CC BY
185
технологичное развитие с сохранением традиций и локальной специфики. Мировой прогресс в свою очередь будет складываться под влиянием локальных культурных, технологических и экономических новаций и адекватной (или неадекватной) реакции со стороны других социокультурных, сумевших преодолеть вызов глобализации в собственных социокультурных формах. Это говорит о многом и еще раз подтверждает идею о важности разграничения интеллектуальной и духовной составляющих культуры для адекватного подхода к процессам, происходящим в сфере культуры в условиях глобализа-
ции. Их выделение показывает единство интеграции и дифференциации культурной глобализации как синергетичес-кого процесса.
Глобализация стимулирует распространение не только новых типов экономической деятельности, технологии, информации, образа жизни, но и всё более разнообразных культурных моделей.
Изучение механизмов влияния глобализации на духовную и интеллектуальную составляющую культуры и на формирование различных культурных моделей требует глубокого изучения и дальнейших исследований.
Примечания
1. Бек У. Что такое глобализация? / У. Бек // Ошибки глобализации - ответы на глобализацию / пер. с нем. А. Григорьева, В.Седельника; общ. ред. и послесл. А.Филлипова. - М., 2001.
2. Мальковская И. А. Знак коммуникации. Дискуссионные матрицы / И. А. Мальков-ская. - М., 2005.
3. Социологические исследования. - 2004. - № 3. - С. 3-14.
А. В. Фесенко
ТРОЯНСКИЙ МИФ КАК КУЛЬТУРНОЕ ОСНОВАНИЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
Статья посвящена рассмотрению Троянского мифа в качестве одного из культурных оснований идентичности европейской интеллектуальной и политической элиты. На протяжении столетий этот миф актуализировался в разных формах и эволюционировал из космогонического мифа в идеологический. Это обстоятельство привело элитарные слои европейского общества к созданию и манифестации новых этногенетических мифов и разработке генеалогий, возводящих происхождение европейских народов от спасшихся жителей Трои. Ключевые слова: теория и история культуры, европейская идентичность, культурные основания, Троянский миф.
The Trojan Myth is considered as one of cultural grounds for identity of European intellectual and political elite. During centuries this myth was actualized in different forms and evolved from cosmological into ideological myth. This fact led the elite sectors of European society to creation and manifestation of new ethno genetic myths and developing of genealogies derived origin of European nations from escaped citizens of Troy. Keywords: theory and history of culture, the European identity, the cultural bases, the Trojan myth.
Феномен европейской идентичности, являясь важнейшей теоретической проблемой, до сих пор исследован недостаточно. Чаще всего он репрезентируется нерефлексивно. Современные исследования призваны отразить не только актуальное состояние европейской
идентичности, но и выявить основные тенденции динамики ее культурных оснований. Основу нашей гипотезы составляет научное допущение, согласно которому в процессе исторической динамики коллективная солидарность и консолидация европейских народов во
многом обеспечивалась принадлежностью к общей культуре. Вместе с тем на разных этапах историко-культурного процесса доминирующие основания данной солидарности менялись, что приводило к появлению исторических модификаций европейской идентичности, которые следует рассматривать как ее последовательные исторические формы, не отрицавшие в процессе эволюции друг друга, а развивавшиеся по принципу взаимодополнительности. В результате современная европейская культурная идентичность, по нашему мнению, представляет собой напластование ее исторических форм и носит прецедентный характер. В зависимости от конкретно-исторической ситуации может произойти актуализация любого из идентификационных оснований и/или возникнуть их симультанная комбинация.
Древнейшим таким основанием, по нашему мнению, является миф, и, как представляется, в качестве генерального мифа для европейской культуры выступают Троянские сказания.
Восприятие Троянской войны как непреложного исторического факта, согласно нашему предположению, сформировало традицию самоотождествления части народов Античности и Средних веков с потомками троянцев.
В античную эпоху сохранялось немало древних родов, происходящих, как считалось, от древних троянцев. Так, знаменитая поэтесса Сапфо, вероятно, происходила из троянского рода Ска-мандронимов (17, с. 174).
Римляне считали себя потомками спасшихся защитников Трои. Этот миф манифестируется в «Энеиде» Вергилия. Гай Юлий Цезарь называл своим предком Энея и, согласно «Фарсалии» Марка Аннея Лукана (I век н. э.), посетил Сигейский мыс и реку Симоис, где происходили легендарные события Троянской войны. Там Цезарь дал клятву перестроить Трою под Римскую столицу (13, IX. 998-999).
В Средние века, как и в эпоху Античности, Троянская война воспринималась в качестве реального исторического события. Ясное понимание того, что все сведения об этой войне носят мифологический характер, вошло в сознание европейцев очень поздно — в XVII— XVIII века. Для человека Средних веков Троянская война была важнейшей исторической вехой, своеобразным отправным пунктом при изложении светской (элитарной) истории (8, с. 198). Подобно древним римлянам, практически все королевские династии и народы средневековой Европы претендовали на происхождение от уцелевших троянцев (8, с. 191—197). Совершенно не осознаваемые в качестве вариаций мифа сказания о Троянской войне тесно переплетались с этногенетическими представлениями, становясь, таким образом, одним из фундаментальных культурных оснований европейской элитарной идентичности.
У каждого европейского народа отыскивался предок из числа троянских династий. У римлян — Эней; у франков — Франк (или Франц); у британцев — Брит (или Брут), внук или правнук Энея; у скандинавских народов — Один и т.п. Кроме того, к потомкам троянцев европейские хроники относят турок. Как отмечает Л. Поляков: «Соответствующие генеалогии никогда не переставали культивироваться в ходе европейской истории» (18, с. 10).
Лишь значительно позднее — в раннее Новое время — Троянские сказания стали сливаться с так называемой национальной мифологией (10, с. 198—209).
На протяжении ряда столетий Троянская война оставалась излюбленной темой средневековых авторов.
Согласно этим преданиям, народы, происходящие от поверженных троянцев, мигрировали на обширные европейские территории, вступая в схватки с автохтонными племенами. Отличительной чертой этих сказаний являются сюжеты о стремлении построить на вновь
освоенных землях новые столицы и другие города, объединив их под прежним названием - Троя (4, I, 1; 20, I, 1).
Области и города с таким названием были известны и в Средние века. О Трое как о существующем городе говорят и византийские средневековые историки. Например, Никита Хониат (21, с. 360) и Никифор Григора (9, с. 126). В Средние века Трое, наряду с такими городами, как Рим, Константинополь, Иерусалим (мистическими воплощениями Трои), «отводилась центральная роль в связывании прошлого и настоящего, в поисках общего культурного знаменателя между различными эпохами» (14, с. 191). Такая устойчивая аллегорическая традиция удерживала легендарный город в рамках современности. Даже на средневековых географических картах Троя изображалась как существующий в реальности город (15, с. 59, 62, 64, 70, 97, 105, 108, 112, 114, 118, 119, 143, 146; 22, с. 34, 36-37, 44, 46, 48, 50-52, 65, 107-108, 127).
Возникает закономерный вопрос: почему европейские народы рефлектировали именно в отношении троянского мифа и так активно внедряли его в образовательные программы своей элиты, используя этот миф порой в решении сложных политических проблем? Почему именно троянский миф, именно образ города Трои были столь значимы для идентичности европейцев? Почему в эпоху торжества христианства в Европе, когда стали распространяться библейские генеалогии, в них непременно включались рассказы о троянских предках?
Троянский миф был и остается архе-типическим, космогоническим мифом для Европы. Сама легендарная Троя являет собой образ центра мира. Например, в «Младшей Эдде» читаем: «Вблизи середины земли был построен град, снискавший величавую славу. Он назывался тогда Троя, а теперь Страна Турков» (16, с. 12). В этом пассаже примечателен тот факт, что ничего не гово-
рится об окончательной гибели города, а лишь о смене названия.
Троя слагается из трех частей, двух божественных — восточных, и одной смертной - западной, что укладывается в шумеро-вавилонскую формулу, которой так же охарактеризован Гильгамеш: «На две трети - бог, на треть человек». Целое же составляло круг, или kyklos (отсюда и «киклоп», и «городская стена»), напоминая образ свернувшегося кольцом змея (1, с. 246). «Общие корни троянской истории - космогонические. Как мир считался возникшим из первородных вод, так и список троянских царей возглавляют Океан и Тефида» (1, с. 243). Заметим также, что образ города - центра, связующего разные части мироздания, мы встречаем уже у шумеров. Знаменитое «Сказание об Энлиле и Нинлиль» начинается словами: «Связь земли и неба город, и мы живем в нем» (5, с. 402).
И сами причины Троянской войны — космогонические по своей природе. Они отнюдь не сводятся к популярному сюжету суда Париса и похищения Елены. Причины, побудившие народы к войне, кроются в древнем (характерном для Античности) представлении о роке. Троя была обречена изначально: Гея-Земля взмолилась Зевсу-Небу с просьбой облегчить ее бремя - сократить численность человеческого рода (23, vers. 36—41). А суд Париса, похищение Елены — лишь повод, «сюжетный ход» для начала войны.
Космологическая же сущность города Трои не была забыта. Д. Маккалоу подчеркивает, что все последующие города — вплоть до Средних веков и Возрождения — почитали Трою как свой старейший первообразчик (12, с. 68).
С распространением христианства (христианской модели мира) архетип Трои не исчезает, наоборот — представление о Трое как о центре мира, пусть искусственно, но органично, усиливается и накладывается на представления о центральном (сакральном) положении
библейского Эдема и святого города Иерусалима.
Первым наследником, мистическим воплощением павшей Трои стал Рим (12, с. 70). Отметим, что согласно этой логике продолжением этих воплощений были «Второй Рим» и «Третий Рим» — Константинополь и Москва. Синхронность таких процессов в начале XVI века, как манифестация идеологии «Третьего Рима»; принятие русскими властителями титула «Царь» (Caesar); разработка генеалогии русских царей, восходящей к римской династии Юлиев-Клавдиев (а значит, к троянской династии), и широкое распространение «Троянских сказаний» на Руси, наводит на мысль, что русские монархи (или придворные историки) настойчиво и сознательно проводили в жизнь репрезентацию своей римско-троянской идентичности.
И римляне никогда не забывали о своих троянских корнях. Более того, они благосклонно относились к тем народам, которые, по их мнению, также происходили от троянцев. Некоторые из кельтских народов претендовали на этом основании считаться братьями римлян (13, I, 427-428).
В соответствии с этим, мы полагаем, после разрушения Западной Римской империи,варварам, объявившим себя наследниками последней, необходимо было закрепить это право преемственности генетически.
Это порой не осознаваемое, генетическое чувство играло, как нам представляется, важную роль, актуализируясь в наиболее значимых исторических моментах. Так, во время Крестовых походов, впервые столкнувшись в боях с турками, европейские рыцари предполагали, что они сражаются с дальними родственниками, с потерянным племенем, много веков назад свернувшим с пути, который вел к западной христианской цивилизации. Такие мысли не выглядели нелепыми во времена, когда считалось, что черты характера передаются
по кровному родству и когда «рассказы о происхождении людей от библейских или мифических предков имели самое непосредственное отношение к ощущению европейцами своего места в истории и общественной ценности личности» (6, с. 28).
Европейское рыцарство, претерпевшее в Х!—ХП веках существенные изменения в связи с Крестовыми походами, испытывало острую потребность в мифологизации собственного прошлого. Эту потребность было трудно удовлетворить в рамках официальной церковной историографии. Римско-католическая церковь относилась к этому стремлению настороженно. Острая потребность, таким образом, была успешно удовлетворена придворными историографами, которые активно использовали тематику Троянского мифа, с тем чтобы рыцарство обрело древние корни.
Троянская война, вероятно, воспринималась средневековым европейским сознанием не просто как исторический факт, но и как акт военного столкновения между Востоком и Западом. Это обстоятельство позволяло провести параллель между мифологическими событиями глубокой древности и Крестовыми походами (14, с. 210).
Параллели между Троянским походом ахейцев и Крестовыми походами европейских рыцарей на Восток давно обратили на себя внимание исследователей. По сути, в этих событиях, отстоящих во времени на две с половиной тысячи лет друг от друга, мы видим проигрывание и проживание одного и того же очень древнего мифологического сюжета, широко распространенного на Древнем Востоке, о похищении прекрасной женщины (чьей-то супруги, невесты) возлюбленным и о походе ее мужа и его брата на крепость, где ее укрыл похититель. В этом отношении весьма показательна полная аналогия сюжетов древнеегипетской «Сказки о двух братьях» и сказания о Елене Прекрасной (11, с. 5).
Крестовые походы, подобно древней ахейской экспансии, были направлены на Восток и связаны с тем же архе-типическим образом похищенной невесты. Но в случае с рыцарством невестой стала Святая Церковь Христова, коррелятом которой явился Святой Гроб Господень. В пятой главе послания к Ефесянам апостол Павел постоянно сравнивает брак Христа и Церкви с обычным христианским браком, отношения Христа и Церкви - с отношениями мужа и жены, призывая верующих заботиться о женах, как Христос заботится о Церкви. Завершает же этот рассказ он утверждением таинственной и непостижимой сущности брака Христа и Церкви: «Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви» (27, р. 513). Церковь, часто именуемая в Священном Писании «Невестой Христовой», уподобляется Еве, которая была сотворена из ребра Адама, а святой Иерусалим замещает образ Трои. Происходит интересная контаминация: некоторые средневековые авторы отождествляют эти города, например в русской летописи XV века, повествующей об Александре Македонском, при описании прихода Александра в Трою гомеровские сказания о Троянской войне превращаются в книгу «О разорении Иерусалиму исперву до конца» (2, с. 162). Византийская принцесса Анна Комнина в «Алексиаде» пишет, что на острове Итака (родине Одиссея -главного виновника гибели Трои) «некогда был построен большой город Иерусалим, теперь уже разрушенный временем» (3, с. 184). Папа Урбан II на проповеди в Клермоне 27 ноября 1096 года, призывая собравшихся к походу против сарацинов, говорит: «Иерусалим - это пуп земли, край, плодоноснейший по сравнению с другими, земля эта словно второй рай» (19, с. 7). Отсюда проистекает, по нашему мнению, генетическое раздвоенное самоощущение «христианина- троянца».
Однако самым выразительным до-
казательством нашей гипотезы равнозначности символов «Иерусалим» (шире - Святая земля) и «Троя» в эпоху Средних веков, Ренессанса и Нового времени является фундаментальный труд бельгийского теолога Якоба Хуго «Vera Historia Romana» («Истинная римская история»). Компилируя материал из разных источников, Хуго приводит убедительные, по его мнению, доказательства происхождения европейцев. Согласно его исследованию, прародителем европейцев является сын Ноя Иафет, соотносимый Хуго с титаном Иапетом в греческой мифологии (24, р. 17). Троя на самом деле является святым Иерусалимом (24, р. 103). Гомер был пророком, который изобразил в своих поэмах падение Иерусалима при Навуходоносоре и Тите (24, р. 109), причем в Ахилле символически представлена жизнь Христа, а в «Илиаде» - деяния апостолов (24, р. 117).
Этот устойчивый «троянский синдром» сыграл немаловажную роль и в трагических событиях 1453 года, когда пал Константинополь. Многие тогда увидели в этом событии акт мести грекам за разрушение Трои. Такие «акты» случались и ранее. Одной из причин Греко-персидских войн считалась месть персами эллинам за Трою. Более того, именно Троянская война, по мнению Геродота, стала точкой отсчета противостояния Запада и Востока (7, I. 5).
Европейские интеллектуалы, увлеченные классической литературой и фразеологией, писатели того времени, в том числе сам кардинал Исидор, часто называли турок тевкрами, то есть троянцами, основываясь на скандинавских представлениях. А спустя несколько десятилетий после падения столицы Византии во Франции получило широкое распространение письмо, будто бы написанное разрушителем Константинополя султаном Мехмедом II Римскому Папе Николаю V; в этом письме султан якобы удивлялся тому, что итальянцы проявляют к нему враждебность,
эпоху Возрождения, не угасал он и в Новое время. Троянский синдром не миновал многих великих людей из разных европейских (и не только) государств. Красной нитью он проходит через творчество Л. Н. Толстого, Симоны Вейль, творцов Серебряного века и мн. др. Миф о Трое живет и сейчас.
Изложенное выше приводит нас к мысли об исключительной устойчивости Троянского мифа; его глубокой укорененности в европейском сознании. Постоянно трансформируясь, Троянский миф стал одной из культурных доминант идентичности европейской политической и интеллектуальной элиты, архетипическим ядром культурной памяти.
в то время как они произошли от тех же троянцев, что и турки (25, р. 126-127). Лаоник Халкокондил горько сетовал на то, что в Риме очень многие считали, что греки наказаны за свои бесчинства в Трое (26, р. 403). Сам Папа Пий II, чье имя Энеа (Эней) должно было создавать ему особый авторитет - как потомку троянцев, был вынужден постоянно и тщетно повторять, что тевкры и турки — не один и тот же народ. Эта легенда была одной из причин, помешавших его стараниям организовать новый Крестовый поход против турок (28, р. 394).
Рефлексии в отношении Трои продолжались и в более поздние времена. Интерес к Троянскому мифу, троянцам и их европейским потомкам усилился в
Примечания
1. Акимова Л. И. Троянский мир в античной мифоритуальной традиции / Л. И. Акимова // Сокровища Трои. Из раскопок Генриха Шлимана. — М.: ГМИИ им. А. С. Пушкина; Леонардо Арте, 1996.
2. Александрия. Роман об Александре Македонском по русской летописи XV века / Александрия. — М.; Л.: Наука, 1966.
3. Анна Комнина. Алексиада / Анна Комнина. — СПб.: Алетейя, 1996.
4. Аппиан. Римские войны / Аппиан. — СПб.: Алетейя, 1994.
5. Афанасьева В. К. Орел и змея в изобразительности и литературе Двуречья / В. К. Афанасьева. — М.: Водолей Publishers, 2007.
6. Булл М. Начало / М. Булл // История Крестовых походов / пер. с англ. Е. Дорман.
— М.: КРОН-ПРЕСС, 1998.
7. Геродот. История / Геродот; пер. с древнегреческого Г. А. Стратоновского. — М.: Научно-издательский центр «Ладомир», 1999.
8. Грабарь-Пассек М. Е. Античные сюжеты и формы в западноевропейской литературе / М. Е. Грабарь-Пассек. — М.: Наука, 1966.
9. Григора Никифор. Римская история, начинающаяся со взятия Константинополя латинянами / Григора Никифор. — СПб., 1862. — Т. 6.
10. Доронин А. В. Миф и национальная история в культуре Возрождения в Германии / А. В. Доронин // Миф в культуре Возрождения: сб. ст. / отв. ред. Л. М. Брагина.
— М.: Наука, 2003.
11. Клейн Л. С. Анатомия «Илиады» / Л. С. Клейн. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998.
12. Маккалоу Д. У. Вечная тайна лабиринта / Д. У. Маккалоу. — М.: КоЛибри, 2008.
13. Марк Анней Лукан. Фарсалия / Марк Анней Лукан; пер. с латинского Л. Е. Остроумова. — М.: Ладомир-Наука, 1993.
14. Маслов А. Н. Троянская война и Античность в исторической беллетристике Средневековья: «История разрушения Трои» Гвидо де Колумна в средневековой традиции: дис. ... канд. ист. наук / А. Н. Маслов. — Н. Новгород, 2003.
15. Мельникова Е. А. Древнескандинавские географические сочинения (тексты, перевод, комментарий) / Е. А. Мельникова. — М.: Наука, 1986.
16. Младшая Эдда. — М.: Ладомир. 1994.
17. Мякин Т. Г. Сапфо. Язык, мировоззрение, жизнь / Т. Г. Мякин. — СПб., 2004.
18. Поляков Л. Арийский миф. Исследование истоков расизма / Л. Поляков. — СПб., 1996.
19. Райли-Смит Д. Изучение Крестовых походов / Д. Райли-Смит // История Крестовых походов / пер. с англ. Е. Дорман. — М.: КРОН-ПРЕСС, 1998.
20. Тит Ливий. История Рима от основания Города: в 3 т. / Тит Ливий. — М.: Ладо-мир, 2002. — Т. 3. Кн. XXXIV—XLV.
21. Хониат Никита. История со времени царствования Иоанна Комнина (1186—1206) / Хониат Никита. — СПб., 1862. — Т. V.
22. Чекин Л. С. Картография христианского средневековья VIII—XIII вв. Тексты, перевод, комментарий / Л. С. Чекин. — М.: Восточная литература РАН, 1999.
23. Euripidis fabulae. Helene / ed. J. Diggle. — Oxford: Clarendon Press, 1994. — Vol. 3.
24. Iacobi Hugonis Vera Historia Romana / Iacobi Hugonis. — Roma, 1655.
25. Jorga N. Notes et extraits pour servir a l'histoire des Croisades au XVe siecle. I—VI / N. Jorga. — Paris — Bucarest. 1899—1916. — Vol. IV.
26. Laonici Chalcocondylae Atheinsis historiarum libri decem / Laonici Chalcocondylae. — CSHB. — 1843.
27. Novum Testamentum Graece / ed. Nestle-Aland. — Stuttgard, 1996.
28. Pius II. Opera omnia / II. Pius. — Basel, 1557.
Н. С. Оботурова
ОНТОЛОГИЧЕСКОЕ И КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ ИДЕИ В РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ XIX - НАЧАЛА ХХ ВЕКА
Понимание сущности идеи в разных формулировках и контекстах осуществлялось на всех этапах исторического развития философии, включая современность. Выявление взаимосвязи в идее чувственного и рационального, внутреннего и внешнего, национального и общечеловеческого, осуществленное автором на основе рациональной реконструкции взглядов русских философов, имеет существенное значение для понимания идеи как концептуально-смыслового уровня познания и деятельности в современной эпистемологии. Ключевые слова: теория и история культуры, познание, мышление, идея, национальная идея.
Understanding of the idea in different formulations and contexts appears throughout the history of philosophy including its modern stage. Revelation of correlation in the idea of perceptional and rational, internal and external, national and universal, carried out by the author is based on the rational reconstruction of Russian philosophers' views and it has considerable meaning for understanding of the idea as a conceptual and semantic level of learning and activity in modern epistemology. Keywords: theory and history of culture, learning, thinking, idea, national idea.
Понимание идеи, ее специфики, форм существования, роли и места в структуре познавательной деятельности, в социальном бытии являлось актуальной проблемой русской философии XIX - начала ХХ века. При этом в трактовке идеи имели место как онтологический, гносеологический, так и культурно-исторический подходы, в рамках которых анализировались различные ее аспекты.
Истоки онтологического понимания идеи в духе неоплатонизма восходят в
русской философии Х!Х века к творчеству П. Я. Чаадаева, который в «Философических письмах», наряду с другими проблемами, обращается к анализу условий и возможностей познания человеком мира. С его точки зрения, в основе познания лежит мировой разум, а человек пользуется той его долей, которую он из него воспринял в своем личном существовании. Поэтому любое свойство души представляет собой идею, которую «мы находим в своем уме вполне готовой, не зная, как она
