«Тюремная автобиография» Николая Александровича Максимова. Избранное из части II Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ВОСПОМИНАНИЯ И ИНТЕРВЬЮ

«Тюремная автобиография» Николая Александровича Максимова

Избранное из Части II

Публикация, предисловие и комментарии О. В. Максимовой

Институт океанологии им. П.П. Ширшова РАН, Москва, Россия; [email protected]

Дальнейший текст1 написан на листах другого формата — 28,6 (см) х 20,5 (см), и более тёмных, чем предыдущие. Листы сложены пополам и вложены друг в друга так, что получились «книжечки», никак не скреплённые. Размер каждой «книжечки» существенно меньше, чем ранее. Соответственно, и Максимов стал писать более убористо: более мелким почерком и с меньшими промежутками между строками, оставляя маленькие поля. Нумерация страниц начата заново. Рукопись II Части занимает две с половиной «книжечки» сложенных листов (с. 1—54), а со с. 55 начинается Часть III.

Орфография и пунктуация приведены в соответствие с современными нормами, сохранены лишь некоторые характерные особенности письменной речи автора. В подстрочнике помещены комментарии, примечания и переводы иностранных слов. Изъятые тексты отмечены угловыми скобками и многоточием. 11 рои ус к и восстановлены и выделены квадратными скобками.

Для примечаний использованы справочные источники разных лет (в том числе — Большая Советская Энциклопедия в 65 томах, 1926—1947, и двухтомное издание «Академия наук СССР. 250 лет. Персональный состав», 1974), а также ресурсы сети Интернет.

1 Начало воспоминаний см. в № 4 за 2016 г.

studies in the history of biology. 2017. volume 9. no. 1

Автобиография H.A. Максимова Часть II. Научная деятельность до 1925 г.

' 1г>.гмл i) [ tl

ШЛы /ffà ЛиЗл J

f> ùuJi JUtWM^Ati^ /XvVIA jAfiuUii -fASUMvWutk ьллилиим^

tbhbmitU^tuut çam **tul iwxm/ -

¡МьЬчЬмлЛ N1 И лДл^Мй*

л<ил« -^к I " «-и у<!а/*-»Г

и^*" ijibmjpmai*. -у^ил/ hfjbwlàytvh/ 4 я/нить

'ъмл/^мииьлл , амм^^ы* mmjtbt

•ЦшлгЛмл^и* -Л tflj*VMj£ni>t HHW , JuotAJ

МЛЛ^МЛМ- 'nMbAwU 'Äw 1+)(|ÜU, ^ >/A iMMll XJtiU, Нлт/nuii. и ^ «млАф+Л^Л KUWfWh* I "^МлМлЦли .

"/--V no^J^MjL jUVfa Il 4 tvibK^J-j^. 1

l/fasM. y/t^wU/jt I^ÎVU^VW f M A lAtV-'W w

Ал-tV . , л bfljtmma^m* ^

U mAvMt tvi- ЛьиЛЛЛи. t-Uth. с A-UCMUWHM

ilmm

'ьмьм-нма vljsbИ* л* -цьляышл 1

Рис. 1. Первая страница второй части рукописи Fig. 1. The first page of the second part of the manuscript

Начало моей научной деятельности относится к осени 1900 года, когда я перешёл на 3-й курс Университета и, пройдя большой практикум по физиологии растений под руководством A.A. Рихтера2, обратился к проф. Д.И. Ивановскому' за темой для специальной работы,

2 Рихтер Андрей Александрович (1871-1947) — ботаник, физиолог растений, микробиолог. Академик АН СССР (1932) и ВАСХНИЛ (1935). В 1917-1924 гг. - профессор, организатор кафедры физиологии растений в Пермском университете, с 1921 г. — ректор. В 1924-1930 гг. — профессор Саратовского университета. Организатор и директор Института физиологии растений (1933-1938). Переводчик «Физиологии растений» JI. Поста и др. Активный противник Т.Д. Лысенко. На похоронах A.A. Рихтера академик С.И. Вавилов назвал его «рыцарем науки» (Рихтер, 2009, с. 22).

3 Ивановский Дмитрий Иосифович (1864-1920) — ботаник, микробиолог, физиолог. Один из отцов вирусологии: вирусы называли «кристаллами Ивановского». Автор учебника физиологии растений (1917), один из авторов-ботаников словаря Брокгауза и Ефрона (Липшиц, 1950,

которая должна была явиться моим зачётным сочинением («студенческой диссертацией») при окончании Университета. Ивановский дал мне тему— выяснить влияние света на дыхание у плесневых грибов. (Проблемы воздействия внешних условий на дыхание и брожение издавна занимали его, и вообще весь круг работ университетской лаборатории вращался преимущественно в области дыхания и брожения, как одних из самых основных жизненных процессов, анализ которых должен иметь огромный теоретический интерес. Кроме того, в университетских лабораториях того времени, работавших исключительно зимой и не имевших ни оранжерей, ни опорных пунктов вне города, разработка вопросов дыхания и брожения, проводившаяся на плесневых грибках, дрожжах и др[угих] микроорганизмах, представлялась технически наиболее легко осуществимой. И в Петербургском университете, так же как и во многих других высш[их] учеб[ных] заведениях, лаборатории физиологии растений были, в сущности, микробиологическими лабораториями и почти не имели дела с высшими зелёными растениями.)

Ближайшим поводом, побудившим Ивановского дать мне тему о влиянии света на дыхание, было противоречие между старыми классическими работами Боннье4и Матиссена, которые наблюдали некоторое снижение дыхания на свету, и более новыми данными гельсингфорского профессора Ельфвинга5. Моя [работа] должна была выяснить причины этого расхождения данных. Вопрос о том, чтобы моя работа могла иметь какое-либо практическое, производственное значение, в те времена, конечно, даже и не ставился. Оторванность «чистой» науки от практической жизни считалась в то время «хорошим тоном».

Ивановский указал мне литературу вопроса, а затем передал меня всецело на попечение своего ассистента A.A. Рихтера. Свою собственную экспериментальную работу Ивановский вёл в лаборатории Академии Наук, у акад[емика] A.C. Фаминцына6, и в университетской лаборатории бывал исключительно в дни своих лекций, да и то не подолгу. К тому же он несколько побаивался своего ассистента, который всю лабораторию держал в своих руках и к тому же

т. III, с. 427—430). В 1919 г. Максимов навестил тяжело больного Ивановского в Ростове-на-Дону, куда тот был эвакуирован из Варшавы во время войны. Он посвятил памяти Ивановского три статьи (Манойленко, 1999, с. 164—165).

4Боннье Гастон Эжен Мари (G. Е. М. Bonnier) (1853—1922) — французский ботаник и натуралист, чл.-корр. Императорской АН (1912). Автор четырёхтомной «Nouvelle Flore», в которой отдельные тома посвящены мхам, грибам и лишайникам (1894—1897). Первым получил в лабораторных условиях «синтетические» лишайники из культур грибов и водорослей (1886—1889) (Курсанов и др., 1937, с. 385Л Максимов имеет в виду статью «Recherches sur la respiration et la transpiration des viigiitaux végétaux» (1884). Сайт: http://www.mon-abeille.com/gaston_bonnier.php

5Эльфвинг Фредерик (Fr. Elfving) (1854—1942) — физиолог растений. Профессор ботаники в Императорском Александровском университете в Гельсингфорсе (с 1917 г. — Хельсинкский университет). Изучал водоросли, грибы, лишайники и мхи. С1923 г. — секретарь, позже — почётный президент Финского Общества натуралистов. Сайт: http://bibliodyssey.blogspot.ru/2011/06/ anatomia-vegetal.html

6 Фаминцын Андрей Сергеевич (1835—1918) — ботаник-физиолог, общественный деятель. Академик (1891 ), профессор СПб университета. Основоположник петербургской школы физиологов растений; автор первого отечественного учебника по физиологии растений (1887). Впервые доказал, что процесс ассимиляции С02 и образование крахмала в зелёных клетках водорослей может идти и при искусственном освещении. Вместе с О.В. Баранецким (1867) показал сложную природу лишайников, открыл симбиоз водорослей с радиоляриями, развивал теорию симбиоге-неза. В 1890 г. в Санкт-Петербурге основал и возглавил лабораторию анатомии и физиологии растений при ИАН. Создатель ( 1901 ) и председатель Бюро библиографии по естествознанию и математике в России при ИАН. Вместе с В.И. Вернадским был инициатором создания Комиссии по изучению естественных производительных сил России. Президент Вольного экономического общества (1906—1909), почётный президент Русского ботанического общества (1915).

отличался весьма едким и язвительным характером, в особенности по отношению к начальству. Но с теми, кто поступал к нему на выучку, Рихтер был в высшей степени внимателен и не жалел на них времени и труда, но зато не спускал и никаких промахов и ошибок, а в особенности небрежности в работе и нежелания изучать литературу вопроса. Я довольно долго пользовался его симпатиями, и для меня он был в течение ряда лет лучшим другом и наставником, и именно его, а не Ивановского,я считаю своим главным учителем в научной области. <...> Как я уже упоминал в описании своих студенческих годов, работа моя, начатая осенью 1900 года, должна была преждевременно прерваться из-за начавшейся в начале 1901 г. студенческой забастовки, а затем моего участия в демонстрации 4 марта 1901 г., за которыми последовал мой арест и высылка из Петербурга7. Однако благодаря тому, что я проработал все зимние каникулы, мне удалось всё же настолько продвинуть вперёд свою работу, что она могла быть доложена на происходившем в декабре 1901 г. в здании Петербургского Университета IX с'езде русских естествоиспытателей и врачей. Как известно, с'езды эти имели очень большое не только чисто научное, но и общественное значение, поднимали дух научных работников и давали им зарядку для дальнейшей работы. Роль их хорошо очерчена К.А. Тимирязевым в его речи-статье «Праздник русской науки», и, конечно, возможность представить такому с'езду результаты своей работы не могла не доставить мне очень большое удовлетворение. Как раз перед с'ездом я получил возможность вернуться в Петербург благодаря поручительству профессора] В.И. Палладина8, сменившего на кафедре в Университете Д.И. Ивановского и по рекомендации Рихтера принявшего во мне большое участие. Благодаря этому я сумел обработать для доклада полученный в моих опытах цифровой материал, но выступить самому с докладом перед ботанической секцией съезда у меня не хватило храбрости, и я просил Рихтера сделать доклад вместо меня. Но в довольно оживлённых прениях, вызванных моим докладом, я уже сам отвечал своим оппонентам, из которых наиболее серьёзным был Е.Ф. Вотчал9. День моего доклада на с'езде, 21 декабря 1901 г[ода] (т.е. 3 января 1902 г[ода]) я условно считаю днём начала моей научной деятельности, и 3.1. 1927 г[ода] я в тесном кружке близких друзей и сотрудников отпраздновал свой 25-летний юбилей в лаборатории Ботанического Сада в Ленинграде. <...>

Весной 1902 г[ода] я сдал государственные экзамены и с осени того же года был оставлен при университете «для подготовки к профессорскому званию», по представлению В.И. Палладина, хотя я и не был его учеником. И здесь решающую роль сыграл всё тот же Рихтер. И вот я снова стал работать в университетской лаборатории, на этот раз уже на его тему. Темы своим

7 29 июля 1899 г. были приняты «Временные правила об отбывании воинской повинности воспитанниками высших учебных заведений», по которым студенты, уклонявшиеся от занятий, подлежали отправке на воинскую службу, что вызвало студенческие волнения по всей России, вылившиеся во вторую всероссийскую студенческую забастовку. Студенческая демонстрация 4 марта 1901 г. на площади Казанского собора была разогнана казаками с особой жестокостью, сотни её участников были арестованы, исключены из университета и сосланы из Петербурга. H.A. Максимов был сослан в Тверь.

8 Палладии Владимир Иванович (1859—1922)— ботаник, физиолог растений. Академик (1914), создатель петербургской школы физиологов растений. Важнейшие работы — в области физиологии дыхания и функций ферментов. Автор более 130 публикаций, в том числе учебника физиологии растений, переведённого на англ., нем. и фр. языки.

9 Вотчал Евгений Филиппович (1864—1937) — физиолог растений. Академик АН УССР (1921), основатель украинской школы физиологов растений, один из ближайших учеников К.А. Тимирязева. Один из создателей и сотрудников Научного института селекции (Всесоюзный НИИ сахарной свёклы) в Киеве (Липшиц, 19476, т. II, с. 186—189). Книга Вотчала «О движении пасоки (воды) в растении» (1897) с дарственной надписью автора Максимову — прямо на обложке — сохранилась в семейной библиотеке. За эту работу Вотчал сразу получил степень доктора ботаники.

ученикам Палладии, как это обычно делалось, давал из области своих работ, и так как в то время он работал над вопросами о причинах усиления дыхания растительных органов при их поранении, то и я получил тему «о влиянии поранений на дыхательный коэффициент». Тема эта, требовавшая для своей разработки применения методики газового анализа, была мне дана отчасти потому, что я уже составил себе репутацию точного и настойчивого работника, который сумеет справиться с массой анализов на довольно-таки капризном приборе Половцова-Рихтера10. И, действительно, я целыми днями в течение ряда месяцев просиживал за этим прибором. <...>

За год пребывания Палладина на кафедре физиологии растений характер университетской лаборатории изменился очень сильно. При Ивановском научная жизнь в ней чуть теплилась — студентов работало всего двое, С.П. Костычев11 и я, и кроме того, совершенно самостоятельно, вне увязки с профессором, вёл свои работы Рихтер. Сам же Ивановский, как я уже упоминал, вёл свои работы в Академии наук. Палладии самим условием своего перехода в Петербург поставил расширение помещения лаборатории и значительное пополнение её скудного инвентаря и увеличение её скудного бюджета — настолько скудного, что часть нужных для моей работы приспособлений мне пришлось в своё время заказывать за свой — также весьма скудный — счёт. К лаборатории был присоединён 3-й этаж здания ботанического кабинета, до того занятый чем-то посторонним, часть его пошла под квартиру Рихтера, который благодаря этому получил возможность бывать в лаборатории почти круглые сутки, часть же под расширение рабочих мест. Профессорский кабинет, при Ивановском почти пустовавший, он переоборудовал для своих экспериментальных работ и сразу же заполнил все столы петтенкофферовскими12 трубками и множеством скляночек с разноцветными жидкостями — он тогда начал увлекаться цветными реакциями на окислительные энзимы. Рихтер также получил хорошо (по тому времени) оборудованный кабинет, а почти все остальные комнаты были заполнены многочисленными студентами, работавшими на специальные темы. Такое же оживление царило у Палладина и в лаборатории Высших Женск[их] (Бестужевских) Курсов, где он также получил кафедру. Обе лаборатории вскоре стали регулярно встречаться на заседаниях организованного при деятельном участии Рихтера кружка текущей литературы, получившего название ботанического семинария, собиравшегося довольно регулярно и хорошо работавшего.

После довольно короткого периода полного единения, между Палладиным и Рихтером очень скоро стало намечаться довольно значительное расхождение. Рихтер был превосходным педагогом и всегда при руководстве начинающими на первый план ставил интересы их научного развития. Поэтому он всегда настаивал на том, чтобы до начала специальной работы студенты обязательно проходили большой практикум по физиологии, чтобы они занимались языками и возможно больше читали специальную литературу. У Палладина же был несколько деляческий подход к студентам-специалистам, он стремился как можно скорее поставить их на специальную тему, чтобы они как можно скорее дали ему интересующие его результаты.

10 Прибор Половцова-Рихтера использовали для определения состава газа в замкнутом сосуде (эвдиометре) с помещённым внутрь растением. «Такого рода приборы были впервые сконструированы К.А. Тимирязевым; в дальнейшем имел распространение прибор Половцова-Рихтера, представляющий собой усовершенствование приборов Тимирязева» (Максимов, 1958, с. 131). Половцов Валериан Викторович (1862—1918) — ботаник, профессор СПб университета, методист естествознания (Райков, 2011, книга 2, с. 379 и др.).

11 Костычев Сергей Павлович (1877—1931)— ботаник, физиолог, микробиолог. Академик АН СССР (1923).

12 Петтенкофер Макс (М. von Pettenkofer) (1818—1901) — один из основоположников экспериментальной гигиены. Основатель первого в Европе Института гигиены (Мюнхен). С 1890 г. — президент Баварской академии наук. Разработал экспериментальный метод определения количества углекислоты воздуха в жилых помещениях. Для изучения дыхания изобрёл респира-ционную камеру, которая носит его имя.

При этом он часто даже не заботился о том, чтобы студент ясно понимал значение той темы, над которой он работает и охотно для ускорения дела готов был мириться с сокращением практикума. Надо сознаться, что эти деляческие настроения Палладина находили себе сочувственный отклик у некоторых студентов, смотревших на свою работу только как на средство получения диплома. С такими студентами Рихтер вёл упорную войну. Он настаивал перед Палладиным на обязательности большого практикума, он заставлял силою своей иронии, если не убеждения, всех специалистов-студентов принимать участие в рефератном кружке, и несомненно, что именно ему лаборатория Палладина была обязана тем, что в ней всегда был пульс живой научной мысли и что из неё вышло много заметных работников по физиологии растений — назову хотя бы Вальтера1', Мальчевского14, Данилова15, Ильина16, Сабинина17, Иванова H.H.18,

13 Вальтер Оскар Антонович (1884—1941) — физиолог растений, доктор наук. Окончил СПб университет в периодрасцвета кафедры физиологии растений под руководством В.И. Палладина. В 1917—1924 гг. — сотрудник кафедры ботаники Военно-медицинской академии, с 1924 г. — профессор и заведующий кафедрой физиологии растений в Ленинградском молочно-огородном институте; вплоть до 1941 г. профессор Ленинградского института прядильных культур. Некоторое время был профессором физиологии растений в МГУ им. Ломоносова. Его практикум по физиологии растений (совместно с Л.М. Пиневич, 1931, 1938) долго был основным руководством в большинстве вузов СССР (Липшиц, 19476, т. II, с. 23—26). В рукописи Максимова указано, что Вальтер ещё в 1910 г. получил место ассистента в Военно-медицинской академии.

14 Мальчевский Владимир Павлович (1892—1942)— доктор сельскохозяйственных наук, профессор, первый заведующий лабораторией светофизиологии и светокультуры (1932—1942) в организованном А.Ф. Иоффе Физико-агрономическом институте. В 1932—1933 гг. H.A. Максимов был здесь заместителем директора по науке. Мальчевский разработал приёмы светокультуры в теплицах и закрытых помещениях на искусственных источниках света с наименьшей затратой электроэнергии, предложил световую стимуляцию семян, проростков и рассады для сокращения сроков вегетации растений. Скончался от истощения во время блокады Ленинграда. Сайт: http:// www.agrophys.ru/parent_of_agrophys

15 Данилов Афанасий Николаевич (1879—1942) — ботаник и физиолог растений. Окончил СПб университет (1911), был оставлен Палладиным для подготовки к профессорскому званию. Работал в Петербургском ботаническом саду у A.A. Еленкина, в 1911—1913 гг. — консерватором в Тифлисском ботаническом саду, с 1914 г. и до конца жизни — в Ботаническом институте в Петрограде-Ленинграде. Доктор биологических наук по совокупности работ (1934). Главные научные интересы: пигменты водорослей и грибов, симбиотические отношения в лишайниках, фотосинтез и спектральный состав света. Умер во время блокады Ленинграда (Липшиц, 1950, т. III, с. 112-114).

16 Ильин Василий Сергеевич (1888—1957) — биохимики физиолог растений. Двоюродный брат известного философа И.А. Ильина, высланного из России (1922) на так называемом «Философском пароходе». Окончил СПб университет (1912). В 1917—1920 гг. — проректор Екатеринославского (ныне Днепропетровского) университета. Эмигрировал в Чехословакию, в начале Второй Мировой войны уехал в Австрию, работал в университетах Вены и Инс брука (вплоть до 1947 г.). До 1953 г. был профессором физиологии растений в университе Каракаса (Венесуэла). Умер в Каракасе. На Западе считается главным русским специалистом по засухоустойчивости растений.

17 Сабинин Дмитрий Анатольевич (1889—1951) — физиолог растений, в 1932—1948 гг. — заведующий кафедрой физиологии растений биофака МГУ. После августовской сессии ВАСХНИЛ (1948) был отстранён от работы в МГУ и с помощью ИД. Папанина в 1949 г. устроился на работу на Черноморской экспериментальной станции Института океанологии АН СССР (Геленджик). Там он занимался бентосными водорослями, опубликовал совместно с Т.Ф. Щаповой несколько статей, которые стали классикой отечественной альгологии. 22 апреля 1951 г. застрелился. Именем Сабинина названа одна из малых планет (2005). К 100-летию Сабинина (1989) Учёным советом биофака МГУ была учреждена ежегодная премия его имени за вклад в развитие

Бессонова19, Львова20 и др. И большинство из них, если не все, согласятся, что они в большей степени являются учениками Рихтера, чем Палладина. Этим я не хочу умалить значение Пал-ладина, его огромной заслугой было то, что он умел внушить начинающим исследователям тот энтузиазм в работе, которым и сам ярко горел, но умение углубляться в научные проблемы давал не Палладии, а Рихтер.

Направление работ в лаборатории Палладина, в большей степени биохимическое, чем физиологическое, не вполне соответствовало моим склонностям и представлялось мне слишком узким, и я, посоветовавшись с Рихтером, решил на лето поехать опять в Лейпциг21 к Пфеф-феру22, и просить у него для разработки тему из области физиологии роста, которая не только в лаборатории Палладина, но и вообще в большинстве русских университетов была в полном загоне и которой можно было подучиться только за границей. Палладии, не в пример многим другим русским профессорам, очень косо смотревшим на желание своихучеников учиться ещё где-нибудь, кроме лаборатории своего учителя, очень сочувственно отнёсся к моему желанию расширить свой научный кругозор и устроил мне от университета командировку23 с пособием 200 р[ублей], что для меня было очень кстати, так как вся моя стипендия, как оставленного,

биологических наук. На биофаке МГУ в 2012 г. открыта мемориальная доска. Регулярно проводятся Сабининские чтения (Памяти..., 2013: www.algology.ru)

18 Иванов Николай Николаевич (1884—1940)— физиолог и биохимик растений, окончил СПб университет (1909), ученик В.И. Палладина, работал ассистентом на кафедре анатомии и физиологии растений, потом — приват-доцентом. С 1929 г. — профессор, заведующий кафедрой биохимии и микробиологии. Создал витаминную лабораторию. Работал в ВИРе (Липшиц, 1950, т. III, с. 408-414).

19 Бессонов Николай Алексеевич — ботаник, агрохимик, сотрудникБюро микологии и фитопатологии Сельскохозяйственного учёного комитета. Уехал во Францию во время Первой мировой войны. Работал в Институте Пастера, в агрономической лаборатории фирмы Ж. Трюффо в Версале, в Страсбургском университете. Вавилов общался с ним во Франции в 1931 г. (Протокол допроса Н.И. Вавилова 14-15.11.1940: http://istmat.info/node/36645).

20 Львов Сергей Дмитриевич (1879—1959)— ботаник, физиолог растений, член-корр. АН СССР (1946). В 1898 г. поступил в СПб университет, но был отчислен за участие в революционном движении и в 1900 г. выслан в Вятскую губернию. Возвратившись из ссылки, вновь поступил в университет и окончил его в 1911 г. В 1911—1915 гг. работал в Лесном институте в Петрограде. В 1915 г. возвратился в университет, где работал до самой смерти, сначала научным сотрудником, ас 1931 г. заведующим кафедрой физиологии растений. В 1920—1936 гг. работал в Ботаническом институте АН СССР.

21В рукописи почти ничего не сказано о первой поездке в Лейпциг к Пфефферу (1899). Хотя из дальнейшего текста ясно, что она была описана ранее — возможно, на утраченных листах первой части.

22 Пфеффер Вильгельм Фридрих Филипп (W.F.Ph. Pfeffer) (1845—1920) — немецкий ботаник-физиолог. Профессор ботаники в Бонне, Базеле, Тюбингене и Лейпциге, иностранный член-корр. ИАН (1908). Автор двухтомного курса физиологии растений «Pflanzenphysiologie» (1881), в котором подведены итоги физиологических исследований растений во второй половине XIX в. Занимался вопросами биогеографии и эмбриологии, проблемами осмоса, движения растений, хемотропизма, энергетики и обмена веществ. Работы Пфеффера заложили основы мембранной теории клеточной проницаемости.

23 «Русские физиологи находились в тесном контакте с немецкими, и поездка за границу, именно в Германию, для усовершенствования знаний в то время считалась обязательной для каждого будущего профессора и научного работника. Тем не менее русские физиологи весьма быстро приобрели самостоятельное положение, внеся в мировую науку ценные оригинальные исследования, особенно по фотосинтезу (Тимирязев), дыханию и спиртовому брожению (Палладии, Бородин)». (В. Любименко, БСЭ, 1936, т. 57, с. 289).

равнялась 50 руб[лям] в месяц, да ещё столько же почти я зарабатывал уроками в гимназии Песковской24.

Вторая моя поездка в Лейпциг очень сильно отличалась от первой. Хотя на этот раз я поехал туда один, но уже не испытывал никакого страха. Пфеф-фер принял меня очень любезно, как старого знакомого, и к тому же на этот раз я был уже не студент, а доктор — Палладии очень строго наказал мне, что как окончивший университет я обязан именоваться доктором, чтобы не ронять престиж российских университетов. К моему желанию войти практически в область ростовых явлений Пфеффер отнёсся очень сочувственно и предложил мне небольшую тему, казавшуюся ему лёгкой — именно выяснить, почему некоторые грибки, как, напр[имер], Botrytis25, разрастаются на субстрате, особенно на гниющих плодах, концентрическими кругами. Но упрямые грибки на искусственных средах, на которых я их культивировал, ни за что не хотели расти концентрическими кругами, и, побившись с ними недели 2-3, я увидел себя вынужденным просить у патрона другую тему. На этот раз он поручил мне выяснение причины — почему у многих водяных растений, в частности у лягушечника (Hydrocharis morsus ranae)26, рост листового черешка тотчас же прекращается, лишь только листовая пластинка достигнет поверхности воды. Над этой темой я проработал всё лето, заменяя над водой воздух азотом или углекислотой или же наливая на поверхность воды

Рис. 2. Портрет Н.А. Максимова работы И.Б. Стреблова. 1927. Иван Богданович Стреблов (1875—1951) по заказу ВИРа создал серию портретов отечественных и зарубежных ботаников. Компьютерная обработка Антона Артёмова. Fig. 2. Maksimov's portrait by I. Streblov. 1927. Computer processing by Anton Artiomov

24Песковская Екатерина Ивановна (урожд. Веретенникова) — профессиональный педагог. Двоюродная сестра В.И. Ульянова. Преподавала в Симбирске в первом женском двухклассном училище (1879). Окончила математическое отделение Бестужевских курсов (1887). В 1894 г. организовала на Васильевском острове частный детский сад, в 1896 — школу для мальчиков и девочек, затем — перворазрядное женское учебное заведение с курсом гимназии Министерства народного просвещения. В 1906 г. открыла Юридические высшие женские курсы (Штейн, 2012).

25Виды рода Botrytis — серые плесени, возбудители серой гнили разных культур (земляники, винограда, капусты, оранжерейных цветов и др.), а также шейковой гнили луковичных. Самый распространённый — В. cinerea, несовершенная (анаморфная) стадия жизненого цикла гриба (Жизнь растений, 1976, т. 2, с. 393).

26Hydrocharis morsus-ranae — водокрас обыкновенный или лягушачий: порядок Alismatales — Частуховые, семейство Hydrocharitaceae — Водокрасовые. Имеет плавающие по поверхности воды листья (Жизнь растений, 1982, т. 6, с. 17). Родовое название переводится дословно как «украшение вод».

парафиновое масло. Пробовал я также изменять атмосферное давление над листовой пластинкой. Вполне определённых результатов и по этой теме мне получить не удалось, и моё пребывание у Пфеффера так и не нашло себе завершения в виде печатной работы. Ноя об этом не очень сожалел, так как в диссертации я не нуждался, а проведённая работа дала мне хороший стимул для ознакомления с литературой по физиологии роста. Из русских в этот мой приезду Пфеффера работал Л.А. Иванов27, и притом уже не первый год. Он был в лаборатории вполне своим человеком и постоянно выступал на «ботанических вечерах», устраивавшихся три-четыре раза в семестр под руководством Пфеффера для заслушивания и обсуждения какой-либо из законченных в его институте работ и для обсуждения новой литературы. У меня, конечно, для выступления на этих вечерах не хватало храбрости, а отчасти и знания языка. <...>

По окончании семестра я уехал на короткое время в Аббацию28, где жила этим летом моя мать, и там отдохнул и покупался в Адриатическом море, а затем снова вернулся в Лейпциг, чтобы в течение 4 недель пройти «каникулярный курс» (Fesien russus) физической химии в институте Оствальда29 под руководством его ближайшего помощника профессора] Лютера. Эти четыре недели я работал, как машина, с утра до вечера, и курс этот дал мне чрезвычайно много, я не только практически прошёл физическую химию, но и приобрёл много ценных лабораторных навыков, которые мне впоследствии очень пригодились. В русских университетах в то время не было ещё для биологов практикума по физической химии, и теперешние студенты поставлены в этом отношении в несравненно лучшие условия.

Вернувшись осенью 1903 года в Петроград, я женился на А.Н. Русановой'0 <...> и после непродолжительного свадебного путешествия в Финляндию, на Иматру и по Сайменскому каналу", снова приступил к работе в университетской лаборатории. За это время у Палладина, в связи с его работами по химизму дыхания, а также под влиянием только что вышедшей тогда в Германии на нем[ецком] языке небольшой книжечки врача Сахарова о роли железа в организме, явилось желание посмотреть, не окажутся ли особенно богатыми железом те «непере-варимые белки», которым Палладии отводил такую важную роль в процессе дыхания. Так как моя работа над поранениями была закончена, то Палладии и предложил мне заняться этим вопросом'2.

27 Иванов Леонид Александрович (1871—1962) — ботаник-физиолог и эколог растений, аль-голог, чл.-корр. АН СССР (1922). В 1897—1941 гг. сотрудник Лесного института, в 1917—1918 его директор. В 1939—1947 гг. заведовал лабораторией фотосинтеза в Институте физиологии растений АН СССР, в 1947—1958 гг. — лабораторией экологии древесных пород Института леса АН СССР, с 1958 по 1962 г. работал старшим научным сотрудником Лаборатории лесоведения АН СССР.

28Аббация (АЫмша) — ныне Опатия (ОраЩа) — хорватский курорт на п-ве Истрия (восточный берег Адриатического моря).

29Вильгельм Фридрих Оствальд (\¥. Б 081\уа1с1) (1853—1932) — русский и немецкий физико-химик и философ-идеалист, происходивший из остзейских немцев. Лауреат Нобелевской премии по химии (1909).

'"Максимова-Русанова Анна Николаевна (1874—1960) — преподаватель географии в Восьмиклассном Коммерческом училище в Лесном (Петроград) (после 1917 г.— школа №168). После войны жила в Москве в семье племянника — академика историка С.Д. Сказкина (Глезеров, 2013, с. 69—71; Райков, 2011, книга 1, с. 407 и др.).

" Иматра ЦпШга) — водоскат на реке Вуокса, в 7 км от её выхода из о. Сайма; высота падения воды на протяжении 1.5 км составляет 18.4 м, Вуокса впадает в Ладожское озеро; Саймен-ский канал — судоходное соединение о. Сайма с Финским заливом. Построен в 1845—1856 гг. На море у входа в канал — город Выборг (Большой словарь географических названий. М., 2003, с. 242 и 545).

'2 Между страницами 12 и 13 вложена карточка на «САХАР и кондитерск. изд. 1200 гр, МАСЛО животн. и растительн. 400 гр, РЫБУ 800 гр, КРУПУ и МАКАРОНЫ 1500 гр на ИЮЛЬ

Перспектива определять содержание железа в непереваримых белках привлекала меня чрезвычайно мало. Тема представлялась мне искусственно надуманной и очень скучной, как работа в сущности химико-аналитическая, а вовсе не физиологического характера. На моё счастье оказалось, что в лаборатории не было необходимой аппаратуры, в особенности мельницы без железных частей, при помощи которой можно было бы измельчать материал для анализа, не вводя в него больше железа, чем он сам содержит. Аппаратура была заказана за границей, но должна была прибыть только через несколько месяцев, а я тем временем получил возможность заниматься более интересными для меня вопросами.

Наибольшее внимание всех ботаников-физиологов привлекали в то время сенсационные исследования Бухнера'3 и его сотрудников над зимазой — ферментом спиртового брожения, который ему первому удалось получить после многолетних и тщетных усилий со стороны многих выдающихся химиков и биологов. Совершенно естественно, что и у работников Петербургского университета, где издавна вопросы брожения и дыхания стояли в центре внимания, явилось желание повторить эти опыты и получить у себя на рабочем столе эту пресловутую зимазу. Поэтому сразу же после опубликования Бухнерами своего метода получения зимазы путём растирания дрожжей с песком и трепелом'4 и отжимания на сильном прессе Палладии выписал для своей лаборатории Бухнеровский гидравлический пресс и приспособил для растирания огромную фарфоровую ступку. И как только всё это оборудование было установлено, все мы под предводительством Рихтера сейчас же принялись за получение зимазы и повторение опытов Бухнера.

Но, конечно, одно только повторение его опытов не могло нас удовлетворить, и сейчас же явилась мысль применить эти же приёмы и для изучения процесса дыхания, столь тесно связанного с брожением. Объект для опытов также напрашивался сам собой — это был плесневый грибок АзрегдШиз тдег35, который был издавна в ходу в нашей лаборатории при всех почти работах по дыханию, в том числе и в моей первой работе о влиянии света. За работу взялись Костычев и я — оба в то время оставленные при университете — одновременно и независимо друг от друга. Он воспользовался разработанным также Бухнером методом обработки

1941 г.», выданная Максимову Николаю Александровичу и проштемпелёванная печатью Института физиологии растений. Карточка в прекрасной сохранности, при этом талоны на крупы и макароны, а также на рыбу и рыбопродукты не использованы совсем, талонов же на сладкое и на масло не осталось. Видимо, ещё не понимали, что надо брать всякую еду и запасать её впрок — на 4 года войны...

''Бухнер Эдуард (Е. Buchner) (1860-1917)— немецкий химик-органик, профессор ряда немецких университетов. В 1914 г. отправился на фронт и был смертельно ранен в Румынии в 1917 г. Наибольшее значение имеют его исследования процессов брожения. В 1897 г. ему удалось получить под гидравлическим прессом дрожжевой сок, не содержащий живых клеток, но вызывающий энергичное брожение. Так он доказал, что брожение может происходить без всякого участия живых клеток, под влиянием содержащегося в клетке растворимого фермента — зимазы. Лауреат Нобелевской премии «за открытие внеклеточной ферментации» (1907). Работа о зимазе вышла в 1903 г.

'4 Трепел (инфузорная земля, кизельгур, горная мука, диатомит) — кремнистая тонкодисперсная осадочная порода, состоящая преимущественно из панцирей диатомовых водорослей (Менделеев, 1934, с. 456). Назван по городу Триполи (Ливия), около которого его добывали. В России добывается с XVIII в. Используется в фильтрах, как шлифующий элемент в зубной пасте и в полировке, природный абсорбент, теплоизолятор, стабилизирующий компонент динамита и скраб для лица.

35Aspergillus niger— аспергилл чёрный, широко распространённый плесневый гриб, образует сначала белый, а затем (в фазе спороношения) чёрный пушистый налёт на плодах, влажных стенах и т.д.

ацетоном, а я — методом растирания и отжимания сока. Хотя мы работали в одной и той же лаборатории, но не делились друг с другом своими результатами, т. к. с самого начала нашей работы ещё при Ивановском мы почувствовали друг к другу определённую антипатию. Кроме того, Костычев держался ближе Палладина, который пригласил его своим ассистентом на Бестужевские курсы (а впоследствии передал ему эту кафедру), я же держался больше Рихтера.

Работали мы оба очень спешно и усердно, и как нарочно одновременно послали в Berichte [der] Deutschen] Botanischen] Gesellschaft— здесь можно было скорее всего печатать небольшие сообщения — предварительные сообщения о наших результатах, которые и были напечатаны почти рядом в одном и том же номере'6. В своей статье, которая затем была напечатана и на русском языке в Трудах СПб 0[бщест]ва Естествоиспытателей", я сообщал свои наблюдения, что выжатый из мицелия Aspergillus сок обнаруживает газовый обмен, аналогичный дыханию, и своё заключение, что этот газообмен вызывается не каким либо одним дыхательным ферментом, но, по крайней мере, двумя, один из которых вызывает выделение С02, а другой — поглощение кислорода. Оба эти фермента работают в соке независимо один от другого, причём первый, аналогичный зимазе, работает вначале более бурно, но скоро разрушается, тогда как второй сохраняет свою деятельность значительно дольше. Поэтому дыхательный коэффициент выжатого сока непрерывно уменьшается.

Статья моя была замечена специалистами, и профессор] Иост-'8 включил мои результаты во второе издание своего учебника физиологии, служившего в то время центральным руководством во всех высших школах. Но она —также, как и статья Костычева,вызвала чрезвычайно резкие нападки со стороны профессора] Stoklasa-'9, который обвинял нас чуть что не в плагиате его работ. На эти нападки, опубликованные одновременно в нескольких изданиях, и я и Костычев — опять таки одновременно и независимо друг от друга — ответили краткими репликами в тех же Berichte, причём я должен покаяться, что в своём ответе Стоклясе я по молодости лет и по «неудобному» своему характеру, допустил чрезмерную резкость, о которой впоследствии сожалел. Это была единственная моя печатная резкость, но, к сожалению, далеко не единственная в моей жизни, от которой мне лучше было бы удержаться. Но в те времена, отчасти под влиянием Рихтера, я резкость своего характера ставил себе в заслугу, считая её проявлением его независимости.

Увлечение работой с дыхательными ферментами избавило меня от угрожавших мне определений железа в непереваримых белках. На эту работу, которая, в сущности, была моей первой самостоятельной работой, хотя и навеянной всей окружающей обстановкой, ушёл весь 1903/4 год, так как я в этом году должен был ещё больше времени уделять педагогической работе ради заработка и не мог тратить столько времени, сколько раньше, на экспериментальную работу. Лето 1904 г. я снова решил использовать для пополнения за границей своих познаний и по совету Палладина направился в Гейдельберг40 для изучения физиологической

'61904, т. 22, № 4 (Манойленко, 1999, с. 152).

"1905, т. 35, вып. 1. (Манойленко, 1999, с. 152).

'8 Иост Людвиг ( L. Jost) ( 1865—1947 ) — немецкий морфолог, гистолог и физиолог растений. Профессор Гейдельбергского университета (1919-1934). Занимался проблемами ритмов роста, геотропизмов, никтинастий и др. Его книга («Лекции по физиологии растений», 1913) неоднократно переиздавалась в Германии и в России (в переводе A.B. Генерозова).

''Тяжеленный том (974 стр.) чешского профессора-агрохимика Юлиуса Стоклаза (J. Stoklasa) (1857-1936) (в соавторстве с Джозефом Пенкава (J. Penkava)) «Biologie des Radiums und der Radioaktiven Elemente» (1932) сохранился в семейной библиотеке. На титуле — автограф деда, на внутренней стороне обложки — его ex libris. В книге много ссылок на работы российских учёных, но ни одной — на работы H.A. Максимова.

40 Таким образом, Максимов трижды стажировался в Германии: в Лейпциге у Пфеффера в 1899 г., ещё студентом; в 1903 г. опять в Лейпциге у Пфеффера и у Оствальда; в 1904 г. — у Кос-селя в Гейдельберге.

химии в лаборатории Косселя41, лучшего специалиста того времени по белкам. Получил я опять командировку и 200 р[ублей] пособия, но поехал на этот раз не один, а с Анной Николаевной.

К Косселю я имел письмо от Палладина, с которым он был в дружеских отношениях, и я был принят им очень любезно, хотя он и был несколько разочарован тем, что я приехал всего на один семестр. Я попросил его дать мне такую тему, с которой я мог бы справиться за 3 месяца и на которой я, в то же время, мог бы лучше всего ознакомиться с методами физиологической химии. Он дал мне довольно сложную, хотя и очень интересную тему — выяснение характера связей между диаминокислотами в протаминах, для чего нужно было вести очень осторожные расщепления получаемых из рыбьих молок протаминов и идентифицировать получаемые продукты.

Но с темой мне так же не повезло, как и у Пфеффера. <...> Но и на этот раз это меня очень мало огорчило, так как я получил возможность за время своей работы овладеть важнейшими методами изучения белков и продуктов их распада, что и составляло главную цель моей поездки к Косселю.

Здесь, пожалуй, будет уместно сказать несколько слов о системе руководства специальными работами и о некоторых обычаях, господствовавших тогда в научных лабораториях германских университетов. Эта система и эти обычаи значительно отличаются от наших. Прежде всего, обращало на себя внимание то, что все работающие аккуратно приходили к 8 ч[асам] у[тра] и работали до б ч[асов] в[ечера] с двухчасовым перерывом на обед с 12 до 2 ч[асов]. Это создавало в лаборатории рабочий тонус и заставляло точно планировать работу, чтобы закончить её к б ч[асам], т.к. только в исключительных случаях разрешалось оставаться дольше. У нас же приходили в лабораторию кто когда, кто в 10 ч [асов], кто в 11, а кто и в 1 ч[ас] д[ня], и засиживались очень часто без особой надобности до глубокой ночи. Профессор также аккуратно обходил всех работающих. Пфеффер два раза в день, до и после обеда, Коссель только раз, да и то нередко пропускал обход. К обеду нужно было подготовить все полученные результаты и накопившиеся вопросы, так как вне обхода профессора увидеть было нельзя.

Вообще в отношениях между патроном и работающими специалистами было гораздо больше официальности, чем у нас, всегда чувствовалось, что ты имеешь дело с СеИетга^м42, хотя и благосклонным, но всё же величественным. Между работающими было довольно мало общения, многие боялись высказывать свои идеи, чтобы их кто-ниб[удь] не перехватил. Разобщённость усиливалась ещё тем, что много было иностранцев из разных государств, нередко враждебных. Так, напр[имер],у Косселя одновременно со мной работал японец, и так как в это время уже началась русско-японская война, то мы, естественно, сторонились друг друга, и мне очень странно было думать, что если бы мы встретились в Манчжурии, мы были бы обязаны убивать друг друга. Вся работа в лаборатории была довольно строго регламентирована, и за каждое нарушение полагался штраф от 10 до 50 пфеннигов, даже больше. Эти деньги усердно собирал специально уполномоченный практикант, и в конце семестра вся эта штрафная казна сообща пропивалась на загородной экскурсии. Поэтому все были заинтересованы во взимании штрафов, и платили больше рассеянные и менее аккуратные иностранцы, в особенности

41 Коссель Альбрехт (А. Kossei) (1853—1927) — немецкий биохимик. Профессор физиологии Берлинского университета с 1887 г., в 1895—1901 гг. — профессор и директор Института физиологии в Марбурге. В 1901 г. возглавил кафедру физиологии Гейдельбергского университета, организатор и директор Института по изучению белков (1923). Лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине ( 1910) за создание одной из первых теорий строения белков. Открыл аминокислоту гистидин (1896). Первым предположил, что аминокислоты служат «строительными блоками» при синтезе белков. Сайт: http://www.kmgosvet.m/enc/muka_i_tehnika/biologiya/ ROSSEL ALBREHT.html

42 Geheimrat — geheim — тайна, секрет, Rat — советник (нем.). Тайный советник, то есть очень важная персона. Максимов тут явно иронизирует.

русские. По сравнению с ролью Рихтера в нашей лаборатории особенно поражало положение ассистентов. Они были совершенными пешками в руках профессора и больше походили на старших служителей. Они давали по работе только чисто технические указания, а в обсуждение теоретических вопросов избегали вмешиваться, опасаясь, вероятно, попасть в противоречие с патроном.

У Косселя, впрочем, и технические указания давал чаще всего не ассистент, а лабораторный служитель Herr Petri, уже много лет работавший с Косселем и хорошо знавший способы употребления всех важнейших реактивов. Он, в сущности, был личным ассистентом Косселя и проводил за него все подготовительные реакции вроде гидролиза белков, осаждения отдельных продуктов распада и т.д. Ассистент же StendeL вёл свою научную работу и почти не касался практикантов. Каждый ассистент стремился как можно скорее получить кафедру, сначала в каком-ниб[удь] маленьком университете, и оставаться ассистентом не более 2-3 лет. Поэтому они менялись очень часто, и в 1903 г. я у Пфеффера не застал никого из тех ассистентов, которых видел в 1899 г. Вообще, вся обстановка в германских лабораториях была более деловая, чем у нас, больше напоминала мастерскую или контору, и была очень полезной для нас, приучая к трудовой дисциплине в научной работе. Но, в конце концов, становилось несколько скучно от чрезмерной размеренности в лабораторной жизни. В наших лабораториях чувствовалось больше увлечения работой, в германских же — больше выполнения обязанностей для получения диссертации, для продвижения по научной карьере и т. п. В общем, надо сказать, что я всегда с большим удовольствием и огромной пользой работал у немцев, но остаться там надолго мне бы не хотелось. Там не чувствовалось того научного энтузиазма, который пронизывал у нас всю нашу лабораторную жизнь и заставлял мириться с её неустройствами и бедностью. И я всегда с радостью возвращался из заграничных научных дворцов в скромное здание ботанического кабинета Петербургского университета.

Осенью 1904 года кончился срок моего оставления при университете, и хотя Палладину удалось продлить мне этот срок ещё на год, но уже без стипендии, это заставило меня к урокам в гимназии Песковской, которые я получил сразу по окончании У[ниверситета]та, прибавить ещё уроки в Тенишевском училище43, а также взять платные группы занятий со студентами по анатомии растений. В результате моя лабораторная работа стала страдать. К тому же конец 1904 г[ода], а тем более 1905 г[од] были очень мало благоприятными для научной работы. Надвигавшаяся революционная буря всё больше захватывала меня, и я стал много времени отдавать работе в вечерних школах для рабочих, где мы под видом уроков естествознания и географии вели антирелигиозную и противоправительственную пропаганду. А события 9 января 1905 г[ода], в которых я вместе со своими учениками-рабочими принимал непосредственное участие, и вызванное ими общественное движение заставили меня совсем забросить лабораторию, куда даже и проникать было затруднительно из-за полицейской заставы кругом Университета.

Весной 1905 года Л.А. Иванов получил после ухода за выслугой лет акад[емика] И.П. Бородина44 кафедру ботаники в Лесном Институте, и обратился к Палладину с просьбой

43 Тенишевское училище — коммерческое училище, основанное князем В.Н. Тенишевым (1898). Особое внимание уделялось естественным наукам, в том числе практическим лабораторным занятиям и образовательным экскурсиям. Училище имело оранжерею, обсерваторию и концертный зал, издавало свои журналы.

44 Бородин Иван Парфеньевич (1847—1930) — выдающийся ботаник и физиолог растений, популяризатор науки, один из зачинателей природоохранной деятельности в России. Открыл явление кристаллизации хлорофилла («кристаллы Бородина»). Академик (1902), вице-пре-зидент Академии наук (1917—1919) (Манойленко, 2005). В семейной библиотеке сохранился «Юбилейный сборник», посвященный 80-летию Бородина, изданный Государственным Русским Ботаническим Обществом под редакцией А.А. Ячевского (Л. 1927. 442 с.) со статьями

Рис. 3. Санкт-Петербургские ботаники. Февраль 1915 г. Первый ряд: Б.В. Перфильев, Д.А. Сабинин, В.Г. Александров, П. Н. Красовский, неизвестный; второй ряд: (З.Н.?) Толстая, Н.А. Максимов, А.А. Рихтер, В.И. Палладии, С.П. Костычев, неизвестный (Н.А. Бессонов?), О.А. Вальтер; третий ряд: служитель, А.Н. Данилов, В.П. Мальчевский, СД. Львов, B.C. Ильин, А.И. Алексеев, Н.А. Монтеверде, служитель. Из семейного архива. Идентификация — по надписи на обороте фотографии (рукой Н.А. Максимова), сохранившейся частично. Публикуется впервые. Компьютерная обработка Антона Артёмова. Fig. 3. St. Petersburg Botany. February 1915). First row: B. Perfiliev, D. Sabinin, V. Aleksandrov, P. Krasovskii, unknown; second row: (? Z.) Tolstaia, N. Maksimov, A. Richter, V. Palladin, S. Kostychev, unknown (N. Bessonov?), O. Walter; third row: attendant, A. Danilov, V. Malczewski, S. Lvov, V. Ilyin, A. Alekseev, N. Monteverde, attendant. From the family archive. Identification — for the inscription on the back of the photograph (hand of N. Maksimov), partially preserved. Published for the first time. Computer processing by Anton Artiomov

порекомендовать ему ассистента вместо ушедшего вслед за Бородиным В.Н. Любименко45. Палладии указал ему на меня. <...>... Я очень охотно пошёл работать с Л.А. Ивановым, который своей вдумчивостью и глубокой эрудицией произвёл на меня очень хорошее впечатление, когда я одновременно с ним работал в Лейпциге и имел возможность довольно близко познакомиться.

В.Л. Комарова, A.A. Рихтера, В.Н. Любименко, Л.А. Иванова, Ю.А. Филипченко, H.H. Ворони-хина, В.И. Сукачёва и др.

45 Любименко Владимир Николаевич (1873—1937) — ботаник, физиолог и эколог растений. Член-корр. АН СССР (1922), академик АН УССР. Последние 23 года работал в Ботаническом институте АН СССР в Ленинграде. Основные направления работы: пигменты пластид, фотосинтез и накопление растительной массы, а также физиология развития. Вместе с H.A. Монтеверде исследовал влияние света на образование хлорофилла (Манойленко, 1996).

В Лесном46 я начал работать с осени 1905 года. Первые года два почти целиком ушли на устройство заново лаборатории после капитального ремонта здания. <...> В первые годы жизни в Лесном меня всё больше и больше захватывала общественная и революционная деятельность, и мне было не до лабораторной научной работы.

Но уже в 1907 г. я почувствовал непреодолимое стремление вновь взяться за экспериментальную работу. Условия лаборатории Лесного Института, расположенной не среди города, а среди большого парка, почти в природной обстановке, естественно тяготели к работе с высшими зелёными растениями, а не с опостылевшими, в конце концов, плесневыми грибками. Вначале, однако, я ещё не решался совсем отойти от привычной области дыхательных процессов, и первая моя работа, проведённая в Лесном, была посвящена ходу дыхания у почек и игол древесных пород зимою, при температурах ниже 0°. Эта работа была первой моей совершенно самостоятельно задуманной и проведённой работой и носила не столько чисто физиологический, сколько экологический характер, имея своей главной задачей выяснение того, как ведут себя зимующие органы растений в их естественной обстановке.

Проведение этой работы совершенно естественно поставило передо мною вопрос, почему зимующие почки и хвоя деревьев остаются живыми и обнаруживают дыхательный процесс при таких низких температурах, при каких другие растения давно уже оказываются убитыми, а это заставило меня углубиться в литературу совершенно новых для меня вопросов замерзания и вымерзания растений. Примкнув к тому взгляду, что важнейшей причиной устойчивости зимующих органов деревьев является малое в них содержание воды, я решил попробовать при помощи искусственного обезвоживания повысить морозоустойчивость у заведомо чувствительных к морозу растений. В качестве объекта я снова взял плесневые грибы, не только по многолетней привычке, но и потому, что они легко переносят очень большие колебания концентрации своего питательного субстрата. Предположение моё оправдалось, и мне удалось показать, что повышение концентрации сахара в питательном растворе может значительно повысить выносливость к морозу мицелия этих грибков. Результатом этой работы явилось краткое предварительное сообщение под заглавием «К вопросу о вымерзании», доложенное в 1907 г. в 0[бщест]ве Естествоиспытателей и затем напечатанное в Трудах этого 0[бщест]ва одновременно со статьёй «0 дыхании растений при температурах ниже О0»47.

Здесь, пожалуй, следует сказать несколько слов о том значении, которое имели для научной работы заседания этого Общества. По установившейся традиции здесь докладывались все выполненные вновь научные работы, особенно физиологического характера, и заседания Ботанического Отделения 0[бщест]ва Естествоиспытателей], происходившие ежемесячно, аккуратно посещались всеми петербургскими ботаниками-физиологами. Здесь всегда можно было услышать чрезвычайно ценную и интересную критику со стороны представителей других лабораторий, здесь начинающие работу студенты научались критически подходить к установившимся в их лаборатории традиционным взглядам, здесь, наконец, имели возможность дебютировать и показать себя начинающие исследователи. Это свободное научное общение всех работников данной области, без различия чинов и положений, имело огромное значение, и заседания этого общества всегда ожидались с нетерпением и усердно посещались студентами-ботаниками. В военные годы 0[бщест]во Естествоиспытателей] стало замирать и так и не воскресло, несмотря на попытки его возродить. А жаль, его заседания были очень полезны для научной молодёжи, да и не только для неё.

46 Лесной институт — ныне Санкт-Петербургский государственный лесотехнический университет им. С.М. Кирова. Основан в 1803 г. (Глезеров, 2013).

47Обе работы опубликованы в 1908 г. (Манойленко, 1999, с. 153).

От печатания за границей своего предварительного сообщения я воздержался, так как уже после окончания экспериментальной части моей работы я прочёл в Сеп1га1ЫаН:48 краткий реферат статьи шведского учёного ШйэгзБ'а49, в которой он сообщает об искусственном повышении устойчивости к морозу путём введения в ткани растения сахара и выдвигает гипотезу, что сахар является специфическим защитным веществом. Работа Лидфорса была напечатана в трудно доступном шведском журнале — трудах Лундского Университета, и прошло довольно много времени, пока мне удалось её достать. Когда же я её прочёл, то увидел, что моя идея о возможности искусственного повышения морозоустойчивости была уже предвосхищена Лидфорсом, и что поэтому мне нужно печатать за границей не предварительное сообщение, а обстоятельную работу, за которую и решил всерьёз приняться. Вопрос об искусственном повышении выносливости представлялся мне интересным и с чисто теоретической точки зрения, как возможность управлять одним из важных свойств растения, так и с точки зрения практических потребностей сельского хозяйства, к которым меня всё больше и больше начинало тянуть в связи с тем, что я начал читать курс физиологии растений на сельско-хозяйственных курсах. Привлекало меня в этой теме ещё и то, что в России в этой области никто не работал, да и за границей также ею мало кто занимался, а потому я мог работать совершенно свободно, не боясь задеть локтями соседа и не опасаясь, что кто-нибудь перехватит мои мысли, как это было в области изучения дыхания. Приятно было для меня и то, что я мог здесь работать совершенно самостоятельно, не связанный никакими школами и авторитетами. Ближайшей своей задачей я поставил выяснение вопроса, действительно ли, как утверждал Лидфорс, сахар является специфическим защитным веществом, или же, как предполагал я, здесь главное значение имеет повышение концентрации раствора, обезвоживающее протоплазму и тем повышающее её выносливость. Объектами для опытов я решил взять уже не плесневые грибки, а ткани высших растений.

Так была начата большая серия опытов, которая — с некоторыми перерывами — проводилась мною в течение двух лет, 1909 и 1910, и которой мне удалось обнаружить защитное действие не только у сахара, но и у всех нейтральных осмотически действующих веществ. В этом защитном действии главным фактором должно являться уменьшение количества образующегося льда, так как мне удалось показать, что с достижением эвтектического50 пункта, когда раствор застывает нацело, защитное его действие прекращается. Сперва я ожидал, что защитное действие будут оказывать только легко проходящие в клетку вещества, вроде спиртов, но опыты показали, что для этого достаточно только погружения ткани в раствор, и это явилось новым подтверждением моей теории. Результаты моей работы, под заглавием «Химическая защита растений от вымерзания»51, были доложены на Менделеевском съезде, происходившем в Петербурге зимой 1909-10 года и затем напечатаны в Журнале опытной агрономии

48 Centraiblatt (или Zentralblatt) — реферативный журнал (по самым разным дисциплинам). Здесь имеется в виду Botanisches Centraiblatt, орган Международной ботанической ассоциации.

49 Лидфорс Бенгт (В. Lidforss) (1868—1913) — шведский физиолог растений. Речь идёт о его кратком реферате «Die wintergrünen Flora; biologische Untersuchung» (Botanisches Centraiblatt, 1907, Bd. 106, S.193). Основной текст статьи (77 стр.) был опубликован в Fund Universitets (Univ. Ärsskr.Fund, 1907).

50 Эвтектика (от eu — хорошо, tekein — плавить) — тонкая механическая смесь двух и больше твёрдых фаз, одновременно выкристаллизовывающихся из раствора или сплава при постоянной и наиболее низкой температуре. Температура плавления однородного вещества понижается при прибавлении к нему другого вещества. В эвтектической точке расплав и кристаллы составляющих его веществ находятся в равновесии.

51 Статья в «Журнале опытной агрономии» датирована 1912 годом и состоит из двух частей: «Химическая защита растений от вымерзания. Ч. 1. Защитное действие Сахаров и спиртов», т. 13, кн. 1, с. 1—26; «Ч. 2. Защитное действие солей», т. 13, кн. 4, с. 497—525 (Манойленко, 1999, с. 153).

за 1911 г[од] и на немецком языке в Berichte [der Deutschen] Botanischen] Gesellschaft], в трёх номерах за 1912 г[од].

Моё углубление в исследовательскую работу сопровождалось моим почти полным отходом от общественной и революционной деятельности, а также— не совсем случайно — совпало и с важной переменой в моей личной жизни. Именно в 1910 годуя развёлся с Ан[ной] Ник[олаевной] и женился в 1911 г. на Т.А. Красносельской52,ученице Палладина по Бестужевским курсам, с которой я был знаком ещё с 1903 г. и которая в 1907/08 и 190S/og гг. была моей ассистенткой на сельско-хозяйственных курсах. <...>

Изучение проблем морозоустойчивости глубоко захватило меня, и я решил продолжать его дальше, перенеся центр своего внимания на самый процесс замерзания растений, в котором я хотел найти разгадку причины вымерзания, а через это — и морозоустойчивости. Углублённое изучение явления замерзания я решил, по примеру H.H.Dixon'a53, вести при помощи термоэлектрической установки путём детального изучения хода температуры в замерзающем растении, на основании которого можно было следить и за ходом образования в нём льда. Профессор] Л. Иванов согласился приобрести для кабинета Лесного И[нститу]та нужный для этого чувствительный гальванометр и другие приборы, а А.Ф. Иоффе54, с которым я был хорошо тогда знаком и который был тогда преподавателем в Политехническом И[нститу]те, помог мне своими советами при налаживании этой установки. Замораживая растения с различной скоростью и следя за образованием в них льда, мне удалось показать, что степень отмирания определяется именно этим количеством льда, а не конечной достигнутой температурой, и этим дать новое подтверждение теории обезвоживания, обоснованной в работах Мюллера-Тургау55 и Молиша56, и нанести окончательный удар виталистической теории специфического оптимума,

52 Красносельская-Максимова Татьяна Абрамовна (01.01.1884-17.02.1950) — физиолог растений. Окончила физико-математический факультет Бестужевских курсов (1904), в 1910 г. экстерном сдала государственные экзамены при СПб университете. Работала под руководством В.И. Палладина и A.A. Рихтера (1903-1906), затем — с H.A. Максимовым (1910-1932), в 1911 г. стала его женой, в 1912 г. родила сына Сергея. В 1925-1935 гг. работала в ВИРе в лаборатории физиологии растений. Была сослана в Саратов, где в 1935—1937 гг. была профессором и заведующей кафедрой физиологии растений и микробиологии Саратовского сельско-хозяйственного института, с 1938 г. и до конца жизни — заведующей кафедрой ботаники Московского государственного педагогического института. После развода с Максимовым вышла замуж за A.A. Рихтера (1938) (Липщиц, 1952, т. IV, с. 468-471; Рихтер, 2009).

53 Диксон Генри Горацио (Н. Н. Dixon) (1869-1953) — ирландский ботаник, профессор Три-нити-Колледжа в Дублине. Работы по гистологии, цитологии и физиологии растений.

54 Иоффе Абрам Фёдорович (1880-1960) — физик и организатор науки. Академик (1920), вице-президент АН СССР (1942—1945). Создатель и руководитель целого ряда важнейших учреждений для изучения различных аспектов физики и сопредельных дисциплин. По инициативе Н.И. Вавилова вместе с H.A. Максимовым организовал в Ленинграде Физико-агрономический институт (1932), в котором были начаты работы по светофизиологии и светокультуре растений. Был первым директором института, H.A. Максимов — зам. директора (Манойленко, 1999, с. 56-57).

55Мюллер-Тургау Герман (Н. Müller-Thurgau) (1850—1927) — швейцарский ботаники селекционер. Профессор ботаники Политехнического института в Цюрихе. Считал, что вымерзание растений связано с повреждающим действием льда в тканях. Вывел винный сорт винограда «Мюллер-Тургау» (1882). Сайт: http://www.germanwineusa.com/press-trade/muller-thurgau.html

56Молиш Ганс (Н. Molisch) (1856—1937) — австрийский физиолог растений, географ и путешественник. Профессор Пражского университета, с 1909 г. — директор Института физиологии растений Венского университета. Изучал устойчивость растений к низким температурам, физиологию их возрастных изменений и периода покоя, фотосинтез, биолюминисценцию и др.

как раз в это время вновь воскресшей в работах кенигсбергского профессора Меца57 и его сотрудников.

<...> Помощников у меня не было, и я должен был всё делать сам, включая и пополнение запасов снега в моих замораживательных приборах. Я и сейчас живо помню длинные зимние вечера, которые я совсем один проводил в обширном (тогда, теперь уже не то) помещении ботанического кабинета, прислушиваясь к мерной работе мотора гретого воздуха, приводившего в движение целый ряд мешалок в моих морозных термостатах и следя в трубу за делениями шкалы гальванометра или просматривая под микроскопом прошедшие замораживание многочисленные срезы красной капусты и других объектов. Кругом в парке зимняя тишина, во всём запертом на ключ здании никого нет (у меня был свой ключ от дверей на лестницу), и чувствуешь себя в тихом единоборстве с природой, неохотно открывающей перед тобой свои тайны. Домой — всего только через дорогу от И[нститу]та — я возвращался только поздно вечером, нередко ночью, весь ещё охваченный этой тишиной, в которой так хорошо работала последовательная мысль. Очень редко заходил вечером в лабораторию Иванов, но деликатно не вмешивался в мою работу, он чувствовал, что я хочу вести её совершенно самостоятельно. Я любил эти тихие вечера наедине со своими приборами и сейчас ещё с наслаждением их вспоминаю. И сейчас, после долгих годов руководства работами многочисленных сотрудников, которое не оставило ни времени, ни — что самое главное — возможности спокойно сосредоточиться для собственной работы, я так хотел бы снова взяться за свою личную экспериментальную работу!

Исследования над замерзанием и вымерзанием дали необходимое закругление моей теории защитного действия, и я решил все свои работы в этой области опубликовать в виде научной монографии, присоединив к ним довольно подробный исторический очерк и обзор литературы вопроса. Внешним стимулом для составления такой монографии явилась необходимость представить диссертацию для получения степени магистра ботаники, без чего я не мог получить не только кафедру в каком либо ВУЗ'е, но даже приват-доцентуру. А я уже начал тяготиться своим положением ассистента — хотя и был в самых лучших отношениях со своим шефом — и чувствовал, что мне пора переходить к самостоятельной деятельности. Необходимые экзамены на магистра были мною уже сданы — хорошей подготовкой для них явился тот курс, который я читал на сельско-хозяйственных курсах. Почти весь 1912 г. ушёл на писание книги, осень 1912 и начало 1913 — на её печатание в «Известиях Лесного И[нститу]та», редакция которых поручила мне самому всю техническую работу по корректированию и оформлению книги, включая поездки в типографию для переговоров— и, наконец, в марте книга вышла, и я мог дать её своим официальным оппонентам, Палладину и Гоби58, для просмотра

Предположил, что гибель растений при замерзании вызывается образованием льда в межклетниках (1897). Реакция Молиша — качественная реакция на наличие углеводов в растворе.

57Мец Карл Кристиан (С. СЬ. Ме/) (1866—1944, по др. источникам 1935) — немецкий ботаники физиолог растений. Профессор, директор ботанических садов в Галле и Кенигсберге. Глава «серодиагностической школы», главная идея которой в том, что морфологические различия между растениями вторичны, первичны различия их белков. Поэтому о филогенетической близости растений можно судить по серологическим реакциям. Теория Меца подвергалась серьёзной критике, заведомо близкородственные растения не всегда демонстрировали «правильные» серологические реакции, однако связь между биохимией и морфологией растений в целом была признана научным сообществом (Базилевская и др., 1968, с. 113—114).

58 В книге Манойленко (1999, с. 23) оппонентами диссертации Максимова названы В.И. Палладии, Н.Е. Введенский и Л.А. Чугаев, что в отношении двух последних не совпадает с воспоминаниями Максимова. Здесь же приведено и основное защищаемое положение диссертации: «Основной причиной вымерзания должна быть признана коагуляция коллоидальных веществ протоплазмы вследствие отнятия воды растущими в межклетниках ледяными массами».

и допущения к защите. Оппоненты поворчали на толщину книги, раза в три превышавшую обычные размеры диссертаций, а Палладии откровенно попросил меня в краткой беседе ввести его в курс вопроса, которым он сам никогда не занимался, и даже указать, что именно я считаю слабыми сторонами в своей работе. При таких условиях защита диссертации, состоявшаяся 9 мая 1913 г., не составила для меня большого труда, и после недолгих прений бывший тогда деканом Шимкевич объявил меня удостоенным звания магистра ботаники.

Свои опыты по замерзанию и вымерзанию, а также критику работ школы Меца я опубликовал также на немецком языке в Jahrbücher für Wissensch[aftliche] Botanic, выходивших под редакцией Пфеффера. Получив мою рукопись, Пфеффер написал мне, что находит мою работу очень интересной и охотно напечатает её, хотя немецкий язык её и нуждается в серьёзных поправках. А когда она в самом начале 1914 года59 вышла в свет, я получил от многих крупных специалистов, как Molisch'a, Just'a, Stahl'fl60 и др[угих], приветственные письма, в которых оценивали мою работу, как крупный вклад в учение о вымерзании растений и вообще в растительную физиологию. Эти письма, конечно, доставили мне большое удовлетворение и придали мне много бодрости для дальнейшей работы. Но о дальнейшей судьбе моих идей в западной науке мне пришлось узнать нескоро, так как в августе 1914 г. началась мировая война, и сношения с Германией прекратились вовсе, да и с другими странами стали затруднительными, а затем после революции также прекратились. Только после восстановления научных связей в 1922-23 гг. я узнал, что мои исследования дали толчок к новому оживлению в области изучения морозоустойчивости, особенно в Америке, где к моим взглядам примкнули и стали развивать их Chandler61, Harvey62, Bose63 и др[угие].

Работа в области морозоустойчивости заняла у меня пять лет, с 1908 по 1913, и единственным отклонением от этого направления явилась научная поездка в тропики, на о-в Яву, в знаменитый Бейтензоргский ботанический сад64, предпринятая летом 1910 года небольшой группой ботаников-физиологов. Организатором её явился 0ск[ар] Антонович] Вальтер, в то время только что получивший место ассистента Военно-Медицинской Академии, а также заменивший меня на сельско-хозяйственных курсах, и его приятель, студент-географ Петербургского] Университета С.С. Путницкий, имевший какие-то знакомства и связи в морских кругах и благо-

59 У Манойленко (1999, с. 153) публикация «Experimentelle und kritische Untersuchungen über das Gefrieren und Erfrieren der Pflanzen» («Экспериментальные и критические исследования о замерзании и вымерзании растений») датируется 1913 г., но в каталогах KVK приводится также 1914 г.

60 Сталь Эрнст (Е. Stahl) (1848—1919) — германский биолог. Экспериментально показал значение вторичных метаболитов растений для защиты их от фитофагов. Один из основоположников химической экологии.

61 Уильям Чендлер (W. Chandler) — американский физиолог. Занимался зимостойкостью плодовых деревьев. Его книга «Плодоводство» вышла в СССР в 1935 г. в переводе проф. Е.И. Алёшина.

62Гарвей Родни Бичер (R.B. Harvey) (1890-1945) — профессор физиологии растений университета Миннесоты (США) (Базилевская и др., 1968, с. 256; сайт: http://www.plantphysiol.org/ content/2 l/1/vi.full.pdf).

63 Бооз Джагадиш-Чандра (J.-Ch. Bose) (1858-1937) — физиолог растений. Изучал стрессовые реакции фотосинтеза на температурные воздействия, электрические разряды, яды, ранения и т.д. Разработал методики и приборное обеспечение для автоматической регистрации реакции растений на опытные условия. Работал в Англии и в Индии. В 1927 г. возглавил Индийский научный конгресс (Базилевская и др., 1968, с. 247; сайт: http://www.freeindia.org/biographies/ greatscientists/jcbose/page7.htm).

64Бейтензорг (Buitenzorg) — ныне Богор (Bogor), город на о. Ява, расположенный на высоте 266 м над уровнем моря, в зоне максимального развития тропических лесов, где доминируют различные пальмы, а также бамбуки и огромные фикусы (Большой..., 2003, с. 246—247).

даря этому обеспечивший нам большую скидку по железной дороге до Владивостока и почти даровой проезд на пароходах Добровольного флота65. Другими участниками поездки были: только что кончивший Университет ученик Палладина Вл[адимир] Пав[лович] Мальчевский, Т.Д. Красносельская — казначей нашей группы —, жена Вальтера Ирина Густавовна и я, всего б человек. Самую поездку я опишу в другой части этих воспоминаний, а здесь остановлюсь только на той экспериментальной научной работе, которую мы выполнили в лаборатории Бей-тензоргского Сада за 1'/2 месяца пребывания там, а также на том влиянии, которое оказала эта поездка на всё направление моей дальнейшей научной деятельности.

Экспериментальная работа, которая была выполнена совместно 4-мя физиологами, принимавшими участие в поездке, носила биохимический характер и имела своей задачей выяснить распределение, превращения и возможную роль синильной кислоты в молодых побегах гигантских бамбуков, столь характерных для местной флоры. Тема эта возникла у нас на месте при ознакомлении с местной растительностью, и самое удивительное в ней было то, что хотя молодые побеги бамбука широко употребляются в пищу туземным населением, а отчасти и европейцами в отварном виде наподобие спаржи, тем не менее, даже местные биохимики, специально работавшие с содержащими Ю алкалоидами, не подозревали, что эти побеги очень богаты синильной кислотой, правда, при варке улетучивающейся. Нам удалось установить особое обилие НСМ в эмбриональных тканях, её потребление при росте и её вероятную роль запаса азотистых соединений. Благодаря дружной работе всех участников исследование было выполнено в рекордно короткий срок около 3-х недель, и мы даже ещё при себе успели написать краткое предварительное сообщение на немецком языке, напечатать его в местном научном органе и получить отдельные оттиски, которые частью разослали ещё из Бейтензорга, частью привезли с собой. На обратном морском пути, продолжавшемся 30 дней от Сингапура до Одессы на пароходе Добровольного] флота «Ярославль», я по поручению товарищей написал и подробный текст нашего сообщения, дополненный затем в Петербурге по литературным источникам и после просмотра и одобрения всеми участниками напечатанный нами в Известиях Академии Наук под четырьмя нашими фамилиями, расположенными по алфавиту, чтобы никому не было обидно66.

Но не это небольшое научное исследование было главным результатом поездки на Яву. Главным было непосредственное, не из книг, знакомство с тропической растительностью, которая на всех нас произвела огромное впечатление своей мощью и разнообразием. Из этой поездки я вынес убеждение, что вполне понять жизнь наших растений умеренных широт можно только по сравнению с жизнью тропической растительности, развивающейся действительно

65 Добровольный флот, Доброфлот — общественная российская организация, созданная в 1870 г. на народные пожертвования с целью развития торгового мореходства в основном на Дальнем Востоке. Владел океанской флотилией в 42 парохода. Помимо основной Дальневосточной линии (Одесса—Владивосток) с 1907 г. функционировали местные регулярные рейсы из Владивостока к побережьям Берингова и Охотского морей, а также в Японию, Китай, США и Западную Европу (БСЭ, 1935, т. 22, с. 794). По другим сведениям: Морское судоходное общество «Добровольный флот» было учреждено в 1878 г., в 1886 г. было переименовано в «Правительственно-промышленное и транспортное предприятие». Пароходы общества выполняли также специальные задания военного флота, являясь вспомогательными крейсерами, транспортными и госпитальными судами (Варенцов, 2011, с. 837).

66Предварительное сообщение на немецком языке вышло в 1910 г., а в «Известиях АН», под названием «О содержании и распределении синильной кислоты в бамбуке» — в 1911 г., с теми же соавторами — O.A. Вальтером, Т.А. Красносельской и В.П. Мальчевским (Манойленко, 1999, с. 153). Вальтер в отдельной статье изложил свои впечатления от поездки («Ботаническая поездка на о. Яву»: «Вестник садоводства, плодоводства и огородничества», 1911, вып. 9—10, около 40 стр., 25 рис.). В семейном архиве сохранился оттиск публикации 1910 г., а также ученическая тетрадь — «Exercise Book» — в линеечку, в которой записаны результаты опытов.

в оптимальных условиях температуры и влажности — по крайней мере, в вечно-влажных тропических районах, к которым относится и западная Ява, где расположен Бейтензоргский Сад. <...> ...Поездка в тропики дала яркое наглядное представление о том, какое огромное значение имеет для жизни растения окружающая среда, она показала мне, что нельзя при изучении жизни растений ограничиваться только общими для всех растений и всех местностей её проявлениями, как дыхание, фотосинтез и т. п., которые обычно составляют (вернее — составляли тогда) почти единственное содержание физиологии, но что огромное значение имеют и проблемы частной физиологии отдельных групп растений, проблемы взаимоотношений растений и среды. Вместе с моей работой по морозоустойчивости, где так же ясно выступали индивидуальные различия между отдельными растениями, впечатления от поездки в тропики в значительной степени предопределили всё направление моей дальнейшей научной деятельности, <...> мой интерес к проблемам экологической и сельско-хозяйственной физиологии.

Этой возникшей во мне склонности к разработке физиологических проблем в географическом и экологическом разрезе очень скоро представился случай найти себе возможность полного осуществления. Весной 1913 г. ко мне пришёл приехавший из Тифлиса молодой геоботаник В.П. Савич67, который в начале моей деятельности в Лесном Институте помогал мне в ведении практических занятий в качестве студента-пособника (так назывались в Лесном студенты старших курсов, участвовавшие за скромное вознаграждение в ведении практических занятий на младших курсах —хороший обычай, заведённый, кажется, И.П. Бородиным, но затем исчезнувший) и который, кроме того, был в дружеских отношениях с Тат[ьяной] Абр[амовной]. Он явился ко мне по поручению директора Тифлисского Ботанического Сада68 (где он служил в качестве плодовода), с тем, чтобы предложить мне организовать в Тифл [исском] Саду лабораторию физиологии растений и занять должность ботаника-физиолога. По его словам, Адольф Христиан[ович] Роллов, бывший тогда директором Сада, готов самым решительным образом пойти мне навстречу в организации лаборатории, предоставив хорошее помещение и достаточные средства. Что же касается материальных условий, то в Тифлисе я буду получать раза в 4-5 больше, чем в Лесном Институте, где я все 7 лет своей службы получал по 64 р. 67 коп. в месяц.

Предложение Савича явилось для меня совершенно неожиданным. Мне, как коренному петербуржцу, в первый момент показалась очень странной самая мысль уехать из Питера в провинцию, да ещё так далеко — в Тифлис. И первым моим побуждением было отказаться от этого предложения. Но когда я немного поразмыслил, тогда перспектива организовать хорошую лабораторию в такой интересной стране, как Закавказье, и придать этой лаборатории как раз то эколого-физиологическое направление, которое увлекало меня, показалась мне чрезвычайно соблазнительной. Кроме того меня уже давно тянуло на юг — северная природа всегда представлялась мне слишком скудной. Поэтому после короткого размышления и совещания с Тат[ьяной] Абр[амовной] я дал Савичу своё принципиальное согласие с тем, что летом я приеду в Тифлис на как раз созывавшийся летом 1913 года в этом городе очередной Съезд Русских Естествоиспытателей и Врачей, ознакомлюсь на месте с условиями работы в Тифл [исском] Ботаническом Саду и вообще жизни в Тифлисе и тогда уже дам окончательный ответ.

67 Савич Всеволод Павлович (1885—1972) — лихенолог, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР (1947). Изучал лихенологию под руководством А.А. Еленкина, в 1907—1912 гг. — ассистент В.Л. Комарова. В 1912 г. окончил СПб университет. Участник многих экспедиций (Камчатка, Уссурийский край, а также Новая Земля и Земля Франца-Иосифа на ледоколе «Георгий Седов» под руководством О.Ю. Шмидта и В.Ю. Визе в 1930 г.). Участник боевых действий в Австрии (1914). С 1920 г. — учёный секретарь Главного Ботанического сада, 1932—1962 — заведующий отделом споровых растений БИН.

68 Тифлисский Ботанический сад — основан в 1845 г. на месте царских садов. В нём широко представлена грузинская и мировая флора (около 3500 таксономических единиц).

Когда я в июне приехал в Тифлис, Кавказ совершенно очаровал меня. Ботанический Сад мне также чрезвычайно понравился,условия для развёртывания лаборатории мне показались вполне благоприятными, и я дал своё окончательное согласие на переезд, с тем, однако, условием, что мне ежегодно будет предоставляться безденежная командировка в Петербург для работы в библиотеках и для чтения в Университете моего специального курса по экологической физиологии, который я должен был начать осенью 1913 г. Другим обязательным условием я поставил квартиру в Саду, возможно ближе к лаборатории, т.к. сообщение из города с Садом— точнее, с теми зданиями, где были расположены научные кабинеты, было очень трудное— нужно было или кратчайшим путём подниматься по крутой лестнице по скале на 100 метров вверх, или идти от конца трамвая версты две по пыльному шоссе. Директор Роллов на все эти условия согласился <...>

Всю осень 1913 г. я ещё продолжал работать в Лесном Институте и, кроме того, начал в Университете свой приват-доцентский курс, право на чтение которого мне дала защита диссертации. Но уже никакой экспериментальной работы я не начинал, а готовился к работе в Тифлисе, изучая литературу по водному режиму растений, так как полупустынный климат Тифлиса естественно предопределял направление моих работ именно в эту сторону. Ещё до моего официального назначения Роллов перевёл на моё имя 2000 р[ублей] на оборудование лаборатории, и я приступил к закупке, а главным образом — к заказу его за границей через склад лабораторных принадлежностей Д.М. Глекеля, которого я уже знал по Лесному Институту], как в высшей степени знающего и добросовестного поставщика и которого мне горячо рекомендовал К. Гедройц69, в то время главный помощник профессора] П.С. Коссовича70 по почвенной лаборатории. И действительно, заказы были выполнены Глекелем настолько своевременно, что когда я приехал в Тифлис, я уже нашёл там ряд присланных из-за границы ящиков с приборами и — самое главное — сердце лаборатории, большой бензинный газогенератор. Остальные заказанные предметы также стали приходить довольно скоро один за другим, и последние ящики с приборами успели пройти через русскую таможню всего за несколько дней до войны. <...>

Я переехал в Тифлис в начале марта 191371 года, и в первые же дни Роллов исполнил своё обещание и предоставил мне под квартиру и под лабораторию свою директорскую квартиру в Саду, в которую он, впрочем, не собирался переезжать и которая была занята отчасти музеем Сада <...> и ещё не все музейные вещи были вывезены, как генератор был уже установлен, и слесарь проводил уже по всем комнатам лаборатории газовые трубы. В квартиру я переехал только через месяц, когда приехала Тат[ьяна] Абр[амовна] с 11/2 годовалым Серёжей72, и к этому времени лаборатория имела уже небольшую мебель и вообще приняла рабочий вид, и я со своим единственным в то время помощником — служителем Василием Богомоловым уже набивал сосуды для первых вегетационных опытов.

69 Гедройц Константин Каэтанович (1872—1932)— почвовед, агрохимик. Академик АН СССР (1929).

70Коссович Пётр Семёнович (1862—1915) — агроном, физиолог растений, почвовед. Профессор кафедры почвоведения Лесного института, в 1905—1907 гг. директор этого института. Изучал происхождение почв, минеральное питание растений, в том числе азотфиксацию, а также физиологию роста и развития растений в зависимости от температуры почвы (Липшиц, 1952, т. IV, с. 387-391).

71Явная ошибка, следует читать: 1914.

72 Максимов Сергей Николаевич (1912—1979) — старший сын H.A. Максимова, инженер-геолог, доцент кафедры грунтоведения и инженерной геологии геологического факультета МГУ. Участвовал в проектировании и обосновании строительства Куйбышевской, Горьковской, Чебоксарской, Белореченской и Братской ГЭС. С 1956 г. — начальник Красноярской экспедиции геофака МГУ. Эксперт ЮНЕСКО в Пакистане и Алжире, http://www.istmira.com/razlichnoe/ geologi-moskovskogo-universiteta-kniga-2/page/108/

В соответствии с климатическими условиями Тифлиса, основной проблемой для новой лаборатории я поставил изучение физиологических особенностей свойственной окрестностям Тифлиса ксерофитной растительности. Первое лето я не имел других помощников, кроме Василия, оказавшегося очень толковым и серьёзным малым, вскоре заинтересовавшимся в работе. Я очень скоро обучил его не только набивать сосуды и поливать их по весу, но и вести отсчёты по психрометру Ассмана" и менять бумажки в гелиографе74. Тат[ьяна] Абр[амовна], вначале кое в чём помогавшая мне, в начале лета должна была из-за тифлисской жары уехать с ребёнком на дачу в Квишхеты75. Но уже на следующий год Роллов провёл в штате сада должность ассистента-физиолога, и я в первую же свою поездку из Тифлиса в Петербург весной 1915 года по рекомендации Палладина пригласил на эту должность только что окончившего университет В.Г. Александрова76, с которым затем и работал все годы моего пребывания в Тифлисе и который после моего ухода оттуда занял должность заведующего лабораторией. Кроме того, начав преподавание на Тифлисских Высших Женских курсах, я привлёк к работе в лаборатории несколько студенток этих курсов, и таким образом в лаборатории очень скоро возник целый коллектив работников. После того, как я в 1916 г. сделал в Петербурге первые сообщения о работах новой лаборатории, она возбудила известный интерес и среди молодых петербургских физиологов, и целый ряд лиц собирался приезжать ко мне в Тифлис работать. Но это намерение осуществила только ученица Костычева, недавно окончившая Бестужевские курсы Л.Д. Фрей, приехавшая в первый раз в 1916 г., затем снова летом 1917 г. и из-за событий застрявшая в Тифлисе и ставшая моим постоянным ассистентом по Высшим Женским курсам и Политехникуму. Кроме неё из петербургских ботаников у меня работали слушательницы курсов Лесгафта77 Т.С. Ломинадзе78 и Л.Н. Кохановская и только что окончивший университет В.А. Рыбин.

В первые годы основным стержнем наших работ было выяснение путём непосредственного сравнения физиологических отличий между типичными ксерофитами, свойственными окрестностям Тифлиса, и обычными для более влажных и умеренных условий мезофитами. Растения обоих типов можно было легко иметь под руками в непосредственной близи от лаборатории: одни росли тут же на обращённых к югу крутых откосах Петхаинской горы, на которой стояла лаборатория, другие несколькими саженями ниже в тенистых орошаемых частях старого сада.

13 Аспирационный, то есть прибор, снабжённый вентилятором для прокачки воздуха для измерения его влажности и температуры.

74 Прибор для автоматической регистрации продолжительности солнечного сияния в течение дня.

75 Квишхети — климато-бальнеологический курорт в центральной Грузии, в 50 км от Тбилиси, на высоте 730 м над уровнем моря. Минеральные источники, хвойные и смешанные леса.

76 Александров Василий Георгиевич (1887—1964)— анатом растений. Окончил СПб университет (1912), работал в лаборатории Палладина, после чего уехал с Максимовым в Тифлис. В 1920 г. возглавил кафедру анатомии и физиологии растений в Тифлисском университете. С 1927 г. профессор Томского государственного университета. В 1929 г. вернулся в Ленинград в ВИР, где работал до 1942 г., когда перешёл работать в БИН АН СССР, в отдел экологии. В 1942 г. организовал в БИНе исследования по физиологической анатомии растений (Липшиц, 1947а, т. I, с. 22-28; Яковлева, 2007).

77 Лесгафтовские курсы (первоначально Курсы воспитательниц и руководительниц физического образования) при СПб биологической лаборатории, основанной профессором П.Ф. Лес-гафтом (1894), где каждый желающий бесплатно мог заниматься всеми отраслями естественных наук.

78 Зарецкая-Ломинадзе Тамара Юлиановна — старший аналитик Главного ботанического сада. Сайт: регууе-сЫепу-тзз^о-ЬогашсЬез^о-оЬзсЬезШ-^-к-ЮО-кйуи-гшзк^о-ЬогашсЬе-skogo-obschestva.pdf

Когда я приступил к этому сравнительному изучению, в науке безраздельно царил взгляд, особенно отчётливо сформулированный знаменитым бота-ником-географом и физиологом А.Ф. Шимпером79, что ксерофиты, живущие в условиях затруднённого водоснабжения и большой сухости, должны поэтому отличаться пониженной транспирацией и вообще более экономным обращением с водой. Этот же взгляд со свойственным ему талантом и убедительностью проводил и К.А. Тимирязев, в особенности в своей известной лекции «Борьба растения с засухой». И только незадолго до начала моих работ в этой области в литературе начали проскакивать некоторые сомнения в полной справедливости этой общепризнанной схемы. <...>

Я поставил себе задачей провести сравнительное обследование физиологических особенностей ксерофитов и мезофитов возможно более разносторонне, насколько это только позволяли скромные средства новорожденной лаборатории. При помощи <...> студенток Т.В.Ж.К.80 [Л.Г.] Бадриевой и [В.А.] Симоновой я произвёл сравнение интенсивности транспирации, а студенток [А.Х.] Диланян и [A.M.] Силиковой81 — величины осмотического давления. Выращенные в вегетационных сосудах при помощи Василия Богомолова растения послужили мне для опытов с суточным ходом транспирации и для определения транспирационных коэффициентов — последняя работа была затем продолжена при участии В.Г. Александрова. Тат[ьяна] Абр[амовна] взялась за определение суточного хода колебаний содержания воды в листьях ксерофитов. В первый год, а отчасти и в дальнейшие, почти всё приходилось делать самому, начиная с набивки вегетационных сосудов и таскания их на весы для определения транспирации. Мой рабочий день утром начинался при восходе солнца — отчасти для использования более прохладного времени — и кончался с наступлением полной темноты. Значительную часть этого времени я проводил на вегетационной площадке, обращённой на юг и закрытой с севера и с запада зданием гербария. Температура здесь летом была достаточно высока и боящиеся солнца и жары местные уроженцы очень удивлялись на нас с Александровым, коренных северян, которые бесстрашно работали на самом солнцепёке с утра до вечера. Правда, время от времени я должен был уходить в ванную комнату своей квартиры и там обливаться водой, впрочем, тоже достаточно нагретой солнцем, так как бак для неё был расположен на чердаке под железной крышей.

79Шимпер Андреас Франц Вильгельм (A.F.W. Shimper) (1856—1901)— ботаник, путешественник. Профессор в Бонне, участник ботанических экспедиций в Вест-Индию, Бразилию, на Цейлон и Яву, участник германской глубоководной экспедиции на корабле «Вальдивия» (1898—1899), автор трудов по тропической флоре, по экологической географии растений, а также по микроскопии и по лекарственным и пищевым растениям. Автор популярного транспира-ционного критерия засухоустойчивости (чем ниже транспирация — тем выше засухоустойчивость). Это устоявшееся мнение было опровергнуто сначала В.Р. Заленским (1875—1923), а затем и H.A. Максимовым и его учениками (Манойленко, 1999, с. 112—120).

80Тифлисские Высшие женские курсы, созданы в 1909 г.

81 Инициалы студенток взяты из: Манойленко, 1999, с. 27.

Рис. 4. Анна Николаевна Максимова-Русанова (1874-1960) (из: С.Е. Глезеров, 2013) Fig. 4. Anna Maksimova-Rusanova (1874-1960). From: Glezerov, 2013

Своеобразное положение вегетационной площадки на срезанной вершине скалистой горы, очень близко от развалин древней персидской крепости, имело одну большую выгоду — над ней всё время парили жившие в скалах и развалинах хищные птицы, кажется пустельги, а потому ни один воробей не смел подняться к нам на площадку, хотя внизу в тюркской части города и в старой части сада их гнездилось достаточное количество. Поэтому нам не нужно было заботиться о защите наших растений от воробьёв, и мы могли не думать ни о каких сетках. Впоследствии в Детском Селе82, где воробьи нередко причиняли нам большие неприятности, а ещё больше в Средне-Азиат[ском] Отделении в Торнау83 я часто вспоминал о крылатых сторожах тифлисской площадки.

Работы Тифлисской лаборатории были начаты весной 1914 года, а через два года, весной 1916 года, я уже сделал в Русском Ботаническом 0[бщест]ве в Ленинграде84 предварительное сообщение об их основных результатах, которое было затем напечатано в I томе Журнала 0[бщест]ва. В этом сообщении я формулировал свой основной вывод, что главнейшей особенностью ксерофитов является их способность переносить без вреда длительное завядание, а вовсе не более экономное расходование воды в те периоды их жизни, когда они в достаточной степени ею снабжаются. Я решительно разошёлся с господствовавшей до того времени формулировкой Шимпера и увидел себя вынужденным взяться за коренной пересмотр всего учения о ксерофитах и ксероморфной структуре. Годы моей работы в Тифлисе были, пожалуй, лучшим и интереснейшим временем во всей моей научной деятельности. Передо мной открылась новая, очень мало затронутая точными физиологическими исследованиями область, в которой я мог совершенно самостоятельно прокладывать новые пути. Внешняя обстановка была также довольно благоприятна для работы — в моём распоряжении была довольно прилично обставленная лаборатория, специально приспособленная к моим целям, к работе мне удалось привлечь ряд ценных сотрудников, с энтузиазмом относившихся к делу, и — что не менее важно — сам я был не очень сильно нагружен преподавательской деятельностью и другими отвлекающими от экспериментальной работы занятиями. И, наконец, жил я, можно сказать, в одной квартире с лабораторией и мог вести свою работу буквально во всякое время дня и ночи.

Но, к сожалению, эти почти идеальные в первые два-три года условия работы стали быстро и резко ухудшаться. Всё затягивавшаяся Мировая война, объявление которой застало организацию лаборатории в самом начале, сперва отрезала нас от регулярного получения новой иностранной литературы и совершенно прекратила доступ издаваемых в Германии и Австрии книг. Вскоре затем начались всё усиливающиеся с каждым годом затруднения в получении новых приборов, посуды и реактивов, и круг доступных для разработки тем становился всё уже и уже. Печатание своих работ стало затруднительным, и мне в 1916 г. с большим трудом удалось напечатать в качестве одного из выпусков Трудов Тифл[исского] Бот[анического] Сада первый сборник работлаборатории, оказавшийся и последним. В 1917 г[оду] мне в последний раз удалось в январе поехать в очередную поездку в Петербург85 и доложить там в Ботаническом 0[бщест]ве несколько наших работ, но выбрался я оттуда в марте, после падения царского

82 До 1918 г. — Царское Село, с 1937 г. — город Пушкин. Здесь располагалась организованная Н.И. Вавиловым (1921) Центральная опытная станция по прикладной ботанике и селекции (подразделение Отдела по прикладной ботанике, будущего ВИРа), где работали «самые выдающиеся учёные своего времени: цитогенетик Г.Д. Карпеченко, цитолог Г.А. Левицкий, физиолог Н.А. Максимов и др.». С 1939 г. станция именуется Пушкинские лаборатории ВИР (Трускинов, 2012; Трускинов, сайт: www.vir.nw.ш/Шез/рёГ/Ьоокз/УауПоутТзагзкоуеЗеЬ.рё!1).

83 В структуру ВИР входило более десятка опытных станций в разных климатических зонах СССР.

84 Город был тогда Петроградом — с августа 1914 года, а Ленинградом стал ещё через 8 лет, 26 января 1924 г.

85 Петроград.

studies in the history of biology. 2017. volume 9. no. 1

HOTEL BELLE VUE

Btj itenzorg -— Java.

CjS 0Л

'/SwA /V . (•/■(/

¿¿¿I

<D

iA

. funuJ- (ftU /ио ttltdfy tfcdfftwitl'j/ к&шлМщ*. ....... ........ JUbZLl

/ J

}h 11

oij^/u^ tfr/btapj. к&соу/л €4 ш^м i

UltLU^U). UUJL^JZM^ ¿¿¿¿¿>u>

It И

^MOMll).

tuoyifl.

JjiuuU

/?. v~u a //¿si^^j »'('•« «¡у'

liZcy

nfcuj. ^/LamL fabj /i<UMj(/2

-¿¿amr

сии/ —

Шь&Мганя ___ __ itsUty.

шиШ.

¿¿¿L

C/IACUA,

uiicWzo

Uutt.

Ллдш слоили wy^ Uiuvw

Рис. 5. Записи от 27 июля 2010 года о содержании HCN в разных растениях, собранных в Бейтензоргском ботаническом саду. Из семейного архива. Fig. 5. Records of 27 July 2010 on the HCN content in different plants, collected in the Beitenzorg botanical garden. From the Family archive.

режима, лишь с большим трудом и, таким образом, даже устное научное общение с широкими кругами ботаников стало уже невозможным. И последние два года пребывания в Тифлисе, до отъезда моего оттуда в 1919 г[оду], наша небольшая семья ботаников-физиологов чувствовала себя вроде как в тюрьме или на необитаемом острове, принуждённой вариться в собственном соку и довольствоваться давно уже прочитанными книгами. Само собой разумеется, что в этих условиях научная работа могла продолжаться только по инерции и постепенно всё больше и больше замирала. Упорнее всех работал Александров, аккуратно каждый день являвшийся в лабораторию к 9 ч[асам] утра, мы же остальные — я, Тат[ьяна] Абр[амовна], Фрей — большую часть своего времени и внимания стали уделять преподавательской деятельности. Геоботаники и систематики были в лучшем положении, они могли продолжать своё изучение флоры и растительности Кавказа, хотя, правда, из-за военного времени экспедиции становились всё более затруднительными и даже опасными.

В конце концов большинство из нас стало задыхаться в этой обстановке оторванности от всего мира, лежащего за пределами Грузии, и у нас возникло желание выбраться из Тифлиса какой угодно ценой. И когда представилась возможность перебраться на Северный Кавказ, во вновь организуемый Кубанский Политехнический Ин[ститу]т,то вместе со мной и Тат[ьяной] Абр[амовной] туда поехали и все мои ближайшие сотрудники, и в Тифлисе из всех физиологов остался один В.Г. Александров.

В новом, наскоро организованном в разгар гражданской войны и не имевшем даже собственного здания Кубанском Политехникуме, конечно, нечего было и думать о научной работе, и все мы, как только представилась возможность, двинулись в 1921 году дальше на север, в свой родной Питер, за исключением, впрочем, Фрей, которая, как рижская уроженка и латышка по национальности, эвакуировалась к себе на родину в Латвию. С таким ценным сотрудником, как она, было очень жаль расстаться, тем более что мы сильно сдружились не только в научной области. Но тяга домой у неё пересилила нашу дружбу.

Нашему переселению в Питер очень помогло то, что в сентябре 1921 г[ода] там был созван первый после революции всероссийский съезд ботаников, на котором я и Кохановская должны были выступать с докладами и получили командировки. Докладывать мы должны были те работы, которые были выполнены в Тифлисе в 1917 и 1918 гг. До Москвы мы добрались в санитарном поезде, к которому было прицеплено несколько теплушек для командированных в Москву разными учреждениями, а из Москвы было уже правильное пассажирское движение. Участием в съезде нам удалось восстановить научное общение с товарищами по специальности и составить себе картину состояния научной работы в России за те годы, когда мы были от неё оторваны, что конечно имело для меня огромное значение. А ещё по дороге, в Москве, в Н.Т.О.86 мне удалось найти в библиотеке и некоторые германские ботанические журналы — Berichte, CentraLbLatt, Flora и др. — и получить некоторое представление о том, что делалось за время войны ботаниками центральных европейских держав. После долгих лет полной оторванности я снова почувствовал себя в общем потоке научной мысли. Здесь же на съезде я получил несколько предложений работать в Ленинграде87, и из них наиболее подходящим показалось мне предложение акад[емика] В.Л. Комарова88 пойти к нему в помощники по Отделу Живых

86 Н.Т.О. — видимо, имеется в виду «Российское лесное научно-техническое общество». Первое Лесное общество было организовано в СПб (1832), затем неоднократно распускалось и реформировалось. В 1871 г. было организовано новое Лесное общество в СПб. В 1883 г. отделение открылось в Москве. После 1917 г. общество не действовало и снова возобновило собрания в 1921 г.

87 Он тогда ещё назывался Петроградом.

88 Комаров Владимир Леонтьевич (1869—1945) — ботаник, биогеограф, флорист. Академик (1920), вице-президент (1930—1936), президент Академии наук СССР (1936—1945). Участник и организатор множества ботанических экспедиций (Дальний Восток, Маньчжурия, Корея,

растений Главного Ботанического Сада89 и организовать при отделе лабораторию экспериментальной экологии. <...> Я тут же подал соответствующее заявление в Бот[анический] Сад, был зачислен по Отделу Живых растений и получил крайне важное по тому времени удостоверение, что я к определённому сроку, помнится, к 1 ноября, должен прибыть к месту службы. После этого мы <...> не без приключений вернулись в Краснодар, ликвидировали там свои дела, получили для переезда в Питер и перевоза имущества теплушку и вместе с компанией ехавших в Москву и Ленинград90 студентов двинулись в первых числах ноября в путь на север. Через три недели пути мы оказались, наконец, в своём родном Питере после семилетней жизни на Кавказе. Много воды утекло за эти семь лет, и не только воды!

В Ботаническом Саду мне опять, уже в 5-й раз, если считать Лесной Институт, Тифлисский Ботанический Сад, Тифлисс[кий] Политехнический] И[нститу]т, Кубанский Политехи[ический] И[нсти-ту]т— пришлось организовывать новую лабораторию на совершенно пустом месте. Обстановка немного напоминала мой приезд в Тифлис тем, что и в Ленинградском91 саду мне и под лабораторию и под квартиру было отведено общее помещение — на этот раз верхний этаж бывш[ей] дачи министра земледелия92 на берегу Большой Невки. Но условия организации были на этот раз значительно более трудные. Дача была получена Садом из-под какого-то

учреждения в полуразрушенном состоянии, и в ней шел затянувшийся ремонт, который велся крайне медленными темпами — раз в неделю, если не реже, в здании появлялись то плотники, то штукатуры и снова исчезали через несколько часов работы. В ожидании окончания ремонта пришлось временно поселиться в пустой квартире на Каменноостровском, предоставленной мне Сельско-хоз[яйственным] Ин[сти]том по просьбе Вальтера (пустых квартир в Ленинграде было тогда более чем достаточно), а за неимением лабораторного помещения вновь приобретаемое оборудование для нарождающейся лаборатории приходилось складывать в верхнем

Камчатка, Саяны и др.). Инициатор и главный редактор 30-томной «Флоры СССР». Президент Всесоюзного ботанического общества (с 1930 г.). Считал, что изучение флоры невозможно в отрыве от изучения ареалов конкретных видов и родов и истории развития и миграций флористических комплексов в зависимости от климатических, географических и прочих абиотических изменений.

89С 1931 г. — Ботанический институт АН СССР (ныне БИН им. B.JI. Комарова РАН).

90 Петроград.

91 в Петроградском.

92 Министерство земледелия образовалось в 1915 г. на базе Главного управления земледелия и землепользования. За два года сменилось семь министров: А.Н. Наумов, A.A. Бобринский и A.A. Риттих до февральской революции, а затем А.И. Шингарёв, П.А. Вихляев, В.М. Чернов, C.JI. Маслов. 26.10.1917 г. Министерство было упразднено, а его структурные части вошли в Наркомзем РСФСР (Колчинский, 20116).

Рис. 6. Татьяна Абрамовна Красно-сельская-Максимова (1884-1950) (с сайта http://ofr.su/130-let-so-dnya-rozhdeniya-professora-t.a.-

krasnoselskoj) Fig. 6. Tatiana Krasnoselskaya-Maksimova (1884-1950). Photo from the http://ofr.su/130-let-so-dnya-rozhdeniya-professora-t.a.-krasnoselskoj)

Рис. 7. Сергей Николаевич Максимов (1912—1979) — старший сын Н.А. Максимова. Фото передано его дочерью Татьяной Максимовой Fig. 7. Sergey Maksimov( 1912-1979) - the eldest son of N. Maksimov. Photo sent by his daughter Tatiana Maksimova

тельного разрешения директора Сада— н стала отдавать работе почти всё своё время

этаже гербария Ботанического] Сада, в комнате заместителя Комарова по Отд[елу] Живых Растений, А.П. Ильинского9'. <...>

К весне 1922 г. ремонт отведённых мне помещений в Ботаническом Саду был, наконец, окончен после героических усилий с моей стороны, причём мне очень помог мой брат, архитектор94, который, в конце концов, прислал своих рабочих, закончивших за мой счёт малярные работы как в моей квартире, так и в лаборатории. В апреле мы переехали на свою квартиру и одновременно начали перетаскивать лабораторное имущество и расчищать участок земли около лаборатории, бывший когда-то цветником, но за пять лет совершенно заросший не только сорняками, но даже мелким кустарником. Для этого пришлось организовать нечто вроде субботника и привлечь к корчеванию кустов всю молодежь из Отдела Живых Растений, т.е. сту-денток-объяснительниц95 оранжерей. В постоянные помощницы Комаров откомандировал мне, по её просьбе, свою ученицу по курсам Лохвицкой96 Е[лизавету] В[икторовну] Лебедин-цеву, которая уже несколько лет работала у него в гербарии по анатомии растений, но не удовлетворялась этой работой. Лебединцева с большим рвением и интересом взялась за новое для неё дело физиологической экологии и очень скоро оказалась для меня удобнейшим помощником в новой лаборатории. Ей удалось выкроить— в сущности самовольно, без предвари-еболыиую комнату тут же при лаборатории, и она каждый день сутра до ночи. Благодаря её поистине

93 Ильинский Алексей Порфирьевич (1888-1945)— биогеограф, биоценолог. Профессор нескольких педагогических институтов. Учёный секретарь Главного ботанического сада (1921— 1924). В 1926—1931 гг. — заместитель заведующего Отделом натурализации древесных пород Всесоюзного института прикладной ботаники и новых культур (будущий ВИР). Заведующий Отделом живых растений БИН АН ССР (1931—1934). Создатель нескольких лесных и лесостепных стационаров. Один из лучших знатоков ботанических садов мира (Липшиц, 1950, т. III, с. 458-465).

94 Александр Александрович Максимов (1876—1936)— старший брат H.A. Максимова, Шурик из Первой части автобиографии. В описываемые годы — сотрудник Комгосоора (Комитет государственных сооружений ВСНХ, создан декретом от 09.05.1918), прораб в Торговой палате (Кунките, 2009; Казусь, 2009).

95 Так называли, скорее всего, девушек — экскурсоводов по оранжереям.

96 Высшие женские естественно-научные курсы (СПб), открыты в 1903 г. Руководила курсами М.А. Лохвицкая-Скалон — выпускница Бестужевских курсов. Рассматривались учредителями как высшее учебное заведение, но официально такого статуса не имели. В 1918 г. курсы были распущены (Галасьева, 20 ЮЛ

самоотверженной работе нам удалось в довольно короткое время из пустого сараеобразного помещения и полуразрушенной запущенной оранжереи создать успешно работающую лабораторию. <...>

Основной задачей лаборатории экспериментальной экологии было поставлено мною изучение тех изменений в растениях, которые вызываются изменениями окружающей среды. Из этих внешних факторов мы изучали главным образом воздействие света и влажности. При первых же ориентировочных опытах <...> мне с Лебединцевой удалось обнаружить интересный факт, что условия освещения надземных частей очень сильно отзываются на развитии корней — это была первая работа из новой лаборатории, опубликованная в Известиях Главного Ботанического Сада97 и одновременно за границей в Berichte [der Deutschen] Botanischen] Gesellschaft]98. Другой работой, из области водного режима, была совместная моя с Тат[ьяной] Абр[амовной] работа о завядании растений в связи с их засухоустойчивостью, в которой были получены новые подтверждения моей основной идеи о том, что засухоустойчивость определяется, главным образом, способностью выносить обезвоживание. Эта работа была также напечатана в Известиях Сада99, а также на английском яз[ыке] в Journal of Ecology100, редактором которого был в то время профессор Бирмингемского университета Япп (Yapp)101, с которым у меня с этого времени и завязалась переписка.

<...> Небольшая статья102, появившаяся в Jahrbücher [für wissenschaftliche Botanik] в 1923 г., вызвала очень большой интерес среди европейских ботаников, анику которых до тех пор безраздельно царили воззрения Шимпера, и этот интерес к моим взглядам ещё усилился после появления статьи в Journal of Ecology. И вскоре целый ряд более молодых учёных — Huber10',Stocker104, Walter105 и др[угие] — примкнули к моим воззрениям целиком или частично

97 О влиянии условий освещения на развитие и деятельность корневой системы // Известия Главного ботанического Сада. 1924. Т. 23, вып. 1. С. 1—11 (в соавт. с Г.В. Лебединцевой иТ.А. Красносельской-Максимовой) (Манойленко, 1999, с. 155).

981923. Т. 41. № 7. С. 292-297 (в соавт. с Г.В. Лебединцевой) (Манойленко, 1999, с. 155).

99 Исследование над завяданием растений в связи с их засухоустойчивостью // Труды Петроградского Общества естествоиспытателей. 1917—1923. Т. 47/53, вып. 3. С. 81—103 (в соавт. с Т.А. Красносельской-Максимовой) (Манойленко, 1999, с. 155/ Видимо, Максимов ошибся в названии издания.

100 Wilting of plants in its connection with drought resistance // Journal of Fcology. 1924. Vol. 12. № 1. P. 95—110 (с тем же соавтором) (Манойленко, 1999, с. 155).

101 Япп Ричард Генри (R.H. Yapp) (1871—1929)— ботаник. Профессор в Бирмингемском университете (1919—1929). Президент Британского экологического общества. Редактор книги Максимова «The Plant in Relation to Water: A Study of the Physiological Basis of Drought Resistance» (1929), опубликованной одновременно в Великобритании (Tondon, G. Allen and Unwin Ttd., 451 p.) и в CIÏÏA (New York, the Macmillan Company). Максимов с женой посетили умиравшего от рака Яппа в больнице в Бирмингеме в 1928 г. Отредактированная им книга деда выдержала 17 изданий (1929-1935) на английском языке по всему миру. Сайт: http://worldcat.org/identities/ 1ссп-п99801768/

102 Physiologish-ökologische Untersuchungen über die Dürrerresistenz der Xerophyten // Jb. für wissenschaftliche Botanik. Bd. 62, H. 1, 1923. S. 128-144. (Манойленко, 1999, с. 155).

10,Хубер Бруно (В. Huber) (1899-1969) — немецкий физиолог растений. Профессор Ботанического института в Дармштадте, специалист по физиологии засухоустойчивости (в т.ч. по транспирации).

104 Штекер Отто (О. Stocker) (1888—1979) — немецкий эколог, сотрудник того же института, специалист по морфологии и физиологии растений в условиях дефицита воды.

105 Вальтер Генрих Карл (H.K. Walter) (1898-1989) родился в Одессе, в 1915-1917 гг. изучал физиологию растений в Новороссийском университете, в 1918 г. уехал учиться в Йенский

и стали довольно энергично развивать их дальше. Другие же <...> остались на точке зрения Шимпера и выступили горячими противниками моих воззрений. Во всяком случае, я без преувеличения могу сказать, что появление моих работ способствовало значительному оживлению в области изучения водного хозяйства растений, до того находившейся в забросе.

Из сотрудников Отдела Живых Растений кроме Лебединцевой в нашей лаборатории стала работать на правах добровольца помощница Ильинского А.И. Пояркова106. Её специально интересовали вопросы состояния покоя и перезимовывания растений. Вначале она вела опыты с зимовкой многолетников и обнаружила очень интересный факт, что для их успешного разрастания на следующий год для них очень важно, чтобы они зимовали при пониженной температуре. Если же они зимуют в тёплой оранжерее, то всё следующее лето дают только жалкий уродливый рост. <...> Затем от многолетников она перешла к озимым, и мы стали с ней повторять и продолжать далее исследования Гасснера107 над значением охлаждения во время прорастания на выколашивание озимых злаков в первый же год. Результаты этой работы мы опубликовали в «Трудах по прикладной ботанике» и в Berichte [der Deutschen] Botanischen] Gesellschaft]108. Дальнейшую работу в этом направлении Пояркова вела уже одна и уже только под своим именем опубликовала её продолжение. К сожалению, впоследствии Пояркова совершенно отошла от физиологических тем и ушла целиком в дендрологию. <...>

Самой трудоёмкой из проведённых <...> работ было изучение светового климата Ленинградских оранжерей фотометрическим методом в течение круглого года. Для этого в одной из оранжерей, наиболее тёплых зимой, каждые две недели производился посев фасоли в небольшие вегетационные] сосуды, а затем на 28-й день растения убирались, учитывался их вес и листовая поверхность. Исследование показало, что в течение трёх наиболее тёмных зимних месяцев сухой вес выросших растеньиц был меньше сухого веса семени, из которого они развились, и что, следовательно, в эти месяцы дыхание перевешивает ассимиляцию и рас-

университет (Тюрингия). Работал в Гейдельберге ассистентом профессора JI. Иоста. Исследовал растения пустынь, совершил несколько экспедиций в Африку.

106 Пояркова Антонина Ивановна (1897—1980) — ботаник. Специалист по флоре Кавказа и Дальнего Востока. Один из авторов 30-томной «Флоры СССР», выходившей в 1934—1964. Лауреат Сталинской премии (1952). Соавтор H.A. Максимова в двух работах (1925).

107Гасснер Густав Йохан (G.J. Gassner) (1881—1955) — немецкий физиолог растений, фито-патолог. Директор Ботанического института и Ботанического Сада в Брауншвейге. Занимался грибными болезнями культурных растений, физиологией влияния пестицидов. В 1918 г. опубликовал пионерную работу по влиянию температуры на развитие растений. H.A. Максимов продолжил и развил это направление физиологии растений.

108 Обе статьи вышли в 1925 г.: «К вопросу о физиологической природе различий между яровыми и озимыми расами хлебных злаков» (Труды по прикладной ботанике и селекции. Т. 14. Вып. 1. С. 211-234) и «Über die physiologische Natur der Unterschiede zwischen Sommer und Winter-Getreide» (Jb. für wissenschaftliche Botanik. Bd. 64, H. 5. S. 702-730 (Манойленко, 1999, с. 155). Принципиально важные работы Максимова: именно они напрямую столкнули его с Лысенко.

Рис. 8. Экслибрис H.A. Максимова Fig. 8. Fx Tibris of N. Maksimov

тения голодают. <...> Естественным выводом из этой работы явилась попытка использовать в эти месяцы для улучшения состояния оранжерейных растений в дополнение к слишком скудному дневному искусственный электрический свет. Небольшие предварительные опыты с одной 1000-ваттной лампой были мною поставлены в орхидной оранжерее Сада, но и установки этой одной лампы мне удалось добиться с очень большим трудом. Результаты получились очень обнадёживающие, целый ряд оранжерейных и других растений удалось таким путём с успехом выращивать и зимой, но когда я представил директору Сада Б.Л. Исаченко109 программу более широких опытов и смету на них в 200 рублей, то оказалось, что такую сумму никак нельзя выкроить из почти полумиллионного тогда (в 1926 г.) бюджета сада, и мне пришлось отказаться от постановки этих опытов. Этот отказ в более чем скромном ассигновании явился одним [из] — хотя, конечно, и не главных — стимулов к моему уходу из Сада.

<...> Довольно скоро у меня стали работать не только студенты университета, которым нужна была дипломная работа, но и более зрелые научные работники, приезжавшие ко мне из провинции. Первым таким работником явился И.И. Туманов110, приехавший ко мне для проведения научной работы из Харькова, с Курсов по опытному делу. Собственно говоря, Туманов должен был бы работать у меня в Институте] Прикладной] Ботаники111, но тогда — весной 1924 года — моя лаборатория там была ещё очень слабо оборудована, и я предпочёл устроить его работать в Саду, тем более, что здесь мне было удобнее руководить его работой. Первая встреча моя с Ив[аном] Ивановичем] навсегда осталась мне памятной. Я сперва получил от него письмо, в котором [он] извещал меня, что его направляют ко мне для дипломной работы, и сразу же после получения моего согласия он приехал в Ленинград, насколько я помню, в апреле 1924 г. В день его приезда была отчаянная погода, дождь лил как из ведра. Я был в лаборатории Сада, и только на короткое время пришёл домой, как за мной пришла служительница и сказала, что меня кто-то приезжий спрашивает. Я вышел в большую комнату через балкон и увидел у наших дверей совершенно мокрого молодого человека, который застенчиво начал говорить: «Я то самое лицо, которое писало Вам из Харькова...» Тат[ьяна] Абр[амовна], которая вышла вместе со мной, перебила его: «Вы Туманов, мы Вас ждали, идите, раздевайтесь, сушитесь, будем пить чай, знакомьтесь с Лебединцевой...» <...> С этого времени Туманов сделался одним из моих наиболее ценных сотрудников. <...> Он сумел получить очень ценные результаты, и его работа «Недостаточное водоснабжение и завядание растений, как средства повышения их засухоустойчивости», напечатанная в Тр[удах] Ин[ститу]та прикладной]

109 Исаченко Борис Лаврентьевич (1871—1948) — микробиолог, член-корр. (1929), академик АН СССР с 30.11.1946, то есть он был избран академиком одновременно с H.A. Максимовым. Интересно, вспоминали ли они тогда, два новых академика, о том, как ровно 20 лет назад один из них не дал другому на работу 200 рублей?

110 Туманов Иван Иванович (1894—1985)— ботаник, физиолог растений. Член-корр. АН СССР (1953). Область научных интересов: зимостойкость, морозостойкость и засухоустойчивость, физиология плодоношения и водного режима сельскохозяйственных культур. Окончил Киевский сельскохозяйственный институт (1923). Для выполнения исследовательской работы в 1924 г. был командирован в Главный ботанический сад СССР под руководство H.A. Максимова. В 1925—1942 гг. — работал во Всесоюзном институте растениеводства (ВИР). Организатор и руководитель лаборатории зимостойкости в Институте физиологии растений АН СССР (1942— 1980). Создатель теории и методов закаливания растений. На юбилейном заседании в честь 70-летия H.A. Максимова (1950) читал основной доклад о жизни и деятельности юбиляра.

111 Всесоюзный институт прикладной ботаники и новых культур (ВИПБиНК), будущий Всесоюзный институт растениеводства (ВИР). С 1967 г. носит имя академика Н.И. Вавилова, директора Института (1921-1940). Максимов работал здесь с 13 марта 1925 г. (зав. Отделом прикладной физиологии растений) до ареста 5 марта 1933 г.

бот[аники], а затем на немецком языке в Planta, сразу же доставили ему известность не только у нас, но и за границей.

<...> Заканчивая обзор моих и моих сотрудников [работ] в Ботаническом Саду, нельзя не упомянуть об одном предприятии, организованном нами совместно с физиологической лабораторией Сада, во главе которой стоял В.Н. Любименко, именно о рефератных собраниях112. Начало их относится ещё к тому времени, когда мы жили ещё в Лесном. <...> Рихтер <...> очень иронически к ним относился и прозвал нас масонами. Этой кличкой мы и сами стали пользоваться.

Когда мы с Т[атьяной] А[брамовной] переехали в Тифлис, собрания эти замерли, но самые лучшие воспоминания о них остались у всех участников. <...> Когда мы вернулись в Питер, то, естественно, возникло желание в том [же] или почти виде возобновить совместное реферирование текущей литературы, и так как часть «бывших масонов» работала у Любименко (Львов, Гюббенет1", Бриллиант114), то мы решили организовать их как совместное предприятие этих двух лабораторий Сада, под председательством В.Н. Любименко и при секретаре Тат[ьяне] Абр[амовне]. <...>

Собрания эти регулярно проводились вплоть до моего ухода из сада, очень охотно посещались. Не будет ошибкой сказать, что почти все их участники с нетерпением ожидали их и бывали огорчены, когда по каким-либо причинам собрания откладывались. Хотя мы с Любименко по многим вопросам были разных взглядов, мы старались избегать столкновений и, в общем, собрания проходили очень дружно. После того, как я ушёл из Сада и наша лаборатория там закрылась, собрания продолжались некоторое время — помнится, до 1930 г., поочерёдно то в Саду у Любименко, то у нас в Институте] Прикладной] Бот[аники]. Но сильно возросшее число сотрудников лаборатории ВИПБ сделало продолжение этого симбиоза затруднительным <...> и, в конце концов, совместные собрания кончились, каждая лаборатория стала их устраивать у себя отдельно.

Здесь, на странице 54, заканчивается рукопись Второй части. Третья часть — «Преподавательская и связанная с ней литературная деятельность» — занимает страницы 55—108 самодельных «книжечек» и ещё около 20 страниц, написанных поперёк печатного текста и иллюстраций в журнале «Резец» (№ 15, август 1933 г.).

Сокращая текст рукописи для журнальной публикации, я старалась сохранить имена всех сотрудников А.Н. Максимова. Не вошли в публикацию следующие имена: А. Эгедер, студентки — Мальченко и Богдарина (1926), С.И. Кокина, М.П. Корсакова, Шептунова.

112 Здесь заканчивается текст, написанный тёмно-лиловыми чернилами, и со следующего слова начинается текст, написанный чернилами красными. Почти вся дальнейшая рукопись, вплоть до с. 100, написана, по выражению В.Н. Максимова, «как будто кровью». Смена чернил не отразилась на формате текста: красный текст продолжает строку, начатую лиловым.

113 Гюббенет Елизавета Рудольфовна (1882-1957)— физиолог растений, д-р биол. наук. Окончила Бестужевские курсы (1910), ученица В.И. Палладина и С.П. Костычева. Работала в лаборатории Палладина, в 1922 г. перешла в Естественно-научный институт им. П.Ф. Лес-гафта, в лабораторию В.Н. Любименко. Занималась физиологией фотосинтеза высших растений и морских водорослей (Липшиц, 1950, т. III, с. 99—100).

114 Бриллиант-Лернер Варвара Александровна (1888-1954) — физиолог растений, д-р биол. наук (1941). Выпускница Бестужевских курсов (1912). С 1920 г. работала в БИН АН СССР. Изучала газообмен морских водорослей, фотосинтез лимона, какао, элодеи и др. (Липшиц, 1947а, т. I, с. 276-278).

Рис. 9. Памятник H.A. Максимову на деревенском кладбище рядом с академическим посёлком Луцино, где он скончался на своей даче. Фото М.Н. Якимовой (правнучки Н.А. Максимова). 2015 Fig. 9. Monument of N. Maksimov in the village cemetery near the village of Lucino, where he died at his dacha. Photo by M. Yakimova (Maksimov's granddaughter). 2015

я буду признательна всем, кто сможет сообщить мне какие-либо сведения об упомянутых в рукописи людях. Детали их биографий, портреты, возможно сохранившиеся в памяти родных воспоминания о годах сотрудничества с Н.А. Максимовым помогут мне в подготовке издания всей рукописи, без изъятий.

Литература

Базшевская H.A., Белоконъ И.П., Щербакова A.A. Краткая история ботаники. Труды МОИП. Т. XXXI. Отд. биол., серия ботаники. М.: Наука, 1968. 310 с.

Большой словарь географических названий / Гл. ред. В.М. Котляков. Екатеринбург: У-Фактория, 2003. 831 с.

Варенцов H.A. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое. 2-е изд. М.: Новое литературное обозрение, 2011. 848 с.(Россия в мемуарах).

Таласъева Г.В. Высшие женские естественнонаучные курсы М.А. Лохвицкой-Скалон // Universum: Вестник Герценовского университета. 2010. № 6. С. 50—53.

Глезеров С.Е. Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная... 3-е издание. М.; СПб: Центрполиграф, 2013. 479 с.

Жизнь растений. Т. 1—6. М.: Просвещение, 1974—1982.

Казусъ H.A. Советская архитектура 1920-х годов: организация проектирования. М.: Про-гресс-Традиция, 2009. 464 с.

Колчинский Э.И. Биологическая лаборатория Санкт-Петербургская / Отв. ред. Э.И. Кол-чинский., сост. Э.И. Колчинский, A.A. Федотова. СПб.: Нестор-История, 2011а. С. 55.

Колчинский Э.И. Министерство земледелия / Отв. ред. Э.И. Колчинский., сост. Э.И. Колчинский, A.A. Федотова. СПб.: Нестор-История, 20116. С. 310—310.

Кунките М.И. Создатели Петербурга: архитектурная династия Максимовых (окончание) // История Петербурга. 2009. № 6 (52). С. 34-40.

Курсанов Л.И., Комарницкий H.A., Флёров Б.К Курс низших растений. М.; Л.: Биомедгиз, 1937. 404 с.

Липшиц С.Ю. (сост.). Русские ботаники. Биографо-библиографический словарь / Отв. ред. В.Н. Сукачёв. Том I: А-Б. М.: Изд-во МОИП, 1947а.

Липшиц С.Ю. (сост.). Русские ботаники. Биографо-библиографический словарь / Отв. ред. В.Н. Сукачёв. Том II: Б-Г. М.: Изд-во МОИП, 19476.

Липшиц С.Ю. (сост.). Русские ботаники. Биографо-библиографический словарь / Отв. ред. В.Н. Сукачёв. Том III: Г-И. М.: Изд-во МОИП, 1950.

Липшиц С.Ю. (сост.). Русские ботаники. Биографо-библиографический словарь / Отв. ред. В.Н. Сукачёв. Том IV: К. М.: Изд-во МОИП, 1952.

Максимов H.A. Краткий курс физиологии растений. 9-е изд. М.: Сельхозгиз, 1958. 560 с. Манойленко К.В. В.Н. Любименко: эволюционные, эколого-физиологические, историко-научные аспекты деятельности. СПб.: Наука, 1996. 168 с. (Научно-биографическая литература).

Манойленко К.В. Николай Александрович Максимов (1880—1952)/Отв. редактор А.Б. Георгиевский. М.: Наука, 1999. 181 с. (Научно-биографическая литература).

Манойленко К.В. Иван Парфеньевич Бородин (1847—1930) / Отв. ред. Э.И. Колчинский. М.: Наука, 2005. 273 с. (Научно-биографическая литература).

Менделеев Д.И. Основы химии, т. 2. М. — Л.: ОНТИ-Госхимтехиздат, 1934. 780 с. Памяти Дмитрия Анатольевича Сабинина посвящается... // Вопросы современной альгологии, бюллетень. 2013. С. 3-17 (www.algology.ru)

Райков Б.Е. На жизненном пути: автобиографические очерки. СПб.: Коло, 2011. Кн. 1. 843 с. Кн. 2. 659 с.

Рихтер Я.А. Академик A.A. Рихтер — профессор Саратовского университета // Известия Саратовского университета. Новая серия. Т. 9: Сер. Химия. Биология. Экология. 2009.30 с. (Отд. оттиск).

Трускинов Э.В. Н.И. Вавилов в Царском Селе. СПб.: ВИР, 2009. 31 с.

Трускинов Э.В. Н.И. Вавилов — основатель центральной селекционно-генетической станции Отдела прикладной ботаники и селекции. К 90-летию Пушкинских лабораторий ВИР // Вавиловский журнал генетики и селекции. 2012. Т. 16. № 3. С. 716—723.

Штейн М.Г. Ульяновы и Ленины. Тайны родословной Вождя. М.: Алгоритм, 2012. (URT: http://coollib.eom/b/268259)

Яковлева О.В. Василий Георгиевич Александров. 1887—1963 /Отв. ред. Мирославов Г.А. М.: Наука, 2007. 181 с. (Научно-биографическая литература).

The "Prison Autobiography" by Nikolai Alexandrovich Maximov. Selections from Part II

Publication, preface and commentary by Olga V. Maximova

P.P. Shirshov Institute of Oceanology, RAS, Moscow, Russia; [email protected]

References

Bazilevskaia N.A., Belokon' I.P., Shcherbakova A.A. (1968) Kratkaia istoria botaniki [Brief history of Botany], Trudy MOIP, vol. 31, Biologiealdivision, ser. of Botany. Moscow: Nauka.

Galas'eva G.V. (2010) "Vysshie zhenskie estestvennonauchnye kursy M.A. Tokhvitskoi-Skalon" [Higher women natural courses by M.A. Tokhvitskaia-Skalon], Universum: Vestnik of Gertsen Universitet, no 6, pp. 50-53.

Gleserov S.F. (2013) Sevemye okrainy Peterburga [Northern outskirts of Petersburg]. Tesnoi, Grazh-danka, Ruch'i, Udel'naia... 3d edition, Moscow; St. Petersburg: Tsentrpoligraf.

Iakovleva O.V. (2008) Vasilii Georgievich Aleksandrov. 1887—1963, Moscow: Nauka.

Iubileinyisbomik, posviashchennyiI.P.Borodinu (1927) [Jubilee collection dedicated to I.P. Borodin]. Teningrad: State Russian Botany Society.

Kazus' I.A. (2009) Sovetskaia arkhitektura 1920-kh godov: organizatsiaproektirovaniia [Soviet architecture of 1920th: projecting organization], Moscow: Progress-Traditsiia.

Kolchinskii F.I (2011a) Biologicheskaia laboratoriia Sankt-Peterburgskaia [The St. Petersburg Biological laboratory] in: E.I. Kolchinskii, A.A. Fedotova (eds.), Biologiia v Sankt-Peterburge. 1708—2008. Entsiklopedicheskii slovaf [Biology in St. Petersburg. 1708—2008. Encyclopedic dictionary], St. Petersburg: Nestor-Istoria, p. 55.

Kolchinskii E.I (2011b) "Ministerstvo zemledeliia" [The Ministry of Agriculture], in: E.I. Kolchinskii, A.A. Fedotova (eds), Biologiia v Sankt-Peterburge. 1708—2008. Entsiklopedicheskii slovaf [Biology in St. Petersburg. 1708-2008. Encyclopedic dictionary], St. Petersburg: Nestor-Istoria, pp. 310-310.

Kunkite M.I. (2009) "Sozdateli Peterburga: arkhitekturnaia dinastiia Maksimovykh" [The Creators of Petersburg: the Maximov architectural dynasty], Istoriia Peterburga, no. 6 (52), pp. 34—40.

Kursanov T.I., Komarnitskii N.A., Flerov B.K (1937) Kurs ni&hikh rastenii [Course of lower plants], Moscow; Teningrad: Biomedgiz.

Tipshits S.Iu. (1947—1952,) Russkie botaniki. Biografo-bibliograflcheskii slovaf [Russian botanists. Biographic and bibliographic vocabulary], vol. I—IV. Moscow: MOIP.

Manoilenko K.V. (1996) V.N. Liubimenko: evoliutsionnye, ekologo-flziologicheskie, istoriko-nauch-nye aspekty deiatel'nosti [V.N. Tiubemenko: evolutionary, ecological, physiological, historical aspects], St. Peterburg: Nauka, 1996.

Manoilenko K.V. (1999) Nikolay Aleksandrovich Maksimov (1880-1952), Moscow: Nauka.

Manoilenko K.V. (2005; Ivan Parfen'evich Borodin (1847-1930), Moscow: Nauka.

Maksimov N.A. (1958) Kratkii kurs flziologii rastenii [Brief course of plant physiology]. Moscow: Sel'khozgiz.

Mendeleev D.I. (1934) Osnovy khimii [The principles of chemistry], vol. 2, Moscow; Teningrad: ONT I- G oskhimtekhizdat.

"Pamiati Dmitriia Anatol'evicha Sabinina posviashchaetsia..." (2013) [In memoriam of Dmitrii Anatol'evich Sabinin], in: Bulletin "Voprosy sovremennoi al'gologii" ["Problems of contemporary algo-logy"], pp. 3-17.

Raikov B.E. (2011) Na zhiznennom puti: avtobiograflcheskie ocherki [On the course of life: autobiographic sketches], Books 1-2. St. Petersburg: Kolo.

Rikhterla.A. (2009) "AkademikA.A. Rikhter —professor Saratovskogouniversiteta" [Academician A.A. Rikhter — professor of Saratov university], Izyestia Saratovskogo universiteta, Set\ Chemistry. Biology. Ecology, pp. 1-30.

Truskinov E.V. (2009) N.I. Vavilov v Tsarskom Sele [N.I. Vavilov in Tsarskoe Selo], Saint-Peters-burg: VIR.

Truskinov E.V. (2012) "N.I. Vavilov — osnovatel' tsentral'noi selektsionno-geneticheskoi stant-sii Otdela prikladnoi botaniki i selektsii. K 90-letiiu Pushkinskikh laboratorii VIR" [N.I. Vavilov — the founder of Central selective-genetic station of the Division of applied botany and selection. Up to 90th anniversary of Pushkin VIR laboratories], Vavilovskii zhuma I genetiki i selektsii, vol. 16, no 3, pp. 716—723.

Varentsov N.A. (2011) Slyshannoe. Vidennoe. Peredumannoe. Perezhitoe [What I have heard, seen, thought about and outlived], 2nd edition, Moscow: Novoe Titeraturnoe Obozrenie.

Shtein M.G. (2012) Ul'ianovy i Teniny. Tainy rodoslovnoi Vozhdia [Ul'ianovy and Teniny. The secret of the Leader's genealogy], http://coollib.eom/b/268259.

Zhizn' rastenii (1974—1982) [The Life of Plants], vol. 1—6, Moscow: Prosveshchenie.

АО МЕМОМАМ

Поэт, учёный, гражданин

Памяти Александра Евгеньевича Седова (12.04.1954-13.12.2016)

Ты был в экстаз и в вечность погружён.

Ты, как всегда, ворочал мирозданьем — и как-то выпал из земных времён, и опоздал к невесте на свиданье...

А.Е. Седов «Разговор с Кантом», 1980

13 декабря 2016 года ушёл из жизни Александр Евгеньевич Седов, док тор биологических наук, известный историк науки и молекулярный биолог, талантливый педагог и философ, неординарный поэт и прозаик, и просто хороший друг, стремящийся помочь каждому, но, к сожалению, в последние годы жизни оставшийся в полном одиночестве, тяжело больным, прак тически без средств к существованию.

Родился Александр Евгеньевич в Москве в 1954 г. С детства проявлял незаурядные способности как в гуманитарных, так и в естественно-математических областях знаний. Он учился в школе № 110 имени Мигеля Эрнандеса с углублённым изучением испанского языка, а в старших классах в 262-й школе, которую в 1971 г. закончил с золотой медалью. Благодаря феноменальной памяти и способностям к иностранным языкам Александр, ещё будучи школьником, свободно говорил на английском и испанском языках, много читал зарубежной литературы в оригинале. Однако его увлечение биологией сыграло решающую роль в выборе его профессионального пути.

Стремление познать мир живой природы привело в клуб юных биологов юношеской секции Всероссийского общества охраны природы, руководил которым Пётр Петрович Смолин1. Благодаря ВООПовскому клубу Александр Евгеньевич полюбил

•Смолин Пётр Петрович (1897—1975)— отечественный натуралист и педагог. Родился в Кургане, в купеческой семье. В 1914 г. поступил на естественное отделение Физико-матема-тического факультета Московского университета. В 1916 г. был призван на военную службу. После возвращения в 1918 г. в Москву работал в Зоопарке заведующим аквариумом. В 1923 г. П.П. Смолин и В.Г. Дормидонтов создали в зоопарке Клуб юных биологов зоопарка (КЮБЗ) — биологический кружок для школьников. В 1940 г. первый директор Дарвиновского музея