CC BY
94
Вестник ПСТГУ III: Филология
2013. Вып. 4 (34). С. 152-160
ЦИСТЕРЦИАНСКОЕ ИСКУССТВО УБЕЖДЕНИЯ (XIII—XVI ВВ.).
«Диалог о чудесах» Цезария Гейстербахского
И ЕГО РЕЦЕПЦИЯ1 В. В. Смирнова, М. А. Поло де Болье
В статье изложены подробные резюме двух докладов, прозвучавших на парижской конференции, посвященной сборнику «Б1а1ода пигаси1ошт» Цезария Гейстербахского. Основным тезисом доклада «“Диалог о чудесах”: непосредственный источник “Небесной лествицы” Жана Гоби Младшего (1323—1330)?» является тезис о том, что к 20-м годам XIV в. Цезарий сделался прецедентным автором (аиЛогйав) для нищенствующих орденов, к которым принадлежал Жан Гоби Младший, автор Бса1а соеИ. Главная коллизия, которая рассматривалась в этом докладе, заключается в противоречии между заявлением Жана Гоби о том, что он заимствует свои примеры у Цезария, и явные стилистические различия между изложением самим Цезарием и Жаном Гоби одних и тех же экземпла. Мари Анн Поло де Болье, сопоставив случаи сплошного цитирования Жаном Гоби «Алфавита примеров» Арнольда Льежского и тот факт, что рубрикация «Небесной лествицы» совпадает с рубрикацией «Алфавита примеров», делает вывод, что Жан Гоби не напрямую черпает из Цезария, а через посредство своего доминиканского собрата — Арнольда Льежского; при этом он предпочитает указывать исходный источник, умалчивая, что на самом деле таковым является Арнольд. Тем самым доказывается авторитетность цистер-цианского автора для доминиканца.
Во втором докладе — «Ассеввй аЬЬаНв те1 ппрегшт... Вера и богословие в рассказах Цезария Гейстербахского» — доказывается (в русле такого направления, как «нарративное богословие»), что в девятой части «Диалога» Цезария сама нарративная структура, подкрепленная диалогом, воплощает характерные черты цистерцианского «аффективного богословия»: акцент на том, что причиной Боговоплощения и всего Божественного действия в мире является любовь; идея личного союза христианина с Богом во время причастия, когда сердце верующего, в котором заново рождается Христос, уподобляется Богородице; внимание к образу младенца-Христа и к человеческой природе Христа. Значение личного действия в цистерцианском богословии нарративно выражается в том, что персонажи Цезария не являются пассивными носителями веры, но активно устремляются к действенному участию в таинстве. Повествование работает на воплощение цистерци-анской модели веры, несмотря на то, что в диалоги вплетено учение не цистерцианского автора, а схоласта Петра де Пуатье.
Конференция под одноименным названием состоялась в Париже, в Национальном институте истории искусства, 25—26 июня 2013 года. Организаторами конференции стали Жак Берлиоз (НЦНИ, Париж), Мари Анн Поло де Болье
1 Перевод статьи выполнен К. А. Александровой.
(НЦНИ, Париж) — член редколлегии филологической серии журнала «Вестник ПСТГУ», и Виктория Смирнова (РГГУ, Москва) — координатор проекта с рабочим названием «Комплексное исследование перевода “Великого зерцала” в контексте генетической преемственности с источником», начатого на кафедре теории и истории литературы ПСТГУ в сентябре 2013 г.
Данное мероприятие продолжает традицию научных форумов, организуемых созданной Ж. Ле Гоффом Группой исторической антропологии средневекового Запада (ГИАСЗ) при Школе высших социальных исследований Национального центра научных исследований Франции, известной своими имеющими уже долгую историю исследованиями ехетр1а — кратких нарративных форм, которыми наполнена вся дидактическая и нравоучительная средневековая литература. Июньская конференция позволила осуществить междисциплинарное сотрудничество, в котором приняли участие представители различных научных центров как во Франции, так и за ее пределами. Ее основной темой стало исследование столь многослойного и трудного для определения понятия, как эффективность передачи аудитории определенного религиозного или идеологического «содержания».
Открытая Ж.-К. Шмиттом, директором ГИАСЗ, конференция началась с пленарного доклада Бр. П. МакГуайра «Монах, который любил слушать: попытка понять Цезария» и проходила далее в рамках пяти модулей: «Существует ли цистерцианская риторика?» (сопредседатели М. А. Поло де Болье и Ж.-И. Тийетт, докладчики — А. М. Тюркан-Веркерк, «В какой степени риторические трактаты интересовали цистерцианцев в XII веке?»; М. Формарье, «Классическая риторика и риторика монастырская: сила образности в примерах Цезария Гейстербахского»); «Трансляция богословия с помощью историй» (председатель Бр. П. МакГуайр, докладчики — С. Мула, «От примера к истории. Цезарий Гейстербахский в цистерцианских исторических сочинениях»; В. В. Смирнова, «Ассеяяк аЬЬаия пш ппрепит... Вера и богословие в рассказах Цезария Гейстербахского»); «Использование цистерцианского наследия в доминиканской проповеди» (председатель Н. Бериу, докладчики — Э. Брили, «Заимствования и адаптация нарративного материала: Цезарий Гейстербахский в сочинениях доминиканца Арнольда Льежского (1297—1308)»; М. А. Поло де Болье, «“Диалог о чудесах”: непосредственный источник “Небесной лествицы” Жана Гоби Младшего (1323—1330)?»; «Переводы “Диалога о чудесах”» (председатель В. В. Смирнова, докладчики — Я. Хлатки «Цезарий Гейстербахский и Беуойо Моёегпа: О бывшем градоначальнике Девентера»; Е. М. Королева, «“Диалог о чудесах” сквозь призму немецкого перевода Иоганна Гартлиба (XV век)»); «Цезарий Гейстербахский и искусство убеждения в Новое Время» (председатель П.-А. Фабр, докладчики — В. В. Смирнова, «Особенности распространения “Диалога о чудесах”: от рукописей к печатным изданиям»; Д. Деув, «Цезарий Гейстербахский и Евангельская проповедь среди индейцев Новой Испании (1570—1770)»).
В конференции приняла участие доцент кафедры романской филологии ПСТГУ и член редколлегии журнала «Вестник ПСТГУ» (сер. III: Филология) Е. М. Королева, выступив с заключительным докладом на секции, посвященной переводам Цезария Гейстербахского. Иоганн Гартлиб (ум. 1486), бывший при-
дворным врачом герцога Альберта III Баварского, перевел «Диалог о чудесах» для Ганса Пютериха, богатого мюнхенского бюргера. Е. М. Королева исследовала переводческую технику Гартлиба и рассмотрела случаи переработки им источника. Кроме того, она обратила внимание аудитории на сходство между введением к немецкоязычному варианту «Диалога» и переложением истории про Александра Македонского, выполненным Гартлибом. Вероятно, всякое повествование, достойное внимания порядочного человека, должно было быть, по убеждению Гартлиба, собранием примеров, из которых можно извлекать нравственные уроки.
В докладе ведущего сотрудника Группы исторической антропологии средневекового Запада М. А. Поло де Болье «“Диалог о чудесах” — непосредственный источник для “Небесной лествицы” Жана Гоби?» излагались агрументы в пользу атрибуции некоторых примеров, используемых домениканским автором, его цистерцианскому предшественнику. Заимствования из цистерцианских экземп-ла уже рассматривались Ж. Берлиозом: им была исследована одна часть («О даре страха») обширного компилятивного сборника Этьена Бурбонского, составленного между 1250 и 1261 гг. («Трактат о различных материях для проповеди или Книга о семи дарах Святого Духа»). Его анализ выявил очень незначительные заимствования (всего пять случаев). Следовательно, нужно выяснить, какими путями сюжеты примеров, использованные Цезарием Гейстербахским, попали из монастырей в сборники нищенствующих орденов, в частности — в «Небесную лествицу» (Scala coeli) Жана Гоби Младшего, представляющую собой объемный сборник из тысячи экземпла, разделенных на 122 рубрики, выстроенные в алфавитном порядке от Abslinenlia («Воздержание») до Usuru («Ростовщичество»,). Для Жана Гоби характерно систематическое сокращение повествования, что не мешает ему, однако, вставлять местами аллегорическую экзегезу (которую можно также назвать нравоучением), не так часто еще встречавшуюся в подобного рода текстах, а также несколько длинных историй, близких роману «О семи мудрецах» (в рубрике под заголовком «Женщина» (Femina)) или роману «О дочери графа Анжуйского». В связи с этими чертами, которые составляют оригинальный характер Scala coeli, встает вопрос о составе библиотеки монастыря Св. Макси-мина. Мы можем частично восстановить перечень тех рукописей, которые в нее входили во времена Жана Гоби, бывшего ее усердным читателем. Библиотека эта унаследовала большую часть наименований библиотеки св. Людовика Анжуйского (1274—1297), составивших ее основу и позволивших ей сделаться «одним из самых значительных собраний нищенствующих братьев во Франции», по словам Кристины Гадра, опирающейся на Бернара Ги. Вторым заметным вкладом в ее коллекцию стала библиотека короля Рене (ум. 1480). В описи, составленной в 1508 г. архивариусом двора графов Прованса, различаются рабочая и парадная библиотеки. В первой содержатся экземпляры из собрания св. Людовика Анжуйского и последующих вкладов, во второй — из коллекции короля Рене. Б. Монтань опубликовал опись рабочей библиотеки, в которой «хранилась большая часть книг, принадлежавших до того св. Людовику Тулузскому». Среди них — Библии, часто с глоссами, сочинения Отцов (по большей части — Августина), богословов XII и XIII вв. (в основном — Фомы Аквинского), фило-
софские трактаты (в основном — Аристотеля), труды по каноническому праву, сборники проповедей и несколько книг, содержание которых установить невозможно, так как заголовок очень расплывчатый («о разных материях», de multis materiis (n° 185)).
В прологе Scala coeli размещен список источников, которыми Жан Гоби, по его утверждению, пользовался, и в этом списке отсутствуют цистерцианские авторы, а значит, и Цезарий Гейстербахский. Помимо непременного списка известных авторитетов вроде библейского комментария св. Иеронима, «Житий Отцов-пустынников», «Диалогов» Григория Двоеслова, «Схоластической истории», примеров из проповедей Жака де Витри (которому автор приписывает «Зерцало примеров») Жан Гоби выделяет ряд собратьев по ордену и доминиканских сборников: «Сумму» Винцента из Бове, большую книгу (libro magno) «О Дарах Святого Духа» (Donis Spiritus Sancti) — ее автор, Этьен де Бурбон, не упоминается, «Цветы святых» («Золотая легенда») Иакова Ворагинского, «Жития братьев» (не упомянутого Герарда Фрашетского) и «Алфавит примеров» (Alphabetum narrationuni) (не упомянутого Арнольда Льежского). Мы встречаем в этом списке лишь одно цистерцианское сочинение: MarialeMagnum (Большой Мариологий) — сборник, составленный в аббатстве Бопре, из которого взята большая часть самой обширной рубрики Scala coeli, посвященной Деве Марии. Сравнительный анализ перечня, приведенного Жаном Гоби, и описи рабочей библиотеки 1508 г. весьма показателен: эти списки во многом совпадают (датировки, однако, не указаны). Между тем, хотя Цезарий Гейстербахский отсутствует среди источников, упомянутых в прологе, он 63 раза указан в самих экземпла «Небесной лествицы» в качестве источника. Подобное явное предпочтение, которое доминиканец выказывает Це-зарию, объясняется определенной преемственностью между цистерцианцами и доминиканцами в области литургической практики, руководства орденом, почитания Девы Марии и пасторского служения.
Итак, сначала мы применили «наивный» подход, восприняв буквально утверждение Жана Гоби о том, что он берет свои экземпла у Цезария (refert Cesarius). Доминиканский автор предпочитает Dialogus miraculorum («Диалог о чудесах») другому сочинению Цезария — Libri octo miraculorum («Восемь книг о чудесах»), параллели к которым мы нашли только в двух случаях. Жан Гоби обращается к Цезарию, когда ему нужно заполнить богословские разделы, в которых идет речь о причастии, исповеди, исповеднике, покаянии и молитве за усопших. Всего один раз мы встречаем упоминание о Цезарии в рубрике ad status («к различным сословиям»), посвященной прелатам (этим общим термином обозначаются и епископы, и аббаты), и в двух рубриках о пороках (в частности Us ига («Ростовщичество»). Приведем самые «популярные» разделы «Диалога о чудесах» в убывающем порядке: De confessione ( «Об исповеди», 10 exempla), De contritione («О душевном сокрушении», 9), De tentatione («Об искушении», 7), Depraemio mortuorum («О посмертном воздаянии», 7), De miraculis («О чудесах», 6), De morientibus («Об умирающих», 5), De sacramento corporis et sanguinis Domini («О таинстве Тела и Крови Господних», 4).
Однако наше внимание привлекло явное стилистическое различие между версиями Жана Гоби и Цезария при описании одного и того же примера. Бо-
лее того, во Франции не сохранилось ни одной рукописи Libri octo miraculorum и сохранилось лишь пять рукописей «Диалога о чудесах» (из известных 60), однако все они находятся вдали от монастыря св. Максимина. Среди сборников, которые могли бы послужить передаточным звеном между Dialogus miraculorum и Scala coeli, мы выбрали Alphabetum narrationum («Алфавит примеров»), упоминаемый в прологе «Небесной лествицы» и входящий в опись 1508 г. Зная, что Жан Гоби всегда указывал самый древний источник, пропуская промежуточные (в данном случае — Alphabetum narrationum), мы внимательно рассмотрели случаи сплошного цитирования из «Алфавита примеров», которые подтвердили наше предположение. Признаком «молчаливых» заимствований Жана Гоби у своего собрата Арнольда Льежского примеров, аттрибутируемых Цезарию, является совпадение (параллелизм) между рубриками Scala coeli и Alphabetum narrationum, с одной стороны, и случаев сплошного цитирования, очевидных в таких разделах, как Cantus («Псалмопение»), Confessio («Исповедь»), Contritio («Покаяние»), Corpus Christi («Тело Христово»), О rare pro mortuis («Молитва о мертвых») и Usura («Ростовщичество»). Вместе с тем переработка материала, выполненная Жаном Гоби, очень хорошо видна. Он существенно сокращает рассказ (еще больше, чем Арнольд Льежский, уже, в свою очередь, сокративший изначальный вариант) и «выравнивает» его, чтобы придать универсальный характер, убирая географические привязки: топонимы и антропонимы. Кроме того, он изменяет вводную и заключительную части в примерах, добавляя чудеса и нравоучения, как правило с помощью формулы Loquendo spiritualiter (букв. «Говоря духовно»). И, наконец, Жан Гоби приписывает эти эьсземпла доминиканскому ордену, в чем также проявляется его «редактура».
Проведенный анализ подтверждает, что Цезарий воспринимался как auctoritas («авторитет, прецедентный автор»), именно поэтому он охотно цитируется для подтверждения подлинности рассказа и придания ему веса, пусть и через посредство собрата по ордену. Данное исследование позволило уточнить понятие компиляции при такой процедуре, как составление сборника, а также выявить тот факт, что Dialogus miraculomm пользовался успехом, что подтверждается «Млечной Книгой» (Liber Lacteus), «Кладезем рассказов» (Viaticum narrationum) и в особенности «Зерцалом примеров» (Speculum exemplomm) Иоанна Буха.
Доклад В. В. Смирновой вписывается в такое направление, как нарративное богословие, которое начиная с 70-х годов становится одним из самых значимых течений современного богословия. Являясь наследником «нарративного поворота» в гуманитарных науках, оно предлагает серьезнее взглянуть на рассказ и делает его важной категорией в богословских штудиях, ввиду того что в библейских текстах первостепенное место занимают повествовательные структуры. В своей «Маленькой апологии рассказа», вышедшей в 1973 г., немецкий католический богослов Жан Баптист Мец утверждает, что христианское богословие может быть только нарративным, так как основано, как, впрочем, и сама церковная жизнь, на проживаемом и проговариваемом воспоминании Страданий и Воскресения Христа. В связи с тем, что современное нарративное богословие опирается на повествовательный характер веры, представляется возмож-
ным применять это понятие не только к Библии, но и к другим христианским текстам, например к «Исповеди» блаженного Августина, в которой сочетаются библейские тексты и вероучительные рассуждения, основанные наличном опыте. Следуя той же логике, можно попытаться выявить в нарративных структурах конкретного произведения основополагающие богословские положения. Речь идет не о том, чтобы рассматривать рассказ просто как иллюстрацию некоего догматического тезиса, но о том, чтобы показать, как само повествование создает богословское измерение.
В своем докладе В. В. Смирнова предложила аудитории посмотреть на «Диалог о чудесах» Цезария Гейстербахского именно сквозь призму такого подхода. Подобное прочтение представляется тем более необходимым, что до сих пор практически не существует работ, в которых бы затрагивалось богословское содержание этого сочинения. В качестве материала В. Смирнова выбрала девятую часть «Диалога», посвященную евхаристическим чудесам, так как в этой теме можно увидеть несколько аспектов, связанных с нарративным богословием. Тайная вечеря — это определенная история, в которой рассказывается о событиях, пережитых Иисусом Христом, и в то же время мы сами оказываемся призванными приобщиться к библейскому повествованию и сделать опыт, изложенный в этом повествовании, своим, что происходит всякий раз во время участия в Литургии.
С самого начала цистерцианского ордена учение о Евхаристии было в центре его внимания. Существует даже мнение, что именно благодаря белым монахам распространилось особое почитание Евхаристии, так как для цистерцианцев было характерно почитание человечности Христа, а их богословие было отмечено интересом к жизни души, любви и дружбе, а также исключительным почитанием Божией Матери.
У цистерцианских отцов (Бернарда Клервосского, Гильома из Сен-Тьерри) мы находим мистическую интерпретацию Евхаристии: они трактуют res sacramenti, то есть само действие таинства, как соединение христианина с Богом. Оба автора большое значение придают духовным практикам, основанным на размышлении (медитации) о Страданиях Христовых, которое делает возможным это соединение. В то же время желание пребывать в единении с Богом не мешает цистерцианским отцам размышлять о тождестве исторического Христа и Евхаристического Тела Господа, постигать это тождество, чтобы увидеть Бога в том, что Богом не является. Возможно, именно в связи с подобным рационалистическим аспектом цистерцианской духовности Цезарий решил подкрепить повествование диалогическим каркасом, который в некотором роде направляет читателя и устанавливает связь между повествованием и богословским обоснованием, ясным и четким. Читатель готовится увидеть здесь цистерцианские формулы, по меньшей мере высказывания Бернарда Клервосского или же цитаты из Святых Отцов, которыми наполнены богословские труды белых монахов. В действительности же в нить диалога у Цезария вплетено учение одного схоластического автора, а именно Петра из Пуатье (1130—1205), одного из учеников Петра Ломбардского, сочинение которого Sententiarum libri quinque («Пять книг сентенций») считается одним из самых показательных богословских трудов второй половины XII века.
Совершенно очевидно, что схоластический метод Петра из Пуатье во многих отношениях расходится с традиционным взглядом цистерцианцев. Достаточно упомянуть о различии в понимании res sacramentt Петр де Пуатье рассматривает его как союз всей Церкви, а не отдельной личности, с Богом. Тем не менее, присутствие схоластической доктрины в «Диалоге о чудесах» парадоксальным образом не ощущается. Схоластическая аргументация вплетена в повествование и формирует вместе с ним цистерцианское нарративное богословие, так что даже сама растворяется в нем.
Рассказывая о евхаристических чудесах, Цезарий соединяет различные богословские модели, которые выявляются на всех уровнях текста. Например, в диалоге предстает монах, рассказывающий истории послушнику. Они говорят об этих историях живо и заинтересованно. Однако для того чтобы поведать о внутреннем таинственном опыте, нужна эмоциональная близость. Как раз форма диалога и позволяет создать ощущение такой близости, наполняя вместе с тем «Диалог о чудесах» атмосферой любви к ближнему, которая была так дорога цистерцианцам. Наконец, сами чудеса становятся объектом повествования. Цезарий Гейстербахский скрупулезно указывает на свои устные источники, сообщая, каким образом он узнал ту или иную историю. Дело не только в том, что ему нужно привязать каждый пример к какому-то авторитетному лицу, чтобы сделать его более эффективным. Цезарий выводит на сцену всю общину, которая повествует о любви к Богу. Это позволяет преодолеть индивидуальный характер полученного откровения и сделать его полезным для всех. Нарративное богословие церковного единства проявляется в том, что рассказы Цезария (включая и те, где говорится о евхаристических чудесах) происходят не только из монашеской среды. Многие действующие лица, которым было явлено чудо, не являются монахами: это священник и - м и р я н е, каноники, рыцари, крестьяне, благочестивые женщины.
Цезарий начинает девятую часть с видения младенца-Христа в гостии, что сразу задает определенное звучание всем последующим 67 главам. В девятой части встречается пять чудес подобного рода: в одном речь идет о видении в гостии Богородицы с младенцем, Агнца и Распятия — таким образом, перед нами разворачивается вся евхаристическая христология. Этот образ цистерцианского богословия сопровождается церемониальными литургическими жестами, выражающими почти материнскую любовь. В «Диалоге о чудесах» персонажи, которым было явлено видение, активны, они не замирают на месте, не осмеливаясь прикоснуться к святыне. Они берут младенца на руки, целуют его, гладят. В евхаристической перпективе образность, воплощающая идею материнства, выражает призыв прожить Евхаристию как тайну Боговоплощения. Всякий раз Иисус заново рождается в сердце верующего, которое становится Его матерью. Подобная богословская трактовка не выражена эксплицитно в самом содержании диалога, но она выявляется из нарративной структуры, обнаруживающей ее глубоко цистерцианский характер.
В «Диалоге о чудесах» повествование разворачивается в эмоциональном регистре. Рассказывая о евхаристическом опыте как о личном единении с Богом, человек прежде всего делится своими чувствами, а не выносит рациональные суждения. Эмоциональное сопереживание помогает нам «разделить» расска-
занную историю и приобщиться к неизреченному опыту. Вот почему у Цезария истории наполнены чувствами, и к девятой части это относится, возможно, в большей мере, чем к другим. Тот факт, что звучание этой части очень оптимистично, весьма значим. Цезарий мало говорит о наказаниях, даже когда речь идет о плохих священниках. На наш взгляд, в этом тоже можно видеть проявление на нарративном уровне «аффективного богословия» цистерцианцев. Как подчеркивал св. Бернард, Бог есть любовь, и Его явление среди нас объясняется любовью. Цезарий Гейстербахский, вслед за цистерцианскими отцами, призывает читателей изумиться тому, насколько сильна любовь Бога к своему созданию.
Отзвук конкретных духовных практик в «Диалоге о чудесах» заставляет автора обратиться к проблеме веры или, скорее, верований. Очевидно, что мы можем выявить различные «евхаристические верования». Нередко персонажи exempla приписывают гостии магическую силу. Как относиться к этим свидетельствам? Как подчеркивает Жан-Клод Шмитт, вместо веры как данности следует говорить о вере как активном действии и изучать ее свойства. Как же функционирует цистерцианская модель веры? Она живет в общине и практикуется в литургических формах: вера в чудодейственность гостии проявляется в служении мессы, в причащении и раздаче причастия. Верить означает также разговаривать с братьями и заставлять говорить людей за пределами монастыря, уметь внимательно слушать и учиться доброму.
Видео выступлений выложены на сайте ГИАСЗ по ссылке: http://www.canal-u. tv/producteurs/ehess/groupe_d_anthropologie_historique_de_l_occident_medieval_ gahom/la_persuasion_cistercienne_xiiie_xvie_siecle. Материалы конференции будут опубликованы на английском языке в издательстве Бриль, в серии Studies in Medieval and Reformation («Исследования по Средневековью и Реформации»).
Ключевые слова: средневековая дидактическая литература, цистерцианские экземпла, Цезарий Гейстербахский, «Dialogus miraculorum», нарративное богословие, Жан Гоби Младший, «Scala coeli», Арнольд Льежский, «Alphabetum narrationum».
Cistercian art of persuasion (13th— 16™ centuries): Dialogus mlkaculorum by Caesarius of Heisterbach
AND ITS RECEPTION V. Smirnova, M. A. Polo de Beaulieu
The article contains detailed summaries of two presentations made at a Paris conference on the Dialogus miraculorum by Caesarius of Heisterbach. The first presentation, «Dialogus miraculorum as an initial source of Scala coeli by Jean Gobi the
Younger (1323-1330)» puts forward a thesis that by the 1320s Caesarius had become an auctoritas for the mendicant orders, to which Jean Gobi, the author of Scala coeli belonged. The main problem discussed in the presentation is the contradiction between Jean Gobi’s statement that he borrows his examples from Caesarius and clear stylistic difference between Caesariuss and Jean Gobi’s rendering of the same exempla. M. A. Polo de Beaulieu compares cases of Jean Gobi uninterrupted quoting of the Alphabetum by Arnold of Lifege and points out that the rubrication in Scala coeli is the same as in Alphabetum. This leads to the conclusion that Jean Gobi takes his material not directly from Caesarius but through the agency of his Dominican brother, Arnold. In doing this, Jean Gobi prefers to cite the original source and not to mention Arnold, which shows the trustworthiness of a Cistercian author for a Dominican friar.
The second presentation, «Accessit abbatis mei imperium... Belief and theology in Caesarius’ of Heisterbach stories», demonstrates (within the framework of the «narrative theology») that in the 9th Section of the Dialogus by Caesarius the narrative structure reinforced by the dialogue epitomises distinctive features of the Cistercian «affective theology»: the emphasis on the idea that the cause of the incarnation of God and of the entire divine activity in the world is love; the idea of the personal union of the Christian and God in the Communion when the heart of the faithful, in which Christ is born anew, is likened to Virgin Mary; the attention to the representation of Christ as an infant and to the human nature of Christ. The significance of personal activity in Cistercian theology is expressed on the level of narration in the fact that Caesar’s characters are not passive bearers of faith but actively aspire to the efficient participation in the Sacrament. The narration helps embody the Cistercian creed, nonetheless the Dialogue contain the doctrine of the scholastic Peter of Poitier.
Keywords: mediaeval didactic literature, Cistercian exempla, Caesarius of Heisterbach, Dialogus miraculorum, narrative theology, Jean Gobi the Younger, Scala coeli, Arnold of Lifege, Alphabetum narrationum.
