CC BY
18
С.В. ПАТРУШЕВ
Центр политической культуры и политического участия Института Сравнительной Политологии РАН
Центр был образован в 1998 г. на базе Центра социальных движений ИСПРАН, в свою очередь возникшего из отдела массовых движений и общественно-политического сознания ИСПРАН (до 1992 г. Института международного рабочего движения АН СССР). В разные годы в отделе и центре работали В.Я. Вульф, Л.А. Галкина, Л.И. Гинцберг, С.Б. Зингерман, А.И. Искольдский, И.А. Каменская, А.М. Кацва, Е.Н. Кондрашова, А.В. Кузьмищев, Д.В. Кухарчук, Л. Л. Лисюткина, Л. Д. Митева, Л.М. Михайлова, Л.И. Пияшева, Д.П. Подкосов, Т.Е. Рассадина, М.С. Салычева, Б.И. Славный, Т.В. Шмачкова. В настоящее время в Центре работают главный научный сотрудник, д.пол.н. С.Г. Айвазова, старшие научные сотрудники - к.и.н., PhD (Politics) А.-В. Карлсен, к.ф.н. А.Д. Хлопин, к.и.н. Г.Л. Кертман, к.ф.н. Л.Я. Машезерская, научные сотрудники - к.пол.н. З.А. Грунт , к.ф.н. Е.В. Калиниченко, ученый секретарь Центра, к.э.н. Н.Д. Фатеева; старший научный сотрудник, к.и.н. Т.В. Павлова возглавляет группу проблем коллективного действия, в которую входят также старшие научные сотрудники к.и.н. Н.Н. Тарасова и к.э.н. Г.А. Цысина. Руководитель Центра - к.и.н. С.В. Патрушев.
Теоретико-методологические подходы и проблематика центра начали складываться во второй половине 80-х годов, в ходе исследований новых социальных движений в Западной Европе и Америке, а позднее неформальных движений в СССР1. Тогда были разработаны концепции средовой потребности, социально-психологической структуры общества, микросреды как пространства ценностных трансформаций, развиты политико-культурные подходы к изучению социального идеала как фактора политической реальности и социального движения как субъекта и среды ценностных инноваций .
Заметную роль в обновлении методологического инструментария сыграл теоретический семинар, работавший в отделе в 1992-1993 гг. под руководством известного российского философа К.М. Кантора, в котором наряду с сотрудниками отдела участвовали, в частности, М.В. Ильин, Е.Н. Стариков и В.Л. Цымбурский.
Повороту научных интересов сотрудников, сосредоточенных на изучении политических проблем Великобритании, Германии, Дании, Италии, США,
1 Общий научный контекст, в котором началось изучение этой проблематики в нашей стране, представлен в кн.: Социология в России - М., 1998 (глава «Социология общественных движений - становление нового исследовательского направления»).
2Результаты этих исследований отражены в коллективных монографиях: Трудящиеся массы и антивоенное движение. О новых массовых демократических движениях в развитых капиталистических странах - М., 1988; Массовые движения в современном обществе - М., 1990; сборниках: Современные социальные движения - М., 1987 (на исп., фр. и нем. яз.); New social movements in East and West - Brüssel, 1989.
Франции, Латинской Америки, к российской политической проблематике во многом способствовало их участие в реализации прикладного проекта «Сценарии политического развития России в 1993 г.» По просьбе А.И. Ракитова, руководителя Аналитического центра по общей политике Администрации президента России, а также советника президента России С.Б. Станкевича, эта работа проводилась под руководством М.В. Ильина и С.В. Патрушева весной-летом 1993 г.1 Была разработана оригинальная методика сценарного моделирования в форме ролевой игры политических акторов в меняющихся ситуациях с последующим дифференцированным анализом и выявлением вариантов и субвариантов развертывания политического процесса в зависимости от исходных условий, стиля поведения (активного/реактивного) игроков и содержания принимаемых ситуационных решений. Реальный политический процесс подтвердил валидность методики. Эта работа была прервана событиями осени 1993 г.
К середине 90-х годов исследования проблематики взаимосвязи социальных изменений и политических процессов в условиях России сосредоточились в отделе вокруг следующих основных направлений:
1) политическая культура и проблемы участия;
2) коллективные действия и политический процесс;
3) гендерные аспекты политического участия.
Данные направления реализовывались в серии исследовательских
проектов 1995-2002 гг.
***
Ключевую роль в формировании общего исследовательского подхода сыграл проект "Российская повседневность и политическая культура в 90-е годы" (руководитель - С.В. Патрушев), реализованный в 1995-1997 гг. при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда.
Целью проекта являлось политико-социологическое исследование перемен в макро- и микроструктурах повседневности как средах ценностных изменений и модификации политической культуры, в способах организации политического пространства и, соответственно, в механизмах функционирования социума. На этой основе предполагалось оценить направленность происходящих политических изменений, глубину процессов политико-социальной реструктурации в России.
Исходная идея проекта - исследование специфики самоорганизации в условиях российской трансформации - принадлежала к.ф.н. А.Д. Хлопину. В разработку концепции проекта внесли значительный вклад С.В. Патрушев, Г.Л. Кертман, преподаватель МГУ, к.э.н. А.Н. Олейник. В проекте также участвовали С.Г. Айвазова, З.А. Грунт, Т.В. Павлова, Е.А. Гвоздева.
Главная задача, как она определялась на первом этапе исследования, -выявить, способен ли российский социум к самоорганизации, а если способен,
1См.: Мейер М. Аналитические центры в системе российской демократии (http://www.russ.ru/ аПо1ое/ р1^е1у/1/17 knigi.htm); Мейер М., Солодухин О., Юсуповский А. Интеллектуальные центры влияния в российском политическом кризисе // Век ХХ и мир. - М., 1994, №2 - спец. вып. «Октябрь 1993. Хроника переворота».
то в каких социальных и политических формах. С целью уточнения проблемного поля было проведено ретроспективно-политологическое исследование специфики организации российской повседневности, а также сравнительно-политологическое изучение религиозных и институциональных факторов трансформации политической культуры с привлечением материалов по Западной Европе и США. Основная гипотеза была операционализирована в три рабочие гипотезы: 1) Создаются ли заново, просто заимствуются (откуда?) и(ли) преобразуются правила (нормы-образцы) для конституирования и воспроизводства микросреды? 2) Как происходит разграничение микро- и макросред в повседневной жизни? Как соотносятся делегированные властью полномочия и обязанности гражданина перед государством и обществом? Готов ли российский гражданин изменить существующее соотношение? 3) Является ли реципрокным поведение россиян и каким моделям реципрокности отдается предпочтение - основанным на формальном или на обычном праве?
Результаты первого этапа исследования, включая пилотажные опросы и фокусные интервью в Москве и Перми, подтвердили, что российские реформаторы, воздействуя на макроуровень социетальной системы, не замечают проблему влияния изменившихся структурных свойств на ее микроуровень или же рассматривают среду повседневности как изначально предрасположенную к желаемому восприятию реформаторских импульсов1.
Структурные свойства социетальной системы являются одновременно и средой, и результатом той деятельности, которую они воспроизводят и организуют. Как показал А.Д. Хлопин, наличие средового параметра структурации предполагает возможность отторжения или регрессивного преобразования реформаторских импульсов, если не учитывать, что момент воздействия таких импульсов есть также и момент воспроизводства некой микроструктуры в контексте повседневной жизни. Структурация относительно надежной и близкой индивидам микросреды возникает как следствие их стремления к самоорганизации для упорядочения повседневной жизни. Хотя общие условия (правовые и политические) для самоорганизации индивидов определяются на макроуровне социетальной системы, упорядочение повседневности происходит через зачастую бессознательное уподобление новых идей (образцов действия) привычным нормам социального действия. В сближении новаций и укорененных в политическом опыте людей общесоциальных ориентаций и норм межличностных отношений воспроизводятся и попутно преобразуются структуры общества.
1См. кн.: Российская повседневность и политическая культура: возможности, проблемы и пределы трансформации (М., 1996) и статью: Грунт З.А., Кертман Г.Л., Павлова Т.В., Патрушев С.В., Хлопин А.Д. Российская повседневность и политическая культура: проблемы обновления //Полис. - М., 1996, №4. Изданная тиражом в 100 экземпляров монография была замечена российскими специалистами (см.: Левин И.Б. Гражданское общество на Западе и в России // Полис. - М., 1996, № 5; Гражданское общество в России: структуры и сознание. - М., 1998; Политология. /Под ред. Василика М.А. - М., 1999; Агафонов Ю.А. Социальный порядок в России (Институциональный и нормативно-правовой аспекты). - Краснодар, 2000). Р.М. Нуреев расценил работу как одну из первых попыток использовать неоинституциональный подход при анализе общественных процессов в России (см.: Трансформация экономических институтов в постсоветской России (микроэкономический анализ). - М., 2000).
Спецификой в организации российской повседневности является дефицит реципрокности в исполнении публичных ролей из-за пренебрежения власти к правам граждан и ответного безразличия последних к их законом установленным обязанностям. Этот дефицит компенсируется налаживанием личных отношений и связей по принципу «ты - мне, я - тебе» и содействует их экспансии в публичную сферу. Углубление разрыва между формальными институтами и неформальными нормами повседневного поведения чревато, как заметил А.Н. Олейник, бюрократической экспансией - как «объективно-необходимого» фактора демократического и рыночного реформирования - в структуры повседневности.
Избирательная кампания 1995 г. по выборам в Государственную думу продемонстрировала, по мнению С.В. Патрушева, стремление компенсировать слабость институционального дизайна гражданского общества усилиями по легитимизации его протоструктур в политическом пространстве, опираясь, скорее, на прямую поддержку государства, нежели электората.
Эмпирический материал подтвердил необходимость классификации типов самоорганизации по критерию объема и содержания властных полномочий, выводимых с согласия граждан за рамки того, что они относят к своим неотъемлемым правам на самоорганизацию повседневной жизни. Сопоставление пилотажных данных с результатами общероссийского опроса металлургов (с включением части вопросов нашей анкеты) выявило противоположные тенденции в притязаниях граждан - на расширение своих прав и на делегирование своих полномочий государству, что потребовало уточнения критериев типологизации.
На основе анализа представлений о распределении полномочий между государством, обществом и индивидом исследователи попытались оценить процесс разделения государственного, публичного и частного пространств в постсоветской России. Полученные результаты носили противоречивый характер.
Как показал Г. Л. Кертман, деполитизация массового сознания ни в коей мере не свидетельствует о стремлении минимизировать роль государства. Падение интереса к политике не порождает безразличия к результатам деятельности государственной власти. Основным критерием, используемым россиянами при оценке власти, является ее интенсивность и эффективность как фактора обеспечения социального порядка, что принимает форму ориентации на государственный патернализм. Такая ориентация не обязательно связана однозначно с авторитарными политическими установками, а склонность к опоре на собственные силы - с приверженностью демократическим ценностям, как это принято считать.
В то же время обнаружилось, что государственно-патерналистская
1См. ниже.
ориентация преобладает над стремлением к ответственной инициативности практически в любой сфере деятельности - политической, экономической, социальной, кроме обеспечения личной безопасности и что такое соотношение характерно для респондентов любого возраста. Это открывает возможность для произвольного использования властных полномочий, что влечет за собой отчуждение населения от государства. По мнению А. Д. Хлопина, оно возникает вследствие одностороннего подчинения рядовых граждан правилам и предписаниям, регламентирующим их повседневную жизнь. Ее организация в соответствии с предписаниями публичных ролей отнюдь не гарантирует индивидам неприкосновенность их гражданских прав, если властные институты функционируют, не сообразуясь с принципом реципрокности, взаимности в исполнении законом установленных обязанностей для частных, а равно и официальных лиц. В отсутствие законоправия возникает постоянная опасность того, что обособленность публичной жизни от частной станет еще более относительной.
Был выявлен разрыв между ценностями доверия и взаимности и прагматическими требованиями. Локализованность первых в круге близких или хорошо знающих друг друга лиц и второстепенность вторых - полезности и выгоды - как принципа отношений с "дальними", незнакомыми людьми, исключают, как показал А.Н. Олейник, развитие динамичных рыночных отношений, которые не предполагают персонификации и означают поиск партнеров по критериям не близости или родства, а формальной рациональности. По мнению С. В. Патрушева, межличностное доверие является предпосылкой для формирования вторичных общностей, или, что то же самое, для появления современных социальных структур, или обретения идентичности в процессе социального структурирования повседневности. Современное общество - сложное, плюралистическое, структурированное и институционализированное - может функционировать только в том случае, если люди не исходят из предположения или убеждения, что любой незнакомый человек - враг. Справедливо и обратное утверждение: общество с низким уровнем межличностного доверия не является современным.
Социум, в котором идентичность индивидов ищет опору в семейно-родственных связях, а все, что находится за их пределами, воспринимается как угроза личному существованию, не является и не может стать пространством для развертывания собственно политических позиций, предполагающих согласование, "увязывание" социальных идентичностей. В таком социуме, по заключению С. В. Патрушева, оказывается проблематичной необходимость политической институционализации, т.е. проблематично формирование любых политических образований, например, партий, политических движений и идейных течений. Процесс политического согласования заменяется иными, прежде всего силовыми, процессами, которые, в свою очередь, затрудняют попытки структурирования и институционализации политического пространства.
Полученные результаты позволили уточнить центральную задачу проекта
- понять, каким образом происходит самоорганизация россиян и каков вероятный итог движения постсоветской России. А.Д. Хлопиным и С.В. Патрушевым был сформулирован следующий вывод: «классической» альтернативе «самоорганизующееся гражданское общество или жестко
контролируемая властью социальная система» противостоит в российском
1
случае тенденция к воспроизводству социума клик .
Попытка прояснить действительную ситуацию составила основное содержание второго этапа проекта. Какие предпосылки, способствующие развитию какой тенденции в обозримом будущем, складываются в процессе происходящих в России изменений? Способно ли российское общество к самоорганизации, в том числе и в политической сфере, и если да, то в каких формах? Ощущает ли россиянин потребность участвовать в политике; и, соответственно, как может возникнуть и институционализироваться демократический порядок в России?
Для ответа на эти вопросы исследовались перемены в макро- и микроструктурах повседневности как средах ценностных изменений, в политической культуре, способах организации политического пространства и механизмах функционирования социума. Были оценены направленность, глубина и издержки политических изменений, реструктурации постсоветского общества в России3.
Усилия по реформированию России выявили ряд институциональных ограничений. Институты - это длительные регулярности человеческих действий в ситуациях, структурированных правилами, нормами и совместными стратегиями, а также окружающим миром. Поэтому в конечном счете речь идет о социокультурных проблемах.
Характер формирующихся политических институтов предопределен не только особенностями исторического развития данного социума. Институты могут просто заимствоваться. Реальная проблема определяется способом и условиями, при которых они могут быть перенесены на иную историческую почву. Известны примеры, когда одни и те же институты одновременно внедрялись в социумах с противоположным типом политической культуры, совершенно различными неформальными нормами и правилами, сложившимися на протяжении многовековой истории. Функционирование новых институтов оказалось, несомненно, более успешным там, где полнее
Кликами в социологии именуются любые неформальные сообщества, функционирующие за пределами и(ли) внутри социальных институтов, а также интегрирующие частных лиц, независимо от занимаемых ими официальных постов в круг "своих" людей, готовых ради "общего дела" пренебречь моральными и юридическими законами. См. также: Хлопин А.Д. Гражданское общество или социум клик: российская дилемма. // Полития. - М., 1997, №1(3); Patrushev S. Russisk dilemma - civilsamfund eller klike samfund? (Resume af en unders^else) // Vindue mod 0st. - Esbjerg, 1997, N39 (на датск. яз.).
2Понятие «порядок» ориентирует исследователей на методологию институционального анализа. См. подробнее: Патрушев С.В. Институционализм в политической науке: Этапы, течения, идеи, проблемы // Зарубежная политология в ХХ столетии. - М., 2001 (Политическая наука, 2001, №2).
38Результаты представлены в докладе: «Российская повседневность и политическая культура: доверие, солидарность и возможность демокра-тического порядка в социуме клик (отчет по проекту «Российская повседневность и политическая культура в 90-е годы»). - М., 1996. Отчет привлек внимание петербургских и финских коллег (см.: Повседневность середины 90-х годов глазами петербуржцев. - СПб., 1999).
были усвоены идеалы гражданского сообщества, где люди традиционно следовали нормам и ценностям гражданского сотрудничества в повседневной жизни. Но опыт реформирования различных обществ показывает, что усилия по созданию новых, более эффективных институтов власти приносят вполне осязаемые результаты и оказывают в целом благотворное влияние на политическую жизнь даже в весьма неблагоприятном для политической демократии социальном контексте, когда, казалось бы, отсутствовали всякие предпосылки для формирования демократических политических институтов.
В российской цивилизации гражданское общество еще не конституировалось. Лишена адекватных условий развития главная компонента гражданской культуры - взаимное признание и учет каждым индивидом интересов другого как равного и достойного уважения человеческого существа . Негативное воздействие на ее формирование оказывает, по определению А.Д. Хлопина, базовое противоречие, характеризующее взаимодействия между российским государством и обществом: потребность в самостоятельно организованной среде повседневной жизни, регулируемой недвусмысленными, понятными гражданам нормами, находится в противоречии с зависимостью ее организации от социальных институтов, пользующихся властными полномочиями для произвольной регламентации гражданских прав. Блокировано универсальное действие принципа реципрокности, т.е. тормозится универсализация моделей реципрокного поведения, стимулирующего социальное доверие между россиянами -исполнение публичных ролей в обмен на соблюдение гражданских прав продолжает зависеть от личных симпатий и интересов.
Была подтверждена гипотеза о том, что специфика организации россиян определяется следующими альтернативными возможностями движения постсоветской России: 1) самоорганизующееся общество, преимущественно структурированное снизу; 2) жестко контролируемая сверху система, возникшая в результате импульса, заданного с вершины политической власти; 3) социум клик, воспроизводящийся в силу низкого уровня социального доверия и блокирования универсального действия принципа реципрокности.
Исследование позволило выяснить представления современных россиян о власти и обществе, отношение к существующим социальным и политическим институтам, степень готовности следовать в повседневной жизни демократическим нормам и «правилам игры» и, соответственно, показать, какой политический порядок может возникнуть в обществе, если индивиды имеют подобную идентификацию и подобным образом оценивают общество, его институты.
Позитивное или негативное отношение к российским преобразованиям последнего десятилетия зависит, как показал С.В. Патрушев, скорее, от темпов перемен, т.е. от способа их реализации, нежели от их содержания и даже результата. Один из многих парадоксов современных преобразований как раз
1См.: 8еИ^ап А.В. ТЪе Ыеа of Сш! 8оае1у. - КУ., 1992. - Р.172.
в том и состоит, что отклонение от признаваемого обществом естественным темпа реформирования ведет к рассогласованию процесса перемен. В результате, в частности, даже имевшиеся в наличии и к тому же довольно ограниченные социокультурные предпосылки общественной трансформации претерпевают серьезную деформацию в ходе их реализации.
Отсюда вывод: демократический порядок в России должен складываться постепенно. Для его утверждения необходимы, с одной стороны, политическая воля властвующих групп - только они потенциально способны создать структуры и систему политических гарантий, обеспечивающих соблюдение провозглашенных демократических принципов
(представительства и публичности власти, плюрализма, свободы личности и гражданских прав), а с другой - распространение норм и ценностей демократии на массовый уровень, готовность большинства людей соблюдать демократические «правила игры». Такая стратегия институциональных реформ может оказаться наиболее перспективной и в смысле становления эффективного рынка и стабильной демократии, и в смысле уменьшения экономических, социальных, культурных и политических издержек преобразования России.
В любом случае рассчитывать на скорые результаты трудно. Неформальные нормы и политическая культура меняются гораздо медленнее, чем формальные институты, однако важно, чтобы определенные изменения все же начали происходить.
В этой связи возникает проблема рационализации социальной и политической деятельности. Для проверки тезиса о господстве в российском социуме отличных от целерационального типов поведения С.В. Патрушев разработал специальную методику для разграничения ценностных ориентаций и нормативных предпочтений и оценки (измерения) степени рационализации деятельности, теоретическую основу которой составила предложенная В. Л. Цымбурским когнитивная модель принятия решений1.
Проведенный Т.В. Павловой анализ показал, что в политической культуре россиян сохраняется ряд традиционных характеристик. В массовом сознании сочетаются такие противоречивые черты, как авторитаризм и коллективизм, приверженность народовластию, недоверие по отношению к государству и любовь и преданность к нему же, недоверие к существующему обществу, чувство зависимости от него и вера в возможность справедливого общества, а также в то, что решение всех проблем зависит именно от общества, а не от самого человека. Поэтому оказывается, что, несмотря на декларирование приверженности демократическим принципам построения власти, в своем реальном повседневном поведении индивиды не готовы к использованию демократических норм, а следовательно, под вопрос ставится и возможность возникновения эффективных демократических институтов,
1См.: Цымбурский В.Л. Человек политический между ratio и ответами на стимулы. // Полис. - М., 1995, №.5. Эта методика, представленная в качестве авторской, была использована А.Н. Олейником в его монографии «Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти» (М., 2001. - С.232-233, 303-304).
создания нового политического порядка.
Вопрос о том, существуют ли сегодня в России социокультурные предпосылки становления гражданского общества и развития демократии, может быть, по мнению Г. Л. Кертмана, сформулирован и иначе: адекватен ли сегодняшний уровень автономии «человека с улицы» от «большого общества» тем механизмам социальной и политической интеграции, которые описываются этими понятиями?
Если этот уровень ниже некоего критического предела, если в массовом сознании доминирует модель восприятия социальной реальности, уподобляющая общество единому организму или механизму, а индивида - его «клетке» или «винтику», то ни разграничение публичной и частной сфер жизнедеятельности, ни легитимизация частного интереса, ни становление гражданского правосознания принципиально невозможны. В рамках такой модели восприятия социальной реальности государство неотделимо от общества. Если оно и не отождествляется с обществом полностью, то, во всяком случае, воспринимается как его «несущая конструкция», как подсистема, обеспечивающая интеграцию и целеполагание, что допускает, разумеется, недовольство властями, но исключает саму постановку вопроса об ограничении сферы ответственности государства и контроля над ним со стороны общества.
Однако становление гражданского общества и развитие демократии невозможны и в противоположном случае - если уровень автономии превышает некий критический порог и «человек с улицы» воспринимает «большой социум» как сугубо внешнюю, чуждую (или даже враждебную) среду, взаимодействие с которой является вынужденным и не основано на каких-либо взаимных обязательствах. Преобладание такой модели восприятия социальной реальности в массовом сознании блокирует механизм интериоризации каких-либо универсальных социальных норм, что, строго говоря, равнозначно элиминированию таких норм и, следовательно, дезинтеграции «большого социума» как такового, трансформации его в совокупность локальных общностей, функционирующих на основе локальных норм и межличностных связей.
Определенная часть россиян в большей степени подготовлена и расположена к восприятию норм и ценностей демократической, гражданской политической культуры. Само по себе наличие значительных групп людей, признающих принципы демократического политического устройства, говорит о том, что в обществе существует запрос на демократию, но, вероятно, не в ее либеральной версии, а в другом, более соответствующем социокультурной специфике России варианте. Вероятно все-таки, чтобы перейти от политического порядка, метко названного Ю.А. Левадой «вынужденной» демократией, навязанной обстоятельствами, нередко вопреки воле и представлениям действующих субъектов»1, к эффективно действующему
1 Левада Ю.А. «Человек политический»: сцена и роли переходного периода // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. - М., 1996. N 4. - С.11.
демократическому политическому порядку потребуется длительный период формирования демократических норм и институтов на микроуровне, на уровне межличностных отношений и взаимоотношений групп. Некоторая основа для такой перспективы, как показывает в том числе и проведенное исследование, все-таки существует.
Рассматривая возможности для снижения издержек перехода к рыночной экономике и демократическому порядку, А.Н. Олейник выделил несколько вариантов1. Первый из них, самый легкий, заключается в поиске новых стран -институциональных экспортеров. В 90-е годы основным экспортером выступали США. Не исключено, что для развития России полезен скорее не американский, а западноевропейский опыт. Практически это означает необходимость более пристального внимания к французской, германской, скандинавской институциональным системам. Возможно, существующие в этих странах институты будут более соответствовать неформальным нормам, господствующим в России. Впрочем, ответы на другой вопрос анкеты ставят под сомнение успех простого импорта институтов, как бы умело эти институты ни были подобраны. Большинство респондентов, 53%, склоняются к утверждению, что у России свой, неповторимый путь развития, тогда как оставшиеся ратуют за освоение опыта других стран. По всей вероятности, успешная стратегия институциональных реформ должна включать в себя нечто большее, чем просто умелый подбор институтов для импорта. Речь может идти, например, о создании национальной модели рынка и демократии, которая будет существенно отличаться от классической западной модели, построенной на основе рыночного соглашения.
При разработке вариантов такой модели необходимо учитывать существенную особенность поведения россиян в 90-е годы, которая была выявлена в ходе исследований. Как отмечалось ранее, активность российских граждан сместилась в сферу семьи и ближайшего окружения. Логическим образом возникает вопрос о воздействии импульсов государственной политики, направленной на трансформацию российского социума, который в реальности воспринимается лишь на «семейном» уровне.
Попыткой ответить на этот вопрос стала работа над новым инициативным проектом «Социальная политика и поведение домашних хозяйств на формирующемся российском рынке», который был поддержан московским представительством Фонда Форда в рамках исследовательской программы «Социальная политика накануне XXI века». Руководитель проекта - к.и.н. С.В. Патрушев, основные исполнители - д.пол.н С.Г Айвазова, к.и.н. Г. Л. Кертман, к.э.н. А.Н. Олейник (МГУ), к.и.н. Т.В. Павлова, к.ф.н. А. Д. Хлопин, на отдельных этапах проекта участвовала к.пол.н. З.А.Грунт.
Исследование проводилось с октября 1997 г. по сентябрь 1998 г. Информационную базу составили серия интервью в Москве и Московской
1 См. подробнее: Российская повседневность и политическая культура: доверие, солидарность и возможность демократического порядка в социуме клик (отчет по проекту «Российская повседневность и политическая культура в 90-е годы»). - М., 1996; а также: Олейник А.Н. Есть ли шанс? Издержки и перспективы реформ в России // Рубежи. - М., 1997. №3; его же. Издержки и перспективы российских реформ // Мировая экономика и международные отношения. - М., 1997. №12, 1998. №1.
области и анкетный опрос в 8 регионах России. Теоретико-методологические аспекты, основные гипотезы и первые результаты работы докладывались на конференция Фонда Форда, Московского Центра Карнеги, Института международного образования (Москва, 14-15 апреля, 1998). Окончательные результаты работы представлены в отчете, который позднее (с некоторыми изменениями) был опубликован в виде монографии1.
Исследование расширило рамки анализа взаимосвязи макро- и микроизменений в российском обществе, институциональных последствий государственно-политических решений, социокультурных сдвигов и перемен в поведении российских граждан в 90-е годы, начатого проектом «Российская повседневность и политическая культура». Благодаря переходу на уровень семьи удалось более полно рассмотреть институциональные факторы возникновения непредвиденных последствий того или иного варианта политических решений, сформулировать ряд рекомендаций.
Характерными чертами нового институционального порядка в России являются «законность», противостоящая свободе и сопряженная с нею посредством силы, межличностное «доверие» без уважения другого, выгода, отделенная от личного успеха и особенно от равенства возможностей. Ответственная социальная политика должна способствовать преодолению этой глубокой институциональной деформации рыночной модели и становлению в России общества, способного ответить на вызовы XXI в.
Эта политика может достичь поставленных целей, если учитывается целостный характер повседневности, где изменения в одной из сфер затрагивают и все остальные сферы, если инициируемые политикой изменения имеют поэтапный и постепенный характер, если нормы поведения, поддерживаемые с помощью социальной политики, уже достаточно распространены в социуме, а сочетание принципов экономической эффективности и социальной справедливости отвечает представлениям значительной части граждан (проблема критической массы участников), если, наконец, осуществление политических решений не уменьшает доверия к властным институтам.
Побочным результатом исследования стала разработка оригинальной методики мониторинга влияния государственной социальной политики на институциональную структуру российского общества, на нормативно-ценностные аспекты поведения социальных акторов (семьи и индивида) в условиях формирования российского рынка. Мониторинг позволил бы осуществлять корректировку и повысить эффективность политических решений. Подтверждением возможностей такого мониторинга стало проведенное в июне 1998 г. по инициативе А.Н. Олейника обследование 1351 российской семьи в 12 регионах страны (Москва и Московская область, Санкт-Петербург, Алтай, Астрахань, Брянск, Владивосток, Липецк, Новосибирск, Саратов, Тверь, Урал). Вместе с тем данное обследование фактически продолжило цикл обследований 1995-1998 гг. и позволило уточнить тенденции
Социальная политика и поведение домашних хозяйств на формирующемся российском рынке. - М., 2000.
политико-институциональной трансформации российского общества после августовского кризиса 1998 г. с учетом влияния последующих политических решений.
В целом, проведенный в рамках указанных проектов политико-институциональный и конкретно-социологический анализ перемен в макро- и микроструктурах повседневности как средах ценностных изменений и модификации политической культуры, в способах организации политического пространства и, соответственно, в механизмах функционирования социума позволил выявить направленность и характер политической динамики, рассмотреть проблему влияния государственной политики на ценностно-нормативные структуры общества и, в частности семьи, оценить условия и перспективы формирования цивилизованного рынка, гражданского общества и современного государства в России.
Полученные результаты создали теоретические основы и эмпирическую базу для выполнения ряда работ, которые по общей направленности и проблематике можно рассматривать как своего рода продолжение, дополнение или даже составную часть проведенных Центром исследований.
Прежде всего необходимо выделить посвященные проблемам формирования гражданского общества в России публикации А.Д. Хлопина, который, как уже отмечалось, предложил оригинальную концепцию кликовой организации российского социума, положенную в основу интерпретации и
обобщений социологического материала . А.Д. Хлопин сформулировал также принципы социального планирования, учет которых позволит избежать неконтролируемых гибельных опасностей общественного развития, включая необходимость: свести к минимуму недоверие граждан к правительству, особенно поощряя их участие в программах развития; отказаться от односторонней, сугубо экономической стратегии; учесть социокультурное своеобразие общества, исключив всякое принуждение к освоению западных ценностей .
С.В. Патрушев предложил гипотезу институциональной трансформации
3
российского социума по типу консервативной модернизации , когда под влиянием политических импульсов механизм социокультурного воспроизводства приобретает новые качественные черты не в результате глубокой перестройки (ломки) нормативно-ценностной структуры, а благодаря такому повышению значения ее отдельных элементов, которое делает возможным пороговую (в зоне риска) реализацию отдельных институциональных соглашений, что оставляет открытым вопрос об устойчивости трансформационных сдвигов и переходе России от модели социума клик к модели современного общества.
1 Хлопин А.Д. Самостояние человека: власть и свобода гражданина. Очерки I и II // Рубежи. - М., 1996. -№4, 6; его же. Гражданское общество или социум клик: российская дилемма // Полития. - М., 1997. - №1(3); его же. Становление гражданского общества в России: институциональная перспектива // Pro et Contra. - М., 1997. - Т.2. - №4.
2 Хлопин А.Д. Модернизация и аномия: постсоциализм в ловушке перемен // Pro et Contra. - М., 2000. - Т.5. - №1.
3 Обоснование понятия «консервативная модернизация» см.: Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. - М., 1998.
Эта гипотеза была рассмотрена в рамках неоинституциональной интерпретации концепции консолидированной демократии1. По мнению С.В. Патрушева, концепция «консолидированной демократии» имеет особое значение для понимания содержания и динамики происходящих в России процессов, поскольку подчеркивает то обстоятельство, что демократия - это больше, чем индивидуальная свобода, выборы, рыночная экономика и даже гражданское общество. Решающий элемент консолидации (в версии Х. Линца и А. Степана) - это «снижение ... неопределенности, касающееся не столько результатов, сколько правил и методов политической конкуренции» . Такой подход непосредственно приводит к понятию институционального соглашения - совокупности формальных и неформальных норм, составляющих «правила игры», по которым осуществляется взаимодействие между людьми в той или иной сфере их деятельности. Демократию можно считать консолидированной, когда в значимых сферах общества (гражданской, политической, правовой, государственной и экономической) действуют нормативные соглашения и происходит накопление социального капитала.
Изучение нормативно-ценностной трансформации российского социума позволило оценить соответствующие перемены в контексте концептов «культура мира» и «толерантность». Прогресс в области становления культуры мира проявляется не только в ценностных установках, мировоззренческих взглядах, но и типе поведения и образе жизни, основанных на идеалах согласия и процедурах поиска компромисса между людьми, группами и народами в
з
обыденных и кризисных ситуациях . В сообщениях С.В. Патрушева «К изучению социальных и политических аспектов толерантности», С.Г. Айвазовой «Толерантность в гендерных отношениях в сегодняшнем российском обществе. К постановке вопроса», Т.В. Павловой «Социальное измерение толерантности в контексте российской политической культуры», Н.Н. Тарасовой и Г.А. Цысиной «Практика социального партнерства на микроуровне и толерантность в странах Запада», представленных на ежегодной научной конференции ИСПРАН осенью 2000 г., было показано, что укоренение толерантности в российском социуме может быть успешным только как составная часть процесса становления гражданского общества в России, разворачивания всех форм и структур демократического и гражданского участия, накопления социального капитала, формирования культуры мира4.
1 См.: Павлова Т.В., Патрушев С.В. Проблемы консолидированной демократии в России //Современная Россия: Власть, общество, политическая наука: Материалы Всеросс. конгресса политологов, г.Москва, 17-18 февраля 1998 г. Т.1. - М., 1999; Патрушев С.В. Проблема консолидации демократии в условиях формирующегося рынка в России (неоинституциональный подход) // Российский цивилизационный космос. (К 70-летию А. Ахиезера). - М., 1999.
2Linz J.J., Stepan A. Problems of democratic transition and consolidation. Southern Europe, South America and post-communist Europe. - Baltimore; L., 1996.
3 См.: Кертман Г. Л. К вопросу о нетерпимости и толерантности в России // От нетерпимости к согласию. Проблемы перехода от гражданского и религиозного противостояния к веротерпимости и общественному согласию. - М., 1999. - С.236-245; Патрушев С.В. Российские ценности и проблемы формирования культуры мира // Там же. - С.149-162; Хлопин А.Д. Перспективы гражданской солидарности и стабилизации российского социума // Там же. - С.305-306.
4См.: Толерантность в России и на Западе. К исследованию политических, социальных и гендерных аспектов. - М., 2000; Проблемы выбора. - М., 2001.
Исследуя в этом контексте феномен катастрофизма, Г. Л. Кертман пришел к выводу, что данное явление в современном российском обществе представляет собой естественную органичную реакцию исторически сложившейся политической культуры на радикальную смену модели взаимоотношений государства и общества в начале 90-х годов и посткоммунистическую трансформацию экономических, социальных и политических институтов. Катастрофизм функционален, он содействует психологической и социальной адаптации индивида, а также консолидации общества1.
Особо следует отметить публикации участника рассмотренных выше проектов Центра к.э.н. А.Н. Олейника . Молодой талантливый автор этих оригинальных произведений включил в них многие теоретические положения и конкретные результаты исследований Центра политической культуры и политического участия ИСП РАН и в значительной мере использовал эмпирическую базу рассмотренных выше проектов.
Институциональное преобразование остается одной из фундаментальных проблем современной России. У этой проблемы две стороны: во-первых, способность россиян к самоорганизации, возможность (точнее, невозможность) их участия в процессе преобразований, во-вторых, отсутствие механизма реального влияния политики на изменение отношения между индивидом и средой, или проблема эффективности политики. Институциональные изменения являются основным критерием как глубины и устойчивости общественной трансформации, так и эффективности политики, полагающей себя демократической.
Конституирование постсоветских макроинститутов - главный результат завершившегося на излете 90-х годов «переходного периода от советского тоталитаризма к демократии и рыночной экономике». Но консолидация демократии натолкнулась на дефицит самоорганизации и человеческой солидарности как сферы бытования гражданского общества, на неразвитость политического общества как области институционализированного контроля над государственной властью, на неэффективность государственного аппарата и на недостаток законоправия, выраженного в конституционализме и современной правовой культуре.
Российская политическая культура по-прежнему интерпретирует едва ли не любые социальные обязательства индивида как обязательства перед властью и трактует практически все социальные отношения как властные по преимуществу. Демократические ценности признаются значительной частью россиян, но политическое участие остается ограниченным. «Вынужденное» согласие на минимизацию функций государства в жизненно важных сферах оборачивается не повышением гражданской ответственности индивида, а напротив, его «освобождением» от каких-либо обязательств по отношению к
1Кертман Г.Л. Катастрофизм в контексте российской политической культуры // Полис. - М., 2000, №4.
2Олейник А.Н. Институциональная экономика. - М., 2000; его же. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти. - М., 2001; а также его же статьи в журнале «Полис» в 19982001 гг.
власти. Недоверие к институтам и носителям власти не препятствует электоральной активности, периодически принимающей форму «спонтанного единения» политических сил и народа вокруг все той же власти (например в случаях «всенародного избрания» или же «всенародного назначения» президента). Традиционная политическая мобилизация как способ связи власти и народа сохранила свое значение. В чем различие между советским и постсоветским вариантами связи между властью и народом?
Постановка этого вопроса стала исходным пунктом нового исследования Центра - инициативного проекта «Власть и народ в России: обновление повседневных практик и варианты универсализации институционального порядка», поддержанного РГНФ в 2001-2002 гг. (руководитель проекта -С.В. Патрушев, основные исполнители - С.Г. Айвазова, Е.А. Гвоздева, Г.Л. Кертман, Л.Я. Машезерская1, Т.В. Павлова, А.Д. Хлопин).
Наличие проблемы легитимации макросоциальной реальности указывает на ограниченность и фрагментарность институционализации социетального порядка, нуждающегося в универсализации. Релевантность для россиян предоставляемого им властью шанса на свободу выступает как существенное условие обновления и универсализации институционального порядка. Отсюда - основная гипотеза проекта: готовность людей к изменению, с одной стороны, объема используемых личных прав и свобод, а с другой -социальных гарантий и полномочий власти ради универсализации институционального порядка обусловливает перспективные варианты российского политического процесса. Задача исследования - смоделировать варианты универсализации институционального порядка на основе эмпирического исследования оценок и практического использования россиянами предоставляемого им властью шанса на свободу, на изменение границ возможного в повседневных практиках.
Расхождение массовых представлений относительно «реальных» и «желаемых» оснований общества указывает на наличие проблемы легитимации макросоциальной реальности, на ограниченность и фрагментарность институционализации социетального порядка. Это ощущается людьми, требующими «навести порядок», фактически сделать его всеобщим. Можно предположить, что беспорядок, т.е. незавершенная институционализация, есть не что иное, как разрыв между макро- и микроуровнями общественной жизни. Этот разрыв нельзя преодолеть, умножая упорядоченные внутри себя микросреды, включая среду носителей власти; их совокупность не тождественна макропорядку.
Универсализация порядка является либо функцией всепроникающей власти, либо обеспечивается за счет гарантированных законом прав и обязанностей граждан, которые облекают своим доверием властные институты, чтобы определять и реализовывать коллективные цели, свои политические интересы.
1 Нельзя не отметить, что приход в Центр к.ф.н. Л.Я. Машезерской, известного специалиста в области индустриальных отношений, корпоративной культуры и психологии бизнеса, позволил заметно расширить поле исследований.
Скептицизм россиян по отношению к новым ценностям и образцам поведения, предполагающим реализацию предоставленных прав и свобод, зачастую влечет их замену проверенными на опыте правилами и привычными способами действия, подкрепляя сомнение в правомерности и пригодности гражданских прав и свобод для утверждения макропорядка, усиливая недоверие к новым институтам. Зачастую изменения в политическом поведении россиян рассматриваются как некая целостность или система, находящаяся в стадии перехода. Предполагается или даже постулируется, что обновление ценностных ориентаций людей потенциально влечет за собой трансформацию их поведенческих норм.
Но признание ценности или нормы вовсе не означает ее освоения индивидом как образца для действия или правила поведения. Так возникает феномен «ценностного выбора в пользу демократии и рынка» без практических последствий. Знаемые ценности остаются официально провозглашенными и в этом смысле существующими только на макроуровне, пока люди не согласуют правомерность их использования в качестве норм, регулирующих взаимодействия друг с другом и властью в различных микросредах.
Соотношение сущего (возможного) и должного (правильного) определяется опытом россиянина, тем кругозором, который помогает ему установить релевантность происходящих событий его представлению о порядке. В процессе демократизации схемы политического поведения могут строиться по аналогии. Привычная норма политического поведения обретает правомерность, комбинируясь с осваиваемой ценностью, если релевантность последней придает новый смысл этой норме (яркий пример - участие в выборах - процедура, которая становится демократической, если перестает быть рутиной прежних времен).
Объект исследования имеет несколько структурных уровней: индивид, основными характеристиками которого выступает нормативно-ценностная структура его поведения применительно к разным сферам (производство, бизнес, служба, учеба, отдых); семья, ее нормативно-ценностная структура как социальной группы и как домохозяйства; локальное сообщество, нормативно-ценностные характеристики соседских, дружеских, поселенческих отношений; общественные организации, в частности, профсоюзные, женские и правозащитные, их нормативно-ценностные структуры; политические структуры, в частности, органы законодательной и исполнительной власти, политические партии, ценностные ориентации и нормы депутатов, чиновников, партийных активистов как представителей соответствующих корпоративных общностей. Сложность объекта изучения обусловливает аналитический характер исследования, предметом которого является специфика нормативно-ценностных структур поведения в разных микросредах и связь этих структур с политическими установками и ориентациями.
В результате серии теоретико-методологических обсуждений основная гипотеза («Перспективные варианты российского политического процесса обусловлены готовностью людей к изменению объема используемых личных
прав и свобод, а также социальных гарантий и полномочий власти ради универсализации институционального порядка») операционализирована в несколько рабочих гипотез: 1) выбор приемлемых для респондентов ценностей и норм координации конфликта и сотрудничества является критерием оценки стремления российских людей к обновлению социетального порядка; 2) тенденция к универсализации институционального порядка проявляется в массовых представлениях об институциональном дизайне государства и институциональных основаниях гражданского общества; 3) готовность к реализации политических прав и свобод подтверждается изменениями в соотношении форм гражданского и политического участия, сопряженными с новыми ценностными конфигурациями массового сознания; 4) политическая элита стремится к универсализации порядка, если способствует обеспечению социальных гарантий и участию граждан в осуществлении ими конституционных властных полномочий; 5) распространение демократических ценностей и норм отдельного локуса (семья) на весь социум блокируется как стереотипами, связанными с патриархатными властными отношениями, так и политикой государства; 6) готовность людей к реализации социально-экономических прав и свобод проявляется в использовании легальных процедур в новых формах деловой активности и трудовых отношений.
Исследование было сосредоточено на теоретико-методологических аспектах институционального порядка и выявлении проблемных узлов и ограничений в различных сферах. Удалось, в частности, показать, что социетальный (социальный и политический) порядок имеет принципиально незавершенный характер, реализуется через координацию сотрудничества и конфликта и воспроизводится посредством различных процедур легитимации. Сосуществование социетальной дезинтеграции макросреды и сохраняющейся социальной интеграции микросред объясняется различием принципов их структурации, норм специфической реципрокности и общей реципрокности. Дуализм российской правовой системы служит существенным препятствием к универсализации формальных правил координации сотрудничества и конфликта, обеспечивающих ее целерациональность, и не способствует социетальной интеграции разных, частично сохраняющих автономию микропрактик. Проблема нечеткости моральных и правовых рамок обостряет процесс трансформации моделей специфической реципрокности в нормы общей взаимности.
Пилотажные обследования в Москве, Московской области и Рязани, фокусные интервью в Москве и Перми подтвердили, что знаемые демократические ценности и нормы сочетаются с использованием неформальных норм и личных связей в качестве приемлемых средств защиты гражданских прав и устранения конфликтов с властями. Регуляция взаимодействия в «мире своих» на основе локальных норм образует сетевые структуры, требующие использования верховной власти для координации их взаимодействия. Для индивидов права и свободы важны только внутри своего мира, а не как общий принцип, что устраивает власть, которая регулирует «свой мир» также на основе локальных правил, оставаясь вне универсального
контроля. Выборы придают своего рода легитимность такому порядку, причем неразделенность властей в массовом сознании обеспечивает единый механизм властвования. С этим же связаны трудности институционализации партий и неустойчивость партийных идентификаций1. Завершение проекта
предполагается в 2002 г.
***
По второму направлению осуществлялось исследование социокультурных и политико-организационных аспектов рабочего движения, массовых действий рабочих организаций в России в 90-е годы. Особое внимание уделялось проблеме радикализации методов коллективных действий, их влиянию на изменение нормативной среды политического процесса. Накопление значительного фактологического материала, использование архивов и социологических обследований рабочих организаций позволило выявить предпосылки рабочего протеста и его связь с демократическим движением, воздействие борьбы за экономические и политические права на проблемы реформирования прежних и становления новых рабочих организаций. В рамках предложенной периодизации и типологизации рабочих действий и рабочих организаций в постсоветской России рассмотрены причины кризиса рабочего движения и попытки его преодоления, тенденции развития современных забастовочных выступлений и их связи с другими формами социального и политического действия. Намечены подходы к исследованию взаимосвязи социального конфликта и структурных изменений, массовых действий и институционализации рабочего движения, а также динамики ориентаций
рабочего движения в контексте политики реформ и причин перехода рабочих
2
организаций от поддержки властей к конструктивной оппозиции .
Рабочее движение в России постепенно обретает новые ориентиры деятельности, адаптируется к реалиям постсоветской экономики, стремится усилить свое влияние на социально-экономическую политику, на предпринимательские круги, используя среди прочих и институт парламентаризма. Обращает на себя внимание принципиальный отказ рабочих активистов и лидеров, поддержанный рядовыми членами профсоюза, от ориентации на участие в политическом процессе для достижения политических целей, стремление провести своих людей в парламент исключительно для решения социально-экономических вопросов, исходя из понимания основного принципа деятельности профсоюза как защиты экономических интересов трудящихся.
Исследование выявило усиление тенденции к рационализации забастовочной активности. Забастовка, по мнению рабочих лидеров, активистов и рядовых участников, не может быть основным методом
1См.: Повседневные практики и процессы институциональной трансформации в России (гипотезы, теоретические и методологические проблемы исследования). Научный доклад по проекту РГНФ 01-03-00081 «Власть и народ в России: обновление повседневных практик и варианты универсализации институционального порядка». - М., 2001.
2Результаты исследований получили отражение в научных сборниках серии "Рабочее движение и политика реформ" (Новые движения трудящихся: опыт России и других стран СНГ. Т. 1-2. - М., 1992; Социальные проблемы, трудовые конфликты и рабочие организации в СНГ. - М., 1994; Горно-металлургический профсоюз России: социальные проблемы и организованные действия в 90-е годы. - М., 1996; и др.).
разрешения трудовых споров, но при определенных обстоятельствах трудовой коллектив, профсоюзная организация должны иметь законодательную возможность использовать этот очень сильный инструмент воздействия на администрацию, как на уровне предприятия и региона, так и на отраслевом уровне. Существует и возможность угрозы забастовки, что требует точного расчета, потому что грань перехода от угрозы забастовки непосредственно к самой забастовке достаточно тонкая. Особое значение имеют такие факторы, как сплоченность организации, характер лидерства и способность членского корпуса к последовательным действиям, следование избранной позиции и выполнение принятых решений. В условиях промышленного спада особое значение приобрела проблема роли и участия рабочих организаций в повседневной жизни предприятия, в анализе и контроле над производством, сбытом, внедрением нового оборудования, методов хозяйствования.
В системе социальных интересов персонала предприятий выделяются интересы, во-первых, всего трудового коллектива, всех работников и, во-вторых, отдельных профессиональных групп, отдельных работников. Одни рабочие организации в силу своей истории, традиций, социального состава и материальных возможностей ориентированы на защиту интересов коллектива, а в масштабах города, региона, страны - интересов всех работников отрасли и ее инфраструктуры. Другие организации в силу тех же причин ориентированы на защиту интересов рабочих основных профессий технологической цепочки. Поэтому при разрешении внутренних социальных противоречий в коллективе подход этих организаций существенно различается, при разрешении внешних противоречий - часто полностью совпадает.
В условиях административно регулируемого хозяйства первая группа, несомненно, доминировала. Заработная плата работников разных групп различалась не очень существенно. На ее динамику большое влияние оказывала способность администрации предприятия «выбить» у вышестоящих органов производственный план пониже, а средств на расширение социальной инфраструктуры - побольше. Внешние факторы явно доминировали над внутренними, внешние противоречия были основными, а внутренние -второстепенными.
В период перехода к рынку ситуация во многих отношениях изменилась, однако вышеописанная иерархия противоречий сохранилась. Судьба трудовых коллективов зависела от способности их руководителей «выбить» у государства дотации, а у потребителей - своевременную оплату. Иначе говоря, внешние противоречия, изменив существенно свое содержание, все же остались доминирующими.
В новых условиях общий интерес коллектива может быть реализован в результате переговоров, борьбы с государственными органами за получение госдотаций, создание благоприятных административных условий для работы предприятий (изменение системы налогообложения, социального обеспечения и т.п.) и обеспечения стабильной работы предприятий, в том числе и благодаря предотвращению внутренних конфликтов, забастовок.
Рабочие комитеты, новые рабочие организации начали свою деятельность
с защиты интересов части трудовых коллективов, прежде всего рабочих. Однако ресурсы социальной самореализации на этом направлении вскоре были исчерпаны. Администрация шахт и объединения быстро доказали рабочим лидерам, что улучшить их положение можно, но лишь посредством совместного давления на центральные органы государственной власти. В результате возник альянс прежних и новых организаций и руководства шахт и объединений против центрального госаппарата с четкими функциями: администрация тщательно прорабатывала экономические требования, а рабочие лидеры превращали бюрократическую просьбу нижестоящей государственной организации к вышестоящей в жесткое требование, подкрепляемое угрозой мощной организованной забастовки или волной стихийных стачек. Наличие двух групп интересов подпитывает противоположные тенденции в рабочем движении: к объединению рабочих организаций и к сохранению их раздельного существования, их конкурентной борьбы. В настоящий момент первая тенденция явно доминирует.
Многозначность организованных действий рабочих определяет противоречивость связи рабочего движения и российского общества, влияния рабочего протеста и рабочего движения на характер, направленность и темпы социальных изменений, на перспективы демократического развития.
Если в действиях рабочих преобладает ориентация на обеспечение групповой интеграции за счет ресурсов общества, то возникает тенденция к корпоративизации и социальному отчуждению, осложняющая формирование структур гражданского общества. Если же рабочее действие ведет к самоорганизации рабочих, предполагающей социальную солидарность и гражданскую ответственность, то оно расширяет возможности демократического преобразования России.
Исследование «Рабочее движение и политический процесс в России», осуществленное в 1996 г. при поддержке Фонда Фридриха Эберта, позволило изучить позиции различных течений рабочего движения (прежде всего профсоюзов) по ключевым проблемам российской политики, особенности политических ориентаций и электорального поведения рабочих, опыт участия рабочих организаций в избирательных кампаниях 1993-1995 гг. и дать
прогноз их влияния на президентские выборы 1996 г.1..Информационную основу исследования составили интервью с представителями российской профсоюзной элиты, документы профсоюзных организаций и ведущих политических партий и движений России, данные социологических обследований ВЦИОМ, Фонда "Общественное мнение", а также Центра.
В 1999 г. Центр (совместно с Горно-металлургическим профсоюзом России) провел второе социологическое обследование работников горнометаллургической отрасли (опрошено 944 респондента в 30 регионах России, включая освобожденных профсоюзных работников, профсоюзных активистов, рядовых членов профсоюза и работников, не входящих в профсоюзы) (руководитель работы - С.В. Патрушев). Первое обследование такого рода было
:Kazva A.M., Kertman G.L., Patruschev S.V. Arbeiterbewegung und politischer Prozess in Russland. - M., 1996.
167
проведено летом-осенью 1995 г. Это позволило проследить динамику ценностных предпочтений и ориентаций, выявить тенденции перемен в формах массовых действий, отношениях между работниками и рабочими организациями в 1995-1999 гг. Результаты исследования представлены в монографическом научном сборнике, подготовленном авторским коллективом в составе А.М. Кацвы, к.э.н. В.В. Люблинского, Т.В. Павловой, С.В. Патрушева1. В работе рассмотрены социально-экономические проблемы горно-металлургической промышленности России в современных условиях, особенности формирования профсоюзной стратегии на рубеже веков, коллективные действия и проблемы социального партнерства, перемены в облике и заботах профсоюза во второй половине 90-х годов.
Показано, что проблемы, с которыми столкнулись рабочие организации в России, отчасти отразили трудности, переживаемые в настоящее время профсоюзами во всем мире. Среди них - снижение численности, кризис традиционных форм представительства, размывание членской базы, необходимость адаптироваться к новой ситуации в сфере трудовых отношений. Эти проблемы возникли в результате тех радикальных изменений в мировом экономическом и социальном развитии в 80-90-е годы, которые связаны прежде всего с процессами глобализации мировой экономики, технологическими новшествами, усилением мобильности на рынках труда, их сегментацией, растущим многообразием интересов наемных работников. Конкретные проявления всех названных процессов и проблем в российских условиях отличаются сильной спецификой. Деятельность профсоюзов в России значительно осложнена трудностями перехода к другому социально-экономическому и политическому порядку, расколом самого профсоюзного движения, отсутствием четко сформулированной политики государства в социальной сфере и незрелостью его социальных партнеров - работодателей и наемных работников, не всегда и не вполне осознающих свою социальную ответственность.
К началу 90-х годов горно-металлургический комплекс России накопил гигантский социальный капитал. Во многом благодаря этому капиталу Горнометаллургический профсоюз России оказался в состоянии выстоять и провести ряд успешных изменений в своей стратегии и тактике, в организационной структуре. Коренным противоречием социального капитала горнометаллургического комплекса является локальный характер его формирования и существования в качестве относительно замкнутой особой субкультуры и необходимость выхода за пределы этой субкультуры. В ходе дальнейшего развертывания рыночных процессов в стране это чревато столкновением с российской социокультурной средой, которая в последние годы развивалась в ином направлении. Возможно возникновение конфликтных форм взаимодействия структур и работников отрасли с партнерами, не обладающими подобным потенциалом сотрудничества и ответственности. Не исключено, что тенденция ориентироваться не на внутренний рынок получит мощную
1Горно-металлургический профсоюз России: вступая в 21 век. - М., 2000.
поддержку в самом социальном капитале, ищущем адекватных форм реализации. В конечном счете как умножение, так и растрата капитала человеческого доверия, взаимодействия, сотрудничества будут зависеть от содержания и удачно избранных темпов преобразований, желательных и позитивных для подавляющего большинства россиян.
В 2000 г. Центр начал новый цикл исследований по данному направлению. Цель - используя сравнительный анализ современной российской ситуации в области социальных отношений и коллективных действий и соответствующего опыта промышленно-развитых стран, выявить специфику России, в частности, складывающуюся модель трудовых отношений, типичные для России формы коллективных действий. Для решения этих задач была создана исследовательская группа проблем коллективного действия (руководитель группы - с. н. с., к. и. н. Т. В. Павлова), которая развернула сравнительные исследования социальной политики, коллективно-договорной практики, забастовочных действий в России и странах Северной Америки и Западной
Европы; опыта производственной демократии в странах Запада1.
***
В рамках третьего направления исследовались политико-нормативные аспекты гендерных отношений в России, а также особенности общественно-политической активности российских женщин (с учетом политической традиции). Результаты представлены в диссертационном исследовании и монографии С.Г.Айвазовой . Проведено изучение специфики влияния государства на реформирование гендерных отношений на уровне семьи. Разработаны идеальный тип гендерного соглашения и его российская модель. Показано, что эффективная политика государства в отношении семьи, имея в виду достижение гендерной симметрии, предполагает правовую и идеологическую переориентацию, то есть воздействие права и идеологии на нормативно-ценностную основу семьи и общества.
Сопоставление данных социологических обследований и идеальных моделей гендерного соглашения традиционного и демократического типов свидетельствует о том, что нормы взаимодействия между полами, характерные для нынешней российской семьи, предельно противоречивы. Не работает ни базовая для традиционного соглашения норма иерархического подчинения одного пола другому, ни базовая для демократического соглашения норма равенства. Достаточно высокая степень свободы индивида,
1 См.: Тарасова Н., Цысина Г. Захват предприятий трудящимися в промышленно-развитых странах // Профсоюзное обозрение. - М, 2000, март-апрель; Павлова Т., Тарасова Н., Цысина Г. Захват предприятий трудящимися в странах Западной Европы // Профсоюзное обозрение. - М, 2000, май; Павлова Т. Захват предприятий в российской промышленности: роль трудовых коллективов // Профсоюзное обозрение. - М, 2000, июнь-июль; Машезерская Л.Я. Социальная политика: новая парадигма // Профсоюзное обозрение. - М, 2000, август-сентябрь; Тарасова Н., Цысина Г. Демократия на производстве // Профсоюзное обозрение. - М, 2000, декабрь; Цысина Г., Тарасова Н. Правовое регулирование коллективно-договорных отношений в странах с развитой экономикой // Профсоюзное обозрение. - М, 2000, март-апрель; Цысина Г., Тарасова Н. Коллективный договор и производственная демократия (страны с развитой рыночной экономикой) // Профсоюзное обозрение. - М, 2001, июль-август; Цысина Г., Тарасова Н. Коллективно-договорной процесс в изменяющейся социально-политической обстановке (страны с развитой рыночной экономикой) // Профсоюзное обозрение. - М, 2001, сентябрь; Карлсен А.В. Коллективно-договорная система в Дании // Профсоюзное обозрение. - М, 2001, октябрь-декабрь.
2Айвазова С.Г. Русские женщины в лабиринте равноправия. - М., 1998.
пожалуй, самый значимый показатель перемен в российской семье, в традициях которой на первом месте всегда стояло жесткое подчинение интересов индивида даже не правилам поведения в семье, а процветанию домохозяйства.
Рассогласованность норм, образующих сегодняшний гендерный дисплей в России, во многом является результатом недавнего прошлого - советского подхода к регуляции отношений между полами, когда на внутрисемейное разделение труда оказывалось воздействие и со стороны идеологии, и со стороны права. Этот опыт определенно доказал - переориентация политики в
отношении семьи должна сопровождаться соответствующей правовой и
1
идеологической переориентацией .
При содействии Канадского фонда поддержки российских женщин
2
проведено исследование гендерного измерения электорального участия . Продолжением данного исследования явилось изучение специфики участия российских женщин в трансформационных политических процессах3.
Результаты исследований были представлены на «круглом столе» «Проблемы и перспективы развития гендерных исследований» на Первом Всероссийском конгрессе политологов (Москва, февраль 1998 г.) и на «круглом столе» «Женщины и власть» на Втором Всероссийском конгрессе политологов (Москва, апрель 2000 г.), международных и российских научных конференциях, в ряде статей и в других публикациях. Прикладным аспектом разработки гендерной проблематики, в частности, проблемы преодоления гендерной асимметрии, явилось участие С.Г. Айвазовой в работе над законопроектом «Государственные гарантии обеспечения равных прав и равных возможностей женщин и мужчин» в качестве члена рабочей группы при Комитете по связям с общественными объединениями и религиозными
организациями Государственной думы РФ.
* * *
Продолжая и оппонируя традиционной отечественной модели перемен, трансформация последних лет привела к становлению относительно стабильного общественно-политического порядка. Залог его устойчивости -в модели политической культуры и политического поведения россиян, которая, судя по всему, будет по-прежнему эволюционировать в рамках российской «тропы» институциональной зависимости - в краткосрочной, а, скорее всего, и в более отдаленной исторической перспективе.
1 Айвазова С.Г. Гендерное равенство в контексте прав человека. - М., 2001.
2Айвазова С.Г., Кертман Г.Л. Мужчины и женщины на выборах. Гендерный анализ избирательных кампаний 1999 и 2000 гг. в России. - М., 2000 (на русск. и англ.).
3Айвазова С.Г., Кертман Г.Л. Женщины на рандеву с российской демократией. - М., 2001.
