CC BY
194
УДК 811.512.3. ББК 81. 642
Н.Г. Замбулаева
тункинСкиЙ говор в системе бурятских диалектов: морфологические особенности
В данной статье рассматриваются морфологические особенности тункинского говора в сравнении с литературным бурятским языком. Автор считает, что знание особенностей говора является одной из основных компетенций учителя бурятского языка, работающего в диалектных условиях.
Ключевые слова: бурятский язык; диалект; тункинский говор; диалектные особенности
N.G. Zambulaeva
the buryat literary language vs. the tunkinsky vernacular: morphological features
I focus on the morphological features of the tunkinsky vernacular in comparison with the literary buryat language. I also argue that the knowledge of the dialect is one of the core competences of the teachers of the buryat language who have to teach the dialect speakers.
Key words: buryat language; dialect; tunkinsky vernacular; dialectal traits
Язык любого народа функционирует в двух формах: литературной и диалектной. Рассматривая функционирование разных форм языка, исследователи, (Д.А. Алексеева, Т. А. Бертага-ева, И.Д. Бураева, В.И. Рассадина, Г. Д. Сан-жеева, Ц.Б. Цыдендамбаева, Ц.Б. Будаева и др.) едины во мнении о том, что обозначенные формы можно представлять как категорию историческую, так и языковую.
Литературный язык как историческая категория отражает уровень общественного развития общей культуры народа, а также условия его формирования.
Литературный язык как языковая категория характеризуется большей или меньшей обра-ботанностью, полифункциональностью, стилистической дифференциацией и тенденцией к регламентации. По своему культурному и социальному статусу литературный язык как высшая форма существования языка противостоит территориальным диалектам, разным типам обиходно-разговорного койне и просторечию [Абашеев, 1965, с. 270].
Диалект определяется как разновидность языка, употребляемая в качестве средства общения лицами, связанными тесной территориальной, социальной или профессиональной общностью. Различаются диалекты территориальные и социальные.
Территориальный диалект всегда представляет собой часть целого - данного языка или одного из его диалектов. Поэтому диалект всегда противопоставлен другому диалекту или другим диалектам, объединяясь с ними целым рядом общих языковых черт. Территориальные диалекты обладают различиями в звуковом строе, грамматике, словообразовании, лексике.
Диалектная форма бурятского языка является основой его литературной формы и имеет свою периодизацию развития. Она была предложена Ц.Б. Будаевым в его монографии «Бурятские диалекты: опыт диахронического исследования».
Генетически бурятский язык относится к монгольской группе языков. История его развития показывает, что он прошел длительный обособленный, отличный от других монгольских языков путь развития [Бураев, 1996, с. 6]. Рассмотрим историю развития бурятского языка.
Проанализировав хронологизацию истории монгольского письменного языка или монгольских наречий, Ц.Б. Будаев подчеркивает, что процесс развития живых монгольских языков происходил далеко неравномерно. Ц.Б. Будаев предлагает следующую пери-
© Замбулаева Н.Г., 2011
одизацию развития бурятских диалектов: ранний, новый и новейший [Бураев, 2000, с. 26].
Ранний период развития бурятских диалектов соотносится с его функционированием в системе монгольских языков, в составе его северной границы. Этот период характеризуется постепенным накоплением диалектных отличий. Проявление диалектных особенностей Ц.Б. Будаев соотносит с присутствием этнонимов «буряад» и «хори» [Там же. С. 27]. Вследствие отсутствия письменных памятников, включающих диалекты, нет возможности представить их особенности.
Новый этап развития совпадает с периодом добровольного вхождения бурят в состав Российского государства. Он характеризуется развитием бурятского языка как самостоятельного. Бурятские родоплеменные группы общались на разных диалектах, которые не имели заметных различий между собой.
Исследования бурятских диалектов, начатые в так называемый новый период, связаны с развитием русского монголоведения. Это, в первую очередь, выход в свет основополагающего труда А. Бобровникова «Грамматика монгольско-калмыцкого языка», сохраняющего свое значение и в наше время. Необходимо указать и на фундаментальный труд М.А. Кастрена «Грамматика», которая вышла на немецком языке. В основу его исследования были положены материалы нижнеудин-ского, тункинского, хоринского и селенгин-ского говоров.
Некоторые подходы к представлению особенностей бурятского языка предпринял
А. Орлов в своей работе «Грамматика монголобурятского разговорного языка». Наблюдения по фонетике и морфологии говора унгинских бурят произведены венгерским ученым Г. Ба-линтом и изданы на венгерском языке в 1887 г В «Кратком сообщении о бурят-монгольском диалекте».
Первым специальным трудом по бурятской диалектологии считается крупное исследование А.Д. Руднева «Хори-бурятский говор» (1913-1914 гг.).
Таким образом, новый период развития бурятских диалектов характеризуется достаточной степенью изученности и обобщенности, условным разделением письменной и устной форм языка. О начале формирования литературного языка пока не говорится.
В этот же период, по свидетельству Т.А. Бер-тагаева, начинает формироваться письменный бурятский язык [Бертагаев, 1963]. Как отмечает автор, он представлял собой обурячен-ный извод, ответвление от монгольского языка. Д.Д. Доржиев указывал на то, что данный язык не стал подлинно самостоятельным языком, по существу он был социальным диалектом (языком деловой, канцелярской и бытовой переписки) [Доржиев, 1992].
В 1910 г. был выработан специальный монгольский алфавит, который назывался агва-новским и был издан Н. Амагаевым и Ц. Жам-царано. Наряду с этим М.Н. Богдановым и Б. Барадиным была инициирована латинизация бурятского алфавита в послеоктябрьский период.
Новейшей классификацией бурятских диалектов считается послеоктябрьская эпоха. Она характеризуется активизацией изучения бурятских диалектов.
Рассмотрев классификации бурятских диалектов, Н.Н. Поппе выделил четыре наречия: западное, восточное, селенгинское и баргу-бурятское. Относительно последнего наречия автор отмечает, что оно, в общем, является переходным от восточно-бурятского к хал-хаскому, с одной стороны, и к группе южномонгольских наречий, с другой, оно распространяется в Барге, в Хулун-Буирском округе» [Рассадин, 1996, с. 3].
Западное наречие Н.Н. Поппе делит на семь говоров: нижнеудинский, тункинский, аларский, унгинский, боханский, эхиритский, булагатский. К тункинскому говору, по свидетельству автора, примыкает окинский подговор, к эхиритскому - центральный и ольхон-ский подговоры. Восточное наречие делится на три говора: хоринский, баргузинский и ку-даринский. Хоринский говор, в свою очередь, делится на кижингинский (собственно хорин-ский) и агинский подговоры. Селенгинское наречие - на два говора: цонгольский и сар-тульский.
Представленная классификация не является единственной. Существует еще ряд подходов к распределению бурятских диалектов на группы.
Так, Д.А. Алексеев, основываясь на территориально-административном подходе, выделяет всего два наречия: восточное и западное. Восточное наречие - это язык агин-
ских, хоринских, еравнинских, кижингин-ских, мухоршибирских, селенгинских, джи-динских, кяхтинских, закаменских бурят. Западное наречие - это язык аларских, унгин-ских, нижнеудинских, боханских, эхирит-булагатских, качугских бурят.
Классификация исключает значительный пласт говоров тункинских, байкало-кударинских, баргузинских бурят. Потому, как считает автор, в языковом отношении эти говоры представляют собой смесь западного и восточного наречий. Вместе с тем Д.А. Алексеев при описании конкретных говоров достаточно подробно характеризует именно эти три говора: баргузинский, тункинский и ка-банский [Алексеев, 1949, с. 4]. В следующей своей работе «О территориальных диалектах бурят-монгольского языка» автор причисляет эти три говора к восточному наречию, наряду с хоринским и селенгинским говорами. Таким образом, Д.А. Алексеев отказывается от административно-районного деления бурятских диалектов и остается на позиции территориального типа классификации.
Г.Д. Санжеев, приняв родоплеменной подход к классификации, с оговоркой «условно» обнаруживает в бурятском языке 12 диалектов: 1) хоринский; 2) цонгольский или цонгольско-сартульский; 3) селенгинский; 4) кабанско-баргузинский; 5) тункинский; 6) окинский; 7) нижнеудинский; 8) унгин-ский; 9) аларский; 10) боханский; 11) эхирит-ский; 12) булагатский.
Ученый подчеркивает близость тункинско-го говора к аларскому, закаменскому и окин-скому, считая их говорами хонгодорского диалекта.
Классификация Г.Д. Санжеева привлекает, прежде всего, отходом от традиционного деления бурятских диалектов на западную и восточные части, и принятием за основу племенной принадлежности бурят. Данная классификация является аргументированной фактами эмпирического материала.
Несколько иная, но преемственная с делением А.Д. Алексеева, классификация дана Ц.Б. Цыдендамбаевым в его работе «О диалектальных различиях в разговорном бурятском языке». Он выделяет диалекты в группы по территориальному признаку: 1) добайкаль-ский (или западный), состоящий из эхирит-булагатского, боханского, аларо-унгинского и
нижнеудинского говоров; 2) прибайкальско-саянский (или промежуточный), состоящий из баргузинского, байкало-кударинского, тункинско-окинского и закаменского говоров;
3) хоринский (или восточный), состоящий из собственно хоринского, агинского, тугнуйско-го и иволгинско-оронгойского говоров; 4) се-ленгинский (или южный), состоящий из двух говоров: цонгольского и цартульского.
Данная классификация отличается системностью видения всех диалектов. Впоследствии автором были внесены существенные коррективы в классификационную систему диалектов бурятского языка. Он предлагает следующую классификацию: 1) севернобурятское (или западнобурятское) наречие, состоящее из семи говоров: нижнеудин-ского, аларо-унгинского, боханско-осинского, эхирит-булагатского, баргузинского, ольхоно-кударинского и тункинско-закаменского;
2) восточнобурятское (хори-бурятское) наречие, состоящее из собственно хоринского, агинского, тугнуйско-хилокского и ближнесе-ленгинского говоров; 3) южнобурятское (или селенгинско-ононское) наречие, состоящее из сартульского, цонгольского и хамниганского говоров.
Впоследствии Ц.Б. Будаев предлагает классификацию, существенно не отличающуюся от подхода и деления Ц.Б. Цыдендамбаева в своей монографии «Лексика бурятских диалектов в сравнительном освещении», в которой отмечается, что в бурятском языке можно выделить три группы наречий: 1) западнобурятское наречие, к которому относятся следующие говоры: нижнеудинский, аларо-унгинский, боханский, эхирит-булагатский (с ольхонским подговором), качугский, бар-гузинский, байкало-кударинский, тункино-окинский и закаменский; 2) восточнобурятское наречие, охватывающее хоринский (с мухоршибирско-бичурским, агинским, шер-гольжинским и донда-киретским подговорами) и североселенгинский говоры; 3) южнобурятское наречие, которое включает в себя цонгольский (с подговором алтайских ашеба-гатов), сартульский и хамниганский (с подговором шилкинских или северных хамниган) говоры [Будаев, 2000, с. 24].
На основе анализа классификационных систем, предложенных ведущими языковедами-монголоведами за последние десятилетия,
И.Д. Бураев замечает, что бурятский язык в настоящее время подразделяется на четыре диалектные группы:
1) хоринская группа говоров, или хорин-ское наречие, состоит из собственно хорин-ского говора, агинского, тугнуйского (или тугнуйско-хилокского), североселенинского (или ближнеселенгинского) говоров;
2) эхирит-булагатское наречие. Это собственно эхирит-булагатский говор, боханский и ольхонский говоры, а также говоры баргу-зинских и байкало-кударинских бурят;
3) аларо-тункинское наречие. Это аларский говор, тункино-окинский и закаменский говоры, а также говор унгинских бурят;
4) цонголо-сартульское наречие, состоящее из цонгольского и сартульского говоров [Будаев, 1996, с. 14].
Автор отмечает, что в его систему классификации современных бурятских диалектов не вписывается говор нижнеудинских бурят, а также говор ононских хамниган. В классификационную систему диалектов бурятского языка автор вводит их как самостоятельные изолированные говоры, не связанные ни с одним из перечисленных выше говоров, распределенных по четырем группам.
Классификация И.Д. Бураева, основанная на родоплеменном и территориальном подходах, представляется наиболее верной. По этому поводу В.И. Рассадин отмечает, что «классификация И.Д. Бураева более точно группирует бурятские говоры...» [Там же. С. 22]. Автор полагает, что окинский, тункинский и за-каменский говоры, единство которых в последнее время не вызывает сомнения, можно было бы по географическому признаку назвать присаянской группой бурятских говоров, поскольку она уже несколько обособилась от аларо-унгинской группы и давно уже развивается самостоятельно.
Историография изучения классификации бурятских диалектов позволяет выделить в целом территориальный (в том числе и районноадминистративный), родоплеменной и географический подходы в их делении.
Наряду с этим необходимо отметить, что каждая новая классификация диалектов бурятского языка означает движение вперед и характеризует определенный этап в развитии бурятской диалектологии.
Диалект и литературный бурятский язык отличаются друг от друга по многим направлениям. Считается, что современный литературный бурятский язык за последние десятилетия отошел от своей начальной основы
- хоринского говора. Немаловажным для такого состояния современного литературного языка является тот факт, что, к примеру, писатели, активно создающие произведения на бурятском языке, являются представителями почти всех говоров бурятского языка. Таким образом, можно охарактеризовать литературный язык как сокровищницу всех говоров бурятского языка. Свидетельством высокого уровня развития литературного бурятского языка является активность применения «стиля художественной литературы, газетнопублицистического, театрально-дикторского» [Доржиев, 1992, с. 7]. Активность использования подразумевает разработку и регламентацию правил и норм языка. В связи с этим приняты произносительные, орфографические, лексические, грамматические и другие нормы.
Диалект и литературный бурятский язык отличаются друг от друга по многим направлениям. Одним из наиболее существенных различий является то, что литературный язык
- это форма языка, особенности которой зафиксированы в целом ряде правил или норм, содержащихся в любом учебнике бурятского языка. Таким образом, литературный язык можно назвать нормализованной формой языка. Он единообразен на всей территории распространения бурятского языка. Тогда как каждый диалект имеет свои нормы, но они действуют лишь на ограниченной, часто очень небольшой территории.
Несмотря на особенность и сложность каждой группы диалектов, их рассматривают с позиции характеристики фонетических, лексических и грамматических сторон проявления. При этом учитывается то обстоятельство, что диалектная форма языка встречается только в устной речи носителей определенного говора, исключая моменты, когда в произведениях писателей она лишь имитируется.
Обозначенный выше подход и представление диалектов является унифицированным, обобщенным и применяется в работах ученых-диалектологов Ц.Б. Будаева, В.И. Рассадина, И.Д. Бураева и др.
Характеристика тункинского говора, которая будет дана ниже, с обозначенных позиций представляется нам наиболее точной и верной.
Несмотря на отсутствие специального этнографического исследования тункинских бурят, все же можно выявить из описания М.А. Кастрена, супругов Потаниных, Н.М. Астырева, Я.А. Чистохина, П.П. Хороших некоторые сведения, свидетельствующие об их жизни и быте. Основываясь на них можно представить характер бытования тункинско-го говора.
На особенность и своеобразие тункинского говора повлияли в первую очередь географические условия. В условиях дореволюционного времени тункинцы редко выходили за пределы своего улуса, а тем более долины, которая к тому времени была замкнутой. Сообщение с другими районами на севере и на юге осуществлялось только по вьючным тропам, верхом на лошадях. Грузы летом и осенью перевозили во вьюках.
Лексический пласт тункинского говора отражает основное занятие бурят этой местности: скотоводство, охотничий промысел, земледелие. На специфику лексики, грамматики, строя речи тункинского говора определенное влияние оказал родоплеменной состав населения. Из двадцати пяти родов, проживающих на территории аймака, самыми многочисленными являлись хонгодоры.
Анализ диалектологической литературы показал, что тункинский говор как территориальная разновидность бурятского языка давно привлекала внимание ученых-лингвистов. Подтверждения этому мы находим в трудах Д.А. Абашеева, Б.В. Матхеева, У-Ж.Ш. Дон-дукова, В.И. Рассадина, К.М. Черемисова, В.Д. Патаевой и др. Опираясь на труды вышеперечисленных лингвистов, представим конкретные морфологические особенности знаменательных частей речи тункинского говора в сравнении с литературным бурятским языком.
Д.А. Абашеев, В.И Рассадин, характеризуя особенности морфологического строя тункинского говора, обращают наше внимание на отличия в области словоизменения и строя речи. Так, определены особенности в образовании форм склонения имени существительного. В именительном падеже отсутствуют отличия
от литературного языка. Родительный падеж, в отличие от литературного языка, имеет некоторую специфику форм. Это касается окончания -и, вместо - ай (-ой, -эй): гари вм. гарай (руки, ручной), гэри вм. гэрэй (дома, домашний), морини вм. мориной (коня, конский), мали вм. малай (скота, скотский). Приведем примеры использования указанных вариантов склонения сущ. в предложениях, зафиксированных в речи носителей говора: Баруун гари бээлээ (Правой руки руковица). Мали бэлшээ-ри (Выгон, пастбище скота). Иногда встречается параллельное употребление окончания
-ын, как и в монгольском языке: гэри//гэрын (дома, домашний), жэли//жэлын (года, годовой). В основах слов, оканчивающихся на -г, употребляется показатель родительного падежа -и, но, при этом происходит чередование г//й: засаг (власть) - засайи (власти), булаг (родник) - булайи (родника), сэсэг (цветок) -сэсэйи (цветка). Подобное явление наблюдается и в тех случаях, когда основа имени существительного оканчивается на долгий гласный, после которого используется окончание родительного падежа -йи: буу (ружье) - бууйи (ружья), загнуу (котелок) - загнууйи (котелка), бороо (дождь) - бороойи (дождя). В данном случае, в литературном языке употребляется окончание - гай(-гой, -гэй). В тункинском говоре параллельно могут употребляться окончания -ын как в литературном языке, так и окончание -айн, -ойн, если основа оканчивается на краткий гласный -а или -о: аха (старший брат) - ахын // ахайн (брата), хада (гора)
- хадын//хадайн (горы), хотиго (нож) - хоти-гын // хотигойн (ножа).
Если основа имеет в конце краткий -й, то здесь, как и в литературном языке, употребляется окончание -иин: кургуули (школа) -кургуулиин (школы). Основы, оканчивающиеся на дифтонги и долгий -ии, принимают, как и в литературном языке, окончание -н: далай // далаэ (море) - далайн // далаэн (моря), зэдэгэ-нэй (земляника) - зэдэгэнэйн (земляники), но-хой (собака) - нохойн (собаки).
Винительный падеж, по мнению В.И. Рассадина, в данном говоре часто выступает в своем неоформленном виде: мори - коня, хони - овцу, мал - скот. Например: Минии мори баряад ерэ (Поймай моего коня и приведи сюда).
Остальные формы падежей совпадают с формами падежей литературного языка. В орудном падеже после дифтонгов в качестве вставного согласного используется -й, вместо -г, отражая чередование согласных фонем, на-
Таблица 1 Образование форм склонения имени существительного
Падеж Тункинский говор Литературный язык
Н. п. Морин Морин
Х.п. Морини Мориной
З.п. Мориндо Мориндо
Ун. Мори Мориие
Зб.п. Мореор Мореор
Хм.п. Моритоэ Моритой
Г.п. МоринЪоо МоринЬоо
пример, нохоэйоор вм. нохойгоор собакой), далаэйаар вм. далайгаар (морем), табл. 1.
В отношении форм множественного числа существительных тункинский говор имеет ряд своеобразных черт. Так, по утверждению Д.А. Абашеева, формы множественного числа имеют в основном слова, называющие людей. Тогда как редки явления образования форм множественного числа остальных слов.
В.И. Рассадин показывает на частотность использования показателей форм числа через аффиксы -д, -дууд, -И'ууд, а также -над, который в данном говоре используется вместо литературного -нар: нвхвр (товарищ) - нвхвд // нвхвдууд (товарищи), багша (учитель) - баг-шадууд // багшад (учителя).
Прилагательные в описываемом говоре имеют, в общем, те же системы словообразования и образования форм усиления и ослабления, уменьшения степени качества. При этом, как указывает В.И. Рассадин, первые выражаются либо повтором первого слога с наращением к нему согласного б: уб улаан - ярко красный, хаб хара - черный пречерный, саб сагаан - белый пребелый, либо присоединением особых слов усилителей: эгээ hайн хун / хууни hайн хун - очень хороший человек, эгээ, ноо муу хун - очень плохой человек.
Грамматической категории степеней сравнения, как и в литературном языке, нет. Сравнение выражается при помощи сочетания имен, с одной стороны, с суффиксом -шаг-
или -бтар-, а с другой стороны - в форме исходного падежа. Приведем пример: Манай буруун танайхиhаа нэгэ зааха ехэшэг байха (Наш бычок будет побольше вашего).
При субстантивации прилагательные склоняются так же, как и существительные и принимают аффиксы множественного числа (табл. 2).
Таблица 2
Падеж Прилагательное Перевод
Н. п. Ьаэн Хороший
Х.п. Ьаэни Хорошего
З.п. Ьаэнда Хорошему
Уп. Ьаэни Хорошего, хороший
Зб.п. Ьаэнаар Хорошим
Хм.п. Ьаэнтаэ С хорошим
Г.п. Ьаэ^аа От хорошего
В предложении прилагательные выполняют функцию определения и сказуемого. Приведем примеры: ехээрхуу зантай хун (с высокомерным характером человек или высокомерный человек); Тугаархи нвхвртнаэ хаан-тииб? (Давешний друг ваш откуда?); Орхи, энэ хагархаэ дэгэлээ (Оставь эту рваную шубу).
Система числительных тункинского говора в основном совпадает с таковой литературного языка. Специфично лишь несколько иное фонетическое оформление некоторых числительных и их форм в говоре. Так, вместо литературного количественного числительного зургаан «шесть» в говоре употребляется жор-гоон.
Порядковые числительные в тункинском говоре оформляются показателем - тьха (-тьхи) вместо литературного -дахи (-дохи, -дэхи): нэгэтьхи - первый, хоертьха - второй, гурбатьха - третий, табатьха - пятый (ср. соответственно лит. бур. нэгэдэхи, хоердохи, гурбадахи, табадахи).
Система глагольных форм в тункинском говоре, как подчеркивает Д.А. Абашеев, довольно сложна. Очень часто можно наблюдать переход аналитических конструкций в синтетические. Многие глагольные формы образуются от имен:
1. С суффиксом -ла (-лэ, -ло,-лв): таряа-ла (посеять) от таряан (зерно); хуреэлэ (загородить) от хуреэ (изгородь).
2. С суффиксом -да (-дэ,-до): бууда (стрелять) от буу (ружье); хюрввдэ//сюрввдэ (пилить) от хюрвв\сюрвв (пила).
3. С суффиксом -та (-тэ,-то,-тв): гарза-та (растрачиваться, терпеть убыток) от гарза (расход); гэмтэ (провиниться) от гэм (вина).
4. С суффиксом -дха (-дхэ,-дхо): шангад-ха (крепить) от шанга (крепкий); ехэдхэ (увеличить) от ехэ (большой).
5. С суффиксом -шаа (-шээ, -шоо,-швв): hайшаа (одобрять)от hайн (хороший); звбшвв (признать правильным) от звб (правильно).
6. С суффиксом -рха (-рхэ, -рхо): атаарха (соревноваться) от атаан (зависть); хвшэрхэ (хвастать силой) от хвшэн (сила); еhорхо (чваниться своим положением) от еhO (положение).
Отрицательной формой в настоящем времени выступает -ккэй, которая представляет собой фонетическое сращение причастия будущего времени на -ха и отрицательной частицы -гуй: мэдэккэй - он не знает, мэдэккээб
- я не знаю, мэдэккээш - ты не знаешь.
Для выражения различных оттенков обращения (вежливости, просьбы, настойчивости и т.п.) повелительная форма второго лица часто сопровождается частицами -лаа и -даа: hуулаа (садись-ка), таталаа (покури-ка), ябыт даа (идите же) или (что же, идите).
В тункинском говоре есть причастие возможности на -маар (-моор,-мээр, -мввр): До-ржо нввдвр йирмээр баэна (Доржо может сегодня приехать). Абмаар юумэн байна (Вещь, которую можно купить).
Система деепричастий в описываемом говоре такая же, как и в литературном бурятском языке. Она носит общемонгольский характер.
В данном говоре вспомогательные глаголы употребляются довольно часто и сочетание их с главным глаголом характеризуется иногда полным слиянием в одно слово. Например: харъжаэна (смотрит), ябъжаэна (ходит). Приведем другие случаи сращения слов:
1. Ябжабсарн вм. Ябажа ябатарнь (когда проходил). Здесь ябажа - соединительное деепричастие от глагола ябаха (ходить), ябасар
- совместное деепричастие от того же глагола и н - окончание личного притяжания третьего лица. В данном слове слились три грамматические формы.
2. Хэтээ сахитьтьба (высек огонь огнивом вм. Сахижа орхибо): сахижа - соединительное деепричастие от сахиха (высекать огонь огнивом), орхихо - вспомогательный глагол. В данном случае произошло сращение формы соединительного деепричастия с основой вспомогательного глагола орхи- (бросать), что дало специальную видовую форму с показателем -ть.
В тункинском говоре представлены те же общебурятские местоимения: би - я, ши - ты, бидэ - мы, та - вы, еерее - сам, еедее - сами, тэрэ - тот, энэ - этот, хэн - кто, юун - что, XYДы/ хэды - сколько, хэзээ - когда, эды - столько, тэды -столько, яаха - как поступить, что делать, тиихэ/иихэ - так поступить, так делать, иимэ, тиимэ - такой, али - который, ямар - какой, хэр - как, хайшан гээд - каким образом, что и в литературном бурятском языке. В отличие от него в говоре есть еще личное местоимение бидогоор - мы вдвоем.
В данном говоре отсутствуют обычные для литературного бурятского языка и восточных говоров формы бидэнэр - мы, маанар, маанад
- мы, таанар, таанад - вы. Вместо них используется только биди - мы, та - вы. Возвратное местоимение ввhэдвв «сами» звучит как ввдвв.
Подводя итоги, следует отметить, что морфологические особенности тункинского говора в отличие от литературного бурятского языка касаются, прежде всего, формообразования форм склонения в родительном, винительном, орудном падежах. Эти отличия, как правило, находят параллели в образовании форм множественного числа, когда формообразованию подвергаются в основном слова, называющие людей.
Библиографический список:
1. Абашеев, Д.А. Тункинский говор / Д.А. Абашеев // Исследования бурятских говоров. - Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1965. - Вып. 1. - С. 3-34.
2. Бураев, И.Д. Проблемы классификации бурятских говоров. Исследования по бурятской диалектологии / И.Д. Бураев. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ, 1996.
3. Будаев, Ц.Б. Буряад диалектологи/ Ц.Б. Будаев. -Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2000.
4. Бертагаев, Т.А. О морфологическом строе бурятского языка. БК НИИ СО АН СССР / Т.А. Бертагаев. - Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1963.
5. Доржиев, Д-Н.Д. Старобурятский язык / Д-Н.Д. Доржиев. - Улан-Удэ: Бэлиг, 1992.
6. Рассадин, В.И. Присаянская группа бурятских го- 7. Алексеев, Д.А. Диалекты бурят-монгольского язы-
воров / В.И. Рассадин. - Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, ка/ Д.А. Алексеев. - Л.: Уч.записки ЛГУ, 1949. -
1996. Вып.1. - С. 162-202.
УДК 808.2:802.0
ББК 81.2
О.Н. Ивус
слоган на одежде как способ самопрезентации
Статья посвящена анализу слогана на одежде. Предпринята попытка доказать, что слоган на одежде является одним из способов реализации коммуникативной стратегии само-презентации личности. Реализация стратегии самопрезентации происходит за счет набора тактик, которые выражаются в стилистических средствах, употребляемых в слогане на разных уровнях языка.
Ключевые слова: антропоцентризм; слоган; коммуникативная стратегия; самопрезента-ция; тактика
ОМ.
the slogan on clothes as a way of self-presentation
The article is dedicated to the slogan on clothes viewed as a communicative strategy of self-presentation. Realization of self-presentation strategy is fulfilled with the help of appropriate tactics. The latter employ stylistic means that work in the slogan text on different language levels.
Key words: anthropocentrism; slogan; communicative strategy, self-presentation; tactics
В языкознании второй половины XX в. происходит смена приоритетов, господствующим принципом становится принцип антропоцентризма. В фокусе лингвистических исследований оказывается homo loquens - «человек говорящий» с его представлениями о коммуникативных действиях, намерениях, коммуникативной среде и принципах коммуникации [Воронцова, 2006, с. 3].
При интерпретации понятия homo loquens возможны, по крайней мере, две аналитические позиции. Первая позиция выделяется в русле объектноцентрического взгляда на мир, при котором человек говорящий является объектом, означиваемым «со стороны» <...>. Вторая аналитическая позиция может быть выделена в русле субъектноцентрического взгляда на мир, при котором точкой отчета является сам субъект означивания, та сущность, которая обозначается понятием «Я» [Антропологическая лингвистика, 2003, с. 57].
Приняв в качестве одного из основных базовых понятий антропологической лингвистики человека, необходимо сделать следующий шаг, а именно: очертить парадигму бытия че-
ловека, параметрами которого могут стать самые различные его горизонты: возрастные, статусные, религиозные, этнические, национальные, культурные, моральные и целый ряд других, в рамках которых формируется познающая языковая личность, ее языковое сознание и самосознание [Там же. С. 20-21]. Одним из способов построения парадигмы бытия человека выступает слоган на одежде как своеобразное средство информирования других о своих взглядах, мировоззрении и убеждениях. Слоган как своеобразный, многогранный феномен привлекает внимание исследователей, что и обусловливает большое число работ и точек зрения, посвященных этому явлению.
Интерес к изучению слогана объясняется тем, что он окружает нас повсюду: на телевидении, радио, в газетах, транспорте, плакатах, афишах и даже на одежде человека, так как, по мнению Я.Н. Романенко, именно слоган является тем центральным структурнокомпозиционным элементом рекламного текста, который нацелен на запоминание зрителем и тем самым может влиять и на сознание
