CC BY
192
Библиографический список
1. Ерасов, Б.С. Социальная культурология / Б.С. Ерасов. - М.: Аспект Пресс, 1998.
2. Бердяев, Н.А. Философия свободы. Смысл творчества / Н.А. Бердяев. - М, 1989.
3. Сказкин, С.Д. Избранные труды по истории / С.Д. Сказкин. - М, 1973.
4. Гуревич, А.Я. Категории средневековой культуры / А.Я. Сказкин. - М., 1972.
5. Мамфорд, Л. Техника и природа человека / Л. Мамфорд // Новая технократическая волна на Западе. - М., 1986.
6. Льоцци, М. История физики / М. Льоцци. - М., 1970.
7. Гайденко, П.П. Эволюция понятия науки / П.П. Гайденко. - М., 1980.
8. Ле Гофф, Ж. Цивилизация Средневекового запада / Ж. Ле Гофф. - Екатеринбург, 2005.
Статья поступила в редакцию 12.06.09
УДК 371:351.851
Т.И. Чупахина, доц., соискатель ОмГУим.Ф.М. Достоевского, г. Омск, Е-тай^опе1312@таИгы
ТВОРЧЕСТВО А Н. СКРЯБИНА В МУЗЫКАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЕ КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ
Статья рассматривает музыкально-философские воззрения русского композитора-мистика А.Н. Скрябина, как ярчайшего представителя Серебряного века. Раскрывается сложность его творческого облика, неординарность мировоззренческих идеалов, обусловленных особенностями общественно-исторической обстановки времени, в которой жил и творил композитор. Обосновано доказывается, что Скрябин открыл не только закономерности усложнения музыкального языка как обострения его выразительности, но и проявление в нём синтеза простоты с новой экспрессией.
Ключевые слова: музыкальная философия, серебряный век, дионисийское начало, мистицизм, творчество, музыкальная культура.
Музыкальное искусство на рубеже веков было представлено деятельностью разных поколений русских музыкантов. В этот период времени переживали рассвет творчества Н.А. Римский-Корсаков и А.К. Глазунов. Были признаны музыкальной общественностью А.К. Лядов и С.И. Танеев, и в эти же годы взошла, засверкала на музыкальном небосклоне яркая звезда таланта Александра Николаевича Скрябина.
Творчество гениального русского композитора Скрябина - золотая страница русской музыкальной культуры конца XIX - начала XX века. М.О. Гершензон писал: «Жизнь композитора была освещена лучезарной мечтой. Веря в созидательную миссию человека, он жаждал преобразования современного общества и был убежден, что это обновление произойдет благодаря творческой силе, развиваемой искусством, которому Скрябин посвятил всю свою жизнь. Радость творчества переполняла композитора и была обращена к людям. В одной из своих тетрадей он оставил примечательную запись: «Люби людей, как жизнь, как твою жизнь, как твоё создание» [1, с. 157]. Облик композитора как художника своего времени раскрывается в высказываниях двух его современников Г.В. Плеханова и А.В. Луначарского. По словам первого, музыка композитора «представляет собой отражение нашей революционной эпохи в темпераменте и миросозерцании «мистика - идеалиста» [2, с. 75]. Луначарский отмечал в своей статье «Значение Скрябина для нашего времени»: «Скрябин великолепно понимал неустойчивость общества, в котором он живет. Готовившиеся бури ему были известны. Он был тоже буревестником, то есть одним из тех художников, которые чувствуют надвигающуюся грозу, накопление электричества в атмосфере и реагируют на эти тревожные симптомы» [3, с. 396].
«Формирование духовного мира и художественная деятельность Скрябина протекала в очень сложный и противоречивый период для страны, на пороге ХХ столетия, - пишет Т. Н. Левая, - в России началась эмансипация культуры, её самоценности» [4, с. 7]. Социальным фоном художественных ярких явлений в музыкальном искусстве было предчувствие глобальности кризиса в обществе, дикое напряжение, ожида-
ние грядушдх перемен, духа новизны. Словно новые ощущения скрестились со старыми. О своеобразной «направленности» русской музыкальной культуры говорили и писали многие исследователи, искусствоведы, культурологи. По-разному, сложно складывались творческие судьбы русских писателей, поэтов и музыкантов конца XIX - начала ХХ века.
Мировоззрение Скрябина носило явно выраженный отпечаток русской философии эпохи XIX века. Имея вкус и интерес к области отвлеченного знания, композитор к концу жизни создал на грани смыкания философского идеализма и художественной фантазии концепцию мира, поставив в центр её человека-творца, воля которого способна пересоздать Вселенную, сливаясь с её бесконечностью.
«Композитор вернул своим музыкальным творчеством человеку его достоинство, - пишет Б.Я. Яворский, - и его достояние, его собственную, им самим организуемую трудовую, внутреннюю слуховую настройку, со всем её разнообразием и многообразием, со всей сложностью выразительности и изобразительности» [5, с. 228]. Находясь на этих философских позициях, композитор в своем творчестве воспевает величие, мощь и красоту человеческого духа, обращаясь через искусство к современникам. Его могучий пафос, безудержное стремление к свету, свободе и сегодня властно волнует современного слушателя:
Я силой чар гармонии небесной Навею на людей ласкающие сны,
А силою любви безмерной и чудесной Я сделаю их жизнь подобием весны [6, с. 57].
В своих дневниках Скрябин писал: «Я создаю мир игрою нового настроения, своей улыбкой, своим вздохом, лаской, гневом, надеждой, сомнением» [7, с. 227]. Да, действительно, Скрябин создал новые миры звучаний. Это факт -неоспоримая данность.
Что значит в музыке создать или открыть новую сферу звучаний? Тут искушение, так как для многих здесь кончается Скрябин, он выдумал непривычные, неупотреблявшиеся до сих пор сложные, фантастические аккордовые сочетания. Для многих - дана вся суть дела, и если обострить вопрос, то окажется, что мы стоим перед дилеммой органического или
механического порядка: был ли процесс композиции у Скрябина? К счастью, почти всё русское искусство, да и вся история русской мысли, русской философии направляет нас по определенным уклонам: к психологизму, экзистенции, с одной стороны, к импровизации - с другой.
Будучи блистательным пианистом и композитором, Скрябин не удовлетворялся только этим. Он стремился в своём творчестве соединить грандиозные по масштабу планы и задачи, которые, по сути, выходят за пределы музыкального искусства. «Последний романтик», мечтатель, идеалист - он жил с утопической идеей об обращении музыки, во всём своём взаимодействии с другими видами искусств (танец, поэзия, живопись), ко всему человечеству, так как он вынашивал следующую идею: сотворить некий фантастический переход в небытие. Скрябин считал, что человек и человечество, как на всей нашей планете, так и во всей Вселенной, представляются абстрактными наблюдателями и не только противостоят миру как субъекты, они выступают как его преобразователи. В творчестве композитора постоянно прослеживается мысль о свободном человеческом единении и всеобщем братстве. Он распространял свои идеи гуманизма не только на человечество, но и на отношения общества с природой, космосом, Вселенной. Его философская антропология рассматривает диалектику сущности и существования, проблемы свободы человека в обществе, смерти и бессмертия, смысла жизни, подвига и подводит нас своим перерастанием в антропологизм. Человек для музыканта-философа Скрябина - относительно самостоятельное существо. Он обладает разумом, самосознанием, то есть бытием для себя (наличным знанием), выступающим формой единства и одновременно элементом материального мира ощутительного, множественного природного бытия (наличного бытия). В этом контексте справедливы слова П.Д. Юркевича, когда он рассуждает о том, что «философия как целостное миросозерцание, есть дело не человека, а человечества» [8, с. 585]. Композитор, как и многие поэты-символисты, философы-мистики эпохи Серебряного века, считал, что спасение человечества может иметь «второе пришествие», то есть трансцендентальный источник. Во многом апокалипсическая тема стала самой глубокой и сокровенной в его творчестве.
Мистицизм как специфический способ философствования проявлялся в его своеобразном мистическом мышлении, поскольку он представляет окружающую его действительность (реальный мир), человека, общество, природу как нечто, покоящееся на сверхчувственном начале, которое представляется ему таинственным и сокрытым. «Весь наличный мир, - пишет М. Д. Купарашвили, - архитипичен, он - символическое выражение вечного творческого акта, и также вечен в силу созвучности с божественной сущностью» [9, с. 396]. «Мистицизму Скрябина свойственна одна особенность: единение с космосом, Вселенной. Весь наличный мир, - поясняет М. Д. Купарашвили, - и внешний, и внутренний, осознаётся как нечто единое, всё во всем: либо душа мистика растворяется в природе, либо космос в его душе» [9, с. 200]. Касаясь типологии мистического опыта композитора, можно сделать вывод, что он пользовался несколькими путями, занимаясь творчеством: «погружение в себя», иногда «откровение», «фантастическое внутреннее видение», «внутреннее слушание», «познавание мира и самого себя», «разговор со Вселенной». М.Д. Купарашвили, рассуждая о мистической философии, приходит к выводу, что она способствует сосредоточению человека на его внутреннем мире переживаний, который полон нечёткостей. Не всегда поддаётся формализации и, тем не менее, позволяет ему иметь более чёткое мнение о собственных представлениях [9, с. 203].
Как художник и мыслитель Скрябин никак не хотел смотреть на творчество как на акт мастерства, или как на данность эстетического порядка. При первой же возможности он переходил в переживание действительности, ощутимой ли в себе или вовне - это безразлично. Поиски дальше повели его к определению своего «делания» как «делания» эстетического, общественного, политического, пророческого, учительского. Музыкальное творчество для него было, прежде всего, предвидением, потребностью, счастьем. Как настоящий мистик Скрябин производил созерцание из себя: сидя за роялем, он мог сыграть музыкальное выражение в философских категориях. Тогда как, например, объективный идеалист Гегель творил извне, как мыслитель, устанавливающий тезисы своей мысли, её бытие. Он создатель, и он же диалектик, мастерски организовавший своё творение в основательных и прочных закономерных формах и конструктах, чтобы потом навсегда увековечить их. Скрябин являлся кровью от крови и плотью от плоти тех, кто до него творил, мыслил, созидал, страдал, и боролся в России за непременные идеи в дело, за тождество понятий: мысль и действие. В целом же в творчестве композитора деятельность тождественна жизни. Каков же явный и конкретный смысл этой деятельности духа и где импульс, побуждающий к действию? На этот вопрос дан убедительный и ясный ответ в записях самого Скрябина, проанализированных Б. В. Асафьевым, сделанных композитором ещё до создания Первой симфонии, и в последствии убеждение, в этом ответе прозвучавшее, лишь углубляется в смысле призыва к свершению всеми людьми акта освобождения от оков, связывающий дух: «Кто б ни был тот, который наглумился надо мной, который ввергнул меня в темницу, восхитил, чтобы разочаровать, дал, чтобы взять, обласкал, чтобы замучить, - я прощаю тебя и не ропщу на тебя. Я всё-таки жив, всё-таки люблю жизнь, люблю людей, люблю ещё больше, за то, что и они через тебя страдают. Я иду возвестить им мою победу над тобой. Чтобы они на тебя не надеялись и ничего не ожидали от жизни, кроме того, что сами могут себе создать. Благодарю тебя за все ужасы испытаний, ты дал мне познать мою бесконечную силу, моё безграничное могущество, мою непобедимость, ты подарил мне торжество!» [6, с. 59]. В своём дневнике композитор манифестирует: «Иду сказать им, что они сильны и могучи, что горевать не о чем, что утраты нет! Чтобы они не боялись отчаяния, которое одно может породить настоящее торжество. Силён и могуч тот, кто испытал отчаяние и победил его» [10, с. 111]. Известно, что впоследствии в мировоззрении Скрябина происходят существенные метаморфозы, продиктованные своеобразной логикой отрицания, когда он «исповедуется» нам, потомкам, в таком ключе: «Я создаю каждый миг, чтобы отрицать его в следующий. Я всегда протест, всегда желание нового, другого. Я вечное отрицание прошлого, я вечная любовь, вечный расцвет. А многие не угадают любви в моём отрицании» [10, с. 112].
Музыкально-философская мысль Скрябина всегда высоко и пафосно парит. Его могучий дух пытается побороть всякое противодействие материальности бытия. Его неистовые экстатические идеи мистика-идеалиста толкают наше воображение на непрестанное преодоление жизненных коллизий, на расширение новых горизонтов знания, на свершение жизни (экстаз), на борьбу со страхом, на недовольство достигнутым и стремление к постижению новых идеалов. «Но экстаз, - поясняет композитор, - это пожар, в нём сгорает, испепеляется личность, это жертва ценой невероятных страданий и переживаний, равного коему нет: ценой восприятия в едином миге единства всего творческого процесса и слияния духа с Вселенной. Я сгорю. И снова с этих божест-
венных высот я возвращусь, упаду в бездну хаоса. Новая волна творчества, другая жизнь, другие миры» [10, с. 89]. Так объясняется самим Скрябиным цель его прихода в этот мир и смысл творчества. Импульсивная страстность и героическая патетика, безудержная эмоциональность и устремление к высоким идеалам добра, света, любви - всё это в полной мере свойственно композитору, всё подчинялось его волевому настрою и способности организовать красочную звуковую действительность с объективной данностью в реальные музыкальные письмена. Поэтому он был всегда в своих це-лепологаниях индивидуально-субъективен, а не наоборот. «Композиторы, одаренные подобным высшим типом творческой искренности, - отмечает Б.Л. Яворский, - являются ведущими в области музыкальной культуры; они участвуют как деятели в процессе развития самой культуры, творческой энергии; к ним применимо определение: гений. Таковы были основоположники психологической эпохи в музыкальном искусстве - Ф. Шопен, Ф. Лист, таков был завершитель психологической эпохи А.Н. Скрябин [5, с. 231]. По сути дела, не только для русской музыкальной культуры, но и для мировой в целом, Скрябин предстаёт как композитор глубоко философски-мыслящий, общественно-значимый деятель, двигающий историю к новым горизонтам, к новым мирам.
Весь духовный облик композитора убеждает нас в следующем: после такого феномена как Скрябин в русской музыкальной культуре нельзя более считать музыку искусством, где нет широты применения человеческой мысли. Как мыслитель Скрябин тесно связан с современными ему течениями жизни в искусстве, и его по праву можно считать строителем жизни, какими были в своё время Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, А.С. Пушкин, В.С. Соловьёв и другие. Известно, что Скрябин обладал уникальным даром вождя, мага, прорицателя и пророка. В его музыке, как уже отмечали многие исследователи, присутствует «фактор ожидания», «фактор предчувствия». Слово его (играемое, а не высказанное) вызывало не столько переживание, сколько мобилизацию и активность духа.
Лозунг романтически настроенной интеллигенции тех лет - он же лозунг самого Скрябина - гласил: «Мысль - дело, каждая истинная и красивая мысль должна быть проведена в жизнь!». Композитор, без сомнения, обладал высоким и редкостным потенциалом излучать любовь, которая изменит всё, объединит существование и послужит зеркалом великому Создателю. Если бы каждый человек, согласно мыслям Скрябина, послал волну сознательного творчества из земного водоворота ко всему Сущему, это изменило бы многое. Тогда человечество стало бы единым. Одной из ценнейших способностей, которую приобрёл композитор, путешествуя в музыкальном океане, научившись «слушать» и «слышать» ритм жизни Земли, является то, что ему удалось транслировать и принимать энергию Вселенной. Свою миссию на Земле он представлял как «служение» всему человечеству, так как считал, что музыка вызывает в душе человека поистине глубокие чувства, отражая в ней великое движение мирового бытия. Чувства для него были проводником, он доверял своим чувствам и умел выражать их. Как человек одухотворенный и просвещенный Скрябин стремился на протяжении всей своей жизни ко всему возвышенному и гармоничному. Опьянённый творческой мечтой и жаждой освобождения Духа, он жил и творил в соответствии с космическим порядком, созерцая сущность вещей земного (тварного) плана. Поэтому в его музыке заложены основания для гармонизации всего сущего, могучая созидательная сила, способная приводить человека в состояния экстаза, направляя к совершенству. Своим творчеством Скрябин совершил
настоящий человеческий подвиг во имя Света, Красоты, Добра и Любви во всей Вселенной. А по сему, к нему применимы следующие слова: «Скрябин - это воплощение глубочайшего пласта русской культуры. Речь идёт о праздничном, дионисийском мироощущении композитора. Из его дневника, исследованного Б.В. Асафьевым, мы читаем: «Жизнь -это... великий дар, она может и должна быть праздником!» [6, с. 41]. И действительно, скрябинская мысль - идеализирующая мысль, она обладает платоновской силой. Речь идёт о страстном стремлении к синтезу в искусстве (идея Мистерии), а в жизни - снова платоновская традиция, знакомая русской романтической культуре. Скрябин ставил под вопрос этическое значение смиренного, будничного, без колебаний отвергал «этнос скорби». Ведь как необычно для русской музыки, для всего русского искусства произведение с его пафосом трагически-скорбного - «Трагическая поэма» ор. 34, пронизанная светом яркого и напряженного мажора. Какой силы, какого своеобразия должен быть композиторский дар, если удаётся в звуках отринуть трагизм - печаль, по понятиям целого века составляющую сокровенную душу русского искусства. Какой волей надо обладать, каким духовным порывом надо жить, чтобы трагическое в звуковой природе русской музыки отозвалось героическим, чтобы это прометеевское начало стало основополагающим в творческой судьбе Скрябина.
Если осознать смелость помыслов композитора, мы придем к выводу о том, что дело здесь не в формах и средствах выражения, дело - в существе дела, в его сути. Это та сторона нашего духа, которая выражается не в его пассивной обречённости, не в жертвенности, а в бунтарстве, в борьбе, в действии, пусть даже такое действие есть мученичество. Музыка Скрябина при всей своей нервной напряжённости, изломанности и капризности - музыка светлых чар и светлых видений. В его записях-дневниках (согласно книге Б.В. Асафьева) встречаются патетические моменты - призывы к врагам, жажда отрицания ради того, чтобы ополчить против себя мир: «Народы, расцветайте, творите, отрицайте меня, восставайте на меня. Восстаньте на меня стихии!... Всё и все ищите уничтожить меня, и когда всё подымется на меня, тогда я начну свою игру. Я любя буду побеждать вас. Я буду отдаваться и брать. Я всех и всё укреплю в борьбе, всем и всему подарю полный рассвет. Тогда я познаю вас, познаю себя, тогда я буду создавать вас, создавать себя, ибо я - ничто, я только то, что я создаю. И будет наша игра радостной, свободной, божественной игрой. Вы будете во мне свободны и божественны, я буду вашим Богом.» [11, с. 60].
«Творческая мечта Скрябина неслыханна по своему дерзновению, и вряд ли в силах он был её осуществить. Но сам он был изумительное явление творческого пути человека. Этот творческий путь человека сметает искусство в старом смысле слова, казавшееся вечным. Синтетические искания влекут к мистерии и этим выходят за границы не только отдельных искусств, но и искусства вообще» [12, с. 402]. Стремясь к новым горизонтам в жизни, к новому искусству композитор интуитивно понимал, что это естественный выход из того кризиса, в котором находилась русская музыкальная культура и возможный переход к творчеству исключительно высокого, если не Божьего порядка.
Роковая ошибка великого композитора в том, что он желал совершить переход всего человечества в новый мировой «эон» единовременно, единым порывом, а надо было, чтобы внутренняя духовная трагедия каждого человека, живущего на планете, перерастала во всеобщую катастрофу, вызрела изнутри. В познании нового мы постоянно ищем встречи с Творцом, обладателем несметных и невысказанных
тайн. Все пути, как нам представляется, ведут к Нему, хоть у Творца и нет адреса. Творец находится в постоянном движении, а значит и мир, сотворённый им имеет движение и возраст. И в человеческой жизни свершается всё согласно духовному возрасту. И тот, в свою очередь, кто познал огонь творческого, божественного белого пламени должен четко осознать свою почетную миссию на Земле - свершать великую работу духовного перерождения, стремясь к внутреннему просветлению энергии на планете.
Мечты А.Н. Скрябина оказались сверхутопичными, а поиски нового искусства - эфемерными. Но в годы неустойчивой, переломной эпохи для России - эпохи Серебряного века он спел свою песнь духовного братства. Его дерзновенный, творческий огонь был поистине прометеевским. В своём многогранном творчестве он олицетворял богатейшую революционную символику, давшую миру молодые ростки радостного прозрения новой, ожидаемой человеческой эры.
Библиографический список
1. Записи А.Н. Скрябина II Русские пропилеи: материалы по истории мысли и литературы I сост. М. О. Гершепзоп. - М., 191б. - Т.б.
2. Плеханов, Р.Г. А.Н. Скрябин 1915-1940: к 25-летию со дпя смерти. - М. - Л., 1940.
3. Луначарский, А.В. В мире музыки: статьи и речи I А.В. Луначарский. - М., 1971.
4. Левая, Т.Н. Русская музыка начала ХХ века в художественном контексте эпохи I Т.Н. Левая. - М., 1991.
5. Яворский, Б.Я. Избранные труды I Б.Я. Яворский. - М.,1987. - Ч.1.
6. Асафьев, Б.В. О музыке ХХ века I Б.В. Асафьев. - Л., 1982.
7. Юркевич, П. Д. Философские произведения I П.Д. Юркевич. - М., 1990.
8. Сербипепко, В.В. Русская религиозная метафизика ХХ века I В.В. Сербипепко. - М., 199б.
9. Купарашвили, М. Д. Сумма трансценденталий. Оптология разума: монография I М. Д. Купарашвили. - Омск, 2002. - Ч.1.
10 Скрябин, А.Н. Письма I А.Н. Скрябин. - М., 19б5.
11. Асафьев, Б.В. Музыкальная форма как процесс I Б.В. Асафьев. - Л., 1982.
12. Бердяев, Н.А. Кризис искусства I Н. А. Бердяев. - М., 1989.
Статья поступила в редакцию 12.06.09
УДК 130:001
О.В. Первушина, канд. культуролологии, доц. АлтГАКИ, г. Барнаул,Email: [email protected]ы «ОБРАЗ МИРА» КАК ПРОБЛЕМА МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
С позиций междисциплинарного подхода в статье рассматривается категория «образ мира». Анализируется специфика семантики категории в психологических, культурологических, филологических исследованиях. Обосновывается положение об обусловленности данного феномена необходимостью персональной и коллективной репрезентации реального жизненного мира.
Ключевые слова: образ мира, картина мира, восприятие, знак, значение, символ, концепт, субъект, конструкт.
Обращение к концепту «образ мира» в рамках культурологического исследования не случайно, оно инициировано стремлением прояснить ситуацию, связанную с междисциплинарным подходом в истолковании понятий, которые используются различными системами знания и в силу этих причин не могут принадлежать только одной системе; «образ мира» относится к таким категориям концептуального уровня, интерес к смысловой наполненности которых, использование в изучении особенностей бытования различных этнических культур в последнее время является весьма актуальным. Необходимость в трансдисциплинарном измерении концепта «образ мира» объясняется тем, что современное гуманитарное научное знание выходит за свои традиционные дисциплинарные границы, образуя новые системы научного познания и утверждая новые парадигмальные подходы. В процессе формирования и изучения предметного статуса образа мира в рамках взаимодействия различных гуманитарных дисциплин, участвующих в решении данной проблемы, возможна корреляция, соотношение методов, возникновение новых синтезирующих подходов.
Исходя из заявленной проблемы, предлагается толкование словосочетания «образ мира» как концепта. Основанием для такого подхода является то, что концепт в отличие от понятия может быть рассмотрен как совокупность субъективных представлений о действительности, динамичных и непрерывно развивающихся, находящихся в становлении. Концепт в современной культурологии понимается как акт и одновременно процесс постижения, «выявления, понимания, порож-
дения и интерпретации смысла, выраженного в знаковых системах и символических формах» [1, с. 575].
Ресурс, которым обладает концепт, позволяет наиболее глубоко и всесторонне раскрыть суть явления; обозначить проблему в различных соотношениях пространства и времени; смысла и бытия. Концепт обретает целостность в языке в контакте с действующими в культурном пространстве смыслопорождающими системами воплощения, понимания и интерпретации [2, с. 30]. Концепты «есть средства, организующие в своей некоторой целостности способы видения (конструирования, конституирования) реальности [3, с. 507].
В этом смысле концепты в отличие от конструктов как чисто познавательных элементов и понятий как форм мысле-образований, обобщенно отражающих предметы и явления посредством фиксации их существенных свойств, позволяют рассматривать явления и процессы как длящиеся, находящиеся в процессе постоянного становления, изменения и развития, т.е. обладающие определенной «онтологической» наполненностью [3, с. 801].
Идея концепта была теоретически разработана в западноевропейской религиозно-философской мысли в Средние века Петром Абеляром, Гильбертом Порретанским, развита школой модистов, Фомой Аквинским. Ее выдвижение было связано с интересом к проблеме понимания смысла речи, которая характеризовалась как сущность, обладающая прежде всего субъективностью, выражающей внутреннее состояние (рациональное, эмоциональное); постижение и открытие смысла через речевую деятельность; также выражена в интенции, присущей субъекту, как основное движение к пониманию
