CC BY
424
ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
ЦИФРОВАЯ ЭКОНОМИКА КАК ИННОВАЦИЯ XXI ВЕКА: ВЫЗОВЫ И ШАНСЫ ДЛЯ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ
К.К. Рихтер,
заведующий кафедрой экономики предприятия и предпринимательства экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета, профессор, доктор физико-математических наук
Н.В. Пахомова,
профессор кафедры экономической теории экономического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, член-корреспондент РАЕН, доктор экономических наук
В статье концентрируется внимание на следующих взаимосвязанных вопросах, характеризующих шансы и риски, которые связаны с диджитализацией экономики и общества и которые необходимо учесть для достижения целей устойчивого развития. Во-первых, авторы анализируют структурные аспекты перехода к цифровой экономике в качестве ключевого звена 4-й промышленной революции при выявлении тех из них, которые представляют первоочередной теоретический и прикладной интерес. Во-вторых, в статье изучаются основные изменения, которые происходят в бизнес-процессах современных предприятий (организаций), в том числе в условиях формирования цифровых платформ, благодаря которым не только во многом по-новому организуется взаимодействие хозяйствующих субъектов, но и которые привносят качественно новые черты в архитектуру современной рыночной экономики. В-третьих, исследуется взаимосвязь перехода стран к цифровой экономике и обеспечения их устойчивой конкурентоспособности с учетом инновационного характера происходящих изменений и связанных с этим шансов и рисков. И, в-четвертых, в статье обосновываются возможные пути отражения в системе вузовского образования новых требований, которые цифровая эпоха предъявляет к специалистам.
Ключевые слова: инновации, устойчивое развитие, цифровая экономика, шансы и риски, цифровые платформы, рейтинг цифровой конкурентоспособности
ББК У50-551.33,0
Введение1. Цифровая экономика, которая базируется на качественно новом типе информационных и телекоммуникационных технологий, охватывающих и преобразующих все сферы современной производственной и общественной жизни, хотя и находится в процессе формирования, уже сегодня обладает мощнейшим потенциалом, предоставляющим при его реализации шанс на достижение и компаниями, и странами лидирующих позиций по ключевым направлениям социально-экономического развития. При этом, как подчеркивает один из известных разработчиков концепции 4-й промышленной революции, председатель ВЭФ Клаус Шваб, речь идет о лидерстве в приобретающей все более глобальные формы конкурентной борьбе в области эффективности, производительности и инноваций, а также в деле обеспечения высоких стандартов жизни и понимаемого в широком смысле благосостояния, включая применение принципиально новых цифровых форм коммуникаций между людьми, использование возможностей, предоставляемых искусственным интеллектом в удовлетворении на индивидуализированных принципах потребностей людей [Schwab, 2016].
Проблематика цифровизации экономики, задачи, которые в этой связи стоят перед бизнесом, государством и обществом в целом, вызовы, порождаемые цифровой экономикой, и предоставляемые ею шансы являются объектом интенсивного осмысления в среде специалистов. Речь идет об анализе взаи-
мосвязи цифровой экономики (ЦЭ), опирающейся на комплекс радикальных инноваций 4-й промышленной революции, и задач модернизации промышленной политики [Иванов В.В., 2016; Кузнецов С.В., Горин Е.А., 2017], формирование которой было подготовлено, в частности, развитием мобильного бизнеса [Рихтер, Охрин, 2005; Okhrin, Richter, 2008]. В этом же ряду развитие процессов диджитализации экономики в рамках интеграционных группировок [Дятлов С.А., 2017; Мойсейчик П.И., 2016] и особенности ряда ее прорывных технологий [Гулин К.А., Усков В.С., 2017; Шеховцев М., 2016]. Исследователи уделяют внимание и таким важным темам, как социально-экономические последствия 4-й промышленной революции [Смородинская Н.В., Катуков Д.Д., 2017], при особом акценте на обеспечение в условиях цифровизации экономики занятости, достижение целей устойчивого развития и экологической безопасности [Капелюшников Р., 2017; Пахомова, Малышков, 2017; Pakhomova, Richter, Vetrova, 2017], в том числе при функционировании центров обработки больших баз данных [Салтан А.А., 2017]. Данная комплексная проблематика является предметом активного обсуждения среди политиков, представителей бизнеса, в СМИ, а также на сменяющих друг друга научно-практических конференциях.
Отражением ее важности служит запуск Рейтинга глобальной цифровой конкурентоспособности (The IMD World Digital Competitiveness Ranking), который ориентирован на оценку наличия возможностей и степени готовности у вошедших в
22
© ПСЭ, 2018
рейтинг стран к цифровой трансформации. Содержащиеся в рейтинге оценки достигнутого прогресса, как и узких мест и проблемных областей перехода к ЦЭ представляют безусловный интерес и для политиков, и для бизнеса, в том числе, в России. Специального внимания в данном контексте заслуживает Доклад по информационной экономике 2017, подготовленный ЮНКТАД ООН и посвященный диджитализации, торговле и развитию [Information Economy Report, 2017].
Цифровое общество, базируясь на комплексе радиальных по своей сути инноваций — технологических, организационных, институциональных, социальных и др., ставит много острых тем. К их числу относится в первую очередь вопрос о том, кто является сувереном личных данных человека. Далее, приводит ли развитие цифровых технологий к утверждению информационных монополий или даже некоторой «цифровой диктатуры». Возникают ли при этом технологии, позволяющие осуществить тотальный контроль за личностью и его данными со стороны различных государственных структур и международных социальных сетей, или, наоборот, в его рамках создаются благоприятные условия для цифровой демократии с превращением гражданина в суверена цифровых данных и активного участника происходящих радикальных преобразований. К. Шваб в этой связи отмечает, что новые технологии и платформы могут предоставлять гражданам возрастающие возможности для взаимодействия с правительствами, для публичной артикуляции своего мнения и даже для того, чтобы попытаться обойти государственный контроль. Однако одновременно правительства могут получить новую, подкрепленную технологически власть для усиления контроля за населением, базирующегося на системах всеобъемлющего наблюдения, предоставляемого цифровой инфраструктурой. Однако, как полагает Шваб, в условиях цифровой революции подобные попытки правительств будут наталкиваться на возрастающее противодействие, причем не только со стороны общества, не желающего мириться с такими методами принятия политических решений, но и в силу видоизменения роли самой политики в условиях возрастающего давления конкуренции, а также в результате перераспределения и децентрализации власти, которые становятся возможными благодаря новым цифровым технологиям [Schwab, 2016].
В числе затрагивающих значительные слои населения находится и вопрос о том, кто становится основным бенефициаром 4-й индустриальной революции, приведет ли она к дальнейшему усилению экономического неравенства или будет способствовать его ослаблению. И, далее, — как разрешить коллизию, состоящую в том, что в условиях ее развертывания возрастает спрос на высококвалифицированный персонал, а потребность в менее образованных с недостаточной квалификацией работниках, которых во многих странах пока большинство, может сокращаться.
Откликаясь на вызовы времени, Правительство РФ утвердило Программу «Цифровая экономика Российской Федерации» (распоряжение Правительства РФ от 27 июля 2017 г., № 1632-р), в которой подчеркивается, что данные в цифровой форме «... становятся ключевым фактором производства во всех сферах социально-экономической деятельности, что повышает конкурентоспособность страны, качество жизни горожан, обеспечивает экономический рост и национальный суверенитет».
Процесс перехода к ЦЭ, проблемы, которые при этом предстоит решать, характеризуются множеством граней, осмысление которых требуют комплексных углубленных исследований. В данной статье, с учетом ее ограниченного размера, авторы концентрируют внимание на следующих взаимосвязанных темах, при отборе которых принимались во внимание степень их актуальности, а также уровень разработки в литературе. Речь идет, во-первых, о структурных аспектах перехода к цифровой экономике в качестве ключевого звена 4-й промышленной революции при выявлении тех из них, которые могут представить первоочередной интерес и с теоретической, и с практической точек. Во-вторых, будут изучены основные изменения, которые происходят в бизнес-процессах современных предприятий (организаций), в том числе в условиях формирования цифровых платформ, благодаря которым во многом по-новому органи-
зуются взаимодействия хозяйствующих субъектов. В-третьих, предполагается исследовать взаимосвязь перехода стран к цифровой экономике и обеспечения их устойчивой конкурентоспособности с учетом инновационного характера происходящих изменений. И, в-четвертых, будут освещены возможные пути отражения в системе вузовского образования новых требований, которые предъявляются ныне к специалистам.
1. Формирование цифровой экономики: структурно-функциональный разрез
Проводя анализ формирования цифровой экономики в качестве ключевого направления 4-й промышленной революции, необходимо остановиться на ее структурных характеристиках, без осмысления которых сложно организовать эффективное управление соответствующими процессами со стороны регулирующих органов с учетом их инновационной природы. Ответ на этот вопрос важен и для предприятий (организаций), помогая им сориентироваться в происходящих в экономике радикальных преобразованиях, причем отнюдь не только для тех из них, которые относятся к высокотехнологичному ядру современной экономики.
В программе «Цифровая экономика Российской Федерации» отмечается, что развитие ЦЭ осуществляется на трех взаимосвязанных уровнях. К первому из них в этом документе отнесен уровень рынков и отраслей (сфер деятельности), где осуществляется взаимодействие хозяйствующих субъектов. Второй уровень образуют платформы и технологии, где формируются компетенции для развития рынков и отраслей (сфер деятельности). Третий уровень ЦЭ — это среда, которая создает условия для развития платформ и технологий, как и эффективного взаимодействия субъектов рынков и отраслей экономики (сфер деятельности). Указанная среда объединяет нормативное регулирование, цифровую инфраструктуру, кадры и информационную безопасность [«Цифровая экономика Российской Федерации», 2017].
Что касается технологий, на которые опирается развитие ЦЭ, то, согласно устоявшимся среди экспертов представлениям, которые отражены и в тексте указанной Программы, в их состав входят следующие основные: аналитика больших баз данных, развитая робототехника и сенсорика, нейротехнологии и искусственный интеллект, интернет вещей и промышленный интернет, технологии виртуальной и дополненной реальности, облачные вычисления, 3D-принтеры и ряд др. При этом состав технологий 4-й промышленной революции, отмечается в Программе, с течением времени будет уточняться и расширяться.
Принимая во внимание наличие указанных трех уровней развертывания ЦЭ, в Программе вместе с тем основное внимание уделяется 2-му и 3-му уровням. Применительно к ним сформулированы следующие пять базовых направлений развития ЦЭ в РФ: нормативное регулирование; кадры и образование; формирование исследовательских компетенций и технических заделов, информационная инфраструктура и информационная безопасность. По аналогичному принципу выстроена и «дорожная карта», предназначенная для управления развитием ЦЭ в стране. Это же относится и к принимаемым в целях конкретизации и детализации данной «дорожной карты» планам мероприятий по соответствующим базовым направлениям Программы.
Между тем, для экономического анализа, как и ориентации бизнеса, причем, повторим еще раз, не только той его части, которая занята в информационно-коммуникационном секторе, но и для работающей в других, включая традиционные, отраслях экономики, немалый интерес представляет и первый из выделенных выше уровней развертывания 4-й промышленной революции и формирования ЦЭ, а именно, уровень рынков и секторов экономики. В данном аспекте в Программе справедливо отмечается, что под воздействием цифровизации конфигурация глобальных рынков претерпевает значительные изменения, а многие отрасли из числа традиционных утрачивают свою былую значимость. Вместе с тем данный важный срез проблемы в тексте Программы освещен в основном применительно к сферам здравоохранения, создания «умных городов» и государс-
твенного управления. Отметим, что сама по себе фокусировка Программы на нескольких приоритетных секторах не вызывает возражения, однако указанный перечень все же нельзя расценить как достаточный для характеристики с необходимой полнотой происходящих в экономике в цифровую эпоху изменений. В качестве примера, подтверждающего данный вывод, можно привести дорожную карту Национальной технологической инициативы «EnergyNet», реализация которой должна привести к формированию в России принципиально нового для страны рынка «умных сетей» с объемом в 45 млрд долларов к 2035 г. [Огородников, 2017], который, однако, напрямую не попал в число вышеперечисленных ключевых направлений.
Ядром ЦЭ действительно являются отрасли, относящиеся к информационным и коммуникационным технологиям (ИКТ). В данном случае, представляет интерес, разработанный усилиями ОЭСР вариант структурирования ИКТ сектора (ICTsector), который дополняет ныне действующее 4-е издание стандартного классификатора видов деятельности ООН (ISIC, Rev.4), отражая в определенной мере принципы кластерного подхода. Предлагаемое определение ИКТ сектора, как отмечают авторы данного подхода, позволяет сформировать сопоставимую на международном уровне статистическую основу для измерений путем объединения тех видов экономической деятельности, которые формируются на базе создания информационно-коммуникационных товаров и услуг (см. табл. 1). И в какой-то мере примененный при этом кластерный подход можно расценить как попытку более полного отражения процессов структурно-отраслевой трансформации, которые сопровождают 4-ю промышленную революцию.
Таблица 1
Структура сектора информационных и коммуникационных технологий — вариант агрегирования ОЭСР на базе классификации ISIC, Rev. 4 (составлена на базе: https://unstats.un.org/unsd/cr/ registry/regat.aspnLg=1)
ИКТ-производящие отрасли
2610 Производство электронных компонентов и плат
2620 Производство компьютеров и периферийного оборудования
2630 Производство средств связи
2640 Производство бытовой электроники
2680 Производство магнитных и оптических носителей
ИКТ-торговые отрасли
4651 Оптовая торговля компьютерами, компьютерным периферийным оборудованием и программным обеспечением
4652 Оптовая торговля электронным и телекоммуникационным оборудованием и запасными частями
Отрасли ИКТ услуг
5820 Издание программного обеспечения
61 Телекоммуникационная деятельность
6110 Проводная телекоммуникационная деятельность
6120 Беспроводная телекоммуникационная деятельность
6130 Спутниковая телекоммуникационная деятельность
6190 Прочая телекоммуникационная деятельность
62 Компьютерное программирование, консультации и смежные виды деятельности
6201 Компьютерное программирование
6202 Компьютерное консультирование и управление компьютерными средствами
6209 Иные компьютерные услуги и услуги в области информа-ционныхтехнологий
631 Обработка данных, хостинги, смежные виды деятельности; веб-порталы
6311 Обработка данных, хостинг и смежные виды деятельности
6312 Веб-порталы
951 Ремонт компьютеров и средств связи
9511 Ремонт компьютеров и периферийного оборудования
9512 Ремонт средств связи
Отметим в этой связи, что в России также используется сформированный на базе ISIC классификатор видов экономической деятельности. Это позволяет проводить не только комплексный анализ данного сегмента российской экономики, но и реализовывать международные сопоставления, выявляя сильные и слабые стороны в его развитии. Необходимость в этом тем более высока, что ряд исследовательских центров активно занимается изучением данного сегмента в приоритетных с точки зрения его развития странах, к числу которых относится, в частности, Китай [ICT Sector. China, 2014].
Для формирования более комплексного представления о структурных компонентах ЦЭ целесообразно обратиться к Докладу ЮНКТАД по информационной экономике 2017 [Information Economy Report 2017]. В этом документе, следуя за [Bukhtand Heeks, 2017], выделяются следующие три ее звена. Во-первых, — ядро ЦЭ, который образует ИКТ сектор. Во-вторых, — узкая область ЦЭ, которая, наряду с ядром ЦЭ, охватывает также различные цифровые услуги (например, услуги кол-лцентров) и услуги цифровых платформ (напр., Facebook или Google). В-третьих, выделяется широкая область ЦЭ, которая включает, наряду с ядром ЦЭ и узкой ее областью, также сектора 4.0 индустрии. К их числу относятся электронный бизнес (e-business), электронная торговля (e-commerce), искусственный интеллект (AI), именуемый экономикой алгоритмов (algorithmic economy), сверхточное сельское хозяйство, экономика совместного применения (sharing economy), например, Uber, а такжеon-line платформы по найму персонала и заключению договоров с фрилансерами (freelancers). Под последними понимаются свободные работники, выполняющие трудовые функции на условиях внештатного сотрудничества с работодателем, возможно и на удаленной основе.
Как отмечалось выше, цифровая экономика в настоящее время проходит фазу активного роста. И о ее месте в современной экономике можно судить по следующим данным. Что касается ядра ЦЭ, т.е. производства товаров и услуг в ИКТ секторе, то в 2015 г. их объем достиг 6,5% от мирового ВВП, а занятость в этом секторе составляла 100 млн работников. Экспорт услуг ИКТ сектора увеличился в период 2010-2015 гг. на 40%. Продажи в секторе э-коммерции составляли в том же году $ 25,3 трлн, из которых 90% приходилось на B2B э-коммерцию и 10% — на B2C (business-to-consumer) э-коммерцию [Information Economy Report 2017, P. XIII—XIV]. Тем не менее, в данной области много нерешенных проблем. Так, несмотря по увеличение в период 2010—2015 гг. числа пользователей Интернета в мире на 60%, все еще более половины населения планеты лишено доступа к этим услугам [Ibid]. Вместе с тем, указанный, как и другие индикаторы степени проникновения технологий ЦЭ в повседневную жизнь не должны трактоваться как безусловные показатели общественного прогресса. Так, известный немецкий нейробиолог Манфред Спитцер предостерегает об опасности, проистекающей из-за перегрузки наших умов цифровой информацией, поступающей с компьютеров, смартфонов, планшетов и т.д., что может приводить к нарушению когнитивных способностей и по своим последствиям сродни «цифровой деменции»2.
Представляют интерес и сравнительные данные по уровню диджитализации экономики и общества в целом в различных странах, которые содержатся, в частности, в Рейтинге глобальной цифровой конкурентоспособности. Сравнительная оценка стран в этом рейтинге осуществляется по их способности воспринимать и эффективно использовать цифровые технологии в качестве средства, обеспечивающего трансформацию практики регулирования, моделей бизнеса и общества в целом. Эта оценка проводится на базе трех комплексных факторов, получивших следующие обобщенные наименования: знания, технологическая среда, открытость будущему. Каждый из указанных факторов разбивается далее на три подфактора, которые, в свою очередь, детализируются с помощью шести индикаторов. Под фактором знаний понимается система знаний (know-how), которые необходимы для открытия, понимания и создания новых технологий и которые подразделяются на следующие три подфактора: талант, образование и пере-
подготовка, научная концентрация. Фактор «технологическая среда» подразделяется в качестве подфакторов на регулятор-ные рамочные условия, капитал и технологические рамочные условия. Открытость будущему детализируется посредством подфакторов адаптационной способности, гибкости бизнеса и IT интеграции [The IMD World Digital Competitiveness Ranking, 2017]. Согласно данному рейтингу, в десятку передовых стран по уровню диджитализации в 2017 г. вошли следующие (с первого по десятое места, соответственно): Сингапур, Швеция, США, Финляндия, Дания, Нидерланды, Гонконг (SAR), Швейцария, Канада и Норвегия.
Что касается России, то по данному рейтингу она заняла в 2017 г. 42 место; для сравнения, Казахстан — 38, Украина — 60. И, хотя, что касается России, этот уровень за последние 5 лет слегка повысился (с 46 места в 2013 г.), положение страны характеризуется неустойчивостью, не демонстрируя положительного поступательного тренда (см. табл. 2).
Таблица 2
Динамика уровня диджитализации в России, оцененная на базе совокупности ключевых индикаторов [The IMD World Digital Competitiveness Ranking, 2017, P. 138]
Годы
общая N. и по отдельным^\^ факторам 2013 2014 2015 2016 2017
Оценка общая по рейтингу 46 42 41 40 42
1. Знания 32 30 27 28 24
2. Технологическая среда 49 41 44 47 44
3. Открытость будущему 56 52 55 53 52
Как следует из табл. 2, наиболее проблемные для страны индикаторы связаны с фактором «открытость будущему» и особенно, что касается регуляторной среды (здесь из шести параметров худшая оценка у восприятия глобализации — 60 место в 2017 г.) и гибкости бизнеса (56 место). В области технологической среды к числу наиболее проблемных относятся параметры, входящие в подфактор капитала, включая услуги финансово-банковского сектора (56 место.) инвестиционные риски (57) и развитость венчурного финансирования (58). Понятно, что в дорожной карте развития цифровой экономики, которая в настоящее время проходит этап разработки и реализации, указанным проблемным областям должно быть уделено внимание и со стороны регулятора, и со стороны бизнеса. Есть в данной области и поле деятельности для вузов, особенно, что касается ряда параметров 1-го комплексного фактора — «знания». Здесь в рамках подфактора «талант» к числу слабых относятся следующие параметры: международный опыт (49 место в 2017 г.); зарубежный высококвалифицированный персонал (40); управление городской средой (48). По подфактору образование и переподготовка к наиболее слабым относятся показатели, характеризующие переподготовку персонала и общие расходы на образование (оба по 45). По научной концентрации — общие затраты на исследования и разработки (35) и гранты на высокотехнологичные патенты (38) [Ibid, P. 139].
2.Специфика управления бизнес-процессами и формирование цифровых платформ в условиях диджитализации экономики
Успешное развитие ЦЭ, как можно сделать вывод из вышеизложенного, возможно только при координации усилий, реализуемых на макро- и на микроуровне. Уже поэтому важно выяснить, какое воздействие цифровизация экономики оказывает на управление бизнес-процессами на современных предприятиях, а также какие изменения во взаимоотношения между предприятиями вносят активно формирующиеся в настоящее время и функционирующие на цифровых принципах индустриальные платформы.
Цифровые концепции и технологии кардинально меняют все виды деятельности, в том числе производственно-эконо-
мические. Все большее их число, пройдя путь от применения персональных компьютеров, сетей РК, Интернета к повсеместному использованию мобильных устройств (в т.ч., смартфонов), приобретают цифровые формы. Качественно новые моменты управления производственно-хозяйственной деятельностью связаны с активным развитием интернета вещей (Internet of Things — IoT), которое, в свою очередь, обусловливается эволюцией интернета и развитием распределенных сетей в качестве важного звена информационной инфраструктуры ЦЭ. При этом под интернетом вещей понимается концепция соединения физических объектов компьютерной сетью, которая обеспечивает автономность устройств и их способность передавать данные без участия человека. Уже сегодня на этой базе, указывают эксперты, появляется возможность организовать работу сборочных линий и целых предприятий по сетевому принципу, существенно снижая производственные издержки и обусловленную человеческим фактором аварийность, оптимизировать производственные запасы и придать производству кастомизи-рованный (ориентированный на удовлетворение индивидуальных запросов) характер [Гулин, Усков, 2017].
По прогнозам IDC — аналитического агентства из США, рынок интернета вещей в России будет расти до 2020 г. на 21% в год и превысит $9 млрд В 2016 г. затраты на такие проекты составляли около $4 млрд, а количество IoT устройств превысило 20 млн Российская динамика близка к мировой, и в целом развитие этого сегмента соответствует глобальным трендам. Массовое проникновение 1оТ-проектов в бизнес-среду ожидается в стране к 2020 г., когда количество подключенных устройств превысит, по оценкам, 500 млн единиц3. Во всем мире, по разным оценкам, их будет к этому времени от 50 млрд до 100 млрд На Всемирном экономическом форуме, согласно исследования Deep Shift IoT, прогнозировали превышение к 2022 г. отметки в 1 трлн подключенных к сети датчиков устройств4.
Управление бизнес-процессами (Business Process Management — BPM) сегодня ориентируется на кросс-функциональные области и нацеливается на эффективную организацию бизнес-процессов на протяжении всего жизненного цикла продукции и услуг. Это имеет принципиальное значение для поэтапного перехода к реализации принципов циркулярной экономики, базирующейся на замкнутых цепочках поставок и обеспечивающей высокий уровень социально-экономической и экологической эффективности и безопасности [Пахомова, Рихтер, Ветрова, 2017]. При этом, как отмечают эксперты [Kerpedzhiev, Кцшд, R^linger, Rosemann, 2017], если в прошедшие несколько десятилетий BPM фокусировалось на анализе и решении технологических проблем, связанных с сокращением отходов, оптимизацией издержек и учетом динамичных изменений, на что были ориентированы и получившие широкое распространение методы, подобные Lean Management и Six Sigma, то использование цифровых технологий открывает качественно новые перспективы. Так, мобильные технологии и интернет вещей, оснащая объекты датчиками, вычислительной мощностью и связью, усиливают слияние физического и цифрового мира. Аналитика больших баз данных, в том числе новейшие достижения в когнитивных технологиях, позволяют использовать обработанную таким образом информацию на производстве в диагностических и прогностических целях. Создается основа для бизнес-моделей, управляемых информацией, в том числе дистанционно, для автоматизации решения неструктурированных задач и взаимодействие людей и машин с использованием так называемой социальной робототехники. Наконец, печать 3D/4D нарушает традиционные цепочки поставок и ценностные сети, позволяя создавать децентрализованные и отложенные для применения производственные мощности.
Итак, в условиях цифровизации экономики в сфере радикальных изменений находится управление основными бизнес-процессами предприятия (организации), вплоть до их ре-концептуализации. К числу таковых относятся планирование и управление производством и производственными комплексами, логистика, цепи поставок, причем как на стратегическом, так и на тактическом уровнях. В этом же ряду — реклама, продажи, финансовые услуги и управление персоналом.
Преобразуются отношения внутри организации и со всеми ее внешними стейкхолдерами, включая, прежде всего клиентов. Внутри предприятия происходит замена персонала «агентами». Видоизменяются отношения государства с бизнесом и с обществом, формируется «цифровое государство» (digitalstate) и электронное правительство (e-government).
В условиях ЦЭ во многом по-новому необходимо определять и такие ключевые элементы бизнес-процессов, как миссия и стратегия, управление человеческими ресурсами и культура процессов. В ЦЭ стратегии, управление, методы, IT и отношение к человеческим ресурсам должны быть клиентоцентричными (клиенто-ориентированными). При разработке стратегии и определении приоритетов надо формировать ценностные предложения и выгоды для информированных клиентов. Управленческие процедуры должны устанавливать соответствующие и прозрачные процессы отчетности и принятия решений, развивая традиционные управленческие технологии. Информационные технологии нужны на всех этапах жизненного цикла бизнес-процессов, и они должны обеспечивать массовые персонализированные процессы. При управлении человеческими ресурсами и повышении квалификации персонала в центре внимания должны быть компетенции в аналитике, конфиденциальности и методах защиты данных, а также в инновационных технологиях.
Формирование ЦЭ сопровождается радикальными изменениями не только в управлении бизнес-процессами отдельных предприятий, но и в организационных формах их взаимодействия между собой. Эти изменения в немалой степени связаны с формированием цифровых платформ. Цифровые платформы представляют собой многоуровневые цифровые рамки, которые задают условия взаимодействия их участников. Раскрывая роль цифровых платформ, Kenney M., и Zysman J. подчеркивают, что если организационным центром промышленной революции в свое время была фабрика, то сегодняшние изменения организуются вокруг цифровых платформ. Одновременно, цифровые платформы структурируют и облегчают взаимоотношения экономических агентов в обществе. Широко известными примерами цифровых платформ являются Google, Amazon, Facebook с многомиллиардными оборотами, но близкие функции выполняют и множество специализированных платформ, в том числе, индустриальные.
Так, Kenney, Martin, и John Zysman выделяют в этой связи следующие их разновидности: платформы для других платформ, которые способствуют формированию и предоставлению облачных услуг и других инструментов, с помощью которых возводятся другие платформы (примерами являются Amazon Web Services и Google Cloud Platform); платформы-медиаторы (LinkedIn), платформы, выполняющие функции ритей-леров (Amazon, eBay); сервис-ориентированные платформы (например, Airbnb» — онлайн-платформа для аренды жилья) и др. [Kenney, Zysman, 2016]. Наряду с этим выделяются и специализированные платформы для индустриальных продуктов и услуг, в том числе для машиностроения и транспорта, примерами которых являются Amazon business, Mercateo, Industry buying, Grainger, и Instafreigth. «Платформизация» все активнее охватывает и инновационные рынки.
Немецкие авторы Тобиас Коллман и Нольгер Шмидт, раскрывая роль информационных платформ, обращают внимание на то, что они становятся центральной бизнес-моделью цифровой экономики. Данные поисковые системы, выступая в роли электронных посредников между поставщиками и покупателями, реализуют функцию смазки для экономики, расширяя существующие рынки и создавая совершенно новые. Google и подобные ему цифровые платформы в качестве поисковых систем информационно объединяют поставщиков и покупателей, которые без посредничества этих платформ вынуждены были бы либо затрачивать на такой поиск гораздо большие усилия, либо, возможно, никогда не смогли бы найти друг друга [KollmannT., SchmidtH., 2017]. Итогом является, отметим от себя, преодоление (или существенное ослабление) информационной асимметрии и снижение транзакционных издержек, связанных с поиском информации и заключением контрактов между рыночными агентами. Продолжая анализ выполняемых
информационными платформами функций и тех изменений, которые они вносят в современную экономику, авторы сравнивают их с «невидимой рукой» рынка А. Смита. Кроме того, благодаря резкому сокращению транзакционных издержек и, как следствие, огромной популярности среди потребителей, в экономике платформ происходит перемещение определенной части благосостояния от производителей к потребителям и их операторам. Это отражается и на рыночной стоимости компаний-интеграторов. Так, четыре крупнейшие платформы (Alphabet, Amazon, Facebook и Alibaba), теперь стоят больше, чем все компании Dax30, которые продолжают в основном работать по старинке [Ibid].
Как можно заключить, в самом широком понимании, на платформах опосредуются социальные и экономические взаимодействия в режиме онлайн. Экономические сообщества, которые производят товары и услуги, обладающие ценностью для клиентов, формируют так называемые экосистемы. Комплексность ландшафта B2B первоначально приводит к появлению множества платформ, но в среднесрочной и долгосрочной перспективах в сегменте платформ можно ожидать консолидации. Информационные платформы, как и пользование их услугами, становятся важным фактором конкурентной борьбы. Специалисты, в частности, прогнозируют усиление конкурентного давления в машиностроении благодаря новым формам дифференциации спроса и предложения.
Множество платформ создавалось и продолжает создаваться, позволяя отраслевым партнерам из определенных экосистем образовывать альянсы для совместного использования ресурсов и компетенций, дополнять свои продуктовые линии продуктами и услугами партнеров, и тем самым, интенсифицировать взаимодействие партнеров по экосистеме с клиентами (собственными и клиентами партнеров), как и доходы, обусловленные сетевыми эффектами. В результате этого развития в мире все больше распространяются такие бизнес-модели как открытые инновации, кооперирование в рамках платформ, появляются компании, которые выполняют роль интегратора (в качестве примера можно привести Яндекс. Такси).
Давая оценку своеобразной «платформизации» бизнес-процессов и в целом формированию экономики информационных платформ нужно иметь ввиду наличие различных граней у этих изменений. Действительно, как уже выше частично отмечалось, результатом анализируемых процессов является ослабление асимметрии информации и существенное сокращение транзакционных издержек, поскольку затраты на подготовку бизнес соглашений с партнерами снижаются, а стандарты платформы упрощают коммуникацию и реализацию транзакций. Становятся доступными новые сервисы и бизнес-модели, такие как про-активное диагностическое техническое обслуживание и сервисы, предоставляющие услуги (каршеринг, бело-шеринг и др.) вместо владения человеком авто или велосипеда.
Параллельно с этим, растут выгоды, обусловленные сетевыми эффектами. Однако одновременно усиливаются и угрозы разрыва отношений с бизнес-партнерами у тех компаний, которые все еще отказываются от потенциала платформ, что увеличивает опасность разрушения существующих бизнес-структур. Кроме того, значительная часть добавленной стоимости и дохода компаний перемещается от реального бизнеса, а также от потребителей, в направление цифровых услуг (на платформах), чему способствует нерешенность вопросов ценообразования и отсутствие ясности относительно готовности клиентов платить за цифровые услуги.
Эксперты обращают внимание и на то, что в ходе реорганизации экономики сегодняшние владельцы платформ способны приобрести власть, превышающую ту, которой обладали собственники фабрик в ранний период промышленной революции, [Kenney and Zysman, 2016]. Это порождает опасность злоупотребления ими доминирующим положением, а также может привести к существенному обострению социальных конфликтов и углублению социально-экономического расслоения в обществе. Специального внимания заслуживают и вопросы информационной безопасности и суверенитета потребителей, на что, в частности, указывает скандальная ситуация с утечкой
персональных данных нескольких десятков миллионов пользователей платформы Facebook.
3. Переход к цифровой экономике и обеспечение устойчивой конкурентоспособности на глобальных рынках
Формирование ЦЭ является важным фактором, который определяет уровень конкурентоспособности лидеров современного бизнеса, как и целых стран, на что обращается специальное внимание в программе «Цифровая экономика Российской Федерации», а также в публикациях ученых [Идрисов, Мау, Божечкова, 2017]. Страны, относящиеся к числу передовых в области разработки технологий и применения инструментов ЦЭ, как правило, отличаются высоким уровнем конкурентоспособности и устойчивого развития. В табл. 3в качестве подтверждения этого вывода представлено сопоставление показателей стран, относящихся к числу лидеров глобального рейтинга конкурентоспособности (2017-2018 гг.), а также мировых рейтингов диджитализации и устойчивого развития, Последний, напомним, объединяет экологические, социальные индикаторы и индикаторы эффективного руководства.
Таблица 3
Сравнение стран-лидеров глобальных рейтингов конкурентоспособности, диджитализации и устойчивого развития
№ п/п Рейтинг глобальной конкурентоспособности (2017-2018 гг.) IMD Рейтинг глобальной цифровой кон-курентоспо-собности 2017 Глобальный рейтинг устойчивости 20175
1 Швейцария Сингапур Швеция
2 США Швеция Норвегия
3 Сингапур США Финляндия
4 Голландия Финляндия Дания
5 Германия Дания Швейцария
6 Гонконг Голландия Канада
7 Швеция Гонконг Австралия
8 Великобритания Швейцария Новая Зеландия
9 Япония Канада Великобритания
10 Финляндия Норвегия Люксембург
Public
Private
NORTH AMERICA
EUROPE
AFRICA & LATIN AMERICA
FiipC^B^Àr.
RAKUTEN
Щ NASPERS
fir
63: $2.8 TRILLION
42: $670 BILLION 27: $161 BILLION 3: $61 BILLION
Рис. 1. Географическая концентрация штаб-квартир цифровых многонациональных предприятий (digital MNEs) c рыночной капитализацией более S1 млрд в региональном разрезе
Что касается развивающихся стран, а также стран с формирующимися рынками, то согласно рекомендациям экспер-
тов и параметрам, представленным в рейтингах конкурентоспособности, диджитализациии устойчивого развития, к числу приоритетных задач для них относится комплексное развитие индустриальной, финансовой, цифровой, социальной, экологической и управленческой инфраструктуры (см. табл. 4).
Таблица 4
Сравнение показателей глобальной конкурентоспособности, диджитализации и устойчивости в группе развивающих стран и стран с формирующимися рынками
Рейтинги Страны Рейтинг глобальной конкурентоспособности (2017-2018 гг.) Рейтинг глобальной цифровой конкурентоспособности 2017 Глобальный рейтинг устойчивости 2017
Китай 27 10 60
Россия 38 45 55
Индия 40 44 56
Мексика 51 48 47
Турция 53 46 53
Казахстан 57 32 42
Южная Африка 61 53 41
Бразилия 80 51 50
Украина 81 60 58
Развитие ЦЭ вместе с тем характеризуется крайней неравномерностью, что требует от отстающих регионов активизации усилий в данной области, эффективность которых будет определять их позиции на глобальных рынках. Как следует из рис. 1 [Van Alstyne, 2016], большинство штаб-квартир многонациональных предприятий, являющихся лидерами в области цифровой экономики и применения ее технологий и инструментов, базируется в Северной Америке.
Обратим в этой связи внимание на то, что в программе «Цифровая экономика Российской Федерации», инфраструктурная компонента отнесена к третьему уровню ЦЭ, а именно, к среде, которая создает условия для развития платформ и технологий, как и эффективного взаимодействия субъектов рынков и отраслей экономики (сфер деятельности). И указанная среда, согласно данной Программе, объединяет нормативное регулирование, цифровую инфраструктуру, кадры и информационную безопасность [Цифровая экономика Российской Федерации», 2017]. При этом к числу основных направлений развития информационной инфраструктуры в Программе отнесены следующие: развитие сетей связи по сбору и передаче данных с учетом технических требований, предъявляемых цифровыми технологиями; развитие системы российских центров обработки данных; внедрение цифровых платформ работы с данными для обеспечения потребностей власти, бизнеса и граждан; создание эффективной системы сбора, обработки, хранения и предоставления потребителям пространственных данных [там же].
Однако, как следует из комплексного анализа глобальных рейтингов (табл. 4), целесообразна и более широкая трактовка инфраструктурной компоненты в качестве необходимого базиса для развития ЦЭ в контексте повышения конкурентоспособности и устойчивого развития. Специальным направлением при анализе инфраструктурных компонентов нового типа является развитие цифровых инфраструктурных платформ. Дополняя сказанное по этому вопросу выше (см. п. 2), отметим, что ключевой особенностью подобных платформ является возможность их своеобразной перезарядки и применения в самых различных секторах экономики. Так, например, сквозная платформа индустриального интернета, с одной стороны, позволяет ускорить и упростить переход отечественной промышленности на «рельсы» «Индустрии 4.0», а с другой — стимулировать развитие «умного» транспорта, обеспечив связность транспортных средств и дорожной инфраструктуры. В целом, в Плане мероприятий по направлению «Информационная инфраструктура» программы «Цифровая экономика Российской Федерации» предусмотрено определение и создание не менее 5 цифровых инфраструктурных платформ, а также разработка мер их поддержки, в том числе со стороны институтов развития6.
Формирование ЦЭ, в качестве определяющего направления 4-й промышленной революции, базируется на комплексной реализации радикальных инноваций — продуктовых, процессных, маркетинговых, организационных, социальных. При этом инициаторами подобных инноваций все чаще становят-
ся предприниматели, которые ищут на «поле науки» полезные идеи и разработки для успешного продвижения на рынок и для укрепления своих позиций в конкурентной борьбе. В этой связи А. Мордашев (Северсталь) подчеркивает, что сегодня работающим на зрелых рынках компаниям, где конкурентная ситуация является очень плотной, приходится бороться буквально за доли процентов снижения издержек. И победа в этой сверхжесткой конкуренции достается только тем, кто грамотно использует возможности цифровизации экономики и производства [Мордашев, 2018].
Инновационный контекст цифровой экономики заслуживает особого внимания. Дополняя сказанное по этому вопросу выше, подчеркнем еще раз, что применительно к цифровой экономике речь идет в существенной мере о радикальных инновациях, которые должны реализовываться комплексно. Стоит задача не только развития высокотехнологичного бизнеса по ключевым направлениям 4-й промышленной революции и его успешного выхода на высокотехнологичные глобальные рынки. Наряду с этим, цифровизация экономики порождает продукты, процессы и организационные формы, которые массово распространяются и которые кардинально меняют все сферы производства, потребления и поведения в современном обществе. При этом уместно напомнить уроки прошлого, когда внедрение ЭВМ потребовало радикальной перестройки управленческих процессов, системы образования и подготовки профессиональных кадров. Не менее, а, возможно, и более серьезные организационно-управленческие изменения предстоит реализовать и в эпоху цифровизации экономики. В этой связи в программе «Цифровая экономика Российской Федерации» справедливо обращается внимание на задачу формирования институциональной среды, способствующей устранению препятствий и ограничений для развития высокотехнологичных бизнесов.
Вместе с тем ЦЭ не является панацеей от всех недугов и болезней современной производства и общества в целом. Заложенные в ней преимущества не реализуются автоматически. Внедрение цифровых технологий требует не только тщательной подготовки, но и экспериментального тестирования, а также, с учетом масштабности требуемых финансовых ресурсов, тщательной оценки их реальной эффективности (как текущей, так и перспективной). Она требует, как подтверждает опыт передовых компаний, качественных изменений в культуре производства при учете того, что эти изменения должны охватить не только персонал компании, но и основных ее внешних стейкхолдеров. Переход к 4-й индустриальной революции и формирование ЦЭ предполагает применение инновационных подходов, а также постановку разного рода экспериментов и участие в них персонала. И заложенный в ЦЭ потенциал может быть реализован лишь выработав у персонала готовность к переменам и способность, включая необходимую квалификацию, быть их проводником и активным участником, что предъявляет новые требования к системе подготовки и переподготовки кадров, а также делает необходимым внесение новых акцентов в механизмы их стимулирования.
ЦЭ ведет к миру, который отличается: огромным потенциалом для развития, гипервысокой связанностью, гипервысокой быстротой, новыми рисками, гипервысокой конкурентоспособностью. Это в полной мере касается бизнес-процессов, которые, напомним, объединяют следующие взаимосвязанные звенья и этапы: маркетинг ^ разработка продукта/ услуг ^ производство ^ снабжение/доставка ^ обслуживание клиента. ЦЭ, создавая возможность анализа больших объемов данных, формирует основу для оценок и принятия решений по всей этой цепочке в режиме реального времени. И, как любая инновация, ЦЭ будет встречать сопротивление (потеря традиционных рабочих мест, цифровая усталость) и неожиданные риски, пока она не найдет некоторый относительно устойчивый путь для своего развития (см. рис. 2).
Достижение в цифровую эпоху бизнесом устойчивой конкурентоспособности зависит от адекватного понимания и учета в практической деятельности, с одной стороны, возможностей и шансов, порождаемых диджитализацией, а, с другой — вызо-
вов и угроз, бизнесу и его стейкхолдерам в эпоху ЦЭ, включая тотальный контроль за состоянием всех бизнес-процессов независимо от пространства и времени.
Рис. 2. Возможный вариант кривой рассеивания информации о цифровой экономике и реакции на нее в обществе
Что касается шансов и их превращения в реальные возможности для бизнеса, то, обобщая уже сказанное по этому вопросу выше, к ним можно отнести непрерывное обладание, в том числе, в режиме on-line, полной информацией о компании, возникновение новых форм финансирования (краудфандинг), участие локальных компаний в глобальных цепочках поставок, выход с продукцией на международные рынки; укрепление позиций женщин в бизнесе и др.В числе вызовов, которые могут быть как источником успеха для бизнеса, так и причиной его провалов-овладение инновационными драйверами бизнес-успеха. К числу угроз также относятся опасности, связанные с потерей суверенитета сотрудника над собой, рост социального неравенства, необходимость защиты потребителей от неконтролируемого проникновения в их частную жизнь, новая криминальность, не говоря уже о целом комплексе угроз, связанных с обеспечением в цифровую эпоху информационной безопасности.
4.Цифровая экономика: новые требования к квалификации персонала и их отражение в системе вузовского образования
В числе мега-трендов ЦЭ, которые относятся как к сфере производства, так и к потреблению, проявляются следующие тенденции, которые должны быть осмыслены не только бизнесом и регулирующими органами, но и под углом зрения модернизации системы вузовского образования. К числу активно обсуждаемых в данном контексте относится интенсифицирующийся процесс замены современными машинами людей. Происходит изменение ролевых функций многих экономических агентов: клиенты все больше кооперируются с компьютерами; границы предприятий, особенно в связи с распространением феномена открытых инноваций, становятся все менее жесткими, а их деятельность — все более транспарентной; сотрудники все больше предпочитают сетевые структуры иерархиям; традиционные связи работодателя и сотрудника принимают формы кооперирования. В этих условиях поднимаются нестандартные вопросы, например, не стоит ли заменить НДФЛ и социальные сборы налогом на роботов, средства от аккумулирования которых могут быть использованы для переподготовки и социальной поддержки выбывающих работников. Вместе с тем экономика остается экономикой, но в ее рамках все более доминирующий характер приобретает обмен информацией, а функции экономических агентов приобретают новое содержание. Как отражение этих процессов появляются новые понятия, к числу которых, наряду с уже упомянутыми ранее фрилансерами (freelancers), относятся просумеры («prosumers»), коворкинг (co-working — совместная работа) и др.
Фрилансеры находят свое применение при оказании разнообразных услуг — разработки и дизайна сайтов, программирование, аутсорсинг и консалтинг, обучение и консультирование, инжиниринг и т.п. В термине «просумер» объединяются
понятия производитель (producer) и потребитель (consumer)7. Он отражает перемещение внимания компаний от нанятых ею работников к потребителям (клиентам), а также тот факт, что цифровые услуги часто оказываются альтруистически настроенными волонтерами без оплаты. Это приводит к замене в цифровой экономике системы найма профессиональных работников добровольной работой, либо работой на базе инициативно заключаемых людьми контрактов по оказанию тех или иных услуг. Например, в Германии на рынке электроэнергии немалая часть потребителей устанавливает на крышах своих домов панели фотовольтаики или небольшие комбинированные теплостанции, и таким образом, они становятся производителями электроэнергии, подавая избыточное электричество в общественную сеть. Человек может одновременно быть сотрудником какой-то компании, предоставлять, вместе с другими людьми, некоторые услуги (например, разработка ПО) другой компании, продавать избыточную энергию своего дома, сам организовать некоторую платформу для обмена услугами, в т. ч. финансовыми, или товарами.
Наряду с появлением новых форм занятости и инициативно заключаемых сервисных контрактов представляют интерес и систематизация черт, которые должны быть присущи производственным коллективам эпохи перехода к цифровой экономике. Лидеры бизнеса акцентируют в данном случае внимание на стоящих перед руководителями предприятий и их кадровыми подразделениями задачах не только обеспечить условия для повышения персоналом квалификации, отвечающей требованиям 4-й промышленной революции, не только для его переподготовки и обучения, причем не периодически, время от времени, а, по существу, на постоянной основе, но и на гораздо более сложной задаче изменения менталитета работников и корпоративной культуры. Речь идет о необходимости научить людей не только не сопротивляться постоянно происходящим изменениям, но и интегрироваться в эти изменения, проявляя инициативу, предлагая новые идеи и участвуя в их внедрении [Мордашев, 2018]. Эти принципы организации и стимулирования работы персонала, его постоянного квалификационного роста и деятельного участия в инновационных по сути изменениях на производстве, как нетрудно видеть, базируются на подходах, выработанных еще в «доцифровую» эпоху и отраженных в международных управленческих стандартах всеобщего управления качеством и др. В этом смысле специалистам и представителям бизнеса предстоит осмыслить, насколько внедряемое ныне новое поколение международных стандартов IS0-9000 (2018) отвечает требованиям к управлению и стимулированию персонала в цифровую эпоху.
В научной литературе, а также в обществе предметом наиболее активного обсуждения являются вопросы высвобождения персонала и опасности повышения структурной безработицы в условиях массовой роботизации производства и внедрения других ИКТ, а также пути сглаживания (или предотвращения) подобных острых социальных проблем, сопровождающих переход в 4-й промышленной революции [Капелюшников, 2017]. Оставляя анализ данных вопросов специалистам, обратимся к другим актуальным аспектам данной комплексной проблематики.
Переход к ЦЭ требует определения ключевых компетенций и программ (пере-) подготовки с учетом формирующихся в настоящее время представлений относительно ее основных структурных компонентов. В данном контексте целесообразно вновь обратиться к представленным в п.1 статьи вариантам структурирования цифровой экономики. Речь идет, во-первых, об отраженном в Программе ЦЭРФ подходе, в рамках которого выделены три взаимосвязанные ее уровня: отрасли и сферы экономики; платформы и технологии; среда ЦЭ, охватывающая нормативное регулирование, информационную инфраструктуру, кадры и информационную безопасность. Вторым является вариант агрегирования секторов ЦЭ, предложенный ОЭСР на базе классификации ISIC, Rev.4 (см. табл. 1). И третьим является подход, на котором базируется Доклад ЮНКТАД по информационной экономике 2017, в которым выделяются в качестве взаимосвязанных звеньев ядро ЦЭ (ИКТ сектор), а
также узкая и широкая области ЦЭ. Тем самым переход к ЦЭ требует определения ключевых компетенций и программ (переподготовки пользователей так или иначе для всех основных звеньев формирующейся ЦЭ, при выработке дифференцированных требований к отдельным ее секторам.
Конкретизация подхода, отраженного в программе «ЦЭРФ» была осуществлена на заседании Правительственной комиссии по использованию информационных технологий для улучшения качества жизни и условий ведения предпринимательской деятельности (09.02.2018), в рамках которого был утверждён план мероприятий по направлению «Кадры и образование» указанной Программы. Как отметил Премьер-министр Дмитрий Медведев, выступая на этом заседании, «У нас должно появиться больше выпускников университетов, которые обладают базовыми компетенциями цифровой экономики. Больше выпускать IT-специалистов и больше тех, кто уверенно пользуется этими технологиями, ... Важно, чтобы у людей появилась мотивация осваивать новые направления, которые востребованы цифровой экономикой. К этому нужно привлекать и работодателей. Им самим выгодно, если их сотрудники будут развиваться, получать дополнительные знания. А крупные компании, в том числе с государственным участием, могли бы создавать обучающие сервисы, курсы» (http:// ac.gov.ru/events/016001.html). Дорожная карта по направлению «Кадры и образование» базируется на следующих пяти целевых ориентирах, достижению которых служат детализирован -ные мероприятия. К числу указанных целевых задач относятся следующие: 1) создание системы мотивации граждан по освоению необходимых компетенций и участию в развитии цифровой экономики России; 2) соответствие системы образования новым вызовам, содействие всестороннему развитию обучающихся, подготовка компетентных кадров для цифровой экономики;
3) создание ключевых условий для подготовки кадров цифровой экономики (включая разработку и апробацию концепции ключевых компетенций и моделей компетенций цифровой экономики, обеспечивающих эффективное взаимодействие бизнеса, образования и общества в целом в условиях цифровой экономики);
4) содействие работодателей развитию персонала с учетом требований цифровой экономики; 5) создание условий реализации направления «Кадры и образование» программы «Цифровая экономика Российской Федерации» [План мероприятий по направлению «Кадры и образование»..., 2018 ].
С учетом включенного в данный План мероприятий специального пункта (02.02.006.001.001), относящегося к анализу международных рейтингов, в которых учитываются показатели развития человеческого капитала и их влияние на развитие ЦЭ, обратимся вновь к проанализированным нами (п. 1) показателям Рейтинга глобальной цифровой конкурентоспособности [The IMD World Digital Competitiveness Ranking, 2017] применительно к фактору «знания». Как можно видеть, при разработке Плана мероприятий по направлению «Кадры и образование» уже были учтены некоторые из наиболее проблемных для России областей, включая отражение в системе образования международного опыта и недостаточную вовлеченность в образовательный процесс зарубежного высококвалифицированного персонала. К числу слабых позиций, согласно этому рейтингу, напомним, относятся также показатели, характеризующие переподготовку персонала и общие расходы на образование.
Обратим внимание и еще на одну целевую установку данного Плана мероприятий, которая относится к всестороннему развитию человека и выявлению талантов. Действительно, с учетом необходимости разрабатывать, внедрять и использовать инновационные подходы, сопровождающие переход к 4-й промышленной революции, творческая компонента образовательного процесса приобретает одно из ключевых значений. Особые задачи в этих условиях встают перед университетами, которые призваны не только обеспечить подготовку высококвалифицированных специалистов для инновационной экономики, но и должны сквозным образом проанализировать, причем без компанейского подхода, не для галочки или проверяющих организаций, все компоненты образовательного процесса на предмет их соответствия инновационным принципам. Авторы статьи уже откликались на эту важную тему [Пахомова, Рихтер,
2013]. Дополняя проведенный анализ и сделанные по его результатам выводы, хотелось бы подчеркнуть, что без придания образовательному процессу в вузах инновационного характера нельзя рассчитывать на выпуск ориентированных на инновации специалистов. Формирование, в подлинном смысле слова исследовательских университетов, наряду с поддержкой про-
водимых в этих целях изменений со стороны администрации и управленческих подразделений, а также лидерского стиля со стороны руководства предполагает обеспечение того, что специалиста именуют инклюзивным лидерством, т.е. активного и заинтересованного, и ответственного участия в реализуемых инновационных изменениях всего коллектива.
Литература
Гулин К.А., Усков В.С. О роли интернета вещей при переходе к четвертой промышленной революции // Проблемы развития территории. — 2017. — Вып. 4(90). — С. 112-131.
Дятлов С.А. Электронная Евразия: Евразийская интеграция в условиях цифровой экономики // Проблемы современной экономики. — 2017. — № 4(64). — С. 30-32.
Иванов В.В. Проблемы научно-технологического развития России в контексте промышленной революции // Инновации. — № 6. — 2016. — С. 3-8.
Индрисов Г., Мау В., Божечкова А. В поисках новой модели роста // Вопросы экономики. — 2017. — № 12. — С. 5-23.
Капелюшников Р. Технологический прогресс — пожиратель рабочих мест? // Вопросы экономики. — 2017. — № 11. — С. 11-140.
Кузнецов С.В., Горин Е.А. Цифровизация экономики и трансформация промышленной политики // Инновации. — 2017. — № 12. — С. 34-39.
Огородников Е. Не мешайте сети, она думает // Эксперт. — 2017. — № 27. — С. 15-17.
Мойсейчик П.И. Цифровизация стран Евразийского Союза как стратегический императив // Проблемы современной экономики. — 2016. — № 1. — С. 11-15.
Мордашов А. Как Индустрия 4.0 меняет управление // http://hbr-russia.ru/liderstvo/lidery/a24981/ (дата обращения: 02.04.2018).
Пахомова Н.В., Малышков Г.Б. Экологические инновации как драйвер четвертой промышленной революции: задачи для государственной политики // В сб.: Эколого-экономические проблемы развития регионов и стран (устойчивое развитие, управление, природопользование). — Петрозаводск: Изд-во: Карельский научный центр РАН, 2017. — С. 43-48.
Пахомова Н.В., Рихтер К.К. Современный университет и вызовы инноваций // Университетское управление: практика и анализ. — 2013. — № 1(83). — С. 28-42.
Пахомова Н.В., Рихтер К.К., Ветрова М.А. Переход к циркулярной экономике и замкнутым цепям поставок как фактор устойчивого развития // Вестник СПбГУ. Сер. Экономика. — 2017. Т. 33. Вып. 2. — С. 244-268.
План мероприятий по направлению «Кадры и образование» программы «Цифровая экономика Российской Федерации». — М., 2018 // URL: http://government.ru/orders/selection/401/31435/ (дата обращения: 04.04.2018).
Рихтер К., Охрин И. Мобильный бизнес: обзор, бизнес-приложения и перспективы // Вестник СПбГУ, Серия 5. Экономика. — 2005. — № 4. — С. 24-47.
Салтан А.А. Вклад зеленых информационных технологий в экологическую устойчивость и энергоэффективность: мировой опыт и ситуация в России / В сб.: Эффективность экономики, экологические инновации, климатическая и энергетическая политика. — СПб.: Изд-во ООО «Скифия-принт», 2016. — С.188-195.
Смородинская Н.В., Катуков Д.Д. Ключевые черты и последствия индустриальной революции 4.0 // Инновации. — 2017. — № 10. — С. 81-90.
«Цифровая экономика Российской Федерации». Программа, утверждена распоряжением Правительства РФ от 27 июля 2018 г., № 1632-р.
Шеховцев М. Что сулит миру интернет вещей // Эксперт. — 2016. — № 48. — С. 15-25.
Bukht R and Heeks R (2017). Defining, conceptualizing and measuring the digital economy. Development Informatics Working Paper No. 68. Centre for Development Informatics, University of Manchester, Manchester.
ICT Sector. China. Euromoney Institutional Investor Company. 2014. January. URL: emis.com>sites/default/files...China ICT Sector... (дата обращения: 31.03.2018).
Information Economy Report 2017: Digitalization, Trade and Development. UNCTAD/JER/2017/corr.1. (27.10.2017).
IMD World Digital Competitiveness Ranking 2017 // URL:https://www.imd.org/wcc/world-competitiveness-center-rankings/world-digital-competitiveness-rankings-2017/ (дата обращения: 04.04.2018).
Kenney M., and Zysman J. The Rise of the Platform Economy // Issues in Science and Technology. 2016. 32, no. 3 (Spring) / http:// issues.org/32-3/the-rise-of-the-platform-economy/.
Kerpedzhiev G., K^ig U., R^linger M., Rosemann M. Business Process Management in the Digital Age // URL: https://www.bptrends. com/business-process-management-in-the-digital-age/ (датаобращения: 12.03.2018).
Okhrin, I., Richter, K. The vehicle routing problem with real-time travel times // Frontiers in Artificial Intelligence and Applications. 2008. № 169 (1). Р. 32-45.
Pakhomova N.V., Richter R.R., Vetrova V.F.Circular economy as challenge to the fourth industrial revolution // Инновации. — 2017. — № 7 (225). — С. 66-70.
Work 4.0: megatrends digital work of the future — 25 theses. Results of a project carried out by Shareground and St. Gallen University. August 2015 // https://www.telekom.com/.../dl-150902-studie-st-gallen-data.pdf (дата обращения: 04.04.2016).
Van Alstyne M. Platform shift: How new biz models are changing the shape of industry. 10.05.2016 //URL: https://www.youtube.com/ watch?v=80FRD66pI0Y (дата обращения: 04.04.2018).
Kerpedzhiev G., König U., Röglinger M., Rosemann M., Business Process Management in the Digital Age,Frauenhofer, Project Group Business & Information Systems Engineering — http://publica.fraunhofer.de/documents/N-456102.html
Schwab K. The Fourth Industrial Revolution: what it means, how to respond. [electronic resource:https://www.weforum.org/ agenda/2016/01/the-fourth-industrial-revolution-what-it-means-and-how-to-respond/Schwab Klaus «The Fourth Industrial Revolution: what it means, how to respond»
Van Welsum D., Lanvin B. E-Leadership skills: Vision report. Prepared for the European Commission. INSEAD, Paris. 2012.
Kenney, Martin, and John Zysman. The Rise of the Platform Economy // Issues in Science and Technology. 2016. 32, no. 3. Spring //http://issues.org/32-3/the-rise-of-the-platform-economy/ (дата обращения: 04.04.2018).
Kollmann T., Schmidt H. Wie deutsche Unternehmen die Plattform-Ökonomie verschlafen // https://netzoekonom.de/2017/02/10/wie-deutsche-unternehmen-die-plattform-oekonomie-verschlafen-2/ (дата обращения: 04.04.2018).
1 В статье использованы материалы доклада профессора К.К. Рихтера «Цифровая экономика — инновация 21-го века: вызовы устойчивому развитию» на заседании Ученого Совета СПбГУ 27.11.2017 // https://spbu.ru/sites/default/files/20171127_povestka_us_spbu_materials_ rihter_doklad.pdf (дата обращения: 03.04.2018).
2 См.: https://www.cmswire.com/digital-workplace/digital-dementia-is-killing-your-brain-heres-the-cure/ (дата обращения: 02.04.2018).
3 http://www.rbcplus.ru/news/590162327a8aa94af0fc3e19?utm_source=rbc&utm_medium=plus&utm_campaign=may04-590162327a8aa94af 0fc3e19?from=joined_project (дата обращения: 01.04.2018).
4 http://tass.ru/ekonomika/4574895 (дата обращения: 01.04.2018).
5 http://www.robecosam.com/en/sustainability-insights/about-sustainability/country-sustainability-ranking/(дата обращения: 04.04.2018).
6 http://rulaws.ru/acts/Plan-meropriyatiy-po-napravleniyu-Informatsionnaya-infrastruktura-programmy-Tsifrovaya-ekonomika-Rossiysko/(дата обращения: 02.04.2018).
7 Work 4.0: Megatrends Digital Work of the Future — 25 Theses (дата обращения: 02.04.2018).
ПРИМЕНЕНИЕ ЦИФРОВЫХ ТЕХНОЛОГИЙ ДЛЯ МОДЕРНИЗАЦИИ ИНФРАСТРУКТУРЫ ЭЛЕКТРОЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ ОТРАСЛИ РОССИИ
Т.С. Ремизова,
ведущий научный сотрудник Центра отраслевой экономики Научно-исследовательского финансового института (г. Москва),
кандидат экономических наук [email protected]
Д.Б. Кошелев,
начальник департамента коммерческого учета, АО «Администратор торговой системы оптового рынка электроэнергии»(г. Москва)
В статье рассмотрены текущие проблемы на пути модернизации инфраструктуры электроэнергетической отрасли, выделены причины и предложен переход на использование цифровых технологий для повышения наблюдаемости, надежности энергосистемы, эффективности управления энергокомпаниями, снижения потерь в электросетях. Предложен адаптационно-новаторский сценарий и выделены основные шаги для развития технологий в электроэнергетической отрасли.
Ключевые слова: электроэнергетика, цифровые технологии, модернизация, инфраструктура УДК 338.4 ББК 65.2/4
Электроэнергетическая отрасль является одной из важнейших составляющих экономики страны, от ее функционирования зависит развитие и устойчивая деятельность предприятий, качество жизни населения и безопасность государства в целом. Развитие электроэнергетической отрасли в России в последние десятилетия происходило в несколько этапов: от единого объединения всех компонентов энергосистемы в одной организации до разделения энергосистемы на отдельные функциональные составляющие, такие как генерация, транспорт, диспетчерское управление, сбытовая деятельность. Разделение единой энергосистемы на составляющие было призвано повысить инвестиционную привлекательность энергетических компаний для дальнейшей модернизации инфраструктуры электроэнергетической отрасли, обеспечить мощностью вновь вводимые предприятия, повысить надежность энергообеспечения страны. При этом потери электрической энергии в сетях от объема отпуска электрической энергии (далее — потери) продолжают оставаться на приблизительно равном уровне: 10,2% — плановый показатель на 2017 год1, 10,7% — фактический показатель в 2016 году. За последние 4 года потери были снижены на 1,5%. Для примера (или для сравнения) потери в США составляют 7%, в Европе — 5%. Планируемые показатели в России составляют 8% к 2020 году. Достижение планируемого уровня потерь за ближайшие полтора года пока представляется маловероятным при существующих условиях развития электроэнергетической отрасли. По уровню надёжности электроснабжения, характеризующегося показателями SAIDI (длительность прерываний, средняя) и SAIFI (частота прерываний, средняя) Западная Европа в несколько раз опережает Россию. В России значения показателей составляют 4 и 2,5, в Западной Европе — 1 и 1,5 соответственно.
Рост показателя производительности труда по отраслям топливно-энергетического комплекса в 2017 году предполагался на уровне 108,0% по отношению к 2016 году, по данным Росстата фактические же значения показателей значительно ниже:
Таблица 1
Динамика производительности труда за 2013-2016 гг.
Показатель 2013 2014 2015 2016
Производство и распределение электроэнергии, газа и воды, %, фактические значения 99,1 100,2 99,8 100,5
Минимальный рост производительности труда связывают с общей экономической ситуацией в России, снижением инвестиционной активности, применением санкций к российским компаниям, что в последние годы замедлило темпы технического обновления и повлияло на уровень производительности труда.
По мнению авторов для снижения потерь, повышения надежности электроснабжения, снижения эксплуатационных расходов энергокомпаний и повышения производительности труда в отрасли необходимо искать внутренние источники, не зависящие от введенных санкций и общей экономической ситуации, снизивших инвестиционную активность. Таким внутренним источником может быть внедрение цифровых технологий в электроэнергетической отрасли страны. Внедрение цифровых технологий в электроэнергетической отрасли страны подразумевает создание цифровой инфраструктуры (создание цифровых подстанций (далее — ЦПС), цифровых РЭС, цифровых интеллектуальных приборов учета и т.д.) и системы интеллектуального управления цифровой инфраструктурой.
Использование цифровых технологий позволит:
• повысить наблюдаемость и надёжность всей энергосистемы;
• повысить производительность труда за счет использования высокотехнологичного оборудования и снижения обслуживающего персонала (до одного человека на одной цифровой подстанции);
