CC BY
168
С.В. Кумачева
Цензура «бесцензурной» печати в пореформенной России
Парадоксальность фразы «цензура «бесцензурной» печати» вполне точно отражает не меньшую парадоксальность и противоречивость правительственной политики по отношению к печати в пореформенной России. Власть, с одной стороны, продекларировала законом 1865 г. появление особой категории изданий, освобожденных от предварительной цензуры, с ругой - начала искать пути обхождения новых правил, издав в итоге закон 1872 г., поставивший «бесцензурную» печать под административно-цензурный контроль Комитета министров.
ВЕСТНИК
МГГУ им. М.А. Шолохова
Отечественная история
Ключевые слова: цензура, «бесцензурная» печать, Комитет министров, Главное управление по делам печати, Цензурные комитеты, «Временные правила о цензуре и печати 1865 г.», «Закон 7 июня 1872 г.».
С момента принятия в 1865 г. «Временных правил о цензуре и печати» в России появилась особая категория книг и журналов - так называемых «бесцензурных». К ним относились книги объемом 10-20 печатных листов, отпечатанные в типографиях Санкт-Петербурга и Москвы, и органы столичной прессы, получившие новый статус с разрешения министра внутренних дел. Главной отличительной особенностью «бесцензурных» изданий явилось то, что они полным тиражом отпечатывались без предварительной цензуры, однако, в случае нарушения законов о печати, подвергались не административному, а судебному преследованию. При этом критерием либеральности явилась возможность для деятелей печати отстоять свои интересы в судебном заседании.
В 1872 г. был проведен закон, который существенно ограничил влияние судебной власти в делах «бесцензурной» печати. Высшим арбитром при рассмотрении ситуации задержания книг этой категории стал не суд, а один из высших органов бюрократического аппарата империи - Комитет министров. Тем самым административно-цензурная система была не только сохранена, но обновлена и усилена. По сути, это означало цензурную контрреформу, поскольку минимизировались те льготы, которые получила столичная печать в ходе преобразований 1865 г.
В задачи данной статьи входит выявить причины поворота правительственной политики в области печати в сторону реакции, рассмотреть сложившуюся систему административного преследования «бесцензурных» изданий, а также практику применения закона 7 июня 1872 г. Освещение этих вопросов поможет определить историческое значение закона 1872 г. в частности и цензуры - в целом.
Первой проблемой, с которой столкнулась власть с момента вступления в силу закона 1865 г., явилась независимая позиция судов. Суды, призванные пресекать злоупотребления печати, в ряде случаев занимали сторону авторов или издателей, нежели цензурных ведомств, вынося оправдательные приговоры и способствуя тем самым, с точки зрения власти, распространению «опасных идей». Отсутствие в арсенале правительственного аппарата эффективных средств борьбы с «вредной» бесцензурной печатью вынуждало его действовать вразрез с существующим законодательством. По данным Л.М. Добровольского, в период с апреля 1865 по июнь 1872 гг. из 41 арестованных изданий запрещены судом были только два («Всякие» - СПб., 1866 г.; «Отщепенцы» - СПб.,
1866 г.), из двух изданий («Луч» - СПб., 1866 г.; «Для всякого употребления» - СПб., 1872 г.) по постановлению суда полагалось исключить некоторые места, 14 изданий были запрещены без суда по решению различных инстанций, а 27 так и не дождались судебных разбирательств и были запрещены позднее постановлениями Комитета министров на основании закона 7 июня 1872 г. [3, с. 53-93].
Сложившаяся ситуация поставила фактически на грань конфликта два высших ведомства империи: Министерство внутренних дел и Министерство юстиции. «В делах печати в одной упряжке оказались две реформы: наиболее радикальная судебная и наиболее консервативная - цензурная. Именно это обстоятельство и явилось камнем преткновения на пути осуществления цензурной реформы и главной причиной, объясняющей все последующее законодательство о печати во второй половине 60-70-х гг.» [7, с. 71]. Поэтому необходимость вносить коррективы в цензурный закон 1865 г. вскрылась сразу же по вступлении его в силу, и «Временные правила» стали регулярно дополняться новыми постановлениями, все более ограничивающими возможности такой печати.
О необходимости вносить коррективы в закон о печати постоянно напоминало и III отделение Собственной Е.И.В. канцелярии, которое связывало активизацию революционного движения с возможностью легального распространения социально-политической литературы. Поэтому уже с 1866 г. правительство стало предпринимать шаги, направленные на ограничение прав «бесцензурной» печати, однако эти меры еще не затрагивали коренных основ закона 1865 г., пока ряд конкретных событий (нечаевский процесс в 1871 г. и оправдание в суде книги В.В. Бер-ви-Флеровского «Азбука социальных наук») не подтолкнули к внесению кардинальных изменений в закон о печати. К 1872 г. министр внутренних дел А.Е. Тимашев и глава III отделения граф П.А. Шувалов добились от императора одобрения на изъятие вопросов печати у судебных органов и передачи их в руки администрации. 7 июня 1872 г. был принят закон, который сохранял в России категорию «бесцензурной» печати, но ставил ее полностью под контроль административной власти. Отныне конечной инстанцией в решении судьбы «бесцензурной» книги и органа прессы становился не суд, а Комитет министров.
Сложившаяся на базе закона 1872 г. система административного контроля «бесцензурной» печати опиралась на старый аппарат цензурного управления, который включал в себя несколько структур (столичные цензурные комитеты, Главное управление по делам печати, Министерство внутренних дел и Комитет министров). Административная вертикаль аппарата обеспечивала поэтапное прохождение «бесцензурного»
ВЕСТНИК
МГГУ им. М.А. Шолохова
Отечественная история
издания по всем составляющим его инстанциям. На первом этапе книга или орган прессы поступали в местный (Московский или Санкт-Петербургский) цензурный комитет, в зависимости от того, где они были отпечатаны. Его сотрудники давали заключение о возможности выпуска издания в свет или применении к нему закона 7 июня 1872 г. Далее издание отправлялось в Главное управление по делам печати. В обязанности членов Совета этого органа входило выразить свое мнение и довести его до сведения министра внутренних дел. Министр на основании полученных снизу данных определял, разрешить ли публикацию издания или поставить вопрос о ее запрещении перед членами Комитета министров. Таким образом, функции столичных цензурных комитетов и Главного управления в системе административного контроля «бесцензурной» печати носили характер рекомендаций, а главным ее фигурантом становился министр внутренних дел. Однако надо отметить, что его роль в этом процессе носила несколько формальный характер, так как его позиция формировалась мнением Совета Главного управления по делам печати и его главы, которые в свою очередь опирались на отзывы рядовых цензоров. С этой точки зрения, столичные цензурные комитеты представляли важное звено системы, обеспечивая «первотолчок» для последующего административного преследования «бесцензурных» книг и прессы.
За десять лет, с 1872 по 1882 гг., в Комитете министров было рассмотрено 61 книгоиздание различного жанра: беллетристика, публицистика, научные труды по истории и философии как отечественных авторов, так и переведеные с других языков. «Бесцензурная» печать, подвергнувшаяся административному преследованию, представляла собой, как правило, сочинения серьезного научного содержания, где рассматривалась общественно-политическая проблематика. Большой объем этих изданий занимала переводная литература (31 наименование), почти столько же сочинений отечественных писателей (30 наименований). Среди авторов запрещенных изданий мы встречаем всемирно известные имена филосо-фов-просветителей XVIII в. (Ф.М.А. Вольтера, Д. Дидро), французских писателей (Э. Золя, Г. Флобера), современных философов (Г. Спенсера, Г. Лекки, Л. Штейна, Э. Кине), зарубежных и отечественных публицистов и общественных деятелей (Ф. Лассаля, Л. Блана, В. Берви-Флеров-ского, А. Скабичевского) и др. Специфической особенностью этой литературы являлось то, что она поднимала и освещала острые социальные и политические проблемы, в основе которых лежали процессы становления гражданского общества и демократии в Европе.
Не имея возможности в рамках статьи подробно рассмотреть всю цензурную практику применения закона 1872 г., ограничимся некоторыми
примерами административного преследования исторической и социально-политической литературы как наиболее острой и злободневной для того периода. Анализ этого ряда источников в достаточной степени продемонстрирует как общее направление правительственной политики в области цензуры и печати, так и раскроет проблему взаимодействия власти и общества.
Практически все исторические сочинения, подвергнувшиеся административному преследованию по закону 7 июня, являлись переводными с немецкого, французского и английского языков и представляли из себя книги серьезного научного содержания. Хронологический и тематический спектр этих работ довольно однообразен. В основном это работы, посвященные истории XIX в. и затрагивавшие революционные события в Европе. Исключение составили только книга Г. Финлея по истории Византии и популярные биографические очерки И. Шерра, охватывающие сюжеты от Древней истории до Нового времени.
Первым «бесцензурным» изданием этой группы, к которому был применен закон 7 июня, оказался русский перевод книги Гарридо «Современная Испания», отпечатанный в Петербурге в 1869 г. под редакцией И. А. Рождественского. В книге Гарридо описывалась история Испании с начала XIX в. и объяснялось современное экономическое отставание этой страны от мировых держав и ее политическая нестабильность наличием монархического образа правления и влиянием католической церкви. Санкт-Петербургский цензурный комитет арестовал книгу в 1869 г. и возбудил судебное преследование. Цензор Н. Леман в иске, направленном в прокуратуру, назвал книгу настоящим «республиканским памфлетом», особый вред которой заключался в цитировании автором речей оппозиционных депутатов, прокламаций и демократической конституции 1812 г., что являлось, на его взгляд, как бы «сборником готовых образцов и практических приемов для революционных движений»[3, с. 68]. Т.е. цензурное ведомство фактически настаивало на запрещении издания за опубликование в нем исторических документов. Однако судебные органы затягивали процесс разбирательства, а с выходом закона 7 июня издание передали в Главное управление по делам печати. В Совете Главного управления было отмечено, что книга «не имеет серьезного научного содержания», но заключает в себе вредные суждения, касающиеся «монархической власти, основных начал воинской дисциплины и принятых православной церковью религиозных верований»
[5, оп. 11, 1872, д. 72, л. 56], поэтому подлежит действию закона 7 июня.
С этим вердиктом министр внутренних дел А.Е. Тимашев 11 июля 1872 г. выступил в Комитете министров, где книга была названа «памфлетом,
ВЕСТНИК
МГГУ им. М.А. Шолохова
Отечественная история
направленным против монархической власти и отчасти против религиозных верований и обычаев» [5, оп. 21, ч. I, 1872-1905, д. 797, л. 1]. Комитет вынес решение о ее запрещении.
Не прошел цензуру и русский перевод книги профессора Тюбингенского университета Вильгельма Мюллера «Политическая история новейшего времени» (СПб., 1872), где автор рассматривал внутреннюю и внешнюю политику ведущих европейских государств: Франции, Пруссии, Италии, Англии, России с 1816 по 1868 гг.
Цензор Н.Е. Лебедев отметил тенденциозность интерпретации автором действий политики европейских правительств: «Лживые обещания монархов и простодушное доверие к ним народа, народные поиски и погони за конституционной свободой, вечная реакция и бесплодные революции, монаршие ареопаги, насмерть воюющие со всякой тенью свободы».
Некорректными показались цензору характеристики Мюллером российских царей и их политики. Например, портрет Александра I. «Мягкий, впечатлительный, благородный и увлекающийся, он был большой охотник до политических реформ; богатый доброй волей, он блистал отсутствием энергии, способностью преследовать раз поставленную цель до конца». Совсем в неблагоприятном свете Мюллер выставлял Николая I и особенно его политику в Польше. «После восстания имя Николая не для одной Польши, но и для всех государств стало синонимом застоя, реакции и гробового спокойствия». Против издателя было возбуждено судебное преследование, которое не состоялось. Главное управление обвинило книгу во «вредной тенденциозности при описании исторических событий последнего пятидесятилетия» и в отсутствии «беспристрастного, объективного повествования» [Там же, оп. 11, 1872, д. 60, л. 6]. Этого было достаточно, чтобы убедить Комитет министров запретить книгу 20 февраля 1873 г. за «противомонархические воззрения и оправдание вооруженного восстания народов...» [Там же, оп. 21, ч. I., 1872-1905, д. 797, л. 4 об.].
Подобная обвинительная формулировка часто применялась к историческим сочинениям, но не была единственной. Ряд исторических сочинений были обвинены цензурой в изложении теории социализма, как, например, «Биография и деятельность Роберта Овена» Артура Бута (СПб., 1870), «История Февральской революции 1848 г.» Луи Блана (СПб., 1872) и книга немецкого ученого Л. Штейна «История социального движения во Франции с 1789 г.» (СПб., 1872).
Если книги исторической тематики, запрещенные постановлениями Комитета министров, были представлены русскими переводами сочинений европейских ученых, то издания публицистического жанра,
задержанные на основании закона 7 июня, в большинстве своем принадлежали отечественным авторам, которые на страницах своих книг поднимали острые социально-политические проблемы российской действительности. Из переводной литературы этой группы можно назвать только три издания. Это собрания сочинений Армана Карре-ля, французского журналиста, редактора газеты «National», известного своими антимонархическими и республиканскими воззрениями, сочинения капитана Росселя, участника Парижской коммуны, и сборник статей и речей известного деятеля немецкого рабочего движения, социалиста Фердинанда Лассаля. Хотелось бы подробнее остановиться на цензурной истории именно этого издания, т.к. Лассаль, хотя и отстаивал идеи социализма, принадлежал к правому умеренному крылу западной социал-демократии. Он отнюдь не являлся сторонником революционных методов борьбы за интересы рабочего класса, а предлагал ненасильственные способы решения рабочего вопроса, такие как агитация, стачечное движение, проведение социальных реформ. В данном случае цензура проявила четкий последовательный поход: не пропускать в печать никаких социал-демократических идей, даже самых умеренных.
Первый том сборника сочинений Лассаля, изданный в августе 1870 г., свободно поступил в продажу, второй в ноябре того же года был арестован, и против издателя Н.П. Полякова Санкт-Петербургский цензурный комитет возбудил судебное преследование. Надо сказать, что Николай Поляков являлся одним из самых ярких представителей идейных российских издателей. Его деятельность на этом поприще пришлась на период с 1865 по 1873 гг. Он тщательно подходил к выбору выпускаемых им книг, отдавая предпочтение социально-экономической и политической тематике. Именно Поляков стал первым издателем «Капитала» Карла Маркса, издавал таких нежалуемых цензурой авторов, как Вольтер, Гоббс, Н.А. Добролюбов, П.Л. Лавров, В.В. Берви и других. Кроме того, Поляков был связан с кружком «чайковцев» и поставлял им свою книжную продукцию. Отношение Полякова к книжному делу не как к коммерческому, а как к идейному предприятию в конечном итоге привело его к полному разорению. Полякова вполне можно назвать как самого пострадавшего издателя от действий закона 7 июня.
Изданная в 1870 г. книга Лассаля - вторая по счету (после книги Гар-ридо «Современная Испания»), которая попала на рассмотрение в Комитет министров уже в августе 1872 г. (до этого момента она без движения пролежала в суде). Выдвинутые Цензурным комитетом обвинения сводились к двум: «за одобрение стачек и стремление волновать рабочие
ВЕСТНИК
МГГУ им. М.А. Шолохова
Отечественная история
массы и за возбуждение ненависти и вражды в одном сословии против другого». Однако прокуратура искусственно затягивала процесс «ввиду шаткости и малой обоснованности выставляемых обвинений» [3, с. 72]. После же издания закона 7 июня книга отправилась на рассмотрение в Комитет министров, при этом ее обсуждение здесь проходило дважды и первое заседание является ярким примером замалчивания дискуссий в Комитете. В фондах III отделения хранится письмо, датированное 16 августа 1872 г., от товарища шефа жандармов Н. Левашова к председателю Комитета министров П.Н. Игнатьеву, из которого следует, что при обсуждении книги Лассаля господа министры не поддержали Левашова в его желании запретить книгу, а высказали мнение о «необходимости более подробного ознакомления с ней, в виду возможности пропустить некоторые статьи» [2, л. 4]. Левашов сослался на Высочайшее повеление, по которому якобы и была книга задержана, но привести в доказательство данные, от какого числа вышло это повеление и в каких выражениях, он не смог. Впоследствии выяснилось, что никакого повеления и не было, а книга была задержана на основании обоюдного согласия со стороны III отделения и Главного управления по делам печати. Левашов в данном письме к Игнатьеву указывал, что оба тома Ласса-ля содержат в себе собрание «отдельных речей и брошюр, излагающих теорию крайнего социализма и все эти статьи одинаково вредны» [Там же]. В заключении Левашов просил Игнатьева сообщить членам Комитета министров, что книга эта никак не может быть выпущена в свет. Дело было пересмотрено, и 22 августа 1872 г. книга была запрещена постановлением Комитета министров за «кощунственное порицание христианской веры, нападки на принцип собственности и осуждение принципа монархической власти» [5, л. 2].
Как «сочувствующая учению крайнего социализма» была охарактеризована и книга российского либерального адвоката, брата известного революционера Николая Утина, Евгения Утина «Франция в 1871 г.». Первоначально в 1871 г. в декабрьском номере «Вестника Европы» была опубликована его статья «Франция и французы после войны», за которую журнал получил предостережение. Через год автор несколько расширил содержание этой работы и напечатал ее отдельным изданием на правах «бесцензурной» печати. Цензором Лебедевым был наложен на книгу арест, и Санкт-Петербургский комитет возбудил против автора и издателя Утина судебное преследование, которое и в этом случае не успело состояться. Главные претензии цензуры к книге Утина заключались в том, что автор критиковал монархию, защищал Коммуну и восхвалял доктрины Интернационального общества [4, с. 196]. Когда изда-
ние рассматривалось в Комитете министров 3 апреля 1873 г., министр внутренних дел Тимашев отметил, что, несмотря на тот факт, что «порицание монархии, сочувствие к республике, снисходительность к Интернациональному обществу» относятся к Франции и французскому обществу, но для автора пример Франции является образцом для подражания, за которым должны следовать другие народы, поэтому «вредная тенденциозность» книги становиться очевидной [3, с. 86]. Окончательный вердикт Комитета министров заключил, что сочинение Утина содержит «весьма враждебное отношение к монархическому началу и полное сочувствие как учению крайнего социализма, так и революционным народным движениям и республиканскому образу правления» [5, оп. 21, ч. I., 1872-1905, д. 797, л. 4 об.].
Надо сказать, что цензура пристально следила за появлениями в печати публикаций, посвященных Парижской коммуне. Поскольку официальная государственная позиция расценивала движение коммунаров как «позорное пятно на цивилизации Франции», то любая иная точка зрения подвергалась осуждению и запрету. Так, по инициативе все того же Лебедева, были запрещены цензурой за революционную пропаганду, помимо книги Утина, русский перевод совместной работы двух французских буржуазных радикалов П. Ланжеле и П.Коррье «История революции 18 марта» (СПб., 1873), «Посмертные записки, сочинения и письма» участника Парижской коммуны капитана Росселя (СПб., 1872) и сборник статей В.В. Берви «Исследования по текущим вопросам» (СПб., 1872).
Таким образом, рассмотрев правительственную политику по отношению к «бесцензурной» печати, мы можем заключить следующее. Причинами ужесточения цензурного гнета к этому роду изданий явилась, во-первых, независимая позиция судов, выносивших оправдательные вердикты в пользу печати и, во-вторых, активизация революционного движения, во многом находившегося под влиянием, с точки зрения власти, «вредных и опасных» учений, содержащихся в «бесцензурной» литературе, свободно распространявшейся в империи.
При анализе цензурной практики можно выделить три основных мотива административного запрещения такой литературы. Авторам инкриминировались безнравственность, атеизм, политическая неблагонадежность, проявлявшаяся, как представлялось цензорам, в пропаганде идей гражданской свободы, демократии и социализма.
Рассмотрение практики применения закона 7 июня на фоне общего развития книжного дела убеждает в том, что он все же не причинил количественного ущерба российскому столичному книгоизданию. Комитетом
ВЕСТНИК
МГГУ им. М.А. Шолохова
Отечественная история
министров за десятилетний период было запрещено 65 изданий, что составило в среднем 6,5 книг в год. То есть преследование «бесцензурной» печати не стало масштабным. Но при определении объективных результатов этого преследования следует учитывать другие показатели. Можно утверждать, что качественно книжный рынок пострадал существенно. Последствием цензурной контрреформы 1872 г. явилось то, что с книжных прилавков практически исчезла социально-политическая, философская, историческая литература, затрагивающая злободневные вопросы современности. Рынок наполнялся учебниками по математике, юриспруденции, анатомии, иностранным языкам и т.д. Читатель, при естественном стремлении к познанию себя и окружающего его мира, фактически оказался «загнанным» в технические науки, в легкую беллетристику и был оторван от передовой научной мысли, от информации о глобальных явлениях современной жизни.
Проанализированные факты убеждают в том, что, проводя цензурную контрреформу, власть, с целью оградить читателей от источника оппозиционных идей, рассчитывала заглушить социальную остроту общественной печати. Но в итоге закон 7 июня 1872 г. причинил ущерб не только печати, но и авторитету самой власти. Запретительная практика самодержавия в отношении печатного слова подтолкнула процесс радикализации общественных настроений, и внутриполитический конфликт продолжал нарастать.
Библиографический список
1. Антонова Т.В. Общественное значение издательской деятельности Н.А. Полякова. Дис. ... канд. ист. наук. М., 1980.
2. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 109 (III отделение). 3-я экспедиция. Оп. 156. 1871 г. Д. 221.
3. Добровольский Л.М. Запрещенная книга в России. М., 1962.
4. Куниский С. Д. Царское правительство и Парижская коммуна 1871 г. // Ученые записки Московского государственного педагогического института им. В.И. Ленина. Т. XXXVII. Вып. № 3. 1946.
5. Российский государственный исторический архив. Ф. 776 (Санкт-Петербургский цензурный комитет).
6. Чернуха В.Г. Правительственная политика в отношении печати 60-70-х гг. XIX в. Л., 1989.
