные учреждения, был передан Национальному музею РБ.
7)Речь идет о трехгодичных педагогических курсах, открытых Земством в Уфе в 1915 году для подготовки учительских кадров для начальных училищ из татаро-башкир [11].
8)Первая попытка роспуска Городской думы, остававшейся в Уфе долгое время единственным учреждением «старого режима», была предпринята еще 19 декабря 1917 года. Именно тогда большевики и левые эсеры внесли предложение о ее самороспуске и назначении новых выборов. Против этого проголосовали только кадеты (11 голосов), за - большевики и левые эсеры (21 голос). Несмотря на то, что против роспуска Городской думы были меньшевики и правые эсеры (27 голосов), при голосовании они воздержались. По мнению большевиков и левых эсеров, Дума должна была признать себя распущенной. Однако на самом деле она продолжала функционировать, Городским головой был избран В.П. Гиневский. Были подтверждены и полномочия управы (газета «Вперед», 1917 года, 21 декабря). Второе наступление на Городскую думу объяснялось не столько ее противостоянием с Губревкомом по поводу учительской забастовки, сколько январским решением ВЦИК и III Всероссийского съезда Советов о том, что власть в Российской республике может принадлежать только Советам и советским учреждениям. 29 января 1918 года исполком Уфимского Совета для управления хозяйственными делами создал Городскую Коммуну, законодательным органом которой стало общее собрание Совета рабочих и крестьянских депутатов.
9)Речь идет о декрете Наркомпроса РСФСР, подписанном А.В. Луначарским, согласно которому все управление школьным делом должно было быть сосредоточено в особых советах по народному образованию при совдепах всех уровней (от волостных до областных). Число представителей от педагогов, учащихся и экспертов, вместе взятых, не должно было превышать одной трети общего числа членов совета. При этом родители, фактически, устранялись от влияния на школьные дела. Но самым главным, что вызывало возражение руководства Уфимского учительского союза, было то, что советы по народному образованию должны были «контролироваться в политическом отношении совде-
пами и должны были согласовывать с ними всю свою деятельность». Общими собраниями Уфимского учительского союза и родительских комитетов всех учебных заведений Уфы декрет Луначарского был признан «совершенно неправильным как противоречащий автономии демократической школы и вносящий систему политического сыска в жизнь школы» [13, с. 54].
10)Следует сказать, что это «рвение» Коллегии Семеновской было «исправлено» Губревкомом: Так, рассматривая 5 марта причины наложения печатей на Никольскую и Успенскую церковно-приходские школы, Губревком вынес постановление: «предложить Коллегии по народному образованию впредь не опечатывать без ведома и согласия Ревкомитета частные учебные заведения, а указанные - распечатать» [9, с. 15 об.].
1Г)Когда председатель родительского комитета I женской гимназии Сысоев, пытаясь защитить пристанище гимназии, привел слова А.И. Свидерского («гоните всех, кто явится без наших подписей и печати революционного комитета»), он был адресован, подвергнут личному обыску и освобожден только после телефонного распоряжения, данного А.И. Свидерским. В здании бывшего Епархиального училища разместились Боевые организации народного вооружения (БОНВ), в марте 1918 года призвавшие уже созданный к тому времени из Губревкома Уфимский Губсовет народного комитета к «самым энергичным мерам по уничтожению контрреволюции, вплоть до введения военного положения» («Вперед», 1918, 14 марта).
2)«Социалист-революционер», ежедневная газета Уфимского губкома партии правых эсеров. Выходила с начала января по май 1918 года, когда была временно запрещена в связи с введением военного положения. Выход газеты был возобновлен с 7 июля 1918 года. С августа по декабрь 1918 года выходила под названием «Народное дело».
1. Цирюльников А.М. Из тайных архивов русской школы. - М., 1992. -С.94-95.
2. Он же. История образования в портретах и документах. - М., 2002. -С.144-145.
3. Педагогический журнал (Уфа), 1917 №1.
4. Педагогический журнал (Уфа), 1917 №2.
5. Педагогический журнал (Уфа), 1918 №3.
6. Егоров А.В. Борьба уфимских учителей за автономию школы в первой половине 1918 года. История одной забастовки. В сб.: Башкортостан в годы испытаний. - Уфа, 1995. - С.59-77.
7. ЦГИА РБ. Ф. Р-95. Оп.1, дело 76, л.л. 1-78.
8. Там же. Ф. Р-95. Оп.1, дело 50, л.л. 1-230.
9. Там же. Ф. Р-1. Оп.1, дело 84, л.л. 1-157.
10. Там же. Ф. Р-1. Оп.1, дело 18, л.л. 1-44.
11. Ергин Ю.В. Уфимский учительский союз: уездные, губернский и областной съезды учителей (май 1917) // Педагогический журнал Башкортостана. 2006. №3(4). - С. 105-116.
12. ЦГИА РБ. Ф. 1832, Оп.2, дело 7, л.л. 185-188.
13. Известия Союза учителей Уфимской губернии. 1918, №14.
14. Известия Союза учащих Уфимского уезда. 1918, №1. с. 33.
15. Известия Союза учителей Уфимской губернии. 1918, №15.
16. Уфимская жизнь. 1918, 22 июня (5 июля)
17. Социалист-революционер. 1918. 27 июля(10 июля)
ABSTRACT
The article outlines the chronicle of events during the six-month strike of the Ufa teachers (December 1917 - June 1917) that had no analogy in national history.
