CC BY
302
УДК 314.74(519.1-19)
А. С. Ващук
трудовые мигранты из кндр на российском ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ во второй ПОЛОВИНЕ XX - НАЧАЛЕ XXI века
В статье рассмотрена более чем полувековая история присутствия на российском Дальнем Востоке северокорейских трудовых мигрантов. На основе выявленных новых источников автор вносит уточнения в периодизацию этого исторического феномена, предложенную предшественниками. В качестве критериев предлагается не только география и отраслевая специализация, но и условия регулирования прибытия, принятия трудовых мигрантов на местном уровне, характер поведения северных корейцев, специфика проблем в миграционных взаимоотношениях. Анализируется численность и доля северокорейских мигрантов в общей структуре привлеченной иностранной рабочей силы на российском Дальнем Востоке.
Ключевые слова: трудовые мигранты, российский Дальний Восток, КНДР, северокорейские рабочие, безопасность, региональный рынок труда в постсоветский период.
Labor Migrants from Democratic People’s Republic of Korea in the Russian Far East at the second half of the 20th - the early 21st century. ANGELINA S. VASCHUK (Institute of History, Archaeology and Ethnography of the Peoples of Far East, Far Eastern Branch of the Russian Academy of Sciences, Vladivostok)
The article explores a more than a half century history of labour migrants from North Korea at the Russian Far East. The research is based on new historical sources and gives a new look on the periodization of this historical phenomenon worked out by other researches. As criteria there proposed not only geographical factor and branch specialization but conditions regulating the arrival of migrants, their adaptation on the local level, the behavior of Northern Koreans, etc. The article analyzes the number and role of North Korean migrants in the general structure of foreign working power in the Far East of Russia.
Key words: labor migrants, the Russian Far East, Democratic People’s Republic of Korea, North Korean workers, security, regional labor market, post-Soviet period.
Северокорейские рабочие сегодня занимают последнее место по численности среди трудовых мигрантов, прибывающих из стран дальнего зарубежья - доноров иностранной рабочей силы для России (Китая, Турции, Вьетнама, КНДР). Но до определенного времени они на Дальнем Востоке России представляли фактически единственный поток внешних трудовых мигрантов. В то же время проблемы в регулировании миграционных отношений с Северной Кореей на разных исторических этапах, другие вопросы, с ними связанные, неравномерно освещены в отечественной литературе. Это определяется небольшим количеством введенных в оборот архивных материалов, немногочисленностью опубликованных источников (за исключением первой волны мигрантов на Сахалин).
Большой вклад в исследование проблемы внесли российские историки Бок Зи Коу и А.Т. Кузин. Они первыми изучили процессы прибытия северокорейских рабочих на Сахалин в конце 1940-х -
1950-е гг. и их отправки на родину [1, 7, 8, 9]. А.Т. Кузину принадлежит приоритет в исследовании того, каким образом был урегулирован вопрос о гражданстве корейцев, приехавших в 1946-1949 гг. из Северной Кореи по трудовым договорам, но отказавшихся от национального гражданства.
Необходимо также выделить исследования Л.В. Забровской [6], давшей периодизацию трудовой миграции из КНДР в регион: 1) 1945 - начало 1950-х годов - миграция была обусловлена нехваткой трудовых ресурсов на советском Дальнем Востоке; 2) 1967 - начало 1990-х - преобладали политические соображения советского правительства, хотя миграция не была экономически целесообразна; 3) 1992-2005 гг. - контролируемая северокорейская трудовая миграция, которая сочетает как экономическую целесообразность, так и политические интересы России и КНДР. На наш взгляд, границы второго этапа по Л.В. Забровской не вполне отражают исторические реалии, как будет показано далее.
ВАЩУК Ангелина Сергеевна, доктор исторических наук, зав. отделом социально-политических исследований (Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, Владивосток). E-mail: va_lina@mail.ru © Ващук А.С., 2012
Северокорейский мигрантский сегмент на Дальнем Востоке с учетом межгосударственных отношений и в сравнении с китайскими трудовыми мигрантами проанализирован в диссертации Г.Б. Дудченко [5], а также в коллективной монографии ученых Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН [3]. Отдельные аспекты управления северокорейской трудовой миграцией содержатся в работе А.В. Друзяки [4].
Из зарубежных авторов большой вклад в исследование форм влияния властей КНДР на процесс принятия северокорейского гражданства сахалинскими корейцами внес южно-корейский ученый Ло Ен Дон [10].
С учетом степени изученности проблемы в данной статье поставлена задача - определить общий вектор развития северокорейской составляющей в привлечении иностранной рабочей силы в СССР / Россию, выявить специфику присутствия трудовых мигрантов, а также проблемы, с которыми сталкивались власти принимающей стороны на разных исторических этапах. С появлением новых источников необходимо внести некоторые коррективы в общую картину северокорейской трудовой миграции в Дальневосточный регион как в конце 1950-х -начале 1960-х годов, так и в постсоветский период.
История пребывания северокорейских рабочих на Дальнем Востоке началась после Второй мировой войны с разрешения советского военного командования привлечь иностранных рабочих. Правительства двух государств подписали соглашение о вербовке рабочих из Северной Кореи в рыбную промышленность Сахалина и других дальневосточных регионов1. Въезд завербованных корейских рабочих и членов их семей осуществлялся в упрощенном порядке по специальным разрешениям. В 1946-1949 гг. на Сахалин прибыли 26 065 граждан КНДР (20 891 рабочих и 5 174 членов семей) [8, с. 77]. С самого начала органы власти определили рыбопромышленные районы расселения, но после окончания трудовых договоров происходил частичный переход мигрантов на работу в другие отрасли. Незначительная часть была привлечена в сельское хозяйство и горную промышленность в Приморском крае.
Несмотря на сложный характер взаимоотношений между СССР и КНДР, часто изменяющиеся политические обстоятельства и дефицит рабочих рук, вопрос обеспечения государственной безопасности в связи с прибытием северокорейских работников на вновь присоединенные территории к СССР имел первостепенное значение для местных
1 Государственный архив Сахалинской области (далее
ГАСО). Ф. 53. Оп. 1. Д. 7. Л. 43-44.
органов власти. Именно желанием обеспечить государственную безопасность объясняется кратковременное их пребывание в Курильском и ЮжноКурильском районах. На южные и средние острова мигранты были завезены в путину 1948 г. Спустя год их численность, вместе с членами семьей, составляла всего 831 чел. Но политическое руководство, оценив недовольство «завербованных» и наличие у рабочих-корейцев «эмиграционных настроений», обязало руководителя Главсахалин-рыбпрома В. Джапаридзе вывезти их с указанной территории до 1 мая 1950 г. [8, с. 79].
Кроме того, первоначально северокорейские власти направляли на Дальний Восток лиц, приговоренных в КНДР к разным срокам заключения. Это вызывало протесты советских органов власти, и в дальнейшем Северная Корея вынуждена была посылать квалифицированных рабочих.
Только что сформированным на Сахалине советским органам власти удавалось, несмотря на возникавшие конфликты, контролировать трудовую деятельность корейцев и их обустройство. Социально-политическая безопасность на Сахалине обеспечивалась за счет принятия оперативных мер по докладным партийных и советских работников.
Мигранты из КНДР были включены в общую советскую распределительно-нормированную систему. Мероприятия по закреплению северокорейских работников и их обустройство подробно описаны в литературе [2, с. 426-429; 8, с. 79-88; 12, с. 117-125; и др.].
Для управления мигрантами советское руководство использовало известный прием - привлечение этнических сородичей в качестве посредников, сформировав партийно-управленческую группу из советских корейцев.
Идеологическое воспитание северных корейцев, привлеченных на работу на дальневосточных предприятиях, проходило в русле формирования у них «советского образа жизни». Но советскому государству как работодателю в послевоенных тяжелых условиях не удавалось обеспечивать иностранцев жильем и достойной зарплатой, на что надеялись северокорейские рабочие.
В 1948 г. многие корейские рабочие (как и советские переселенцы) проживали в палатках и временно приспособленных для жилья помещениях. Архивные документы описывают общие проблемы, связанные с условиями их жизни и труда. Как следствие, возникали ситуации невыхода на работу и недовольства северокорейских рабочих, проявлявшиеся в бытовом общении внутри многонациональных производственных коллективов. Бывали случаи, когда советские управленцы относились к «завербованным» иностранцам как работникам
ИСТОРИЯ
«второго сорта», что обостряло обстановку в трудовых коллективах.
Советские органы власти на Сахалине оказались в крайне сложной ситуации в решении и другой задачи: в отправке вербованных рабочих домой, в КНДР. С одной стороны, они должны были выполнять межгосударственное соглашение, учитывая политическое требование правительства КНДР об ускорении возвращения корейских рабочих на свою родину, а с другой стороны, в обстановке дефицита трудовых ресурсов вынужденно шли навстречу желаниям части трудовых мигрантов из КНДР, заявлявших о своем желании и дальше работать в СССР. Кроме того, тупиковая ситуация складывалась из-за непоследовательности в политике Главного управления переселения и организационного набора рабочих при Совете Министров РСФСР Центральное ведомство категорически запретило продлевать трудовые договоры с вербованными северокорейскими рабочими, но в то же время жестко требовало от руководителей предприятий «не допускать перебоев в работе предприятий». В условиях острого дефицита рабочей силы и невозможности быстро найти замену северокорейским рабочим, органы власти на местах все-таки продлевали сроки их пребывания. О том, что часть иностранцев под различными предлогами откладывала отъезд из СССР и возникала необходимость менять сроки их убытия, руководители Сахалинского облисполкома и Сахалинского совнархоза информировали соответствующие центральные ведомства.
Первая волна северокорейской трудовой миграции завершилась отправкой на родину части завербованных рабочих. Из Сахалинской области за 1959-1961 гг. на родину возвратилось 5 096 корейских граждан, осталось 3 589 чел. (вместе с детьми) [8, с. 93]. В 1962 г. выехала последняя партия корейцев, завербованных на Сахалин.
Как правило, в имеющихся публикациях, в том числе и в упомянутой статье Л.В. Забровской, первая волна северокорейской трудовой миграции в СССР ассоциируется с пребыванием северных корейцев только на Сахалине. Однако мигранты отправлялись, хотя и в небольших количествах, в Хабаровский край и Приморье [3, с. 107]. На предприятиях Приморрыбпрома на 1 июля 1960 г. оставались 102 гражданина КНДР (из них 48 чел. - иждивенцы), но изъявил желание выехать только один человек, не имевший семьи2. Можно предположить, что большая часть из них приняла советское гражданство, так как, по данным конторы Даль-промкадры, вывоз северных корейцев, работавших
2 Государственный архив Приморского края (далее ГАПК). Ф. 658. Оп.1. Д. 45. Л. 17, 121.
на предприятиях Приморрыбпрома в 1960-1961 гг.. не производился. В 1969 г. в Приморье проживало 164 гражданина КНДР 3.
Советская сторона в результате приема первой волны трудовых мигрантов столкнулась со сложным вопросом пребывания на востоке СССР значительного числа лиц без гражданства. Из этого числа трудно выделить в «чистом виде» трудовых мигрантов именно из КНДР, пожелавших принять гражданство СССР. После 5 августа 1960 г., когда Президиум Верховного Совета СССР утвердил Положение об охране государственной границы Союза ССР, Сахалинский облисполком принял решение о регулировании порядка проживания и устройства на работу лиц без гражданства и иностранных граждан. Этому вопросу Сахалинский облисполком уделял особое внимание, проявляя большую осторожность в спорных вопросах и давая ответы на претензии со стороны консульства (местом пребывания генерального консула была определена Находка). В 1958-1960 гг. получили советское гражданство 715 граждан КНДР. Согласно существующим «Правилам проживания иностранцев и лиц без гражданства» (от 6 марта 1962 г.) в СССР, в 1966 г. 435 гражданам КНДР разрешили выехать с Сахалина в другие регионы СССР для поступления в учебные заведения4.
На 1 февраля 1962 г. в Сахалинской области оставались проживать 13 313 граждан КНДР, из них 1 227 чел. значились как прибывшие для работы в рыбной промышленности, 2 604 - как члены их семей; 9 482 чел. - бывшие японские подданные, которые приняли гражданство КНДР.
Несмотря на то что в ходе урегулирования процесса возвращения на родину северных корейцев, работавших в рыбной отрасли на Дальнем Востоке, а также в вопросах гражданства корейцев - бывших японских подданных, были различные претензии к СССР, правительство КНДР было заинтересовано в посылке своих подданных на работу в СССР. При непростых межгосударственных взаимоотношениях в сфере миграции, СССР продолжал экономическую помощь КНДР. 30 июня 1957 г. между СССР и КНДР было заключено новое Соглашение о вербовке рабочих на территорию Дальнего Востока5. История реализации этого соглашения мало изучена исследователями. Эта страница выпадает из периодизации Л.В. Забровской [6], по которой вторая волна миграции началась в 1967 г. На наш взгляд, события 1957-1964 гг. - начало нового этапа северокорейской трудовой миграции, с концентрацией
3 ГАПК. Ф. П-68. Оп. 4. Д. 11. Л. 37; Ф. 658. Оп. 1. Д. 45. Л. 15.
4 ГАСО. Ф. 53.Оп. 25. Д. 2453. Л. 45.
5 Государственный архив Хабаровского края (далее ГАХК).
Ф. П-1663. Оп. 43. Д. 95. Л. 89-92.
ее в Хабаровском крае и постепенным распространением на территорию Амурской области, что нарушает сложившийся ранее «сахалинский сценарий».
Именно в эти годы зарождался иной порядок привлечения корейских рабочих на работу в регионе, который можно определить как компенсационную модель международной трудовой миграции. Тогда во исполнение межправительственного Соглашения был заключен договор между Управлением лесной и деревообрабатывающей промышленности Совета народного хозяйства Хабаровского экономического административного района РСФСР и Департаментом лесной промышленности при Кабинете министров КНДР. Согласно второй статье соглашения, корейская сторона, производя заготовку и отгрузку леса для себя, заготовляла и отгружала древесину «Лесдревпрому» в качестве возмещения фактических затрат по амортизации оборудования, машин, жилого фонда, по перевозке древесины по железной дороге.
К концу 1950-х - началу 1960-х годов советская сторона, выполняя условия Соглашения, смогла предоставить корейским рабочим жилье из расчета 4,5 кв. м на человека (советские нормы), служебные, культурно-бытовые, производственные помещения и транспортные средства. Кроме того, корейские рабочие проходили обучение и инструктаж по технике безопасности. Заработную плату им начисляли и выплачивали в советских денежных знаках по существующим нормам и расценкам. Но Департамент лесной промышленности КНДР завозил в Хабаровский край корейских рабочих уже без семей. Стороны договорились не только о количестве рабочих, но и утвердили список необходимых специальностей, включая переводчиков, административно-хозяйственных, медицинских и культурно-массовых работников. Расходы на доставку трудовых мигрантов в СССР и обратно брала на себя КНДР.
Корейское представительство завезло 5 317 рабочих и 329 инженерно-технических работников и служащих. На территории двух хабаровских леспромхозов (Комсомольского и Селихинского) было организовано 4 корейских самостоятельных леспромхоза. Резиденции леспромхозов КНДР размещались в основном в черте российских поселков. Корейские работники наравне с местным населением могли приобретать необходимые промышленные и продовольственные товары 6.
Однако при реализации договора в Хабаровском крае советские органы власти постоянно вынуждены были обращать внимание корейских руководителей на технические нарушения при эксплуатации
6 ГАХК. Ф. П-1663. Оп. 43. Д. 95. Л. 72-74, 92.
оборудования и техники, факты браконьерства. По условиям соглашения, корейские мигранты проработали в Хабаровском крае до ноября 1964 г. Это был опыт совместной хозяйственной кооперации, в рамках которого была апробирована компенсационная модель трудовой миграции на Дальнем Востоке.
В мае 1966 г. во время неофициальной встречи Л.И. Брежнева и Ким Ир Сена во Владивостоке была достигнута новая договоренность об отправке корейцев на работу на советский Дальний Восток. 2 марта 1967 г. подписали соответствующее соглашение. Руководство двух стран использовало опыт миграционных отношений 1958-1964 гг. До конца советского периода, по соглашениям 1975, 1977 и 1985 гг., определялась площадь лесозаготовок на Дальнем Востоке, советская сторона обязалась предоставлять технику, КНДР - рабочую силу.
В Хабаровском крае, в Верхне-Буреинском районе, существовали поселения северокорейских рабочих, где они жили изолированно и пользовались экстерриториальностью. Как и в 1957-1964 гг., рабочие приезжали без семей (хотя есть данные, что партийные органы предлагали разрешить приезд семьям7). За 1964-1974 гг. численность привлеченных корейских работников в Хабаровском крае увеличилась почти в 1,6 раза, в районе заготовки леса проживали 14,5 тыс. граждан КНДР8. С началом строительства БАМа в 1975 г. межправительственным соглашением о совместных лесозаготовках практика привлечения рабочих из КНДР была распространена и на Амурскую область.
Помимо советского партийно-хозяйственного управления в штате предприятий были сотрудники служб внутренней безопасности из соответствующих органов КНДР, которые стали ключевым звеном контроля над северокорейскими рабочими. В 10 леспромхозах Дальнего Востока на 1 октября 1976 г. работали 16 329 граждан КНДР, что составляло почти 32 % от численности иностранных рабочих, приехавших в СССР из 4 социалистических стран. Северокорейцы по численности находились на втором месте после болгар 9.
В 1970-е годы для северокорейских трудовых мигрантов существовал упрощенный порядок перехода границы по групповым визам. Это привело к тому, что постоянно менялся состав рабочих, и, как следствие, у них преобладал крайне низкий уровень подготовки к работе с техникой. Руководители советских предприятий возражали против
7 ГАХК. Ф. П-35. Оп. 101. Д. 15. Л. 90.
8 Государственный архив Российской Федерации (далее ГАРФ). Ф. А-612. Оп. 1. Д. 260. Л. 103; ГАХК. Ф. П-35. Оп. 101. Д. 15. Л. 91.
9 ГАРФ. Ф. А-612. Оп. 1. Д. 286. Л. 86; Д. 260. Л. 158.
ИСторИя
того, что администрация самовольно меняла личный состав в период отпусков.
Однако хозяйственники не могли решить эту проблему без политического урегулирования на межгосударственном уровне.
При реализации компенсационной модели возникали проблемы, связанные с нарушениями правил и стандартов рубки леса рабочими из КНДР. Северокорейские рабочие, занимаясь охотой и рыбной ловлей, очень часто использовали браконьерские методы. Местные власти регулярно обращались к корейской администрации в пос. Чегдомын, отмечая, что «в результате этих действий дальневосточной природе наносится серьезный урон»10.
Как и в послевоенные годы, корейские рабочие совершали побеги с места работы и жительства, а также преступления. В 1967-1974 гг. были зафиксированы 261 побег и 84 преступления, в основном кражи государственного и личного имущества, занятия запрещенными промыслами и хулиганские поступки. В 1974 г. в СССР было осуждено 55 граждан КНДР.
Эта непростая ситуация сохранялась до конца советской эпохи. В 1989 г. в лесной промышленности советского Дальнего Востока было занято 20 550 чел. (в том числе 13 550 чел. - в Хабаровском крае и 7000 чел. - в Амурской области). В течение более чем 40 лет северокорейские рабочие приспособились к советским условиям жизни, а советские органы, контролируя их пребывание, боролись с нарушениями правил пребывания иностранцев на территории СССР. Нарастание деструктивных проявлений в советской системе управления в конце 1970-х - 1980-е годы способствовало появлению проблем в региональной экономике, в том числе в области привлечения корейской рабочей силы.
Принципиально новые черты присутствия северокорейской рабочей силы на Дальнем Востоке начали складываться в постсоветский период. В условиях закрытия одних предприятий и сокращения производственной деятельности других, а также с принятием нового миграционного законодательства часть северокорейских работников влилась в ряды нелегальных мигрантов.
Изменилась география присутствия северокорейских рабочих. В середине 1990-х годов расширилась территория-реципиент за счет включения в нее Приморского края. Это повлекло и численный рост северокорейской миграции. Если в 1992 г. в Приморье насчитывалось 786 северокорейских работников, то в 1995 г. - 3 956 [3, с. 198]. В это время в крае проводилась операция «Иностранец», направленная на уменьшение нелегалов из КНР,
10 ГАРФ. Ф. А-612. Оп. 1. Д. 260. Л. 158.
которая открыла для северокорейских работников некоторые возможности: корейцы стали заполнять ниши на рынке труда, которые раньше занимали китайцы.
В 1995 г. во время визита в КНДР главы администрации Приморского края Е.И. Наздратенко было подписано соглашение, по которому в регион направлялось около 10 тыс. северокорейских работников, в основном в сельское хозяйство. В Артеме и Уссурийске были открыты представительства корейского сельскохозяйственного общества, привлечено 500 граждан КНДР. Корейцы работали также на строительных объектах компаний Дальрыб-строй и АКФЕС.
В 1997 г. в русле общей миграционной российской политики Федеральная миграционная служба приняла ряд мер по ужесточению правил въезда северных корейцев в Россию, а также их перемещения по ее территории. На основе соглашения между правительством РФ и КНДР поездки граждан двух стран были переведены на визовую основу. Но реализация данного соглашения сопровождалась рядом проблем, связанных с нарушением правил нахождения северокорейскими рабочими на российской территории (самовольное изменение вида деятельности и передвижение по территории, нарушения порядка регистрации и т.д.), а также частично с неспособностью или невозможностью в рыночных условиях некоторыми дальневосточными работодателями выполнять условия договоров. Так, основной работодатель северокорейских рабочих на Дальнем Востоке АО «Ургаллес» оказался неспособным обеспечить работой прибывших в соответствии с межправительственным соглашением России и КНДР от 24 января 1997 г. По сведениям А.В. Друзяки, в ходе проверок в 2001 г. Тындин-ским РОВД Амурской области были установлены серьезные нарушения: 630 северокорейских рабочих имели просроченные и недействительные документы; 241 чел. незаконно покинул место работы, и их местонахождение было неизвестно [4, с. 141]. Но в целом элементы нелегальной или незаконной миграции для северокорейской трудового потока в конце 1980-х - 1990-е годы были менее характерны, чем, например, для трудовой вьетнамской и китайской миграции.
Во второй половине 1990-х годов в силу ужесточения миграционного контроля численность корейского трудового сегмента в Приморском крае снизилась, однако после 2000 г. пошел его рост: 2005 г. - 3 787 чел., 2006 г. - 8 814 чел., 2007 г. -6 537 чел., 2008 г. - 5 485 чел.11
11 Текущий архив УФМС по Приморскому краю. Статистические отчеты и аналитические записки. 2005, 2006, 2007,
2008 гг.
Другим фактором, повлиявшим на характер северокорейской трудовой миграции в конце ХХ -начале ХХ1 в., стала нарастающая конкуренция со стороны китайского сегмента иностранной рабочей силы в регионе и в целом в России. В 2006 г. численность северных корейцев в России составляла 27,7 тыс. чел., что в 7,5 раза меньше, чем китайской рабочей силы. Изменилась и территория их присутствия в Дальневосточном регионе. Северокорейские трудовые мигранты осваивали рынок труда в Приморском крае. От общего числа трудовых мигрантов из КНДР (21 тыс. чел.), работавших на российском Дальнем Востоке, 19,1 % приходилось на долю Приморского края, 21,2 % - Хабаровского края и 24,9 % - Амурской области. Так, на предприятии ОАО «Тында-лес» в 2002-2005 гг. насчитывалось до 60 % северокорейских рабочих [11].
Специфика социального обустройства северных корейцев в постсоветской России состояла в том, что, попадая на территорию российского Дальнего Востока, они, как и в 60-70-е гг. ХХ в., находились в большой зависимости от контролирующих северокорейских органов. Автор статьи в период сбора материалов имела возможность наблюдать казарменный образ жизни северокорейцев, работавших в 2008 г. на рыбокомбинате в п. Зарубино, в 2010 г. - на о-ве Русском. Российские власти не вмешивались в установленные порядки.
Таким образом, в пребывании северокорейских трудовых мигрантов на российском Дальнем Востоке важную роль играли политические, социально-экономические факторы, связанные с ситуацией как в принимающей стране, так и в КНДР. В северокорейской трудовой миграции в дальневосточном регионе можно выделить два крупных периода: советский и постсоветский.
В советский период наблюдалось две волны и соответственно две модели миграционных отношений. Первая волна охватывает 1946 (май-июнь) -конец 1950-х гг. Ее главные черты - целенаправленное привлечение мигрантов для работы в рыбной отрасли; приезд мигрантов семьями. Характер взаимоотношений с принимающим сообществом отличался включением северокорейских рабочих и членов их семей в систему распределительных советских отношений, что влекло соответствующий набор проблем.
Вторая волна зародилась летом-осенью 1957 г. и продолжалась до конца советской эпохи. СССР и КНДР разработали и использовали компенсационную модель, которая видоизменялась за счет детализации условий соглашений. На этом этапе изменились география и отраслевая специализация, условия пребывания, расширились выгоды для корейской стороны. Важно отметить, что руковод-
ство СССР попыталось заменить идеологический контроль советских органов власти (хотя совсем от него не отказалось) регулирующими статьями ответственности сторон.
Второй период в истории северокорейской трудовой миграции связан с переходом России на рыночную экономику, новым правовым регулированием привлечения иностранной рабочей силы и с включением северокорейского сегмента в общую систему регулирования. Период продолжается до настоящего времени. Для него характерны ситуационные способы адаптации мигрантов к российской действительности, освоение северокорейскими работниками новых ниш на рынке труда, колебание численности, специфические нарушения миграционного режима.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бок Зи Коу. Корейцы на Сахалине. Южно-Сахалинск: Южно-Сахалинский гос. нед. ин-т, 1993. 219 с.
2. Ващук А.С. Трудовые мигранты из КНДР на российском Дальнем Востоке во второй половине ХХ в. // Korean-Russian Relations for Exchange and Cooperation: History and Prospect. Сеул, 2010. С. 419-425 (на кор. яз); 42б-4З9 (на рус. яз.).
3. Ващук Л.С., Чернолуцкая Е.Н., Королева В.Л., Дудченко Г.Б., Герасимова Л.А. Этномиграционные процессы в Приморье в ХХ в. Владивосток: ДВО РАН, 2002. 22б с.
4. Друзяка А.В. Исторический опыт государственного регулирования внешней миграции на юге Дальнего Востока России (1858-2008 гг.). Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2010. 290 с.
5. Дудченко Г.Б. Китайская, вьетнамская и северокорейская миграция на юге Дальнего Востока России в 80-90-е годы XX века: дис. ... канд. ист. наук. Владивосток, 2004. 2б2 c.
6. Забровская Л.В. КНДР - Россия - РК: обмен трудовыми ресурсами. URL: http://demoscope.ru (дата обращения: 11.0б.2010).
7. Кузин А.Т. Дальневосточные корейцы: жизнь и трагедия судьбы: документально-исторический очерк. Южно-Сахалинск: Дальневост. кн. изд-во, Сахалин. отд-ние, 1993.
Зб8 с.
8. Кузин А.Т. Исторические судьбы сахалинских корейцев. В трех кн. Кн. вторая. Интеграция и ассимиляция (19451990 гг.). Южно-Сахалинск: Сахалин. кн. изд-во, 2010.
ЗЗб с.
9. Кузин А.Т. Сахалинские корейцы: история и современность: (документы и материалы. 1880-2005). Южно-Сахалинск: Сахалин. обл. кн. изд-во, 200б. 4б0 с.
10. Ло Ен Дон. Проблема российских корейцев. История и перспективы. М.: Изд-во АРГО, 1995. 107 с.
11. Северокорейские рабочие в Сибири работают «на благо Родины». URL: http://zvercorner.com/?p=1309 (дата обращения; 04.11.2011).
12. Чернолуцкая Е.Н. Трудовое и бытовое устройство корейцев на Сахалине в конце 1940-х - начале 1950-х годов // Вестн. центра корееведческих исследований ДВГУ. 2004. № 1, спецвып. Материалы 2 междунар. кореевед. конф.: тез. и докл. С. 117-125.
