CC BY
82сЕргЕй Беляков
«
цветы
нации
»
вопросы национализма 201 5 № 3 (2 3)
и «корни» украинской
Мужицкая нация
В 1985 г. в Кембридже вышла монография чешского ученого Мирослава Хроха «Социальные предпосылки национального возрождения в Европе»1. В наши дни книга или диссертация о национальном возрождении, национальных движениях или национализме просто немыслима без ссылок на Хро-ха и предложенную им периодизацию истории национального возрождения. Она проста и понятна. Сначала появляются ученые — филологи, этнографы, фольклористы, которые собирают народные песни, изучают грамматику народного языка, сохранившегося у деревенских жителей. В родной Хроху Чехии к началу XIX в. горожане говорили и писали по-немецки, а чешский язык помнили только селяне. Романтически настроенные ученые, а нередко — дилетанты-самоучки, будто бы и открывают нацию. Это время Хрох называет «фазой А». Через одно-два поколения на место фольклористов и филологов приходят юристы и политики, которые уже заявляют о праве их нации на автономию или даже на создание собственного государства. Это
Фрагмент из готовящейся к печати книги «Тень Мазепы». Печатается с разрешения «Редакции Елены Шубиной» (АСТ).
1 Hroch M. Social Preconditions of National
Revival in Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 1985. См. также: Хрох М. От
национальных движений к полностью сформировавшейся нации: процесс строительства наций в Европе // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 121-145.
фаза национальной агитации — «фаза В». Третья фаза — «фаза С» — начинается в том случае, если политикам-националистам удается овладеть умами широких масс. Это фаза массового национального движения, которая часто заканчивается национальной революцией и/или войной за независимость.
Всю работу по «созданию нации» проводят интеллектуалы. На долю народа остается только роль искушаемой девицы, которая должна, в конце концов, согласиться на предложение соблазнителя.
История русской нации в такую систему вообще не встраивается, равно как история всех наций, которые до XIX в. обзавелись собственной государственностью: англичан, французов, испанцев. Русские стали русскими не оттого, что у них появились свои этнографы и фольклористы.
А что же украинцы? Интерес к украинской истории существовал еще до наступления эпохи романтизма. В XVIII в. в Гетманщине создавались новые и переписывались старые летописи, но их даже не пытались напечатать, если не считать «Синопсиса» Иннокентия Гизеля2. Летописи Самовидца, Грабянки, Величко переписывали и передавали читать друг другу, но количество их читателей измерялось десятками, может быть — сотнями. Даже знаменитая «История ру-
2 Грушевский М.С. Иллюстрированная истор1я Украины. СПб.: Книгоиздательское Товарищество «Просвещение», 1896. С. 424.
73
сов», первые упоминания о которой встречаются около 1818 г., будет напечатана только в 1846-м. В начале XIX в. появились и первые фольклористы, и филологи, часто вовсе не украинского происхождения: Зориан Доленга-Ходаковский, Алексей Павловский, Измаил Срезневский, князь Николай Цертелев. Были, конечно, и малороссияне — Михаил Максимович, Платон Лукашевич. Появилась и литература на сельской украинской мове: сочинения Ивана Котляревского, Григория Квитки-Основьяненко, но «все это читалось как-то вяло высшим кругом»3. Развитие должно было остановиться, в лучшем случае, на фазе В. Украинская национальная интеллигенция, слабая, немногочисленная, задавленная властью, была обречена на поражение. Что же оставалось? Оставалось несколько миллионов украинских крестьян. В большинстве своем неграмотных.
Современная наука вычеркивает крестьянское сословие из истории национальных движений. Крестьяне, естественные консерваторы и традиционалисты, как будто не должны были ничего знать о национальном единстве, национальных героях, национальной истории и национальной судьбе. Украинские мещане в первой половине XIX в. образом жизни от крестьян мало отличались. Между тем несложно найти множество свидетельств патриотизма простолюдинов, их любви к Отечеству. В 1847 г. по делу Кирилло-Мефодиевского общества был арестован студент Киевского университета Посяда (Посяденко), мещанин по происхождению. Среди его бумаг был найден листок с такими словами: «Бедная моя страна, тебя оставили все твои сыны, тебе изменили все люди, могущие облегчить твои
страдания <...> Но кто скажет, чтобы не было и тех, кои всегда готовы помочь тебе, любезная страна моя? Есть и такие, кои готовы положить за тебя самую жизнь свою»4.
Иван Посяда был все же студентом, общался с образованными людьми, жил в эпоху, когда уже начиналось «пробуждение» украинской нации и формирование украинского политического национализма. Но за тридцать с лишним лет до ареста По-сяды русский путешественник оставил нам еще одно свидетельство украинского патриотизма, распространенного в простонародной среде. «Малороссияне пламенно любят отчизну свою и помнят славу предков своих»5, — писал Алексей Левшин. В 1815 г. он познакомился в Белоцерковке с мещанином, владельцем старинного ружья, на котором была выгравирована надпись: «БЪлоцерковскаго полка». Левшин пытался купить ружье, но хозяин категорически отказался его продавать6. И случай этот, несмотря на внешнее сходство, представляет полную противоположность тяжбе вокруг ружья Ивана Никифоровича. У гоголевского героя это был каприз. Знакомый Лев-шина получил ружье в наследство и дорожил им чрезвычайно.
В маленькой Белоцерковке, основанной в 1765 г., уже после ликвидации Гетманщины, своего полка никогда не было. Полк получил название от Белой Церкви, что на Киевщине. Существовал он до Андрусовского перемирия, то есть до 1667 г. Семен Палий возродил Белоцерковский полк в 1702-м. Но в 1712-м полк был окончательно расформирован, а его козаки пере-
3 Афанасьев-Чужбинский А.С. Воспомина-
_ ния о Т.Г. Шевченко // Воспоминания о Та-
74 расе Шевченко. Киев: Издательство художе-_ ственной литературы «Днипро», 1988. С. 104.
4 Зайончковский П.А. Кирилло-Мефо-диевское общество (1846-1847). М.: Издательство Московского университета, 1959. С. 72.
5 Левшин А. Письма из Малороссии. Харьков: В Университетской типографии, 1816. С. 65.
6 Там же. С. 14-15.
селены на левобережье Днепра. Таким образом, собеседника Левшина и его предка (деда, а вероятнее всего — прадеда), козака Белоцерковского полка, разделяло по меньшей мере сто лет. Но все эти сто лет семья хранила память о предке-козаке, возможно — о козац-ких походах и подвигах.
А ведь в Малороссии XIX века не преподавали историю Гетманщины или Войска Запорожского. Но историческая память существовала, она передавалась от отца к сыну, от деда к внуку. Тарас Шевченко рассказывал, что узнал о восстании гайдамаков 1768 г., о кровавых подвигах Зализняка и Гон-ты из рассказов своего деда, который был если не участником, то свидетелем Колиивщины.
Помимо рассказов стариков, историческую память народа формировали бандуристы, кобзари, лирники, которые пели народные песни и думы, рассказывали о давних временах, о подвигах прадедов и прапрадедов: «наши рапсодии суть наши поэтические летописи»7, — писал Кулиш. Гоголь был поэтичнее: «...песни для Малороссии — все: и поэзия, и история, и отцовская могила»8.
Песня или дума9 в хорошем исполнении могла больше дать для «национального воспитания», чем урок истории в современной школе или лекция в университете. Разумеется, это было не научное изучение истории, а восприятие народных, мифологизированных представлений о прошлом. Но именно эти представления и формируют историческую память нации. Не одни лишь простые крестьяне и меща-
7 Кулиш П. Записки о Южной Руси. СПб., 1856. Т. 1. С. 181.
8 Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений и писем: в 23 т. М.: Наука, 2009. Т. 3. С. 156.
9 Дума — особый вид украинской народ-
ной исторической песни, как правило, по-
священной жизни козаков. Исполнялась под
аккомпанемент кобзы, бандуры или колесной лиры.
не, но и образованные паны слушали бандуристов. Гоголь ставил народные песни много выше летописей и сочинений ученых историков. Он писал И.И. Срезневскому 6 марта 1834 г.: «... каждый звук песни мне говорит живее о протекшем, нежели наши вялые и короткие летописи, если можно назвать летописями не современные записки, но поздние выписки, начавшиеся уже тогда, когда память уступила место забвению. Эти летописи похожи на хозяина, прибившего замок к своей конюшне, когда лошади уже были украдены. <...> Если бы наш край не имел такого богатства песен — я бы никогда не писал Истории его, потому что я не постигнул бы и не имел понятия о прошедшем.»10
А ведь Гоголь все-таки был историком. Он не только изучал эту науку в Нежинской гимназии, но и читал лекции по всемирной истории в университете и намеревался писать многотомную «Историю Малороссии». Николай Васильевич сам собирал песни и читал сборники песен и дум, изданные Максимовичем, Лукашевичем, Срезневским. Последний в тридцатые годы XIX в. был настроен вполне украино-фильски, охотно ездил по селам, беседовал с кобзарями и писал об их труде: «И доселе на Украине есть как бы особенный цех стариков, кои то под названием и ремеслом нищих, то под названием и ремеслом музыкантов, бродят из села в село и тешат народ своей игрой на бандуре, своими печальными напевами песен и дум старинных, своими рассказами про былое. В памяти сих стариков живет старина Запорожская, и в сем отношении сии старики важнее всяких летописей»11.
10 Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений: [В 14 т.] / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). [М.; Л.]: Изд-во АН СССР, [1937-1952]. Т. 10. Письма, 1820-1835 / Ред. В.В. Гиппиус. 1940. С. 299.
11 Срезневский И.И. [Предисловие к Запорожской старине]; Пыпин А.Н. История
76
Игра на кобзе или бандуре во времена Хмельнитчины не считалась занятием нищих слепцов. Напротив, это было дело казацкое. На бандуре играли даже Богдан Хмельницкий и Семен Палий. Это искусство не было утрачено в Гетманщине и на Запорожье еще в XVIII в. Антон Головатый, создатель Черноморского войска, играл на бандуре для императрицы Екатерины. На одном из портретов он изображен с бандурой в руках. Для императрицы Елизаветы на бандуре играл Алексей Разумовский, занимавший даже особую должность придворного бандуриста, созданную специально для него. Иван Мазепа если не играл на бандуре, то сочинял песни и думы, позднее ставшие народными. Во время Колиивщины бандуристы сопровождали ватаги гайдамаков, играли и пели для них. Этих бандуристов польские власти судили наравне с головорезами-гайдамаками и приговаривали к смерти за игру на бандуре так же, как за участие в массовых убийствах12.
Но в гоголевские времена пение исторических песен и дум под аккомпанемент бандуры, кобзы или (все чаще) колесной лиры в самом деле составляло промысел нищих слепцов. На Украине встречалось много людей, ослепших от перенесенной в детстве или юности оспы, или больных трахомой. Они не могли заниматься крестьянским трудом, а пение под бандуру служило надежным промыслом. Не разбогатеешь, но с голоду не умрешь, подадут «хто бублик, хто грошь..» Некоторым удавалось скопить денег на новую хату и даже купить немного земли, если не под пашню, то хотя бы под сад и огород.
«Нашему брату бывало прежде хорошо: взял палку и инструмент да и сту-
русской этнографии. Т. 3. Этнография малорусская. М.: Типография М.М. Стасюлевича, 1891. С. 98.
12 Коденская книга и три бандуриста // Киевская старина. 1882. Т. 2. Апрель. С. 163-165.
пай себе, куда вздумал. Никто не спрашивал: кто ты таков и откуда? <...> не нужно нам было ни жениться, ни что: наш брат весь век ходил сыт», — рассказывал Пантелеймону Кулишу кобзарь Архип Никоненко13.
В XIX в. ремесло бандуристов-кобзарей постепенно приходило в упадок. Певцов сменили обыкновенные нищие. Но ремесло это еще не забылось. «Доныне сохранились еще в Малороссии старинные трубадуры, большею частью слепцы. Играя на кобзах, они ходят из села в село; приход их есть торжество селения <...> он (кобзарь или бандурист. — С.Б.) поет думы о Мазепе, о Хмельницком, о Наливай-ке и Палие»14, — сообщал своим читателям издатель «Московского телеграфа» Николай Полевой.
Вот один из самых известных бандуристов гоголевского времени — Андрей Шут из Черниговской губернии. Он ослеп в семнадцать лет от оспы, но всю жизнь платил подати, как здоровый человек. Этнографы описывали его как седого старика в новой свитке и постолах (украинских лаптях), который вел праведную и трезвую жизнь: «Он отличался доброй осанкой и живыми движениями, показывающими человека, постоянно занятого работой»15. На жизнь Андрей Шут зарабатывал не только игрой на бандуре и пением. Он много лет вил веревки и мастерил упряжь из пеньки.
В его репертуаре не было любовных или шуточных песен. Певец считал их несерьезными, а потому недостойными внимания. Но охотно пел псалмы и народные думы, которые воспринимал «как изустные сказания о том, что творилось на свете в старину»16:
13 Кулиш П. Записки о Южной Руси. СПб., 1856. Т. 1. С. 8, 9.
14 Московскш телеграфъ. 1830. Часть 35. №18. С. 252.
15 Кулиш П. Записки о Южной Руси. СПб., 1856. Т. 1. С. 44.
16 Там же. Т. 1. С. 51.
о Хмельницком и Барабаше, о смерти Богдана, о восстании против евреев-арендаторов, о Белоцерковском мире и о войне с поляками. Темы этих дум могли бы стать темами университетских лекций или школьных уроков истории.
Розказали кобзарi нам Про войни i чвари, Про тяжкее лихолтя... Про лютп кари, Що ляхи нам завдавали — Про все розказали.
(Тарас Шевченко.
«Тржавец»)11
Кобзари про войны пели,
Битвы и пожары,
Про тяжкое лихолетье,
Про лютые кары,
Что терпели мы от ляхов, —
Обо всем пропели.
(Пер. В. Державина)18
В украинских думах и песнях часто говорится о подвигах и славе — казацкой или запорожской. Песни и думы приучали любить отечество, которое называли словом «Украина». Украинские крестьяне в гоголевское время редко называли себя «украинцами», но они прекрасно знали про Украину. В народных думах и песнях говорится о «славной Украине», о «нашей славной Украине», о «козацкой Украине»19. Откройте сборник хоть Кулиша, хоть Лукашевича и выписывайте слово «Украина». Найдете очень много!
«Ой як на славн1й УкраТн1»20.
«Що тепер у вас на славнш УкраМ
слишно?»21 «На славну Украшу прибувайте, Лях1в, мостивих пан1в у пень
рубайте.»22 «Щоб на козацьку Украшу и кривим
оком не поглядали»23. «За Хмельницкаго Юрася,
пуста стала Украина.»24. «За тобою Морозенку, вся Украина
Современные историки, зациклившись на «национальном самосознании», всерьез полагают, что назвать себя украинцем и быть украинцем — это одно и то же. Между тем еще Грушевский заметил, что паны называли себя «украинцами», или «малороссиянами», однако они все более отчуждались от украинского народа и постепенно «сливались с культурной и национальной великорусской жизнью». Национальную идентичность сохранил именно простой народ, прежде всего — украинские крестьяне, до 1861 г. в большинстве своем — крепостные, часто неграмотные. Именно они «обладали драгоценными сокровищами поэзии». «В устах крестьянина, — продолжает Грушевский, — уцелела память об украинском прошлом, о козацкой славе, забытой интеллигенцией.»26
С чего начинается Родина?
Украинские ученые еще в XIX в. заявили о своих претензиях на историю Древней Руси. Михаил Максимович спорил с академиком Погодиным
17 Шевченко Т.Г. З1брання твор1в: У 6 т. КиТв: Наукова думка, 2003. Т. 2: Поез1я 1847— 1861.С. 45.
18 Шевченко Т.Г. Кобзарь. Стихотворения и поэмы. М.: Художественная литература, 1972. С. 375.
19 Кулиш П. Записки о Южной Руси. СПб., 1856. Т. 1. С. 19, 54, 57, 60, 61, 63.
20 Там же. С. 19.
21 Там же. С. 60.
22 Там же. С. 54.
23 Там же. С. 63.
24 [Лукашевич П.] Малороссийсюя и Червонорусскя народныя думы и пЬсни. СПб.: В типографии Эдуарда Пгаца и К., 1836. С. 35.
25 Там же. С. 28.
26 Грушевский М.С. Иллюстрированная истор1я Украины. СПб.: Книгоиздательское Товарищество «Просвещение», 1896. С. 492.
77
плаче»25.
о том, малороссияне населяли древний Киев или великороссияне? Михаил Драгоманов критиковал русских историков за то, что они «конфисковали в пользу царской империи» киевский период украинской истории и смело заявлял, будто «Древняя киевская идеология связана непосредственно с каза-ческой Украиной как местом действия и расой актеров, так и своими республиканскими институциями»27. Наконец, в 1904 г. в петербургском сборнике «Статьи по славяноведению» профессор Львовского университета Михаил Грушевский, работавший над многотомной «Историей Украины-Руси», напечатает небольшую полемическую статью, которая произведет настоящую историографическую революцию. По крайней мере, для украинцев. Статья называлась «Звичайна схема "русско!" юторп й справа ращонального укладу юторп схiдного слов'янства» («Обычная схема "русской" истории и вопрос рационального упорядочения истории восточного славянства»).
Грушевский откажется от традиционной схемы истории, общепринятой еще с Карамзина, где киевские великие князья выступали предшественниками московских великих князей, царей и российских императоров, и заявит: «Киевское государство, право, культура были творением одной народности, украинско-руськой; Владимиро-московское—другой,великорусской»28. Наследником Киевской Руси стала не Русь Московская, а Галицко-Волынское княжество, а после него — «руськие» земли польско-литовского государства. «Владимиро-Московское
27 Яковенко Н. Почти беспристрастно. Как Михаил Грушевский и Вячеслав Липинский создавали «национальную историю» // Родина. 1999. №7. С. 12.
28 Грушевський М. Звичайна схема «русско!» гстори й справа ращонального укладу гсторц
_ сходного слов'янства // Статьи по славянове-
yg дению. Вып. I. СПб., 1904. С. 298-304; http:// _ litopys.org.ua/index.html
государство не было ни наследником, ни преемником Киевского, оно выросло на собственном корне». Московская Русь и Киевская соотносятся, как Галлия и Рим29. Грушевский положит жизнь на создание новой исторической концепции, где почти вся история Киевской Руси будет приписана истории Украины и украинского народа.
В академической «Истории Украины-Руси» Грушевский напишет об «украинско-русских землях» под властью Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха30. В адресованной широкому читателю «Иллюстрированной истории Украины» историк уже смело назовет полян, древлян, тиверцев, уличей, дулебов «украинскими племенами»31.
Интересно, что в гоголевское время простой украинской народ смотрел на свое историческое прошлое совсем иначе. Народные думы и песни почти не касались далекого, домонгольского прошлого, да и само это прошлое рассматривали сквозь оптику козацких времен. В легенде о Киевских Золотых воротах, записанной Кулишем у одного «малороссийского старца», действие происходит как будто в XIII в., когда татары взяли и разграбили Киев. Но в этом Киеве нет ни князей, ни витязей или богатырей. А есть зато киевская «громада» и «лыцарь Михайлик», которого требуют выдать татары. Киевляне, надеясь откупиться предательством от татар, выдают им Михай-лика, а тот, обладая не только силой, но сверхъестественным могуществом, проходит невидимым сквозь татарское
29 Там же. С. 298-304; http://litopys.org.ua/ index.html
30 См. подробнее: Грушевський М.С. 1стор1я УкраТни-Руси. Т. 3. / Редкол.: П.С. Сохань (голова) та ш. Китв: Наукова думка, 1993.
31 Грушевский М.С. Иллюстрированная исторiя Украины. СПб.: Книгоиздательское Товарищество «Просвещение», 1896. С. 2527.
войско и увозит с собой те самые Золотые ворота. Татары громят Киев, а Михайлик читает киевлянам мораль:
Ой, Кияне, Кияне, панове громада!
Погана ваша рада:
Як би ви Михайлика не оддавали,
Поки св1т сонця, вороги б Киева
не достали! 32
Образный ряд, магические способности лыцаря Михайлика, «панове громада» — все это явно принадлежит другой, вовсе не Киевской эпохе.
Русские сохранили гораздо больше от киевского наследия. Даже былины киевского цикла были записаны на Русском Севере и в губерниях Велико-россии. В Малороссии их не знали.
В «козацких летописях» — сочинениях Самуила Величко, Григория Грабянки, в «Истории русов» и даже в составленной Бантыш-Каменским «Истории Малой России» Киевская Русь занимает самое скромное место. Это скучное и краткое предисловие к настоящей истории, которая начинается с козацких времен.
Поразительно, но в знаменитой «Истории русов»33 Киевской Руси посвящены всего две страницы. Две из двухсот пятидесяти семи страниц издания 1846 года! Автор бегло упоминает Аскольда («Оскольда») и Дира, Игоря, Ольгу, Святослава, Владимира Святого, Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха. Даже Вещего Олега автор не удостоил вниманием, вовсе не упомянул и Рюрика34. О четырех славных веках Киевской Руси рассказано скороговоркой.
Летопись Грабянки тоже была отно-
32 Кулиш П. Записки о Южной Руси. СПб., 1856. Т. 1. С. 3-5.
33 В первом издании 1846 г., подготовленном к печати Осипом Бодянским.
34 История русов, или Малой России. Сочинение Георгия Кониского, Архиепископа
Белоруского. М.: В Университетской типографии, 1846. С. 3-4.
сительно популярным чтением, сохранилось около пятидесяти ее списков35. Но ее автор гораздо больше внимания уделяет мифу о хазарском происхождении козаков, чем истории Киевской Руси. Грабянка даже на крещении Руси не останавливается. Этот период истории, очевидно, не представляется ему важным и вообще своим, национальным. Грабянку, Величко, до сих пор не установленного автора «Истории русов» (вероятнее всего, это Василий Григорьевич Полетика) Киевская Русь не интересовала, как не интересовала она и простонародных «учителей истории» — бандуристов-кобзарей.
«Поэтические летописи» украинского народа начинаются в основном с козацкого времени, с походов запорожских лыцарей против нечестивых «агарян» (турок и татар). Каждая дума — целый рассказ из исторического прошлого. Эмоциональный, нередко — богатый подробностями. События могут быть вымышленными, или реальными, или похожими на историческую реальность. Вот знаменитая дума о Марусе Богуславке. К невольникам-козакам, которые уже тридцать лет томятся в турецком плену, приходит Маруся Богуславка, наложница хозяина-турка, и спрашивает: знаете ли вы, какой сегодня день? Сегодня — великая суббота, а завтра Велик-день — Пасха. Невольники проклинают Марусю, которая травит им душу и напоминает, что завтра такой великий праздник. Но Маруся обещает на Пасху помочь им освободиться, бежать из плена. На следующий день она выпускает невольников из темницы и просит, чтобы они, возвращаясь на родину, пришли бы и в ее родной Богус-лав да сказали отцу и матери, чтоб не разорялись, не собирали денег на ее выкуп, потому что она уже «потурчилась», «побусурменилась».
35 Толочко А. Киевская Русь и Малороссия 79 в XIX веке. Киев: Ьаиги8, 2012. С. 145. _
Для роскоши Турецкой, Для лакомства нещасного!
Финал думы — молитва о возвращении на родную землю, в христианский мир.
Ой, визволи, Боже, нас вах,
б1дних невольниюв, З тяжке» невол1, З вiри бусурменсько1, На ясш зорi, На тихi вод1, У край веселий, У мир хрещений!36
Думы рассказывают и о войнах против Унии, о сражениях с поляками, о подвигах казачьих полковников — Не-чая, Морозенко, Богуна, о восстании Хмельницкого.
Гей, поТхав Хмельницький К Золотому Броду. Гей, не один лях лежить Головою в воду.
(Из народной песни о Битве при Желтых водах)31
Пели бандуристы и о подвигах гайдамаков. Зализняк и Гонта «.в народных песнях до сих пор считаются мучениками за веру»38, — писал Иван Аксаков. Это не было секретом и для русской политической полиции. Шеф жандармов А.Ф. Орлов в своем докладе императору Николаю I от 28 марта 1847 г. писал, что «изустные рассказы» о гайдамаках «нередко можно
80
36 Кулиш П. Записки о Южной Руси. СПб., 1856. Т. 1. С. 210-214.
37 История городов и сел Украинской ССР: в 26 т. Т. 7. Днепропетровская область. Киев: Украинская советская энциклопедия, 1977. С. 271; УкраТнсью народш думи та кторичш шсш. КиТв, 1955. С. 92.
38 Аксаков И.С. Письма к родным. 1849-
1856. / Изд. подготовила Т.Ф. Пирожкова.
М.: Наука, 1994. С. 378.
слышать в Малороссии»39. А ведь в императорской России ни гимназии, ни даже народные школы не давали знаний о гайдамаках.
Украинцы пели и о походах под Очаков, Хотин и Бендеры, где козаки вместе с «москалями» воевали против турок. Пели о разрушении Сечи «москалями», о бессердечной царице Катерине, что отняла земли у запорожцев, о хитрых «москалях», что хотели заманить бежавших за Дунай козаков да забрить их в солдаты.
Ой, пише Москаль та до кошового — «а йдТте до мене жити
Ой я дам землю та по прежньому <...>»
Ой, брешеш, брешеш ти, вражий
Москалю — а ти хочеш обманити:
Ой, як шдемо ми у твою землю,
ты будеш лоби голити40.
События Екатерининского царствования вообще очень хорошо отражены в народных песнях. Нашлось место и подвигам, и несчастьям, и даже предательству старшины, променявшей вольности козацкие на чины, земли и панскую жизнь. Целая история, по крайней мере за триста лет, отражена в песнях.
Во имя святых Кирилла и Мефодия
В 1846 г. славист Осип Бодянский издал в Москве «Историю русов», которая уже больше четверти века распространялась в списках. В ноябре этого же года студент Киевского университета Алексей Петров, сын жандармского офицера, обратил внимание на собрание в соседней квартире чиновника Николая Гулака. Гости разговаривали настолько громко, что Петрову
39 Кирило-Мефодпвське товариство. КиТв, 1990. Т. 1. С. 35.
40 Грушевский М.С. Иллюстрированная исторiя Украины. СПб.: Книгоиздательское Товарищество «Просвещение», 1896. С. 468.
удалось их подслушать. Разговаривали «о предметах, касающихся государства», причем мнения собравшихся были проникнуты «совершенно идеею свободы»41. Студент Петров стал подслушивать соседей регулярно, а вскоре свел знакомство с Николаем Гулаком и некоторыми из его гостей — помещиком Николаем Савичем и студентом Александром Навроцким. Простодушный Гулак после недолгого разговора открыл Петрову, что есть в стране люди, желающие произвести государственный переворот, и что эти люди «составляют огромное общество», участники которого живут не только в России, но и в других славянских землях. Гулак достал из голубой коробочки золотое кольцо с выгравированной на внутренней стороне надписью: «Во имя св. Кирилла и Мефодия».
Так судьба первой украинской конспиративной политической организации оказалась в руках доносчика и провокатора. Простодушные «конспираторы» выдали все, что могли. Петрову прочитали и написанный профессором Костомаровым «Закон Божий, книгу бытия украинского народа»42, и четыре стихотворения Тараса Шевченко, «имеющие своим содержанием вообще мысли явно противозаконные»43, и даже дали переписать «Устав Славянского общества св. Кирилла и Ме-фодия».
Петров пришел с доносом к Михаилу Юзефовичу, помощнику попечителя Киевского учебного округа. Хотя Юзефович был принципиальным противником украинского сепаратизма, ему не хотелось доводить дело до следствия. Он был одновременно председателем Археографической комиссии,
41 Кирило-Мефод1Твське товариство. КиТв, 1990. Т. 1. С. 24.
42 Один из программных документов Кирилло-Мефодиевского братства, составленный Николаем Костомаровым.
43 Кирило-Мефод1Твське товариство. КиТв,
1990. Т. 1. С. 26.
где трудился Тарас Шевченко, и покровительствовал Пантелеймону Кулишу. Юзефович потребовал, чтоб Петров изложил все на бумаге. Но тот не только не испугался написать донос, но и сумел пробиться на прием к самому генерал-майору А.С. Траскину, попечителю Киевского учебного округа. Донос, датированный 3 марта 1847 г., оказался на столе у Траскина. К доносу он приложил и копию «Устава». Генерал оценил всю важность дела, проинформировав генерал-губернатора Бибикова. Так началось дело Кирилло-Мефодиевского общества (братства), которым занялось III отделение канцелярии Его императорского величества во главе с графом Орловым и генерал-лейтенантом Дубельтом. Причем дело сочли столь важным, что уже в марте 1847-го поставили в известность князя Варшавского (фактически второго человека в государстве) и самого императора Николая I.
В марте-апреле начались обыски и аресты. Вскоре почти все участники тайного общества оказались в тюрьме, под следствием. Арестовали даже ни в чем не повинного славянофила Федора Васильевича Чижова44, который имел несчастье переписываться с Гулаком.
Уже первые обыски и первые допросы позволили следствию установить и численность общества, и его цели, и реальные действия.
Вскоре выяснилось, что «огромное общество» состояло всего из двенадцати человек, считая доносчика Петрова. Студенты, мелкие чиновники и учителя, происходившие из мелкопоместных малороссийских дворян. Трое имели простонародное происхождение: студент Посяда (Посяденко) — из мещан, художник и поэт Шевченко — сын крепостного крестьянина, и
44 Правда, славянофильство само по себе делало Чижова человеком подозрительным. Кроме того, он одобрял идею славянской федерации, о которой мечтали и кирилло-мефодиевцы.
писатель, этнограф, учитель Кулиш — сын богатого хлебороба из козацкого рода45. Лидером этого общества и автором его программных документов был адъюнкт-профессор Киевского университета Николай Костомаров.
Программные документы Кирилло-Мефодиевского братства не оставляли сомнений: цель тайного общества — даже не конституционная монархия, а федерация или, скорее, конфедерация славянских республик. Что-то вроде славянского, восточноевропейского варианта Североамериканских Соединенных Штатов. Каждый славянский народ создавал свою «Речь Посполи-тую», то есть собственную республику с демократическим конституционным режимом. Список этих народов представлен в двух документах — в Уставе и в воззвании к украинцам:
- Великороссияне (в Уставе названы «северно-русским племенем», к ним же причислены и белорусы)
- Украинцы (в Уставе названы «южно-россами»)
- Поляки
- Чехи (в Уставе чехи вместе со словенцами, под которыми, видимо, имеются в виду не словенцы, а словаки)
- Лужичане
- Иллиро-сербы (под этим искусственным именем соединили сербов, хорватов и боснийских мусульман)
- Хорутане (словенцы)
- Болгары46.
Но этот вариант территориального деления не был принят окончательно. В своей «Автобиографии» Костомаров пишет, что федерация «только по одним народностям не оказалась для нас вполне удобною». Кро-
хотная республика лужичан (лужицких сербов) была бы просто несопоставима с громадной Великороссией47. Поэтому существовал и другой вариант — разделение на четырнадцать национально-территориальных «штатов».
Кирилло-Мефодиевское общество (или «товариство», то есть «братство») было организацией не милитаризованной и не революционной. Все программные документы провозглашали, что методом борьбы должны быть просвещение народа, мирная пропаганда и «воспитание юношества». Кирилло-мефодиевцы собирались издавать для народа учебники по истории, географии, счетоводству, сельскому хозяйству. Ради этой цели начали сбор денег, но поскольку все «братчики» были бедны, то и денег собрали немного: 556 рублей 15 копеек ассигнациями48.
Кулиш успел издать свою «Карманную книжку для помещиков, и лучший, извлеченный из опыта способ управлять имением», весьма далекую от украинского национализма. Василий Белозерский подготовил проект открытия сельских школ для «низшего класса народа — казаков-земледельцев». В школах должны были обучать грамоте и давать сведения, необходимые для сельского хозяйства49, то есть некоторые навыки по агрономии и животноводству.
Кирилло-Мефодиевское общество просуществовало чуть больше года. Многомиллионный украинской народ и не ведал о нем. Сколько-нибудь мас-
82
45 Отцом Пантелеймона Александровича Кулиша был богатый украинский крестьянин, который, однако, вел свой род от малороссийских казаков.
46 Кирило-Мефодпвське товариство. КиТв, 1990. Т. 1. С. 150-151, 170.
47 Костомаров Н.И. Исторические произведения. Автобиография. Киев: Лыбидь, 1990. С. 473-474.
48 Зайончковский П.А. Кирилло-Мефодиевское общество (1846- -1847). М.: Издательство Московского университета, 1959. С. 113. Правда, как писал Зайончков-ский, собрано было все-таки несколько больше, но точно установить сумму пожертвований невозможно.
49 Там же. С. 114.
штабной пропаганды общество так и не успело развернуть.
III отделение, первоначально напуганное появлением украинского тайного общества, вскоре спустило дело на тормозах. Граф Орлов в своем новом докладе императору сообщал, что «Украйно-Славянское общество св. Кирилла и Мефодия было не более как ученый бред трех молодых людей»50. Он имел в виду основателей общества — Костомарова, Гулака и Белозерского. Шевченко и Кулиш, как люди более опасные, проходили по другой статье, следствие их ошибочно не причислило к собственно членам тайного общества.
Николай Костомаров уже начал сознаваться. Он даже успел сообщить следователям, что переводил с польского «Книгу польского народа и польского пилигримства» Адама Мицкевича, а эту книгу жандармы сразу же справедливо сочли образцом для «Книги бытия украинского народа». Следствие было на верном пути.
Но однажды в камеру Костомарова пришел управляющий I экспедицией III отделения Канцелярии Его императорского величества Попов и объяснил подследственному, что после таких признаний Костомарова отправят на каторгу. Посоветовал изменить показания. Он дал Костомарову прочитать новые показания Белозерского, которого, очевидно, Попов навестил еще раньше: «.покажите то же, что и Белозерский. Посмотрите, что он написал. <...> Видите ли умно написано»51. Костомаров, подумав, дал новые показания. Оказывается, кирилло-мефодиевцы просто «верили в великую будущность славян» и мечтали о присоединении славянских земель к Российской империи. Так, вместо мирной, но все-таки антимонархической, республиканской украинской организации появилось лояльное монархии
50 Там же. С. 131.
51 Там же. С. 125-126.
панславистское общество, которое желало объединить славянские народы под скипетром русского царя.
Руководители III отделения вовсе не собирались отправить на каторгу одиннадцать человек. Им важнее было сделать вид, будто в России нет ни республиканского движения, ни малороссийского сепаратизма. А в том, что почти все кирилло-мефодиевцы — мирные, совершенно неопасные (кроме Шевченко) для государства люди, следователи имели возможность убедиться. За участие в тайном обществе, которое теперь предстало просто чрезмерно патриотичным, не могла уже грозить настоящая кара. Большинство кирилло-мефодиевцев отделалось легкими наказаниями: несколько месяцев тюремного заключения (и то не всем), запрет на поездки в Малороссию и государственная служба в великороссийских губерниях. Только несчастного Николая Гулака за отказ давать показания отправили в Шлис-сельбургскую крепость, а Тараса Шевченко за сочинение «предерзостных» и «возмутительных» стихов определили служить рядовым солдатом в далекий Оренбургский край. Царь к тому же прибавил от себя и еще одно наказание, действительно страшное для художника и поэта: строжайший запрет писать и рисовать.
Принято считать, что Николай так отомстил Шевченко за оскорбление, нанесенное им августейшей семье. Автор поэмы «Сон» оскорбил не только императора, но и его супругу, сравнив ее с сушеным опенком и поиздевавшись над нервным тиком, что мучил императрицу после восстания декабристов. Но дело не в одной лишь царской мести. Именно Шевченко сочли самым опасным из кирилло-мефодиевцев. С его стихами, уже тогда чрезвычайно популярными среди украинцев, «в Малороссии могли посеяться и впоследствии укорениться мысли о мнимом блаженстве времен гетманщины, о счастии возвратить эти времена и о
возможности Украйне существовать в виде отдельного государства»52.
Цветы и корни
В октябре 1850 г. в Уральске Тарас Шевченко познакомился с поляком Максимилианом Ятовтом, который, как и Шевченко, был отправлен служить рядовым в Оренбургский край. Позднее Ятовт начнет печататься под псевдонимом Якуб Гордон. Он оставит очень интересное свидетельство о политических взглядах Шевченко. «Независимая Украина была целью его мечтаний, революция была его стремлением»53, — писал Ятовт-Гордон. Это свидетельство не противоречит всему тому, что мы знаем о Шевченко. Еще за пять лет до этого разговора в своем «Заповите» («Завещании») Шевченко призывал порвать кандалы и окропить волю злою вражьей кровью. Такой призыв мог легко трактоваться и в социальном (призыв к восстанию против крепостничества), и в национально-освободительном смысле.
Другие кирилло-мефодиевцы тоже думали не столько о «славянских Соединенных Штатах», сколько о родной Украине. Создание славянской федерации или конфедерации с самого начала казалось целью все-таки отдаленной и достаточно трудной для осуществления. Уже 14 апреля Ан-друзский на допросе показал, что у кирилло-мефодиевцев, наряду с этой «главной целью», была и цель «частная»: если невозможно пока объединить всех славян, то хотя бы постараться добиться восстановления Гетманщины. Приверженцами «главной», панславистской цели были Костомаров и Гулак, приверженцами «частной», «малороссийской» — Шевченко, Кулиш, Посяда.
84
52 Кирило-Мефодпвське товариство. КиТв, 1990. Т. 1. С. 67.
53 Жур П.В. Труды и дни Кобзаря. Любер-
цы: Люберецкая газета, 1996. С. 265-266.
Разделение показательное. Романтиками-панславистами оказались образованные господа, а бывшие крестьяне или крестьянские дети ставили на первое место интересы Украины. Не то чтобы славянские интересы были им вовсе чужды. Даже Тарас Шевченко еще до знакомства с Костомаровым (они впервые встретились только в 1846-м) хорошо знал и об идее славянского единства, и о великих подвижниках национального возрождения славянских народов — Вуке Караджиче, Вацлаве Ганке, Яне Колла-ре, Павле-Йозефе Шафарике. О славянском возрождении Шевченко мог рассказать и Лукашевич, который переписывался с известными славянскими учеными, и Осип Бодянский, выдающийся ученый-славист.
Костомаров нашел у Тараса Григорьевича «самое восторженное сочувствие» идее «славянской взаимности». Автор «Кобзаря» даже посвятил Шафарику свою поэму «бретик» (Ян Гус). Но интересы Украины и украинцев всегда были для Шевченко намного важнее.
Однако и панславистские иллюзии Костомарова, Белозерского, Гула-ка только камуфлировали их украинский национализм. Недаром Костомаров в «Законе Божием» ставит Украину выше других славянских народов: «Восстанет Украина из своей могилы и опять воззовет к братьям славянам, и услышат воззвание ея, и восстанет Славянщина, и не останется ни царя, ни царевича, ни князя, ни графа, ни герцога, ни сиятельства, ни превосходительства, ни пана, ни боярина <...> И Украина сделается независимою Речью Посполитою в союзе славянском»54.
Пусть в союзе, но независимой. Не зря русские жандармы опасались, что малороссияне будут мечтать «о восстановлении прежней вольницы и их
54 Кирило-Мефодпвське товариство. КиТв, 1990. Т. 1. С. 169.
родины»55. Формулировка неуклюжая, но точная: Гетманщину сами русские жандармы называли «родиной» малороссиян.
Киевский генерал-губернатор Бибиков нашел необходимым сообщить шефу жандармов графу Орлову даже явно нелепый слух, будто «все малороссияне, принадлежащие к преступному направлению», имеют «у себя на теле наколотый знак гетманской булавы»56. Арестованных осмотрели. Никаких наколок, естественно, не нашли. Но интересно, что два русских генерала, два высокопоставленных чиновника серьезно отнеслись к слуху о гетманской булаве.
Весной 1847 г., когда развернулось следствие по делу кирилло-мефодиевцев, не только в Киеве, но и в Петербурге шли разговоры о сепаратистских планах «малороссийских патриотов»: «говорят, будто бы они хотели возбудить Малороссию к восстанию, к провозглашению гетманщины и к совершенному отделению от России»57, — писал поручик лейб-гвардии Московского полка и участник кружка петрашевцев Николай Момбелли.
Призрак Гетманщины как будто стоял перед глазами не одних малороссийских патриотов и русских чиновников.
Историки наших дней смотрят на деятелей национальных движений как на носителей какой-то заразной болезни, которые могут переносить «вирус национализма» и при помощи пропаганды «заражать» десятки и сотни тысяч людей. Реальность России гоголевского времени была бесконечно далека от таких представлений. Подавляющее большинство студен-
55 Там же. С. 39.
56 Там же. С. 44.
57 Момбелли Н.А. Записки (Отрывок) //
Воспоминания о Тарасе Шевченко. Киев: Издательство художественной литературы
«Днипро», 1988. С. 213.
тов университета св. Владимира ничего не знали о деятельности кирилло-мефодиевцев. Тем не менее польские, русские и украинские (малороссийские) студенты отстаивали свою идентичность. Русские власти внимательно следили за расстановкой национальных сил. 18 апреля 1847 г., в разгар дела Кирилло-Мефодиевского общества, шеф жандармов граф Орлов сообщал генерал-фельдмаршалу Па-скевичу о настроениях студентов Киевского университета. По его словам, русские студенты к «идее славянства» равнодушны. Поляки мечтают «восстановить польское королевство по Днепру и Южной Двине», но каких-либо действий не предпринимают. А «более же действуют малороссияне, которые желают прежней гетманщины, если возможно, в независимости от прочих славянских племен». Здесь важное различие с участниками тайного общества. В отличие от соратников Костомарова и Белозерского, эти малороссийские студенты «почти потеряли из виду» идею объединения славян, потому что «заботились только о Малороссии, ее народности, языке и даже независимости»58.
Вот это интереснейшее свидетельство. В идеологии кирилло-ме-фодиевцев новое было не важно, а важное — не ново. Панславизм не мог сыграть серьезной роли в украинской истории. Украинские интеллектуалы разочаруются в нем еще раньше русских. А идея независимости, незалеж-ности существовала очень давно. Она была неразрывно связана с жизнью украинской нации, с ее историей. Малороссия не так уж давно была если не полунезависимой, то, по крайней мере, автономной. Старая малороссийская знать (бывшая старшина) «понемногу забывала свою гетманщину», но народ еще долго помнил. Новые поколения вступали в жизнь с памятью о гет-
58 Кирило-Мефод1Твське товариство. КиТв, 1990. Т. 1. С. 56.
манщине, с мечтой о ее восстановлении, с неопределенной надеждой на создание настоящей, незалежной, самостийной державы.
«Живой организм украинского народа сохранил только корни, его цветы — интеллигенция — завяли и осыпались», — писал уже в начале XX в. украинский прозаик Михаил Коцюбинский. Слово «интеллигенция» сейчас следовало бы заменить словом «элита»: политическая, финансовая, интеллектуальная элита. Но украинский народ не исчез, не выродился, не ассимилировался. Прошло время, и «корни дали побеги, вновь зацвели цветы...»59
59 Коцюбинский М. Письмо Полтавской думе. Сентябрь 1903 // Коцюбинский М. Собрание сочинений: в 3 т. / Пер. с укр. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1951. С. 335, 336.
Сыновья крестьян, мещан и даже помещиков пришли на смену русифицированной казачьей старшине. Место Кочубеев, Апостолов, Миклашевских начали занимать Кулиш, Белозерский, Кухаренко, Шевченко, позднее — Грушевский, Драгоманов. «По какому-то таинственному закону воскресения замерших народностей, в Полтавщине, в Харьковщине <...> в Черниговщине, как будто на кобзе струна к струне, отозвались один по одному люди чужие и далекие между собой и провозгласили новую нацию между нациями, во имя родного слова и самобытного мировоззрения»60, — писал Пантелеймон Кулиш.
60 Цит. по: Киевская старина. 1882. Т. 2. Июнь. С. 511.
86
издательство «скименъ» представляет
Александр Храмов. «Катехизис национал-демократа»
В книге молодого политика и публициста Александра Храмова затрагивается проблематика отношений нации и империи в российской истории, рассматриваются особенности и генезис российского федерализма. Что такое русский демократический национализм, возможно ли трансформировать Российскую Федерацию в русское национальное государство — на эти и другие вопросы автор пытается дать ответ в рамках национал-демократической парадигмы. Книга предназначена широкому кругу читателей, интересующихся историей и современным политическим процессом в России.
По вопросам распространения и приобретения: 8-964-580-1912, lasido@mail.ru (Надежда Шалимова).
