CC BY
153
УДК 009
Л.Н. Набилкина
канд. филол. наук, доцент, кафедра теории, практики и методики
преподавания английского языка, ФГБОУ ВПО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского», Арзамасский филиал
Н.А. Кубанев
д-р культурологии, профессор, кафедра теории, практики и методики
преподавания английского языка, ФГБОУ ВПО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского», Арзамасский филиал
ТРАВЕЛОГ - ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА ОБРАЗА ГОРОДА И ГОСУДАРСТВА
Аннотация. В статье рассматривается жанр путешествия или травелога как особой формы путевых очерков с характерным героем-рассказчиком. Анализируются произведения Л. Стерна, Д.И. Фонвизина, Н.М. Карамзина, И.А. Гончарова. Авторы статьи уделяют большое внимание проблеме взаимодействия России и Запада, диалогу культур.
Ключевые слова: травелог, аутентичность, концепция «свое-чужое», межкультурная коммуникация.
L.N. Nabilkina, Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod Arzamas Branch
N.A. Kubanev, Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod Arzamas Branch
TRAVELOGUE IS A LINGUECULTURAL FOUNDATION OF THE IMAGE OF THE CITY AND THE STATE
Abstract. The article touches upon the genre of travelling as a particular form of pieces of description with the special character of narrator. The article analyzes the works of L. Stern, D. Fonvizin, N. Karamzin, I. Goncharov. A special attention is paid to the interrelation between Russia and the West, The dialogue of cultures.
Keywords: travelogue, authentity, consept «native-alien», crosscultural communication.
«Путешествие» - одна из древнейших форм литературы и культуры, самопознания человека и человечества. С момента осознания себя человеком, хомо сапиенс перемещался с одной территории на другую в поисках «лучшей жизни». По мере развития городов и образования государств, люди стремились к овладению новыми территориями путем завоевания или другим, мирным способом, предварительно посылая в сопредельные территории своих разведчиков, которыми становились в первую очередь путешественники - купцы, мореплаватели и просто желающие перемены мест. В процессе «путешествий» они обретали собственную национальную идентичность, учились отличать «свое» от «чужого». Как заметила литературовед и культуролог Е.А. Стеценко в своем исследовании «История, написанная в пути»: «Мотив дороги лежит в основе большинства мифов, легенд и фольклорных рассказов» [1, с. 8].
Первым образцом «путешествия» можно считать «Одиссею» великого Гомера. От Гомера пошли все остальные виды путевого очерка, создающие эффект присутствия - художественно-документальные и беллетризированные путевые очерки, письма, эссе, путевые заметки и т.д. Американский культуролог Д. МакКеннен назвал в своей книге «Турист. Новая теория досуга», по его мнению, главную причину путешествий - «поиск самого себя, своей аутентичности в другом месте и времени, в чужой стране, истории, культуре» [2, с. 9].
Постепенно в «путешествии» оформляется концепция национальной самобытности, концепция патриотизма. Сравнивая «чужое» и «свое», чужбину и родную сторону, путешественник учится выделять общее и особенное, лучшее и худшее в своей и чужой стране, в своем и ином народе. Постепенно из путевых очерков вырастает травелог - особая форма путевых
очерков с характерным для нее героем-рассказчиком, окрашенная «чувствами». Субъективизм и объективизм присущие травелогу заставляют читателя по-новому взглянуть на картину мира, сравнить свою жизнь с жизнью иных стран, лучше и полнее понять «свое».
Травелог - культурологическая основа образа города. В нем зримо воплотились не только черты города, но и страны, национального характера народа, его быта, обычаев и привычек. Травелог, отталкиваясь от Гомера, восходит к «Сентиментальному путешествию» (1768) Лоренса Стерна. Это было совершенно новое явление в литературе и культуре. Если до него на первый план выступало описание страны, нравов и обычаев, архитектурных сооружений и т.д., то Стерн во главу угла поставил отношение человека к увиденному. Именно чувства окрасили картину изображаемого. «Чувствительный» путешественник стал главным героем-автором. Йорик (явная аллюзия на Шекспира) высказывает свое мнению по любому поводу. Он убежден, что Англия - лучшая страна в мире, а англичанин - истинный джентльмен, всегда и во всем поступающий правильно. Но делает это Йорик не навязчиво, а завуалировано.
По сути дела, «Сентиментальное путешествие» - это путешествие по Франции. Йорик посещает различные города и высказывает о них свое мнение. Но не столько о городах, сколько об их обитателях. Роман - это набор бытовых сцен. Вот, к примеру, Йорик посещает уличное представление. Среди зрителей - карлик и верзила-немец. Немец постоянно загораживает карлику зрелище и не реагирует на просьбу «подвинуться». После вмешательства часового -инцидент исчерпан. В беседе со «старым офицером», по указанию которого часовой бесцеремонно оттеснил немца, тот заметил, что в Англии бы так не поступили. На что Йорик ответил, что, в Англии «мы все рассаживаемся удобно» [3, с. 70].Таким образом, своим ответом он не унизил французского офицера и в то же время продемонстрировал превосходство англичан.
Жанр «путешествия» стал настолько популярен и распространен, что занял ведущее место среди литературных произведений всех стран. Среди них, к примеру, можно выделить «Простаки за границей» Марка Твена, американские зарисовки Чарльза Диккенса, травелог Александра Дюма - перечисление выдающихся травелогов можно долго продолжать
Что касается русской литературы, то одним из первых русских травелогов можно считать «Письма из Франции» (1777-1778), написанные Д.И. Фонвизиным графу П.И. Панину. Письма эти наполнены духом Просвещения. В них мало говорится о достопримечательностях французских и немецких городов, но много наблюдений и размышлений над важнейшими сторонами жизни государств и народов. В них сквозит русский патриотизм. Придирчивый глаз писателя сразу же замечает противоречия между декларативностью и реальностью: «Первое право каждого француза есть вольность; но истинное состояние его есть рабство, ибо бедный человек не может снискивать своего пропитания иначе, как рабскою работою, а если захочет пользоваться драгоценною своею вольностью, то должен будет умереть с голоду» [4, с. 163-164]. Сравнивая жизнь русского крестьянина, причем крестьянина крепостного, с французским вольным земледельцем, Фонвизин пишет: «Сравнивая наших крестьян в лучших местах с тамошними, нахожу, беспристрастно судя, состояние наших несравненно счастливейшим» [4, с. 169].
Мы узнаем мнение Фонвизина и о французской армии, и о судопроизводстве, и о Вольтере и Дидро, и о французских фабриках и мануфактурах, и о многом другом. Но вот что он пишет о Париже. Нельзя сказать, что этот город полностью разочаровал писателя. Но его резонное замечание, что это «мнимый центр человеческих знаний и вкуса» [4, с. 170] показывает, что мнение о Париже как «столице мира» сильно преувеличено. Он пишет, что парижане пользуются любой возможностью, чтобы не работать. Особенно они гнушаются черной работы. Любопытно его замечание о жителях этого города: «Жители парижане почитают свой город столицею света, а свет - своею провинцией [4, с. 175]. Нечто подобное произошло и в современной России, когда москвичи считают только себя «солью земли», а всю остальную Россию - глубокой провинцией. Хотя по большому
счету, их мнение справедливо, ибо слово «провинция» изначально означает - «не в столице».
Низкого мнения Фонвизин и о чистоте парижских улиц: «Зато нечистота в городе такая, какую людям, не вовсе оскотинившимся, переносить весьма трудно. Почти везде нельзя отворить окошко летом от зараженного воздуха. Чтоб иметь все под руками и ни за чем далеко не ходить, под всяким домом сделаны лавки. В одной блистает золото и наряды, а подле нее, в другой, вывешена битая скотина с текущею кровью. Есть улицы, где в сделанных по бокам стоках течет кровь, потому что не отведено для бойни особливого места. Такую же мерзость нашел я в прочих французских городах, которые все так однообразны, что кто был в одной улице, тот был в целом городе; а кто был в одном городе, тот все города видел. Париж пред прочими имеет только одно преимущество, что наружность его несказанно величественнее, а внутренность сквернее» [4, с. 177].
Фонвизин один из первых русских путешественников, кто обратил внимание на грязь в европейских странах. Европа всегда смотрела на Россию свысока, считая русских необразованными варварами. В этой связи достаточно вспомнить небезызвестный травелог А. де Кюс-тина «Россия в 1839 году», в котором французский маркиз назвал русских татарами в европейском платье, из-под которого торчит медвежья шерсть. И это книга была написана после победы над Наполеоном, когда Россия всему миру продемонстрировала свое величие. Русские, по крайней мере, каждую неделю мылись в бане, тогда как европейцы и понятия не имели о такой роскоши, а Лувр до Наполеона напоминал выгребную яму.
Фонвизин пишет, что привыкшие жить с младенчества «в грязи по уши», французы даже не обращают на нее внимание. Писатель обращается к русской молодежи с наставлением, говоря, что тем, кто критикует русские порядки, для сравнения надо было съездить во Францию, дабы убедиться, что «все рассказы о здешнем совершенстве сущая ложь» [4, с. 170]. В завершение своих писем из Парижа Фонвизин пишет: «Я оставил Францию. Пребывание мое в сем государстве убавило сильно цену его в моем мнении» [4, с. 182]. В своей критике жизни во Франции Фонвизин высмеял французскую армию, говоря, что в ней нет «души военной». Как же он ошибался на этот счет! Уже меньше чем через полвека французские штыки покорили почти всю Европу, и только Россия смогла встать непреодолимым барьером на их пути.
Но великий русский сатирический комедиограф в своем эпистолярном травелоге не мог ограничиться только лишь критикой Франции. Французский народ все же удостаивается теплых слов. Он подчеркивает радушие, «доброту сердечную», неспособность к злодеяниям, остроумие, присущее французам. Таким образом, травелог Фонвизина, казалось бы, состоящий из частных писем, открыл дорогу к «Письмам русского путешественника» Н.М. Карамзина - выдающемуся произведению русской литературы (1790-1801).
Своеобразие и оригинальность этого произведения обозначены уже в самом заглавии. В нем значимо каждое слово: «письма» - свидетельствует об исповедальности тона, русского -о национальной принадлежности, не столько об этническом характере, сколько об особом складе «русской души», «путешественника» - об образе очевидца, который воспринимает окружающий мир во всем его многообразии.
В этом произведении ставится очень важная проблема: проблема взаимодействия России и Запада, проблема межкультурной коммуникации. Уже в эпоху Карамзина остро вставал вопрос о диалоге культур, ибо изоляция России от внешнего мира была взаимоневыгодной. Запад жил, как правило, искаженными представлениями о России, а отдельные попытки с обеих сторон рассказать правду о России не находили отклика властей как с той, так и с другой стороны.
«Письма русского путешественника» выполняли высокую просветительскую миссию, открывая Запад России и одновременно знакомя Россию с Западом. В этом плане был важен образ «русского путешественника», созданный в травелоге. Как образ Йорика не тождественен
Л. Стерну при всей близости их взглядов и настроений, так и образ Путешественника не эквивалентен Карамзину. В первую очередь образ путешественника доказал Западу, что русский человек - это человек с широким европейским кругозором и образованием, что в сферу его интересов входит бесчисленное количество тем: от системы образования в Германии и лекций немецких профессоров до итальянских художников, от быта швейцарских крестьян до государственного устройства Швейцарии, от конституционной монархии Англии до причин морального упадка на улицах Лондона. Образ путешественника разрушил сложившийся в Европе стереотип русского дикаря, далекого от цивилизации и не способного приобщиться к ее благам.
Н.М. Карамзин устами своего путешественника повествует о Германии, Швейцарии, Франции и Англии. Писатель мистифицировал читателей, придав своему травелогу вид путевых заметок. Книга, как пишет исследователь творчества Карамзина Г.П. Макогоненко, создавалась на протяжении ряда лет в Москве. При этом Карамзин пользовался не только своими личными впечатлениями от поездки в Западную Европу, которую он совершил в молодости, но и литературными источниками - «Берлин и Потсдам» Николаи, «Письма о политическом, гражданском и естественном состоянии Швейцарии» Кокса, «Картины Парижа» Мерсье, «Путешествие немца в Англию» Морица. От этого книга Н.М. Карамзина не пострадала, а приобрела еще большую точность и достоверность.
Карамзин, как и Фонвизин, отталкивается от стерновской традиции. Он знал и любил творчество этого английского писателя и даже писал о нем в «Московском журнале», но, используя традицию своих иностранных предшественников, он создал свое собственное, русское по духу и оригинальное произведение. «Самобытность писателя проявилась и в методе изображения людей и объективной действительности, в отношении к увиденному, и в создании образа Путешественника прежде всего, в раскрытии его взгляда на европейскую жизнь, в его манере понимать увиденное, в четко выраженной русской мысли», - замечает Г.П. Макогоненко [5, с. 22].
Нам достоверно неизвестно, читал ли Карамзин письма Фонвизина (Екатерина II запретила их издание), но, как и Стерна, его очень интересовала Франция, особенно Париж. Париж в книге Карамзина противоречив, как и в письмах Фонвизина. «Париж покажется вам великолепнейшим городом, когда вы въедете в него по Версальской дороге», - начинает свой рассказ о Париже русский писатель [5, с. 301]. Далее следует панегирик Парижу: Елисейским полям, в которых гуляет «по воскресеньям народ», саду Тюильри, где проводят время «лучшие люди», «большой осьмиугольной площади» со статуей Людовику XV: «Взойдите на большую террасу, посмотрите направо, налево, кругом: везде огромные здания, храмы, красивые берега Сены - гранитные мосты, на которых толпятся тысячи людей, стучит множество карет - взгляните на все и скажите, каков Париж. Мало, если назовете его первым городом, столицею великолепия и волшебства», - продолжает Карамзин [5, с. 301]. Но изумление писателя от чудес Парижа быстро сменяется отвращением при виде не показной, а реальной жизни этого города: «Останьтесь же здесь, если не хотите переменить своего мнения, пошедши далее увидите: тесные улицы, оскорбительное смешение богатства с нищетою; подле блестящей лавки ювелира - кучу гнилых яблок и сельдей; везде грязь и даже кровь, текущую ручьями из мясных рядов, - зажмете нос и закроете глаза. Картина пышного города затмится в ваших мыслях, и вам покажется, что из всех городов на свете через подземельные трубы сливается в Париж нечистота и гадость [5, с. 302].
Теперь перейдем к городу, который постоянно сравнивается с Парижем, - Лондону. «Париж и Лондон, два первых города в Европе, были двумя Фаросами моего путешествия, когда я сочинял план его. Наконец вижу и Лондон», - восклицает писатель [5, с. 433]. Изображение Лондона у Карамзина ярко, выпукло, зримо. Он схватывает черты, которые знакомы нам по многочисленным описаниям очевидцев, писавших свои воспоминания и репортажи уже в наши дни. Эти воспоминания не многим отличаются от «писем» Карамзина, хотя их разделяет две
сотни лет. Это говорит о том, что гениальный русский историограф уловил характерные, определяющий черты города и его обитателей. Многие очевидцы подчеркивали безмолвие лондонских улиц, и мы читаем: «Кто скажет вам «Шумный Лондон», тот, будьте уверены, никогда не видал его... Кажется, будто здесь люди или со сна не разгулялись, или чрезмерно устали от деятельности и спешат отдыхать. Вы, ходя по здешним улицам, могли бы вообразить, что у вас заложены уши» [5, с. 436].
Карамзин отмечает все достоинства Лондона, включая его женщин и «поздние обеды». Но более всего он уделяет внимание особенностям лондонской жизни, его облику. «В каждом городе самая примечательная вещь есть для меня. самый город. Я уже исходил Лондон вдоль и поперек. Нет другого города столь приятного для пешеходов, как Лондон», - восхищается Карамзин [5, с. 441]. Но писатель не был бы Карамзиным, если бы ограничился лишь описанием этого города и не уделил бы места моральным рассуждениям. Описывая лондонские улицы, он замечает: «В Париже нищета взбирается под облака, на чердак; а здесь опускается в землю. Можно сказать, что в Париже носят бедных на головах, а здесь топчут ногами» [5, с. 441].
Путешественник - судья строгий и беспристрастный. О хорошем он говорит хорошее, о дурном - дурное. Примечательно, что он всегда сравнивает другие страны с Россией, чужие народы с русским. Такова отличительная особенность травелога. Так и Англии Путешественник воздает должное - тому, что его восхищает, но не может пройти мимо того, что его отвращает. Он восхищается английским парламентом и судопроизводством, глубокомыслием англичан, их склонностью к широкой благотворительности, витиеватостью речей адвокатов и скромностью лордов, но он строго судит несправедливость и нарушение морали. «Но если хотите, чтобы у вас помутилось на душе, то взгляните ввечеру в подземельные таверны или в питейные домы, где веселится подлая лондонская чернь! - Такова судьба гражданского общества: хорошо сверху, в середине, а вниз не заглядывай. Скажу вам еще, что на лондонских улицах ввечеру видел я более ужасов разврата, нежели и в самом Париже. Вообразите, что между несчастными жертвами распутства здесь много двенадцатилетних девушек! Вообразите, что есть мегеры, к которым изверги матери приводят дочерей на смотр и торгуются» [5, с. 483-484].
Весьма глубоки его наблюдения за политикой «двойных стандартов», присущей англичанам, вернее английской политической верхушке: «Англичанин человеколюбив у себя, а в Америке, в Африке и в Азии едва ли не зверь, по крайней мере с людьми обходится там как с зверями» [5, с. 485].
Лирическая стихия, дополняющая информационную сторону травелога, играет очень большую роль в стилевом своеобразии «Писем». Личное отношение автора к увиденному проявляется то в иронии, то в подчеркнутой деловитости, то в сентиментальности. При этом следует сказать, что «Письма» рассчитаны на самый широкий круг читателя с разным кругозором и интеллектуальным уровнем. Они интересны как с информативной, так и с аналитической стороны. Будучи русским патриотом, Карамзин умело осваивал опыт других стран и народов без ущербы для своей «русско-сти», без бездумного подражательства и эпигонства, с пользой для родной страны.
Традицию Н.М. Карамзина продолжил И.А. Гончаров. Его «Фрегат «Паллада» (1855) - замечательный пример документальной беллетристики, уникального сочетания эпистолярного и дневникового стиля. Травелог Гончарова отличается тем же аналитическим подходом к оценке внешнего мира и современной действительности, как и «Письма русского путешественника». Как и Н.М. Карамзин автор «Фрегата «Паллады» выразил собственное суждение об увиденном, не ограничиваясь лишь перечислением фактов, но снабжает их соответствующим комментарием. Как и Карамзин, Гончаров представил русский взгляд на заграницу, на образ иных стран и народов, отражая увиденное русским взглядом. Недаром писатель говорит о фрегате «Паллада» как о «маленьком русском мире», который вторгается в большой внешний мир. Следя за событиями глазами Гончарова, читатель снова сталкивается с русской точкой зрения на происходящие процессы за грани-
цами России: политическими, экономическими, культурными, социальными.
Довольно пристрастно писатель относится к англичанам и американцам, видя в них старых и молодых хищников. Гончарову претит лицемерие англичан, возведенное в государственную идеологию и политику в колониях. Демократически настроенный писатель с сарказмом создает обобщенный образ английского колонизатора: «Вообще, обращение англичан с китайцами да и с другими, особенно подвластными им народами... повелительно, грубо или холодно презрительно, так, что смотреть больно. Они не признают эти народы за людей, а за какой-то рабочий скот. Англичане за их счет обогащаются, отравляют их, да еще и презирают свои жертвы» [6, с. 410]. Особую неприязнь вызывают у Гончарова английские торговцы: «Бесстыдство этого скотолюбивого народа доходит до какого-то героизма, чуть дело коснется до сбыта товара, какой бы он ни был, хоть яд» [6, с. 411]. Свое мнение он подтверждает рассказом о том, как английские дельцы снабжали оружием кафров для войны с теми же англичанами: «Они возили это угощение для своих же соотечественников: это уж - из рук вон торговая нация» [6, с. 412].
Не отстают от своих «старших товарищей» и американцы. Гончаров пишет, что, например, Японию, которая в то время вела политику изоляции, «можно отпереть разом», но для этого - поступить по-английски: высадиться на берег, затеять драку с местным населением, а затем пожаловаться на оскорбление и начать войну. Именно так, по мнению писателя, и будут вести себя с японцами американские китобои. Писатель не обходит вниманием взаимную неприязнь американцев и англичан, несмотря на все сходство в поведении: «Но кто ж их разберет, молятся, едят одинаково и одинаково ненавидят друг друга» [6, с. 415].
Травелог И.А. Гончарова отличается не только своими аналитическими рассуждениями, он художественно интересен своей бытовой стихией. Писатель красочно повествует об образе жизни иных стран и народов, о нравах, обычаях и традициях, о привычках и об изысках их кухни - о том, что едят и пьют в разных странах света. Подобные бытовые «мелочи» придают произведению особую прелесть.
Таким образом, мы видим, что травелог И.А. Гончарова представляет собой уникальное произведение - многомерное и многоплановое, сочетающее как информационно-аналитическое начало, так и личное восприятие автора. Травелоги - Карамзина «Письма русского путешественника» и Гончарова «Фрегат «Паллада» - шедевры русской литературы, положившие начало плодотворной традиции беллетризированных путевых очерков, отражающих русский взгляд на мир и дающих пищу для широких сопоставительных характеристик России с другими культурами и цивилизациями.
Список литературы:
1. Стеценко Е.А. История, написанная в пути: (записки и книги путешествий в американской литературе XVII-XIX вв.). - М.: ИМЛИ РАН, 1999. - 312 с.
2. Mac Cannen D. Tourist. A new theory of leisure class. - N.Y., 1976. - 217 p.
3. Стерн Л. Сентиментальное путешествие. - М.: Гослитиздат, 1939. - 383 с.
4. Фонвизин Д.И. Сочинения. - М.: Правда, 1981. - 319 с.
5. Макогоненко Г.П. Николай Карамзин и его «Письма русского путешественника» // Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. - М.: Правда, 1988. - С. 5-30.
6. Гончаров И.А. Фрегат Паллада. - М.: Госгеоиздат, 1950. - 656 с.
List of references:
1. Stetzenko E. The history written on the way. - Moscow: IMLI RAN, 1999. - 312 p.
2. Mac Cannen D. Tourist. A new theory of leisure class. - N.Y., 1976. - 217 p.
3. Stern L. A sentimental trip. - Moscow: Goslltlzdat, 1939. - 383 p.
4. Phonvisin D. Compositions. - Moscow: True, 1981. - 319 p.
5. Makogonenko G. Nikolai Karamzin and his «Letters of Russian traveler». - Moscow: True, 1988. - P. 5-30.
6. Goncharov I. The Pallada ship. - Moscow: Gosgeoizdat, 1950. - 656 p.
