CC BY
14
5. Korshunova S.A. Transformatsiya sovremennoy molodezhnoy subkul'tury v usloviyakh razvitiya tsifrovogo obshchestva [Transformation of modern youth subculture in the conditions of the digital society development]. Alma mater. Vestnik Vysshey shkoly [Alma mater. Bulletin of Higher education school], 2019, no. 6, pp. 77-80. (In Russ.).
6. Muzychuk V.Yu. Osnovnye napravleniya tsifrovizatsii v sfere kul'tury: zarubezhnyy opyt i rossiyskie realii [The main directions of digitalization in the sphere of culture: foreign experience and Russian realities]. Vestnik Instituta ekonomiki Rossiyskoy akademii nauk [Bulletin of the Institute of Economics of the Russian Academy of Sciences], 2020, no. 5, pp. 49-63. (In Russ.).
7. Nepomnyashchiy A.V. Rol' tsifrovykh modeley zhiznennogo konteksta v protsesse sotsializatsii lichnosti [The role of digital models of life context in the process of personality socialization]. Kul'tura. Nauka. Integratsiya [Culture. Science. Integration], 2017, no. 1(37), pp. 9-15. (In Russ.).
8. Orlov O.L. Rossiyskiy prazdnik kak fenomen kul'tury [A Russian holiday as a phenomenon of culture]. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta kul 'tury i iskusstv [Bulletin of Kemerovo state university of culture and arts], 2006, no. 1, pp. 54-67. (In Russ.).
9. Chvanova M.S., Anuryeva M.S., Kiseleva I.A. Vliyanie Interneta na sotsializatsiyu molodezhi [The Internet influence on the youth socialization]. Vestnik Tambovskogo universiteta. Seriya Gumanitarnye nauki [Bulletin of Tambov university. Series Humanities], 2017, vol. 22, iss. 5 (169), pp. 23-36. (In Russ.).
УДК 130.2
Doi: 10.31773/2078-1768-2022-60-18-27
ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК «СМЕРТЬ ЛИЦА»
Казаков Евгений Федорович, доктор культурологии, профессор, профессор кафедры философии, Кемеровский государственный университет (г. Кемерово, РФ). E-mail: [email protected]
Автор продолжает анализ, начатый в статьях «История как "обретение лица"» и «Человеческое лицо: между "обретением" и "потерей"». В истории выделяются восходящая линия - к олицетворению человека, и нисходящая - к его обезличиванию. Высшей точкой истории предстает превращение лица в лик (икона Владимирской Богородицы), низшей точкой - превращение лица в личину (М. Эрнст «Ангел домашнего очага»). Проблема рассматривается на основании анализа образов современного искусства и литературы. Основным инструментом исследования является разработанный в «философии жизни» метод вчувствования. Человеческое лицо рассматривается как выражение различных состояний жизни души, духа и тела. Доказывается, что в современной культуре происходит «умирание» и «смерть» лица. «Умирание» лица рассматривается в многообразных аспектах. Это, например, перенесение акцента с лица души на лицо тела; нисхождение от доминанты глаз (как «портала» в душу) к доминанте рта (как «портала» в тело). Анализируется «тема затылка»: на многих произведениях художников главные персонажи изображаются повернутыми не лицом к зрителю, а спиной. Затылок - это «лицо», потерявшее собственно человеческий вид. «Смерть лица» связана с нивелировкой человеческой личности, что обусловлено массовой культурой и конформизмом. Нарастание стихии душевной жизни, связанное с общим усилением хаоса, приводит к «рассыпанию», «взрыву», гибели лица (С. Дали «Галатея сфер»). Выпадение из вечных планов бытия во временные приводит к текучести, «расплавленности» лица, выражающей сиюминутность, бренность душевных переживаний (С. Дали «Сон»). Погружение в духовную тьму приводит к потере контуров лица, его растворению в «ночной» культуре постмодерна. Ослабление культурных запретов, потеря устойчивых ценностных координат приводят к тому, что человек затрудняется отличить живое лицо от мертвого, лик от антилика, Христа от Антихриста (И. С. Глазунов «Христос и Антихрист»). «Черный квадрат» К. Малевича трактуется как «закрашенное черным» лицо, поглощенное духовной тьмой. В то же время в современной культуре не исчезла восходящая линия, находящая выражение в интенции преображения лица в лик (Христос в «Тайной вечере» С. Дали).
Ключевые слова: современность, искусство, человек, душа, тело, лицо, лик, личина, духовное, вещное, плотское, грезящее, организмическое.
CIVILIZATION AS THE DEATH OF THE FACE
Kazakov Evgeniy Fedorovich, Dr of Culturology, Professor, Professor of the Department of Philosophy, Kemerovo State University (Kemerovo, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The author continues the analysis started in the articles "History as finding a face" and "The human face: between finding and loss." In history, there is an ascending line - to the personification of a person, and a descending line - to his depersonalization. The highest point of history is the transformation of a face into a face (the icon of the Vladimir Virgin), the lowest is the transformation of a face into a disguise (M. Ernst "The Angel of the Hearth"). The problem is considered on the basis of the analysis of images of contemporary art and literature. The main research tool is the method of feeling developed in the Philosophy of Life. The dying of the face is seen as a shift of emphasis from the face of the soul to the face of the body; as a descent from the dominant of the eyes (as a portal to the soul) to the dominant of the mouth (as a portal to the body). The growth of the element of spiritual life leads to an explosion, the death of a person (S. Dali "Galatea of Spheres"). Falling out of the eternal planes of being leads to a fluidity of the face, expressing the frailty of spiritual experiences (S. Dali "Dream"). The loss of stable value coordinates leads to the fact that a person finds it difficult to distinguish a living face from a dead one, a face from an anti-face, Christ from the Antichrist (I. S. Glazunov "Christ and the Antichrist"). K. Malevich's "Black Square" is interpreted as a black-painted face absorbed in spiritual darkness. At the same time, the ascending line has not disappeared in modern culture, which finds expression in the intention of transforming the face into the face (Christ in the Last Supper by S. Dali).
Keywords: modernity, art, man, soul, body, face, guise, disguise, spiritual, material, carnal, dreaming, organismic.
Введение
Лицо - это не просто передняя часть головы. У зверя, птицы, рыбы лица нет, а голова есть. Лицо - это знак именно человеческого бытия в мире. Обретение миром человека - это обретение миром лица. Обретение лица - высшая точка мировой истории, ее апогей. Лицо в значительной степени самодостаточно, в нем уже все есть: и тело, и природа, и Бог, и прошлое, и настоящее, и будущее, и даже вечное; дольнее и горнее, подлинное и иллюзорное. Лицо - это портрет человека в целом. Оно - «награда» и «приговор, наказание», в нем визуализируется итог (промежуточный или окончательный) пути, пройденного человеком (не случайно добрые люди со временем хорошеют, а злые - дурнеют). Жизнь «записана» в лице человека, поэтому его можно «читать» как «книгу», «пролистывая страницы» назад, отчасти вперед.
Не только глаза - «зеркало» души, им является все лицо (в глазах фокусировка душевных переживаний достигает максимума, они - лицо лица). Не только состояния души отражаются в лице, но и состояния тела (физическая усталость, голод). Лицо - это душа и тело, «вы-
вернутые наизнанку», «вынесенные наружу». Лицо - концентрированное внешнее выражение внутреннего облика человека в целом или отдельных (частных, доминантных) его состояний. Сущностным началом человека предстает именно душа (сократовское «человек есть душа»), и именно душа в значительной степени задает состояния тела (будучи, по Аристотелю, «принципом жизни»), направление его активности. Жизнь лица - это выражение в большей мере жизни души (или ее «смерти», если у человека - «мертвая душа»). Душа есть чувствилище (по Аристотелю), точнее нравственное чувствилище (соло-вьевское «стыжусь, следовательно, существую»). Она включает также религиозные, эстетические переживания и мыслительные процессы.
Жизнь лица может аутентично выражать жизнь души, а может искажать ее («спектакль» лица, лицо как симулякр). Лицо может быть выражением самого себя (как «поверхность, выражающая поверхность», «маска»). Оно может выражать то или иное доминирующее состояние души: лицо мыслителя, мечтателя; плотское, вещное лицо. Выражая низшие (плотские) состояния души, оно превращается в личину; выражая
высшие (духовные) состояния - превращается в лик. Личина и лик - визуальное выражение противоположных «полюсов» внутренней жизни: обездушенности, «смерти» и обоженности, высшей жизненности. Между этими «полюсами» и располагается все многообразие состояний душевной жизни.
Цель и задачи
Целью настоящего исследования является изучение истории человеческого лица на материале искусства и литературы ХХ-ХХ1 веков. Эволюция лица отображает эволюцию душевных состояний человека, доминирующих в них тенденций. Важность этой цели заключается в том, что история из внешней (история экономики, политики, социальных отношений) становится внутренней, обретает человеческий облик, одушевляется. Лицо человека предстает как маркер собственно человеческого бытия, выделяющего его из природной реальности. Если в предыдущих авторских статьях [6; 7] рассматривались начальные этапы истории лица (с древности до XIX века), то в настоящей статье исследуется современность. Тем самым целостный взгляд на историю лица обретает завершенность, позволяя в качестве вывода выделить важнейшие ступени восходящей и нисходящей ее линий. Задачами настоящего исследования выступает анализ (на материале современного искусства и литературы) многообразия проявлений «смерти лица», предстающей доминирующей тенденцией современной культуры.
Методы и материалы
Для достижения поставленных исследовательских задач используется разработанный в «философии жизни» (В. Дильтеем, Г. Зиммелем, О. Шпенглером) метод вчувствования, наиболее адекватный для исследования образного ряда произведений искусства и литературы. Используется также сравнительно-исторический подход, позволяющий выделить своеобразие основных этапов истории лица, идентифицировать особенности его современной ступени. Материалом для исследования служат произведения современного искусства (изобразительного, прежде всего) и литературы [1; 5]. Особый акцент делается на анализе портретной галереи, где лицо запечатлено
в наиболее полном виде. Лицо (не только глаза) можно назвать «зеркалом» (иногда «затуманенным», иногда «кривым»), в котором отображаются состояния души, духа и тела. Произведения искусства (портреты, прежде всего) предстают своеобразным «зеркалом зеркала», запечатлевающим лица, запечатлевающие души. Именно произведения изобразительного искусства позволяют выстроить единую линию человеческой истории от глубокой древности до современности, сформировав тем самым целостный взгляд на историю лица.
Современность как нисхождение от «живого» лица к «мертвому»
В современную эпоху продолжается развертывание ряда тенденций, актуализировавшихся на предыдущих этапах. Превращение культуры в цивилизацию (в шпенглеровской трактовке этих понятий) сопровождается возрастанием роли материальной системы ценностей. Телесное все более доминирует над душевным, следствием чего предстает продолжение нисхождения от лица души к лицу тела (см. Р. Магритт «Донна», «Преображение пространства»). Последнее полотно предстает портретом голого тела (где лица и ноги ниже колен всех трех персонажей остаются за границами холста): груди - «глаза», пупок -«нос», лоно - «рот». Лицо тела - менее зрячее, более закрытое, не такое содержательное. Логичным завершением этой линии является картина Р. Магритта «Насилие», где голый женский торс стал полноценной головой, обретшей шею, плечи и прическу из распущенных волос. Этот торс настолько напоминает «Виллендорфскую Венеру», что дает основание говорить о «возврате» к первобытной телесности. Языческое буйство плоти (вспомним ночь на Ивана Купала) словно опять оживает в «Красном танце» А. Матисса. Лица голов здесь повернуты к нам затылками или почти закрыты волосами; то есть, по сути, их там нет. Зато лица тел предстают во всех ракурсах, всей красе. Тело здесь гораздо больше наполнено динамичной жизнью, чем полусонная душа (и формально выражающее ее лицо).
Если у Р. Магритта и А. Матисса мы видим неоязыческие мотивы, то в скульптурах А. Майо-ля («Помона», «Средиземное море», «Лето») торжествует неоантичность. Как и у античных ста-
туй, лицо здесь - обобщенное, не выражающее никаких эмоций. Все внимание сконцентрировано на совершенной красоте тела, гармоничного, рельефного, сексуального. Лицо тела оказывается содержательнее лица души. Духовное зрение у современного человека ослабевает, а физическим зрением эфемерную душу не увидеть. Если ее не видно, то она как бы и не существует. Поэтому главная забота современного человека - о лице тела (культуризм, бодибилдинг, фитнес, аэробика). Отсюда, культ спорта и вечной молодости (то есть, вечно молодого лица тела). Эта тенденция особенно зримо выражается в боди-арте, где лицо тела становится самодостаточной палитрой, затмевающей незначительность, бессодержательность, да, в общем-то, и ненужность, лица головы.
В чем же здесь проявляется умирание, если тело наполнено динамикой, красотой, жизнью? Душа - носитель активности, принцип жизни, форма, а тело - пассивная, косная материя [2, с. 24]. Душа обладает большей степенью жизненности, так как она, в отличие от бренного тела, - бессмертна. В современной культуре жизнь души (в ее духовных состояниях) почти не проявлена. Редукция к более простым орга-низмическим функциям, затухание высших, собственно человеческих переживаний - причина омертвления лица души. Динамика тела пытается скрыть, компенсировать умирание души, симулировать «бьющую фонтаном» жизнь. «Красный танец» слишком уж похож на пляску зомби-мертвецов.
Дальнейшее развитие получает «тема спины» как выражение отторжения, прятанья от мира, как приговор ему (С. Дали «Спина девушки», «Моя жена, обнаженная, смотрит на собственное тело», «Дали, рисующий Гала со спины»). «Спиной» лица является затылок. У затылка нет «выражения» (или оно минимизировано: взъерошенный, унылый затылок), нет эмпатии (это «глухонемое, ослепшее лицо»); деградировавшее, заросшее «шерстью», вернувшееся в звериное состояние (Р. Магритт «Дух путешествия», «Репродуцирование запрещено», «Великое столетие»; С. Дали «Три Сфинкса острова Бикини»). Иногда голова - затылок со всех сторон (словно перевязана везде «бинтом-затылком»). Затылком к затылку - лица не увидать. Голова-затылок -выражение предельной отчужденности людей друг от друга, словно на их головы надеты меш-
ки-затылки (Р. Магритт «Влюбленные»; пианист О. Каравайчук давал концерты с надетой на голову наволочкой).
Но если даже люди не повернуты друг к другу затылками, их лица могут отворачиваться, глаза - не встречаться. На картинах П. Пикассо персонажи никогда не смотрят друг на друга, не смотрят на зрителя (П. Пикассо «Странствующие гимнасты», «Смерть Арлекина»). У них схожие лица с покорными судьбе, опустошенными глазами. Такое впечатление, что это - одно и то же лицо, расположенное в разных ракурсах. Данные лица, часто изображенные в пол-оборота, предстают полузатылком. Они отворачиваются не только от других, но и от самих себя, разворачиваясь и к себе затылком. На картине Р. Магритта «Сын человеческий» персонаж смотрит на себя в зеркало, а видит затылок. Лицо, ставшее затылком, - потерянное, потерявшееся, «похоронившее» себя. «Смерть» лица - это его утрата, происходящая через замещение антиподом - затылком.
Один из примеров «умершего» лица - «стертое», анонимное лицо, вроде бы чье-то и в то же время ничье (К. Малевич «Спортсмены»). Индивидуализация внутреннего и внешнего облика - одно из главных отличий человека от других живых существ. Деиндивидуализация лица - это его расчеловечивание. Никакое лицо никакого человека - то, по которому о человеке нечего сказать. Лицо без свойств - это маркер «человека без свойств» (Р. Музиль), «господина из Сан-Франциско» (И. А. Бунин), не имевшего лица-имени. Об этом лице без лица писал В. В. Маяковский в «Надоело»: «Глядишь и не знаешь: дышит или не дышит он. / Два аршина безлицого розоватого теста: / хоть бы метка была в уголочке вышита» [8, с. 64]. Неслучайно анони-мус - главный субъект (точнее, актор) Интернета.
В век конформизма, массового производства и культуры нарастает стандартизация, стереотипность труда и образа жизни. Конвейерное производство (в том числе в киноиндустрии) формирует конвейерное лицо (лицо М. Монро, ставшее «иконой XX века», копировалось тысячами поклонников). Для выполнения тех или иных производственных обязанностей лицо-личность не нужно, достаточно лица-функции. Лицо-личность становится даже помехой, отвлекая от четкого следования нужному алгоритму [9, с. 145]. Происходит за ненадобностью нивелировка, потеря
лица (Р. Магритт «Котелок»). Если лицо нельзя идентифицировать, то его как бы и нет. Человек со «стертым ластиком» лицом становится невидимкой (Р. Магритт «Пилигрим»). В «производственном искусстве» лицо человека-винтика не отличить от производственных конструкций (О. Гутфройнд «Труд», Ф. Леже «Передача энергии», Т. Барфай «Металлурги»). Обезличенный работник (с лицом-актором) создает обезличенный продукт для обезличенного потребителя.
Массовая культура продуцирует массовую душу (с однотипными потребностями, ценностями, желаниями), находящую выражение в массовом лице. У человека толпы, человека массового общества - одно общее лицо, в котором нет индивидуальных различий (Р. Магритт «Голконда»). Происходит «возврат» к первобытному синкретизму, когда человек внутри общины не выделялся (схожесть с современной корпоративной этикой: «мы - команда»).
Лицо тела несет в себе больше индивидуальности, чем лицо души. Душа испытывает мощное воздействие массовой культуры, а тело сохраняет больше природного своеобразия. Если бы души стали телами, то нас невозможно было бы друг от друга отличить. Именно внешний облик является маркером, позволяющим идентифицировать человека, отделить его от других. Лица «Авиньонских девиц» П. Пикассо - одинаково-никакие, что выражает их одинаково-никакие души. Лица душ здесь идентифицировать невозможно, потому что их просто нет. А вот лицами тел (пропорциями фигур, позами, жестами) они друг от друга, как раз, и отличимы. На лице души не сделаешь тату, пирсинг, не покрасишь волосы в кислотный цвет, не выщипаешь брови, не выправишь губы; а вот с лицом тела эти манипуляции возможны. Лица тел «спасают» (рисуют, конструируют) человеческую единичность, позволяя выделить ее из безликой массы. Поэтому такую значимую роль играет косметология, пластическая хирургия, искусство стилиста, имиджмейкера. У тебя нет лица, не страшно, мы его тебе сконструируем. Только рыночное лицо может быть конкурентным. Иметь свое лицо (пусть искусственное, не живое) важно с экзистенциальной точки зрения: чтобы доказать себе (и другим), что я есть.
Взгляд на человека опускается с верхнего на нижнее лицо, на лицо ниже спины (С. Дали «Фигура у окна», «Содомское самоудовлетворе-
ние невинной девы»). По сравнению с пустым, потерянным лицом головы, заднее лицо оказывается презентабельнее, привлекательнее, содержательнее. В лице головы эта нисходящая линия выражена в смещении акцента с глаз (как «окон» в метафизическое) на рот (как «окно» в физическое). «Спектакль» лица как целого сводится к «театру одного актера» - рта как части (Э. Уорхол «Бирюзовая Мэрилин Монро»). Глаза становятся настолько малозначимыми, а рот -настолько важным и самодостаточным, что появляются портреты одного лишь рта (Д. Тилсон «Автоматические губы»). Если глаза и остаются, то они превращаются еще в два рта, образуя троеротого человека (С. Дали «Лицо войны»), или рот во все лицо (сатиры Т. Футуры на общество потребления). Оротивание лица превращает его в лицо-рот. Человек целиком превращается в ненасытный рот, пытаясь поглотить весь мир (м/ф С. Коваля «Глинька»). В мире «ад-иночества в толпе», кроме кричащего рта, от человека ничего не остается (Э. Мунк «Крик»).
Рот настолько важен для презентации человека, что его даже специально «рисуют», «наклеивают» («американская улыбка»), накачивают силиконом, чтобы придать лицу нужное искусственное (неживое) выражение. Рот чаще погружен в сиюминутное, насущное, глаза - в желаемое. Современный человек живет больше настоящим, полезным, выгодным. Рот побеждает даже небесное око (В. Куш «Губы заката»). Относительно омертвляющихся глаз (выражающих омертвление души) рот предстает более наполненным жизнью (выражая доминанту организмического, переходящую в его торжество).
Одно из выражений омертвления лица -его овеществление. Нисхождение от «быть» к «иметь» [12, с. 24] привело к тому, что не человек - «мера всех вещей» (Протагор), а вещи -Мера всего человека. Суммой вещей становится (чего не было в парадном портрете) именно лицо человека (С. Дали «Лицо Мэй Уэст, которое может быть использовано под квартиру»). Вещи и лицо образуют в симбиозе лицо-вещь. Лицо теряет самодостаточность, самоценность, оно теряется без наполненности, украшенности вещным. Для того чтобы глаза стали видимыми, привлекательными, необыкновенными, только глаз мало, их необходимо инкрустировать драгоценными камнями (С. Дали «Глаз времени»). А чтобы сделать
заметными губы, на них нужно нанизать жемчуг (С. Дали «Рубиновые губы»).
Потерявшееся, опустошенное лицо человека стало настолько неинтересным, что художников больше интересуют не лица людей, а лица вещей (К. Олденберг «Гигантская шведская люстра», «Мягкий туалет»; С. Дали «Тачка»; Г. Ра-ушенберг «Звукоизмерение»; М. Дюшан «Велосипедное колесо»). Человек здесь уже предстает «инструментом», посредством которого вещи (техновещи) рисуют свои автопортреты. Происходит нисхождение от образа человека к противо-образу, теряющему сходство с ним. Вещи (тех-новещи) все больше предстают не «зеркалом» человека, а «зеркалами» самих себя. Они теряют заложенную человеком функциональность, претендуя на самодостаточность, самоценность. Мир, наполняемый вещами, становится все более обезлюденным, мертвым.
Лицо-вещь все более отождествляется с лицом-маской. Кубистические портреты П. Пикассо имеют сходство с африканской ритуальной маской («Голова женщины», «Женщина с веером», «Плачущая женщина»). Лицо-маска - это поверхность поверхности, поверхность внутри и снаружи; поверхность, за которой ничего нет. «Поверхностные, бездушные» миры торжествуют [14, с. 463]. Для «одномерного человека» (Г. Маркузе) органичным является «одномерное», «плоскостное» лицо, потерявшее «объем», содержательную глубину. Отсутствие глубины позволяет «считывать» поверхностное лицо «в один клик». Оно перестает здесь быть «книгой жизни» (как в портретах Рембрандта), в нем вообще исчезает одушевленность.
Портреты П. Пикассо - это мертвые лица, расщепляющиеся, «разбивающиеся на осколки» («аналитический» кубизм), разлагающиеся прямо пред нашим взором (к «африканскому» периоду Пикассо относятся «Фермерша», «Три фигуры под деревом»). Если ритуальные маски несли в себе явные или скрытые магические, религиозные смыслы; то лица «Авиньонских девиц» -абсолютно бессмысленны, пусты, унылы. В них нет живой мысли, эмоций. Происходит вполне очевидное нисхождение от всешного лица (иконописного лика, в котором - все) к ничтошному лицу (лицу, в котором - ничто). Лицо-маска превращается посмертную маску. Мертвое лицо -выражение мертвой души, превратившейся в
«могилу Бога» и самого человека. М. Шагал в это время не случайно берется иллюстрировать «Мертвые души» Н. В. Гоголя. «Моя душа смердит», - говорит главный герой фильма «Остров» (реж. П. Лунгин).
В обществе торжествующей поверхности внешний облик человека ценится гораздо больше, чем внутренний. Нередко он предстает самоценностью, полностью исчерпывающей себя. В продолжение проявившейся на предыдущих этапах темы парадных портретов утверждается парадное лицо (Э. Уорхол «Портрет Елизаветы», «Голубая простреленная Мэрилин»). Популяризируется декоративно-прикладное лицо, лицо-украшение богатого интерьера, успешного партнера, своего тела. Появляется лицо-товар (лица известных спортсменов, артистов, используемые для рекламы), статусное лицо, лицо бренда (И. Шейк, К. Дженнер, А. Гранде). Лицо на продажу (продаваемое лицо) становится таким же рыночным товаром, как любой продукт. Лицо монетизиру-ется, становится источником вложения и получения капитала, происходит капитализация лица. У лица возникает цена, которая колеблется, исходя из успехов и неудач его носителя. Работает целая индустрия для превращения лица в красиво упакованный, пользующийся повышенным спросом товар. Утверждается система ценностей, убеждающая человека в том, чтобы как можно выгоднее продать свое лицо. Прибыльная продажа преподносится как настоящее счастье (Э. Паолоц-ци «Я была игрушкой богатого человека»).
Душевные переживания выражаются часто через физические страдания (С. Дали «Окровавленные розы», «Возрождение плоти», эскизы декораций к «Вакханалии» Р. Вагнера и «Лабиринту» Ф. Шуберта). Происходит редукция душевного к психическому и далее - к физическому, где собственно человеческое «умирает». Лицо психосоматики не выражает не только метафизические, но и просто возвышенное, редуцируясь к исходным влечениям: либидо и танатос. «Любовь и голод правят миром», страх смерти (П. Пикассо «Плачущая женщина») и желание любви (П. Пикассо «Влюбленные на пляже»). Происходит нисхождение этих переживаний на организмический уровень: страх смерти сводится к ужасу физической кончины [10, с. 72], желание любви сводится к сексуальному влечению, переходящему в похоть (к/ф «Я и он», реж. Д. Дерри).
Лицо смерти С. Дали изобразил в картине «Предчувствие гражданской войны в Испании». Оно обращено в небо, но глаза закрыты, полное отчаяние, никакой надежды на спасение свыше. Лицо здесь жалуется небу на небо, обвиняя его в безучастности. Эта же тема развивается в «Гер-нике» П. Пикассо: мы словно слышим предсмертные вопли из страшно разверзшихся ртов, страдания настолько немыслимы, что глаза вылезают из своих орбит и вертятся-скачут по лицу в безумной пляске. В «Штурмовой группе в газовом облаке» О. Дикса в лицах-противогазах не осталось уже ничего человеческого. Самой знаковой картиной этого плана является «Лицо войны» С. Дали. Мы видим здесь лицо-череп, из зениц и рта которого также выглядывают черепа (из зениц и ртов которых продолжают выглядывать черепа, и так до бесконечности). «Лицо войны» - это дурная бесконечность черепа в черепе, уходящая в беспредельность прошлого, настоящего и, к сожалению, будущего.
Лицо сексуального влечения С. Дали изобразил в «Великом мастурбаторе». Все полотно здесь занимает деформированное лицо, из которого поднимается обнаженная женская фигура, тянущаяся к интимным местам мужчины. На рту этого лица - саранча, по которой ползут муравьи (символизируя страх и тлен). «Схлопывающееся» на себе самоудовлетворение превращает либидо в танатос. Сексуальное лицо - один из трендов современной культуры, продукт сексуальной революции. В рекламе часто используется молодое лицо (обычно женское) с полуоткрытым ртом, обнажающим зубы (иногда и язык), и прямым завлекающим взглядом. Демонстрационная сексуальность вовсе не служит здесь функции сохранения и продолжения жизни. Она предстает лишь симулякром, на самом деле нацеленным на извлечение прибыли. Чем сексуальнее лицо - тем выше его коммерческая цена. За внешней привлекательностью здесь прячется мертвенность лица квазижизни.
Если на предыдущих этапах художники чаще изображали ожидание, предчувствие любви, любовные грезы, игры, то в современном искусстве - акцент переносится на само любовное действо и его последствия. Любовное чувство, теряя духовную составляющую, становится голым сексуальным влечением на грани агрессивности, жестокости, приводящих к ломке, коверкании лиц
(П. Пикассо «Объятия», «Голова женщины», «Сидящая женщина»). Деформированная, расколотая кубистическая реальность - изнасилованная до смерти. Запрокинутые, уродливые, безжизненные лица - итог этой сексуальной деструкции (П. Пикассо «Лежащая обнаженная женщина», «Фигура на пляже»). Апофеоз этого - ужас и отчаяние изнасилованного женского лица-торса (Р. Магритт «Изнасилованная»). Изнасилованное лицо - мертвое.
Голый страх смерти и голая сексуальность -свидетельства голой души голого человека, сбросившего с себя «культурные одежды». Выражением голой души является голое лицо, на котором откровенно запечатлены «трещины и разломы» бытия (экспрессионизм О. Кокошки, Г. Гросса, О. Дикса, Ж. Руо). Голое лицо - не лицо-итог, а лицо-сиюминутность; выражение выхолощенного, полого внутреннего облика. Голое лицо здесь - полое лицо (Р. Магритт «Лицо гения»; С. Дали «Портрет», «Возрождение плоти», эскизы декораций к «Вакханалии» Р. Вагнера и «Лабиринту» Ф. Шуберта). От лица человека осталась лишь оболочка, за которой - тьма, пустота. Это лицо, скрывающее-обнажающее ничто, лицо-ничто, наполненное пустотой «до краев». «Крайности сходятся»: голости (особенно внутренней, то есть полости) - все больше; и одетости (особенно внешней, то есть «вещной шкурки») - все больше. Внешнее пространство - все более заполнено, внутреннее - все более оголено, опустошено. «Природа не терпит пустоты», только у человека могут быть пустые сердце и мысли, взгляд, слова и поступки... пустое лицо. У человека - лицо фабрики по производству пустот, внутренних и внешних.
Современное искусство дает много примеров нарастания хаоса, просто разрывающего человека на элементарные структуры. Так, в «аналитическом кубизме» П. Пикассо образ человека раскалывается на множество мелких осколков настолько, что собрать их в узнаваемую целостность не удается («Аккордеонист», «Женщина, сидящая в кресле», «Голова мужчины с усами»). В ряде образов С. Дали «большой взрыв вселенной» словно продолжается в «малом взрыве» души, отображающемся во «взрыве» лица («Взрыв рафаэлевской головы», «Галатея сфер», «Максимальная скорость Мадонны Рафаэля»). Происходит очевидное нарастание хаоса и в природе, и в обществе, и в межличностных отношениях,
и во внутреннем мире человека. Декларирование свободы как главной ценности привело к отказу от устойчивой системы ценностных координат (нашедшей выражение в «культуре отмены», постправде и постморали). Душа современного человека - эклектична, в ней соединяется несоединимое: светское и религиозное, научное и мистическое, подлинное и мнимое. Такое состояние души С. Л. Франк определил как «стихию душевной жизни» [11, с. 91]. Отсутствие целостности внутреннего и внешнего облика человека обусловливает его противоречивость, спонтанность. С точки зрения христианства, душа бессмертна, так как не распадается на атомы (как тело). Если же она, подчиняясь материально-телесному миру, становится его частью, то оказывается в «могиле тела» (Платон), расщепляясь-умирая вместе с ним. «От нас останутся лишь наши лица», -писал Л. Шестов [13, с. 34]. Но лишь в том случае, если не рассыплется на безликие атомы душа.
Жизнь человека становится гораздо более динамичной, чем в предыдущие эпохи. На портретах П. Пикассо лицо одновременно изображается и в фас, и в профиль; словно на наших глазах человек так быстро вертит головой, что сосредоточиться на одном его ракурсе невозможно («Женщина с птицей», «Портрет Доры Маар», «Сидящая женщина в синем кресле»). Хочется, вслед за Фаустом, воскликнуть: «Остановись, мгновение!», но оно неудержимо, «ломает», «смывает» человеческий облик. В скульптуре К. Варотсоса «Бегущий герой» облик человека словно состоит из лоскутов, развевающихся на ветру. Лицо, превратившись в вихревые порывы, не просто неузнаваемо, его там нет. Хлопочущее, снующее, мельтешащее лицо - поверхностное, растворяющееся во все обезличивающем потоке. Все быстрее бегущее лицо превращается в движение, освобожденное от лица (кинетическое искусство).
Погружение отчетливого, устойчивого, определенного, вечного (запечатленного в иконописных ликах) в изменчивое, временное, непостоянное, приводит к появлению кажущегося (мимолетного) лица (С. Дали «Рынок рабов с исчезающим бюстом Вольтера», «Изображение исчезает», «Исчезающие образы»; Р. Магритт «Век просвещения», «Мысли, зависшие в пространстве»). Земной мир Платон называл «иллюзорным». Погружаясь в него, человек превращается в эфемерность, а его лицо - в «раскрашенный воз-
дух», мерцающий-тающий на глазах. Происходит нисхождение от лица-подлинности к лицу-сновидению, от лица-нечто - к лицу-ничто. Исчезающее лицо - маркер исчезающего в силу неукорененности в бытие человека.
Включение человека в бешеный бег времени приводит к появлению потекшего лица (Р. Ма-гритт «Время, стоп»; П. Пикассо «Женщина с синим воротником»; С. Дали «Безумный Тристан»). Формулу нашего времени выразил Л. Кэролл («чтобы оставаться на месте, надо бежать») и довел до максимы Э. Бернштейн («движение - все, конечная цель - ничто»). Бег из средства, пути достижения цели превращается в самоцель: бег ради бега. Бег становится «богом» современного человека. Человек бежит во все стороны сразу, ото всего и ни к чему: от прошлого, настоящего, будущего, от Бога, от своего лица. Это не только внешний бег (тела), но и внутренний бег (души); непрерывная смена впечатлений, отношений, звуков, картинок (клиповый, мозаичный поток сознания). Это бег от себя внутри себя. «От себя не убежишь»; но если бежать очень быстро, то некогда задуматься об этом. От быстрого бега пейзажи, события, лица мелькают с такой скоростью, что их не разглядишь. Они сливаются в один мельтешащий поток, в котором теряется человек (А. Йорн «Письмо моему сыну»; Р. Делоне «Парижанка»; Д. Поллок «Портрет и мечта», «Лунная женщина», «Женщина-луна вырезает круг»). Растекающееся (в плавящемся времени) лицо можно, хотя бы ненадолго, остановить лишь искусственными подпорками (С. Дали «Сон», «Мягкий автопортрет»). Погруженность лица во временное есть погруженность его в тленное. Парадокс в том, что бренное воспринимается как более реальное, чем вечное. «Богом» современного человека становится смерть. Служа материальному миру, душа становится частью тела, обретая его свойства, в том числе, смертность. Выражением мертвой души и является смерть лица.
Выводы
История лица (после полуденного Средневековья) со всей очевидностью демонстрирует линию нисхождения от лика к лицу, от лица живого - к лицу мертвому. Происходит затмение лица, оно проваливается в духовную ночь, растворяясь в ней, становясь неидентифицируемым, невидимым. Затылок (которым так часто поворачи-
вается современный человек) - это ночное лицо. Вместо утреннего лица праксителевской Афродиты и полуденного лика Владимирской Богородицы актуализируется ночное лицо продажной Венеры (О. Дикс «Венера в черных перчатках»). На картине Р. Магритта «Фальшивое зеркало» показано затмение солнечного небесного ока, переходящего в затмение человеческого глаза, а значит, и души. В «Черном квадрате» К. Малевича это затмение достигает апогея: «черным закрашивается» весь глаз, все лицо, все солнце («Черный квадрат» был декорацией к пьесе «Победа над солнцем»). Ночной сон души переходит в ночную смерть, спящее лицо от мертвого уже не отличить (Р. Магритт «Смысл ночи»).
В сгустившейся тьме острота духовного зрения теряется, границы лиц, личин и ликов ломаются, размываются. Деформированное человеческое лицо превращается в «образину», безобразность, антиобраз (П. Пикассо «Королева Изабо», «Дама с веером»; О. Кокошка «Автопортрет»; Х. Сутин «Пироженщик с красным платком»). Иногда антиобраз скрывается за образом так ловко, что его не просто разглядеть. На картине И. С. Глазунова «Христос и Антихрист» мы видим практически одно и то же лицо. А. Блок в поэме «Двенадцать» называет Антихриста Христом: «В белом венчике из роз - / Впереди - Иисус Христос» [3, с. 89]. Впереди революции, с ее богоборческими лозунгами, приведшей к братоубийственной войне, не мог идти Спаситель. В «тоталитарном искусстве», создавшем целую «иконографию вождей» [4, с. 121], А. Гитлер возводится на роль Спасителя (Г. Хойер «В начале было слово (Гитлер на митинге)»). Если в картине И. С. Глазунова Антихрист еще прячет свой сатанинский облик под благообразной внешностью, то в картине М. Эрнста «Ангел домашнего очага» он обрел соответствующую личину. Адская личина - выражение «комплекса нисхождения в ад» [15, с. 155] Актуализируется противоположный духу «полюс» плоти, иконе противостоит антиикона («Черный квадрат»
называли «авангардистской иконой»), лику -антилик.
Но линия духовного нисхождения, умирания-смерти лика-лица не является единственной, полностью победившей. «Клиническая смерть» еще не превратилась в «биологическую», сквозь гипсовую маску лица еще просачивается кровь (Р. Магритт «Память»). На картине И. С. Глазунова образ Антихриста не затмил, не вытеснил, не победил Лик Христа. Затмение на картине Р. Магритта («Фальшивое зеркало») не закрыло все небо. И даже торжество черной квадратной бездны не является абсолютным. Внутри «Черного квадрата» есть множество цветных вкраплений. А цвет - это преломленный свет. Значит, внутри этой, якобы торжествующей тьмы, не угас источник света - метафоры жизни и надежды, символа пресветлого Бога. Одним из воплощений этого светоносного духовного начала является лик Христа в картине С. Дали «Тайная вечеря». Его вряд ли можно назвать сакральным, но возвышенность и просветленность в нем есть. Оно предстает лицом рая, противостоящим лицу ада («Ангел» М. Эрнста). Лицо живой души актуализировано также со всей очевидностью (М. Шагал «Зима», «Две головы», «Прогулка», «Букет цветов и двое влюбленных»; К. Брынкуши «Поцелуй»; А. Матисс «Радость жизни»; С. Дали «Пара с облаками вместо голов»). Таким образом, линии нисхождения к смерти лица противостоит линия восхождения к жизни и сверхжизни лица.
В ходе истории небытие человеческого лица (морда зверя) превращается в предбытие (первобытное лицо-тело), в бытие (античное лицо-душа), сверхбытие (средневековое лицо-лик). В новой и новейшей истории восходящей линии истории лица все более противостоит нисходящая линия, приводящая к послебытию лица (современному лицу-личине). На современном этапе постлица (достигающем предельных оснований) актуализируется восходящая линия, проявляющаяся в устремлении к новому обретению лица души, лица-лика.
Литература
1. Аксенова А. С. Искусство XX века. Ключи к пониманию. - М.: Бомбора, 2021. - 208 с.
2. Аристотель. О душе. - М.: Мир книги, 2008. - 407 с.
3. Блок А. А. Двенадцать. - М.: Прогресс-Плеяда, 2017. - 48 с.
4. Голомшток И. Н. Тоталитарное искусство. - М.: Галарт, 1994. - 296 с.
5. Искусство XX века. - М.: АСТ, 2009. - 336 с.
6. Казаков Е. Ф. История как «обретение лица» // Вестник Кемеровского государственного университета культуры и искусств. - 2020. - № 51. - С. 84-92.
7. Казаков Е. Ф. Человеческое лицо: между «обретением» и «потерей» // Вестник Кемеровского государственного университета культуры и искусств. - 2021. - № 55. - С. 22-32.
8. Маяковский В. В. Стихотворения. Поэмы. Пьесы. - М., 2016. - Т. 8. - 678 с.
9. Оруэлл Дж. 1984. - М.: АСТ, 2013. - 320 с.
10. Уэльбек М. Элементарные частицы. - М.: Азбука, 2013. - 384 с.
11. Франк С. Л. Предмет знания. Душа человека. - М.: АСТ, 2000. - 992 с.
12. Фромм Э. Иметь или быть. - М.: АСТ, 2016. - 320 с.
13. Шестов Л. Власть ключей. - М.: АСТ, 2007. - 357 с.
14. Шпенглер О. Закат Европы. - М.: Попурри, 2019. - 704 с.
15. Юнг К. Проблемы души нашего времени. - М.: Прогресс книга, 2019. - 416 с.
References
1. Aksenova A.S. Iskusstvo XX veka. Klyuchi k ponimaniyu [The art of the XX century. Keys to understanding]. Moscow, Bombora Publ., 2021. 208 р. (In Russ.).
2. Aristotel. O dushe [About the soul]. Moscow, Mir knigi Publ., 2008. 407 р. (In Russ.).
3. Blok A.A. Dvenadtsat'[Twelve]. Moscow, Progress-Pleyada Publ., 2017. 48 р. (In Russ.).
4. Golomshtok I.N. Totalitarnoe iskusstvo [Totalitarian art]. Moscow, Galart Publ., 1994. 296 р. (In Russ.).
5. IskusstvoXXveka [Art of theXXcentury]. Moscow, AST Publ., 2009. 336 р. (In Russ.).
6. Kazakov E.F. Istoriya kak "obretenie litsa" [History as "finding a face"]. Vestnik Kemerovskogo gosudarstven-nogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Kemerovo State University of Culture and Art], 2020, no. 51, pp. 84-92. (In Russ.).
7. Kazakov E.F. Chelovecheskoe litso: mezhdu "obreteniem" i "poterey" [Human person: between "gaining" and "losing"]. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Kemerovo State University ofCulture and Art], 2021, no. 55, pp. 22-32. (In Russ.).
8. Mayakovskiy V.V. Stikhotvoreniya. Poemy. P'esy [Poems. Poems. Plays]. Moscow, 2016, vol. 8. 678 р. (In Russ.).
9. Oruell Dzh. 1984. Moscow, AST Publ., 2013. 320 р. (In Russ.).
10. Uelbek M. Elementarnye chastitsy [Elementaryparticles]. Moscow, Azbuka Publ., 2013. 384 р. (In Russ.).
11. Frank S.L. Predmet znaniya. Dusha cheloveka [The subject of knowledge. The soul of man]. Moscow, AST Publ., 2000. 992 р. (In Russ.).
12. Fromm E. Imet'ili byt'[To have or to be]. Moscow, AST Publ., 2016. 320 р. (In Russ.).
13. Shestov L. Vlast'klyuchey [Thepower of keys]. Moscow, AST Publ., 2007. 357 p. (In Russ.).
14. Shpengler O. ZakatEvropy [The Decline of Europe]. Moscow, Potpourri Publ., 2019. 704 p. (In Russ.).
15. Yung K. Problemy dushi nashego vremeni [Problems of the soul of our time]. Moscow, Progress kniga Publ., 2019. 416 р. (In Russ.).
УДК 008
Doi: 10.31773/2078-1768-2022-60-27-35
КОНЦЕПТ СИБИРЬ В КУЛЬТУРЕ АЗИАТСКО-ТИХООКЕАНСКОГО РЕГИОНА
Татарникова Юлия Андреевна, аспирант кафедры теории, истории культуры и музеологии, Новосибирский государственный педагогический университет (г. Новосибирск, РФ). Е-таЛ: yulicezar88@ ngs.ru
Автор статьи обращается к исследованию концептов региональной культуры на примере Сибирского региона, в частности Новосибирской области. Сибирь анализируется изнутри и извне. Изнутри Сибирь репрезентируется в словарных статьях авторитетных словарей, во фразеологических единицах, включающих в свой состав топоним Сибирь, в ключевых текстах культуры. Взгляд
