CC BY
93
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 15 (196).
История. Вып. 40. С. 37-41.
тунгусы Забайкалья в материалах академических экспедиций XVIII века
В статье предлагается анализ обзорных сведений о забайкальских тунгусах по материалам академических экспедиций XVIII в. Среди исследователей выделены следующие немецкие и российские ученые: Д. Г. Мессершмидт, Г. Ф. Миллер, И. Г. Гмелин, С. П. Крашенинников, П. С. Паллас. Изучение этнографического наследия прошлого может помочь в решении национальных проблем современной России.
Ключевые слова: этнос, этническая история, этнография, мировоззрение, быт, традиции,
академическая экспедиция.
Этническая карта Забайкалья на протяжении всей своей истории представляла довольно пеструю, яркую и самобытную картину. Именно здесь тесно соприкасаются два масштабных ландшафтно-географических мира - суровый по климатическим условиям горно-таежный и степной североазиатский, освоенный с незапамятных времен палеоазиатами, далекими наследниками культур палеолита и мезолита северной Азии, и большая часть равнинной, лишенной обширных лесных массивов и высокогорий, благодатной для оседлого проживания и занятий производящими отраслями хозяйственной деятельности Восточной Азии. Поэтому Забайкалье
- это весьма подходящее место для изучения особо тонких моментов сложного для раскрытия процесса взаимодействий, контактов и влияний, контрастных историко-культурных и этнографических традиций. Формирование различных этнических групп зачастую происходило в результате военных столкновений, поэтому мирным уголком наш край вряд ли можно назвать. Сильные племена покоряли слабые и превращали их в своих данников. Параллельно этому шел процесс внутреннего развития, разложение родовых и языковых общностей, включая частичную ассимиляцию народов друг другом. Нередко не выдерживая борьбы с более крупным социальноэтническим соперником, или по иным причинам, некоторые группы стремились вступить в подданство Российской империи.
Для того чтобы лучше понять забайкальскую этническую историю, необходимо использовать данные археологических и этнографических исследований первых академических экспедиций на территории края. Среди исследователей ХУШ в., внесших ве-
сомый вклад в составлении этнографического облика Западного и Восточного Забайкалья, выделяются Д. Г. Мессершмидт, в Забайкалье находился с 6 марта 1724 по 29 марта 1725 г., Г. Ф. Миллер, С. П. Крашенинников, И. Г. Гмелин с 26 марта 1735 по 14 сентября 1735 г., П. С. Паллас, конец марта 1772 - 14 июня 1772 г., и ряд других.
Одним из малых народов, изучением истории, быта и религии которого занимались исследователи, были тунгусы или эвенки. Территория их распространения охватывает не только Забайкальский Край, но и обширные просторы сибирской тайги от Енисея до Охотского моря. Исходя из формы ведения хозяйства, формировались группы: пешие, оленные и конные. Первая группа традиционно промышляла охотой, рыбной ловлей и вела подвижный образ жизни. Вторая, олен-ные тунгусы, дополнительно занималась оленеводством. Третья занималась кочевым скотоводством.
В Забайкалье в распоряжении исследователей был богатейший культурный материал, по которому они могли составить свое представление о народе, жившем бок о бок с двумя империями, Российской и Цинской. Кроме того, испытывавшем цивилизационное воздействие степной культуры со стороны Монголии.
Экспедиционные материалы ХУШ в. в контексте исследований XX в.1 дают возможность взглянуть на жизнь ныне исчезающего этноса не только по археологическим артефактам, но и по достоверным материалам научных экспедиций. Опираясь на имеющиеся источники, можно определить территории традиционного расселения забайкальской группы тунгусов на момент их исследования в ХУШ в. Записи
Г. Ф. Миллера, позаимствованные из уездных канцелярий Нерчинска и Селенгинска
о сословном делении, количестве душ, проживающих в пределах каждого рода, а также взгляды студента С. П. Крашенинникова, который разделял благородные идеи просвещения отсталых народов империи, представляют собой интересные и информативные источники для современных исследователей края. Описания имеют вид сравнительно небольших по объему статей, научных заметок или содержатся в общих работах отдельными фрагментами.
В источниках содержатся сведения о мировоззрении и верованиях, обычаях и нравах, образе жизни, а также предметах одежды и украшениях, жилище и пище. Раскрывается роль скотоводства, охоты и рыболовства, собирательства, ремесел и других повседневных занятий, говорится об оружии, орудиях труда, развитии языка и культуры. Отдельные материалы посвящены социальной структуре и управлению родовой организацией, семье и формам брака.
Исследователи при составлении целостного образа изучаемого объекта стремились опираться на широкий круг источников. Важное значение отводилось непосредственному наблюдению и описанию прямо на месте всех необычных явлений, предметов и всего того, что профессорский состав экспедиций считал достойным своего внимания. Зачастую руководители отрядов дополнительно отправляли запросы в местные канцелярии с целью уточнения тех или иных фактов. Нередко проводился опрос местного населения на предмет взаимоотношения между различными группами тунгусов, бурят и монголов. Не выпадала из сферы наблюдения степень участия в их жизни русского населения и администрации. По заданию Сената Академия Наук ставила в обязанность выяснять на местах довольно щекотливый, а нередко и опасный вопрос, касающийся ясачной политики местных уездных властей. В частности, необходимость выяснения способов, которыми тунгусы были приведены в повинность, обязывала знать настроение объясаченных родов, а оно не всегда внушало радужные перспективы на будущее. От количества взимаемого ясака и его качества напрямую зависела часть благосостояния тунгусов, а также успешность выполнения налоговой политики правительства в крае. Тщательная фиксация и обработка
обнаруженного артефакта в виде предметов культового или бытового значения, на поверхности или извлеченного в ходе раскопок, давала дополнительные сведения об изучаемом народе, поскольку проливала свет на поставленные перед Г. Ф. Миллером задачи
- понять, какую роль выполняет и может выполнить нерусское население Сибири в истории России. Понимание данной проблемы отражало заинтересованность центрального правительства в мирном сосуществовании инородцев России. Исследователями широко применялся сравнительно-исторический метод.
Студент С. П. Крашенинников, будущий исследователь Камчатки и талантливый этнограф, внимательно изучил жизнь тунгусов, их бытовой уклад и верования. Его этнографические наблюдения являются ценнейшим вкладом в отечественную науку. История этого народа в полевых исследованиях ученого ХУШ в. - возможность для сибиреведов взглянуть в подлинное прошлое. Она позволяет раскрыть особенности и закономерности социальных и этнических связей в доклассовом обществе, сделать анализ состояния изучаемого общества накануне коренного преобразования его жизни в новых геополитических условиях.
В его дневниках имеются интересные записи о Забайкалье. Так, в «Дорожном журнале» за 1734-1736 гг. имеется следующая сравнительная характеристика двух малых народов, тунгусов и бурят: «Тунгусы, как и брацкие и прочие иноземцы, лошадей впрягать необычно, да и лошадей их, понеже на них никогда хомута не было, запрягать в телегу очень трудно. Тунгусский народ ничем не разнствует от брацких, только одним именем. Те-брацкие, а сии тунгусы называются. Язык, вера, платье, жилье и обычаи, у обоих народов, однако, только сей народ гораздо богаче и воистей оного. Всякий у них кольчуги-куяки и панцири имеют. Они живут такожде не на одном месте, но перекочевывают»2. Отмечая кочевой и полукочевой образ жизни эвенков, он делает верное предположение о его причинах. Все дело в отсутствии ведения интенсивных форм хозяйства. Подсечно-огневое или пашенное земледелие, огородничество были еще не известны.
Хозяйственно-культурный комплекс, хорошо приспособленный к местным условиям, вероятно, сложился в ходе расселения их по
обширной территории Сибири, достаточно давно. Но столетия жизни в суровых климатических условиях затормозили развитие местных народов, способствуя консервации традиционных культурных черт. В реестре о ясачных тунгусах Баргузинского острога он проводит четкую линию сравнения баргу-зинских и нерчинских тунгусов. Сопоставляя жизненный уклад и верования, ритуальную атрибутику и одежду, он приходит к выводу, «что жизнь и вера тех и других ничем не отличается, а одежду конные тунгусы носят, какую и нерчинские»3. Самой распространенной одеждой считалась парка. Ее носили как мужчины, так и женщины. Парка была короткой, с прямыми сходящимися полами, завязывающимися на завязки, с отдельно выкроенной спинкой в талию. У отдельных родов в Забайкалье кроме парки женщины носили другую верхнюю одежду, сшитую из ровдуги, бумажных и шелковых тканей. Основным головным убором являлся капор. Мужские и женские капоры различались по количеству украшений.
Отмечая сравнительно малую плотность населения в местах кочевий, ученый подчеркивает, что сами условия жизни тунгусов
- большая зависимость от охотничьей удачи и наличия промыслового зверя и рыбы - препятствовали постоянному скоплению вместе сколько-нибудь значительного числа людей, даже, напротив, способствовали их рассредоточению. Однако, при этом, тунгусы жили общинами, при сохранении экономической самостоятельности малой семьи. Промышляя природными дарами, охотники не могли обеспечить свои семьи всем необходимым, и община, таким образом, связывала их коллективной собственностью на промысловые угодья, отдельными видами кооперативного труда и взаимопомощью, неизбежной при их жизни в суровых условиях таежной и степной зоны.
Вместе с записями Д. Г. Мессершмидта, по сути являющегося одним из первых исследователей тунгусского этноса, а, следовательно, и основоположником тунгусоведения, имеется возможность узнать этнолингвистические особенности тунгусов ХУШ в. После себя он оставил, по оценке Г. М. Василевич, одной из исследовательниц исторического наследия тунгусов в XX в., бесценные свидетельства. Он первый, «кто точно описал Забайкальскую группу тунгусов и оказался свидетелем одного
из этапов процесса образования смешанных групп и новых говоров, диалектов и зафиксировал это своими записями»4. Действительно. Д. Г. Мессершмидт в своем дневнике отметил некоторые отличительные особенности забайкальской группы тунгусов. Например, что они не имеют татуировок на лице, в отличие от других представителей этноса. В языкознании он отмечал практическое сходство языка с другими группами. Исключение представляют лишь отдельные слова, присущие оленным - орочонам или северным тунгусам5. Языковая культура существовала только в устном варианте. Письменности как таковой они не имели. Далее в дневнике следует запись примерно 200 слов с топонимами тунгусского происхождения, это в основном названия птиц и животных. Иногда для сравнения и лингвистического анализа вставлял рядом с названиями на местном наречии слова и названия из других языков6. Широко эрудированный, специалист в области языков, Д. Г. Мессершмидт по возможности стремился в своих записях точнее отразить произношение каждого слова, отмечая все звуки. Он записал несколько тунгусских сказаний и легенд, по которым удалось восстановить фрагменты древней истории и мифологических представлений.
Пограничные конфликты с маньчжурами в конце XVII в. заставили русское правительство искать пути выхода из сложившейся обстановки. Частично проблема была решена за счет привлечения к охране границ местного населения.
Выполняя распоряжение Сената об изучении геополитической обстановки на границе с Цинской империей, Г. Ф. Миллер показывает, насколько может быть взаимовыгодным сотрудничество с местными племенами тунгусов. Обращает внимание на эвенкийский клан князей Гантимуровых в Нерчинском уезде, подчеркивая его особое значение, историк осознавал, что от позиции клана по отношению к русской власти и маньчжурскому влиянию в регионе, зависят настроения тысяч тунгусов в Забайкалье. Местная администрация в этот период перестала выплачивать норму государственного жалования под предлогом беспробудного пьянства основной части Гантимуровых, подчеркивая их бесполезность. Г. Ф. Миллер, на месте изучив обстоятельства конфликта, предлагает восстановить прежние отношения и не разду-
вать скандал из-за совершенно иных обстоятельств. Тунгусы были нужны для охраны государственной границы, и их законопослушность, по мнению Г. Ф. Миллера, не вызывала никаких сомнений. А причиной ссоры послужил повод, наступивший после ознакомления тунгусов с царскими указами о запрете делать подарки местной власти. Значимость клана объяснялась, вероятно, еще и тем, что среди забайкальских эвенков практически вся феодальная аристократия была представлена одним единственным кланом Гантимуровых, среди которых были князья, занимавшие высокие должности. В частности, они составляли командный состав пограничной стражи в Нерчинском уезде.
П. С. Паллас, путешествуя по Забайкалью в 70-е гг. XVIII в., внес свою лепту в изучении прошлого населяющих его народов. Благодаря усилиям ученого, на сегодняшний день мы имеем подробное описание тунгусских и бурятских шаманок Забайкалья XVIII в. Он собрал и проанализировал небольшой, но выразительный материал их нелегкого ремесла. В Кулусутае нашел тунгусскую шаманку и по собственному настоянию стал свидетелем обряда шаманизма. Как обычно это принято в шаманизме, во время обряда в нем принимали участие все представители рода. Одежда шаманки включала в себя богатый и разномастный фасон, украшенный экзотическими принадлежностями анемического и тотемного происхождения. Ученый отмечает, что: «кожаный халат извешен был вокруг разными железными гремушками и другими медными фигурками, позади <...> висели разноцветные змеи и хвосты, из коих к одному привязан был маленький колокольчик. Шапка была простая кожаная, и на место железных рогов, пришиты были к плечам рогам подобные машины, на кои нацеплены были железные лягушки»7. Он подробно описал её бубен и сам процесс ритуальных действий, которые были присущи подобному роду занятий. Подводя заключение в описании шаманского искусства у народов Сибири, П. С. Паллас выделяет большое количество общих черт, а различия он увидел лишь в незначительных деталях культа ворожбы и предсказаний. Как натуралист-экспериментатор, он не мог отнестись иначе как скептически по отношению к обряду общения шамана с духами. Тяжелые одеяния (25-30 кг), позвякивания металлических предметов, а также применение разноо-
бразных трав и грибов с дурманящими свойствами во время диких танцев доводят человека до транса, а соответственно, П. С. Паллас подводит вердикт: такой спектакль не может отражать ход реальных событий внутри рода. Признавая, впрочем, как и его предшественники, что смысл данного обряда заключен в способствовании благосостоянию рода и отведению бед, но рационального зерна в его проведении не находил.
Взгляды тунгусов об окружающем мире исследователи почерпнули из местных сказаний и легенд. Мифология, впрочем, особой оригинальностью не отличалась. Как и у большинства сибирских народов, она формировалась на основе всего того, что окружало человека в повседневности, а древние обожествленные предки и идеалы, связанные с ними, отражали внутренний мир тунгусов. Так, например, существовал очень стойкий к временным и территориальным изменениям культ медведя. Они считали, что раньше медведь был человеком, и наделяли его способностью понимать человеческую речь. Естественным было почитание стихий, которое, по мнению И. Г. Гмелина, нашло свое отражение во множестве запретов, поверий и обрядов, пронизывающих буквально все стороны хозяйственной жизни. Подобный анахронизм воспринимался естествоиспытателями-натуралистами и историками экспедиций как элемент, достойный изучения и знания образованной частью населения России и Европы, но совершенно бесполезный с точки зрения практического применения.
Экспедиционные этнографиче-
ские материалы Д. Г. Мессершмидта, С. П. Крашенинникова, П. С. Палласа и других способствовали тому, что портфели письменных источников, коллекции различных предметов духовной и материальной культуры, которые находили свое место в музеях, художественные изобразительные источники
- рисунки, на которых запечатлены образы тунгусов, и частично картографический материал позволяют изучать эту группу населения современного Забайкалья и России, ее прошлое и настоящее в контексте современных проблем. Обращение к этнографическим материалам XVIII в., написанные пером немецких и русских исследователей, должно внести разумно-критический диссонанс в разрешении спорных вопросов локальной, тунгусской истории. А именно, в чем был
смысл ясачной политики? Очевидно, что русская администрация брала на себя, кроме сбора налогов, функцию защиты местного населения от бандитских налетов со стороны Цинской империи. И, конечно же, пролить свет взаимовлияния русского крестьянства и тунгусов в Забайкалье друг на друга в сфере хозяйственной деятельности.
Примечания
1 Сюда можно отнести исследования Г. М. Василевич, Б. Э. Петри, П. П. Малых, Е. И. Титова и др.
2 Дневник путешествия в 1734-1736 гг. Дорожный журнал // Крашенинников С. П. в Сибири. Неопубликованные материалы. М. ; Л. : Наука, 1966. С. 79.
3 Там же. С. 81.
4 Василевич, Г. М. Значение дневников Д. Г. Мессершмидта для тунгусоведения // Изв. Сиб. отд-ния АН СССР. Сер. «Обществ. науки». 1969. Вып. 2, № 6.
5 Новлянская, М. Г. Д. Г. Мессершмидт и его работы по исследованию Сибири. Л. : Наука, 1970.С. 80.
6 Василевич, Г. М. Значение дневников Д. Г. Мессершмидта. С. 119.
7 Паллас, П. С. Путешествие по разным провинциям Российского государства // Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л. : Лениздат, 1989. С.523-524.
