CC BY
34
Semade (generous), Sulhie (peaceful, calm), Velyade (caring mother), Ziyade (reproduction) and others.
In the course of study of the register of Arabic female names of the Crimean Muslims, an interesting fact was recorded. Names such as Alime, Zekie, Fikrie and some others, meaning mind and intelligence, were formed from the male names centuries later and showed changes in the gender education of Muslims. As a popular Azerbaijani proverb teaches: "Intelligence is necessary even to a beauty". A woman must be intelligent and educated to breed effectively future generations.
Many female names of the Crimean Muslims convey the attitude to daughters as guest in the parental home: Vedie (given to keep), Nezile (guest), Teslime (entrusted, awarded as a gift), etc. According to cultural traditions and the Islamic religion daughters were brought up in order to successfully get married and leave home and work for the good of their new family. It should be noted that in the subsequent centuries of the strengthening of Islam and promotion of Arab anthroponyms resulted in the formation of many female names based on male ones: Abib - Abibe (beloved friend), Naji - Na-jiye (close friend), Adil-Adile (fair), Sultan -Sultaniye (Lord, Emperor), Fevzi - Fevzie (winner), Emin - Emine (right), Emir - Emire (ruler, leader). This indicates that the culture of Crimean Muslims required women to display masculine traits and behaviour in certain situations. Bright ethnopedagogical educational values of androgynous personality are revealed in such anthroponyms. And interesting is the fact that male names, formed from female in this period was not found. It shows popularity of masculine traits of a new time personality.
XX and XXI centuries are characterized by the process of globalization in the world. Active interaction and mixing of different ethnic groups was reflected in the an-throponymy of many peoples. Many foreign personal names appeared in the Crimean Tatar language after 1917 [5]. The names of Western European Nations became popular: Emil, Ernest, Erwin, Elmira, Susanna, Lilianna etc. Frequent mixed marriages of Russians and Crimean Tatars added traditionally Russian names to the register of popular personal names: Ilya, Tamila, Tamara, Alla, etc. Also popular were the names of other Eastern peoples, who migrated to the Crimea, for example: Arsen, Alisher, Damir, Walker, Nargiza, Dilbar [5].
Borrowing the names of other peoples reflects a significant transformation of the traditional way of life of the Crimean Tatars as a result of active ethnic and cultural interaction in the context of globalization. The propaganda of atheism in the newly formed Soviet state led to a violent departure from religion of all the peoples of the
Библиографический список
state, including the Crimean Muslims. The study showed that the popularity of new Soviet names, as well as the oblivion of Muslim names reflects significant changes in the priorities of gender education in folk pedagogy.The analysis of the names of the Crimean Muslims popular in the Soviet period reflects the process of shifting the vector of education of the younger generation from the Eastern direction to the European one. Cultural values of the new ideology that denies the religion also found a significant reflection in anthroponyms. The Soviet gender values and a new way of life became popular in society. Many new names, formed to honor Lenin, Marx, the October revolution, such as: Lenur, Marlen, Vilor, Liniyar, Octyabre, etc. they demonstrate new Soviet values of peoples: gender equality in work, family and society.
Since 1991, after the collapse of the Soviet Union begins the revival of religious consciousness. In the Crimea there appear religious communities, mosques are established and this also impacts the anthroponyms of the Crimean Muslims. Some believers instead of the traditional names used their truly Arabic forms [7]. A certain part of the believers, who had international names, changed them to Arabic: Lemar to Umer, Lenur to Ibrahim, Marlen to Mohammed etc. This indicated revival of Islamic values and ancient principles of gender education. A woman again becomes exclusively a mother of children and a housewife, socially passive and dependent on the man, and the man is the head and the supplier of the family responsible for her welfare and safety.
The study of the anthroponymy of the Crimean Muslims leads to the conclusion that meaning of personal names is a valuable source of scientific information about the nature and social images of men and women in the culture of each nation. Through the names of the Crimean Muslims historical roots, evolution of culture and ethnopeda-gogics of ethnic groups can be traced. Anthroponymy is an integral part of the traditional gender culture of peoples. Multiple inclusions of names of different cultures and languages of Muslims of Crimea: Turkic, Arabic, Persian, Greek, Russian and other languages form a complex image of the male and female national ideal, in which a man is traditionally represented as a strong, brave, wise, hardworking, responsible head of the family and the head of society, having a kind and merciful character, and a woman - as a gentle, caring mother and wife, hardworking and skillful mistress of her home, creating a cozy and friendly home for all members of her family. It is safe to say that anthroponymy translates to new generations folk experience of gender education formed through many centuries.
1. Будаев Н.М. Западные тюрки в странах Востока. Нальчик, 2002. Available at: http:// buday.narod.ru, свободный
2. Гафуров А. Имя и история: Об именах арабов, персов, таджиков и тюрков. Словарь. Москва: Наука, 1987.
3. Имена азербайджанкие, турецкие, узбекские. Available at: http://uralsao.ru/article/azerbaydzhanskie-imena
4. Озенбашлы Э.М. Крымскотатарские имена. Словарь Симферополь: Таврия, 1992.
5. Озенбашлы Э.М. Личные имена крымцев. Словарь. Симферополь: Доля, 2012.
6. О чем говорят татарские имена? Казань: Раннур, 1998.
7. Суперанская А.В. Топонимия Крыма. В. Суперанская, З.Г Исаева, Х.Ф. Исхакова. Москва: Московский лицей, 1997. References
1. Budaev N.M. Zapadnye tyurki v stranah Vostoka. Nal'chik, 2002. Available at: http:// buday.narod.ru, svobodnyj
2. Gafurov A. Imya i istoriya: Ob imenah arabov, persov, tadzhikov i tyurkov. Slovar'. Moskva: Nauka, 1987.
3. Imena azerbajdzhankie, tureckie, uzbekskie. Available at: http://uralsao.ru/article/azerbaydzhanskie-imena
4. Ozenbashly 'E.M. Krymskotatarskieimena. Slovar' Simferopol': Tavriya, 1992.
5. Ozenbashly 'E.M. Lichnye imena krymcev. Slovar'. Simferopol': Dolya, 2012.
6. O chem govoryat tatarskie imena? Kazan': Rannur, 1998.
7. Superanskaya A.V. Toponimiya Kryma. V. Superanskaya, Z.G. Isaeva, H.F. Ishakova. Moskva: Moskovskij licej, 1997.
Статья поступила в редакцию 30.03.19
УДК 37. 012
Tenshova O.N., Cand. of Sciences (Psychology), senior lecturer, Head of Department of Welfare Activity, Khabarovsk State Institute of Culture
(Khabarovsk, Russia), E-mail: [email protected]
Dobrykh A.V., Cand. of Sciences (Sociology), senior lecturer, Department of Welfare Activity, Khabarovsk State Institute of Culture (Khabarovsk, Russia),
E-mail: [email protected]
THE VALUES AND ORIENTATIONS OF MODERN RUSSIAN YOUTH: EMPIRICAL STUDIES AND APPROACHES OF SOCIAL HETEROLOGY. In the article results of empirical research by various authors dedicated to valuable orientations of modern Russian youth are characterized. Comparing results of faithful social researches, authors of article are convinced that these results very often contradict each other. The authors of the article come to a conclusion that uniform universal system of valuable orientations, installations and priorities at modern Russian youth do not exist. "The institutional matrix" and semantic space of social life of modern Russian youth are very difficult and contradictory phenomena, and them most adequate to study on the basis of approaches of the modern sociological and philosophical doctrines, which are not seeking to explain life of society with any universal objective laws. An example of such philosophical current adequate for studying of valuable orientations of modern Russian youth is "The social Heterology" of T.H. Kerimov. An example of such successful pedagogical program is the Rainbow program developed and implemented within the work at Khabarovsk State Institute of Culture.
Key words: social transformation, "institutional matrix", virtualization of meanings, prediscursive, value orientation of youth, tradition, dissipative structures, social heterology.
О.Н. Теньшова, канд. пед. наук, доц., зав. каф. социально-культурной деятельности, Хабаровский государственный институт культуры,
г. Хабаровск, Е-mail: [email protected]
А.В. Добрых, канд. социол. наук, доц. каф. социально-культурной деятельности, Хабаровский государственный институт культуры, г. Хабаровск,
Е-mail: [email protected]
ЦЕННОСТНЫЕ УСТАНОВКИ И ОРИЕНТАЦИИ
СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ МОЛОДЁЖИ: ДОННЫЕ ЭМПИРИЧЕСКИХ
ИССЛЕДОВАНИЙ И ПОДХОДЫ СОЦИАЛЬНОЙ ГЕТЕРОЛОГИИ
В данной статье характеризуются итоги эмпирических исследований различных авторов, посвященных ценностным ориентациям современной российской молодёжи. Сравнивая итоги близких по смыслу социологических исследований, авторы статьи убеждаются в том, что эти итоги очень часто противоречат друг другу Авторы статьи приходят к выводу, что единой универсальной системы ценностных ориентаций, установок и приоритетов у современной российской молодёжи не существует. «Институциональная матрица» и смысловое пространство социальной жизни современной российской молодёжи -очень сложные и противоречивые явления, и их адекватнее всего изучать на основе подходов современных социологических и философских учений, не стремящихся объяснить жизнь общества какими-либо универсальными объективными законами. Примером такого философского течения, адекватного для изучения ценностных ориентаций современной российской молодёжи, является «социальная гетерология» Т.Х. Керимова. Успешные педагогические программы, эффективно влияющие на современную российскую молодёжь в условиях социальной трансформации, в принципе возможны, но они в основном будут носить конкретно-ситуативный, «диссипативный» характер. Примером такой успешной педагогической программы является программа «Радуга», разработанная и реализованная в рамках деятельности ФГБОУ ВО «Хабаровский государственный институт культуры».
Ключевые слова: социальная трансформация, «институциональная матрица», виртуализация смыслов, полидискурсивность, ценностные ориентации молодёжи, традиции, диссипативные структуры, социальная гетерология.
Актуальность рассматриваемой в рамках настоящей статьи тематики определяется следующими обстоятельствами. «Молодёжь», «молодое поколение» в социологии чаще всего характеризуется как носитель творческого, креативного потенциала социальных инноваций, содержащих зародыши будущих новых состояний социальной структуры. В данном отношении особую важность приобретает проблематика «ценностей», «ценностных ориентаций» и «ценностной структуры» молодёжи, то есть проблематика именно тех мировоззренческих составляющих социального бытия «молодого поколения», которые и предопределяют базовые принципы, приоритеты, алгоритмы и контексты формирования новых состояний и форм социальной жизни. Целью настоящей статьи следует назвать комплексное соотнесение данных ряда эмпирических исследований в области ценностных ориентаций молодёжи (данных, призванных играть роль потенциальных смысловых «опор» для формирования эффективных педагогических и иных стратегий в молодёжной среде) и современной методологии социальной гетерологии, накладывающей специфические смысловые ограничения применительно к задачам и перспективам формирования вышеуказанных стратегий. Семантически «молодёжь» - это вид «поколения». Для наших задач социальные и социокультурные параметры «поколения» и «молодёжи» важнее биологических, поэтому мы обращаемся к социологическим трактовкам этих понятий, где акцент в определении этих понятий делается именно на социокультурных, мировоззренческих составляющих (К. Мангейм, Э. Гидденс и др. [1 - 8]).
Справедливо будет согласиться с утверждением, что «молодёжь» как социальная общность содержит инновационные интенции не только социально-практического, но и социокультурного характера. Распространено мнение, что это вполне справедливо и для современной российской молодёжи. В частности, эти утверждения подтверждают данные исследований Я.В. Дидковской, З.К. Селивановой, Т.Е. Зерчаниновой, И.Н. Лариковой, В.Г. Лисовского, В.А. Лукова и других [9; 10; 11; 12, 13, 14, 15; 16; 17; 18; 19; 20; 21; 22]. Как следует из представленных результатов эмпирических исследований вышеуказанных авторов, всё, относящееся к «счастью», «благополучию» и т. д. в системе ценностей современной российской молодёжи, содержит не только материальные, но и социокультурные, «духовные» компоненты. Согласно данным эмпирических исследований, проведенных А.Л. Темпицким, «семью» назвали важнейшей для себя ценностью 66% молодых респондентов, тогда как «деньги» - лишь 15%. Согласно данным похожих исследований З.К. Селивановой, соотношения вышеуказанных предпочтений в молодёжной среде составляют соответственно 79% и 25% [19].
Так, согласно итогам исследований, проведенных Т.Н. Бояк, «семью» как ценность назвали приоритетной подавляющее большинство молодых респондентов (85,7%) [2].
Согласно исследованиям, проведенных В.В. Гаврилюк и Н.А. Трикоз, к числу своих приоритетных ценностей представители учащейся молодёжи относят «семью» (свыше 80% опрошенных), а также «совесть» (почти 90% опрошенных) [4].
Данные многих других социологических исследований, проводившихся разными авторами в течение весьма длительного периода времени в различных уголках России, демонстрируют достаточно высокую степень приверженности российской молодёжи «семейным ценностям»; приоритетность для молодёжи такой ценности, как «семья», по отношению к ценностям прагматичного характера.
Тем не менее, существуют и такие данные социологических исследований в молодёжной среде, которые свидетельствуют о том, что молодёжь предпочитает именно «меркантильные» ценностные установки и ориентации. Иными словами, речь в данном идет о наличии эмпирических данных и их соотношений практически диаметрально противоположного характера.
Так, еще данные исследований В.А. Лукова [14] указывали на рост «прагматизма» в молодёжной среде. Согласно данным опросов Т.Е. Зерчаниновой, 85% молодых людей главным критерием своего выбора рода деятельности считают «денежный доход». Согласно же данным исследований С.В. Явон, 19,4% респондентов 25 - 34 лет считают приоритетной жизненной целью «высокий заработок»,
тогда как «семью» такой целью считают лишь 13,1% [22]. Согласно данным социологических опросов, приведенным в статье В.П. Бабинцева и Е.В. Реутова, 41% опрошенных молодых людей и девушек настроены на «карьеру», а 33% - на «богатство»; другие же цели и ценности респонденты не относят к числу столь приоритетных [1]. Итоги похожих эмпирических исследований, проведенных В.В. Кривошеевым, демонстрируют следующее: 57,6% опрошенных студентов считают, что «главное в жизни молодёжи - умение «делать деньги» [11]. Таким образом, применительно к проблематике иерархии ценностей и ценностных установок («семейного» либо «финансового» характера) в современной российской молодёжной среде можно констатировать следующее. Существуют убедительные данные эмпирических исследований и их соотношения, фактически имеющие (если судить с позиций традиционной объективистско-универсалистской методологии) диаметрально противоположный, взаимоисключающий характер. Можно прийти к выводу, что использование цифровых итогов исследований, посвященных настоящей («семейно/финансовой») проблематике в области ценностей молодёжи, для формирования, к примеру, каких-либо социокультурно-педагогических стратегий в молодёжной среде представляется весьма проблематичным.
Вышеупомянутые противоречия итогов близких по целям и характеру эмпирических исследований касаются и многих других областей, связанных с «ценностной структурой» и «социальным портретом» современной российской молодёжи. В частности, можно упомянуть проблематику «социального самочувствия» молодёжи. Согласно итогам эмпирических исследований, приведенным в статье Н.В. Волоскова, 55% опрошенных студентов и 44% опрошенных школьников относят себя к «оптимистам» [3]. 79,5% респондентов-подростков, опрошенных в рамках исследований З.А. Хуснутдиновой и Г Г Сантагалиевой, считают себя «счастливыми» [20]. С другой стороны, согласно данным опросов В.Г Лисовского, 17,3% представителей современной российской молодёжи считают свое поколение «потерянным» - тогда как среди респондентов старше 30 лет это мнение разделяют лишь 13,4% [13]. Таким образом, весьма проблематично говорить о каком-либо едином отношении современной молодёжи к «приоритетно-сти»/«вторичности» таких ценностей, как «семья», «богатство», «счастье»; обобщенную «панораму» восприятий в молодёжной среде таких ценностей следует определить как неоднозначную, характеризуемую преимущественно с позиций социальной гетерологии (термин Т.Х. Керимова [10]). При этом важно отметить, что, скорее всего, существенное влияние на вышеперечисленные итоги эмпирических исследований оказало то обстоятельство, что сама социальная ситуация каждого такого «опроса» являлась в каждом конкретном случае определенным уникальным социально-смысловым феноменом, имеющим черты своеобразной «социации» (по Т.Х. Керимову).
Таким образом, можно прийти к выводу, что перспективы формирования комплексных «социального портрета» и «ценностной структуры» современной российской молодёжи (имеющих универсальное, достаточно устойчивое в пространственно-временном и социокультурно-смысловом отношении значение) на основе эмпирических итогов проведенных различными авторами исследований представляются весьма сомнительными. В данном отношении будет уместнее, по всей видимости, говорить о ситуативности, полидискурсивности, дискретности и «не-номинируемости» ключевых аспектов, параметров и составляющих смыслового пространства, соотносимого с вышеуказанной проблематикой «социального портрета» и «ценностной структуры» молодёжи.
Полидискурсивность в сфере ценностных ориентаций молодёжи и социокультурно-смысловой хаос как факторы, затрудняющие реализацию потенциальных социокультурно-педагогических стратегий в молодёжной среде
Важно отметить, что кризисное состояние социокультурной среды в современных условиях сопровождается быстрым, лавинообразным формированием самых неожиданных по своей содержательной, методологической, и т. д. природе социокультурных противоречий, смысловых контекстов и образований дихотоми-
ческо-диссипативного, нередко «сингулярного» характера. Кризисные состояния «деконструкции» самоидентичности, переживаемые различными социальными факторами, в значительной мере следует считать обусловленными ситуациями «аномии» и «депривации - что, в частности, связано с переживанием противоречий между всем тем, что оценивается как «должное» и «стабильное», и «декон-струирующейся» реальностью.
Вышеупомянутую полидискурсивность, в гетерологическом контексте характеризующую обобщенную «панораму» восприятий этих ценностей и установок в молодёжной среде, с высокой долей вероятности можно охарактеризовать как определенную проекцию социокультурно-смыслового хаоса в этой среде, как своеобразное отражение этого хаоса. Кроме того, данную полидискурсивность, по всей видимости, можно назвать одновременно и проявлением, и (в какой-то мере) катализатором процессов усложнения, «гетерологизации» социокультурно-смысловых пространств трансформирующегося общества (с виртуализацией, «деконструкцией» и «сингуляризацией» смыслов и значений, ростом различных социокультурно-смысловых проявлений энтропии и т. д.). В таких условиях формирование социокультурно-педагогических стратегий, ориентированных, к примеру, на трансляцию молодёжи «семейных ценностей» и опирающихся (в рамках объективистско-универсалистского понимания) на итоги эмпирических исследований, будет весьма проблематичным. Сформированные у разработчиков и исполнителей программ, проектов и мероприятий в рамках таких стратегий умозрительные представления, обусловленные вышеуказанными эмпирическими данными, в том или ином отношении неизбежно окажутся ошибочными - что с большой долей вероятности создаст «эффект домино» и предопределит неэффективный, провальный характер реализуемых методик. Столь же проблематичной представляется разработка и реализация (на основе данных эмпирических исследований, понятых в объективистско-универсалистском смысле) социокультурно-педагогических стратегий на основе каких-либо жестко-однозначных представлений относительно, к примеру, социальных ценностей молодёжи. Такие стратегии и мероприятия могут «натолкнуться» на самые неожиданные препятствия индивидуально-личностного, конкретно-ситуативного и т. д. характера. В этом отношении объективистско-универсалистские подходы как к анализу ценностных ориентаций и установок молодёжи, так и к разработке каких-либо социальных, педагогических и т. д. стратегий, ориентированных на молодёжную среду, следует признать неадекватными современным реалиям трансформирующегося общества. «Конкретные социальные условия» под влиянием процессов социальной трансформации одновременно усложняются и становятся все более ситуативными, все больше «сингуляризируются» в формате «здесь и сейчас». Тем не менее, наличие вышеуказанных процессов «сингуляризации» социальной среды и ее смысловых пространств вовсе не означает принципиальной невозможности реализации успешных социокультурных и педагогических методик применительно к молодёжной среде. При этом, разумеется, пропаганда такого успешного опыта требует обязательных оговорок и уточнений в контексте методологии современной социальной гетерологии.
Перспективы формирования эффективных социокультурно-педагогических методик в условиях полидискурсивности смысловых пространств ценностей молодёжи: гетерологические аспекты (на примере успешной педагогической программы «Радуга»)
Преподавателем ФГБОУ ВО «Хабаровский государственный институт культуры» В.А. Ересько на базе данного вуза были проведены социологические исследования по изучению «сформированности толерантной культуры» среди студентов.
Всего было опрошено 706 респондентов [7]. Исследование включало два этапа: исходный (констатирующий) и итоговый (формирующий). Респонденты, принимавшие участие в исследовании на первом этапе исследования, также участвовали и на втором его этапе; это обстоятельство позволило проанализировать итоги исследования в динамике. Итоговый (или формирующий) этап исследования носил характер социально-педагогического эксперимента. После завершения первого этапа исследований (в рамках которого у студентов был выявлен недостаточно высокий «уровень сформированности толерантной культуры») была реализована особая педагогическая программа «Радуга», ориентированная на привитие студентам «культуры толерантности» - посредством реализации принципов гуманистической педагогики с индивидуализацией подходов
Библиографический список
и т. д. Программа предполагала привитие студентам уважения к людям других культур и национальностей посредством комплексного применения различных форм занятий искусством, их обсуждения в различных форматах, проведения всевозможных психологических и дидактических игр и тренингов и т. д. По завершении программы были проведены повторные опросы респондентов, итоги которых убедительно продемонстрировали педагогическую эффективность программы «Радуга». На первом (констатирующем) этапе исследований были получены следующие показатели: у 53% респондентов (196 человек) был выявлен «низкий уровень сформированности толерантной культуры», у 26% респондентов (91 человек) был выявлен «средний уровень сформированности толерантной культуры», и лишь у 21% респондентов (78 человек) был выявлен «высокий уровень сформированности толерантной культуры». На втором (формирующем) этапе исследований (то есть уже после реализации программы «Радуга») показатели были получены уже качественно иные: очень низкий уровень «сформированно-сти толерантной культуры» не был выявлен ни у кого из респондентов; низкий уровень «сформированности толерантной культуры» - у 20% опрошенных; средний уровень «сформированности толерантной культуры» - 60% опрошенных; высокий уровень «сформированности толерантной культуры» - 20% респондентов [7, с. 23]. Успешность реализации программы «Радуга» может иметь несколько объяснений; одно из таких объяснений, как ни парадоксально, во многом обусловлено именно ситуацией «социального хаоса» и «смысловой деконструкции» в условиях трансформирующегося общества. Как видно из результатов опросов на первом этапе исследования, у многих респондентов, по всей видимости, не было достаточно ясного и четкого собственного представления о «толерантности» как явлении; равным образом у них не сформировалось собственного однозначного отношения к этому явлению (позитивного либо негативного). По всей видимости, в какой-то мере имело место достаточно слабое влияние СМИ, транслирующих достаточно негативный образ «толерантности на Западе». Наверное, именно фактом наличия такого влияния, но в слабой форме, и объясняется определенная поляризация мнений респондентов по поводу «толерантности» на первом этапе исследований (у 53% - «низкий уровень сформированности толерантной культуры», у 47% - «средний и высокий уровни сформированности толерантной культуры»). В отношении такой неоднозначной исходной смысловой «матрицы» восприятия респондентами «толерантности» и была реализована дидактически продуманная, четкая, системная, функционально эффективная программа «Радуга». В рамках этой программы роль содержательных аспектов понятия «толерантность» во многом сыграли сами каналы трансляции, неотделимые от традиционного, консервативного и традиционалистского института образования, от его «институциональной матрицы». В силу того, что респонденты придерживались (в большей или меньшей мере) вышеизложенного традиционного взгляда на образование как социальный институт, они были уверены, что если преподавателями пропагандируется ценность «толерантности», то это может быть лишь такая форма этого явления, которая соответствует всем традиционным ценностям -как российского образования, так и российского общества вообще. Применительно к деятельности ФГБОУ ВО «Хабаровский государственный институт культуры» социокультурно-педагогическая проблематика похожего характера уже затрагивалась в рамках некоторых исследований [6]. В данном отношении имеет смысл говорить об «удачном совпадении» исходной ситуации «смыслового хаоса» и «аномии» применительно к восприятию респондентами «толерантности» и «институционально эффективной» и педагогически грамотной трансляции ценности данного явления по адекватным каналам. При этом необходимо, тем не менее, иметь в виду, что вышеуказанная ситуация «удачного совпадения» сама по себе как раз и является типичным примером «социации» Т.Х. Керимова, отличающейся склонностью к «сингуляризации», к сиюминутному формату «здесь и сейчас». Иными словами, эта ситуация как социокультурный феномен обладает типичными свойствами неустойчивой и непредсказуемой «диссипативной структуры» в условиях «социального хаоса».
Таким образом, принципиальные возможности адекватного в научном смысле и функционального в отношении прикладных педагогических целей соотнесения данных эмпирических исследований в области ценностей молодёжи с современными методами социальной гетерологии в значительной мере предопределяются умением исследователей грамотно использовать современную методологию теории «диссипативных структур».
1. Бабинцев В.П., Реутов Е.В. Самоорганизация и «атомизация» молодёжи как актуальная форма социокультурной рефлексии. Социологические исследования. 2010; 1: 109 - 115.
2. Бояк Т.Н. Этнонациональные ценности и социализация русской сельской молодёжи полиэтнического региона. Социологические исследования. 2012; 6: 133 - 136.
3. Волосков Н.В. Особенности социализации учащейся молодёжи. Социологические исследования. 2009; 6: 107 - 109.
4. Гаврилюк В.В., Трикоз Н.А. Динамика ценностных ориентаций в период социальной трансформации (поколенный подход). Социологические исследования. 2002; 1: 96 - 105.
5. Дидковская Я.В. Динамика профессионального самоопределения студентов. Социологические исследования. 2001; 7: 132 - 139.
6. Добрых А.В., Теньшова О.Н. Виртуализация смыслов, стереотипное мышление и социокультурно-педагогические стратегии: современные аспекты проблематики. Проблемы кадрового обеспечения сферы культуры и искусства: трудоустройство и адаптация молодого специалиста: материалы Всероссийской научно-практической конференции (22 мая 2015 г., г. Хабаровск). Хабаровск, 2015: 18 - 24.
7. Ересько В.Е. Формирование толерантной культуры студенческой молодёжи в процессе художественно-творческой деятельности. Автореферат диссертации ... кандидата педагогических наук. Тамбов, 2009.
8. Зборовский ГЕ. Образование: отXXкXXI веку. Екатеринбург, 2000.
9. Зерчанинова Т.Е. Социальные потребности молодёжи Севера. Социологические исследования. 2002; 9: 128 - 131.
10. Керимов Т.Х. Социальная гетерология: учебное пособие. Екатеринбург, 2012.
11. Кривошеев В.В. Короткие жизненные проекты: проявление аномии в современном обществе. Социологические исследования. 2009; 3: 5У - 6У.
12. Ларикова И.Н. Молодёжь: отношение к смерти. Социологические исследования. 2001; 4: 134 - 136.
13. Лисовский В.Г. «Отцы» и «дети»: за диалог в отношениях. Социологические исследования. 2002; У.
14. Луков В.А. Проблемы обобщающих оценок положения молодёжи. Социологические исследования. 1998; 8: 31.
15. Мангейм К. Очерки социологии знания (пер. с нем.). Москва, 1998: 33 -65.
16. Орлова В.В. Ценностные приоритеты молодёжи в Сибирском регионе. Социологические исследования. 2009; 6: 95 - 99.
IV. Пасовец Ю.М. К социальному портрету российской молодёжи: общие черты и региональная специфика имущественного положения. Социологические исследования. 2010; 3: 101 - 106.
18. Селиванова З.К. Смысложизненные ориентации подростков. Социологические исследования. 2001; 2: 8У - 91.
19. Темпицкий А.Л. Человеческий потенциал и гражданская позиция активистов молодёжных объединений (на примере форума «Селигер-2008»). Социологические исследования. 2009; 96: 48 - 58.
20. Хуснутдинова З.А., Сантагалиева ГГ. Проблемы формирования аддиктивного поведения в подростковой среде. Социологические исследования. 2013; 6: 86 - 90.
21. Элиас Н. Общество индивидов (пер. с англ.). Москва, 2001: 113 - 138.
22. Явон С.В. О жизненных ориентациях молодёжи Поволжья. Социологические исследования. 2010; 6: 103 - 104. References
1. Babincev V.P., Reutov E.V. Samoorganizaciya i «atomizaciya» molodezhi kak aktual'naya forma sociokul'turnoj refleksii. Sociologicheskie issledovaniya. 2010; 1: 109 - 115.
2. Boyak T.N. 'Etnonacional'nye cennosti i socializaciya russkoj sel'skoj molodezhi poli'etnicheskogo regiona. Sociologicheskie issledovaniya. 2012; 6: 133 - 136.
3. Voloskov N.V. Osobennosti socializacii uchaschejsya molodezhi. Sociologicheskie issledovaniya. 2009; 6: 10У - 109.
4. Gavrilyuk V.V., Trikoz N.A. Dinamika cennostnyh orientacij v period social'noj transformacii (pokolennyj podhod). Sociologicheskie issledovaniya. 2002; 1: 96 - 105.
5. Didkovskaya Ya.V. Dinamika professional'nogo samoopredeleniya studentov. Sociologicheskie issledovaniya. 2001; У: 132 - 139.
6. Dobryh A.V., Ten'shova O.N. Virtualizaciya smyslov, stereotipnoe myshlenie i sociokul'turno-pedagogicheskie strategii: sovremennye aspekty problematiki. Problemy kadrovogo obespecheniya sfery kul'tury i iskusstva: trudoustrojstvo i adaptaciya molodogo specialista: materialy Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj konferencii (22 maya 2015 g., g. Habarovsk). Habarovsk, 2015: 18 - 24.
V. Eres'ko V.E. Formirovanie tolerantnoj kul'tury studencheskoj molodezhi v processe hudozhestvenno-tvorcheskoj deyatel'nosti. Avtoreferat dissertacii... kandidata pedagogicheskih nauk. Tambov, 2009.
8. Zborovskij G.E. Obrazovanie: otXXkXXI veku. Ekaterinburg, 2000.
9. Zerchaninova T.E. Social'nye potrebnosti molodezhi Severa. Sociologicheskie issledovaniya. 2002; 9: 128 - 131.
10. Kerimov T.H. Social'naya geterologiya: uchebnoe posobie. Ekaterinburg, 2012.
11. Krivosheev V.V. Korotkie zhiznennye proekty: proyavlenie anomii v sovremennom obschestve. Sociologicheskie issledovaniya. 2009; 3: 5У - 6У.
12. Larikova I.N. Molodezh': otnoshenie k smerti. Sociologicheskie issledovaniya. 2001; 4: 134 - 136.
13. Lisovskij V.G. «Otcy» i «deti»: za dialog v otnosheniyah. Sociologicheskie issledovaniya. 2002; У.
14. Lukov V.A. Problemy obobschayuschih ocenok polozheniya molodezhi. Sociologicheskie issledovaniya. 1998; 8: 31.
15. Mangejm K. Ocherki sociologii znaniya (per. s nem.). Moskva, 1998: 33 -65.
16. Orlova V.V. Cennostnye prioritety molodezhi v Sibirskom regione. Sociologicheskie issledovaniya. 2009; 6: 95 - 99.
1У. Pasovec Yu.M. K social'nomu portretu rossijskoj molodezhi: obschie cherty i regional'naya specifika imuschestvennogo polozheniya. Sociologicheskie issledovaniya. 2010; 3: 101 - 106.
18. Selivanova Z.K. Smyslozhiznennye orientacii podrostkov. Sociologicheskie issledovaniya. 2001; 2: 8У - 91.
19. Tempickij A.L. Chelovecheskij potencial i grazhdanskaya poziciya aktivistov molodezhnyh ob'edinenij (na primere foruma «Seliger-2008»). Sociologicheskie issledovaniya. 2009; 96: 48 - 58.
20. Husnutdinova Z.A., Santagalieva G.G. Problemy formirovaniya addiktivnogo povedeniya v podrostkovoj srede. Sociologicheskie issledovaniya. 2013; 6: 86 - 90.
21. 'Elias N. Obschestvo individov (per. s angl.). Moskva, 2001: 113 - 138.
22. Yavon S.V. O zhiznennyh orientaciyah molodezhi Povolzh'ya. Sociologicheskie issledovaniya. 2010; 6: 103 - 104.
Статья поступила в редакцию 06.04.19
УДК 371
Redkina L.I., Doctor of Sciences (Pedagogy), Professor, Academy of the Humanities and Pedagogy, branch of V.I. Vernadsky Crimean Federal University
(Yalta, Russia), E-mail: [email protected]
Shvalyuk YaA, postgraduate, Academy of the Humanities and Pedagogy, branch of V.I. Vernadsky Crimean Federal University (Yalta, Russia),
E-mail: [email protected]
THE ORIGINALITY OF REWARDS AND PUNISHMENTS AS METHODS OF EDUCATION IN THE HISTORY OF RUSSIAN PEDAGOGY IN THE SECOND HALF OF XIX - EARLY XX CENTURIES. The objective of the article is to study the views of Russian classical teachers of the second half of the XIX - early XX centuries on the nature and feasibility of such methods of education as encouragement and punishment. In the work on the basis of consideration of the positions of scientists in this key conclusions about the principles of understanding the nature and features of the use of encouragement and punishment in the modern pedagogical process. The authors conclude that the analysis of the opinions of scientists of the second half of the XIX - early XX centuries on the nature of the promotion and punishment as educational methods and the specifics of their application allows to talk about a wide spectrum of the authors' positions. However, most of these positions are the basis of modern humanistic pedagogy, which requires, first of all, the target validity of the use of encouragement and punishment, taking into account the principles of humanism and democracy, as well as their use as a means of educational influence, not in the value of the indicator of pedagogical assessment of behavior or success of the pupil.
Key words: education, methods of education, encouragement, punishment, history of pedagogy, educational concept, Russian pedagogy, educational impact.
Л.И. Редькина, д-р пед. наук, проф., Гуманитарно-педагогическая академия (филиал) ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет
имени В.И. Вернадского», г. Ялта, E-mail: [email protected]
Я.А. Швалюк, аспирант, Гуманитарно-педагогическая академия (филиал) ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет
имени В.И. Вернадского», г. Ялта, E-mail: [email protected]
СВОЕОБРАЗИЕ ПООЩРЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ
КАК МЕТОДОВ ВОСПИТАНИЯ В ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПЕДАГОГИКИ
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ XX ВЕКОВ
Целью данной статьи является изучение взглядов отечественных педагогов-классиков второй половины XIX - начала XX веков относительно сущности и целесообразности применения таких методов воспитания, как поощрение и наказание. В работе на основе рассмотрения позиций ученых в указанном ключе сформулированы выводы о принципах понимания сущности и особенностях использования поощрения и наказания в современном педагогическом процессе. Авторы делают вывод о том, что анализ мнений ученых второй половины XIX - начала XX веков относительно сущности поощрения и наказания как воспитательных методов и специфики их применения позволяет говорить о широкой спектральности авторских позиций. Однако большинство из
