CC BY
28
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2016. № 1
А.А. Кротов*
У ИСТОКОВ ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ ВО ФРАНЦИИ
В статье анализируется «критическая история философии» А.Ф. Буро-Деланда, находившаяся у истоков историко-философских исследований во Франции, затрагивается вопрос о ее отношении к предшествующей и последующей интеллектуальной культуре. Мировоззрение Деланда характеризуется как ориентированное на идею прогресса в философии, но не лишенное элементов скептицизма, связанных с общей оценкой возможностей человеческого разума. Кроме того, обосновывается мысль о том, что приверженцем идеалов Просвещения в его классическом понимании Деланд не был, хотя и испытал определенное их влияние. Рассматривается проблема применимости метода Деланда в современных условиях.
Ключевые слова: Буро-Деланд, Фонтенель, век Просвещения, философия истории философии, критическая история философии.
A.A. K r o t o v. At the origins of researches in the history of philosophy in France
In the article the Boureau-Deslandes' "critical history of philosophy", which was the origin of the history of philosophy in France, is analyzed; a question about its relation to previous and following intellectual culture is touched upon. Deslandes' ideology is characterized as oriented on the idea of progress in philosophy, but with elements of skepticism, which was connected with estimate of possibilities of human reason. The thesis that Deslandes was not be an adherent of ideals of the Enlightenment in their classic interpretation, but was influenced by them, is proved. The problem of applicability of Deslandes' method in contemporary conditions is examined.
Key words: Boureau-Deslandes, Fontenelle, the Age of the Enlightenment, the philosophy of the history of philosophy, the critical history of philosophy.
В раннее Новое время большинству философов проблема исторической преемственности в их сфере деятельности не представлялась особенно существенной. На первый план выдвигалась идея построения научной философии, которая, как предполагалось, все еще не была заложена никем из предшественников. Отсюда редкие, спорадические экскурсы в минувшее, служившие по большей части средством иллюстрации плодотворности собственных идей.
* Кротов Артем Александрович — доктор философских наук, заведующий кафедрой истории и теории мировой культуры философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел. 939-18-48; e-mail: [email protected]
В этом отношении ситуация во французской интеллектуальной культуре отнюдь не выглядит как исключительная. Настоящий взлет историко-философских исследований, выполненных на весьма высоком уровне, происходит во Франции лишь в XIX в. До этого периода правильнее говорить о достаточно редких, различных по своей глубине попытках представить в подробном и систематическом виде историю философии. Первой из написанных на французском языке выступает «Критическая история философии» А.Ф. Буро-Деланда. Насколько его метод можно считать адекватным предмету, а сам проект удачным? Каково его значение в дальнейшей культурной истории? Возможно ли использовать хоть какие-то его элементы в современных условиях? Кратко остановимся на всех приведенных вопросах.
Андре Франсуа Буро-Деланд (1690—1757) родился в Пондишери, во Францию перебрался в довольно юном возрасте. Известно, что Мальбранш намеревался содействовать его вступлению в Ораторию Иисуса, но этот замысел остался нереализованным. Деланда сложно назвать профессиональным историком: длительное время он исполнял обязанности генерального комиссара морского ведомства в Рошфоре и Бресте. В наше время его бы назвали любознательным дилетантом, обратившимся к философской проблематике. Впрочем, Деланда интересовало многое. Он писал стихи, романы, а также произведения на темы политики, торговли, морского дела. Но главный его труд — «Критическая история философии, в которой трактуется о ее происхождении, ее достижениях и различных переменах, с ней происходивших вплоть до нашего времени» (1730—1736).
В духе своего столетия Деланд придерживался расширительного истолкования предметного поля философии. Пожалуй, в его понимании оно довольно расплывчато и еще более обширно, чем признавала картезианская школа. «Философия есть наука самого благородного и в то же время самого широкого значения» [Л.Г. Вои-reau-Deslandes, 1737, 1. 1, р. I]. По мнению Деланда, «литературная республика» почти полностью подчинена философии, ее «разумным законам». В древности философия была неотделима от религии и теологии, из нее люди черпали представления об истории, праве и морали. Фактически в качестве философских автор «Критической истории» рассматривает религиозные воззрения древних народов. Подобный подход характерен для эпохи Просвещения, мы можем его встретить, к примеру, в «Курсе занятий по обучению принца Пармского» Э.Б. де Кондильяка. А.Ф. Деланд констатирует определенное изменение предметного поля философии в дальнейшем:
у «новых авторов» она включает естественно-научное знание, предполагает точные науки о природе, опирающиеся на твердый материал, противопоставляемый кажущимся прекрасными легковесным созданиям воображения. Но на всем протяжении своего существования философия никогда не отказывалась от изучения благородных тем, так же как и от возвышенных размышлений. Поэтому единая история философии выступает и разнообразной, и полезной.
По мысли Деланда, развитие философии отражает историю человеческого разума. Кроме того, именно история философии рассматривает разум в самом возвышенном его применении. Она заключает «разнообразные богатства», позволяющие приоткрыть некоторые результаты деятельности верховной причины.
Степень изощренности и изобретательности разума особенно велика в области философии. Столкновение противоречивых суждений, пагубное для некоторых иных наук, оказывает позитивное воздействие на философию, способствует ее развитию. Так или иначе, в сфере философии многие сомнения были устранены, изрядная часть недостоверных суждений отброшена благодаря тому, что иные из них были опровергнуты опытами, другие никак не могли прояснить новые факты. Соответственно, потеряли свое влияние некогда казавшиеся господствующими системы. Определенное совершенство философского мышления французский автор напрямую связывает с наличием различных мнений. Это, полагает он, создает возможность постижения различных сторон, отдельных аспектов того или иного объекта. Кроме того, история, на его взгляд, показывает, что само существование философии было невозможно без своего рода конфронтации, противоборства мудрецов, стремившихся превзойти друг друга, а потому совершавших все новые открытия.
А.Ф. Деланд настаивал на том, что многие из его предшественников, с успехом коллекционировавшие различные системы, сосредоточивались на второстепенном — занимались собиранием афоризмов, острот, подробностей частной жизни философов. Подобный подход он не одобряет, считает его не заслуживающим серьезного внимания, не позволяющим извлечь надлежащих выводов из истории философии. «Главное и существенное, на мой взгляд, — восходить к источнику основных мыслей людей, изучать их бесконечное разнообразие и в то же время незаметное отношение, тонкие связи, имеющиеся между ними; это показать, как одни мысли рождались вслед за другими, и часто одни рождались от других; это напомнить мнения древних философов и показать, что они не могли сказать ничего иного, чем сказали в действительности; одним словом, это изучать и разбирать изумительное скоп-
ление истины и заблуждения, сохранившееся до нашего времени» [A.F. Boureau-Deslandes, 1737, t. 1, p. VI].
В основе своего метода построения истории философии французский исследователь выделяет три правила: соотносить всякую систему с интеллектуальной ситуацией ее века; оставлять в стороне все подробности, детали, не способствующие раскрытию сущности того или иного учения; не смешивать древнюю и новую философию, помещая каждую в свойственные ей границы.
А.Ф. Деланд особенно настаивает на том, что не является приверженцем кого-либо из прославленных философов, не носит чужой «ливреи», а потому и не имеет «никого интереса предавать истину» [ibid., p. XXI]. Философия, на его взгляд, невозможна без сосредоточенного внимания и «точности» разума. Названные способности позволяют ей устанавливать законы, господствующие над вещами, различать истину и ложь, поверхностное и главное, вероятное и твердо установленное. При этом на мнения людей оказывает воздействие множество внешних причин, отсюда многообразие учений, которые к тому же подвержены изменениям. Но все же есть у философии и бесспорные завоевания. Согласно Деланду, она сообщает истины другим наукам, и важная ее роль состоит в разъяснении разуму двух величайших атрибутов Бога: безграничного могущества (через наблюдение неизмеримых небесных пространств) и беспредельной мудрости (через изучение строения и функционирования живых организмов).
Автор «Критической истории философии» заявлял, что не намерен повторять давно сказанное другими исследователями. Он именует «позерством» стремление сделать переложение чужих трудов, попытавшись придать им иной порядок и «элегантность». История философии должна побуждать разум к деятельности, а не утомлять его, погружая в пассивное состояние, следствие пустого переутомления.
Французский мыслитель выделял два типа критиков философии, стремящихся ее обесценить и унизить в глазах других людей, представить ее недостойной серьезного внимания. Они, по его мнению, выдвигают несправедливые обвинения и опираются на ложные суждения. «Одни говорят, что она бесполезна, или, по крайней мере, вся сомнительна, что она занимается лишь пустяками и опытами более утомительными, чем любопытными; что она слишком долго останавливается на исследовании насекомого или какой-нибудь раковины, на наблюдении необычного метеора; наконец, что все ее высоко ценимые исследования или малозначимы или безразличны для общества» [ibid., p. VIII]. Согласно Деланду, все упомянутые упреки в основе своей проистекают либо из недо-
стойного желания порицать все непонятное, либо из невежества, сопряженного с ленью, которое приводит к потере способности исследовать сложные, абстрактные вопросы. Критики философии другого рода, иного склада ума обвиняют ее сторонников в странностях, заслуживающих осмеяния, в нелепом поведении, в желании выделиться своим поведением, вести особый образ жизни, отличный от общепринятого, выходящий за границы привычного. Французский автор признает, что в среде философов хватало стремившихся к оригинальности в одежде, привычках, речах, испытывавших неистребимую страсть к дискуссиям ради них самих. Но, на его взгляд, очевидные недостатки некоторых из представителей той или иной науки, ничего не говорят против нее самой.
Довольно кратко Деланд характеризует попытки своих предшественников осветить историю философии. Его суждения на этот счет во многом проясняют его собственную позицию. Следуя своего рода этикету, он говорит о таланте и эрудиции тех, кто брался за аналогичную задачу до него. Но, как довольно скоро выясняется, его мнение о подавляющем числе прежних решений не самое высокое. Он обозначает три распространенных подхода к истории философии. Первый заключается в том, что она создается путем сбора всех мнений, попадающихся под руку, без тщательного отбора материала. Это путь компиляторов, лишенных критической способности. «Они приносили мысли других и нисколько не думали мыслить сами» [ibid., p. XVI]. Компилятору Деланд отказывает в праве считаться философом. Не имея соответствующих наклонностей, подобного рода сочинитель ревностно собирает все сокровища чужих мыслей, и хотя они ему знакомы, его знание «бесплодно, стерильно», не развивает читателя, а утомляет, обессиливает его разум. Простое перечисление выдвинутых тем или иным знаменитым философом положений совершенно бесполезно, если не сопровождается отделением в них истины от заблуждения, выявлением побудительных мотивов к их появлению, указанием на возможную пользу, вытекающую из их применения.
Второй подход к истории философии сводится к выдвижению на первый план биографий мыслителей. В этом случае приписывается неоправданное значение отдельным частным событиям и эпизодам. А.Ф. Деланд говорит о своем осуждении «чрезмерного рвения» подобных авторов. На его взгляд, история философии не должна придавать особого значения отдельным поступкам прославленных мудрецов.
Третий подход состоит в стремлении «примирить» древнюю и новую философию, свести их в некое теоретическое единство, предложив свою утонченную интерпретацию. Каким бы заманчи-
вым ни казался обозначенный подход, он обречен на неудачу. Истинные знатоки философии всегда это понимали. Проблема в том, что попытки синтеза многочисленных и чрезвычайно разнообразных учений прошлого и настоящего неизбежно приводят к искажению их содержания. Вписать в единую «объединяющую» модель все философские теории затруднительно без деформации их либо в целом, либо в каких-то частностях. Метод «примирения» не может обойтись без отбрасывания тех элементов философских систем, которые препятствуют его успеху. Кроме того, он с необходимостью приводит к перетолкованию в чрезмерно расширительном смысле отдельных частей той или иной доктрины, способствующих, как кажется приверженцам идеи объединения систем, торжеству их подхода. Сама сущность представленных в истории философии учений такова, что их многочисленные различия исключают гипотетическую общую структуру, в которой могли бы сохраняться все их особенности. Примирение противоречащих друг другу суждений достигалось историками философии, как правило, путем сведения их к «среднему мнению», в котором растворялись специфические черты как первого, так и второго. Отметим, что в числе потерпевших неудачу в реализации замысла примирения систем Деланд называет и «знаменитого Лейбница».
Собственную же позицию автор «Критической истории» заявляет как чуждую «ложным предубеждениям», согласно которым древние и новые философы утверждали одно и то же. Их достижения, на его взгляд, следует рассматривать по отдельности. Древние авторы принимались за неизведанное, стремились со страстью к раскрытию ранее недоступного. Первые шаги в любой науке наиболее сложны, поэтому ученые, живущие в позднее время, должны чувствовать глубокую признательность по отношению к своим предшественникам. Новые авторы, так или иначе, опираются на достижения прежних эпох. Даже отвергая какие-то идеи прошлого, они связаны с ним самим существованием предметного поля, в рамках которого ведется полемика. Кроме того, они доводят до совершенства суждения и теории прошлого, утонченно и изобретательно обсуждая их, тем самым уточняя и развивая. В итоге вполне закономерно можно заключить, что новые авторы глубже проникли в изучение «естественных вещей», поэтому их философствование в определенном смысле имеет право именоваться более успешным и точным.
По мнению Деланда, различные ученые, сравнивавшие достижения древних и новых, часто допускали неумеренные преувеличения. В спорах проявлялись предубеждения, торжествовало подчинение суждений обыкновенному вкусу. В действительности же
современные авторы, по существу, очень многим обязаны древним, заложившим основы всех наук и искусств, наметивших многие пути, которые впоследствии разрабатывались и расширялись. Хотя древние мыслители во многих вопросах заблуждались и в этом смысле достойны разнообразных критических замечаний, все же их сочинения изобилуют красотами стиля, ясностью выражений, меткостью заключений. В некоторых случаях они даже достигали определенного совершенства, которое неразумно отрицать. Поэтому отношение к предшественникам должно быть в высшей степени благожелательным, хотя в чем-то и снисходительным. Раскрытие тайн природы не исключает опору на отдельные достижения, размышления древних, но вместе с тем предполагает освобождение от их ошибок.
Историю философии Деланд делит на четыре эпохи. Первую из них он предлагает отсчитывать с наиболее отдаленных времен вплоть до появления любознательных греческих учеников в Египте и Вавилоне. С современной точки зрения в данном случае речь идет не столько о философских, сколько о религиозных представлениях древних народов. По мысли автора «Критической истории», подавляющее большинство народов в этот первый период было лишено «божественного факела», сверхъестественного наставления и в этом смысле люди могли опираться лишь на собственные силы. Созерцая Вселенную, они еще не могли составить правильного представления о ее Создателе. Только для одного народа Бог сделал исключение, прочие же пребывали во тьме. Тем не менее их было бы неправильно считать совсем лишенными некоторых истинных знаний о мире и человеке. От Ноя, его детей и внуков сохранялись мудрые предания, которые постепенно искажались из-за забвения значения имен и присущей людям суетности. Древняя традиция не могла передаваться в исходной чистоте, разум и сердце человека вносили в нее свои поправки. Постепенно люди предали забвению некоторые из важнейших истин, которые им следовало бы хранить особенно тщательно. К ним относятся положения о том, что идея существования Бога подразумевает единство; что всех ожидает загробная жизнь, где благие и порочные дела будут сопряжены с вечными наградами или наказаниями; что божественное всезнание не исключает для людей свободы; что проблема зла не может быть понята вне представлений об ухудшении человеческого рода. «С тех пор человек не думал более о достоинстве своего существа и само это существо он осмелился повернуть против того, от кого он его получил» [ibid., p. XXIX]. Философия этой первой эпохи, хотя и утратившая ряд важных истин, все-таки сохраняла некоторую основу, включавшую обрывоч-
ные сведения по истории и теологии. Эти сведения принимались без обсуждения в силу традиции, не предполагали ни сомнений, ни дискуссий. Единственные аргументы в пользу их справедливости сводились к ссылкам на их древнее происхождение и на невозможность для вещей быть иначе устроенными.
Вторая эпоха охватывает греческую философию. Греки, по мнению Деланда, освоили наиболее ценные знания Древнего Востока. В своей философии они, на его взгляд, проявили изрядный ум, но скорее «приятный» и «блистающий», чем глубокий и «проникающий». Множество школ было создано взаимным соперничеством, завистью, разжигавшей споры и противоборство. Каждая школа была уверена, что именно ей покорилась истина. Воздвигались здания учений и порождались многочисленные гипотезы о природе вещей, не имевшие прочного основания, далекие от реальности. Вместе с тем эти гипотезы требовали от своих создателей немалой изобретательности, изощренности ума. В итоге во вторую эпоху в области философии происходит вытеснение набора исторических и теологических представлений системами, направленными на раскрытие деталей физического мироустройства.
Ссылаясь на Тертуллиана, французский мыслитель заключает, что сами природные условия стимулировали воображение греков к созданию рискованных предположений о сущности окружающих предметов, компенсируя нехватку фактов домыслами, суждениями, казавшимися им правдоподобными. Готовность заменить точную истину «прихотью» правдоподобия Деланд характеризует как «гибельную максиму» для философии. С другой стороны, он настаивает на том, что совершенно необоснованно мнение о близости мировосприятия греков, евреев и христиан, будто бы черпавших истину из единого источника. По его мысли, определенные аналогии в упомянутом случае возможны, но они опираются в основном только на некоторые отношения нравов и языка и упускают из вида гораздо более важные различия.
Третья эпоха принадлежит христианской философии. Фактически речь идет о Средневековье. Третью эпоху автор «Критической истории» именует «самой примечательной», поскольку связывает пришествие Иисуса Христа с распространением множества истин, позволивших навсегда решить важнейшие вопросы. Отныне становятся незыблемыми положения о существовании Бога, бессмертной души и загробного воздаяния. Кроме того, христианство открывает путь к осознанию сотворенности мира и его относительно недавнего происхождения, а также пассивной природы материи. Все названные идеи, относительно которых прежде велись самые ожесточенные споры, хотя и стали повсюду признанными,
но не получили должного применения. Из них, по мысли Деланда, не извлекли надлежащих плодов. «Одни хотели приладить Откровение к баснословным мнениям греков, истину, внушенную верой, к недостоверности, украшенной видимыми предположениями; часто выходило так, что они не становились ни философами, ни христианами. Другие, почтительные интерпретаторы, только восхищались и предпочитали трудолюбивую профессию переводить и комментировать основательному удовольствию мыслить... Самые счастливые таланты, самая большая живость ума, не могли пробиться сквозь грубость и варварство, торжествовавшее повсюду. Темная ночь полностью скрывала лучи солнца» [ibid., p. XXXIII]. Для третьей эпохи в истории философии, таким образом, характерны весьма специфические «вкусы» и представления о формах науки, отличающие ее от всех других.
Четвертая эпоха, по Деланду, намечает своего рода «новый путь» в философии. По сравнению с древневосточной и греческой новая философия заметно меняет свои цели, стиль, способ аргументации. Исходный импульс распространению новых идей придает возрождение изящных искусств в Италии. Постепенно процесс обновления захватывает и другие страны Европы. Существенно меняются настроения умов. Новой эпохе свойственны как «блестящие изобретения», так и осознание тех ошибок, которые некогда совершались древними. Природа в гораздо большей степени, чем прежде, доверяет свои тайны человеку. Достоверности метафизики способствовала опора на Откровение, поддерживающего разум в его поисках истины. Поэтому естественная теология становится наиболее убедительной именно в четвертую эпоху. А.Ф. Де-ланд провозглашает собственный век имеющим значительные преимущества перед всеми другими. Оказавшись на верном пути, философия продвигается быстро, ее достижения характеризуются точностью, полезностью, новизной.
Намечая перспективы философии, автор «Критической истории» стремился быть осторожным. Он говорил о том, что в работах мыслителей четвертого периода имеются своего рода наброски, проекты, которые могли бы послужить в будущем созданию целостной системы мироздания, либо же, будучи развиты и соединены вместе, напротив, выступить подтверждением ее невозможности. История философии заключает в себе опровергнутые системы, поспешные гипотезы, не охватывающие всех фактов, отброшенные опытом суждения, которые «заставляют меня думать, что в конце могут достичь чего-то точного и правильного или, по крайней мере, определенно будут знать, что вовсе нельзя этого достичь в некоторых вопросах» [ibid., p. V].
Тем не менее, несмотря на декларативное утверждение некоей неопределенности в отношении будущей эволюции философии в плане равенства отмеченных альтернатив, Деланд, по-видимому, склонялся к мысли о невозможности создания всеобъемлющей итоговой системы. В частности, он проводил аналогию между философией и человеческим разумом, подчеркивая обширность последнего в одном отношении и существенную ограниченность в другом. Он не предпринял попыток обрисовать контуры «итоговой» будущей системы. Далее, он настаивал, что одни истины «были открыты сразу, доказательство других было оставлено последующим векам: иные, наконец, не будут никогда познаны» [ibid., p. XXII]. Французский мыслитель даже рассуждал о своего рода необходимости «чего-то не знать», ибо, по его мнению, узкие пределы человеческого разума не позволяют тому все видеть и все понимать.
Итак, философия, по Деланду, пока еще не приобрела статуса завершенной всеобъемлющей науки и само достижение подобного положения дел в будущем проблематично. Но в любую эпоху наряду с теоретическим значением она имела и практическое применение. Философию, на его взгляд, было бы неправильно понимать как сугубо умозрительную, оторванную от жизни дисциплину, пригодную лишь для «школьного» употребления. Напротив, она оказывает значительное воздействие на нравы людей, на их повседневное поведение. Она воодушевляет великих людей, направляя их поступки к общему благу. Философия также служит как оправданием естественных удовольствий, так и основой для сдерживания страстей в разумном русле.
Следуя древним авторам, французский мыслитель стремился представить пользу философии в формировании души: научаясь верно мыслить, она правильно живет. Изучение философии делает людей добродетельными, а значит, счастливыми. Именно философ лучше других способен упорядочивать свои мысли, открывать новое и твердо усваивать все достоверное и поучительное. Само занятие философией побуждает к поиску истины и развивает стремление следовать ей.
Резюмируя, сделаем вывод о том, что мировоззрение Деланда следует охарактеризовать как ориентированное на идею прогресса в философии, хотя и не лишенное элементов скептицизма, связанных с общей оценкой возможностей человеческого разума. Он защищал мысль о влиянии на философию многоразличных внешних обстоятельств, но был далек от установки на сведение ее истоков к фактам биографического порядка или политическим мотивам.
Отметим, что Марсиаль Геру рассматривал главный труд Де-ланда как своеобразное применение идей Фонтенеля к истории философии и в этом отношении обозначал его как вдохновленный модифицированным «картезианским духом» [М. ОыегоиН, 1984, р. 299—300]. Действительно, в данном случае определенная преемственность несомненна. Значительное влияние на Деланда оказали суждения Фонтенеля, касающиеся спора о «древних и новых». В частности, в 1688 г., остроумно формулируя проблему, будущий академик заявлял, что «весь вопрос о превосходстве древних над новыми, в сущности, сводится к вопросу о том, были ли деревья, что росли в наших краях в былые времена, выше, чем нынешние», и приходил к заключению: «...люди разных веков нимало не различаются по природе своей» [Б. Фонтенель, 1985, с. 250, 252]. Знаменитый картезианец критиковал «предубеждения», преувеличивающие роль древних либо новых авторов. Он считал ошибочным мнение о том, что древние «все изобрели», а потому превосходят последующие поколения. «Ничто так не препятствует совершенствованию, ничто так не ограничивает умы, как чрезмерное восхищение древними. Когда всецело полагались на авторитет Аристотеля и искали истины лишь в его загадочных писаниях, а отнюдь не в природе, философия не только не двигалась вперед, но погрязала в трясине галиматьи и непостижимых умствований» [там же, с. 263]. Умение правильно рассуждать, по Фонтенелю, достигло значительных успехов в Новое время, прежде всего благодаря методу Декарта. Древние же зачастую пользовались слабыми доводами: неоправданными сравнениями, поверхностными заключениями, туманными аналогиями. Отсюда их многочисленные ошибки, домыслы и ложные мнения. Но это не означает, что древность не имела великих достижений. Б. Фонтенель призывает сохранять беспристрастность, на его взгляд, природное равенство поколений приводит к тому, что различия между ними объясняются «состоянием общества», способом правления, предшествующими историческими событиями. Новые авторы наследуют знания предшественников, опираются на них, имеют возможность учиться на ошибках прошлых эпох. Поэтому они превосходят древних. Но это превосходство не абсолютное, оно наблюдается не во всех областях. Например, в сфере красноречия и поэзии, по Фонтенелю, древние авторы достигли совершенства. Прежде всего потому, что успех в названной сфере определяется живостью воображения и для его достижения вполне достаточно «ограниченных познаний». Напротив, изучение природы требует продолжительных наблюдений, в этом случае истину нельзя отыскать без долгого пути. Подлинная система, возводящая все в природе к движениям и фигурам
различных тел, была найдена лишь после многовековых блужданий, когда наконец оказались оставлены учения о качествах, числах, идеях. Эта подлинная система — достояние Нового времени. В общем же Фонтенель рекомендует не поклоняться бездумно великим именам различных авторов, но, не придавая решающего значения времени, когда они творили, критически оценивать их достоинства.
Видные знатоки историко-философских учений — Люсьен Браун и Марсиаль Геру единодушно и с полным основанием подчеркивали как новаторство заявленной Деландом программы, так и слабость ее реализации. Л. Браун, замечавший, что Деланд не испытывал недостатка в идеях, приходил к выводу, что «эти идеи, однако, остались мертвой буквой», оригинальные для своего времени декларации потонули на страницах его труда в смеси «пустых анекдотов» с «салонными рассуждениями» [L. Braun, 1973, р. 152, 144—145]. По мнению Геру, Деланд, «воплощая легкий и подвижный дух XVIII века», посвятил свои силы трупу бесспорно новаторскому по «своим устремлениям», но не имеющему «ничего оригинального» в раскрытии содержания великих философских учений [M. Gueroult, 1984, p. 299]. Знаменитый историк философии квалифицировал произведение Деланда как «поверхностное», усматривая его значение в том, что оно представляет собой первую попытку применить своеобразно истолкованный «картезианский дух» ко всей истории философии [ibid., p. 301, 308]. Немалая доля истины заключена в утверждении Геру о том, что Деланд оказался неспособен успешно применить собственные общие идеи к конкретным историко-философским данным, зачастую придерживаясь при их интерпретации «устаревших традиций», защищавшихся предшествующими авторами, у которых он черпал различные сведения.
Может ли Деланд быть отнесен к выразителям идей Просвещения, пусть и «второго плана»? На первый взгляд представляется, что определенные предпосылки для этого имеются. В истории философии он стремился провести идею прогресса, неоднократно обращался к теме отживших, исчерпавших свои возможности концепций. Открыто заявленное нежелание догматически следовать принципам какой-либо влиятельной системы вполне можно истолковать как установку на независимость мышления, освобождение его от навязываемых извне авторитетов. Но все-таки приверженцем идеалов Просвещения в его классическом понимании Деланд не был, хотя они и нашли, что ясно из приведенных замечаний, в его творчестве некоторое отражение. Поль Азар определял Просвещение как «эпоху всеобщей критики» [P. Hazard, 2006, р. 13], в то время как Жорж Гюсдорф писал о «новом религиозном
духе»: «.век Просвещения реализует коперниканскую революцию в вопросе о религии» [О. Отйог[, 1972, р. 53]. Эмиль Брейе в качестве особой черты культуры первой половины XVIII в. отмечал «быстрый упадок» и «падение» влияния великих систем предшествующего столетия, пытавшихся соединить познание природы и человеческого ума [Е. ВгеМег, 2004, р. 993]. Ролан Дене полагал, что философия Просвещения, заимствовавшая у картезианства «вкус к рассуждению», к поиску интеллектуальной очевидности, «дух методического сомнения», обратила их «против идеализма и дуализма, против духа системы и дедукции» [Л. Безпе, 1999, р. 83—84]. В значительной степени все сказанное верно. С этой точки зрения Деланд отнюдь не выглядит типичным представителем «просветительской парадигмы»: его удаляет от нее и попытка включить в историко-философский контекст истины Откровения, и нежелание рассматривать исследуемые проблемы в социально-политической плоскости, подвергая критике деспотизм и поддерживающие его разнообразные предрассудки.
Великие просветители, высоко ценившие универсализм и энциклопедизм, не прошли мимо наследия Деланда, его главный труд послужил многим из них материалом для разного рода размышлений и заключений. В частности, высказанное замечание справедливо в отношении Вольтера, Дидро, Ламетри, Гельвеция. Очевидно, что установка на выявление связи между историей философии и природой человеческого разума нашла свое продолжение в произведениях Виктора Кузена и его школы, стала одним из главных ее положений. С другой стороны, Геру не без оснований проводил аналогию между учением Деланда об эпохах мировой философии и последующей концепцией Огюста Конта. С позитивизмом наследие Деланда сближает и идея ограниченности человеческого разума, сомнения в возможности построения всеобъемлющей системы. Таким образом, его творчество оказалось тесно вплетено в историю европейской интеллектуальной культуры, так или иначе послужило опорой важным ее элементам.
Плодотворно ли будет использование его метода в наши дни? На этот вопрос вряд ли возможен положительный ответ, если речь идет о применении метода Деланда в его «чистом виде», без всяких изменений и поправок. Автор «Критической истории» придерживался крайне расплывчатого понимания предмета философии, включая в ее орбиту области знания, признанные сегодня вполне самостоятельными по отношению к ней. Выдвинув тезис об огромном количестве причин, оказывающих влияние на философские учения и объясняющие их «бесконечное разнообразие», Деланд не предпринимал попыток выявить среди них основные, четко сфор-
мулировать определяющие условия. Философию своего столетия он считал находящейся «на верном пути», но подобная установка не может в наше время претендовать на общую значимость. Настаивая на необходимости разграничения главного и второстепенного, французский мыслитель призывал обходиться в истории философии «без деталей», что очень легко может приводить к искажению подлинного содержания выдающихся теорий, представлять их в неубедительном, карикатурном виде. Вместе с тем Деланд выдвигал требования соотнесения всякой системы с интеллектуальной ситуацией ее века, установления связей между различными учениями, практического приложения философии, прежде всего в нравственной сфере. Подобные идеи, если и не выглядят сегодня оригинальными, все же не могут быть признаны и совершенно устаревшими.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Фонтенель Б. Свободное рассуждение о древних и новых // Спор о древних и новых. М., 1985.
BréhierE. Histoire de la philosophie. P., 2004.
Boureau-Deslandes A.F. L'Histoire critique de la philosophie ou l'on traite de son origine, de ses progrès et des diverses révolutions qui lui sont arrivées jusqu'à notre temps. Amsterdam, 1737. T. 1—3.
Braun L. Histoire de l'histoire de la philosophie. P., 1973.
Desné R. La philosophie française au XVIII siècle // Histoire de la philosophie. Sous la dir. de F. Châtelet. P., 1999. T. IV.
Gueroult M. Dianoématique. Livre I. Histoire de l'histoire de h philosophie. P., 1984. T. 1.
Gusdorf G. Dieu, la nature, l'homme au siècle des Lumières. P, 1972.
HazardP. La pensée européenne au XVIII siècle. P., 2006.
