Научная статья на тему 'У ИСТОКОВ ПРАВОСЛАВНОЙ миссии СРЕДИ НЕРУССКИХ НАРОДОВ ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ'

У ИСТОКОВ ПРАВОСЛАВНОЙ миссии СРЕДИ НЕРУССКИХ НАРОДОВ ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
257
41
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «У ИСТОКОВ ПРАВОСЛАВНОЙ миссии СРЕДИ НЕРУССКИХ НАРОДОВ ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ»

каза от патернализма и иждивенчества // Че- 5. Смирнов С. Н. Региональные аспекты со-

ловек и труд. 1997. № 2. С. 62 — 65. циальной политики. М : Гелиос АРВ, 1999.320 с.

Поступила 26.10.2000.

У ИСТОКОВ ПРАВОСЛАВНОЙ миссии

СРЕДИ НЕРУССКИХ НАРОДОВ ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ

И. И. МОТЫКА, аспирант

На всех этапах развития православная церковь считала распространение христианства одной из главных своих задач. К началу XX в. она обратила в христианство не только народы Европейской России, но и Сибири, Дальнего Востока, Алеутских островов и Аляски. Успешной была русская православная миссия в Северном Иране, Китае и Японии.

Миссионерская деятельность Русской Православной Церкви давно вызывала пристальный интерес отечественных историков и религиозно-общественных деятелей. Большой вклад в ее изучение внесли митрополит Московский Макарий (Булгаков) [4] А. Ф. Можаровский [5], А. Хрусталев [16], Е. О. Малов [3], К. В. Харлам-пович [15]. Фундаментальный многотомный труд Макария „История Русской церкви" доведен хронологически до правления патриарха Никона [4]. Исследования А. Ф. Можаровского [5] и А. Хрусталева [16] охватывают историю православной миссии в Среднем Поволжье в XVI — XIX вв. А работы Е. О. Малова [3] и К. В. Харлампо-вича [15] касаются отдельных ее аспектов в XVIII в. Все эти труды написаны во второй половине XIX в., содержат богатый теоретический и фактический материал, основанный на личном миссионерском опыте.

Советская историография христианизации нерусских народов Поволжья представлена работами Д. М. Макарова

[2], М. П. Солдаткина [11], Л. А. Тай-масова [12]. Как правило, они имеют солидную источниковедческую базу, которая используется с атеистических позиций.

Из современных исследований истории русской православной миссии основательными и объективными являются работы Н. Ф. Мокшина [6] и И. Л. Смолича [10].

С учетом имеющихся наработок в статье предпринята попытка дать ответы на следующие вопросы.

1. Каковы истоки русской православной миссии?

2. Каковы методы христианского просвещения нерусских народов?

3. Какое участие принимало русское государство в этом процессе?

4. Как инородцы относились к миссии?

5. Каковы были результаты миссионерской деятельности Русской Православной Церкви?

Как уже отмечалось выше, православная церковь всегда отличалась миссионерскими устремлениями, так как русский народ жил по соседству с языческими финскими племенами: ижорой, карелой, мерей, чудью, мордвой. Первые сведения об успешной деятельности среди них (крещение ростовской чуди в 70-е гг. XI в.) мы находим у епископа Леонтия и его приемника Исайи [14, с. 45].

Главными опорными пунктами православной миссии были архиерейские

© И. И. Мотыка, 2001

дома и монастыри. Большая часть нагрузки лежала на Новгородской и Ростовской епархиях. Новгородские владыки постоянно посылали миссионеров к кареле и ижоре, которые в течение XII — XIII вв. приняли крещение [4, т. 4, ч. 1, с. 9].

Параллельно с целенаправленной деятельностью епархиальных архиереев шел процесс христианизации инородцев иноками-одиночками. XIII — XIV вв. были периодом не только великих политических потрясений, но и эпохой расцвета православной духовности и подвижничества. Монахам была чужда жизнь в больших, шумных обителях. Они искали уединения, в лесной глуши основывали скиты, которые со временем превращались в крупные монастыри, села, города. Практически весь северо-восток Европейской России был покрыт сетью монастырей. Монахи одной только Троице-Сергиевой Лавры основали 14 крупных монастырей [14, с. 156]. Скитские монахи, встречаясь с инородцами, сначала торговали с ними, обучали земледелию, скотоводству, строительству изб, превращая последних из кочевников в оседлых поселян. Эти отношения облегчали сближение с русским населением, втягивали инородцев в орбиту общественной жизни. Активное бытовое, культурное взаимодействие сопровождалось христианским просвещением. Но на первых порах оно, по мнению Е. К. Смирнова, было мало успешным. „Инородцы, — подчеркивал он, — подражательно принимали внешний, обрядовый ход православного богослужения, не осознавая его смысла, так как богослужение шло на непонятном для инородцев славянском языке. Главной проблемой было отсутствие богослужебных книг на инородческих языках" [9, с. 2 — 3].

Значительным прорывом в развитии православного миссионерства была деятельность Стефана Пермского. Он создал зырянскую азбуку и с ее помощью перевел богослужебные книги. Став сначала иеромонахом (в 1379 г.), Стефан построил в Усть-Выми (Республика Коми) церковь, а при ней школу, где обучал местных детей грамоте с

помощью своей азбуки. Позднее, получив разрешение от Коломенского епископа Герасима, начал проводить богослужение на зырянском языке. В 1383 г. он стал епископом вновь открытой Пермской епархии, рукополагая священно- и церковнослужителей из инородцев. Деятельность Стефана Пермского с фотографической точностью предвосхитила систему Н. И. Иль-минского. Причем он не только заботился о духовных нуждах своей паствы, но и не забывал о ее повседневных, земных нуждах. Во время голода привозил из Вологды хлеб и раздавал нуждающимся. В Москве просил великого князя Василия I Дмитриевича защитить зырян от насилия и злоупотреблений со стороны тиунов ц других боярских детей. В Новгороде добился того, что новгородские ушуйники перестали беспокоить зырян своими набегами. Благодаря неутомимой подвижнической деятельности он обратил в православие всю Малую Пермь (Республика Коми). Его приемники на Пермской кафедре (епископы Исайя и Иона) не только сохранили паству, но к концу XV в. сделали православной всю Великую Пермь (Пермская область) [4, т. 3, с. 91 — 93].

В то время как пермское духовенство распространяло свое влияние на северо-восток (к Уралу), соловецкие монахи выходили из Новгорода и шли по кромке Северного Ледовитого океана обращая в христианство лопарей и Самоедов. Большим подспорьем для этого служили фактории, построенные хозяйственными соловецкими старцами.

На протяжении второй половины XV — XVI вв. великие князья Иван III, Василий III, царь Иван IV получали прошения от инородцев о разрешении крещений и строительстве церквей. Государи передавали эти прошения новгородским владыкам, которые присылали иеромонахов для крещений. Они строили церкви на берегах Мезени, Вычегды и Печоры, на побережье .Баренцева и Карского морей 14, т. 3, с. 194].

Письменные источники, относящиеся к XI — XVI вв., не зафиксировали

насильственного обращения в христианство финских племен. Однако нам известна гибель епископа Ростовского Леонтия (1070) и епископа Пермского Исайи (1505) [4, т. 3, с. 194]. Лопари доставляли беспокойство основателям соловецкой обители Герману, Савва-тию и Зосиме, пытаясь изгнать их с места. Однако, несмотря на гибель, грабеж епископов и рядовых миссионеров, духовенство не обращалось за помощью к властям. Именно этим, на наш взгляд, объясняется мирный, в основном, характер христианизации нерусских народов России. В Западной Европе картина была совершенно иная. Для нее, как это точно подметил еще в 70-е гг. XIX в. Н. Я. Данилевский, был присущ не свойственный христианству прозелитизм, „огнем и мечом принуждавший креститься", а при последующих императорах этому подверглись и северо-западные славянские племена [1, с. 185]. Ничего подобного Русское государство не знало.

К середине XVI вв. православное духовенство сумело обратить в христианскую веру все языческое население Русского Севера. Но, как и всякий вновь просвещенный народ, оно долго не могло освободиться от языческого образа жизни. Так, карелы, принявшие христианство еще в первой трети XIII в., и спустя два столетия продолжали ходить на языческие моления, более слушали местных жрецов, чем православное духовенство. В 1521 г. архиепископ Новгородский Макарий получил донесение от подчиненного ему духовенства о „безобразном" отношении карел к православию и послал к ним иеромонаха Илью. Последний в течение 2 лет объехал все карельские погосты, обличал карел, спорил с жрецами и сжег всех их идолов. Казалось, что язычество потерпело окончательное поражение. Но в 1534 г. архиепископ вновь получил сведения о восстановлении у карел многих молений. На этот раз владыка послал к ним софийского протоиерея Тимофея, который повторил миссию Ильи. Но результат был тот же [4, т. 3, с. 184].

Ненамного лучше была ситуация у лопарей, самоедов и мери. Их жизнь и после принятия христианства оставалась во многом языческой. Что говорить о финских племенах, если епископ Тихон Задонский был вынужден искоренять поклонение Яриле у русских крестьян Воронежской губернии в

50-х гг. XVIII в. [13, с« 7]. Что касается христианского просвещения народов Поволжья, то до середины XVI в. оно было затруднено из-за подчинения этой территории сначала Золотой Орде, а затем Казанскому ханству.

В середине XVI в. дело православной миссии в данной части Российского государства берет в свои руки Избранная Рада — своеобразное „правительство" Ивана IV. Многие отечественные исследователи досоветской эпохи считали, что главным движущим мотивом его активной деятельности было глубокое религиозное чувство самого Ивана IV. Советские историки (Д. М. Макаров и др.), придерживавшиеся атеистических убеждений, видели в этом прежде всего тонкий политический расчет, так как единоверие и единомыслие, по их мнению, должны были укрепить российскую государственность [2, с. 26].

На наш взгляд, оба фактора в данном случае имели одинаковое значение. Царь Иван IV, действительно, несмотря на свою молодость был очень набожным человеком, находился под сильным влиянием митрополита Мака-рия, духовника — протоиерея Сильвестра и жены Анастасии Юрьевны. В то же время как уже зрелый политик он делал все, чтобы укрепить единство и политическую мощь своего государства. Поэтому не случайно в 1555 г. на Поместном соборе русской церкви было принято решение об открытии Казанской епархии. Первым архиепископом был избран архимандрит Троицкого Селижарова монастыря (Тверская епархия) Гурий (Руготин). Ему в помощники были определены архимандриты Варсонофий (в Казань) и Герман

(в Свияжск).

Государь назначил на содержание епархии десятую часть доходов казан-

ского края, а также обязал русский епископат помочь вновь открытой епархии [5, с. 10 — 11].

Гурий получил царскую грамоту, в которой была изложена развернутая концепция христианизации народов Поволжья. По мнению большинства исследователей, этот документ явился главной правовой основой развития православной миссии в Среднем Поволжье до конца XVI в. [2, с. 31; 5, с. 19]. Этой грамотой запрещалось насильственное обращение в христианство. Иван IV считал, что склонять инородцев к христианскому учению необходимо ласковым обращением. Он предписывал архиепископу защищать права новокрещенных перед гражданской администрацией. За незначительные проступки при принятии крещения инородцы освобождались от наказания

[5, с. 14 — 15].

Д. М. Макаров считал царские предписания верхом лицемерия, которое выходило за рамки даже христианской морали. Миролюбивый тон грамоты он объяснял лишь одной боязнью Ивана Грозного насильственными мерами еще более обострить и без того сложные отношения с татарской аристократией, духовенством и посадом. При этом свою позицию историк обосновывал, в частности, ссылками на восстания татарского посада и горных черемис в

1552 — 1557 гг. [2, с. 33].

По нашему мнению, подобные факты, конечно, нельзя игнорировать, но также нельзя недооценивать роль религиозного сознания Ивана IV, как, впрочем, и других русских правителей, в разработке и проведении внутренней политики. Уважительное отношение к религиозным чувствам нерусских народов было одной из характерных ее черт на протяжении всего досоветского периода.

Архиепископ Гурий, опираясь на материальную и моральную поддержку правительства, начинает широкое строительство монастырей, которые должны были стать опорными пунктами православной миссии. В этих монастырях открывались первые школы для детей инородцев. Так, из сообщения митро-

полита Казанского Гермогена (1589 — 1606) видно, что в Спасо-Преображен-ском монастыре (Казань) архимандрит Варсонофий, приемник Гурия на Казанской кафедре, обучал татарских детей на их родном языке [8, с. 70].

Гурий не ограничивался монастырским строительством [7]. По сообщению митрополита Гермогена, „он постоянно объезжал свою епархию с проповедью и крестил несколько тысяч татар, черемис и мордвы" [8, с. 72]. Приемники Гурия — Герман и Варсонофий — также крестили несколько тысяч человек. Д. М. Макаров считает это количество преувеличенным. Ссылаясь на пример сырьяновских удмуртов, принятие христианства татарским посадом и крестьянами он объясняет лишь предоставлением 3-летней податной льготы [2, с. 45, 47]. По нашему мнению, скептическое отношение Д. М. Макарова к свидетельству Гермогена о крещении Гурием нескольких тысяч инородцев не обосновано. Он противоречит сообщению рязанского архиепископа Мисаила (1652 — 1655), о крещении Гурием в течение 3 лет более четырех тысяч мордвы и татар в Шацком и Тамбовском уездах. К тому же Д. М. Макаров совершенно игнорирует факты мученической гибели в

1579 г. трех татарских посадских людей — Петра, Федора, Симеона, которые были замучены родственниками из-за принятия христианства [7,

с. 87 — 88].

К 80-м гг. XVI в. несколько тысяч поволжских инородцев приняли крещение, их в исторической науке принято называть старокрещенными [16, с. 25]. В эти же годы православная миссия в казанском крае испытала свой первый кризис — массовое возвращение в ислам уже крещенных татар. По мнению А. Ф. Можаровского, главными факторами „отпадения" были: а) слабая связь из-за языкового барьера православного духовенства со своей новой паствой; б) аморальное поведение части русского посадского населения, которое вдали от центра предавалось пьянству и разврату (некоторые посадские люди имели даже по несколько

наложниц); в) ненависть к русским чиновникам, отличавшимся жестокостью, запятнавшим себя неблаговидными поступками; г) бытовые и родственные связи с исламскими соплеменниками;

д) активная миссионерская деятельность мусульманского духовенства;

е) сохранение мечетей в Казани [5, с. 24 — 25].

Д. М. Макаров, не отрицая значения этих факторов в реставрации исламских ценностей среди крещенных татар, считает главной причиной „отпадения" окончание срока налоговых льгот [2, с. 24]. При этом он почему-то игнорирует тот факт, что срок налоговых льгот закончился в конце 50-х гг. XVI в., а „отпадение" произошло в конце 80-х гг. XVI в. На наш взгляд, уже перечисленных А. Ф. Можаров-ским обстоятельств, было более, чем достаточно, чтобы произошли массовые „отпадения" татар в лоно ислама.

Назначенный в 1589 г. митрополитом Гермоген пытался активизировать православную миссию в казанском крае. По его просьбе казанский воевода собрал всех отступников в кафедральном соборе, где в течение нескольких дней пытался их увещевать. Но все было бесполезно. Видя свое бессилие, Гермоген обратился за помощью к царю Федору I. 18 июня 1593 г. государь направил в Казань грамоту, предписывавшую собрать всех новокрещенных в одной слободе; построить в ней церковь, обеспечив клир денежным и хлебным жалованием из уездной казны; поручить надзор над новообращенными боярскому сыну, ответственному за исполнение новообращенными христианского долга; снести в Казани все мечети и запретить их восстанавливать под каким-либо предлогом. Духовенству предписывалось обучать новокрещенных непрестанно, а тех, кто противился митрополиту и духовным отцам и оставался в отступничестве, бить плетьми и сажать в темницу на цепь

[5, с. 26].

Все отечественные историки досоветской эпохи ограничивались лишь описанием этого документа, не давая

ему никакой правовой или нравственной оценки [2, с. 33]. Уже в новейшее время Д. М. Макаров оценивал его отрицательно, считая своеобразным идеологическим символом крепостничества, не случайно совпавшим по времени с юридическим оформлением крепостного права. Но он признает, что современное состояние источниковедческой базы не позволяет точно установить степень реализации царской грамоты от 18 июня 1593 г. на практике. По нашему мнению, она не оказала никакого влияния на российское законодательство, регулировавшее православную миссионерскую деятельность [8]. В Соборном уложении 1649 г., инструкции от 11 сентября 1740 г. об открытии Новокрещенской конторы, инструкции об открытии Осетинской православной миссии насильственная христианизация „инородцев" была категорически запрещена.

Ограниченный круг источников не позволяет на сегодняшний день выявить все детали дальнейшей деятельности митрополита Гермогена в Казанском крае. Можно лишь отметить, что Смутное время значительно затруднило миссионерскую деятельность среди поволжских инородцев.

Итак, в течение XI — XVI вв. православная церковь распространяла свое влияние на севере Европейской России. В середине XVI в. был создан плацдарм для дальнейшей православной миссии на Средней Волге и в Сибири. Однако, несмотря на огромную, нередко сопряженную с риском для жизни миссионерскую деятельность, качественный результат ее в этот период был минимальным. Новообращенные язычники из финно-угорских народов продолжали сохранять в своем мировоззрении значительные пережитки пантеизма и политеизма, а большинство крещенных татар „отпали" в ислам. Перед Русской Православной Церковью остро встала задача сохранения паствы и ее духовного просвещения. С этой целью в 80-х гг. XVIII в. она занялась изучением инородческих языков, а в 70-х г. XIX в. приступила к реализации системы Н. И. Ильминского.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991. 574 с.

2. Макаров Д. М. Самодержавие и христианизация народов Среднего Поволжья во второй половине XVI — XVII веков/Чуваш, ун-т. Чебоксары, 1981. 115 с.

3. Малов Е. О. О Новокрещенских школах в XVIII веке // Православное обозрение. 1868. Т. 7. С. 350 — 380.

4. Митрополит Макарий (Булгаков). История Русской церкви / Валаамский Свято-Пре-ображенский монастырь. М., 1996. Т. 1 — 7.

5. Можаровский А. Ф. Изложение хода миссионерской деятельности по просвещению казанских инородцев 1552 — 1867 гг. / Моск. императ. ун-т. М., 1881. 262 с.

6. Мокшин Н. Ф. Религиозные верования мордвы. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1998. 248 с.

7. Патриарх Ермоген. Грамота Святителю Иову о дозволении совершать память о погибших в борьбе с татарами и о казанских мучениках // Патриарх Ермоген. Жизнеописание. Исторические предания, чудеса и прославления. М., 1997. С. 78 — 90.

8. Патриарх Ермоген. Житие Святых Гурия и Варсонофия Казанских чудотворцев // Патриарх Ермоген. Жизнеописание. Исторические

Поступила 19.01.01.

предания, чудеса и прославления. M.,. 1997. С. 60 — 77.

9. Смирнов Е. К. Очерк исторического развития и современное состояние русской православной миссии. СПб.: Б. и., 1905. 95 с.

10. Смолич И. Л. История Русской церкви. 1700 — 1917 // История Русской церкви: В 9 т. М., 1996. Т. 8, ч. 2. С. 200 — 226.

11. Солдаткин М. П. Политика русского царизма по христианизации мордвы: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1974. 24 с.

12. Таймасов Л. А. Христианизация Чувашии в первой половине XIX века / Чуваш, ун-т. Чебоксары, 1992. 145 с.

13. Тихон Задонский. Каждодневные обязанности православного христианина. М.: Отчий дом, 1997. 126 с.

14. Толстой М. В. История Русской церкви. М.: Лествица, 1999. 600 с.

15. Харлампович К. В. Казанские Новокрещенские школы / Казан, императ. ун-т. Казань, 1905. 91 с.

16. Хрусталев А. Опыт распространения христианства между иноверцами Казанского края // Противомусульманский сборник / Казан, духов. акад. Казань, 1875. Вып. 5. 150 с.

ЭВОЛЮЦИЯ подходов

К ВОПРОСУ О СОБСТВЕННОСТИ В СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ БОЛГАРИИ

С. И. МАЛОЗЕМОВ, аспирант

Во всех странах Восточной Европы вторая половина 1980-х гг. отмечена поворотом к кардинальным реформам, направленным на преодоление кризиса, проявившегося прежде всего в хозяйственной сфере. Сельское хозяйство Болгарии, которое раньше кормило свой народ, поставлявшее значительную часть производимой продукции на экспорт, попало в тупиковую ситуацию. Выявились пороки жестко централизованного хозяйствования. Исторический опыт еще раз подтвердил, что государственная собственность при ее монопольном положении не может быть гарантией эффективно функционирую-

щей экономики. В этой связи спектр политических интересов все больше фокусировался на проблеме собственности в экономике страны, в том числе и в сельском хозяйстве. Мы предприняли попытку проследить, главным образом по материалам болгарской прессы, становление новых подходов к пониманию вопроса о собственности в сельском хозяйстве Болгарии.

Экономической основой жесткой централизованной системы управления в странах Восточной Европы в послевоенный период явился процесс интенсивного усиления позиций государственной собственности. К началу

© С. И. Малоземов, 2001

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.