CC BY
44
ЛИНГВИСТИКА
А.Е. Аникин
Институт филологии СО РАН, Новосибирск
Три пути русских за Урал: свидетельства языка
Предлагаемая (авто)реферативная статья1 основана на сведениях, почерпнутых, по преимуществу, в двух ранее опубликованных словарях [Аникин, 2000а;
2003] и некоторых других публикациях автора [Аникин, 20006; 2000в; 2001], посвященных контактам русских старожилов и первопроходцев Сибири с ее коренным населением. В статье использованы результаты исследований многих ученых, - прежде всего проф. Гамбургского университета Е.А. Хелимского, очень много сделавшего для изучения рассматриваемой проблематики (см., в особенности: [Хелимский, 2000; 2002]), а также проф. Н.Н. Широбоковой. Автор имеет счастливую возможность постоянно пользоваться консультациями названных специалистов.
Объем литературы, релевантной для обсуждаемой проблематики, весьма широк и не может быть сколько-нибудь полно отражен в рамках данной публикации. В списке литературы приводятся лишь основные использованные работы (помимо уже указанных), а именно, работы А.А. Зализняка [2004], А.К. Матвеева [2001;
2004], В.В. Напольских [1997], С.Л. Николаева [1990], А.М. Селищева [1968], М. Фасмера [Vasmer 1960], В. Штейница [Steinitz 1980], А.Л. Шилова [1999] и Ю. Янхунена [Janhunen 1997]; см. также литературу в примечаниях к тексту статьи.
Начать уместно с известного тезиса, согласно которому русская колонизация Сибири на раннем ее этапе стала продолжением Новгородской колонизации севе -ра Восточной Европы. В связи с этим - несколько слов о предыстории русского проникновения за Урал.
По археологическим данным, примерно с середины I-го тысячелетия н.э. в бассейнах озер Ильмень и Псковское появилось славянское население, язык которого с XI в. стал отражаться в древненовгородских берестяных грамотах и иных письменных памятниках, создававшихся на псковско-новгородских землях. Благодаря проводимым в последние десятилетия интенсивным исследованиям этого материала и современных псковско-новгородских говоров, стало ясно, что древненовгородский диалект был чрезвычайно архаичным в лингвистическом плане и обладал целым комплексом особенностей, отличающих его от остальных великорусских и других славянских диалектов. По существу, речь идет об особом славянском языке - точнее, о диалекте с задатками особого славянского языка, ко -торым не суждено было развиться, поскольку Новгород со временем потерял независимость, и его языковая специфика стала нивелироваться.
Ярким примером этой специфики является отсутствие в древненовгородском так называемой второй общеславянской палатализации задненебных согласных, которая прослеживается в рус. целый, цеп, цевка 'шпулька', цедить и ряде других
1 Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, грант № 04-04-00297а. Она содержит немного расширенную версию доклада, прочитанного 26 января 2006 г. на заседании Президиума Сибирского отделения РАН, а также 20 марта 2006 г. на заседании Ученого совета Института филологии РАН.
слов. В древненовгородском же (и в современных северо-западных русских говорах) эти слова звучат с сохранением начального к-, что подтверждается, между прочим, старым заимствованием из русского в эстонский - kaav 'цевка, катушка'.
Новогородцы очень рано стали продвигаться на Север, и уже в XI-XII вв. стали осваивать бассейны Онеги и Северной Двины, так называемое Заволочье. Само это название образовано от слова волок в значении 'отрезка пути, по которому челны или иные суда волокут с одного водного пути на другой' (важнейший термин восточнославянской колонизации). Возле водно-волоковых путей возникали поселения и кусты поселений. В колонизации территорий, которые нередко именуют Русским Севером, что в узком смысле соответствует современным Архангельской и Вологодской областям, и в дальнейшем расширении своих владений на Севере Новгород имел конкурентов - владимиро-суздальских князей, старавшихся склонить население Заволочья на свою сторону.
Уже в бассейнах оз. Ильмень и Псковское новгородцы вступили в тесный контакт с местными финскими племенами (прибалтийско-финскими), с саамами и разной по составу, но в целом уралоязычной чудью (впоследствии вымершей и/или ассимилированной)1. По мере продвижения новгородских колонистов на Север начались их контакты с коми-зырянами и ненцами.
Для обозначения соседей появились особые этнонимы, в том числе этнонимы типа сумь, весь, либь, та же чудь и т.д. - все это имена с собирательным значением, как правило иноязычного происхождения.
К ряду подобных этнических названий относится и этноним русь, ставший позднее названием государства восточных славян. Данный этноним, согласно наиболее рациональной и соответствующей фактам этимологии2, заимствован от прибалтийских финнов, из источника, связанного с современным финским Ruotsi 'Швеция', ruotsalainen 'швед', эст. Rootsi 'Швеция', также в карельском и т.д. Исходное прибалтийско-финское слово реконструируется в виде * rootsi или *ruotsi 'скандинав, швед', которое, в свою очередь, выводится из скандинавских языков -предположительно как название 'гребцов, мореходов'. Германский корень (тот же, что в нем. Ruder 'весло' и проч.) засвидетельствован надежно и сомнений не вызывает. Важно подчеркнуть, что из п.-фин. * rootsi происходят также древне-нецкое *луотса 'русский' и комироч 'русский'.
Говоря о проникновении русских за Урал, обычно вспоминают о походе Ермака в конце XVI в., в результате которого открылся путь в Сибирь через Поволжье, Прикамье, Урал к Тюмени/Тобольску. Этот путь в Сибирь (рано ставший и дорогой на каторгу, в ссылку)3 открылся русским лишь после того как в середине XVI в. к Московской Руси было присоединено Казанское ханство.
При этом нередко имеет место, в том числе и в лингвистической литературе, недооценка или даже игнорирование двух северных путей в Сибирь.
По крайней мере, к XIII в. новгородцами был прочно освоен Чрезкаменный Печерский путь, ведший через Заволочье в Припечерье и далее в Югорскую землю, простиравшуюся по обе стороны северного Урала и с востока захватывавшую
1 О вымерших языках дославянского населения Русского Севера можно судить по оставленной их носителями топонимии и субстратных элементах в севернорусских диалектах (см. в трудах А.К. Матвеева и других ученых).
2 Подробное обсуждение проблем, связанных с происхождением слова Русь, см.: [Бибикова и др., 1989, с. 293-309].
3 Ему посвящено несколько строк (биографически связанных с эвакуацией из Ленинграда в Среднюю Азию во время войны) в «Поэме без героя» Ахматовой: И уже предо мною прямо // Леденела и стыла Кама, // И «Quo vadis?» кто-то сказал, // Но не дал шевельнуть устами, // Как тоннелями и мостами // Загремел сумасшедший Урал. // И открылась мне та дорога, // По которой ушло так много, // По которой сына везли, // И был долог путь погребальный // Средь торжественной и хрустальной // Тишины Сибирской Земли.
запад современного ХМАО. Но путь этот несомненно был известен новгородцам гораздо ранее - как можно судить уже по включенному в «Повесть временных лет» под 1096 г. рассказу новгородца Гюряты Роговича: послах отрок свой в Печору1, люди, яже суть дань дающие Новугороду, и пришедшю отроку моему к ним, оттуда иде во Югру; Югра же людье есть язык нем и соседят с Самоядью на полунощных странах.
Новгородские походы в Югру достигали, по всей видимости, Нижнего Прио-бья и Северного Прииртышья. Еще более широкую географическую перспективу открывал так называемый Мангазейский морской ход. Если Южный путь ассоциируется с Транссибом, то здесь можно говорить о предшественнике Севморпути. Морской путь на Восток, прочно освоенный к середине XVI в., но опробовавшийся, видимо, гораздо ранее, вел из Архангельской земли, Поморья (конкретнее - из устья Сев. Двины) по морю к Ямалу, затем волоками и небольшими реками к Обской губе, пересекая которую попадали в Тазовскую губу (одно время она называлась Мангазейским морем) и затем на Таз, где в 1601 г. и была основана Мангазея; с Таза к Енисею и на Таймыр. Промышленники поднимались и вверх по Енисею.
В 1478 г. Новгород потерял независимость, а его владения отошли к Москве. Интенсивное русское заселение Сибири началось в XVII в., и шло под московским руководством, по более удобному южному пути. Однако значительную часть русских насельников Сибири Х^И-Х^П вв. составляли выходцы с севера Европейской России - из Архангельской, Вологодской, Вятской и других земель, на что указывают, между прочим, старые сибирские фамилии вроде Колмогоров, Комогорцев, Холмогорский, Вологодский, Вяткин, Мезенцев и т.д. Землепроходец Ерофей Хабаров, в честь которого назван Хабаровск, был устюжанином.
Выходцы с Севера были носителями русских говоров, которые сложились на территориях как бывших новгородских, так и бывших владимиро-суздальских владений. К наиболее характерным говорам первого типа относятся - из современных - обонежские в Карелии, большая часть архангельских, второго - ярославские, костромские, и большая часть вологодских.
За время длительного соседства два вида говоров сблизились, различия между ними отчасти стерлись и возникли черты единого севернорусского типа, объединяемого, в частности, так называемым оканьем. В Сибирь шли колонизационные волны также из Средней и Южной России, но в целом за Уралом к XIX в. доминировало севернорусское диалектное начало, что нашло отражение и в старых заимствованиях из русского языка в языки Сибири, особенно на севере.
Выявление новгородских и старых севернорусских черт в массиве русско-сибирских языковых данных начиная от памятников письменности и фиксаций рус -ских слов учеными XVIII в. (Миллером, Палласом, Крашенинниковым и другими) и кончая записями современных сибирских диалектов - задача, важная для исто -рии русского языка в Сибири, а в определенной мере и для изучения языкового наследия Древнего Новгорода.
В качестве примера сибирского фонетического диалектизма, имеющего севернорусские параллели, можно указать на замену гласного ы после б и м на у в Колымско-Анадырском регионе: промусол 'промысел', було 'было', буват 'бывает' и т.д. (из формы типа буват заимствовано долганское bubaat с похожим значением). Аналогичные факты отмечены для ряда говоров Вологодчины, Новгородской земли, встречаются они и в берестяных грамотах.
Таких примеров очень много. Они принадлежат не только лексике, но и звуковому и грамматическому строю, а также синтаксису.
Особенно интересны случаи, когда в сибирском материале встречаются очевидные новгородизмы.
1 Здесь имеется в виду некая этническая группа, вероятно, близкая самодийцам.
Иллюстрацией может служить известное в архангельских и вологодских, но также в колымских, туруханских и прибайкальских старожильческих говорах название южного и юго-западного ветра - шелонник. Это название, непонятное на Русском севере и в Сибири, объяснимо лишь при учете природно-географических реалий Новгорода: оно образовано от названия р. Шелонь, впадающей в Ильмень-озеро с юга, а Новгород расположен к северу от него.
Одной из особенностей древненовгородской фонетики было развитие сочетания -мль в в -нь. На Новгородчине и сейчас встречается на зени в соответствии с литературным на земле. Нетрудно заметить, что в известном обозначении плотных слоев древесины, хорошо известном в Сибири - крень, кренёвый - сохраняется обломок древненовгородской фонетики, сосуществующий в говорах с синонимичным кремлёвая древесина.
В Древнем Новгороде было известно слово хамъ 'полотно'. Оно заимствовано из средненижненемецкого языка, а именно, из слова ham 'покров, завеса', родственного современному немецкому Hemd 'рубашка'. Заимствование из средненижненемецкого - факт характерный ввиду известных экономических связей Новгорода с Ганзейским союзом, где основным языком был именно средненижне-немецкий. По всей вероятности, только после присоединения Новгорода к Московской Руси слово хамъ стало известно и в Москве, но лишь в виде производных. Оно до недавнего времени сохранялось в Московской топонимии - в названиях Хамовники, ранее Хамовная слобода, т.е. часть города, занимаемая определенными ремесленниками, как и в случаях с Кузнецким мостом, Большой Бронной и т.д. Слово хам отыскалось в одном из памятников русско-сибирской письменности XVIII в., где некто рассказывает, что купил себе два хама на одежду, а также, по-видимому, в русскоустьинской загадке на избе вышитый хамячок лежит (отгадка: созвездие Плеяды)1, где хамячок может быть названием полотна, близким древненовгородскому хамець, деминутиву от хамъ.
Но еще удивительнее наличие и живое бытование слова qam 'полотно' в современном селькупском языке, куда оно заимствовано из русского.
Огрубляя ситуацию, можно сказать, что Мангазейский морской ход отмечен прежде всего контактами русских первопроходцев с самодийцами (ненцами, а также нганасанами, энцами); Чрезкаменный печерский путь - русско-коми-зырянскими, русско-самодийскими и отчасти русско-обскоугорскими контактами. Хорошо известно, что коми-зыряне вообще очень активно участвовали в русском движении на Восток, выступая в частности, как проводники.
Южный же путь отмечен прежде всего контактами русских с тюркским языковым миром, особенно с татарами Поволжья, Приуралья и Западной Сибири.
Для обоих северных путей характерны многочисленные (многие сотни) заимствования прибалтийско-финско-саамского происхождения. Из занесенных в Сибирь слов можно указать морда 'рыбовная ловушка', нерпа (животное), ровдуга 'оленья замша', таймень (рыба), тундра. Сюда же относятся этнонимы зыряне и самоеды, соответственно с прибалтийско-финской и саамской этимологией. Возможно, что этноним чудь из саамского. Часть заимствований происходит из вымерших финно-угорских языков, например, курья 'залив' и шар 'пролив' (в названиях проливов Полярных морей - Югорский шар, Маточкин2 шар и др.).
Интересно старосибирское слово одекуй 'бисер', относящееся к ранней стадии русско-ненецких контактов и заимствованное из ненецкого (нг)одяко
1 Переиначенная якутская загадка типа 'на юрте выщербленная поварешка лежит' (= 'месяц на ущербе)'. Характерно сочетание «досибирского» архаизма и кальки с аборигенного языка.
2 От Матка, названия Новой Земли у поморов. Это слово связано с сев.-рус. матка 'компас (самодельный)', происходящего, скорее всего, из прибалтийско-финского matka 'путь, дорога', ср. поморское выражение держи матку на матеру 'правь в сторону суши'.
'ягодка', 'бисерина'. Судя по отсутствию отражения ненецкого (нг-) в русском, что указывает на заимствование из крайнезападных ненецких говоров, это слово было заимствовано где-то в Заволочье, но сохранилось только на севере Сибири и лишь в XVII-XVIII вв., а затем было забыто.
Наиболее характерным маркером каждого из трех путей в Сибирь, поданных здесь, так сказать, стратегически, отвлекаясь от деталей, является обозначение главных героев рассматриваемого исторического процесса - т.е. самих русских.
Для Мангазейского морского хода это упомянутое выше др.-нен. * луотса, откуда современное нен. лууца, заимствованное далее эвенками (лууча) и от эвенков якутами (луучча, нуучча) и другими тунгусо-маньчжурами, а далее нивхами, айнами; указывают также на кит. eluosi.
Основным этнонимическим маркером сухопутного Чрезкаменного пути является коми роч 'русский' (более древняя форма типа *ручь), заимствованное далее в хант. руть, а также сельк. рушь.
Наконец, широко распространенное в тюркских языках название русских типа урус, орус можно определить как основной маркер южного пути.
По всей Сибири было распространено еще одно название русских, по-видимому, характерное для московского периода ее колонизации, и представленное якутским хасаах, а также диалектными алтайскими, шорскими и т.п. названиями типа казак, заимствованных из русского, что не удивительно, поскольку первыми русскими, появлявшимися в разных местах Сибири, часто и были как раз казаки. На Аляске, в эскимосских диалектах, слово касак до 1867 г. обозначало русского человека, а после прихода американцев получило значение 'американец'. Русских же эскимосы стали звать касапик, букв. 'настоящий казак'.
Скорее всего, именно на северных путях возникло старое русское название Урала - Камень. Конечно, оно исконнославянское. Но можно с большей степенью вероятности утверждать, что как обозначение Урала оно сложилось под влиянием коми Из 'Урал', букв. 'Камень', а также нен. Хабэй Пэ" 'Урал', букв. 'Остяцкие камни' и хант. Кев 'Урал', буквально 'камень', аналогично манс. Нёр (= 'камень').
С Чрезкаменным путем несомненно связан этноним Югра и название Югорской земли - из коми йогра 'хант, мансиец'. Здесь же следует указать на известный в новгородских источниках с XIV в. гидроним Обь, на происхождение которого указывает старое название Салехарда в языке коми - Обдор. Это коми слово с буквальным значением 'место у Оби'; отсюда русское название низовьев Оби -Обдора, зафиксированное в берестяной грамоте XIV в., как минимум за 200 лет до основания русского города Обдорска. Коми Об представлено также в коми названии притока Камы Обва (-ва 'река') и может быть тождественно слову об 'сугроб, снежный завал'. Ряд слов, связанных с Чрезкаменным путем, можно продолжить старым названием ненцев междуречья Оби и Енисея - юраки, близким хантыйскому и мансийскому названию ненцев - Joran/Jaran.
С южным путем в Сибирь связан топоним Сибирь, из татарского Сэбэр, названия столицы покоренного Ермаком ханства (само это название, возможно, угорского происхождения). Далее сюда относятся топоним Тюмень (из тюрк. tümen в значении 'область, обязанная поставлять столько-то воинов', буквально '10000'); этноним остяк (< тюрк. *istak - исходно обозначение инородческого языческого населения, ср. казах. istak 'башкир' и т.п.), ставший у русских до 30-х гг. XX в. названием хантов, селькупов и кетов.
Кроме уже упомянутых свидетельств, касающихся Мангазейского морского хода, следует назвать само обозначение Мангазеи (люди самоедь, зовомые Мал-гонзеи в сказании «О человецех незнаемых на восточной стране и о языцех розных», XV в.), данное русскими по ненецкому племени Монканзи, на что указывали еще в XVIII в. От ненцев же усвоено название р. Енисей (др.-нен. Енесий); из ненецкого происходит и старинное русское название эвенков - тунгус. Поскольку
мангазейские промышленники поднимались и вверх по Енисею, мы обязаны им названиями Нижней и Подкаменной Тунгусок (правых притоков Енисея) и Енисейска, а возможно, и реки Лена и Ленского острога (предшественника Якутска). Название Лены обычно объясняют, опираясь на данные сибирских языков. Может быть не случайной, однако, близость этого гидронима и старорусского прилагательного леная (< *lénaja, в форме женского рода) 'медлительная, ленивая'1. Такое название (субстантивированное Лена < *лена(я)) для Лены в принципе не подходит, но оно могло быть дано первопроходцами по контрасту с более стремительными реками, которые встречались им в Восточной Сибири.
Со словом тунгус связан, пожалуй, наиболее яркий пример бытующего до сих пор в научной литературе - и вполне серьезной - объяснения, не учитываю -щего фактора ранних северных путей русских за Урал (такие объяснения имеются и для слов Обь, Енисей, остяк). Речь идет о выведении названия тунгусов из тюрк. tonguz 'свинья', с той мотивировкой, что эвенки занимаются свиноводством. Это объяснение не может быть принято уже потому, что абсолютно не соответствует исторической картине раннего русского проникновения в Сибирь.
В связи с темой слов тюркского происхождения следует напомнить, что среди них есть заимствованные в русский язык из лексикона Золотой Орды и отражающие укрепление на Руси московской власти. До сих пор употребительны казна, казначей, тамга (точнее, производные от него таможня, таможник - некогда сборщик подати при татарском управлении на Руси). Утратили свои позиции и стали историзмами лексемы ярлык (как название ханской грамоты), и, особенно, ясак - подать с местного населения, в особенности, подать пушниной, взимание которой, как известно, составляло основную цель московской колонизации Сибири, подобно тому как это было в случае с французской колонизацией Канады, - но не в случае с британскими и испанско-португальскими завоеваниями [Вахтин и др., 2004, с. 16].
Пушнина (наряду с серебром) была и целью новгородцев. В берестяных грамотах встречаются характерные названия песец (XII в.) и соболь (начало XIII в.). Европейские названия соболя наподобие франц. sable известны с XI в. и происходят, по-видимому, из русского. Естественно думать о древненовгородском источнике, что было бы весьма интересно и в культурно-историческом и в лингвистическом отношениях. Но пути распространения слова нуждаются в уточнении. C новгородской колонизацией несомненно связан и такой фаунистический термин, как севернорусско-сибирское норник 'песец (молодой, еще не выходящий из норы)', заимствованный - что географически показательно - от русских колым-чан и индигирщиков в северные говоры якутского и в тундренный юкагирский. Это слово является северорусским новообразованием (чешское norník 'песец', конечно, из русского), и реконструкция праславянского *погьткь [Этимологический словарь, 1999, с. 198] весьма проблематична.
Литература
Аникин А.Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири: Заимствования из уральских, алтайских и палеоазиатских языков. 2-е изд., испр. и доп. Новосибирск; М., 2000а.
Аникин А.Е. Из лексического комментария к русской колонизации Сибири // Гуманитарные науки в Сибири. 2000б. № 4.
Аникин А.Е. Проблемы русской диалектной этимологической лексикографии. Дисс. в виде научн. докл. ... д-ра филол. наук. Екатеринбург, 2000в.
Аникин А.Е. Из воспоминаний полевого ученого секретаря // Фольклор и литература Сибири. Памяти А.Б. Соктоева. Новосибирск, 2001.
1 Соответствующий материал см.: [Этимологический словарь, 1987, с. 210].
Аникин А.Е. Этимологический словарь русских заимствований в языках Сибири. Новосибирск, 2003.
Бибикова М.В., Зализняк А.А., Литаврин Г.Г., Мельникова Е.А., Петру-хин В.Я, Флоря Б Н. Комментарии к главе 9 // Константин Багрянородный. Об управлении империей. Текст, перевод, комментарий. Под ред. Г.Г. Литаврина и А.П. Новосельцева. М., 1989.
Вахтин Н., Головко Е., Швайтцер П. Русские старожилы Сибири. М., 2004.
Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. Втор. изд., перераб. с учетом материала находок 1995-2003 гг. М., 2004.
Кожеватова О.А. Заимствования в лексике говоров Русского Севера и проблема общего регионального лексического фонда. Дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 1997.
Матвеев А.К. Субстратная топонимия Русского Севера. Вып. 1. Екатеринбург, 2001; вып. 2. Екатеринбург, 2004.
Напольских В.В. Введение в историческую уралистику. Ижевск, 1997.
Николаев С.Л. К истории племенного диалекта кривичей // Советское славяноведение. 1990. № 4.
Селищев А.М. Избранные труды. М., 1968.
Хелимский Е.А. Компаративистика, уралистика: Лекции и статьи. М., 2000.
Хелимский Е.А. Трансъевразийские аспекты русской этимологии // Русский язык в научном освещении. 2000. № 2 (4).
Шилов А.Л. Заметки по исторической топонимике Русского Севера. М., 1999.
Этимологический словарь славянских языков / Под ред. О.Н. Трубачева. Вып. 14. М., 1987.
Этимологический словарь славянских языков / Под ред. О.Н. Трубачева. Вып. 25. М., 1999.
Janhunen J. The Russian Monsters. On the Etymology of an Ethnonymic Complex // Studia Etymologica Cracoviensia. 1997. № 2.
Steinitz W. Ostjakologische Arbeiten. Bd. IV. The Hague; Paris, 1980.
Vasmer M. Die russische Kolonisation im Spiegel der Sprache // VI Internationaler Kongreß für Namenforschung. Bd. 1 (Studia Etymologica Monacensia II). München, 1960.
