CC BY
4«ТРУДЫ...»-2020 (От редактора)
2020-й. Странный выдался год. Страшный. Можно спорить, когда для России начался XXI в. Для евро-атлантической части земной «вселенной» («Запада») - 11 сентября 2001 г. Теперь - всеобщий вызов: пандемия. Впервые эпидемия так стремительно (почти мгновенно) охватила весь мир и уже второй год удерживает его в таком напряжении (на грани срыва). А вот ее «двойник» и предшественник - «испанка» - настолько не поразила человечество; вошла в историю как один из контекстов Первой мировой. Ковид-19 иногда сравнивают с той войной (как с внезапной, полномасштабной, длительной атакой на человека, сколь беспощадной, столь и бессмысленной, в которой были перемолоты миллионы жизней). Да, после такого потрясения (если, конечно, будет «после») мир никогда уже не будет прежним.
В «Трудах...»-2020 мы, разумеется, не могли обойти эту тему: как человек/человечество реагируют на такие удары, справляются с ними, их «прорабатывают». Однако главным объектом исследования для нас остается Россия (мы же - россиеведческое издание). И здесь в 2020 г. произошли события, которые заставляют говорить о переходе страны, политического режима в новое качество. Закончился период, который во многом был определен синтезом двух исторических начал (наследий): позднесо-ветского (в широком смысле) и перестройки/«ельцинских» 90-х. Началась другая эпоха.
Главным героем 2020-го в США называют избирателя. 155 млн человек (рекорд) «пришли» (технологически по-разному) к избирательным урнам, чтобы подтвердить прочность американской демократии. То же можно сказать о России. И у нас ковид не помешал людям выйти к урнам (технологически разным) - правда, с прямо противоположным намерением: подтвердить - мы не в демократии (в недемократии) и пойдем дальше тем же путем. В Америке напомнили о себе 1960-е: расовыми волнениями, демонстрациями и бунтами, ростом социального влияния контркультур. У нас - 1930-е. У всех - свои «особые пути». Но выбирают их в конечном
7
счете народы: на дворе новое «восстание масс» - они определяют направление исторического движения (выбирают, какой будет эпоха).
2020-й вообще заставил задуматься о связи времен - о том, что они «не проходят» (не исчезают, не оставляя следа). Стоит только потянуть за нить - и время разматывается; в нашу жизнь входит, казалось бы, давно уже пережитое. XXI век никак не дает забыть о XX-м: большие юбилеи важнейших событий, постоянная перекличка слов (а значит, явлений, проблем, намерений). Революция, диктатура, демократия, террор, война, «закат Европы», «самодержавие», пытки, политзаключенные, национализм, империализм - в современном словаре. В России (шире: на постсоветском пространстве) дыхание прошлого столетия ощущается особенно остро. Кажется, за нами пришел XX век - не осмысленный, не преодоленный, под которым мы не смогли подвести черту.
Архив столетия собран - мы знаем о XX веке очень много. А вот каким он был, чем он был для страны, по-прежнему не понимаем. Этим во многом (помимо политики и идеологии) объясняются и общественные «войны памяти», и властный эксперимент с «госправдой» (утверждение в качестве нормы некой «исторической правды» - через Конституцию и Следственный комитет). Смысловая разметка века не осуществлена. Прошло вот уже 30 лет после смены режима и попытки ценностной «перезагрузки», а мы все еще пользуемся старой, советской схемой1. Возможно, поэтому (и поэтому тоже) перезагрузиться не удалось. «Системный блок» идентичностей остался прежним - откуда взяться «новому человеку»? И социальная практика, и социальная перспектива - все оттуда. Взгляд на
1 Дело не только в том, что она «стара» - хотя важно и это: другие времена, новые поколения требуют своей истории. Ищут в прошлом то, что им интересно; задают ему свои вопросы - если не находят ответов, просто остывают к этой теме. Советский исторический проект еще и насквозь идеологизирован (тот режим пронизан идеологией; идеология - это ядовитый туман, который он напускал на общество, источник, который его напитывал). Он заточен исключительно под режимные задачи (инструмент власти, не более) - это исторический конструкт (конструкция), не история. Но живет этот продукт долго (отчего давно потерял свежесть - все больше походит на консервы). И это, конечно, не только заслуга пропагандистов (хотя им надо отдать должное - одни сочинили и распропагандировали, другие реанимировали, адаптировали, развили), но следствие лености и безразличия, какой-то просто вызывающей нищеты социальных запросов (в том числе этических и эстетических). А также особого, отчасти презрительного, отчасти подозрительного, отношения нашего массового человека к любым «переписываниям» (вообще к переменам) как опасному потрясению «основ», разномыслию/разномнению, к дискуссиям как к пустым «говорильням» (оттого, кстати, и не укладываются в российское сознание идеи парламента, партий, политической борьбы). Историю, как и политику, пишет у нас сильнейший (в прямом смысле: тот, чья сила не в слове, а в деле) - такой тип историописания отвечает социальной органике. Поэтому право на «историческую правду» чаще всего признается за властью -если она доказала, что сильна (побив оппонентов, сосредоточив в своих руках основные ресурсы, материальные и символические). А уж что она выдаст, то и принимается за историю, политику, выборы и т.п.
8
настоящее, его массовые оценки (что позволительно, а что нет, какие модели поведения приемлемы, нормативные образы власти, способы взаимодействия с нею, представления о себе и о стране) определены прошлым. И наоборот: чем круче на старый манер замешивается жизнь, тем сильнее потребность подтвердить правильность происходящего «правильной» (привычной, «единственно верной») концепцией истории1. Но когда позади ищут только оправдания, впереди ничего не может быть. Так будущего не заслужить.
Выправить (подвергнуть сомнению, критическом анализу, ревизии) взгляд на XX век, использовать XX и XXI как своего рода двойную призму для изучения, интерпретации - в этом мы видим задачу «Трудов.» вообще и этого издания в частности. При этом, конечно, понимаем ограниченность своих возможностей (в равной степени - интеллектуальных и социальных, исследовательских и просветительских).
В фокусе этого выпуска - рубежные эпохи: конец XIX - начало XX столетия (времена Освобождения - Революции) и современность - переход из 2010-х в 2020-е. Наши авторы пытаются выявить главные тенденции (и те, что возобладали, и те, что действовали, но оказались отброшены, не реализовались во всей полноте), расширить традиционные о них представления, определить (или «переопределить») их место в российском развитии. Чтобы ответить на практические вопросы: на какой опыт следует ориентироваться сегодня, из чего исходить при формировании социальных перспектив.
«Труды.. .»-2020 полифоничны - разнообразие тем, жанров, исследовательской стилистики. Это соответствует идеологии издания: мы рассматриваем его как лабораторию, производящую информацию, идеи, подходы, как долгосрочную возможность для свободного разговора о России, ее истории и современности. Своеобразие данного выпуска - в том, что
1 Подчеркнем: советская история (XX в.) при этом преимущественно героизируется («Красный проект»!) и «нормализуется» (что бы в ней ни случилось, оценивается как нормальное, возводится в разряд нормы: ленинское - через борьбу с эксплуататорами за счастье «пролетариев всех стран», сталинское - через «модернизацию» и великодержавие), а «царская» (за исключением военных побед, да и то не всех - выборочно) подтягивается в качестве «подходящего» фона для современности. Так, диктаторские метаморфозы нынешней власти поддерживаются песнями и плачами о «вечном самодержавии», полицейщине и политическом сыске, а массовая индифферентность (стратегии подданничества, уклонения / отчуждения от социально-политических дел, выбора, выборов, доминирующие в обществе) объясняется тяжелым наследием крепостничества, отсталостью, забитостью и проч. Тем самым современность получает историческую легитимацию и даже отчасти приобретает приличный вид (раз все уже было - и больше при царях, чем при генеральных секретарях, то что ж поражаться, раздражаться, стыдиться). При этом преемственные связи как будто нарочно перепутываются; российский XXI в. отрывается от советского XX, т.е. от своих подлинных корней.
9
внимание авторов нацелено в основном на внутреннюю сторону изучаемых явлений. Несколько утрируя, можно сказать, что в нем первенствует интерпретация - не «архив» (если понимать его как собрание фактов, событий, источников).
За этим - не исследовательский произвол (волюнтаризм), но - метод, определенная методология. Р.-Дж. Коллингвуд различал внешнюю и внутреннюю стороны любого действия, трактовал его как единство этих двух аспектов1. Внешняя сторона есть совокупность неких фактов, внутренняя - лежащие в их основе мотивы, намерения, контексты событий (короткие и долгие) и проч.2 Близок к такому пониманию и И.Г. Дройзен (Ш. Вгоу8еп): он рассматривал действия или факты как формы, в которых реализуют себя идеи. Поэтому для него главной задачей историка (и исследователя вообще) была реконструкция этих идей3. Когда исследователь объясняет какое-то действие или какой-то факт, он идет от внешней стороны к внутренней. В конечном счете все определяется интерпретацией, которая зависит от позиции, мировоззрения, опыта изучающего. При этом чем больше мы знаем о внешней стороне факта или действия (о разного рода социоисторической «физике»), тем надежнее, достовернее будет наше понимание интенций (того, почему это произошло) и значения происшедшего.
Формируя «Труды по россиеведению», мы исходим именно из этой методологической посылки.
Что же касается интереса к теме «прошлое/память», характерного для этого выпуска (как, впрочем, и для всех наших изданий), то мы полагаем, что она имеет не только - и даже не столько - ретроспективное («ис-торико-архивное») значение. «Выбор» прошлого - занятие вполне практическое; в нем соединяются политика, идеология, этика, эстетика, право. В конце концов, это одна из возможностей (способов) проектировать («сочинять») Россию, вырабатывать позиции на будущее.
Поэтому, предлагая вниманию читателя «Труды... »-2020, мы хотели бы напомнить о некоторых исторических событиях, в которых как бы за-
1 См.: Lorenz Ch. Konstruktion der Vergangenheit: Eine Einführung in die Geschichtstheorie. - Köln : Bohlau Verlag GmbH & Cie, 1997. - S. 97-99.
2 В этом фундаментальное различие между исторической наукой (наукой историей), всем комплексом (комбайном) социогуманитарных и общественных наук - и науками естественными (о природе), в которых объект исследования имеет лишь внешнюю сторону. У молекул и атомов, при всем старании, невозможно обнаружить внутреннее содержание (сущности) - здесь не место «метафизике». Вроде бы, не место - хотя, наверное, и в науках о природе она все-таки неизбежна (в виде прогнозов, гипотез, больших и малых теорий и т.п.).
3 См.: Lorenz Ch. Op. cit. - S. 99.
10
шифрованы вопросы к современности1. Сорок лет назад (в сентябре 1980 г.) в Польше возникла Солидарность. Объединение людей, желающих быть свободными. В 2020-м это звучит как вызов. Образ же года 2021-го будет во многом определять общественная реакция на следующие национальные юбилеи: 160 лет отмены крепостного права (манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» - свободу получила основная часть тогдашнего народонаселения страны), 65 лет XX съезду (СССР отказался от массовых репрессий как способа социального строительства; слова «осажденная крепость», «внутренний враг», «враждебное окружение» перестали доминировать в политическом лексиконе) и 30 лет августовской, 1991 г., революции, «потрясшей мир», придавшей эмансипационный импульс развитию. Наше будущее - в прошлом?
И.И. Глебова
1 И так как речь идет о юбилеях, заметим: предыдущее наше издание - «Россиеведение: В поисках утраченного времени» (2019), по существу, еще одни «Труды ...», тематические - было целиком посвящено этой проблематике, связывающей прошлое с настоящим, историю - с политикой, пропагандой, презентацией, властное - с общественным.
11
