CC BY
97
УДК 070(470)
ЦИКЛ ВОЕННЫХ ПОВЕСТЕЙ АНАТОЛИЯ ГЕНАТУЛИНА В КОНТЕКСТЕ «ЛЕЙТЕНАНТСКОЙ ПРОЗЫ»
© Л. М. Мингажева
Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы Россия, Республика Башкортостан, 450025 г. Уфа, ул. Октябрьской революции, 3а.
Тел.: +7 (347) 272 58 05.
Email: Liliya02071984@mail.ru
Работа является исследованием этапов формирования и развития одного из важнейших и плодотворных направлений в изображении Великой Отечественной войны - «лейтенантской прозы», влияние ее эстетики на литературу последующих лет. С этой точки зрения жанрово-стилевому анализу подвергнуты произведения нашего земляка Анатолия Генатулина и других авторов.
Ключевые слова: Анатолий Генатулин, «лейтенантская проза», цикл военных повестей.
Великая Отечественная война и сегодня является одной из актуальных тем в литературе. Это подтверждается тем, что многие писатели обращаются к ней вновь и вновь. Анатолий Генатулин - один из тех, кто возвращает читателя к тому суровому времени.
Гипотеза нашего исследования: военные повести Анатолия Генатулина «Атака», «Страх», «Две недели», «Вот кончится война» являются циклом и относятся к «лейтенантской прозе».
Целью данной работы является выявление своеобразия творческой манеры писателя Анатолия Гена-тулина, анализ военного сюжета в русской литературе и определение места в военной прозе цикла военных повестей (Атака», «Страх», «Две недели», «Вот кончится война»).
Исходя из цели решаются следующие задачи:
1) обозначить специфику автобиографической прозы Анатолия Генатулина в контексте русской литературы;
2) доказать, что повести Анатолия Генатулина «Атака», «Страх», «Две недели», «Вот кончится война» представляют собой цикл военных повестей;
3) сопоставить героев цикла военных повестей Анатолия Генатулина с героями произведений «лейтенантской прозы»;
4) рассмотреть основные особенности поэтики цикла военных повестей Анатолия Генатулина как произведений «лейтенантской прозы».
Теоретическая и практическая значимость заключается в том, что проза Анатолия Генатулина не была ранее обширно исследована в науке. Его произведения затрагивались лишь в отдельных критических статьях, в связи с текущими проблемами литературы конца ХХ-го в.
Повесть Анатолия Генатулина «Атака» открывает цикл его военных повестей, к которому мы относим его последующие повести «Страх», «Две недели» и «Вот кончится война». Каждая из этих повестей содержит в себе логическое продолжение предыдущей, на что указывают не только воспоминания главного героя Толи, но и изобилие географической и исторической конкретики.
В Литературном энциклопедическом словаре под общей редакцией В. М. Кожевникова, П. А. Николаева указывается, что цикл - «группа произведений, сознательно объединенных автором по жанровому, идейно-тематическому принципу или общностью персонажей, а чаще всего - по нескольким принципам» [16; с. 492].
Повести Анатолия Генатулина близки, прежде всего, по идейно-тематическому принципу: и «Атака», и «Страх», и «Две недели», и «Вот кончится война» -повести о войне, а именно, о солдатской судьбе Толи Гайнуллина. В повести «Атака» рассказывается о первых днях нелегкой солдатской жизни Толи, о его пер-
вом бое, в повести «Страх» - о его дальнейшей солдатской судьбе и ранении, в повести «Две недели» - о его «лежании под белой простыней» в госпитале, а в повести «Вот кончится война» повествуется о последних военных буднях Толи перед Великой Победой. Эти правдивые повести можно представить как единое художественное произведение, некий цикл, хотя и по отдельности они представляют вполне самостоятельные полотна.
В военных повестях Анатолий Генатулин описывает свою солдатскую судьбу, но это не «анкетное» изложение событий, а развернутая картина войны, в которой показано пережитое, испытанное на собственной шкуре. Писатель «дописывает» и «переписывает» свою жизнь для того, чтобы вернуться в собственную юность и воскресить наиболее памятные моменты -как бы прожить войну сначала. Автобиографические произведения, как правило, пишутся в зрелые годы, когда большая часть жизненного пути уже позади, это характерно и для многих произведений «лейтенантской прозы». Анатолий Генатулин - из тех ныне широко известных писателей военной темы, которые в годы войны не писали - они проходили «нормальную школу» войны, то есть воевали. Война была для них каждодневным трудом и бытом - окопным или маршевым - с отдыхом в тылу на госпитальной койке после очередного ранения. Оттуда, из огня, они и пришли в литературу спустя много лет после окончания войны, пришли со своим, особой ценности, художническим свидетельством о ней.
А. Бочаров о превращении биографических фактов в часть художественного организованного целого говорит следующее: «И действительно, факт ни о чем не говорит; только поставленный во взаимосвязь с другими фактами, или, как теперь любят говорить, в контекст, он приобретает смысловую нагрузку. В искусстве нет факта, а есть деталь, ситуация, коллизия - то есть часть художественного организованного целого.
Именно в этом смысле я и употребляю слово возгонка. Как известно, возгонка - особый химический процесс, когда кристаллическое вещество превращается в пар, минуя процесс плавления. Сходное происходит и в литературе: кристаллы фактов превращаются в новое состояние - образы писательской фантазии, минуя превращение фактов сначала в последовательное «разжиженное» повествование.
Достоверность - далеко не одна только верность реальным фактам; это, прежде всего, верность жизненным соответствиям в избранной системе художественных координат ...
Верность деталей необходима, ибо из нее вырастают другие слагаемые художественной правды. Но эти детали могут существовать в самой разной окрас-
ке: то как документально-пластичные, то как эмоциональные, то как символически-смысловые. От контекста, от реальной художественной задачи зависит, скажет ли писатель: сверкающий снег, ликующий снег или горячий снег. И в этом выражается специфика художественной правды, не сводимой к жизненной достоверности деталей» [5, с. 35-36].
Писатели-фронтовики, чьи произведения мы относим к «лейтенантской прозе», писали о том, что испытали сами. Вернувшиеся с войны Василь Быков, Вячеслав Кондратьев, Евгений Носов, Виктор Астафьев, В. Некрасов, Ю. Бондарев, Г. Бакланов, Б. Васильев, Э. Казакевич и многие - многие другие, среди которых и рядовой Анатолий Генатулин - Талха Гиния-туллин, создали произведения о войне, о рядовых солдатах, добившихся этой победы. Но правда, которую они рассказали, была встречена критикой в штыки. Писателей обвиняли в преувеличенном внимании к страданиям и смерти, излишнем натурализме описаний, дегероизации, но эти «недостатки» и были главными достоинствами «лейтенантской прозы», которая показала, насколько тяжело было человеку, оказавшемуся в нечеловеческих условиях войны.
В своей книге «Человек и война» А. Бочаров писал: «В военной прозе особенно заметно наличие своеобразных «квантов» - пучков почти одновременно появляющихся произведений, сходных между собой по сюжетному повороту и идейной устремленности, - и изучение таких квантов дает возможность эффективно судить о характере изменений в изображении роли человека в судьбе войны и роли войны в судьбе человека.
Такие «кванты» словно исходят из глубины самой жизни и народного опыта. Они возникают как результат какого-то скрытого, внутреннего, духовного созревания. Кажется, что их появление нетрудно предсказать, - настолько осознается позднее их естественность и жизненная необходимость. Но обычно их никто не предсказывает. И «кванты» застают критику врасплох. Повести Ю. Бондарева, Г. Бакланова, К. Воробьева и В. Быкова были близки, прежде всего, выбором исходного материала и выбором героя, а значит, соответствующего угла зрения на воюющего человека и обстоятельства войны. Младшие командиры и солдаты оказались в центре этого нового художественного мира, это был их мир, их жизнь, их война. Разумеется, в книгах о войне всегда действовали и солдаты, и младшие офицеры, но такой сосредоточенности на их фронтовом существовании, на их поведении в обстоятельствах трагического накала - не было» [6, с. 23]. Эти писатели-фронтовики наследовали и развивали традиции батальной прозы Л. Н. Толстого, рассказывая о «маленьких великих людях», чьими неимоверными усилиями была достигнута победа в Великой Отечественной войне. Своеобразие таких произведений заключалось в том, что война была в них показана «из окопов», глазами рядовых солдат и молоденьких лейтенантов. Это и позволило критикам назвать такие произведения «лейтенантской прозой».
Первой в ряду подобных произведений стала повесть В. Некрасова «В окопах Сталинграда», увидевшая свет в 1946 г. В ней отразился оплаченный дорогой ценой опыт офицеров «с передка», безымянных защитников Сталинграда, которые, не жалея себя, сражались за каждый клочок родной земли. Именно эта повесть и стояла у истоков «лейтенантской прозы», более чем на десятилетия опередив последовавшие за ней «Горячий снег» Юрия Бондарева, «Навеки девятнадцатилетние» Г. Бакланова, «Убиты под Москвой» К. Воробьева. В. Быков, В. Астафьев, Г. Бакланов,
В. Богомолов, Ю. Бондарев, К. Воробьев, Е. Носов, Б. Васильев, Э. Казакевич, В. Кондратьев и многие другие, чьи книги составляют теперь обширную библиотеку военных повестей и романов, воевали в артиллерии, пехоте, разведке, партизанах, а затем, вернувшись с войны, кто-то сразу, как, например, В. Некрасов, Э. Казакевич, а кто-то спустя многие годы, как, например, Б. Васильев, В. Кондратьев - вышедшие «из некрасовских окопов», заговорили о войне и написали книги, открывшие новый этап в развитии военной советской прозы.
Некоторые критики в ту пору доказывали, что солдаты и их командиры не могли понять всю масштабность военных операций: ведь, сидя в окопах и бросаясь в атаку по приказу, они видели только то, что охватывает их глаз, и не представляли полную картину происходящего. Но нужно особо отметить, что «лейтенантскую прозу» официальная критика воспринимала в штыки главным образом и потому, что эта проза изживала сталинский миф о войне как спектакле, хорошо заранее отрепетированном и срежессированном Верховным главнокомандующим. И обязательный салют Победы не звучал в них апофеозом в финале, а всезнающая и всевидящая партия не выполняла в них руководящей роли. Они опрокидывали идеологические каноны в изображении войны, поэтому их и подвергали уничтожающей критике.
Вопреки распространенным в 50-60-е гг. требованиям «идеального героя» в военной прозе авторы «лейтенантской прозы» выдвинули своего героя - тоже положительного, но настоящего человека со всеми его недостатками и амбициями.
У каждого в войну был свой путь: одни сразу становились настоящими бойцами (но таких было очень мало), другие же обретали эти качества, испытывая на себе воздействие воинской среды. Авторы произведений «лейтенантской прозы» ставят своих героев в бесчеловечные и очень тяжелые условия и на примере их поведения доказывают нам, что, может быть, и не сразу, но истинному солдату удается преодолеть свои слабости и обрести духовные силы, а в конфликте между характерами труса и героя победа остается за последним. Авторы произведений «лейтенантской прозы» доказали, что человек из народа -потенциальный герой, ведь попадая в ситуацию, требующую героического разрешения, он совершает подвиг.
Вчерашний мальчишка Толя Гайнуллин из цикла военных повестей Анатолия Генатулина на наших глазах из безграмотного деревенского мальчишки превращается в настоящего солдата, который понимает: «... надо воевать, ты мужчина, солдат, ты принял присягу, и ты обязан выполнять свой долг. Чувствуешь, понимаешь, что назад хода нет, ты должен войти в бой и идти только вперед, убив или прогнав врага, это в лучшем случае, если тебе повезет, если не подкосит пуля во время атаки. Хорошо если только ранит и ранит легко, уйдешь или унесут в тыл, в санбат, госпиталь. Но ведь через какое-то время снова в бой. А ценой тяжелого ранения и увечья освободиться от войны не желает ни один солдат. Освобождают солдата от войны только смерть или победа, если доживешь до победы. Все это было похоже на безысходность, на обреченность, но сердце солдата не принимает безысходности, отбрасывает смерть, солдат, хороший солдат, смекалистый солдат, действует и надеется перехитрить смерть, проскочить через нее и выйти из боя живым» [11, с. 144].
Произведения «лейтенантской прозы» объединяет схожесть героев, молодых людей, оказавшихся на
войне практически сразу после школьной скамьи, воспринимающих и оценивающих фронтовую действительность с долей юношеского максимализма. И Толя Гайнуллин, и Володя Третьяков из повести Г. Бакланова «Навеки девятнадцатилетние», и Николай Плужников из повести Б. Васильева «В списках не значился», и Алексей Ястребов из повести К. Воробьева «Убиты под Москвой», и Сашка из одноименной повести В. Кондратьева как и все герои произведений «лейтенантской прозы» еще юнцы, смотрящие на мир детскими глазами, но под гнетом военной среды на наших глазах из застенчивых и хулиганистых мальчишек они превращаются в самостоятельных и взрослых людей, ответственных за судьбу Родины.
Главный герой цикла военных повестей Анатолия Генатулина - рядовой Толя Гайнуллин - типичный герой «лейтенантской прозы». Он в столь юном возрасте, когда формирование человека как личности только начинается, наряду со «взрослыми» чертами характера проскальзывает и что-то детское, шаловливое, по словам Толи, «что-то упрямое, мальчишеское», и в этом период хочется доказать окружающим, что и ты чего-то в этой жизни стоишь, в отличие от зрелого человека, которому по-ребячески выставлять напоказ окружающим свои достоинства уже не к лицу да и незачем. В повести «Вот кончится война» Толя Гайнул-лин после выписки из госпиталя возвращается туда якобы за справкой: «Прибыв в комендантский эскадрон штадива, получив коней, оружие и нацепив на сапоги вожделенные шпоры, я через день заявился в городок верхом на коне. Оказалось, что я не получил справку из госпиталя. Вернее, даже не в справке было дело, а мне очень уж хотелось показаться девушкам, капитану Рудиной и покрасоваться перед ними в роли новоиспеченного кавалериста. Получив справку и еще раз простившись с врачами, девушками, я вышел из госпиталя, сел верхом и, дергая повод, пришпоривая меринка, чтобы он поплясывал и покрутился перед окнами (а вы как думали - Толя Гайнуллин - шантрапа?), и очень довольный собой с места взял рысью» [11, с. 126].
А. Г. Бочаров в своей книге пишет: «Николай Плужников из повести «В списках не значился» - из тех «нецелованных лейтенантов, что уже обильно прошли в нашей прозе за тридцать послевоенных лет» [6, c. 277]. Отличительной чертой всех героев «лейтенантской прозы» является отсутствие какого-либо опыта в отношениях с противоположным полом. Как правило, они влюбляются и строят отношения уже будучи на фронте.
Главный герой цикла военных повестей Анатолия Генатулина Толя Гайнуллин тоже никогда близко не общался с девушками; первое такое знакомство у него произошло на войне: «Я сидел рядом с Ниной. Когда мы «кланялись» минам, ее коротко остриженные рыжие волосы щекотали мне левое ухо, я ощущал сладостное тепло ее плеча, я еще никогда в жизни так близко не сидел к женщине, даже в школе меня почему-то сажали только с мальчишками, никогда мне лицо не щекотали женские пряди, никогда до этого не испытывал прикосновения к нежному женскому телу и не вдыхал так близко душно-сладкий запах ее пота. Никогда женщина, взрослая женщина так не нравилась мне, как вот эта рыжеволосая, розоволицая Нина. Наверное, я любил ее ...» [11, с. 33-34].
«Лейтенантская проза» показала нам подвиг народа не только в его кульминационных моментах, но и в обычных солдатских буднях, ведь, как говорится в повести В. Кондратьева Сашка», «... одно нахождение
тут, в холоде и голоде, без укрытий и окопов, под каждо-часным обстрелом, является уже подвигом» [15, с. 157].
Заслуга Анатолия Генатулина как представителя «лейтенантской прозы» в том, что в своих военных повестях он один из первых рассказал о юных мальчишках, попавших на фронт, и, проникнув в души своих героев и показав войну их глазами, доказал, что для вчерашних крестьян, рабочих людей война не только суровое испытание, она - продолжение их труда, тяжелого, необходимого Родине, и оттого, наверное, выполняют они свой солдатский долг буднично, добросовестно и основательно.
Но главным достижением Анатолия Генатулина в русле этого направления стало не только то, что он одним из первых заговорил о юных мальчишках - рядовых солдатах Великой Отечественной войны, но и то, что наряду с башкирским национальным героем Толей на войне сражаются люди разных национальностей - русские, татары, узбеки, украинцы ... До Анатолия Генатулина такого многонационального пласта советской армии не показывал ни один из представителей «лейтенантской прозы». Например, в повестях Василя Быкова действуют в основном белорусы, а в произведениях В. Кондратьева - русские и т.п.
А. Бочаров в книге «Человек и война» акцентирует внимание на концентрации действия произведений авторов «лейтенантской прозы»: «Все повести отличались максимальной концентрацией действия: один бой, одно подразделение, один плацдарм, одна нравственная ситуация. Такой узкий - прожекторный - луч позволяет резче, контраснее высветлить драматичные переживания человека, психологическую правду его поведения в условиях достоверно показанного фронтового быта. История духовного становления героев была как бы вынесена за рамки повестей» [6, с. 405-406]. Таким образом, можно сказать, что основными чертами «лейтенантской прозы» являются ограниченное время, место и количество действующих лиц и единство действия, что напоминает принципы драматургии русского классицизма.
Авторы «лейтенантской прозы», как и драматурги эпохи русского классицизма, в своих произведениях указывают конкретное время и пространство, а также по ходу повествования знакомят читателя с определенным кругом лиц.
Например, Б. Васильев в повести «В списках не значился» говорит о своем герое на определенном этапе его жизни - с июня 1941 г. по апрель 1942 г. Основным местом действия в повести является Брестская крепость, а главный герой Николай Плужников - это ее последний защитник: «Крепость не пала. Крепость не пала: она просто истекла кровью. Я - последняя ее капля.» [9, c. 219]. Наряду с главным героем Б. Васильев рассказывает нам о Мирре, тете Христе, пограничнике Володе Денищике, везучем Сальникове, захваченном в плен Прижнюке, о старшине Степане Матвеевиче, старшем сержанте Федорчуке, красноармейце Волкове, еврее Рувиме Свицком.
В повести В. Быкова «Дожить до рассвета» рассказывается о судьбе Ивановского и его подопечных, отправленных на поиски и уничтожение военной базы противника: это «трудяга - пехотинец» Лукашов, молодой парень - подрывник Судник, взятый из стрелков боец Хакимов, «сорокалетний дядька» Шелудяк, «важный, красивый» Краснокуцкий, молчаливый Заяц, молодой артиллерист Пивоваров, «длиннононогий, худой и нескладный» старшина Дюбин. Главному герою Ивановскому отведено две ночи и день между
ними, а все содержание повести сводится к преодолению препятствий на пути к базе немцев.
Для цикла военных повестей Анатолия Генатули-на также характерны пространственные и временные ограничения, даже название одной из повестей - «Две недели» - это подтверждает, в которой определено и количество действующих лиц: контуженная девушка Полина, соседи по палате и трудовой коллектив госпиталя. Повесть «Атака» начинается так: «На Карельском перешейке стояли белые ночи ...» [11, с. 5], а заканчивается словами Толи Гайнуллина: «Сколько времени мы в бою, сутки или двое суток, я не помню ...» [11, с. 72]. В повести «Страх» из уст главного героя мы узнаем о его местонахождении: «Мы идем по лесистым холмам, бредем по их крутым склонам, спускаемся в распадки, долины и снова карабкаемся вверх. В низинах и на горбах холмов - везде камни, валуны и мелкий окатыш под ногами. Крапчато-бурые или серые с буроватым отливом и с прожилками - гранит. Чужая земля. Хотя говорят, что она наша - Карельский перешеек, что мы ее освобождаем. Но для меня, родившегося в березовых отрогах далекого Уральского хребта, она все равно чужая» [13, с. 57]. Также Толя говорит про себя, что «я уже вторую неделю в боях, а все еще жив и не покалечен» [13, с. 57].
В вышеупомянутой повести Толя знакомит читателя со своим новым взводом: с сержантом Соповым, земляком Лапиным, помкомвзвода Карауловым, узбеком Файзуллаевым, рыжим Кирюхиным, стариком Портновым, расхлябанным Скребковым, украинцами. Главный герой рассказывает нам о своих товарищах по оружию, чередуя портретные зарисовки со своими впечатлениями: «Мне в нашем взводе больше всех нравится старик Портнов. По возрасту мы годимся ему в сыновья. Он мало говорит, только поглядывает на нас, молодняк, грустно и снисходительно. У него, наверное, дома семья, ребятишки, может, старший тоже воюет и мы, наверное, напоминаем ему его сыновей, о которых он думает постоянно. Он - пулеметчик. Вторым номером у него украинец Иванюк, рослый и, видно, сильный хлопец с приятным чернобровым лицом» [12, с. 50].
Повесть «Вот кончится война» начинается с детальной зарисовки: «Теперь, в начале сорок пятого, земля родная, освобожденная от фашистских нелюдей, очищенная от их мерзостного духа, уже лежала далеко за восточным горизонтом, и мы, наш фронт, наша армия, наши дивизии и полки, уже почти вплотную подошли к границам Германии»[11, с. 111], далее указывается конкретное месторасположение взвода, в который попадает герой Толя: «Теперь в общих чертах о положении на фронтах, - комсорг вынул из планшетки бумагу и развернул - оказалось, карта, вернее, схема, нарисованная от руки. - Это вот Балтийское море, вот Польша, вот границы Германии, вот и сам Берлин. А это, обведено красным карандашом, Восточная Пруссия. Видите, она вытянута, как кулак в сторону Советского Союза и нависает над Польшей. Вот он, Кенигсберг, город-крепость на самом берегу Балтийского моря. Вот Алленштайн. А мы находимся вот здесь, севернее. Красными стрелками обозначены действия наших войск. Вот наш 2-й Белорусский фронт. 3-й Белорусский наступает на Кенигсберг. А на Берлин нацелены войска 1 -го Белорусского и 1 -го Украинского фронтов. После захвата Алленштейна в прорыв вошла 5-я танковая армия и стремительным броском вышла к Балтийскому морю. Вот сюда. Теперь вся восточно-прусская группировка немцев отрезана от их главных сил. А нам остается только добить, уничтожить эту
группировку и занять Кенигсберг ...» [11, с. 159]. Далее мы читаем: «За Одером начиналась другая Герма-ния.За Одером начиналась Германия Белых флагов.» [11, с. 212]. В финале повести узнаем, что «.всех, ребят, погибших в последних боях на подступах к Эльбе, перехоронили в городе Виттенберге, в братской могиле» [11, с. 270], среди них был и Сергей Петрович Баулин, товарищ Толи.
Авторы произведений «лейтенантской прозы», как и драматурги эпохи классицизма, тоже нередко обращаются к символике имен. Большинство их произведений написано в жанре повести, а повесть - сжатое произведение, поэтому предполагает концентрированное отношение автора к персонажам. В этом контексте поэтика имен играет роль в раскрытии смысла не только всего произведения в целом, но и авторской позиции в частности. Например, В. Быков не зря дал своему главному герою из повести «Дожить до рассвета» такую всенародно известную фамилию, как Ивановский, так как писатель уверен, что мучительная смерть таких Ивановских и привела к победе в этой войне. К. Воробьев в своем произведении «Убиты под Москвой» сам же говорит нам о капитане Рюмине: «.прямой, высокий и в талии как рюмка» [10, с. 85]. Рюмин всегда был «. застегнут и затянут так, словно никогда не раздевался» [10, с. 89]. Алексей Ястребов из этой же повести наделен такой фамилией тоже не случайно, он так же, как и эта гордая птица, не показывает своего страха перед курсантами и также отважно ведет себя в бою.
В повести «Атака» интересен образ лейтенанта Красильникова: «Наш взводный лейтенант Красильни-ков, весь новенький в своей темно-зеленой гимнастерке, в синих диагоналевых брюках, в фуражке, в ремнях, с биноклем на груди, наш лейтенант держался молодцом: на румяном лице горделиво - спокойная улыбка, немного даже презрительная улыбка уже обстрелянного боевого офицера, которому сам черт не брат» [11, с. 46]. Когда со стороны противника полоснуло пулеметной очередью, Красильников «только присел, как будто боялся помять, испачкать новенькое обмундирование» [11, с. 47]. Может быть, Анатолий Генатулин не зря выбрал такую фамилию для этого персонажа: ведь фамилия Красильников созвучна со словом «красоваться», а именно это и делает молоденький лейтенант, выставляя напоказ свою храбрость, за что и поплатится жизнью. Главный герой Толя понимает, что Красильников подвергает себя большой опасности, так как маячит на виду у противника, «но он [Красильников] был старше, образованнее, ум-нее.и, наверное, знал, что делать, как вести себя.» [11, с. 47].
«Атака», «Страх», «Две недели», «Вот кончится война» - произведения Анатолия Генатулина, которые мы относим к «лейтенантской прозе». Жанром, которому отдавали предпочтение авторы произведений «лейтенантской прозы», была именно повесть. В повестях более всесторонне раскрывались человеческие судьбы, поднимались серьезные нравственно-философские проблемы. Нередко жанр военной повести заметно тяготел к роману - протяженностью сюжетных линий, охватом событий, разветвленностью проблематики и т.д. Все дело в том, что именно является основой произведения, тем началом, вокруг которого организуется его художественный мир. В повести такой основой может быть или только среда, или только личность, или только изображение отношений между личностью и средой. В романе таких основ - две. Изображение окружающей героя среды, общества (оно
может быть представлено несколькими или даже одним характером) имеет в нем такое же самостоятельное значение, как и изображение самого героя. Исходя из вышесказанного, можно заключить, что произведения Анатолия Генатулина о войне «Атака», «Страх», «Две недели», «Вот кончится война» написаны в жанре повести, т.к. основой произведения, тем началом, вокруг которого организуется его художественный мир, является личность в экстремальных нечеловеческих условиях войны.
Писатели-фронтовики, чьи произведения мы относим к «лейтенантской прозе», объективно и правдиво отображают повседневный тяжелый и опасный солдатский труд. Многие из этих писателей очень много внимания уделяют теме смерти не потому, что зло сильнее, а потому, что добро необходимо разбудить, заставить действовать. И нередко они заканчивают свои произведения трагически, чтобы показать читателю, каких неимоверных жертв стоила победа в Великой Отечественной войне.
Трагический финал является родовым свойством повестей «лейтенантской прозы». В этом отношении мы провели параллель между военными повестями Анатолия Генатулина и произведениями В. Быкова, Г. Бакланова, К. Воробьева и других. Это еще одно подтверждение тому, что цикл военных повестей Анатолия Генатулина относится к «лейтенантской прозе».
К. Воробьев предощущение трагического конца вынес в название своего произведения «Убиты под Москвой», в котором повествует о попавших в окружение кремлевских курсантах, в живых остается только лейтенант Ястребов. Николай Плужников из повести Б. Васильева «В списках не значился» умирает в стенах Брестской крепости, так и оставшись безвестным ее защитником.
Финал повести Анатолия Генатулина «Атака» трагичен: погибает почти целый батальон, перед которым была поставлена задача - взять высоту, но когда они ее достигают, то понимают, что эта победа обошлась им очень дорого, ведь их набирается только человек десять или пятнадцать: «Мы идем назад, туда. Где слышатся голоса. На самом высоком месте гребня стоит сержант Харчиков. Жив! По его темному, заросшему лицу струится пот, в глазах дотлевают искорки исступленной ярости. Подходят еще двое: лейтенант Петухов и Сигачев. Снизу доносятся голоса комбата и Нины. Набирается нас человек десять или пятнадцать. Мы стоим и молчим, оглядываем сверху окрестность.» [11, с. 72].
Повесть Анатолия Генатулина «Страх» имеет открытый финал (как и одноименная повесть В. Кондратьева «Сашка»), т.к. в конце повести мы видим, как ранит и контузит главного героя Толю Гай-нуллина. Открытый финал вышеупомянутой повести объясняется и тем, что о дальнейшей судьбе главного героя Толи Гайнуллина мы узнаем из повестей «Две недели» и «Вот кончится война». Но и в конце повести «Страх» мы глазами Толи Гайнуллина видим «пространство смерти»: «Я никому не нужен. Мы никому здесь не нужны. Да, мы в составе 184-го полка, третьего батальона, первой роты и четвертого взвода, якобы, мы ведем бой. Но какой же это бой, когда мы прячемся за камнем? И не стреляем, хотя у нас винтовки, автоматы, пулеметы, гранаты. Не убили ни одного врага, а своих уже потеряли. Мы заброшены в зеленое пространство смерти, и чтобы пройти его, надо наступать, идти вперед, только вперед, а впереди тоже пространство, там тоже смерть ... Шагнем на поле и скорее снова откатимся назад, а на поле останутся лежать ра-
неные и мертвые, как Джура, как те, что лежат там сейчас. Если прислушаться, можно услышать чей-то стон и мольбу о помощи: «Братцы!». Кто-то, пачкая траву кровью, ползет сюда .
Если не в этом бою, то в следующих мы все, наверное, погибнем или останемся калеками. Мы мостим своими костями проход тем, кто пройдет после нас, мы гатим трупами кровавое болото войны, чтобы продвинуться несколько сотен метров вперед. Те, кто придет на наше место, такие, как и мы, серошинельные мальчишки, пройдут тоже немного и лягут. Так до конца. А когда же конец?!» [13, с. 62].
В повести В. П. Некрасова «В окопах Сталинграда» рассказывается о величайшей битве, повлиявшей на ход всей войны. И в конце повести мы видим победу наших войск над немцами: «Где-то высоко в небе тарахтит «кукурузник» - ночной дозор. Над «Баррикадами» зажигаются «фонари». Наши «фонари», не немецкие. Некому уже у немцев зажигать их. Да и незачем. Длинной зеленой вереницей плетутся они к Волге. Молчат. А сзади сержантик - молоденький, курносый, в зубах длинная изогнутая трубка с болтающейся кисточкой. Подмигивает нам на ходу.
- Экскурсантов веду.. .Волгу посмотреть хотят.
И весело, заразительно смеется» [19, с. 268].
Но до этой счастливой концовки глазами главного героя лейтенанта Юрия Керженцева мы видим следующее: «На улице слышен зычный чумаковский голос:
- В колонне по четыре ... Стр-р-роевым. С места песню. Ша-а-агом марш!
А во взводе у него всего три человека» [19, с. 267-268].
Мы понимаем, какой страшной ценой нам досталась победа в этой войне на примере описанной В. Некрасовым истории кровавой битвы за Сталинград.
С финалом вышеупомянутой повести в какой-то мере перекликается и финал повести Анатолия Гена-тулина «Вот кончится война», которая, на первый взгляд, заканчивается отнюдь не пессимистично: «Потом я заметил, что едем на восток. А там, на востоке, за туманным горбом горизонта, за полями, за лесами, за реками, на многострадальной Родине нашей нас ждала жизнь. Мирная. Бесконечная» [11, с. 274]. Но если вспомнить, что до этой победной концовки Толя теряет своего друга, наставника Баулина, ставшего за небольшой срок самым близким ему человеком, то картина получается не столь оптимистичной: «. глаза его [Баулина] были открыты, но мертвы . зачем он побежал?..
- Баулина убило! - сказал я.
Никто не обратил на меня внимания, наверное, никто не расслышал.
- Баулина убило! - повторил я громко, почти в
крик.
Продолжали колготиться и оглядывать фрицев, как будто смерть Баулина никого не касалась, как будто его вовсе не было в эскадроне.
В это время с крыльца спустился наш кормилец Худяков. Он нес полную корзину яиц . Его вечно голодное лицо сияло довольством.
- Баулина убило! - сказал я ему.
Он тоже меня не понял. Показывая мне корзину с яйцами, он радостно закричал:
- Пожрем, ребята!
Вдруг, ощутив к этим яйцам тошнотное отвращение, я поднял пулемет и выпустил очередь по корзине, разбив и смешав яйца в желто-белую кашу. Худяков
обалдело выпучил на меня глаза и проговорил отчаянным голосом:
- Чего ты продукты портишь, дурак?!» [11, с. 265-266].
Повесть «Две недели» рассказывает о времени, проведенном Толей в госпитале, в тылу, но и здесь смерть витает совсем рядом и не щадит ни молчаливого старика Усенко, который «все молчал, думал, никто из соседей по палате так и не узнал, кто он, откуда, есть ли у него дети, жена, и тихо, без жалоб и как будто без мучений умер» [11, с. 90-91]; ни приветливого узбека Абдуллаева, который «никогда не лежал спокойно, постоянно двигался, ласковым, каким-то детским взглядом улыбался всем, со всеми пытался заговорить ...» [11, с. 84]; ни юного земляка Толи Васю Лапина.
Наверное, писатели-фронтовики, чьи произведения мы относим к «лейтенантской прозе», так часто заканчивают свои произведения трагически и так много внимания уделяют теме смерти не потому, что не видят иного выхода, а потому, что хотят предупредить людей: нельзя быть беспечными и легкомысленными, равнодушными и эгоистичными. Жалость и милосердие, которые они в нас пробуждают, необходимы нашему веку! Верные солдатскому чувству локтя, писатели своими книгами напоминают нам об этом. И, наверное, ни одно правдивое произведение о войне не может быть в полной мере оптимистичным, потому что всякая война - это всегда гибель тысяч ни в чем неповинных людей.
Кризис самосознания в современной России, когда люди разных поколений впервые или вновь и вновь решают для себя проблему собственной самоидентификации, своего места в мире, такие понятия, как патриотизм и Родина, часто оказываются на периферии внимания. Обращение к «лейтенантской прозе» в целом и к военным произведениям Анатолия Генатулина в частности в современной культуре имеет мощный эмоциональный, интеллектуальный, психологический потенциал, способный помочь в поисках своего пути
тем, кто решает для себя вопрос всех поколений: нужны ли они своей стране и нужна ли им Россия.
ЛИТЕРАТУРА
1. Астафьев В. Сквозь время и годы // Военные страницы: Повести и рассказы, М.: Молодая гвардия, 1986. 462 с.
2. Бакланов Г. Я. Навеки девятнадцатилетние: Повесть. М.: Дет. лит., 1986. 175 с.
3. Богомолов В. О. Иван. Зося: Повести. М.: Современник, 1985. 77 с.
4. Бондарев Ю. В. Горячий снег: Роман. М.: Современник, 1980. 383 с.
5. Бочаров А. Г. Бесконечность поиска: Художественные поиски современной советской прозы. М.: Советский писатель, 1982. 424 с.
6. Бочаров А. Г. Человек и война. М.: Советский писатель, 1973.
7. Бочаров С. Г. Роман Л. Толстого «Война и мир». 4-е изд. М.: Художественная литература, 1987. 156 с.
8. Быков В. В. Повести. М.: Советский писатель, 1986. 592 с.
9. Васильев Б. Л. В списках не значился: Роман. Переизд. М.: Детская литература, 1986. 223 с.
10. Воробьев К. Д. Убиты под Москвой; Крик; Это мы, Господи ..: Повести.М.: Терра - Книжный клуб, 2005. 288 с.
11. Генатулин А. Ю. Вот кончится война: Повести и рассказы. М.: Правда, 1988. 464 с.
12. Гиниятуллин Т. Страх: Повесть // Ватандаш. 2000. №6. С. 49-64.
13. Гинятуллин Т. Страх: Повесть // Ватандаш. 2000. .№5. С. 44-65.
14. Казакевич Э. Г. Звезда: Повесть. Мурманск: Кн. изд., 1971. 96 с.
15. Кондратьев В. Л. Повести. М.: Художественная литература, 1991. 478 с.
16. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. 752 с.
17. Москвичева Г. В. Русский классицизм: учеб. пособие для студ. пед. инст-ов по спец. 2101 «Русский язык и литература». М.: Просвещение, 1986. 191 с.
18. Москвичева Г. В. Русский классицизм: учеб. пособие для студ. пед. инст-ов по спец. 2101 «Русский язык и литература». М.: Просвещение, 1978. 128 с.
19. Некрасов В. П. В окопах Сталинграда. М.: Панорама, 2000. 512 с. (Библ. «Русская литература. XX век»).
20. Толстой Л. Н. Война и мир: Роман. Т. 1. М.: Терра, 1993. 448 с.
21. Толстой Л. Н. Война и мир: Роман. Т. 2. М.: Терра, 1993. 480 с.
22. Толстой Л. Н. Война и мир: Роман. Т. 3. М.: Терра, 1993. 512 с.
Поступила в редакцию 12.11.2015 г.
THE NATIONAL DISTINCTIVENESS OF RUSSIAN-LANGUAGE WRITER ANATOLY GENATULIN
© L. M. Mingazheva
Bashkir State Pedagogical University 3a Octyabrskoi Revolutsii St., 450025 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
Email: liliya02071984@mail.ru
The purpose of this article is to reveal the originality of the creative manner and national identity of Anatoly Genatulin the Bashkir writer writing in Russian. In order to discover the national identity of Russian-speaking writer, thorough analysis of his works from the point of view of the identity of the writer, of his world view and creative method was carried out. Anatoly Genatulin is an artist, who moved from the one culture to another and at some points remained between these two cultures; this cross-cultural originality is clearly evident in his works. Theoretical and practical significance of this work is raised by the fact that careful analysis of the works of Anatoly Genatulin has not been carried out previously from the point of view of the national identity. His works were addressed only in a few critical articles in connection with the current problems of literature of the late 20th century. Writer Anatoly Genatulin dipped into foreign Russian-speaking culture and took there one of the main places, but he has managed to preserve his identity, which is proved by his works.
Keywords: Anatoly Genatulin, lieutenant prose, cycle of war novels.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at bulletin_bsu@mail.ru if you need translation of the article.
REFERENCES
1. Astafev V. Voennye stranitsy: Povesti i rasskazy, Moscow: Molodaya gvardiya, 1986.
2. Baklanov G. Ya. Naveki devyatnadtsatiletnie: Povest' [Forever nineteen: Novel]. Moscow: Det. lit., 1986.
3. Bogomolov V. O. Ivan. Zosya: Povesti [Ivan. Zosia: Novels]. Moscow: Sovremennik, 1985.
4. Bondarev Yu. V. Goryachii sneg: Roman [Hot snow: Novel]. Moscow: Sovremennik, 1980.
5. Bocharov A. G. Beskonechnost' poiska: Khudozhestvennye poiski sovremennoi sovet-skoi prozy [Infinity of search: Art searches of contemporary Soviet prose]. Moscow: Sovet-skii pisatel', 1982.
6. Bocharov A. G. Chelovek i voina [Man and war]. Moscow: Sovet-skii pisatel', 1973.
7. Bocharov S. G. Roman L. Tolstogo «Voina i mir» [The novel "War and peace" by L. Tolstoy]. 4th ed. Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1987.
8. Bykov V. V. Povesti [Novels]. Moscow: Sovet-skii pisatel', 1986.
9. Vasil'ev B. L. V spiskakh ne znachilsya: Roman[He was not listed: novel]. Pereizd. Moscow: Det-skaya literatura, 1986.
10. Vorob'ev K. D. Ubity pod Moskvoi; Krik; Eto my, Gospodi..: Povesti [Slain near Moscow; The scream; Here we are, my Lord...: Novels]. M.: Terra - Knizhnyi klub, 2005.
11. Genatulin A. Yu. Vot konchit-sya voina: Povesti i rasskazy [When the war ends: Novels and stories]. Moscow: Pravda, 1988.
12. Giniyatullin T. Strakh: Povest'. Vatandash. 2000. No. 6. Pp. 49-64.
13. Ginyatullin T. Strakh: Povest'. Vatandash. 2000. No. 5. Pp. 44-65.
14. Kazakevich E. G. Zvezda: Povest' [The star: novel]. Murmansk: Kn. izd., 1971.
15. Kondrat'ev V. L. Povesti [Novels]. Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1991.
16. Literaturnyi entsiklopedicheskii slovar' [Literary encyclopedic dictionary] / Pod obshch. red. V. M. Kozhevnikova, P. A. Nikolaeva. Moscow: Sovet-skaya entsiklopediya, 1987.
17. Moskvicheva G. V. Russkii klassitsizm: ucheb. posobie dlya stud. ped. inst-ov po spets. 2101 «Russkii yazyk i literatura» [Russian classicism: textbook for students of pedagogical colleges, specialty 2101 "Russian language and literature"]. Moscow: Prosveshchenie, 1986.
18. Moskvicheva G. V. Russkii klassitsizm: ucheb. posobie dlya stud. ped. inst-ov po spets. 2101 «Russkii yazyk i literatura» [Russian classicism: textbook for students of pedagogical colleges, specialty 2101 "Russian language and literature"]. Moscow: Prosveshchenie, 1978.
19. Nekrasov V. P. V okopakh Stalingrada [In the trenches of Stalingrad]. Moscow: Panorama, 2000. 512 pp. (Bibl. «Russkaya literatura. XX vek»).
20. Tolstoi L. N. Voina i mir: Roman. Vol. 1 [War and peace: Novel. Vol. 1]. Moscow: Terra, 1993.
21. Tolstoi L. N. Voina i mir: Roman. Vol. 2 [War and peace: Novel. Vol. 2]. Moscow: Terra, 1993.
22. Tolstoi L. N. Voina i mir: Roman. Vol. 3 [War and peace: Novel. Vol. 3]. Moscow: Terra, 1993.
Received 12.11.2015.
