CC BY
608
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 12 (227). История. Вып. 45. С. 106-116.
РЕЛИГИЯ. ОБЩЕСТВО. ВЛАСТЬ
П. И. Гайденко, В. Г. Филиппов
ЦЕРКОВНЫЕ СУДЫ В ДРЕВНЕЙ РУСИ (XI - СЕРЕДИНА XIII ВЕКА):
НЕСКОЛЬКО НАБЛЮДЕНИЙ
В статье представлен анализ письменных источников о церковных судах в Древней Руси. Наибольшее внимание авторов привлекли проблемы формальной организации судопроизводства и объективность выносившихся решений. Кроме этого, исследователи предприняли попытку установить зависимость строгости судебных наказаний с политическими и религиозными процессами в восточнославянском обществе.
Ключевые слова: Киевская Русь, церковное право, каноническое право, Русская православная церковь, церковно-государственные отношения, церковный суд в Древней Руси.
С точки зрения христианской догматики природа церкви заключает в себе двойственность: единство духовного и «телесного» начал. Духовное тело Церкви, согласно учения ап. Павла, представляет собой Тело Христово [Кол. 1:18]. Телесная же природа являет себя в том, что церковь есть сообщество живых людей, объединённым между собой институционально, обладающих своими индивидуальными качествами и сохраняющими свободу своих действий. Наличие этой свободы порождает необходимость в регламентации действий членов церкви. Одним из инструментов это выступают церковные суды. В данной статье наше внимание сосредоточено на церковных судах в домонгольской Руси.
Церковным судам в Древней Руси посвящена обширная литература. Это как специальные диссертации, исследования и учебники по истории церковного права и его источников, различные, хотя не многочисленные хрестоматии, так и работы, рассматривающие вопросы канонической жизни древнерусской церковной организации в рамках каких-либо исторических сюжетов.
В рамках настоящей статьи предстоит решить несколько задач: во-первых, выявить максимальное число известий древнерусских источников о церковных судах в домонгольской Руси; во-вторых, определить причины и обстоятельства этих судов; в-третьих, уточнить круг лиц, подвергавшихся суду не столько с точки зрения норм княжеских уставов церкви, сколько иных источников; в-четвёртых, попытаться реконструировать процедуру суда и, в-пятых, выяснить, на-
сколько выносившиеся церковными судами решения были объективны.
Действительно, известия о церковных судах в домонгольской Руси немногочисленны. И это при том, что нормы, которыми руководствовались церковные суды, уже ко второй половине XII столетия были хорошо регламентированы1. Летописание сохранило лишь несколько известий, которые можно с большей или меньшей уверенностью отождествить с судами. Под 1004 г. поздняя Никоновская летопись сообщила о суде митр. Леонтия над иноком Андрианом, обличавшим епископат, духовенство и монашество древней Руси в каких-то неправдах2. Следующий суд, сохранённый в древнерусском летописании, связан с делом новгородского епископа Луки Жидяты3. Под 1123 г. Никоновская летопись сообщает о суде еп. Никиты над неким еретиком Дмитром, заточённым в митрополичьем городе4. Очередное внутрицер-ковное разбирательство вошло в историю, благодаря обвинениям, выдвинутым в адрес суздальского еп. Леона, уличённого в нарушении правил соблюдения постных и скоромных дней и в захвате чужой кафедры5. Кроме этого, огромное внимание в летописании было уделено суду над владимирским епископом Феодором и судопроизводству, совершавшемуся самим любимцем Андрея Боголюбского в Ростове6. Под 1168 г. летописец сохранил известия о суде над печерским архимандритом Поликарпом7. Ещё одно и уже последнее сообщение о церковном суде в домонгольской Руси связано с попыткой расправы смоленского духовенства над преп. Авраамием8.
Однако лишь четыре из них могут быть уверенно названы «судами»: 1) суд над
Лукой Жидятой, 2) суд над владимирским епископом Феодором, как, впрочем, и суды, совершавшиеся им самим в Ростове, 3) осуждение митр. Константином II и еп. Антонием печерского игумена Поликарпа и 4) суд над преп. Авраамием Смоленским. Остальные известия мы лишь условно отождествляем с судами, предполагая, что при вынесении решения епископ или митрополит непременно (что очень сомнительно) должен был провести полноценное судебное разбирательство. При этом некоторые из них (1051, 1164, 1168 гг.) не вполне обоснованно в историографии отождествлялись с соборами9. Что касается оставшихся трёх упомянутых выше случаев, то наказание Адриана, Дмитра и удаление еп. Леона трудно отождествить с нормальным судопроизводством. Во всяком случае, с формальной точки зрения это не просто. Нарушив хронологическую последовательность, начнём с известий о Леоне Суздальском.
Под 1164 г. летопись сообщает, что Леон занял епископскую кафедру при ещё живом еп. Несторе «неправдой». Очевидно, совершив рукоположение Леона, митрополит превысил свои полномочия. Казалось бы, дело должно было решаться в Киеве. Однако оно было обсуждено на месте, в присутствии Андрея Боголюбского. Феодор «припре» Леона, получившего кафедру в нарушение правил, вероятно, посредством симонии (взятки). Но поскольку официально обличить Леона в симонии было опасно (трудно исключить, что в этом случае дело бы коснулось и остального епископата10), то главные обвинения были сведены к малозначимому вопросу о вкушении скоромной пищи в господские праздники. Разбирательство приобрело форму не столько суда, сколько публичного диспута, в котором принимали участие Леон, Феодор, князь и «людие». Из Суздаля Леона отправили «для исправления» не в Киев к митрополиту, а в Константинополь. По сути это была демонстрация 1) способности Феодора самостоятельно решать вопросы административно-канонического устройства церкви во владениях владимирского князя, 2) недоверия к русскому (киевскому) первоиерарху и 3) декларация церковной автономии во владениях Андрея. Дело Леона обличало поведение киевского первосвятителя, на-
рушавшего апостольские постановления и корыстно злоупотреблявшего святительской властью. В столице империи Леон был официально суждён в присутствии императора Мануила, болгарского еп. Андриана и русских послов. Но на этот раз удалённый из Суздаля епископ пострадал уже не столько за канонические нарушения, сколько за дерзкое поведение в присутствии царя11.
Известие 1004 г. о заточении инока Андриана также не содержит прямых упоминаний о «суде» как особом разбирательстве. Монаха могли наказать и без соблюдения каких-либо процедур, одною лишь волей епископа, руководствовавшегося не нормами судебного канонического права, а на основании пастырской духовнической практики (вполне возможно, между этими формами канонического регулирования религиозных отношений не существовало жёстких границ). Исследователь древнерусского церковного права А. Ю. Гаращенко признал, что в восточнохристианской и прежде всего русской каноническо-правовой традиции церковный суд «это не столько какой-то специальный орган, сколько особая функция церковных учреждений, самостоятельное направление их деятельности»12. Правда, если руководствоваться Апостольскими правилами и правилами, принимавшимися на Вселенских соборах, епитимья, от наложения строгого поста вплоть до различных запретов или низвержения из сана, могла быть применена только при условии некоторых процедур, т. е. требовала формального разбирательства, особенно, если священник настаивал на своей невиновности13. Считались ли с этими каноническими нормами архиереи? Сомнительно. Непрестижность древнерусских кафедр, их удалённость от Византии и абсолютное незнакомство местного населения, в том числе и большинства князей, если не считать Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха и некоторых других представителей знати, с нормами канонического права, продолжительное время делали архиерейские суды совершенно неподконтрольными патриархии и местным властям на предмет законности принимавшихся решений. По сути, единственными знатоками церковных правил были сами епископы и некоторые иные иерархи из числа монашествующих. В этих условиях церковное судо- и делопроизводство Киевской Руси едва ли отличалось объективностью.
Не многим лучше дело обстояло и во второй половине XII - первой трети XIII в. В случае с игуменом Поликарпом (1168 г.) митрополичье разбирательство также было далеко от строгого соблюдения церковных норм, ограждавшихся соборными проклятиями в адрес их нарушителей. Поликарпа обвинили в том, что тот разрешал в господские праздники, если те выпадали на среду и пятницу, вкушать молоко и яйца14. При этом четырьмя годами ранее, в 1164 г., за запрет подавать на стол в эти же праздники скоромную пищу был наказан суздальский еп. Леон15. Вероятно, обвинения в нарушении поста - абсурдны и надуманны. Причины суда, а вернее расправы, над Поликарпом следует искать в ревности черниговского еп. Антония к игумену, пользовавшемуся покровительством черниговского князя, с которым у Антония были серьёзные разногласия. Во всяком случае, черниговский князь не желал видеть в своём городе Антония. Опасения потерять кафедру и материальные источники толкали Антония и митрополита Константина к расправе над Поликарпом, в котором видели, по крайней мере, конкурента. Сообщения летописи: «по-могашеть же ему [Константину. - П. Г.] и Черниговьскыи еп[и]с[ко]пъ Антонии», - позволяют предположить, что остальной епископат, по меньшей мере, уклонился от этого дела или же не одобрил решение митрополита. То есть вынесший суждение о наказании печерского наместника собор, если этот орган можно назвать «собором», состоял из двух архиереев, что плохо вписывалось в систему канонического права византийской церкви.
Было бы большим заблуждением считать, что с возникновением в конце X столетия организованной церковной жизни или появлением княжеских уставов древнерусская церковная судебная система действовала как единый слаженный организм, как это представляют учебники церковного права16. Уже на начальных этапах возникновения христианских организаций у славян наблюдалась особая избирательность норм канонического права. Думаем, что это объяснялось не только тем, что условия жизни недавно христианизированных «варваров» не соответствовали реалиям византийского мира. В. В. Мильков очень верно заметил, что «ситуация с переводами церковного законодательства очень близко напоминает отбор книг Кириллом и Мефодием, а затем другими славянскими
переводчиками»17. Очевидно, на процесс выбора канонических норм (применение уже имевшихся или создание новых) влияли и другие факторы, в том числе религиознополитические предпочтения правителей и их личная религиозность17. Учитывая специфическое устройство древнерусского государства после смерти Ярослава18, в том числе и своеобразную систему церковной организации, её разделение на три митрополии и изначально особый статус новгородской епи-скопии19, предстоятели которых, вероятно, обладали правами широкой автономии, присутствие на Руси разнообразных и порой плохо пересекающихся канонических традиций
- совершенно закономерное явление.
Вероятно, церковные суды в пределах русских епископий действовали на разных канонических основаниях. Митрополичьи суды основывались на нормах «Эклоги». Наиболее ярко это прослеживается на сообщениях о судах над епископами Лукой Жидятой (1055-1058) и Феодорцом (дата суда не имеет точного указания и сохранена в различных сводах под разными годами 1169, 1170/71, 1172, 1177). Именно с деятельностью митрополитов Н. Н. Воронин и
В. В. Мильков связывали введение норм византийского канонического права, со свойственной ему жестокостью. Видимо, это объяснялось борьбой столичных святителей за упрочение византийских начал в церковной организации древней Руси и недовольством Киева усилением Новгорода, а несколько позже - Владимира20. Привлекает внимание, что в житии Авраамия Смоленского сохранилось требование участвовавшего в суде духовенства не только о заключении подвижника, но и о казни преп. Авраамия через различные экзекуции: «...одни говорят, что его нужно заточить, другие - пригвоздить к стене и поджечь, а другие - утопить его, проведя через город»21. Председательствовавший на суде епископ Игнатий, возведённый на кафедру митр. Никифором II, вероятно, происходил из славян. Во всяком случае, нет никаких указаний на то, что он мог быть как-то связан с греками. Поэтому не совсем понятно, знакомство с какими каноническими нормами пробудили в священстве такую искреннюю христианскую ревность. И хотя поздние биографы пробовали видеть в смоленском святителе личность «кроткую» и «благочестивого старца», однако сообщения «Жития» не дают
для этого достаточных оснований22. Что касается нравов духовенства древней Руси, то ещё Б. А. Романов не был склонен идеализировать внутрицерковные отношения Святой Руси23.
Требования смоленского священства о специфической расправе над Авраамием позволяют предположить, что источники этих жестоких мер следовало бы искать не только в византийской, но и в западноевропейской каноническо-правовой традиции. В Новгороде прослеживалась самостоятельная каноническая традиция, обязанная своим оформлением преп. Кирику и во многом находившая своё основание в кирилло-мефодиевской традиции и ирландском административно-каноническом управлении и покаянной практике24. Предлагавшиеся в «Вопрошании» способы наказания как будто бы не предполагали вир или иных материальных или физических наказаний, заменяя их служением литургий25. Однако рекомендация
- заказывать службы26 - неминуемо влекла за собой немалые материальные траты: приобретение вина (продукта необычайно дорогого для Руси), просфор, оплату труда священника, диакона и хора. Что касается иных епископских и церковных судов, то, вероятно, они опирались на нормы княжеских уставов. Поэтому можно сделать вывод, что в деятельности епископских судов наблюдалось разнообразие влияний и традиций.
Применение в церковных судах мер, взятых из гражданских сводов, не только не противоречило византийскому каноническому праву, но и было своего рода нормой со времён императора Юстиниана, прямо предписывавшего иерархам при вынесении решений использовать светские законы в церковных судах27. Правда, большую сложность представляет иная проблема. Был ли правомощен митрополит применять на Руси жестокие нормы византийского права, допускавшего ужасные формы членовредительства? Будучи византийцами, являясь подданными императора, киевские святители совершали суды над русскими. Нормы «Эклоги» и по духу, и по букве закона были чуждыми определениям Русской Правды и княжеских уставов церкви. Для этого достаточно вспомнить реакцию членов княжеского рода на ослепление Василька Теребовльского28. Если осуждённый на членовредительство Дудик являлся холо-пом29, то еп. Феодор был не только архиереем, но и по происхождению принадлежал к
кругу знати, «сестричь Петра Бориславичя»30. В условиях, когда источником права выступал князь, наделявший церковь правом суда, такая решительность митрополитов в применении в своей судебной практике норм, выходивших за рамки местного церковного и светского права, непременно должна была иметь поддержку в санкциях правителя Руси. Анализируя пределы епископской власти,
В. И. Сергеевич обращал внимание на то, что полномочия епископа на Руси «ограничивались денежными штрафами»31.
А. Е. Пресняков пришёл к выводу, что на Руси любой суд воспринимался как княжеский, и именно поэтому в местной судебной практике отсутствовало понятие апелляции32. Вероятно, церковные суды, как и получаемые от них доходы, были в какой-то мере подконтрольны князю. Собственно он и определял круг полномочий церковного суда и величину виры, накладывавшейся на виновника33. По сути, деятельность князя в отношении церкви носила правоустанавливающий ха-рактер34. И в этом смысле церковный суд так же может рассматриваться как продолжение княжеского суда. Во всяком случае, сомнительно, чтобы митрополит мог безнаказанно принять решение, которое бы вступило в противоречие с княжеской волей и княжескими интересами в отношении таких лиц, как члены княжеского рода, крупные иерархи в лице епископов Новгорода, Владимира или игуменов Печерского монастыря35. Во всех этих случаях за вынесенными решениями стояли те или иные политические партии, действовавшие в условиях ослабленной княжеской власти или в интересах правителей Руси36. Примечательно, что в своём «Слове» Даниил Заточник, видевший отсутствие справедливости и правды во всех сторонах жизни современного ему общества, считал единственным источником справедливости волю князя, которого он сравнивает с Давидом, Соломоном и даже самим Богом37. Собственно и преп. Феодосий искал защиты и поддержки для своего монастыря у князя. Это касалось как защиты обители от притеснений, исходивших от митрополита, так и в деле укрепления положения новизбранного печерского игумена и устройства внутренней жизни насельников38. Впрочем, последнее - обычная практика для монастырей, находившихся в ведении княжеской ставро-пегии, напоминавшей правовое положение
царских монастырей в Византии39. Авторитет епископского суда в домонгольской Руси опирался исключительно на авторитет князя, который, вероятно, и выносил решение о применении телесных наказаний40. Вероятно, максимальной независимости от князя церковные суды достигли лишь в период монгольского господства, когда церковь обрела свою опору не в местных правителях, а в более могущественных монголах, предоставивших епископату предельную самостоятельность и неведомый ей прежде экономический иммунитет.
Источниками большинства судов, нашедших отражение в письменных памятниках, были политические, административноканонические и материальные причины. Примером этого может служить суд над Авраамием. Обычно принято считать, что данное разбирательство было вызвано окружавшей святого «атмосферой экзальтации». При этом преподобного традиционно обвиняли в ереси и каких-то сексуальных проступках, что, похоже, было совершенно безосно-вательно41. Однако в житии прослеживаются явные параллели образа преподобного с образами Иоанна Златоустого и Иисуса Христа. В итоге возникшие в Смоленске волнения и суд над Авраамием уподоблялись ни много ни мало волнениям в Иерусалиме и суду над Спасителем42, главным источником обвинений против которого была обычная зависть первосвященников [Мф. 27:18; Мк. 15:10]. Что касается обвинителей и судей Авраамия, то они сравнивались с иудеями и ветхозаветными первосвященниками, а князь, отказавшийся вмешаться в принятие судебного решения, - с Понтием Пилатом43. Поэтому источником недовольства было бы верно видеть не «экзальтацию» святого и его аскетические подвиги, а иные, более приземлённые мотивы. Скорее всего, основной причиной суда стала обычная зависть и материальные претензии к Авраамию со стороны духовенства, недовольного большой популярностью этого монаха. В нём видели конкурента, переманившего в свой храм паству. В итоге дело напоминало сведение счётов и уничтожение «соперника». При этом принимавшее участие в суде духовенство не стеснялось оскорблять подвижника и вело себя «бесчинно»44, а стража, по-видимому, не без ведома обвинителей, обирала тех, кто пробовал как-то помочь заключённому Авраамию45.
Процессуальная сторона церковного суда совершенно не ясна. Отсутствуют какие-либо документы, подтверждающие церковное судопроизводство. Это при том, что для Древней Руси было характерно очень внимательное отношение к соблюдению формальных норм суда и его публичность46, а греческий епископат, несомненно, имел представление о непременном письменном оформлении судопроизводственных дел в империи47. Во всяком случае, новгородские берестяные грамоты дают указание на некоторые особенности «светского» судопроизводства в Новгороде48. Поэтому, давая характеристику описанного Ефремом суда над Авраамием, Рикардо Пиккио признал, что «как документальная зарисовка среды эта картина поистине бесценна»49. Описанные учеником преподобного картинки судебного разбирательства над Авраамием позволяют воссоздать процессуальную сторону церковного, а именно епископского суда конца XII -начала XIII столетия.
Можно заключить, что суд был публичным, совершался в епископских палатах (наличие в смоленском детинце каких-то палат, терема или обширной башни подтверждается археологически50) в присутствии князя, местной знати, игуменов, приходского духовенства (попов) и черноризцев. Едва ли помещения святительских палат позволяли вместить большое число лиц. Поэтому в процессе мог участвовать очень ограниченный круг лиц, представленный городской верхушкой, присутствие которой в процессе могло считаться обязательным. Кроме этого, собирался народ. Вероятно, он занимал епископский двор, окрестные улицы и площадь детинца. Необходимо заметить, что, начиная с 1136 г., к 1150 г. весь смоленский детинец, «старый город», был отдан в руки епископа, а резиденция князя расположилась вне городских стен, вероятно, в Борисоглебском монастыре. По мнению Л. В. Алексеева, это объяснялось осложнением отношений между князьями и горожанами51. По мере прихода судей за обвиняемым посылались слуги, надо полагать, княжеские и епископские. С виновником не церемонились, его проводили через весь город (по главным улицам, через торг и мимо храмов), что позволяло горожанам издеваться над обвиняемым и всячески, словесно, побоями и иным образом, оскорблять его. Это говорит о том, что как правило, итог суда был уже предрешён заранее и не представлял
особого секрета. Проведение человека через город, очевидно, преследовало цель унизить, «опозорить» подсудимого. Можно предположить, что местом заключения могли служить городские тюрьмы, «порубы», «церковные дома» или монастыри, располагавшиеся на
52
окраине города, но внутри его стен52.
После этого предъявлялось обвинение. Во время процесса обвиняющая сторона могла позволить себе неоправданные упрёки и оскорбления в адрес подсудимого. Поведение стороны обвинения не исключало эмоциональных выпадов в адрес подсудимого. Очевидно, решение суда, если оно предполагало экзекуцию, утверждалось князем и его окружением. Во всяком случае, князь мог судить об объективности церковного суда и обладал правом высказать своё суждение на предмет церковного разбирательства. Но последнее слово в суде по церковному вопросу могло оставаться за местным архиереем. Можно предположить, что церковный суд епископа не мог применить членовредитель-ных мер без воли князя53. В случае, если князь не одобрял жестоких мер, епископ помимо епитимьи мог лишь посадить подсудимого в тюрьму.
Так, например, при всех тяжких обвинениях против Луки Жидяты, по отношению к епископу никаких членовредительных мер принято не было. Владыка был лишь «удержан» в стольном городе54. Аналогично развивалась ситуация вокруг Поликарпа. Опасаясь мести черниговского князя, митрополит не решился лишить игумена Печерского монастыря должности и был вынужден ограничиться наложением на опального наместника запрещения в служении55. Подобным же образом закончился суд над Авраамием Смоленским. Встретив эмоциональное и гневное обличение Лазаря, священника княжеского храма, и неудовольствие князя, судьям пришлось отказаться от экзекуций. Они лишь подвергли Авраамия временному заключению, наложили на обвиняемого запрет в проповеди и на некоторое время лишили монастырь материальной помощи, не допуская в обитель паломников, доставлявших преподобному продукты56. В случае с еп. Феодором ситуация складывалась иначе: по сути Андрей «дипломатично» отдал своего бывшего любимца в христолюбивые руки митрополита. В итоге дело закончилось для гордого Феодора, вероятно, происходившего из знатного рода, весьма плачевно57.
Суд над еп. Феодором также позволяет утверждать, что суд над епископом не мог быть проведён без воли князя. Андрей сам направил своего архиерея к митрополиту58. До этого времени киевский первосвятитель не имел над своим архиереем никакой реальной власти и никак не мог повлиять на его решения.
В результате проведённого исследования мы пришли к ряду выводов, которые пока носят предварительный характер.
Во-первых, основное внимание древнерусских писателей привлекали суды над священнослужителями. Однако обилие уставных норм, предполагавших штрафы и ссылку в т. н. «церковные дома», позволяют говорить, что к разбирательствам привлекались и миряне. На Руси отсутствовало единство канонических норм в отношении одних и тех же нарушений, подпадавших под действие церковного суда. Судебная практика Новгорода и остальных территорий Руси основывалась на различных канонических традициях, отражавших религиозно-политическую ситуацию в конкретных землях. Наличие целого ряда различий канонических норм, содержащихся в «Вопрошании Кирика», Номоканоне, уставах Владимира и Ярослава, а также «Эклоге» и иных церковно-правовых сводах, присутствовавших на Руси, способствовало торжеству субъективизма при вынесении решения церковным судьёй. Это позволяет предположить, что определение наказания в адрес обвиняемых едва ли не всецело зависело от предпочтений архиерея или иного лица, совершавшего суд.
Во-вторых, сообщения источников дают основание предположить, что разбирательства, связанные с клириками, доходили до епископского или митрополичьего суда только в случае, если обвиняемый происходил из знати и по каким-то причинам лишался покровительства со стороны своего князя, отказывавшего своему священнослужителю в помощи. В остальных случаях разбирательство имело внесудебную форму. Что касается соборного осуждения, то эта форма судопроизводства встречалась ещё реже. Во всяком случае, из всех т. н. соборных осуждений ни одно не имеет достаточных оснований в источниках. Известия летописей не дают оснований для однозначного утверждения, что данные суды (например, над еп. Феодором или иг. Поликарпом) действительно имели
форму собора. Что касается проблемы соборной жизни на Руси, то данная тема требует специального исследования.
В-третьих, церковный суд не исключал возможности участия в нём представителей светской власти. Обстоятельства суда над Авраамием Смоленским позволяют утверждать, что если дело клирика доходило до официального судебного разбирательства, то на процессе присутствовал князь (и) или его представители. Но суд над преп. Авраамием показывает, что участие князя в суде было ограничено. Князь наблюдал за ходом разбирательства, мог высказывать своё суждение, но последнее слово оставалось за архиереем или иным церковным судьёй. Епископский суд обладал автономией, допускавшей широкое своеволие архиерея. В целом это косвенно подтверждают статьи княжеских уставов (хотя бы применительно к условиям конца XII - начала XIII в.) о запрете вмешиваться светским властям в церковное судопроизводство59.
В-четвёртых, церковное судопроизводство, подобно княжескому, не отличалось справедливостью и характеризовалось злоупотреблениями. В большинстве случаев суды больше напоминали расправы за действия, которые угрожали материальному благосостоянию конкретных иерархов или их авторитету. Однако официальные обвинения сводились к каноническим заблуждениям и еретичеству, которые в большинстве случаев никак не прослеживаются и ничем не подтверждаются. В полной мере эта несправедливость касалась и условий содержания обвинённых и приходивших к ним лиц, которых могли оскорблять и обирать. Почти все церковные суды, возглавлявшиеся архиереями, вошли в историю именно благодаря тому, что были «неправыми». Практически во всех случаях главными носителями этой несправедливости выступали архиереи и послушное им духовенство. В житии Авраамия Смоленского этот упрёк в адрес городского клира прозвучал очень ясно: «...не имеющие страха Божия безумцы и их епископ»60.
ПСРЛ - Полное собрание русских летописей
ПЭ - Православная энциклопедия
Примечания
1 Каноническая жизнь домонгольской Руси была достаточно хорошо регламентирована
целым корпусом канонических сводов, княжеских Уставов Церкви, Номоканоном, Правилами святых отцов и иных сводов (см. подробнее: Источниковедение : Теория. История. Метод. Источники российской истории / И. Н. Данилевский, В. В. Кабанов, О. М. Ме-душевская, М. Ф. Румянцева. М. : РГГУ, 1998. С. 246-249).
2 «Того же лета митрополит Леонт посади в темницу инока Адреяна, скопца. Укаряше бо сей церковныа законы, и епископы, и презви-теры, и иноки; и помале исправися, и прии-де в покаяние и в познание истины, якоже и многим дивитися кротости его, и смирению и умилению» (ПСРЛ. Т. 9. С. 68).
3 ПСРЛ. Т. 3. С. 182-183; ПСРЛ. Т. 4. С. 118.
4 ПСРЛ. Т. 9. С. 152.
5 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 351-352.
6 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 355-357.
7 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 354-355.
8 Суд над Авраамием сравнивается с судом, совершённым иудеями над Христом: «<...> и тогда воздвиг на него мятеж, как и при Господе было». Собственно и описание поступков Авраамия осуществляется в фразах, явно заимствованных из Евангелия: «Когда же его вели на суд» (Житие Авраамия Смоленского) // Библиотека литературы Древней Руси. СПб. : Наука, 2005. С. 43, 45).
9 См.: Турчанинов, Н. П. О соборах, бывших в России со времени ведения в ней христианства до царствования Иоанна IV Васильевича. СПб., 1829. С. 8-46; Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Кн. 2 : История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от Константинопольского патриарха (988-1240). М. : Изд-во Спасо-Преображ. монастыря, 1995. С. 262, 397-398.
10 В. Н. Татищев сохранил следующее известие о возведении в 1165 г. новгородского владыки Луки в сан архиепископа: «Новгородский епископ Лука, как старший из всех русских епископов, послал к митрополиту Иоанну дары многие и просил, чтоб ему быть архиепископом. Потом и сам поехал в Киев. Митрополит же принял его с честию и просил великого князя Ростислава, чтобы учинить его архиепископом и подчинить ему епископов смоленского и полоцкого. Ростислав, рассудив довольно, что подчинение епископов новгородскому ему не безвредно, умножит силу его, а кроме того князьям смоленскому и полоцкому может впредь быть не безобидно, архиепископом ему быть позволил, а о
подчинении епископов отказал. Митрополит, поставив его, дал ему ризы дорогие с крестами, стихарь и мантию с источниками. Он же возвратился в Новгород и принят от народа с великою радостию, приносили ему дары многие, злато, серебро и вещи из шелка, чтобы было ему что послать по обещанию великому князю, митрополиту и боярам, которые ему в том помогали» (Татищев, В. Н. История Российская : в 3 т. М., 2003. Т. 2. С. 331). Таким образом, возведение в епископские степени предполагало передачу митрополиту и иным заинтересованным в этом лицам огромных подарков, которые назвать иначе как «взятки» - нельзя.
11 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 352.
12 Гаращенко, А. Ю. Юрисдикция и устройство церковных судов в допетровский период российской истории : дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 2006. С. 17.
13 Процессуальная сторона подобных случаев была обставлена множеством условий, например, обязательным созывом епископов, сохранением за собой места для служения, возможностью обращения за судом к иным епископам, запрет епископам говорить о ком-либо без предоставления свидетельств и т. д. (12, 15, 20, 28, 79, 132, 133 и др. Правила поместного карфагенского собора. См.: Правила православной церкви. СПб., 1912. Т. 2).
14 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 354-356.
15 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 351-352.
16 Цыпин В., прот. Каноническое право. М. : Изд-во Срет. монастыря, 2009. С. 429-430.
17 Мильков, В. В. Духовная дружина русской автокефалии : Иларион Киевский // Россия XXI. 2009. № 4. С. 132.
18 Назаренко, А. В. Братское совладение, отчина сеньорат (династический строй Рюриковичей Х-ХІІ вв. в сравнительно-историческом аспекте) // Древнейшие государства Восточной Европы : 2005 год. Рюриковичи и Российская государственность / отв. ред. М. В. Бибиков, Е. А. Мельникова, В. Д. Назаров. М. : Индрик, 2008. С. 132-179.
19 Практически все исследователи согласны во мнении, что за предоставлением, помимо Киева, Переяславской, Черниговской и Новгородской кафедрам особых прав стояли не столько интересы Византии, сколько амбиции и религиозно-политические планы конкретных правителей. Три митрополии и особая новгородская епископия уже фактом своего существования указывали на распре-
деление политических сил в государстве восточных славян (см.: Поппэ, А. В. Русские митрополии константинопольской патриархии в XI столетии // Византийский временник. М. : Наука, 1968. Вып. 28. С. 85-108; 1969. Вып. 29. С. 95-104; Назаренко, А. В. Черниговская земля в период киевского княжения Святослава Ярославича // А сє єго срєбро. Київ, 2002. С. 62-64; Гайденко, П. И. Очерки истории церковно-государственных отношений в Киевской Руси. С. 84-115; ПЭ. Т. 21. С. 670; Назаренко, А. В. Древняя Русь и славяне. М. : Рус. фонд содействия образованию и науке, 2009. С. 207-245; Мильков, В. В. : 1) Духовная дружина русской автокефалии : Лука Жидята // Россия XXI. 2009. № 2. С. 116-155; 2) Духовная дружина русской автокефалии : Иларион Киевский // Там же. № 4. С. 112-155; № 5. С. 98-119).
20 См. подробнее: Воронин, Н. Н. Андрей Боголюбский. М. : Водолей Publishers, 2007. С. 115-118; Мильков, В. В. Духовная дружина русской автокефалии : Лука Жидята. С. 148.
21 Житие Авраамия Смоленского. С. 43.
22 Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи (992-1892) : в 3 т. М. : Срет. монастырь, 2002. Т. 1. С. 486; Православная Энциклопедия. М. : ПЭ, 2009. Т. 21. С.72-74.
23 См.: Романов, Б. А. Люди и нравы Древней Руси : историко-бытовые очерки XI-XIII вв. М. : Территория, 2002.
24 Кузьмин, А. Г. : 1) Западные традиции в русском христианстве // Введение христианства на Руси. М., 1987. С. 49-50; 2) Крещение Руси. М. : Эксмо, 2004. С. 196-197, 247; Миль-ков, В. В. Кирилло-мефодиевская традиция и её отличие от иных идейно-религиозных направлений // Древняя Русь : пересечение традиций. М., 1997. С. 336.
25 Особая редакция «Вопрошания Кирика» // Смирнов, С. Древне-русский духовник. М., 1914. С. 1-27.
26 См. подробнее: Смирнов, С. Древне-русский духовник. М., 1913. С. 186-194.
27 Азаревич, Д. История византийского права. Ярославль, 1876. Т. 1, ч. 1. С. 61-62.
28 Повесть временных лет в следующих словах известила о реакции князей на совершённую казнь: «Влодимер же слышав яко ят есть Василко и ослеплен. ужасася и всплакася вельми. и рече сего не было есть. оу Русьскои земли. ни при дедех наших. ни при отцих на-
ших сякого зла» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 236). А последовавший за этим новый виток междоусобицы едва ли не стоил Святополку Изясла-вичу стола, и в итоге привёл к новому перераспределению земель между Рюриковичами. Сам же принцип членовредительства был воспринят как сущее зло.
29 ПСРЛ. Т. 3. С. 182-183; ПСРЛ. Т. 4. С. 118.
30 ПСРЛ. Т. 9. С. 239.
31 Сергеевич, В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. М. : Зерцало, 2004. С. 421.
32 Пресняков, А. Е. Княжое право в Древней Руси : лекции по русской истории. Киевская Русь. М. : Наука, 1993. С. 431-432.
33 В преамбуле Устава Ярослав прямо указывает, что права церковного суда и величина наказаний определяется лично его решением. Ссылка на совет с митрополитом («сгадал есмь») и на сличение номоканона («сложи-хом греческыи номоканон») скорее относится лишь к следующей норме: запрет на вмешательство светских лиц в церковный суд (Устав князя Ярослава о церковных судах // Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. / изд. подгот. Я. Н. Щапов, отв. ред. Л. В. Че-репнин. М. : Наука, 1976. С. 86-91).
34 См.: Момотов, В. В. Формирование русского средневекового права в ІХ-ХГУ вв. М. : Зерцало-М, 2003. С. 75.
35 Так, например, после посмертного анафе-матствования или проклятия Изяслава Мстис-лавича митрополит Константин не только не нашёл поддержку среди Рюриковичей, знати, но и других церковных иерархов. В итоге он был вынужден бежать из Киева в Чернигов, к единственному оставшемуся ему верным архиерею Антонию, так при жизни ни разу и не покинув пределы городских стен. Историографический обзор этой проблемы был приведён в исследовании А. Ф. Литвиной и Ф. Б. Успенского (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 503; Литвина, А. Ф. Траектория традиций : (Главы из истории династии и церкви на Руси конца XI - начала XIII века) / А. Ф. Литвина, Ф. Б. Успенский. М. : Языки славян. культуры, 2010. С. 82-83).
36 Суд над Лукой Жидятой и его холопами был совершён в период ослабления влияния Изяс-лава над Новгородом. В создавшихся условиях восстановление княжеского контроля над городом стало насущной проблемой для старшего Ярославича (см.: Мильков, В. В. Духовная дружина русской автокефалии : Лука
Жидята. С. 116-155; Гайденко, П. И. Ещё раз о суде над Лукой Жидятой (1055-1059 гг.) // Каптеревские чтения-7 / отв. ред. М. В. Бибиков. М. : ИВИ РАН, 2009. С. 53-63). Суд над епископом Феодором был порождён не только внутрицерковными противоречиями между владимирской и киевской кафедрами, но и ещё по меньшей мере двумя причинами: 1) возникновением противоречий между Андреем Боголюбским и его любимцем, владимирский князь по сути чужими руками избавился от утомившего его своевольного иерарха; 2) опасениями Киевского князя и его союзников усилением нового политического центра, возникшего благодаря Андрею Юрьевичу Боголюбскому (см.: Воронин, Н. Н. Андрей Боголюбский. С. 115-118). Суд над Печерским игуменом Поликарпом также стал результатом временного ослабления княжеской власти в Киеве. По мнению современников, совершённая в этих условиях митрополичья неправда привела к катастрофическим последствиям для самой киевской кафедры, подвергшейся полному разграблению во время завоевания города суздальцами (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 354-355).
37 Практически весь текст Даниила Заточника полон библеизмов. Особое внимание на эту сторону «Слова» обратил внимание Рикардо Пиккио, предложивший рассматривать их в качестве «библейских ключей». Приведём только некоторые обращения древнерусского автора к князю Ярославу Всеволодовичу: «Весна украшает цветами землю,
А ты оживляешь всех людей своей милостью, <...>
Ибо голос твой сладок и образ твой прекрасен; Мед источают уста твои, и послание твое -как сад с плодами»,
<...>
«Господи! Дай же князю нашему Самсонову силу, храбрость Александрову, Разум Иосифа, мудрость Соломона, хитрость Давида» (Слово Даниила Заточника // Библиотека литературы Древней Руси. СПб. : Наука, 2004. Т. 4. С. 273, 275, 283; Пиккио, Р. Slavia Orthodoxa : (Литература и язык). М. : Знак, 2003. С. 457-466).
38 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 187-188; Присёлков, М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XII вв. СПб. : Наука, 2003. С. 121-123.
39 По выводам Н. А. Скабалановича, синодальным постановлением от 1028 г. царские оби-
тели «de facto» освобождались от юрисдикции епископов (Скабаланович, Н. А. Византийское государство и церковь в XI в. : (От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексия I Комнина). СПб. : Изд-во Олега Абышко, 2010. С. 591). То, что Печерская обитель, как и другие киевские монастыри, пользовалась особым покровительством правящего рода и, вероятно, имела внутрицерковную независимость, не вызывает сомнения (см.: Присёлков, М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XII вв. СПб. : Наука, 2003.
С. 72; Лихачёв, Д. С. «Повесть временных лет» // Лихачёв, Д. С. Великое наследие : сб. ст. М., 1975. С. 89; Кусков, В. Роль Афона в развитии культуры Древней Руси XI-XVII вв. // Культура славян и Русь. М., 1999. С. 239). Однако остаются открытыми вопросы. Насколько верно рассматривать статус Печерской обители в качестве «царского» или «великокняжеского» ставропегиального монастыря? подтверждались ли эти права необходимыми в таких случаях какими-либо документами, постановлениями или церковными (императорскими) определениями? или же особое каноническо-правовое положение Печерского общежития определялся не на юридической основе, а лишь на фактической близости насельников обители с княжеским родом и иной знатью?
40 Подобную точку зрения можно встретить у В. И. Сергеевича, который полагал, что наказание, предполагающее членовредительство принимал не епископ, а князь (Сергеевич, В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. С. 421).
41 См.: ПЭ. Т. 1. С. 178-179.
42 «<...> и тогда воздвиг <сатана - контекст> на него мятеж, как и при Господе было: вошёл сатана в сердца иудеям, и они учинили суд, и много надругались над ним, и предали мучению Господа славы. Так же и с Авраами-ем было <...>» (Житие Авраамия Смоленского. С. 43).
43 Сравните:
Мф. 27:23-26; Мк. 10-15; Лк. 23:1-25; Ин. 19: 4-16.
«Когда блаженный был приведен на суд, не нашли за ним никакой вины, но бесчинно попы, а также игумены ревели на него, как волы; а после того как князь и вельможи не нашли за ним никакой вины, проверивши всё и убедившись, что нет никакой неправды, но все лгут на него, сказали тогда в один голос: “Да будем неповинны, владыка, - сказали они
всем, - в том, что воздвигли такое обвинение на него, а мы неповинны в том, что вы на него наговариваете или замышляете какое-то беззаконное убийство!”» (Житие Авраамия Смоленского. С. 44, 45).
44 «<...> но бесчинно попы, а также игумены ревели на него как волы <...>» (Житие Авраамия Смоленского. С. 45).
45 «И Авраамию также было запрещено, чтобы кто-либо к нему приходил, и поэтому много стражников было выставлено на всех дорогах, а некоторые люди были ограблены» (Житие Авраамия Смоленского. С. 47).
46 Данилевский, И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (К-ХП вв.). М. : Аспект Пресс, 2001. С. 273-275.
47 См.: Гайденко, П. И. Обзор письменных источников по истории русской церкви и церковно-государственных отношений в домонгольской Руси. Т. 1. Источники по истории русской церкви и церковно-государственных отношений в Киевской Руси (до 1154 г.). Ч. 1. Летописные и каноническо-правовые источники, назидательные послания духовенства / П. И. Гайденко, Т. Ю. Фомина. Казань ; На-береж. Челны : Тоис, 2008. С. 127-128.
48 О светских судах и их вирах порой упоминают берестяные грамоты, например 804, 805 и др. (Момотов, В. В. Формирование русского средневекового права в К-ХГУ вв. М. : Зерцало-М, 2003. С. 18-19; см.: Янин, В. Л., Зализняк А.А., Гиппиус А.А. Новгородские грамоты на бересте : из раскопок 1997-2000 годов / В. Л. Янин, А. А. Зализняк, А. А. Гиппиус. М. : Рус. слов., 2004. Т. 11. С. 31-32). Ничего подобного в отношении церковных судов не встречается.
49 Пиккио, Р. Древнерусская литература. М. : Языки славян. культуры, 2002. С. 121.
50 См. подробнее: Воронин, Н. Н. Раскопки в Смоленске в 1966 г. / Н. Н. Воронин, П. А. Раппопорт // Совет. археология. 1969. № 2. С. 200-211; Алексеев, Л. В. Смоленская земля в К-ХШ вв. : (Очерки истории Смоленщины и Восточной Белоруссии). М. : Наука, 1980. С. 153.
51 Алексеев, Л. В. Смоленская земля в IX-XIII вв. С. 153-154.
52 Там же. Рис. 19 (С. 149).
53 Исключение представляет деятельность еп. Феодора в ростовской земле. Здесь обвиняемым епископ стриг бороды, выжигал глаза, прибивал к стенам (к такой же казни хотели приговорить в своё время Авраамия)
и т. д. Однако, скорее всего, это «своеволие» епископа было только выполнением воли Андрея Боголюбского, который руками властного владыки уничтожал своих противников. Иное дело, Феодор «перестарался», вызвав гнев местного населения не только в свой адрес, но и в адрес своего благодетеля, «предрешив и кровавую трагедию смерти Бого-любского» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 355-354; Воронин, Н. Н. Андрей Боголюбский. С. 115, 119). Во всяком случае, в своей притче о «слепце и хромце» еп. Кирилл Туровский осуждает Андрея, «хромца», и Феодора, «слепца», разоряющих «виноградник», «рай», который суть епископии и монастыри. При этом «хромец» это делал, сидя на «слепце». Т. е. для современников не было секретом то, что в определённом смысле Андрей обирал церкви руками Феодора, подверженного честолюбию и тщеславию, обильно удовлетворяемым владимирским князем (Кирилл Туровский, еп. Кириила монаха притча о человеческой душе и о теле, о нарушении Божьей заповеди и о воскрешении тела человеческого, о Страшном Суде и мучении // Колесов, В. В. Кирилл
Туровский : ( Притчи, слова, молитвы) : исследования и тексты. М. : Палея, 2009. С. 2540; 170-176).
54 ПСРЛ. Т. 3. С. 182-183; ПСРЛ. Т. 4. С. 118.
55 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 354.
56 Житие Авраамия Смоленского. С. 45, 47, 49.
57 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 355-357; Т. 2. Стб. 551553.
58 «Посла же его Андреи митрополиту в Кыев» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 355).
59 «Аще их кто внидет в вину соудити тех, митрополитоу и епископом опрочи мирян» (Устав князя Владимира о десятинах, судах и людях церковных // Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. М. : Наука, 1976. С. 16). Однако едва ли это требование было строго соблюдаемым. Впрочем, мы должны признать, что включение этой нормы в судебные уставы, вероятно, могло произойти не ранее монгольского господства (Гайденко, П. И. Обзор письменных источников по истории русской церкви и церковно-государственных отношений в домонгольской Руси. Т. 1, ч. 1.
С. 118-119).
60 Житие Авраамия Смоленского. С. 45.
