CC BY
172
Сер. 9. 2007. Вып. 3. Ч. II
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Л,А. Каракуц-Бородина
ТРАНСЛИНГВИЗМ И ЯЗЫКОВАЯ ИГРА (на материале произведений В.В. Набокова)
Индивидуальный сталь двуязычных писателей привлекает в последнее время пристальное внимание, как и сами их личности. Думается, причин тому множество: от оптимистических, хорошо иллюстрируемых заявлением В. Кабакчи относительно необходимости воспитать поколение новых Набоковых в эпоху тотального мультилингвизма при обязательном английском в репертуаре1, - до печальных: в обществе тенденция к стиранию границ соседствует с индивидуализмом и национальной изоляцией, так что двуязычие пугает не только лингвистов2, но и - в первую очередь! - обывателей; пугающее - притягивает.
В настоящее время в исследованиях лингвистического, литературоведческого, философского характера, посвященных текстам, создаваемым носителями двух и более языков, отчетливо наметилась оппозиции «билингвизм - транслингвизм»3. Здесь под билингвизмом понимается, как это принято традиционно, простое владение двумя языками, возможность использовать их при общении. Второй, достаточно новый для отечественной филологической практики, термин подразумевает способность использовать оба языка в равной степени в литературном творчестве, создавать литературные шедевры на нескольких языках. В этой дихотомии традиционному термину часто сопутствуют определения «ординарный» или «бытовой». Слишком активное использование нового термина выглядит, с одной стороны, спекуляцией (связанной со стремлением донести до отечественного читателя идеи малодоступной англоязычной монографии)4, с другой - попыткой отмежеваться от исследований художественного билингвизма советского времени, в значительной степени идеологизированных5, с третьей, лучшей, - увидеть за явлением сущность принципиально иного порядка, чем т. н. художественный билингвизм.
Даже беглое знакомство с текстами, например, В.В. Набокова позволяет увидеть, что репертуар средств выразительности писателя-транслингва шире, чем у одноязычного автора. Важнейшее из этих средств - столкновение единиц разных языков, квалифицируемое, в основном, как языковая игра.
Согласно В.З. Санникову, языковая игра есть «украшательство» речи, которое «обычно носит характер остроты, балагурства, каламбура, шутки»6; Г,Ф, Рахимкулова определяет языковую игру как совокупность игровых манипуляций с языком - его лексическими, грамматическими и фонетическими ресурсами7
На наш взгляд, это лишь одна - структурная - характеристика языковой игры, недостаточность которой в свете феномена транслингвизма становится особенно отчетливой.
Ср. I'm sure he '11 try now to come and see us, hoping for some vaw-dutch-ka ("Look at the Harlequins!");"Ah-oo-neigh na-sheiky pah-ook," I said softly ("The Real Life of Sebas an Knight")._
© Л.А. Каракуц-Бородина, 2007
В приведенных примерах средствами английского языка имитируются русские слова (создаются т. н. графоны); обращает на себя внимание точность передачи фонетического их облика (редукция гласных английскому не свойственна). Здесь мы видим нечто большее, чем простую орнаментальность: это попытка транслировать русский язык, русскую культуру в инокультурное пространство.
Для подобных явлений С.Г. Николаев предлагает термин «билингвема»8 и разбирает феномен на примере посвященного последним часам жизни Чехова стихотворения Ю. Левитанского «Шампанским наполнен бокал...», в котором неоднократно повторяются последние слова писателя, адресованные немецкому врачу, - «Ich sterbe». Для Николаева билингвемы - единицы, заимствованные из иностранных языков и не просто не ассимилированные системой принимающего языка, но принципиально пребывающие за пределами этой системы: «Иноязычие внутри принимающего текста всегда демонстрирует свою отчужденность от текстовой языковой системы (иное буквенно-графическое воплощение, "экзотический" фонетико-графический облик)»9.
Предлагая, по аналогии, термин «транслингвема», обратим внимание на то, что явление, которое можно обозначить этим словом, напротив, в высшей степени инкорпорировано - если не в языковую систему принимающего текста, то, определенно, в систему идиостиля, а в исключительных случаях становится нормативным и для языка-реципиента, что прекрасно иллюстрирует слово «нимфетка».
Сделаем набросок функциональной классификации транслингвем.
1. Грамматические транслингвемы - перенос грамматических особенностей одного языка в произведение, созданное на другом. Продемонстрируем это явление на примере т. н. гипаллаг (перенесенных, или метонимических, эпитетов) типа твидовая старушка, либеральный бант, танцевальная точность телодвижений и др. в произведениях Набокова. При автономном рассмотрении русского текста этот прием кажется излюбленным авторским способом свертки синтаксической конструкции, средством смыслового уплотнения текста. Сопоставление же с английскими текстами того же автора позволяет представить гипаллаги не более чем кальками английской конструкции AN: тротуарное кафе = sidewalk café; таксомоторный полковник = taxi colonel («Лолита»),
.2. Транслингвемы - номинации фрагментов (возможного^) мира: ср. libidream - либи-досон; Lo-less - безлолитный («Лолита»), girliniere' (по аналогии с gargoniere); Department ofTerrapy ("Ada").
3. Транслингвемы. обусловленные би- или поликулыурализмом в быту: ср. За какие-нибудь полчаса надобно было подготовить скрытый накануне от репетитора урок..., выкупаться, одеться, побрекфастатъ («Другие берега», гл. IX, 1) и комментарий к этому пассажу: «Набоковы завтракали не как все, а как тогдашние англичане (мазали на хлеб прозрачную патоку)»10.
4. Транслингвемы - переводческие каламбуры (по Г.Ф. Рахимкуловой)11: элементы двух языков в игре слов могут соединяться автором вынужденно. Так, в «Лолите» фигурирует «акт» (законопроект), разработанный сенатором Манном (нем. Mann - «мужчина»), который, как замечает Гумберт, «поддается скверному каламбуру», если принять имя почтенного сенатора за эпитет «мужской». Чтобы сохранить каламбур, Набокову пришлось ввести в текст русской «Лолиты» английское «act» и утяжеляющее разъяснение. Ср. также нем. Unschicklich, по словам фиктивной комментаторши Вивиан Дамор-Блок, понятое Адой как not chick - лишенное изысканности (так акцентируется полилингвизм самой Ады).
5. Транслингвемы-имитапии (техника «потока сознания»): [старуха] приказывала этуанс, этудверь, этусуйт («Волшебник»); Я нажал на кнопку звонка; его вибрация прошла по всему моему составу Personne: никого. Je resonne, repersonne: звоню вновь, никовновъ» («Лолита»).
t Транслингвемы - вымышленные языки в "Bend Sinister", "Ada", "Pale Fire": What is the time, kot or?; alfear (uncontrollable fear caused by elves); ...a steinmann (a heap of stones erected as a memento of an ascent) ("Pale Fire").
7. Аккультурадионные транслингвемы (связанные с трансляцией русской культуры): Ср. "Ne mogoo! [I cannot]," she exclaimed...; "What [shto bish] were you saying about those rehearsals [repetitia] ? " ("Bend Sinister") Обратим внимание: русские слова подчеркнуто архаичны. "Okh, nado (I must) passati!" exclaimed Percy in the Slavic slang he affected, blow ng out hi cheeks andfumbling frantically at his fly. Фиктивная комментаторша Вивиан Дамор-Блок фиксирует здесь «псевдорусский каламбур, построенный на английском pass water»("Ada").
8. Транслингвемы. обеспечивающие экономию языковых средств: "it is [pun] an economical way of alluding to several things at once"12. "Ink, a Drug ". Somebody's idle pencil (Ember highly treasures this scholium) has numbered the letters so as to spell Grudinka which means bacon' in several Slavic languages. Number two shows the rustic (now clad in the clothes of the gentleman) removing from the head of the gentleman (now writing at a desk) a kind ofshapska. Scribbled underneath in the same hand: 'Ham-let, or Homelette au Lard' ("Bend Sinister"). Французское «омлет с беконом» - намек на одну из возможных подоп-лек шекспировского вопроса. Ср. также Some day you may come upon certain papers; you м iti burn them at once; true, they have heard voices in [one or two indecipherable words: Dot chetu?], but now they must suffer the stake ("The Real Life of Sebast n Knight") - намек на деревушку Домреми, в которой родилась Жанна д' Арк. Ср. подобные явления у Берд-жеса в «Заводном апельсине».
9. Игровые транслингвемы. имеющие, тем не менее, и иные, глубинные функции, помимо игровой (все примеры - из романа "Ada"). May I give you, Count, some more of the mouse-and-cat- a poor pun, but mine - неслучайна оговорка "poor"; вместе с собственно каламбуром она составляет автохарактеристику Вана Вина. We apollo [apologize] - так завершают Ван и Ада адресованное Люсетт письмо, подчеркивая тем самым наличие у них тайного, интимного, языка и недоступность мира их отношений для третьего. Ада переделывает монолог короля Лира на французский, где n 'est vert («не зеленый») оказывается на месте английского never («никогда»), демонстрируя тем самым свою начитанность и полилингвизм.
10. Транслингвемы с метаязыковой функцией (в том или ином объеме эта функция реализуется и в любой другой транслингвеме): предметом речи в их пределах, т. е. денотатом, становится код сообщения13; определенные особенности языка14. Здесь, на наш взгляд, кроется отличие транслингвемы от билингвемы: иноязычный элемент в произведении писателя-моно-лингва - действительно, лишь знак языка, временно, т. е. исключительно в данном контексте, выполняющий метатекстовую функцию {Ich sterbe у Левитанского, In vino Veritas у Блока), либо речевое клише, обладающее указанными свойствами всегда, независимо от контекста (nota bene, ibid., etc.). Попадая из системы языка в систему текста, они не претерпевают серьезных изменений в том, что касается их семантических свойств15. Транслингвема - единица речи, речевой смысл которой может существенно отличаться от языкового значения (ср. упоминание в «Аде» т. н."vessie (Canadyform ofW.C.)" - при узуальном значении «мочевой пузырь»).
Безусловно, перечисленные функции накладываются друг на друга. Нетрудно заметить, что, при очевидной градуальности сознательного характера элементов этого перечня, ни один из них чисто орнаментальной функции не несет.
Согласимся с Г.Ф. Рахимкуловой в том, что у транслингва двуязычные элементы не выполняют собственно комической функции (в чистом виде)16, как то случается при ординарном билингвизме: шутки с формой речи, эксплуатирующие возможности двух языков, типичны, например, для Брайтона (Я тебе подарю кэш не для того, чтобы ты копил деньги, а для того, чтобы ты энджоил - пример Е.А. Земской). Однако, по-видимому, неиндивидуальный характер употребления подобных единиц, а также недостаточная массовость этого явления не позволили исследователям выделить языковую игру в качестве отдельной функции английской лексики в речи русских эмигрантов17.
В речи писателя-транслингва иноязычные включения служат не снижению тональности, а конструированию новой реальности.
Очевидно, этот подлежащий расширению список транслингвем - живое подтверждение переформулированного В.П. Рудневым психоаналитического тезиса: «За любым поверхностным и единичным проявлением текста лежат глубинные и универсальные проявления, носящие мифологический характер»18.
Представляется, что природа этих проявлений бессознательна: «Наша память часто не располагает ими [остротами] (заметим, остроумие и комическое - не одно и то же! - Л.К.) тогда, когда мы хотим их вызвать, но зато иной раз они возникают невольно, и мы не понимаем, почему они вплетаются в наши мысли. Это опять-таки мелкие черты, но все же они указывают на происхождение острот из бессознательного19. Бессознательное происхождение роднит игровые транслингвальные элементы с интерференциями. Однако интерференция - продукт недостатка средств для выражения определенного содержание В основе транслингвем, напротив, - избыточность средств выражения.
Отдельного внимания при анализе транслингвем заслуживает фигура читателя: цель языковой игры - получение «квалифицированным» (посвященным) читателем-эрудитом эстетического удовлетворения от построенного на игровых взаимоотношениях с ним текста20. Еще Фрейд считал остроту самым социальным из душевных механизмов - в силу того, что она всегда рассчитана на другого21, а источником удовольствия от остроты называл как тенденции (смысл) остроты, так и ее технику.
Языковая игра при транслингвизме - живейшая, максимально яркая иллюстрация тому широкому пониманию феномена языковой игры, какое предлагал Витгенштейн22 (в его перечень языковых игр вслед за «проклинать», «приветствовать», «молить» имеет смысл добавить «и создавать мультиязычные тексты»), и представлению об игре вообще, по Хейзинге (игра как универсальная категория человеческого существования)23.
Именно в пределах такого, философского, понимания языковой игры лежат «штучки» транслингвов: коль скоро языковая личность, по Караулову, - набор способностей24, то в текстах транслингва базовая игровая способность любого человека реализуется максимально ярко и причудливо.
Сделаем два вывода:
1) явление, традиционно называемое языковой игрой, при транслингвизме имеет особую природу;
2) исследование транслингвизма проливает новый свет на феномен языковой игры в целом: имеет смысл и в произведениях монолингвальных авторов рассматривать ее как проявление бессознательно-творческого начала.
P.S. При концептуальном анализе имени «игра»25 обнаруживается расхождение между понятиями игры ради процесса и игры ради результата, для обозначения чего в английском языке существуют соответственно слова play и game, а русский и немецкий обходятся одним словом (игра, Spiel). Представляется, что в ситуации транслингвальной языковой игры реализуются сразу оба вида этой деятельности: смешивая языки, писатель начинает play, а при развязке-разгадке оба участника коммуникации получают выигрыш в виде удовольствия, как в game.
1 КабакниВ, В. Практика англоязычной межкультурной коммуникации. СПб., 2001. С. И.
2 Жлуктенко Ю.А. Лингвистические аспекты двуязычия. Киев, 1974. С. 48.
3 Балеевских К.В. Язык как экспликация культурного опыта писателя-билингва: Автореф. канд. дис. Ярославль, 2002; Эпштейн М. Проективный словарь философии: Новые понятия и термины. № 25 // http://www.topos, ru/article/300I/printed.
4 Kellman S. G. The translingual imagination. Lincoln, 2000.
5 Гируцкий A.A. Белорусско-русский художественный билингвизм: типология и история, языковые процессы. Минск, 1990\ Хостов Б. Казахско-русское художественно-литературное двуязычие. Алма-Ата, 1990,
6 Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 1999. С. 14.
7 Рахимкулова Г, Ф. Языковая игра в прозе Владимира Набокова (к проблеме игрового стиля): Автореф. докт. дис. Ростов на Дону, 2004. С. 7.
8 Николаев С.Г. Иноязычие как метакомпонент художественного текста (к вопросу о билингвеме в поэзии) // Филологический вестник Ростовского государственного университета. 2004. № 3. С. 31
9 Там же. С. 28.
10 Носик Б. Мир и Дар Владимира Набокова. Первая русская биография. М., 1995. С. 158. " РахимкуловаГ.Ф. Указ. соч.
12 LokrantzJ.T. The Underside of the Weave: Some stylistic Devices used by Vladimir Nabokov. Upsala, 1973. P. 41.
13 Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С. 42.
14 Мироненко С.А. Выразительные возможности игры слов в русском и немецком языках (сопоставительный аспект); Автореф. канд. дис. Краснодар, 2006. С. 6.
13 Николаев С.Г. Указ. соч.
16 Рахимкулова Г.Ф. Указ. соч.
17 Язык русского зарубежья: Общие процессы и речевые портреты. М.; Вена, 2001 С. 199.
18 Винни-Пух и философия обыденного языка / Ст. и комм. В.П. Руднева. М„ 1994.
19 Фрейд 3. Остроумие и его отношение к бессознательному. М., 2005.
20 Рахимкулова Г.Ф. Указ. соч. С. 7.
21 Фрейд 3. Указ. соч.
22 Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Избранные философские работы: В 2 ч. М., 1994. Ч. I.
23 Хейзинга Й. Homo Ludens: Статьи по истории культуры. М., 1997.
24 Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 200
25 Гажева И.Д. Опыт концептуального анализа имени «игра» // Филологические науки. 2000. № 4.
Статья принята к печати 26 февраля 2007 г.
