CC BY
65
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 17 (271). Филология. Искусствоведение. Вып. 66. С. 141-145.
Н. Н. Шабалина
ТВОРЧЕСТВО МОДЕРНИСТОВ В ОЦЕНКЕ В. П. БУРЕНИНА (НА ПРИМЕРЕ ФЕЛЬЕТОНОВ О ТВОРЧЕСТВЕ Д. С. МЕРЕЖКОВСКОГО)
В данной статье на материале оценки творчества Д. С. Мережковского рассматривается проблема влияния критики на литературу. Цель исследования - анализ причин негативного отношения В. П. Буренина к творчеству символистов и декадентов, выявление характерных приёмов борьбы с новыми течениями в литературе. Проведённый анализ позволяет сделать вывод
о том, что такое отношение критика к творчеству Мережковского симптоматично, так как в нем присутствует излишний мистицизм в ущерб реалистичности. Основные средства борьбы - провокация, пародирование.
Ключевые слова: критика, символизм, декадентство, литературная стратегия, фельетон, пародия, мистицизм, индивидуализм.
Конец XIX - начало XX века в России - это период колоссальных перемен как в сфере общественной, политической, социальной, так и культурной жизни. Острое ощущение кризиса всего господствующего миропорядка особенно ярко проявилось в литературном развитии, в котором, с одной стороны, ощущалась из-житость многих прежних идеалов, традиций и норм, с другой - ожидание прихода нового: человека и творчества. Попытки художественно осознать своё умонастроение, сформулировать программу, обосновать теорию привели к формированию литературно-критических концепций различных модернистских течений, в основе которых лежит полемика с общепризнанными ранее «формами», методами, принципами, моральными и художественными ценностями. Модернисты ориентируются на урбанистическую культуру, пытаются использовать в своём творчестве достижения современной науки, а также часто говорят об исчерпанности рационалистического подхода к действительности, характерного для реализма, и воспевают иррациональность бытия, бездны сознания, стихийных порывов.
Появление в печати произведений русских поэтов-новаторов вызвало довольно бурную реакцию со стороны критики: отозвались почти все столичные газеты и журналы, на страницах прессы (чаще всего в «критическом отделе») живо началось обсуждение вопросов символизма и декадентства. Творчество «новоявленных» символистов было не принято, не понято многими критиками (Н. К. Михайловский, А. М. Скабичевский, В. П. Буренин, А. В. Амфитеатров, М. А Протопопов, В. С. Соловьев). Приговоры почти всегда были негативными:
от бесшабашно-бранных высказываний, снисходительно-ироничных вышучиваний, сплетен внелитературного характера до принципиальной и обоснованной полемики. Так, например, Михайловский в одной из статей «Русского богатства» оценивает поэзию модернистов следующим образом: «Они пишут непристойную в художественном смысле чепуху, че-пушитость которой кричит, вопит, так что ее нельзя не услышать»1. Поэтов-декадентов критик сравнивает с «симулянтами», «кликуша-ми-спекулянтами», которые руководствуются желанием быть на виду у всех, привлечь внимание творчеством именно к своей личности, то есть, по сути, стремятся лишь к славе. Такая оценка Михайловского (то недоумение, то ирония, то гнев) новых течений в литературе вполне объяснима: критик в своей борьбе стоял на позиции хранителя «наследства» передовой русской культуры XIX века. Он говорит о том, что «...три главных элемента нового (то есть символистского или декадентского) искусства: мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности» противопоставлены пониманию, что «литература не ремесло и не арена праздной забавы или игры самолюбий, а великое общественное дело, поприще служения высшим человеческим идеалам»2.
Во многом отношение к творчеству модернистов в России конца столетия было продиктовано философскими взглядами Макса Нордау, изложенными в труде «Вырождение» - это обзор искусства второй половины XIX века в его главных направлениях, где творчество Ш. Бодлера, П. Верлена, А. Рембо Г. Ибсена, Э. Золя, Л. Толстого объявлялось кризисным явлением
в искусстве, а они сами назывались психическими вырожденцами. Однако, если Михайловский частично соглашается с центральным тезисом книги о психопатологической основе творчества декадентов и символистов, то Буренин, детально анализируя положения Нордау в газете «Новое время» (рассматривает также «Парадоксы»), пытается с их помощью интерпретировать результат труда русских поэтов и прозаиков.
Интерес Буренина к тезисам немецкого философа, на наш взгляд, связан не только с эпатирующим и скандальным тоном, живым, остроумным слогом («лёгкая форма сообщает ей ту удобочитаемость. для большинства обыкновенных читателей»), но и сходной спецификой мышления3. Во-первых, в конце 60-начале 70-х годов доминирующий критерий для Буренина в оценке произведений - это «цинический реализм»: простота и доступность изложения, правдивость в изображении действительности. Критик опирался на вкусы «среднего» читателя, что способствовало популяризации так называемой «массовой» литературы. А вот к концу XIX века (зарождение «паралитературы») в мировоззрении критика происходит перелом - теперь в погоне за нужным эффектом, за успехом и признанием у аудитории художники забыли об истинном предназначении литературы. Сейчас его волнует феномен современного автора и читателя, интересует, почему «.многие современные авторы стремятся с усердием, достойным лучшего дела, к изображению психопатических и идиотических явлений и образов». Ответ на этот вопрос чётко дан в «Парадоксах»: «.и остаётся только признать вместе с Максом Нордау, что всё это прямо происходит от стремлений угодить вкусам и требованиям извращённого читателя, стремления, обусловленного лёгким отношением к своему делу и бесхарактерностью авторов.».
Личность В. П. Буренина в конце 90-х годов, как отмечает А. И. Рейтблат, «воспринималась как одиозная фигура, олицетворявшая цинизм в литературных нравах, сочетающихся с литературной и политической реакцией», поэтому усмотреть в его понимании новых течений в литературе что-то положительное и созидательное никто не пытался4. Декадентство он воспринял как угрозу, как нечто чуждое и противоречащее литературным традициям в целом. Это связано, прежде всего, с той позицией, которую он занимал в литературе и кри-
тике: «С удивительным мастерством, с громадной энергией в течение многих и многих годов взял на себя задачу обороны лучших заветов нашей литературы от всякого вторжения в неё сомнительных элементов, оборону её историко-идейной красоты, её чистоты словесной», борьбы против всего наносного и фальшиво-го5. Стиль, манера и приёмы этой литературной «войны», развернувшейся на страницах «Нового времени», лишь утвердили за Бурениным репутацию «бесцеремонного циника», человека, который «.литературу презирает и глумится над нею»4.
Для того чтобы наглядно представить отношение нововременского критика к декадентам и символистам, обратимся к фельетонам, посвящённым творчеству Д. С. Мережковского. Чаще всего свои статьи Буренин помещал под общим названием «Критические этюды», это объяснимо желанием фельетониста объединить весь материал, представленный в газете. В то же время читатель знал темы, интересующие автора: он стремится уловить тенденции литературного развития, почувствовать настроение времени, проанализировать общественно-нравственный смысл литературы. Таким образом, заглавие как один из важнейших компонентов любого произведения отсутствовал у Буренина, абсолютно не нарушая ни композиции, ни стиля, ни меры воздействия на аудиторию.
Однако в одном из фельетонов, вышедшем под заглавием «Литературные эпигоны», оно несёт важную смысловую нагрузку, обыгрывается во всех частях текста, приобретая новые оттенки. В словарном значении слово «эпигоны» означает родившихся после, сам автор дает следующие пояснения: «последышами во многоплодных семьях именуются младенцы, порождённые последними, каковые младенцы бывают зауряд малосильными, слабыми в уме и теле»6. Данное название многозначно, в нём, как на ладони, представлена позиция критика, задаётся ироническая тональность и содержится обобщающий вывод. По мере развёртывания текста оно постепенно расширяет объем своего значения: под литературными эпигонами понимается первоначально Д. С. Мережковский, в процессе развития мысли фельетониста их круг расширяется: «И ведь сколько теперь таких эпигонов! И ведь все-то они так и мнят о себе, что могут и должны быть героями литературы: и г-н Максим Горький, и г-н Короленко, и даже гг. Брюсов и Бальмонт - эти
последыши из последышей современной ли-тературы»7. Итак, данное заглавие организует читательское восприятие и создаёт эффект ожидания.
К непринуждённой и интересной беседе готовят первые строки фельетона, стержнем которого становится диалог. Стоит отметить, что жанр диалога в чистом виде у Буренина встречается редко, хотя как компонент в состав отдельных статей вводится часто, особенно в последний период критической деятельности. Так, на глазах у читателя разворачивается литературный спор, очень умеренный, так как здесь отсутствует ожесточённое противопоставление позиций: «- Мне кажется, ваш мрачный взгляд на литературу - результат вашего траурного настроения и вашей старости. - Вы ошибаетесь.. .Вам представляется мой взгляд на литературу современную безнадёжно мрачным. Но как же он может быть светлым и проникнутым какою-либо утешительною надеждою, когда, озираясь «с холодным вниманием вокруг», встречаешься с таким явлением в литературе, которое прямо указывает на её вырождение, на измельчание, на убогость её самых видных деятелей?»7. Оппонент необходим Буренину в контексте выступления для того, чтобы заострить внимание на сложной, острой и особо важной проблеме: бесталанность современных поэтов, беллетристов и критиков. Образ противника не конкретизирован, размыт, поэтому читатель знакомится лишь с его воззрениями, но довериться им достаточно сложно потому, что как личность он не представлен. Иначе выглядит автор, его облик чётко прорисован: присутствует намёк на возраст и опытность («что касается моей старости, то. это её опыт, благодаря которому она «подозрительно глядит». чуждаясь легкомысленных увлечений»), образованность, обстоятельное знакомство с произведениями «корифеев» русской литературы, умение верно оценивать литературные явления («Вы знаете, я всегда очень любил стихи, - конечно, любил только те, которые проникнуты истинной поэзией»)7. Именно фельетонист позволяет всестороннее, рельефнее рассмотреть ту или иную проблему и ярко представить свою точку зрения, но самое главное, что симпатии читателя оказываются на стороне Буренина.
Расположив к себе аудиторию, автор начинает обстоятельно анализировать творчество Мережковского, он охватывает поэзию, беллетристику, драматургию и критику писателя.
Интерес к личности данного художника связан с тем, что современная критика стремится поставить его в один ряд с Л. Н. Толстым: «Но вот именно то, что такой писатель в наши дни мог показаться достойным преемником Толстого, - это и определяет очень наглядно, до какого незначительного уровня опустилась современная литература»8. Всё это противоречит тому, какой смысл вкладывает Буренин в слова гений и талант: «Гениальные люди во всех сферах и больше всего в сфере литературы наряду с талантом всегда отличаются большим, чрезвычайным умом. Не заходя далеко, возьмите наших литературных гениев: Пушкина, Толстого»8. В то же время Буренин, как и Макс Нордау, выделял особую категорию авторов - бездарностей с претензией на гениальность (С. Я. Надсон). Мережковский же, на его взгляд, обрядился в «одежды гения» современной поэзии, а сам таковым не является: «.формальное разнообразие стихотворных сюжетов г-на Мережковского. в этом стихотворстве все же есть нечто кадетское и гимназическое, нечто отдающее чувствами и мыслями недоростка или холодным и бессильным напряжением литературного импотента, одержимого собачьей старостью»9. Лексический рисунок фельетона ярко обрисовывает авторское отношение: для него поэзия Мережковского сопоставима с обыденным, бытовым словом «багаж», сложный одухотворённый процесс создания стихов - «стихокропательство», поэт - это «мыслитель высокого сорта и самого последнего, свежего привоза».
Постепенно из области творчества нападки Буренина переходят в сферу личной биографии поэта. Критик, не стесняясь, говорит о возрасте («да ведь ему уже пятьдесят годков без малого»), о национальности («Справедливость требует заметить, что в языке г-на Мережковского не встречается фраз на жидовский склад и лад. Но ведь это была излишняя роскошь у критика и поэта, рожденного от русских родителей и учившегося в русском университете»),
об интеллектуальных возможностях («по воле небес наделён очень обыкновенным, так сказать, средним умом»)6.
В каламбурно-сниженном свете представлено нам и поведение писателя: «Г-н Мережковский, как капризный младенец, начал обижаться на критику, визжать, кричать и плакать»9. Именно эта манера так забавляет Буренина, и он восклицает: «Кто тебя обидел, душенька? Топни, душенька, ножкой, топни хорошенько!
Боже, как топнул на меня ножкой душенька Мережковский! Так страшно топнул, что даже ужаснул г-на Волынского.»10 Анекдотичность ситуации между тем вскрывает истинное положение дел в критике, которую заполонили «клопы» и «мухи», основная цель их - «загаживать и засиживать русскую литературу»11. Однако самое главное в том, что оценка Мережковским самого себя как великого творца отнюдь не беспочвенна и подготовлена критикой «нового стиля».
Все эти внелитературные факты он умело вписывает в контекст фельетона, его злая насмешка направлена не только против дискредитации личностных качеств противника, но выполняет немаловажную функцию - обличить через чисто внешние, биографические факты жизни творческий потенциала писателя. Приведённые примеры дают автору возможность вынести неутешительный вердикт: «Но писателя этого возраста уже никак нельзя считать подающим надежды в будущем, а наоборот уже исполнившим самые лучшие и самые большие надежды»6. Позиция циника, столь интенсивно выраженная у Буренина, это часть его литературно-критической стратегии, которая помогает ему сорвать «маску» с оппонента и указать его истинное лицо.
В творчестве Мережковского, Брюсова, Бальмонта, Белого Буренин не принимает полное отсутствие критерия полезности и реалистичности, которые «убиты» мистицизмом, индивидуализмом и ассоциативным мышлением (исходит из положений М. Нордау в «Вырождении»). Литературе, по его мнению, необходимы писатели, которые способны взять на себя миссию «врачевателей», задача же критики - открыть глаза аудитории на истину: «Я имею смелость думать, что я этим смехом, может быть иногда действительно немножко грубым и резким, оказал кое-какие услуги литературе и в былые годы, да и до сих пор ещё оказываю. Я имею смелость думать, что именно в наши дни упадка литературы, критический и сатирический смех нужен более надутой критике.»9.
Так, ещё одним действенным средством борьбы с произведениями декадентов Буренин называет «злой смех», поэтому своеобразным приёмом, часто встречающимся в его фельетонах, стало пародирование. В мире критики пародия - это законный жанр, однако в статьях Буренина она занимает особое место. Рассуждения о творчестве у него плавно переходят в пародию, являющуюся двуязычным текстом,
«.внутри которого, а не вне происходит столкновение двух эстетических позиций», следовательно, она аргументирует позицию критика12. Обратимся к пародии на лирическое произведение Мережковского:
«В черной тьме, в лесу ночном Грозовой тяжёлый запах Удушающего мха В небе гул глухого смеха.
О, тяжёлый душный запах!
Этот мрак не успокоит»
(Д. С. Мережковский)
«Муха, пасмурно-дика,
Ноет в лапах паука.
Ноет муха в страшных лапах А в носу и скверный запах,
Ощущаю - почему Сам, ей Богу, не пойму.»
(В. П. Буренин)
Здесь фельетонист превосходно подхватывает технику поэта и сатирически разрушает изнутри всю его систему, доказывая тем самым, что это стихотворение всего лишь очередной литературный опус. Свою пародию критик строит на каламбурах, высвечивающих особенности стиля «новой» лирики, а обыденная лексика содержит в себе массу зашифрованных намёков: «И в стихах, как будто жаба / Символизма, стонет слабо / Мережковская мадам, / Восхищая весь Бедлам / Раби Флексера Акима.»13. Так брызжущая весельем игра Буренина превращается в убийственно злой приговор: «Не видать кругом низги, / Мысль и разум потонули / В декадентской болтовне»13. Именно такой отклик на произведения Мережковского вполне симптоматичен для нововременского критика, так как именно в них проявлялось всё столь ненавистное, лишённое «здравого корня» и жизненной правды. Он вслед за Нордау объявляет поэтов-новаторов графоманами и сумасшедшими: «И старшие богатыри декадентства, и младшие как будто наперерыв друг перед другом стараются в том, чтобы высказать в наибольшем блеске, в самой соблазнительной ясности своё сумасшествие, своё идиотство, искреннее и подлинное или деланное и шутовское»14.
Подводя итог, хотелось бы обратиться к словам В. В. Розанова, которые, на наш взгляд, наглядно иллюстрируют причину столь раздражительного, а порою даже жёлчного отношения В. П. Буренина к модернистам: «Он
видит, что эпоха меняется, и сильным пером своим отталкивает надвигающиеся сумерки, пытается удержать минувшие ясные дни. В общем, видя уродливое перед собой явление, он со всею злобой, с честной злобой писателя и гражданина терзает его»13. В своей борьбе критик использует все возможности жанра газетного фельетона (каламбуры, ассоциации, лирические отступления, богатый арсенал лексических средств), расширяет рамки жанра за счет сближения с пародией. С помощью данных средств, критик реализует свою литературную стратегию: активно использует нападки на личность, внелитературные разоблачения, провокацию. В то же время следует отметить, что важной структурной частью фельетонов Буренина является анализ творчества Мережковского, а не желание смаковать окололитературные сплетни. Именно через разбор произведений автор высвечивает свою позицию и разоблачает ложные идеалы противника.
Примечания
1 Михайловский, Н. К. Ещё о Ницше // Русское богатство. 1985. № 10. С. 398-412.
2 Михайловский, Н. К. Русское отражение
французского символизма // Русское богатство. 1983. № 2. С. 118-130.
3 См.: Буренин, В. П. Критические очерки // Нов. время. 1886. 21нояб. С. 2-3.
4 См.: Русские писатели XX века : биобибли-огр. слов. : в 2 т. Т 1 / под. ред. Н. А. Николаева. М. : Просвещение, 1996. 448 с.
5 Глинский, Б. Б. Среди литераторов и ученых : биографии, характеристики, некрологи, воспоминания, встречи. Пг., 1914. С. 57-101.
6 Буренин, В. П. Литературные эпигоны // Нов. время. 1913. № 13556. С. 2-3.
7 Там же. С. 2.
8 Там же. С. 3.
9 Буренин, В. П. Критические очерки // Нов. время. 1913. № 13542. С. 2-3.
10 Там же. С. 2.
11 Там же. С. 3.
12 См.: Поляков, М. Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. М. : Совет. писатель, 1986. 479 с.
13 Розанов, В. В. Нечто о декадентах, «лампадном масле» и о проницательности наших критиков // Рус. обозрение. 1896. № 12. С. 1112-1120.
14 Буренин, В. П. Новые плоды декадентов // Нов. время. 1904. № 10305. С. 2-3.
