CC BY
77
УДК 94(470.47)-055.2 ББК Т3(2Рос.Калм)622
Г.Д. Пюрбеева
Калмыцкий государственный университет им.Б.Б. Городовикова
ТРУД ЖЕНЩИН-КАЛМЫЧЕК
В МЕСТАХ СПЕЦПОСЕЛЕНИЙ В ВОСТОЧНЫХ РАЙОНАХ СТРАНЫ
Статья посвящена вопросам ликвидации Калмыцкой АССР и выселению калмыков в восточные районы страны. Рассматриваются условия труда и быта депортированных калмыков. Установлены имена некоторых женщин, снятых с фронтов и направленных на строительство ГЭС. Несмотря на суровые испытания, которые пришлось выдержать вчерашним воинам, они проявили упорство, волю, приобрели определенные навыки и опыт, которые использовали в послевоенном развитии народного хозяйства Сибири и Дальнего Востока, а после восстановления национальной автономии калмыцкого народа - в экономическом и культурном возрождении Калмыкии.
Ключевые слова: спецпереселенцы, спецпоселения, депортация, тоталитарный режим, репрессии, калмыки, Калмыцкая АССР.
G.D. Pyurbeeva
Kalmyk State University named after B.B. Gorodovikov
THE LABOR OF KALMYK WOMEN IN SPECIAL SETTLEMENTS IN EASTERN PART OF THE USSR
The article highlights the issue of annihilation of the Kalmyk autonomous republic and deportation of Kalmyks to the Eastern part of the country. The article describes the working and living conditions of deported Kalmyks. The author found out the names of Kalmyk women who were removed from the battle fields of the World War II and were obliged to construct hydro-electric power stations. Despite severe climate and working conditions in Siberia and Far East those former soldiers were persistent and willing to acquire new skills and profession. Those skills helped them to restore national autonomy of Kalmyks and to succeed in economic and cultural development.
Key words: special deported people, deportation, totalitarian regime, repressions
Тема депортации народов СССР является одной из самых «клиотравматических» в российском общественном сознании. Депортация как мера, предполагавшая изгнание, ссылку определенной группы людей или народа, заметно эволюционизировала в условиях тоталитарного режима Сталина. Из средства «разгрузки» этнической напряженности она превращается в средство наказания «провинившихся» народов. Карательные органы Советского государства нельзя упрекнуть в том, что акции по депортации проводились стихийно и не были подкреплены юридически. Наоборот, по каждой из них принимались законодательные и правовые акты высших органов государства, хотя они носили откровенно беззаконный, более того - антиконституционный характер, не говоря уже об их правовой несправедливости и бесчеловечности к депортированным народам [14, с. 56].
В данном контексте следует отметить, что тема депортации калмыцкого народа нашла отражение в ряде работ российских исследователей [1, 2, 3, 5, 6, 8, 12,13].
В период подготовки операции «Улусы» предлагалось соблюдать строжайшую конспирацию с тем, чтобы не вызывать каких-либо подозрений о предстоящем
выселении калмыцкого населения, тем не менее многие догадывались о готовящейся операции. Но что могли предпринять преклонных лет старики, малые дети и женщины, оставшиеся в период войны в калмыцких хотонах и селах [12, с. 422].
И когда к намеченному сроку подготовительная работа по организации выселения калмыцкого народа была в основном завершена, рано утром 28 декабря 1943 года, согласно указу Президиума Верховного Совета СССР и приказу НКВД СССР, началась карательная операция «Улусы». Начавшееся 28 декабря 1943 года выселение калмыков, продлившееся до 31 декабря, коснулось в основном тех, кто проживал на территории Калмыцкой АССР. Это был первый этап депортации калмыцкого народа.
Вторым этапом в марте 1944 года стала операция по выселению калмыков, проживавших на территории Ростовской области. В июне 1944 года было осуществлено переселение в Сибирь калмыков, проживавших в Сталинградской области. Это был 3-й этап депортации.
Окончательными государственными актами правового характера, подводившими итог антиконституционной депортации калмыцкого населения, явились указ Президиума Верховного Совета СССР от 7 декабря 1943 года «О ликвидации Калмыцкой АССР и образовании Астраханской области в составе РСФСР» и постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 28 декабря 1943 года.
К концу января 1944 года было выселено калмыков 93139 (по докладу Берия), а расселено 93062 человек. В пути следования, по официальным данным, умерло 1640 человек, госпитализировано - 1010 человек. Следовательно, в декабре 1943 года были выселены 95712 калмыков. Если учесть 6117 человек, выселенных из ряда областей и краев до сентября 1944 года, фактически к середине 1944 года было депортировано 101829 гражданских лиц калмыцкого населения [7, с. 89].
Труд спецпереселенцев широко использовался во всех сферах экономики регионов нового, вынужденного расселения. Трудоспособных спецпереселенцев НКВД распределял по нескольким категориям. В первую группу включались враждебно настроенные, «социально опасные», которых не допускали на работу на оборонные и государственные учреждения. Во вторую группу включались все остальные, которых трудоустраивали в общем порядке [12].
8 марта 1944 года вступили в действие «Правила хозяйственного и трудового устройства спецпереселнцев - калмыков, карачаевцев, чеченцев, ингушей, балкарцев и немцев», подписанные начальником ОСП ГУЛАГа НКВД СССР П.И. Мальцевым и утвержденные зам. наркома внутренних дел Союза ССР комиссаром госбезопасности 2-го ранга В.В. Чернышевым под грифом «совершенно секретно». Эти правила делились на ряд параграфов: общие положения, отбор спецпереселенцев для хозяйственного и трудового устройства, хозяйственное устройство спецпереселенцев, расселенных в сельских местностях, контроль за хозяйственным и трудовым устройством спецпереселенцев, трудовое устройство спецпереселенцев [12, с. 532].
Все трудоспособные спецпереселенцы, доставленные в новые места расселения в целях создания им нормальных условий существования, должны были в самые короткие сроки устроены на работу.
Крестьяне (колхозники), расселенные в сельских местностях, устраиваются в сельском хозяйстве, а рабочие и служащие трудоустраиваются на соответствующие промышленные предприятия, на стройки, в хозяйственные и кооперативные организации.
Лица с высшим и средним специальным образованием (инженеры, врачи, техники, агрономы и прочие) использовались на работе, преимущественно на тех предприятиях,
где работают спецпереселенцы, только по своей специальности, специалисты в первую очередь должны быть использованы на работе по своей специальности, в лечебных учреждениях расселения спецпереселенцев [12, с. 533].
Контроль за хозяйственным и трудовым устройством спецпереселенцев осуществлялся отделами спецпоселений НКВД-УНКВД, районными и поселковыми спецко -мендатурами НКВД. Контроль имел своей целью не допускать самовольного перехода определенной группы спецпереселенцев с одного места работы или службы на другое, с одного предприятия на другое [12, с. 358].
Врачи, учителя, инженеры и люди без образования - все одинаково использовались на примитивных и тяжелых физических работах. Примеров неразумного неэффективного использования труда депортированных можно привести массу. Калмыки более чем на 90% являлись скотоводами. Однако их направляли работать в шахты, на рудники, на лов рыбы в северных реках зимой, где они в большинстве своем и погибали. На тяжелых работах использовали труд женщин и детей. В многочисленных инструкциях говорилось, что условия труда и оплаты депортированных и местных жителей должны быть одинаковы. В реальной жизни все было по-другому. Спецпереселенцы вынуждены были работать на износ. Зарплату они получали намного меньше, чем местные жители, массовое распространение имели обсчеты, обманы.
Спецпереселенцы платили больше налогов, чем местные жители. Так, с депортированных удерживали 10% зарплаты в пользу НКВД. Л.П. Берия в информации Сталину вынужден был признать, что заработки спецпереселенцев в сибирском регионе составляли только половину прожиточного минимума. К тому же ее выплату задерживали месяцами. Депортированные интересовали властей только как дешевая рабочая сила, хотя в последующем, к концу 40-50-х годов, это положение было выправлено, труд спецпереселенцев стал оцениваться так же, как и труд других граждан тех районов, где проживали спецпереселенцы [10, с. 536].
А.Н. Овшинов, профессор КалмГУ в своих воспоминаниях «Память сердца» пишет о своей маме, которая работала на рыбоконсервном комбинате в селе Самарово на берегу Иртыша. «Многие девушки и женщины, в том числе и моя мама - Овшинова Намге Манджиевна, работали на погрузке и разгрузке плашкоудов (барж) с солью и рыбой. Помню мою маму в фуфайке, которая ранним утром уходила на работу и приходила поздним вечером. Уже тогда ей было пятьдесят лет. В семье я был последним ребенком. У нее была гипертония и больное сердце. Моя мама была высокопрофессиональной швеей, но ей не разрешали работать по специальности. Ничто не бралось во внимание» [11, с.51].
Легендарная героиня гражданской войны Нарма Шапшукова в годы депортации с 1944 по 1958 год работала животноводом в колхозе имени Ворошилова Омской области, удостаивалась благодарностей и грамот, была все те годы бессменным членом партгруппы, пользовалась большим уважением колхозников [15].
Спецпоселенцы-калмыки трудились в промышленности, в основном на лесозаготовках. По данным Управления НКВД по Алтайскому краю, из 16026 калмыков работали в колхозах 2208 человек, в совхозах 792, на лесоразработках 2681; в Омской области были заняты в колхозах 12677 человек. Люди, по воле государства оказавшиеся в ссылке на чужбине, нуждались в самом элементарном: продовольствии, одежде, крыше над головой. Материальное и продовольственное положение калмыков в новых местах поселений было очень тяжелым, особенно в первое время. Заместитель начальника Управления НКВД по Омской области Шеваров в письме на имя Л. Берия докладывал: «В связи с исключительно тяжелым продовольственным обеспечением
(случаи опухания на почве голода приняли массовый характер), обком ВКП(б) и исполком областного Совета выделили из местного фонда для нужд переселенцев-калмыков 66 тонн хлеба, 300 тонн картофеля и распределили их по районам» [7, с. 539].
Руководство Тимирязевского мехлеспункта без оснований лишает спецпереселенцев-калмыков продовольственных карточек и права пользоваться столовой. Так, калмычка Наранова Цаган, работавшая на производстве и выполнявшая норму, 3 мая заболела и не вышла на работу, за что была лишена хлебных талонов в течение 11 дней. В момент обследования она обнаружена истощенной и опухшей.
Калмычка Бадмаева, по профессии учительница, переселенная в Омскую область, заявила: «Нас выслали неправильно. Мы совершенно ни в чем не виноваты, страдаем за людей, которые занимались разными пакостями, к тому же сотрудники НКВД не разрешали нам брать вещи домашнего обихода. Плохо, что наших мужей не было дома в момент выселения, мы бы устроили «концерт» и осадили действия сотрудников НКВД» [7, с. 144].
В колхозе имени Коминтерна Иссык-Кульского района 27 калмыцких семей (122 человек) размещены в 8-ми маленьких домах. На почве систематического недоедания 2 человека уже умерло и многие тяжело болеют. Есть факты смертности целыми семьями: умерла с двумя детьми калмычка Цукаева Шкул, у Сангаджиевой Наджал умерло пятеро детей, у Горяевой Дорджи умерли мать и дочь. 10 семей в этом колхозе лежат опухшие [7, с. 150].
В докладе начальника спецпоселений УНКВД Новосибирской области комиссара госбезопасности 3 ранга Жукова о жилищно-бытовых условиях спецпереселенцев-калмыков на Томском лесоперевалочном комбинате: «С момента вселения от различных причин, главным образом от дистрофии и туберкулеза умерло 103 человека. Заболеваемость среди калмыков носит массовый характер, достаточно указать, что из 240 человек 58 оказались с тяжелой формой дистрофии. 10 человек с открытым процессом туберкулеза и 31 человек имеет скрытую форму туберкулеза. Из пропущенных через врачебную комиссию 501 человек-взрослых оказались инвалидами различных категорий, 244 и 54 человека в силу истощения и других причин годны только к легкому физическому труду. В особо тяжелом положении находятся семьи, вообще не имеющие трудоспособных. Таких семей - 58 с общим количеством 189 человек, из них 97 детей. Среди них имеются семьи красноармейцев. У жен красноармейцев Домбинова, Корнеева умерло от истощения по два ребенка, у Лиджиевой - три ребенка» [7, с. 170].
В отчете по Тюменской области в ОСП НКВД СССР указано трудоспособных 1517 мужчин и 4151 женщин [3, с.136] соответственно, на женские плечи легла огромная доля нагрузки, большинство трудившихся составляли женщины. В период работы матерей промышленные предприятия, хозяйственные организации обеспечивали детскими учреждениями надзора за детьми для более полного трудового использования спецпоселенок-калмычек.
Из 75 калмыков, работавших на строительстве Ямальского госрыбтреста, женщин было 52 (69%) [7, с. 180].
Аналогичная ситуация была в колхозах. В январе 1944 года решением общего собрания членов сельхозартели имени Ворошилова Благовещенского района Алтайского края из 14 человек, принятых в сельхозартель, 11 были женщины (79%). Из 27 переселенцев-калмыков, прибывших на работу в Ханты-Мансийский промкомбинат, оказалось трудоспособными 7 женщин, а мужчин только 5 трудоспособных. Насколько высок
был удельный вес работавших женщин, видно из справки заместителя управляющего Ханты-Мансийским Госрыбтрестом Окулова Б. Всего завезено в 1944 году 5999 человек, трудоспособных мужчин - 681, трудоспособных женщин - 1887 [8].
Следует отметить, что в конце 1946 - начале 1947 года из районов расселения калмыков в высшие инстанции шли только положительные отзывы о работе калмыков. Так, в строительстве №2 г. Омска бригаду маляров возглавляла М. А. Мукаева, выполнявшая сменное задание на 150-160%. В Тюменской области строителями успешно работали З.И. Армазанова и Ц.А. Бораев, награжденные Почетными грамотами [12].
В январе 1947 года заместитель начальника УМВД по Новосибирской области Князев докладывал в МВД СССР, что отношение калмыков к труду на производстве вполне удовлетворительное, жалоб со стороны хозорганов на их плохую работу не поступало. Они наравне с остальными рабочими комбинатов участвуют в социалистическом соревновании, причем 183 человека систематически выполняют нормы от 120 до 130 % и 61 человек до 200%. В аналогичной докладной по Омской области сообщалось: «Количество работающих спецпереселенцев-калмыков больше, чем количество трудоспособных, потому что на работе используются подростки до 16 лет и лица, ограниченно годные к труду (инвалиды войны и труда). Спецпереселенцы-калмыки, используемые в сельском хозяйстве, в промышленных предприятиях и в учреждениях области в своем подавляющем большинстве к работе относятся добросовестно, случаев бесхозяйственного отношения к имущественно-материальным ценностям, нанесения ущерба социалистической собственности со стороны спецпереселенцев-калмыков за отчетный период не имеется [12, с.548].
В годы пятой пятилетки калмыки, как потомственные животноводы, добивались больших успехов в своей работе и передавали свой опыт ведения хозяйства другим. В Хакасии животноводы держали равнение на доярок Н.Болдыреву и Р. Болдыреву из колхоза имени Кирова Алтайского края. В Красноярском крае за итоги работы в 1955 году доярке Н. Очир-Оконовой было присвоено почетное звание «Лучшая доярка края», имя ее занесено в краевую Книгу почета [12, с.75].
В вышедшем в 1994 году сборнике «Широкстрой: Широклаг» опубликованы воспоминания Джумалиновой Д. Д., Кудисеновой Е.В., Монтиевой М.Х., Онджиновой С.Н., Тагаевой Е.Л., Теленгидовой А. А., Улановой Г.Б. Жили и работали там еще пять женщин: Мацакова Полина, Наранова Ирина, Саранкиева Буляш, Татнинова Татьяна, Хони-нова Эльзята [9, с. 4].
Все эти женщины так же, как и мужчины, были сняты с фронтов Отечественной войны и направлены в Широкстрой. Анна Васькаева на фронт ушла в мае 1943 года, училась в пулеметной части, потом попала в Архангельскую область, в зенитную часть. В этой части служили Галина Уланова, Арина Назарова, Екатерина Тагаева. 29 февраля 1944 года командир батареи построил всех, назвал фамилии четырех женщин-калмычек и сказал, что в Советском Союзе многие народы создали свои дивизии, и они должны поехать в свою, калмыцкую дивизию. На неделю им выдали сухой паек, по две пары сменного белья и в сопровождении старшины повезли в Молотовскую область. Таким образом, в Широклаг попали и другие женщины-калмычки.
Весной 1943 года после освобождения Западного улуса несколько выпускниц Башантинской средней школы ушли на войну, в том числе Соня Онджинова и Данара Джумалинова. Девушки попали в зенитно-артиллерийскую часть, в Архангельскую область. Служила Софья Николаевна в 12-й батарее, состоящей из 12 девушек, перед которыми поставили задачу: охранять небо и море от фашистских самолетов. В 12-ю батарею попали земляки Софьи - К. Лысакова и А. Капканова. Другие девушки из Калмыкии служили в связи, в разведке и в других батареях [9, с. 56].
В 1944 году после депортации калмыков Онджинову вызвали в часть и отправили в Кунгур Пермской области на строительство Широковской ГЭС. Девушек распределили работать на кухню, в прачечную, в лазарет. Жили как в концлагере: утром кусок хлеба, чай, иногда овсяная каша, в обед - бурда из замороженной капусты, немного картошки. Софья работала в прачечной, в больших котлах зимой по 2-3 раза вываривала белье. От разницы температур и сквозняков простывала, болели руки и ноги. Потом ее перевели в лазарет, где лежали в основном туберкулезники. Смотрела «актированных», то есть людей, умиравших от истощения. Лечились горячей хвойной водой. Смертность была большая - за ночь умирало 4-5 калмыков. Софья Николаевна заболела цингой, и ей стали давать аскорбиновую кислоту, так как больше никаких лекарств не было. Но ей повезло, ее взяли нянечкой - она стирала пеленки, варила пищу, ухаживала за ребенком и питалась вместе с хозяевами. В марте 1945 года она уехала из лагеря к своим родным в Омскую область, работала на рыбоконсервном комбинате. В 50-х годах приехала на Родину, устроилась работать в Башанте. О войне напоминает орден Отечественной войны и 12 медалей [9, с.57].
Данара Джумалинова была в Широклаге в таких же условиях, как и другие, несмотря на то, что она внучатая племянница О.И. Городовикова. Не помогли ни авторитет, ни высокое положение генерала. Работала несколько месяцев в лазарете. В больнице и на строительстве кормили людей очень плохо. За пайком ходили на кухню, по очереди через окошко получали в котелках похлебку. Когда армейская одежда износилась, одели в лагерную одежду, которая от грязи была непонятного цвета. В бараках стоял холод. Столько там проработала, но так и не смогла привыкнуть к смерти, поэтому перешла работать в прачечную, где проработала до конца пребывания в Широклаге. Уезжала из лагеря с Соней Онджиновой 27 марта 1945 года, а в Омске с ней рассталась. Данара поехала к маме и брату в с. Ларга Щербакульского района Омской области. ... Однажды ее вызвали в спецкомендатуру и сообщили, что «пришел» документ, разрешающий ей выехать в Ростовскую область в Западный район (ныне Городовиковский район Калмыкии) на постоянное место жительства. Там проживала ее бабушка (старшая сестра О.И. Городовикова) с семилетним внуком, ухаживать за которым было некому. В июне 1946 года похоронила бабушку и осталась с двумя мальчиками: родным и двоюродным братьями. В 1947 году вышла замуж за местного русского парня Ивана Кузьмича Кистерева. Воспоминания о той страшной жизни всегда старалась забыть, «выбросить из головы» [9, с. 57].
Ефросинья Кудисенова (подруги по Широклагерю называют ее Фрося) - оренбургская калмычка. Великая Отечественная война застала ее в г. Магнитогорске, где она закончила медицинский техникум и работала в одной из городских больниц. В Широклаге ее сразу взяли в медработники, направили в лазарет. Однажды она решила пойти к одному из начальников стройки - Богуну. О нем говорили, что он «зверь зверем», и идти к нему не советовали. Но она никого не послушала и пошла. Войдя в кабинет, сразу спросила: «Хочу знать правду. За что нас сюда сослали, на какой срок?». Он ответил: «За что вас сюда сослали, я не знаю .Вы не наш контингент. Нам приказали - мы вас приняли. Думаю, что вы здесь будете не долго. Об этом мы пишем в Москву каждый день». Когда она вышла и все рассказала ребятам, у них поднялось настроение. Ведь все они были морально подавлены: семьи их высланы куда-то, а их самих отозвали из армии на каторжные работы [9, с.66]. Со временем в Широклаге открыли палату отдыхающих, куда направляли ослабленных людей. Освобождение от работы давала Фрося. В то время это был не просто поступок, а подвиг: женщина, которая сама находилась под надзором, спасала жизни других.
На стенах церкви г. Кунгура все писали свои адреса: откуда прибыли и куда направлялись. Все девушки написали о себе, кроме П.Д. Мацаковой. Позже стало известно, что Полина Мацакова заболела и умерла в Новосибирской больнице. Мария Монтиева тоже написала свой адрес, благодаря чему брат отыскал ее в Широ-клагере, где она работала в лазарете. Больные стонали, просили помощи, но лекарств никаких не было. Ежедневно из лазарета увозили по 5-6 человек умерших. Из лазарета ее перевели на кухню помогать поварам. Питание в лагере было очень плохое. Суп-баланду варили из соленой рыбы, хлеба давали по 300-400 граммов в день [9, с. 68]. Конечно, жизнь женщин в Широклагере отличалась от жизни мужчин тем, что их освободили от работы на строительстве ГЭС (котлован, добыча камня, лесоповал и другое). Все остальное было таким же: тяжелая работа в самом Широклаге, плохое питание, отсутствие лечения, тоска по дому, родным.
Через 70 лет из 3400 строителей Широковской ГЭС и тех, кто трудился на других объектах Пермской области, в живых осталось только 22 участника. Почти половина из них проживает в Элисте, другие - в сельских районах республики, около 8 человек в Астраханской области.
Среди участников строительства Широковской ГЭС было 13 женщин, 5 из которых в настоящее время живы [4, с. 530].
Женщины Калмыкии, несмотря на суровые испытания, продемонстрировали единство, физическую выносливость, адаптацию к условиям военного быта в тылу, взаимопомощь, когда общественные цели, а главное способы и достижения принимались полностью. С одной стороны, женщины проявляли качества, которые отвечают устоявшемуся их ценностному образу - материнский долг, милосердие, высокая занятость в социальной и духовной сферах; с другой - осваивали мужские производственные и военные специальности. В подавляющем большинстве женщины приобрели определенные навыки и опыт, использованные в послевоенном развитии народного хозяйства Сибири и Дольнего Востока, а после восстановления национальной автономии калмыцкого народа - в экономическом и культурном возрождении республики.
Это позволяет говорить, что две трети народно-хозяйственных задач решались женщинами. Именно благодаря их стойкости и самоотверженности многие семьи смогли выстоять и вернуться. Бесправные спецпереселенцы своим посильным трудом вносили вклад в дело разгрома врага, несмотря на то, что были огульно обвинены в измене Родине.
Список литературы
1. Авлиев В.Н., Убушаев В.Б. Депортация калмыков по опубликованным источникам // Вестник Калмыцкого университета. 2014. №4 (24).
2. Бакаев П. Д. Геноцид. Элиста, 1993.
3. Бугай Н.Ф. Операция «Улусы». Элиста, 1991.
4. Бургукова С. А. Документы свидетельствуют. Элистинские новости. 25 декабря 1993.
5. Дорджиева Г.Ш. «Репрессированное буддийское духовенство Калмыкии». Элиста, 2014.
6. Книга памяти о калмыках-спецпереселенцах на острове Сахалин. Обществ. редкол.: Фархутдинов И.П. и др., [Сост. А.М. Пашков]; Администрация Сахалин. обл., Администрация Республики Калмыкия. Элиста: Калмыцкое книжное издательство, 2003.
7. Книга памяти ссылки калмыцкого народа. Ссылка калмыков: как это было. Сборник документов и материалов. Том 1. Книга 1-я. Элиста: Калм. кн. изд. 1993.
8. Максимов К. Н. Трагедия народов. Репрессии в Калмыкии в 1918-1940-е. М. 2004.
9. Неяченко Р. В. Книга памяти калмыцкого народа. Широкстрой: Широклаг. Элиста: АПП «Джангар», 1994.
10. Память сердца 1943- 1957гг. Воспоминания участников Поезда памяти. Элиста: АПП «Джангар», 2002
11. Советская Калмыкия. 30 июля 1987.
12. Убушаев В. Б. Всех калмыков переселить. в Сибирь. Элиста: НПП «Джангар», 2014.
13. Убушаев В.Б. Калмыки: выселение и возвращение. Элиста, 1991.
14. Убушаев К. В. Об упразднении национальной государственности калмыцкого народа в период Великой Отечественной войны // Вклад трудящихся Калмыкии в победу над фашистской Германией. Сборник научных трудов. Элиста: КГУ, 2002.
15. Утро Калмыкии. 7 июля 2000.
