ТРАВЛЯ В ШКОЛАХ ПО-СТАРОМУ И ПО-НОВОМУ (КИБЕРБУЛЛИНГ)
Луков Валерий Андреевич,
доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, директор Центра социального проектирования и тезаурусных концепций Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета, Москва, e-mail: [email protected]
В статье показано, что одним из феноменов, связанных с расширением практик использования социальных сетей, становится феномен так называемого кибербуллинга, означающего агрессивное поведение пользователей сетей, связанное с оскорблениями, угрозами и психологическим давлением на адресата. Автор показывает, что с аналогичными явлениями встречаются все пользователи, но для детской психики такое агрессивное поведение становится серьёзным испытанием. И это может вызвать негативные последствия, так как подобное воздействие делает непредсказуемым развитие сегодняшнего ребёнка — завтрашнего человека будущего.
Ключевые слова: дети, подростки, школа, кибербуллинг, социальные сети, агрессия, общество, психологическая неустойчивость, запугивание, воспитание.
В ноябре 2018 г. на заседании в Казанском федеральном университете обсуждалась животрепещущая тема, о содержании которой представление даёт обзор в электронной «Бизнес-газете»: «Психологи бьют тревогу: дикие примеры травли в каждой школе Татарстана» (https://www.business-gazeta.ru/ article/402427). В одном из комментариев читателей писалось следующее: «Деградация не сейчас и не вчера началась. Это последствия либеральных прозападных реформ 90-х годов».
Это мнение неточно отражает ситуацию. Травля соучеников и в меньшей степени учителей была и в других социальных обстоятельствах. В конце 1960-х годов, например, мне довелось в милиции разбираться с противоречивой ситуацией, связанной с одной из моих учениц 9-го класса: в школе она была одной из тех, с кого только и можно было брать пример социальной активности советского времени, гражданственности, лидерства в общественной жизни сибирского шахтёрского города. А вечером на танцах (а это были, что называется, городские танцы)
48
ОБРАЗОВАНИЕ И ОБЩЕСТВО. В ГЛОБАЛЬНОСТИ ЦИФРОВОЙ СРЕДЫ
она во главе таких же подростков-девушек избивала шпильками модных тогда каблуков женских туфель тех, кто приходил на танцы не «как подобает».
На фоне официальной школы привычны были совершенно не вкладывавшиеся ни в какие программы обучения и воспитания подростковые драки «район на район», в которых были участниками и лучшие комсомольцы из городского школьного актива (иначе в «стае» и невозможно). Такие молодеческие драки имеют очень давнее происхождение, были они и задолго до установления системы образования и входящих в неё учреждений. В начале 1990-х нам удалось установить путём исследования, что в крупном российском центре Ставрополе драки молодёжи, учащейся в том числе, «район на район» чаще происходят по линии разделения древних урочищ, в то время как административные органы города (милиция среди них) привязаны к другому разделению городской территории; об урочищах и помнить забыли, а они продолжали жить в новых поколениях, не знавших и слова-то такого — «урочище».
Травля с применением физических действий, издевательств была в школе самых разных времён и самых разных типов, и чем более закрытый характер имели эти школы или их территории (интернаты, кампусы, например), чем привыч-
нее были физические наказания учеников за невыполнение заданий или непослушание (розги, школьная указка в руках обучающего, а в Античности (как писал Мишель Монтень в «Опытах», шедевре возрожденческой литературы) учитель больно кусал провинившегося ученика за большой палец), тем чаще в ученической среде зрели драки, издевательства над соучениками, иногда приводившие к драматическим последствиям. Это было и в самых престижных школах, готовивших элиту мировых империй, и в школах для бедных, размещённых в трущобах, и в приходских школах на селе. В Итоне, самой элитарной школе Великобритании, будущие венценосные особы, дети родителей, способных оплачивать невероятные счета за обучение своих отпрысков, порядки, конечно, не сравнить со школами в негритянских районах городов США, но это вовсе не безоблачный мир. Принц Чарльз, наследник британского престола, о шотландском пансионе Гордонстоун для аристократов, куда он был отправлен учиться, писал родителям: «Это ад, сущий ад — особенно по ночам!» [1]. Среди прочего имелись в виду побои младших учащихся старшими — так сказать, «для порядка».
Такая травля была почти нормой, привычным делом, и многие вопросы школы, не лежавшие на поверхности, а среди них определение неформальных лидеров,
расслоение подростков по школьным «кастам», сексуальные притязания, организация неформальных мероприятий (дружеских встреч, совместного курения и других нарушений ненавистной нормы, идущей от взрослых с их функциями контроля и карающего «возмездия», союза против «вредных» учителей и администраторов), казались невозможными без драк, оскорблений исподтишка, сплетен, подзатыльников, насмешек, граффити на партах, стенах, везде, где никто не видит «писателя» и «рисовальщика».
Однако по мере утверждения в повседневной жизни компьютера и интернет-технологий школьные практики наведения неформального порядка «по-своему», где физическая сила, как в первобытные времена, ценилась выше силы знания и где кулак был главным аргументом в «естественном отборе», сменились другой моделью травли, только частью напоминающую старую систему: драки, сплетни, насмешки, издевательства над слабыми никуда не ушли, но их роль поблёкла на фоне кибербуллинга, как теперь принято называть травлю при помощи Интернета.
Есть и более точные определения: кибербуллинг — это форма запугивания или преследования с использованием электронных средств. Такое действие относят к киберпреступлениям (их иначе называют онлайн-изде ва те ль ства-
ми). Если другие киберпреступле-ния больше характерны для молодёжи, владеющей интернет-технологиями, то кибербуллинг — территория социальных сетей, где подростки впереди всех. Вред для окружающих заметен в том, что включают в себя онлайн-издевате-льства: на уровне индивидуальной жертвы это распространение среди неопределённого числа пользователей слухов, угроз, сексуальных комментариев, личной информации; на уровне сообществ (этнических, сексуальных и др.) — наклеивание ярлыков (как называл этот процесс американский социолог Г. Беккер, у И. Гофмана это — стигматизация), в том числе разжигающих вокруг них ненависть.
Действия против индивидов подросткам не кажутся особо опасными. Новые исследования кибербул-линга подростков с использованием мобильных телефонов и Интернета (раньше они были сосредоточены на распространённости текстовых сообщений и электронной почты), показывают, что учителя всё больше реагируют на школьные издевательства [3].
В макромасштабе вопрос о влиянии запугивания начал рассматриваться давно, ещё в 1970-е годы (например, в крупномасштабном проекте Дэна Олвеуса 1970 г., который в настоящее время считается первым научным исследованием проблем запугивания в мире. В нём уже тогда была
50
ОБРАЗОВАНИЕ И ОБЩЕСТВО. В ГЛОБАЛЬНОСТИ ЦИФРОВОЙ СРЕДЫ
представлена проблема издевательств среди школьников и молодёжи. Книга Олвеуса об издевательствах в школе, появившаяся в 1993 г., была опубликована на более чем 25 различных языках) [2], но вызовы последнего времени требуют новых исследований.
Вот данные нескольких исследований.
США. Опрос, проведённый Исследовательским центром «Преступления против детей» в Университете Нью-Гемпшира в 2000 г., показал, что 6% молодых людей, участвовавших в опросе, сталкивались с какой-либо формой преследования, включая угрозы и негативные слухи, и 2% страдали от преследований [7]. В 2011 г., согласно Национальному исследованию виктимизации и преступности, проведённому Бюро судебной статистики США, 9% учащихся в возрасте от 12 до 18 лет признались, что испытывали киберзапугивание в течение этого учебного года (с коэффициентом вариации от 30 до 50%) [10].
Австралия. В рамках общенационального опроса о скрытом запугивании в Австралии ^ = 7418 учащихся) показано, что киберзапуги-вание увеличивалось с возрастом: 4,9% учащихся 4-го класса сообщили об этом по сравнению с 7,9% девятиклассников [5].
Евросоюз. По данным, опубликованным в 2011 г., в 25 исследованных государствах — членах ЕС
в среднем 6% детей от 9 до 16 лет подвергались кибериздеватель-ствам [9]. В публикации 2009 г. показано, что примерно 18% европейской молодёжи были «запуганы (преследовались») через Интернет и мобильные телефоны [9]. В Финляндии в 2010 г. исследование на основе самоотчётов 2215 финских подростков в возрасте от 13 до 16 лет о киберзапу-гивании и кибервиктимизации в течение предыдущих шести месяцев установило, что 4,8% были жертвами, 7,4% были инициаторами запугиваний, а 5,4% оказались и теми и другими [12].
Япония. 17% детей и молодёжи в возрасте от 8 до 17 лет стали жертвами онлайн-издевательств, это показывает, что онлайн-издева-тельства являются серьёзной проблемой в этой стране. Подростки, которые проводят в Интернете более 10 ч в неделю, чаще становятся объектами запугивания в Сети. Только 28% участников опроса поняли, что такое киберзапугива-ние. Тем не менее они понимают серьёзность проблемы: 63% опрошенных студентов беспокоятся о том, что могут стать жертвами киберзапугивания [6].
Исследования трудносопоставимы, но всё же некоторые общие выводы из их данных возможны. Первое, что очевидно: явление кибертравли нарастает, и оно затрагивает миллионы подростков в разных странах мира. Оно
не управляется взрослыми, оно бесконтрольно и имеет разную мотивацию: от болезненной жажды мести до жажды, (опять же болезненной) признания, от бездумного развлечения до взращивания в себе агрессии. Второе: кибертравля возможна в отношении тех, кто «сидит» в Интернете, в сетях и другой жизни и не знает, и не хочет знать. Но такое «сидение» — уже факт подросткового существования во многих странах, не замечать или преуменьшать его нельзя. Третье: по мере развития современных информационных технологий кибертравля не уменьшится, а, напротив, приобретёт ещё более изощрённые и неподвластные формы.
Некоторые итоги исследований нужно рассматривать как предупреждение о недалёком будущем.
В 2014 году Криста Мехари, Альберт Фаррелл и Эн-Зуй Ле опубликовали анализ литературы о киберзапугивании среди подростков (а она, надо сказать, к тому времени была в западном мире огромна) и предположили, что это особый вид агрессии, а не разновидность ранее изученных её видов, а также, что будущие исследования в этом вопросе нужно строить на теоретических и эмпирических знаниях об агрессии в подростковом возрасте [11]. Это вывод, важный не только для учёных-психологов, педагогов, антропологов. Из него следует как развитие
науки, так и понимание того, что и как можно противопоставить на практике в условиях нашего времени и нашего общества.
Другое важное наблюдение: киберзапугивание в социальных сетях до недавнего времени было, как правило, предметом отношений в среде учащихся, таким оно и изучалось. Но в последнее время ученики всё чаще запугивают своих учителей. В частности, ученики старших классов в Колорадо (США) создали сайт в Twitter, который запугивает учителей то непристойностями, то ложными обвинениями [4].
В России всё это более или менее уже представлено. Но развитие новых средств информации, как показывает опыт стран, продвинувшихся по пути всеобщей интернетизации дальше, непременно расширит зону кибертравли по-русски. Между тем там, где зарождается она — в начальных и средних заведениях, её как будто нет: ни в одной образовательной программе её упоминаний, описаний способов уберечься от неё не обнаруживается. О ней немало информации, больше всего журналистской, основанной на особо скандальных примерах, но не ясны её границы и формы, только в общих словах она осознаётся как один из рисков на пути России в цифровой мир.
Но если это новая форма агрессии, идущая из детской и подростковой среды, то её последствия
52
ОБРАЗОВАНИЕ И ОБЩЕСТВО. В ГЛОБАЛЬНОСТИ ЦИФРОВОЙ СРЕДЫ
могут затронуть и национальную безопасность, и устойчивость общества перед эмоциональными всплесками, и то, каким будет человек будущего — недалёкого, но в своём человеческом ресурсе непредсказуемого и непонятного.
Изучение детей и подростков сегодня не может быть компетенцией только отдельных наук: педология когда-то пыталась детскую тему раскрыть как междисциплинарную. Вновь эта задача стоит, но в решительно изменившихся условиях, когда есть зоны, где подростки опередили исследователей и не собираются отдавать под контроль взрослых приобретённую таким путём независимость. А значит, уже устоявшиеся принципы дидактики, положения социальной психологии, социологии и т.д. нуждаются в критическом пересмотре, как и недавно появившиеся концепции сетевого общества, цифровой экономики, биоэтики и многие другие. В образовательных технологиях тоже придётся учесть стихийно осваиваемый детьми и подростками опыт кибер-буллинга, который потом, когда дети станут студенческой молодёжью, будет укрепляться, в том числе и в противостоянии с высшей школой и официально закреплёнными стандартами высшего образования.
Литература
1. Дмитриева О. За одной партой с королями [Электронный ресурс]. — URL: https://rg.ru/2006/02/03/angliya-shkoli. html
2. About Olweus-History [online]. — URL: http://www.clemson.edu/olweus/history. html
3. Burger Ch., Strohmeier D., Spröber N., Bauman Sh., Rigby K. How teachers respond to school bullying: An examination of self-reported intervention strategy use, moderator effects, and concurrent use of multiple strategies // Teaching and Teacher Education. 2015.; 51: 191— 202. DOI: 10.1016/j.tate.2015.07.004.
4. Butler A. 9-R students create teacher-bashing tweets: Third episode moves from targeting students [online]. — URL: https://durangoherald.com/articles/1763-9r-students-create-teacherbashing-tweets
5. Cross D., Shaw T., Hearn L., Epstein M., Monks H., Lester L., Thomas L. Australian Covert Bullying Prevalence Study (ACBPS). — Child Health Promotion Research Centre, Edith Cowan University, 2009.
6. Cross-Tab Marketing Services & Telecommunications Research Group for Microsoft Corporation. S. l., s.a.
7. Finkelhor D., Mitchell K.J., Wolak J. Online victimization: A report on the nation's youth. — Alexandria, VA: National Center for Missing and Exploited Children, 2000.
8. Hasebrink U., Görzig A., Haddon L., Kalmus V., Livingstone S. and members of
the EU Kids Online network. Patterns of risk and safety online. In-depth analyses from the EU Kids Online survey of 9- to 16-year-olds and their parents in 25 European countries. — August 2011. — 88 p.
9. Hasebrink U., Livingstone S., Haddon L., Ölafsson K. Comparing children's online opportunities and risks across Europe: Cross-national comparisons for EU Kids Online. — LSE, London: EU Kids Online (Deliverable D3.2, 2nd edition), 2009.
10. Indicators of School Crime and Safety: 2011 — February 2012, Simone Robers Education Statistics Services Institute — American Institutes for Research; Jijun Zhang Education Statistics Services Institute — American Institutes for Research, Jennifer Truman Bureau of
Justice Statistics; Thomas D. Snyder Project Officer National Center for Education Statistics. — 203 p.; Snyder Th.D., Robers S., Kemp J., Rathbun A., Morgan R. Indicator 11: Bullying at School and Cyber-Bullying Anywhere, 2014.
11. Mehari K., Farrell A., Le A.-Th. Cyberbul-lying among adolescents: Measures in search of a construct // Psychology of Violence. 2014;4(4):399-415. D01:10.1037/ a003752.
12. Sourander A., Klomek A.B., Ikonen M., Lindroos J., Luntamo T., Koskeiainen M., Helenius H. Psychosocial risk factors associated with cyberbullying among adolescents: A population-based study // Archives of General Psychiatry. 2010;67(7):720-728.