CC BY
33Res publica
Три источника «скандинавского социализма»
Часть III. Технократическая социальная инженерия и продуктивизм
© Студенцов В. Б.
© Studentsov V.
Три источника «скандинавского социализма». Часть III. Технократическая социальная инженерия и продуктивизм
Three Roots of the "Scandinavian Socialism". Part III. Technocratic Social Engineering and Productivism
Аннотация. Рассмотрены факторы, способствовавшие складыванию феномена, ставшего известным как «скандинавский социализм»: живучесть рудиментов крестьянского менталитета, унаследованные у лютеранства традиции поддержки обездоленных, доверительное отношение граждан к властям, прогрессистская политика «научного управления обществом».
Annotation. Factors that contributed to the emergence of the phenomenon that became known as "Scandinavian socialism" were considered: the survivability of the rudiments of the peasant mentality, the traditions of supporting the destitute inherited from Lutheranism, the trusting attitude of citizens to the authorities, the progressive policy of "scientific management of society".
Ключевые слова. Скандинавия, социальное государство, культура, индивидуализм, равенство, закон Янте. Key words. Scandinavia, welfare state, culture, individualism, equality, law of Jante.
Стандартное возражение экономических либералов (сторонников свободного рынка) против активной социальной и экономической политики левых (в том числе социал-демократов) состоит в том, что она-де ведет к упадку, поскольку ориентирована исключительно на перераспределение, а не на увеличение «общественного пирога». Несмотря на свою несостоятельность данный тезис и доныне еще не до конца развенчан. Между тем убедительный и обстоятельный ответ на него еще почти 100 лет назад был дан шведским экономистом Г. Мюрдалем и его коллегами по социал-демократии в виде идеологии и практики так называемого продуктивизма, ставшего одним из краеугольных камней «скандинавского социализма».
В этой части статьи анализ сосредоточен преимущественно на примере Швеции как в силу той роли, которую она играла в продвижении соответствующих идей и практики, так и из-за недостатка информации по другим скандинавским странам.
СТУДЕНЦОВ Виктор Борисович — старший научный сотрудник Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) им. Е. М. Примакова РАН, кандидат экономических наук.
ф ф ф
Хотя элементы социального государства в Скандинавии возникли еще в конце XIX в.1 [5], полномасштабным развитием оно обязано социал-демократии. Конец XIX — первая половина XX в. в Скандинавии, как и во всем мире, прошли под знаком сциентизма (признания научного знания как наивысшей ценности и упование на его благотворность в деле трансформации человека и общества) и сопряженного с ним прогрессизма (веры в эффективность социального контроля через научное управление государством).
В общественно-политической области составной частью этого широкого движения был марксизм. Возникшие в последней четверти XIX в. в Дании, Норвегии и Швеции марксистско ориентированные организации интеллектуалов со временем подпали под влияние социал-реформистов (К. Каутского, Ф. Лассаля, Э. Бернштейна и др.) и перешли с революционных на эволюционные рельсы. Парламентский путь — завоевание большинства населения и постепенные политические и экономические реформы — представлялся более надежным способом добиться общественного переустройства [6]. К этому были и объективные предпосылки в виде ограничений, которые налагались на возможные радикальные революционные преобразования вследствие малых размеров этих стран и высокой степени их зависимости от зарубежных рынков.
Скандинавская модель социального государства, отличительными чертами которой стали компромиссность и функциональность (прагматизм), во многом стала продуктом прогрессисткой социальной инженерии, итогом усилий группы идеологов и политиков-практиков, рассматривавших свою деятельность именно как «научное управление обществом». В Швеции зачинателями такой политики были Я. Брантинг (1860—1925), Э. Виг-форсс (1881—1977), Г. Меллер (1884—1970) и др.
Отрицая марксизм, по крайней мере в части исторического материализма, Вигфорсс утверждал, что капитализм создает предпосылки собственной трансформации, но она не неизбежна и не произойдет автоматически2. Он полагал, что социализм, который ему виделся в качестве бесклассового общества с господством равенства, сотрудничества и солидарности, «никогда не может быть доказан, это — идеал, который может быть только осуществлен» [33. P. 43].
Меллер, которого в Швеции считают «отцом» тамошнего социального государства3, поскольку он внес значительный вклад в его развитие
1 Первопроходцем здесь стала Дания.
2 Брантинг и Меллер, кажется, были большими приверженцами идеи К. Маркса об объективной неизбежности победы социализма, чем Вигфорсс.
3 Меллер считал своими наставниками в социальных вопросах датских социал-демократов К. В. Брам-снеса (1879-1965) и К. Штейнке (1880-1963).
(в бытность с 1936-го по 1951 г. на посту министра по социальным вопросам), понимал под социализмом «замену частной собственности на ключевые средства производства общественной собственностью и ликвидацию всякой частной эксплуатации» [33. Р. 103].
Хотя в партийной программе Социал-демократической партии Швеции (СДПШ) 1920 г. упоминание о социализации собственности присутствовало, никакой четкой и развернутой позиции по этой проблеме сформулировано не было. Бесплодно закончились и многолетние труды Комитета по социализации (1920—1935) [34]. В очередной раз вопрос о национализации дебатировался на партийной конференции 1932 г., где высказывались разные позиции. Советская модель социализации отвергалась по «соображениям социальной структуры» Швеции и из-за включенности страны в международное экономическое сотрудничество [5. Р. 140]. В принятой в 1944 г. программе партии говорилось: «В будущем существование частного предпринимательства допустимо в той мере, в какой оно преуспеет в... предоставлении жизненных благ, насколько это технически возможно при полном и эффективном использовании рабочей силы и материальных средств производства. Однако в той мере, в какой оно окажется неспособным осуществлять эту задачу, будет необходимо вмешательство агента общества [государства] с теми планирующими экономическими мерами, которые будут наиболее подходящими в каждом конкретном случае» [5. Р. 148]. Меллер очень сетовал, когда в 1944 г. из программы СДПШ были изъяты упоминания о социализации, внесенные в нее в 1920 г.
Та же судьба постигла и концепцию планирования — с течением времени относительно радикальные формулировки менялись на все более аморфные; впрочем, планирование по-советски — директивное распределение производства и потребления — изначально имело малое число сторонников. Кстати, оставивший в мировой экономической науке след Э. Хекшер (1879—1952)4 в 1925 г. побывал на праздновании 200-летнего юбилея Российской академии наук и посетил заседание Госплана5. Из этой поездки он вынес крайне неблагоприятное впечатление о планировании [7], — что понятно, поскольку ни о каком систематическом планировании тогда и речи быть не могло. Резко критиковал идею планирования и его советский стиль еще один известный шведский экономист — наставник Г. Мюрдаля Г. Кассель (1866—1945)6.
Впоследствии социал-демократическое понятие планирования стало отождествляться с набором более или менее системных мер госрегулирования. Вигфорсс утверждал, что среднесрочное планирование не должно пониматься как синоним социализации и совместимо с экономикой сво-
4 Благодаря сформулированной им вместе с Б. Олином (1899—1979) так называемой теореме Хек-шера—Олина.
5 Возможно, президиума Госплана.
6 После смерти Касселя его место профессора политической экономии в университете Стокгольма занял именно Мюрдаль.
бодного рынка. Это не случайно, ведь, по его мнению, социал-демократическое мировоззрение имело два корня: марксизм и экономический либерализм [5. Р. 141—142]. Схожей позиции придерживался рано ушедший идеолог СДПШ Н. Карлеби (1892—1926), утверждавший, что социал-демократы должны вмешиваться в отношения собственности, а не в функционирование рынков — важны «не столько экономические механизмы, сколько условия, при которых в них вступают различные группы граждан» [34. Р. 151]. Он считал разделяемое немецкими социалистами представление, что социализм означал собой социализацию капитала и централизованное планирование, «доктринерской схоластикой».
Таким образом, в вопросах социально-экономической политики шведские, а за ними и другие североевропейские левые были прагматичны. «Характерная черта социал-демократов и рабочего движения то, — говорил Г. Ланге, занимавший в 1955—1970 гг. пост министра торговли Швеции, — что в выборе наших методов мы не доктринеры. Результаты — это то, что нам важно» [17. Р. 97].
* * *
Политику социального компромисса, мирного сотрудничества с капиталистами исповедовали все «архитекторы» шведского «социализма» — в том числе тот же Вигфорсс и П. А. Ханссон (1885—1946), выступивший в 1928 г. в риксдаге с основополагающей концепцией «Дома для народа»: «Фундамент Дома составляют чувство общинности и солидарности. Хороший Дом не знает... привилегированных или обездоленных индивидов... Там никто не смотрит на другого свысока, никто не пытается получить преимущество за счет других, сильный не угнетает и не эксплуатирует слабого. В хорошем Доме царит равенство, осмотрительность, сотрудничество и готовность прийти на помощь. Применительно к большому национальному и гражданскому Дому это будет означать стирание всех социальных и экономических барьеров, которые сейчас разделяют граждан на привилегированных и обездоленных, властителей и зависимых, богатых и бедных, состоятельных и обедневших, эксплуататоров и эксплуатируемых» [16. Р. 99].
В качестве теоретиков «Дома для всех» социал-демократам удачно «подвернулись» Альва и Гуннар, оказавшие значительное влияние и на Меллера, по крайней мере в части семейной политики7. Отправной точкой рассуждений Мюрдалей было то, что растущая урбанизация и индустриализация шведского общества снижают рождаемость и ведут к старению населения, что грозит его существованию. Г. Мюрдаль, параллельно и независимо от Дж. М. Кейнса, подводя теоретическую основу под вмешательство государства в экономику для поддержания совокупного спроса, обосновывал ее тем, что в стареющем обществе тенденция к сбережению превалирует над тенденцией к инвестированию.
7 Оба они впоследствии порознь и в разных областях стали лауреатами премии Нобеля.
Демографическая ситуация со второй половины XIX в. в Швеции была напряженной. Начавшаяся в 1870-х гг. индустриализация обернулась обезлюдением деревни, урбанизацией и массовой эмиграцией. Развернувшийся во второй половине века исход населения из скандинавских стран побудил правящие классы стать более податливыми к социальным реформам. В ходе так называемого века миграции (1850— 1920-е гг.) Скандинавия лишилась примерно четверти населения [23]. В начале XX в. (в 1910 г.) каждый пятый (!) швед (в первом и втором поколении) жил в США. В 1907—1913 гг. вопрос, как приостановить отток населения в США, изучала специально созданная для этого комиссия риксдага. Опубликованные (в 21 томе) свидетельства и выводы комиссии показывали, что сравнительная картина Швеции и США для первой была крайне неприглядной: неравенство и приниженное положение низших классов в ней были столь удручающим, что подвигли комиссию предложить властям провести масштабные реформы, в том числе ввести всеобщее избирательное право для мужчин, перераспределить сельскохозяйственные земли, озаботиться поощрением частного жилищного домовладения, расширить обязательное бесплатное внесословное образование, поддержать экспорт [4].
Между тем возникший в том числе в связи с индустриализацией феномен относительного перенаселения пробудил к жизни неомальтузианские идеи. Ключевой фигурой нового неомальтузианского движения стал начинавший тогда свою карьеру экономист К. Викселль (1851—1926). В 1880 г. он выступил на собрании движения за трезвость, где доказывал, что причина алкоголизма — бедность (а не моральная распущенность или неверие в бога, как считали многие). Ссылаясь на опыт Франции, где, в его понимании, свою высокую действенность в качестве способа борьбы с бедностью показало добровольное ограничение числа детей в семье, Викселль пропагандировал идею рождения женщинами не более двух-трех детей [1. С. 33]. От реализации этого замысла он ожидал повышения уровня жизни всех слоев, но особенно — малоимущих. Впоследствии Виксель приписывал избавление страны от дополнительной сотни тысяч безработных своим собственным пропагандистским усилиям в среде рабочего класса и своего единомышленника социал-демократа Х. Бергегрена (1861—1936), сторонника свободной любви и легализации контрацепции8 [1. С. 41].
Но неомальтузианство не стало официальной социал-демократической доктриной. Еще в 1911 г. Р. Сандлер (1884—1964), впоследствии ставший министром иностранных дел и премьер-министром, показал, что причина бедности шведов не в перенаселении, а в неравном распределении доходов и прочих изъянах общественного устройства. Именно эта линия стала доминирующей в демографической политике социал-демократов. Однако
8 Закон 1910 г. запрещал распространять информацию о противозачаточных средствах; отменен в конце 1930-х гг.
часть их осталась при неомальтузианских убеждениях: предложенная в начале 1930-х гг. четой Мюрдалей программа широкомасштабных реформ была ими встречена с опаской, поскольку ожидаемый от ее осуществления рост рождаемости грозил привести к росту предложения рабочих рук, а потому и к снижению зарплаты.
* * *
В 1932 г., когда шведские социал-демократы пришли к власти, Г. Мюр-даль в статье «Дилемма социальной политики» предложил перейти от политики сглаживания негативных проявлений болезней общества (путем оказания помощи бедным, больным, безработным и т. п.), которую до Первой мировой войны практиковали «настоянные на социализме ли-бералы9» и «настоянные на либерализме социалисты» [1. С. 111], к решительным действиям по профилактике. Это означало бы слом консенсуса между социалистическими либералами и либеральными социалистами, основанного на представлении, что «социальная политика может затрагивать только организацию производства, но никак не перераспределение собственности».
Предлагавшийся Мюрдалем «радикальный» подход имел целью «социально направленное, планируемое и организованное экономическое сообщество, которое сделало бы для подавляющего большинства людей возможным защищенное и достойное человека существование» [1. С. 113]. Превентивная, профилактическая социальная политика представляла собой «производительную инвестицию в человеческий капитал»10 [33. Р. 164; 3. Р. 11—12] и не только в него. Вопреки представлениям либеральных экономистов, такая социальная политика стала бы не бременем, а облегчением для общества, поскольку была бы доходна. Ведь «большая часть государственных расходов на здравоохранение и образование молодежи и работающего населения и в целом на благосостояние семей увеличивает не только наслаждение жизнью населения, но также его качество и производительность». Эта продуктивистская (т. е. нацеленная на наращивание потенциала и повышение эффективности общественного производства) интерпретация социальной политики была положена во главу угла шведской и других близких к ней скандинавских моделей государства всеобщего благосостояния [21. Р. 78—79].
Несмотря на очевидное подчеркивание Мюрдалем производительной направленности социальной политики, характеристика ее, равно как и сформированного на ее основе социального государства, в качестве «продуктивистских» относительно нова. Вероятно, первым, кто в до-
9 Либерализм начала XX в. существенно отличался от нынешнего; современный либерализм предельно далек от социалистических идей.
10 Данная формулировка — поздняя интерпретация слов Мюрдалей; понятие человеческого капитала прочно вошло в научный оборот значительно позже.
полнение к трем ранее указанным моделям социального государства11 начал писать о существовании еще одной — «продуктивистской», был И. Холлидей, изучавший Восточную Азию [20]. Продуктивистская модель социального государства многолика [9; 19; 22], но ее центральная идея состоит в предоставлении социальных услуг гражданам не столько из соображений справедливости, сколько в качестве средства экономического развития; «социальная политика жестко подчинена первоочередной цели достижения экономического роста. Из этого вытекает все остальное» [20. Р. 708].
Скандинавское социал-демократическое социальное государство имело значительный продуктивистский элемент, но, в отличие от более позднего восточноазиатского, было не жестким и избирательным, а, напротив, щедрым и универсальным. Оно демонстрировало модель «социально-инвестиционного государства благосостояния», в котором акцент ставится на социальные инвестиции и, прежде всего, на вложения в человеческий капитал. При этом подходе «социальная политика рассматривается как производственный фактор, необходимый для экономического развития и роста занятости» [25. Р. 2].
Истоки этой модели — в работах Альвы и Гунара Мюрдалей. В 1935 г. они опубликовали книгу «Кризис и вопрос народонаселения», где констатировалось, что в состоятельных семьях для поддержания сложившегося образа и уровня жизни женщины воздерживаются от деторождения, все меньшее их число готовы променять работу на выращивание и воспитание детей. В то же время «низшим» классам плодиться мешала бедность. Перед страной маячила перспектива вырождения вследствие растущей бездетности, иммиграции и старения.
«Для нас проблема сводится к выбору между депопуляцией и социальной реформой. — писали Мюрдали. — То, что мы предлагаем — создать новое общество, где первенствует социальная солидарность, где вся нация признает нашу совместную ответственность за детей, которые составят следующее поколение. Только. создавая такое общество, мы порвем с узким индивидуализмом, который. отравляет все стороны нашей национальной жизни и угрожает самому ее существованию» [15. Р. 112]. Чтобы побороть «излишний» и «фальшивый» индивидуализм, который порождает «атоми-зированных эгоистов», необходимо вырастить совершенно новую породу людей, заявляли Мюрдали.
«Современное общество сознательно или бессознательно развивается в одном направлении: рационализации и усложнения производства и всей человеческой жизни, тем самым повышая требования к нам и к нашим собратьям-людям, — писали Мюрдали в 1934 г. — Проблема. в том, как повысить качество человеческого материала до уровня, отвечающего запросам современной жизни» [8. Р. 41].
1 См. [13] и часть I данной статьи (Свободная Мысль. 2022. № 1).
ф ф ф
Изначально центральный пункт социальной стратегии шведских социал-демократов состоял в выравнивании потребления социальных классов и доходных групп. Ставилась задача усилиями государства облегчить финансовое бремя деторождения и воспитания детей для беднейших слоев. Для этого были предусмотрены меры по улучшению жилищных условий (предоставление государственного жилья и дотирование его найма в частном секторе), прямое распределение продуктов здорового питания, развитие сферы бесплатного здравоохранения, меры, благоприятствовавшие деторождению и материнству.
Социальные преобразования социал-демократы стали оценивать сквозь призму не затрат (расходов), а будущих результатов (доходов): их конечной целью было осуществление целей продуктивизма — концепции, ставящей во главу угла повышение объемов и эффективности экономики. Реформы социальной политики, образования, женского вопроса, культуры, архитектуры, жилищного строительства — всех аспектов общественной жизни — имели прагматическую направленность [3]. Таким образом, лозунг социал-демократии (в интерпретации Р. Гудина [18]) «благосостояние и работа» оказался созвучен с принципом Лютера, согласно которому все должны добывать себе пропитание собственным трудом.
Вслед за Мюрдалем шведские социал-демократы доказывали, что неравное распределение богатства тяжким экономическим бременем ложится на общество. То, что только состоятельные слои имели возможность развивать свои таланты и способности, тогда как менее экономически благополучные этого были лишены, они полагали не только несправедливым, но и подрывающим экономическую эффективность. Неравенство, как и безработица, расточает человеческий капитал.
Г. Мюрдаль и его единомышленники ставили цель «экономической интеграции» общества, которая понималась в широком социальном аспекте, включая в качестве важнейшего элемента «ослабление социальной скованности, мешающей индивидам свободно выбирать условия своей работы и жизни» [2. С. 48—49]. Ослабление социальной скованности требовало не только равенства возможностей, но и большего фактического равенства12, и вся практика скандинавской социал-демократии была подчинена решению этой задачи. Уже в середине 1950-х гг. Мюрдаль полагал, что Швеция быстро приближается к высокому уровню национальной интеграции.
Меры по выравниванию доходов населения также имели «производительную» направленность. «Равенство продвигалось не просто как совместимое с эффективностью. Оно было предпосылкой ее роста: более равно распределенная покупательная способность представляет собой пред-
12 При этом задача достижения полного равенства никогда не ставилась.
варительное условие успешной макроэкономической политики; семейная политика является инвестициями в будущий человеческий капитал; выравнивание ресурсов в здравоохранении и образовании закладывает основание оптимальной производительности труда; политика солидарной заработной платы и активные программы на рынке труда подстегивают промышленную модернизацию; гарантированность дохода помогает преодолеть естественное сопротивление рабочих рационализации; а превентивная социальная политика сокращает человеческие потери и экономические издержки общества», — описывал шведскую практику исследователь государства всеобщего благосостояния Г. Эспинг-Андерсен [12. Р. 38]. В целом, согласно его характеристике, в Швеции практиковалась «продук-тивистская социальная справедливость» в том, что «социальное государство инвестирует в оптимизацию способности людей быть продуктивными гражданами» [14. Р. 722].
* * *
Яркими примерами «научного управления обществом» и продуктивизма скандинавской социал-демократии явились трезвенническая и евгеническая кампании13, продиктованные стремлением повысить качество «человеческого материала».
В конце XIX в. трезвенническое движение было враждебно социалистам. Оседлавшие его либералы в силу порождения пьянством нужды и социального недовольства рассматривали злоупотребление спиртным как естественного союзника социализма. Поддерживавшие трезвенничество либеральные круги мотивировали свою позицию в том числе тем, что отказ рабочих масс от алкоголя высвободит их средства и тем самым повысит уровень благосостояния без необходимости уступок правящих классов или поддержки государства.
Трезвенничество было тесно связано с евгеникой — они перетекали друг в друга. Штейнке, бывший в 1930-х гг. главным архитектором социальной реформы в Дании, отрицательно относился к оказанию социальной помощи филантропическими организациями. Его неприятие основывалось на том, что они руководствовались не рациональными, а эмоциональными и гуманитарными мотивами. В результате поддержка оказывалась и антисоциальным элементам, не желающим внести хотя бы минимальный полезный вклад в общество. Для этих лиц Штейнке предусматривал меры перевоспитания и наказания, в том числе запрет на заключение браков и, как вариант, стерилизацию [29].
В Скандинавии при обсуждении стерилизации приглушались ее расовая и националистическая стороны, но подчеркивалась экономическая. Она
13 Здесь они стремились «идти в ногу со временем», равняясь на «передовые» США, а затем и Германию.
рассматривалась как средство повышения качества «человеческого материала» [28], позволяющее увеличить производительную силу нации посредством отказа от издержек по содержанию «неспособных»14. «Евгеническая идеология была... сродни демократическому социализму. из-за своих продуктивистских черт» [31. Р. 172].
«Лишенная мифических и романтико-расистских черт базисная идея евгенического социализма состояла в создании сообщества благосостояния для "наиболее приспособленных" или "евгенику благосостояния", основанную на "правильном образе жизни", и исключении тех, кто попадал в категорию непродуктивных» [32. Р. 334]. Определяющими факторами исключения из общества были не раса и национальность, как в так же практиковавшей евгенику нацистской Германии, а производительная способность. Непроизводительным элементам отказывалось не в социальном обеспечении, а в праве на деторождение.
Еще до наступления эпохи социал-демократии правительства иной ориентации своеобразно заботились о «здоровье» нации, вводя обязательность медицинских разрешений для заключения брака (в Швеции в 1915 г., Норвегии в 1918 г. и в Дании в 1922 г.) и запрет на супружество для умственно отсталых и больных (Финляндия в 1929 г.). Принудительная стерилизация была частью прогрессистского проекта модерна, который продвигала именно социал-демократия (в том числе чета Мюрдалей) для достижения «евгенического стандарта населения» [26. Р. 740] и сокращения числа «не-полноценных»15.
Первый в Европе закон о стерилизации был принят в 1929 г. в Дании, за ней последовали Норвегия (1934 г.), Финляндия и Швеция (1935 г.)16. Стерилизация лиц с наследственными заболеваниями, замедленным развитием и «неполноценных» мотивировалась в качестве благотворной меры как для самих затрагиваемых ею лиц, так и для общества в целом [27. Р. 261]. С 1936-го по 1975 г. в Швеции было стерилизовано около 63 тыс. человек, в основном женщин17.
Хотя практика стерилизации декларировалась как добровольная, она быстро перестала быть таковой. Физическое насилие к подлежащим сте-
14 Возможно, при анализе судеб не конкретных и никак не персонифицированных больших масс людей прагматическая и технократическая бездушность присуща всем социальным реформаторам.
15 Г. Мюрдаль считал, что «основное богатство нации состоит в качестве ее населения».
16 В Великобритании «искушению» евгеникой поддалась часть фабианцев и других левых политиков. «Заразился» ею и известный экономист Дж. М. Кейнс, в 1937—1944 гг. бывший директором британского «Евгенического общества».
17 Считается, что жертвами этой практики стали преимущественно лица социально или нравственно предосудительного поведения — прежде всего многодетные малообеспеченные матери и женщины, отличавшиеся неразборчивыми половыми связями. Есть свидетельства, что интерес со временем активно «подключившихся» к кампании стерилизации муниципальных властей состоял в бюджетной экономии: меньше детей — ниже расходы местных властей по их финансовой поддержке [11. Р. 544].
рилизации применялось далеко не везде, но широко практиковались обман и запугивание (помещением в лечебницы для душевнобольных, лишением родительских прав, отказом в предоставлении социальной помощи и т. п.). В Норвегии было стерилизовано 44 тыс. женщин (помимо 40 тыс. подвергшихся операции добровольно). В Дании эта участь ожидала 6 тыс. «умственно отсталых» и 7 тыс. «добровольцев»18 [36]. В зачинательнице же кампании стерилизации — Германии в 1934—1945 гг. было стерилизовано около 400 тыс. человек, или примерно 1% населения [37. Р. 99].
«Эпопея» стерилизации — несмываемое пятно и незаживающая рана стран Северной Европы. В последний раз эта трагическая страница их истории дебатировалась в конце прошлого века в Швеции; дискуссия завершилась неутешительным, но неизбежным выводом. «Расовая гигиена и избавление от "ущербных" были главным образом социал-демократическим проектом, — выразил мнение большинства один из дискутантов. — Они не были ни временной аберрацией, ни уступкой духу времени. В Швеции стерилизация составляла неотъемлемую часть самой основы построения социального государства» [11. Р. 543]. (Для лучшего понимания реалий 1930-х гг., мотивов и целей участников стерилизационной кампании следует указать, что до конца этого десятилетия действовал запрет на информацию о контрацептивах, а помещение лица в приют или же изъятие детей считались мерами даже менее гуманными, чем стерилизация.)
Опрометчиво утверждать, что уроки прошлого выучены. Сегодня на место осужденной и оставшейся в прошлом евгеники19 пришла ее «младшая сестра» — ювенальная юстиция. Ее Мюрдали также предвидели: «в будущем общество должно во многих случаях удовлетворяться изъятием детей у неподходящих родителей.., избавляя их от вредного влияния окружения» [11. Р. 546]. Таким образом, научное управление обществом для отдельных людей и для значительной части социума может оборачиваться личными трагедиями.
Да и от продуктивизма мало что осталось. Сейчас уже на повестке дня постпродуктивизм, принцип «благосостояние без работы», т. е. политика предоставления социальных благ безотносительно к участию субъекта в общественном производстве.
* * *
Таким образом, в силу ряда исключительных обстоятельств и прежде всего менталитета народов, в котором глубоко отпечатались крестьянский уравнительный менталитет, лютеранская законопослушность
18 Степень этой «добровольности» теперь уже не удастся выяснить.
19 Законы о стерилизации по евгеническим и социальным основаниям просуществовали в скандинавских странах до конца 1960-х—второй половины 1970-х гг. [36].
и уважение к государству, а также пиетет к научным знаниям и его носителям, который питал продуктивизм (ведь он был не только верхушечным, но и низовым), скандинавская модель социального государства не может быть где-то повторена20. Да оно и к лучшему. Ведь одним из ее результатов стало складывание общества государственнического (или этатистского) индивидуализма, где люди разобщены и чуть ли не единственным прочным связующим звеном между ними остается государство. Взаимное отчуждение, рост «индивидуализации» людей в плане усиления независимости от окружающих вследствие роста благосостояния и государственной поддержки21 — не сильная, а слабая сторона «скандинавского социализма.
Литература
1. Карлсон А. Шведский эксперимент в демографической политике : Гуннар и Альва Мюрдали и межвоенный кризис народонаселения. М. : ИРИСЭН : Мысль, 2009.
2. Мюрдаль Г. Мировая экономика : Проблемы и перспективы. М. : Издательство иностранной литературы, 1958.
3. Andersson J. Between Growth and Security: Swedish Social Democracy from a Strong Society to a Third Way. Manchester : Manchester University Press, 2006.
4. Bengtsson E. The Swedish Sonderweg in Question: Democratization and Inequality in Comparative Perspective, c. 1750-1920 // Past and Present. 2019. № 244.
5. Bergstrom V. Party Program and Economic Policy: The Social Democrats in Government // Creating Social Democracy: A Century of the Social Democratic Labor Party in Sweden. University Park / K. Misgeld, K. Molin, K. Amark (eds.). Pennsylvania : Pennsylvania State University Press, 1992.
6. Brandal N., Bratberg 0., Thorsen D. E. The Nordic Model of Social Democracy. Houndsmills : Palgrave Macmillan, 2013.
7. Carlson B. Swedish Economists in the 1930s Debate on Economic Planning. Cham : Palgrave, 2018.
8. Cherrier B. Gunnar Myrdal and the Scientific Way to Social Democracy, 1914—1968 // Journal of the History of Economic Thought. 2009. Vol. 31. № 1.
9. Choi Y. J. End of the Era of the Productivist Welfare Capitalism? Diverging Welfare Regimes in East Asia // Asian Journal of Social Science. 2012. Vol. 40. № 3.
10. Coleman J. B. Foundations of Social Theory. Cambridge (Mass.) ; L. : Belknap Press, 1990.
11. Ekerwald H. The Modernist Manifesto of Alva and Gunnar Myrdal: Modernization of Sweden in the Thirties and the Question of Sterilization // International Journal of Politics, Culture and Society. 2001. Vol. 14. № 3.
20 Ближе других стран к Скандинавии стоит Германия с ее доминированием в прошлом (как и в Швеции) корневого типа семьи и лютеранством. Но, в отличие от нордических стран, она велика по размерам, в ней еще довольно сильно католичество, а уравнительные традиции, если когда-то и существовали, то давно ушли в прошлое.
21 Этот феномен был замечен многими, в том числе классиком американской социологии Дж. Коул-маном [10. Р. 321] и Э. Тоддом [35. Р. 246].
12. Esping-Andersen G. The Making of a Social Democratic Welfare State // Creating Social Democracy: A Century of the Social Democratic Labor Party in Sweden / K. Misgeld, K. Molin, K. Amark (eds.). University Park, Pennsylvania : Pennsylvania State University Press, 1992.
13. Esping-Andersen G. The Three Worlds of Welfare Capitalism. Cambridge : Polity Press, 1990.
14. Esping-Andersen G. Welfare States and the Economy // The Handbook of Economic Sociology / N. J. Smelser, R. Swedberg (eds.). Princeton (NJ) : Princeton University Press, 1994.
15. Etzemüller T. Alva and Gunnar Myrdal: Social Engineering in the Modern World. Lanham ; N. Y. : Lexington Books, 2014.
16. Etzemüller T. Rationalizing the Individual — Engineering Society: The Case of Sweden // Engineering Society. The Role of Human and Social Sciences in Modern Societies, 1880—1980 / K. Brückweh, D. Schumann, R. E. Wetzell, .Ziemann B (eds). Houndsmills : Palgrave Macmillan, 2012.
17. Fleisher F. The New Sweden: The Challenge of a Disciplined Democracy. N. Y. : McKay, 1967.
18. Goodin R. E. Work and Welfare: Towards Post-Productivist Welfare Regime // British Journal of Political Science. 2001. Vol. 31. № 1.
19. Gough I. East Asia: The Limits of Productivist Regimes // Instability and Welfare in Asia, Africa and Latin America: Social Policy in Development Contexts / I. Gough, G. Wood, A. A. Barrientos, P. Bevan, P. Davis, G. Room (eds.). Cambridge : Cambridge University Press, 2004.
20. Holliday I. Productivist Welfare State: Social Policy in East Asia // Political Studies. 2000. Vol. 48. № 4.
21. Hort S. O. E. Social Policy, Welfare State, and Civil Society in Sweden. Lund : Aktiv Förlag. 2017. Vol. 1: History, Policies, and Institutions 1884—1988.
22. Hudson J., Kühner S., Yang N. Productive Welfare, the East Asian "Model" and Beyond: Placing Welfare Types in Greater China into Context // Social Policy & Society. 2014. Vol. 13. № 2.
23. Knudsen A. S. B. Those Who Stayed: Individualism, Self-Selection and Cultural Change during the Age of Mass Migration. Discussion Paper № 19—01 // Department of Economics. University of Copenhagen. 2019. — https://doi.org/10.2139/ssrn.3321790 (дата обращения: 18.03.2022).
24. Kuhnle S., Hort S. E. O. The Developmental Welfare State in Scandinavia: Lessons for the Developing World // United Nations Research Institute for Social Development Social Policy and Development. Geneva : UN, 2004. Paper № 17.
25. Morel N., Palier B., Palme J. Beyond the Welfare State as We Knew It? // Towards a Social Investment Welfare State? Ideas, Policies and Challenges / N. Morel, B. Palier, J. Palme (eds.). Bristol : Policy Press, 2012.
26. Myrdal A. A Programme for Family Security in Sweden // International Labour Review. 1939. Vol. 39. № 6.
27. Nelson R. H. Lutheranism and the Nordic Spirit of Social Democracy: A Different Protestant Ethic. Aarhus : Aarhus University Press, 2017.
28. Nordensvard J. The Mass-Production of Quality "Human Material": Economic Metaphors and Compulsory Sterilisation in Sweden // Critical Discourse Studies. 2013. Vol. 10. № 2.
29. Sevelsted A. Degeneration, Protestantism, and Social Democracy: The Case of Alcoholism and "Illiberal" Policies and Practices in Denmark // Social Science History. 2019. Vol. 43. № 1.
30. Sommestad L. Human Reproduction and the Rise of Welfare States: An Economic-Demographic Approach to Welfare State Formation in the United States and Sweden // Scandinavian Economic History Review. 1998. Vol. 46. № 2.
31. Spektorowski A., Ireni-Saban L. From "Race Hygiene" to "National-Productivist Hygiene" // Journal of Political Ideologies. 2011. Vol. 16. № 2.
32. Spektorowski A., Mizrachi E. Eugenics and the Welfare State in Sweden: The Politics of Social Margins and the Idea of a Productive Society // Journal of Contemporary History. 2004. Vol. 39. № 3.
33. Tilton T. The Political Theory of Swedish Social Democracy: Through the Welfare State to Socialism. Oxford : Clarendon Press, 1990.
34. Tilton T. Why Don't Swedish Social Democrats Nationalize Industry? // Scandinavian Studies. 1987. Vol. 59.
№ 2.
35. Todd E. OU en Sommes Nous? L'une Esquisse de l'Histoire Humaine. P. : Editions du Seuls, 2017.
36. Zylberman P. Eugenique a la Scandinave: le Debats des Historiens // Medicine Sciences. 2010. Vol. 20. № 10.
37. Zylberman P. Les Damnes de la Democratie Puritaine: Sterilisations en Scandinavie, 1929—1977 // Le Mouvement Social. 1999. № 187. ♦
