CC BY
63Научное обеспечение ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯМ
Целесообразность объективного вменения
М. В. Бавсун
Вина как один из обязательных признаков любого преступного деяния, несмотря на устоявшуюся в теории уголовного права позицию относительно ее определения, в то же время всегда служила основанием для многочисленных споров, связанных с ее содержанием. Представление в качестве вины психического отношения лица к совершаемому им преступлению характерно еще для XIX столетия, что подтверждается работами С. Баршева, Н. Д. Сергиевского, С. Будзинского, С. В. Позднышева1 и других известных криминалистов того времени. Данная позиция легла впоследствии в основу послереволюционного законодательства и получила отражение практически во всех, включая и ныне действующий, уголовных кодексах. Понимание вины как психического, внутреннего отношения к совершаемым действиям и ее воплощение в категориях психологической науки позволяло делать вывод о безраздельном властвовании в уголовном законодательстве принципа субъективного вменения. Отступление от этого принципа всегда считалось и считается недопустимым, на что указывается в ч. 2 ст. 5 УК РФ. Вина в юридической литературе большинством авторов ставилась в основу юридической ответственности и традиционно определялась как ее субъективный кри-терий2. Однако ее отождествление исключительно с субъективными категориями в последнее время вызывает все больше споров как в юридической литературе, так и среди специалистов в области психологии.
На сегодняшний день проблема виновного вменения в отечественном уголовном праве стоит достаточно остро. При этом отдельные ее аспекты, такие, например, как соотношение субъективного и объективного начал вызывают наибольшие разногласия среди специалистов. В последнее время на страницах печати обсуждается вопрос о том, возможно ли вообще субъективное вменение в его чистом виде и как относиться к ситуациям, связанным с отступлениями от данного начала. Прежде всего обращается внимание на то, что в складывающейся правоприменительной практике существует немало случаев, связанных с выходом за рамки субъективного вменения и необходимостью реализации уголовной ответственности на основе объективного начала. Более того, в последнее время все чаще высказывается точка зрения, согласно которой речь необходимо вести о вменении в общем и целом, независимо от субъективных или объективных критериев. Таким образом, вменение представляется в качестве начала, имеющего субъективно-объективное содержание3.
В противовес субъективному в уголовном праве всегда существовало вменение объективное, отношение к которому на сегодняшний день пока остается неоднозначным. Призна-
ние основой вины лишь субъективного начала исключает возможность существования в ее рамках выбора, не позволяя решать вопрос о пределах уголовной ответственности на основе оценки конкретной ситуации. Выбор же, как правило, при регламентации вопроса о вине возможен лишь в случаях объективного вменения, где делается общий вывод на основе оценки фактических обстоятельств конкретного дела о наличии или отсутствии в действиях лица психического отношения к содеянному.
В качестве пограничных с позиции психологии и малообъяснимых с помощью принципа субъективного вменения выделяются преступления, совершенные в состоянии сильного алкогольного опьянения, а также в состоянии аффекта или сильного душевного волнения, не исключающего вменяемости4. Большую теоретическую проблему, внимание которой уделялось еще в дореволюционном законодательстве, представляет ответственность за деяния, совершенные по неосторожности5. Существуют и другие примеры возможного привлечения к ответственности лица, которое на момент совершения преступления в силу тех или иных причин не осознавало всей противоправности и общественной опасности своих действий.
В последнее время в отечественной и зарубежной юридической литературе все чаще поднимается вопрос об осознанности действий лиц, совершающих преступления в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. В статье 23 УК РФ решение этой проблемы не является однозначным. В ее содержании просто говорится о том, что лицо, “совершившее преступление в состоянии опьянения, вызванного употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ, подлежит уголовной ответственности”. Таким образом, осознанность этим лицом своих действий, на что в редакции статьи прямого указания не существует, тем не менее, подразумевается, так как в соответствии с ч. 2 ст. 5 объективное вменение у нас не допускается. Между тем в реальности ситуация выглядит несколько иным образом, недаром привлекая к себе все большее внимание со стороны не только ученых-юристов, но также медиков и психологов.
Вина обусловлена сознанием индивида, что и составляет основу всей теории виновной ответственности. Однако сознание лица, находящегося в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, вряд ли можно сравнивать с сознанием человека, находящегося в нормальном состоянии. Опьянение способствует пробуждению инстинктов и проявлению скрытых особенностей личности, которые не характерны для этого же человека в трезвом состоянии6. Более того, даже самая легкая степень опьянения реально влияет на психическую деятельность субъекта. Происходит “...торможение высших отделов центральной нервной системы (головного мозга): снижается качество интеллектуальных операций, способности к осмыслению и критическому отношению к своему поведению. В случае сильного опьянения возможна утрата способности к целенаправленным двигательным актам, осмысленной речи и т. д.”7
В перечисленных симптомах в свете нашего интереса самым главным является снижение у лица возможности к осмыслению своих действий и своего поведения. Исходя из содержания принципа субъективного вменения отсутствие осознанности в действиях лица, которое должно быть во всех случаях преступной деятельности и, как это очень часто происходит в случаях алкогольного или наркотического опьянения, должно влечь за собой освобождение от ответственности либо ее смягчение. По мнению Б. А. Спасенникова, “недопустимо предавать забвению оценку психического состояния субъекта, совершившего преступление в состоянии алкогольного опьянения, ибо это разновидность объективного вменения”8. Влияние алкоголя или наркотических средств на сознание, волю и память человека бесспорно. Их употребление в ряде случаев действительно исключает возможность осознания лицом своих действий. В то же время, несмотря на отсутствие у лица субъективного отношения к совершаемым им действиям, уголовной ответственности оно подлежит, и степень его опьянения учитываться никоим образом не будет.
Следует также отметить, что в современной юридической литературе указывается на то, что любая степень опьянения не должна рассматриваться как значимая при решении вопроса о вменяемости или вообще об основаниях ответственности9. Обосновывается такая позиция, прежде всего, тем, что лицо сознательно приводит себя в состояние алкогольного опьянения и поэтому должно нести правовые последствия за совершенные в таком состоянии деяния10. Подобное решение проблемы характерно практически для всего современного уголовного законодательства, где, как правило, указываются лишь общие нормы, касающиеся ответственности лиц, совершивших преступления в состоянии алкогольного или наркотического опьянения11. Однако, на наш взгляд, в данном случае происходит нарушение причинно-следственной связи между наступлением состояния алкогольного опьянения и преступными последствиями. Причинной связи между употреблением спиртного и наступлением последствий нет. Эта связь имеется между действиями, непосредственно совершенными в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, и конкретными последствиями, наступившими в результате совершения этих действий. Но реализация преступного поведения произошла уже после возникновения состояния опьянения, и связь между действиями, направленными на употребление спиртного, и наступлением преступных последствий является опосредованной. Такое представление о причинной связи не является доминирующим в современной доктрине уголовного права и “выпадает” из общего учения об объективной стороне преступления. Однако само деяние совершается уже при отсутствии у лица субъективного отношения, при отсутствии или существенном ослаблении морально-волевых качеств человека и сниженной способности к самоконтролю. Таким образом, вопрос об объективности критериев привлечения к уголовной ответственности в подобной ситуации неизбежен.
На наш взгляд, вопрос о привлечении лица к уголовной ответственности в данном случае решается, исходя из соображений практической целесообразности, но никак не с позиции психологической теории вины. Официальная позиция законодателя предельно ясна: лицо, совершившее преступление в состоянии алкогольного опьянения, от ответственности не освобождается. Данное положение целесообразно, но не более того, его нельзя соотносить с принципом субъективного вме-нения12. Субъективное вменение предполагает ответственность за совершение деяния только под абсолютным контролем сознания и воли. В связи с этим нет никаких оснований привлекать к уголовной ответственности на основе субъективного
вменения лицо, которое в результате употребления алкоголя (или иных веществ, обладающих подобными свойствами) в значительной мере потеряло способность осознавать свои действия и предвидеть их последствия13. Отсутствие самоконтроля за собственной деятельностью не позволяет говорить о сознательно-волевом отношении лица к своим действиям. В такой ситуации вопрос о медицинском критерии даже не ставится, все решается исключительно на основе критерия юридического14. При этом категоричность предписания, содержащегося в ст. 23 УК РФ, свидетельствует о том, что суд, принимая решение о виновности лица, совершившего преступление в состоянии сильного алкогольного или наркотического опьянения, исходит из того, что на это прямо указывает закон.
Исходя из существующей позиции законодателя, ответственность за преступление наступает независимо от того, в каком состоянии находилось лицо на момент его совершения. Никто не станет выяснять, что именно сознавал и желал человек в данное время, этого и не требуется для признания его виновным. Важен сам факт совершения общественно опасного деяния. В связи с этим следует поддержать точку зрения Н. С. Лейкиной, которая охарактеризовала позицию судебной практики по делам лиц, совершивших деяние в состоянии глубокого опьянения, как объективное вменение15. Потребность в привлечении лиц, совершающих преступления в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, при отсутствии у них осознанности своих действий, всегда существовала. Однако говорить о том, что в данном случае реализация мер уголовной репрессии осуществляется на основе принципа субъективного вменения, было бы неверным. Безусловно, к ответственности такие лица должны привлекаться, но в ее основе при этом лежат начала целесообразности, а не субъективное вменение.
То же самое мы можем наблюдать и при реализации положения “незнание закона не освобождает от ответственности” (которое, кстати, не находит своего выражения в УК, но существование которого считается догмой, не подлежащей обсуждению). По своей сути этот тезис носит принципиальный характер, выступает как принцип уголовной ответственности. Принцип как основополагающее положение или идея должен быть закреплен законом или вытекать из закона. Однако ни того ни другого в уголовном законодательстве нет. Скорее, закон предусматривает возможность признания деяния совершенным невиновно, если лицо, его совершившее, не знало об уголовно-правовом запрете. Так, ч. 1 ст. 28 УК РФ гласит: “Деяние признается совершенным невиновно, если лицо, его совершившее, не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать общественной опасности своих действий (бездействия) либо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий и по обстоятельствам дела не должно было или не могло их предвидеть”. Это законодательное положение, безусловно, распространяется на поведение или деятельность лица, которое не знало о существовании запрета.
Кроме того, обязанность знать законы страны, в которой проживаешь, является обязанностью конституционного характера. Но Конституция Российской Федерации такую обязанность для граждан не закрепляет. В теории уголовного права в последнее время высказывается идея о необходимости закрепления в Конституции РФ презумпции знания закона, в соответствии с которой каждый субъект, нарушивший норму права, должен признаваться знающим действующее законодательство. Презумпция должна носить неопровержимый характер и не распространяться на случаи, когда законом прямо установлен особый порядок ознакомления субъекта с нормативными
правилами16. Высказываемое предложение, безусловно, достаточно интересно, однако, как представляется, реализовать его будет сложно или даже невозможно. Изначально идея о знании всеми гражданами государства его законов имеет утопический характер. Вряд ли разумно “требовать от граждан знания всех статей уголовного закона, тем более что подобное предписание фактически означает знание содержания бланкетных норм и постановлений Пленума Верховного Суда РФ, а также предполагает знание не только писанного, но и права неписанного, например заключения специалистов по тому или иному вопросу (скажем, что считать порнографическим предметом), сложившейся практики толкования оценочных понятий и т. д.”17. “Представлять дело так, что все граждане знают уголовные законы или хотя бы представляют круг деяний, запрещенных ими, - значит выдавать желаемое за действительное”18.
На сегодняшний день сложно представить себе ситуацию, когда профессиональный юрист одинаково хорошо ориентировался бы одновременно в нескольких отраслях права и был специалистом как в гражданском, так и в уголовном праве. Поэтому вести речь о презумпции знания закона каждым гражданином, вне зависимости от сферы его деятельности и профессиональных интересов, будет неверно. Таким образом, мы закрепим обязанность, которая никогда не будет соблюдаться в силу ряда причин объективного характера. В основе такой презумпции, как бы то ни было, по-прежнему будет лежать целесообразность, так как каждый раз, обращаясь к ней, мы будем говорить о том, что лицо должно знать законы, не вдаваясь в подробности этих знаний и наличия у лица возможности их получения. Такая норма будет носить декларативный характер, не меняя сути решения данного вопроса на практике.
Уголовное законодательство, установив признаки виновной ответственности, сформулировало содержание психического отношения субъекта к деянию и последствиям. Так, ч. 2 ст. 25 УК РФ определяет, что “преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия)”. Поскольку юридическим выражением общественной опасности является противоправность как признак преступления, следовательно, законодатель требует при совершении преступления умственного осознания противоправности, т. е. того, что своими действиями лицо совершает преступление19. Вполне естественно, что лицо, не знающее о существовании уголовно-правового запрета, не может осознавать противоправности своего действия или бездействия. При привлечении такого лица к уголовной ответственности имеет место объективное вменение, что противоречит принципу законности20. Таким образом, при незнании о существовании соответствующего уголовно-правового запрета лицо должно признаваться невиновным в случаях его нарушения. Либо требуется фактическое признание существования объективного вменения, которое следует оценивать как исключение из общего правила. “Способствует ли объективное вменение борьбе с преступностью? Да, безусловно. Но оно основывается не на принципе законности, а на принципе целесообразности, который законодательно не закреплен, но име-
21
ет полное право на существование”21.
Привлечение к уголовной ответственности за деяния, которые “выпадают” из общей теории вины и не могут быть объяснены с позиции внутреннего отношения лица к своим действиям и наступающим последствиям, является не чем иным, как объективным вменением, в основе которого лежат начала целесообразности22. Его существование на сегодняшний день настолько масштабно, что, по выражению Ю. А. Язов-ских, “это бессмысленно не замечать”23.
Несоответствие отдельных положений УК складывающейся практике и ее формирование на основе целесообразности позволяют сделать вывод о реальном существовании объективного вменения, что противоречит принципу виновной ответственности (ст. 5 УК РФ). В случаях, когда реализация мер уголовной репрессии осуществляется на основе того, как это больше всего необходимо обществу на данный момент, а не в соответствии с субъективным восприятием лица, совершающего преступление, речь, скорее, следует вести о соображениях их выгодности или невыгодности, чем о законности или субъективном вменении. На сегодняшний день отказ от применения наказания к лицам, нарушившим закон в состоянии алкогольного или наркотического опьянения или при незнании предписаний УК, невозможен. Прежде всего это продиктовано складывающейся в стране криминогенной обстановкой. Так называемая “пьяная” преступность в удельном весе всей преступности занимает далеко не последнее место. При росте потребления алкоголя в 1,5 раза «количество преступлений, совершенных в состоянии опьянения, за 90-е годы выросло с 334 700 в 1990 году до 491 656 в 2001 году. Показатели общей преступности за последние пять лет выросли в 1,4 раза, “пьяной” - в 1,9 раза»24.
В условиях такого роста количества преступлений, совершаемых в состоянии опьянения, отказ от привлечения к ответственности лиц, совершающих подобные преступления, даже ради соблюдения начал законности не будет способствовать укреплению правопорядка. Целесообразность уголовной ответственности в таких случаях бесспорна, и она имеет под собой достаточные основания, она социально обусловлена и вряд ли может вызывать какие-либо сомнения. Спорным является лишь объяснение этой ответственности, которая, по действующему уголовному законодательству, наступает в соответствии с принципом субъективного вменения. Между тем, как следует из изложенного, речь в таких случаях необходимо вести о вменении скорее объективном, нежели субъективном.
Объективное вменение, безусловно, должно быть как можно больше ограничено рамками закона, но отрицать его реальное существование в действующем УК достаточно сложно. Несмотря на всю его парадоксальность и противоречие принципу законности, тем не менее, оно выполняет важную роль в уголовно-правовом регулировании. Искоренение “лазеек” для объективного вменения законодательным путем вполне возможно, но в таком случае не будет «торжествовать социальная справедливость, поскольку появится “отдушина” для уклонения от уголовной ответственности значительного числа лиц, совершивших преступления»25. Безусловно, законодатель обязан стремиться к тому, чтобы ограничить возможность применения объективного вменения, но пока следует признать, что действующее уголовное законодательство не позволяет действовать на началах строгой законности.
Складывающаяся практика использования института вины и принципа виновной ответственности не соответствует их законодательным формулировкам и следует, в основном, по пути целесообразности. Причем целесообразности, находящейся вне закона, далеко его опережающей и обусловленной реальной действительностью. В первую очередь это касается тех случаев, когда привлечение к уголовной ответственности традиционно считается правильным и необходимым для общества, однако случаи эти не могут быть объяснены с позиции принципа субъективного вменения. Правоприменителем подобные явления рассматриваются как должное, как нечто устоявшееся и не подлежащее обсуждению. Он действует теми способами, применение которых будет способствовать достижению поставленных перед законом целей, т. е. руководствуется со-
ображениями целесообразности, при этом опираясь не столько на предписания уголовного закона, сколько на общие стереотипы, воспринимая их как догму, отступление от которой невозможно. При реализации института вины и принципа виновной ответственности в практической деятельности правоохранительные органы вынуждены следовать не букве, а общему духу уголовного законодательства. Это влечет за собой его расширительное толкование, которое в должной степени обеспечивает потребности практики.
Следует также отметить, что реальное существование начал целесообразности имеет место не только в ситуациях совершения преступления в состоянии алкогольного или наркотического опьянения или при отсутствии у лица необходимых знаний о существовании уголовно-правового запрета, но и в ряде других случаев. Так, вопрос о виновном вменении на основе целесообразности можно ставить при реализации уголовной ответственности за преступления, совершенные по неосторожности, при отграничении преступной небрежности от невиновного причинения вреда, установлении вины при совершении преступления лицами, страдающими серьезными физическими недостатками, возможность субъективного восприятия которых значительно снижена (глухонемота, слепота).
Привлечение к ответственности указанной категории лиц, безусловно, необходимо, однако реализация ответственности в данных случаях осуществляется уже с преобладанием объективного начала. Между тем, соглашаясь, что в основе ответственности таких лиц лежит объективное вменение, нельзя не согласиться и с выводом о его целесообразности. Мы должны привлекать к ответственности лиц, совершивших преступления в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, ограниченно вменяемых, имеющих физические недостатки, препятствующие осознанию общественной опасности своих действий и др. Однако именно в этом долженствовании и кроются как раз объективность действий правоприменителя и их целесообразность. Таким образом, объективное вменение, несмотря на его прямой запрет в УК (ч. 2 ст. 5), на сегодняшний день не просто существует, на что уже неоднократно указывалось в современной юридической литературе, но и является абсолютно необходимым средством борьбы с преступностью. Речь в таких случаях, на наш взгляд, необходимо вести не о полном искоренении объективного вменения, что вряд ли возможно, а лишь о разработке четких критериев его применения, которые содержались бы непосредственно в уголовном законе.
1 См.: Баршев С. Общие начала теории законодательств о преступлениях и наказаниях. - М., 1841. - С. 103-107; Сергиевский Н. Д. Русское уголовное право: Курс лекций. - Пг., 1915. - С. 118; Будзин-ский С. Начала уголовного права. - Варшава, 1870. - С. 155-158; По-зднышев С. В. Основные начала науки уголовного права. - М., 1912. -С. 265-266; и др.
2 См. об этом: Самощенко И. С., Фаркушин М. X. Ответственность по советскому законодательству. - М., 1971.
3 См.: Векленко С. В. Понятие, сущность, содержание и формы вины. - Омск, 2002. - С. 53-55.
4 См.: Лунеев В. В. Субъективное вменение // Уголовное право: (Новые идеи). - М., 1994; Зелинский А. Ф. Осознаваемое и неосознаваемое в преступном поведении. - Харьков, 1986; Нерсесян В. А. Неосторожная вина: проблемы и решения // Гос-во и право. - 2000. - № 4. - С. 59-70.
5 См., напр.: Кистяковский А. Ф. Элементарный учебник общего уголовного права. - Киев, 1882. - С. 365; Немировский Э. Основные начала уголовного права. - Одесса, 1917; Лунеев В. В. Предпосылки объективного вменения и принцип виновной ответственности // Гос-во и право. - 1992. - № 9. - С. 54-62.
6 См.: ИвановН. Ответственность за преступления, совершенные в состоянии опьянения // Законность. - 1998. - № 3. - С. 44-45.
7 Векленко С. В. Указ. соч. - С. 84.
8 Спасенников Б. А. Судебная психология и судебная психиатрия: Общая часть. - Архангельск, 2002. - С. 226.
9 См.: Тимофеева Н. Н., Тимофеева Л. Н. Содержание и объем работы эксперта-психиатра // Правоведение. - 1971. - № 5. - С. 82.
10 См.: Иванов Н. Указ. соч. - С. 43-46.
11 См.: Капинус Н., Додонов В. Влияние состояния опьянения на вину и ответственность в современном уголовном праве // Уголовное право. - 2004. - № 2. - С. 32.
12 См.: Лунеев В. В. Предпосылки объективного вменения и принцип виновной ответственности. - С. 54-62.
13 См.: Язовских Ю. А. Проблемы вменения в российском уголовном праве: Автореф. дис... канд. юрид. наук. - Екатеринбург, 1998. - С. 12.
14 В данном случае речь идет не о случаях патологического опьянения или хронического алкоголизма, когда, безусловно, встает вопрос и о медицинском критерии. Хотя следует отметить: в таких ситуациях последнее слово всегда остается за судом, который делает вывод о том, что лицо могло и должно было осознавать общественную опасность своих действий, а следовательно, является виновным и способно нести уголовную ответственности.
15 См.: Лейкина Н. С. К вопросу об обоснованности ответственности за преступления, совершаемые в состоянии опьянения // Вестн. Ленингр. ун-та. - 1958. - № 11. - С. 120.
16 См.: Кругликов Л. Л., Зуев Ю. Г. Презумпции в уголовном праве. - Ярославль, 2000. - С. 128.
17 Векленко С. В. Указ. соч. - С. 101.
18 Проблемыг вины в советском уголовном праве // Ученые записки. - Владивосток, 1968. - Вып. 21. - Ч. 1. - С. 65.
19 В современной юридической литературе отмечается, что такая конструкция прямого умысла является идеализированной и носит явно упрощенный характер. В то же время авторы указанной позиции делают вывод, который не согласуется с приведенным выше высказыванием. В частности, обращается внимание на то, что “законодательная дефиниция умысла содержит не что иное, как неопровержимую презумпцию осознания лицом общественной опасности его деяния, возникающую из осознания им фактических обстоятельств совершенного” (Есаков Г. А., Рагулина А. В., Юрченко И. А. Осознание как компонент интеллектуального элемента умысла: дискуссионные вопросы // Гос-во и право. - 2004. - № 6. - С. 27). Также нельзя согласиться с мнением о том, что осознание общественной опасности должно рассматриваться не в плане оценки поведения как общественно опасного самим субъектом, а с позиции «презумпционной оценки как общественно опасного социумом» (там же).
20 См.: Марцев А. И. Незнание закона и уголовная ответственность // Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Сибирском регионе. - Красноярск, 2001. - С. 5-7.
21 Там же.
22 См.: Язовских Ю. А. Указ. соч. - С. 11.
23 Там же.
24 Перемолотова Л. Ю. Преступления, совершаемые в состоянии алкогольного опьянения: (Уголовно-правовой и криминологический аспекты): Автореф. дис. канд. юрид. наук. - М., 2002. - С. 3.
25 Марцев А. И. Общие вопросы учения о преступлении. - Омск,
2000. - С. 38-39.
