CC BY
57
УДК 111.1
В. Т. ФАРИТОВ
ТРАНСГРЕССИЯ В НАУЧНОМ ДИСКУРСЕ: ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
Подвергаются анализу специфические особенности современного научного дискурса и места и роли в нём одного из наиболее значимых для современной философии феномена трансгрессии - нарушения установленных границ, смещения сложившихся конфигураций смысла и бытия.
Ключевые слова: трансгрессия, трансценденция, дискурс, наука, субстанциальность, потенциальность.
«Наука XX века - это уже поэзия» - отмечает один из современных мистиков и эзотериков [9]. Что ж, возможно, это и так. Пожалуй, в определённой степени наука ХХ приближается и к философии. Чем бы ни занимался философ, он всегда имеет в виду специфически философскую проблематику, он не является исследователем частных проблем. Недуг же современной академической философии состоит в катастрофической специализации, превращающей философов в философских работников, занятых исключительно одной узкой сферой существования. Напротив, современная наука движется в противоположном направлении - в сторону переступающей границы отдельных областей междис-циплинарности. То есть в сторону трансгрессии.
Наука не является статичным образованием. Научный дискурс допускает достаточно значительные преобразования, в которых его базовые компоненты модифицируются, получая новое содержательное наполнение. Это означает, что в историческом срезе научный дискурс существует в качестве определённого модификационного варианта.
Каждая модификация фундаментальной онтологической схемы научного дискурса полагает в основе специфическую трансцендентную объектность.
В качестве классического в данном исследовании рассматривается такой модификационный вариант научного дискурса, в котором третий компонент структуры представлен как субстанциальная трансцендентная объектность. Она эксплицируется как лежащая в основе объективного мира совокупность устойчивых и трансцендентных по отношению к миру сущностей, или субстанций. Примером здесь может служить концепция абсолютного пространства Ньютона,
© Фаритов В. Т., 2015
которая сформировалась в условиях полемики с картезианской системой, предлагавшей отождествление протяжённости с телами и отрицание пустого, свободного от материи пространства [6, с. 204-266].
В качестве другого примера субстанциальной трансцендентной объектности могут выступать теплород и флогистон - телесные субстанции, отличающиеся от тел объективного мира невесомостью, минимальными размерами и ненаблюдаемостью. К этому же типу трансцендентной объектно-сти принадлежит мировой эфир классической электродинамики - заполняющая пространство субстанциальная среда, «материальный» носитель электромагнитных взаимодействий.
На генезис субстанциальности в античности и его связь с формированием науки указывает М. П. Волков: «Заслуга Парменида состоит в разрыве с гераклитовской позицией оценки мира как становления и выделении неподвижно-самотождественной сущности -единого, в котором угадывается присутствие таких эпистемологических императивов, как необходимость, сущность, инвариантность, и которое постигаемо только умозрением» [3, с. 275].
Базовые характеристики субстанциальной трансцендентной объектности находятся в строгой корреляции с другими компонентами классического модификационного варианта научного дискурса. Этот вариант предполагает установление между сферой трансцендентной объ-ектности и объективным миром отношений репрезентативного характера: объективный мир представляет лежащую в его основе субстанциальную трансцендентную объектность. Последняя выступает как источник всех возможных свойств объективного мира, она задаёт совокупность начальных условий, которые репрезентируются всеми состояниями системы. Иными словами: субстанциальная трансцендентная объект-ность проявляется в объективном мире в виде
отдельных состояний, процессов, феноменов, которые становятся объектами эмпирического исследования.
В неклассическом модификационном варианте научного дискурса устанавливается потенциальная трансцендентная объектность. В отличие от субстанциальной, потенциальная трансцендентная объектность не характеризуется устойчивостью и постоянством, напротив, она представляет собой текучую, непрестанно изменяющуюся динамическую структуру, поэтому её существование носит вероятностный характер. Однако и здесь можно выявить некое инвариантное состояние в потоке непрекращающихся вариаций.
Уже в русской философской мысли потенциальность трактуется как фундаментальная черта российского социального пространства, на что указывает Н. А. Балаклеец: «Потенциальность российского пространства, выявленная Чаадаевым, становится впоследствии одним из лейтмотивов русской философии и культуры. Мысль о скрытом, нереализованном потенциале России была расценена Н. А. Бердяевым как последовательное выражение «русской мессианской идеи» [1, с. 24].
Пример потенциальной трансцендентной объ-ектности даёт квантово-релятивистская физика. Квантовое поле как система элементарных частиц представляет собой не устойчивую кристаллическую структуру, но возникающие с различной степенью вероятности квантовые состояния с переменным числом частиц. В связи с постоянной возможностью новых флуктуаций, связанных с возникновением и исчезновением новых частиц, возможны только вероятностные описания состояний квантовых полей, а не точное измерение.
Элементарные частицы квантово-
релятивистской физики не являются объектами наподобие тел, но представляют собой тенденции, возможности. На это указывает В. Гейзен-берг: «Обычные представления геометрии и кинематики о частице, такие, как форма или движение в пространстве, не могут применяться в отношении элементарных частиц непротиворечивым образом. Если хотят дать точное описание элементарной частицы (здесь мы делаем ударение на слове «точное»), то единственное, что может быть пригодно в качестве этого описания, - это функция вероятности» [4, с. 102].
Один из наиболее проблемных моментов квантовой теории составляет наличие двух уровней физического описания - квантового и классического, или микро- и макроуровня. Различие между этими уровнями столь значительно, что речь может идти о двух самостоятельных мирах. Подобная ситуация раскола мира в квантовой физике представляет собой свидетельство кризиса классического модификационного вари-
анта научного дискурса. Объективный мир стал слишком прочным, слишком однозначно определённым посредством субстанциальной трансцендентной объектности. Как следствие, в квантовой механике реальность претерпевает раскол. На место субстанциальной трансцендентной объектности заступает бытийный поток нескончаемых трансформаций и превращений, ускользающих от дискурсивной организации. В. Гей-зенберг и Н. Бор, первыми оказавшиеся в эпицентре этих событий, прикладывают колоссальные усилия для того, чтобы представить этот поток в виде «частиц» и устранить дискурсивный разрыв с помощью принципов соотношения неопределённостей и дополнительности.
Сказанное выше позволяет сделать вывод, что в неклассическом модификационном варианте научный дискурс оказывается в ситуации незавершённого перехода. С одной стороны, потенциальность одерживает победу над субстанциальностью, что означает вхождение трансгрессии в сферу научного дискурса. На это указывают И. Пригожин и И. Стенгерс: «Мы искали общие, всеобъемлющие схемы, которые допускали бы описание на языке вечных законов, но обнаружили время, события, частицы, претерпевающие различные превращения» [8, с. 243]. В терминологии постструктуралистской философии вектор состояния квантового поля может быть определён как линия ускользания - не фиксированная точка, но линия, образующаяся чистым движением, непрестанным переходом, возникновением и уничтожением - трансгрессией [5]. С другой стороны, трансгрессия проявляет себя только на уровне трансцендентной объ-ектности. Сфера имманентной объектности продолжает определяться из горизонта классического модификационного варианта. Однако после раскрытия мира элементарных частиц субстанциальная объектность более не может выполнять функцию универсального трансцендентного основания. Подлинное основание объективного мира в неклассическом модификационном варианте теперь не может быть представлено такими субстанциальными образованиями, как абсолютное пространство и время или сила. Вместе с тем связь между потенциальной трансцендентной объектностью и объективным миром в неклассическом варианте научного дискурса не устанавливается сколь-либо прозрачным способом. В силу несубстанциального характера потенциальной трансцендентной объектности установление отношений репрезентативного характера здесь оказывается невозможным. Потенциальная трансцендентная объектность выступает не в качестве означаемого, репрезентируемого посредством означающих, но как порождающая модель,
матрица всех возможных определённостей объективного мира. Соответственно, объективный мир раскрывается как бесконечная цепь модуляций, вариаций на заданную тему, как развёртывание заложенной в генотипе информации. Вместо классического детерминизма - сочетание жёсткой запрограммированности с алеаторно-стью (принципом случайности как организующим фактором). Иными словами, для устранения разрыва и несогласованности требуется распространение вектора трансгрессии не только на уровень трансцендентной миру объектности, но и на объективный мир.
Данная задача будет решена только в постне-классическом модификационном варианте научного дискурса. Неклассический вариант останется одним из наиболее ярких примеров функционирования дискурса в состоянии незавершённого перехода, т. е. в трансгрессивном режиме. Как будет показано ниже, в постнеклассическом варианте трансгрессия представлена только в качестве содержательного наполнения структуры научного дискурса, в то время как сам дискурс продолжает функционировать в характерном для него режиме трансценденции.
Специфика постнекласического модификаци-онного варианта научного дискурса состоит в том, что трансцендентная объектность здесь не получает нового содержательного наполнения. Вместо этого происходит экстраполяция раскрытой в неклассическом варианте потенциальной трансцендентной объектности на объективный мир. Потенциальность перестаёт быть прерогативой одного микромира, но становится универсальным принципом самоорганизации всех уровней реальности. Отсюда синергетическая парадигма, полагающая трансгрессию в качестве фундаментальной характеристики всех «открытых» систем, выходит на передний план в современном варианте научного дискурса. Трансгрессия становится рассеивающим фактором, выводящим систему из состояния равновесия и, как следствие, повышающим чувствительность к флуктуациям на микроуровне. В далёком от равновесия состоянии малые флуктуации могут не затухать, а возрастать до макроуровня - до уровня системы, что приводит к порождению, самообразованию новых структур. Таким образом, современная наука имеет дело с реальностью самообразующейся, порождающей всё более сложные структуры посредством непрестанной трансгрессии существующих форм организации, их перетекания в иные формы. Картину такой реальности даёт Ж. Бодрийяр на примере современного мегаполиса: «Взглянем на Нью-Йорк. Это же чудо, что каждое утро всё начинается заново, притом, что накануне было израсходовано столько энергии. Это невоз-
можно объяснить, если не учитывать, что не существует рационального принципа потери энергии, что функционирование такого мегаполиса, как Нью-Йорк, противоречит второму началу термодинамики, что мегаполис подпитывается собственным шумом, собственными выбросами углекислого газа, и энергия при этом рождается из потери энергии, т. е. происходит некое чудо замены» [2, с. 151].
В сложноорганизованных, открытых и нелинейных системах трансгрессия становится, по-видимому, единственным фактором, способным инициировать развитие и изменения. Немыслимо, чтобы система, состоящая из огромного числа разнородных элементов и относительно автономных подсистем, могла переходить на другой уровень самоорганизации каким-либо иным путём, кроме как через расшатывание, вывод из равновесия и падение в кризис (точку бифуркации). Только так перед сложной системой могут открыться заложенные в ней самой альтернативные, потенциально возможные пути развития. Без трансгрессии система давно бы застыла в стационарном состоянии, и все альтернативные пути навсегда бы остались непроявленными возможностями.
Раньше, чем в физических науках, трансгрессия была раскрыта в биологических науках. Эволюция биологических видов - от простейших, растений до млекопитающих и человека представляет сложную и многогранную картину метаморфоз царства живого: текучесть, преобра-зуемость, изменчивость - трансгрессия возведена здесь в фундаментальный принцип, как и в синергетике. Нет ничего устоявшегося, окончательно сформировавшегося и завершённого; вместо этого имеет место постоянное становление новых форм посредством выхода вида за свои собственные границы и перехода в иное состояние. Дарвиновская теория стремится сделать акцент на том, что, по сути, является осадком этого нескончаемого потока становления и трансформаций - на сформировавшихся и закосневших видах, получивших относительную устойчивость. Здесь можно наблюдать ярчайший пример борьбы трансгрессии и трансценденции в пространстве научного дискурса: подводя под эволюцию видов телеологический принцип (естественный отбор), дарвинизм подводит под сложный узор ускользающих линий трансгрессии вертикаль трансценденции. Сильный, максимально приспособленный к самосохранению (т. е. к сохранению самотождественности) вид -вот та цель, к которой направлен весь поток мутаций в сфере живого. Ницшевская критика дарвинизма [7, с. 686-689] (являющаяся одновременно и критикой классической метафизики),
напротив, смещает акценты с трансценденции на трансгрессию. Жизнь, природа рассматриваются философом как разброс, самоотрицание, избыток, как жертва лучшим и сильнейшим. Самопреодоление, «переход и гибель», а не самосохранение рассматриваются здесь в качестве определяющих факторов. Ничто не завершено, всё течёт, изменяется в потоке трансгрессий, ускользает от фиксации и остановки. Отдельный индивид, вид имеют смысл не как сохраняющиеся, но как переходящие в иное, трансформирующиеся, становящиеся.
Сегодня благодаря синергетическому подходу именно ницшевская позиция, выдвигающая на передний план трансгрессию, утверждается в биологических науках. Как было показано выше, такая же позиция становится доминирующей и в естествознании в целом. Наука становится открытой становлению, игре, случаю, риску.
Таким образом, можно сделать вывод, что в своём постнеклассическом варианте научный дискурс характеризуется установкой на подчинение трансценденции трансгрессии. В классическом варианте трансгрессивные феномены подлежали элиминации из пространства научного дискурса, в современном - они ассимилируются им. Классическая наука всё, относящееся к трансгрессии, раскрывает в качестве своего негативного Другого или неразложимого означающего, если использовать термин Ж. Деррида. Поскольку трансгрессия не могла быть ассимилирована классическим модификационным вариантом научного дискурса, она раскрывается в качестве подлежащей исключению из пространства объективной реальности конфигурации смысла. Так конституируется характерная для классического варианта научного дискурса бинарная оппозиция реальное - нереальное (объективное - необъективное, истинное - неистинное, верифицируемое - неверифицируемое и т. п.). Однако в современном постнеклассическом варианте трансгрессия утрачивает статус неассии-лируемого Другого и включается в конституируемое наукой бытийное пространство. Тем самым деструктурируется классическая оппозиция реального - нереального. Вместе с тем даже в постнеклассическом варианте научный дискурс не в состоянии полностью стереть границу между реальным и нереальным, поскольку продол-
жает определяться критериями верифицируемо-сти (или фальсифицируемости). По сравнению с классическим вариантом критерии реального становятся более зыбкими, размытыми и неопределёнными, но не устраняются полностью. Тотальная деструкция оппозиции реального -нереального осуществляется в дискурсе информационных технологий (в их современной форме масс-медиа), которые сегодня смещают науку с позиции доминирующего дискурса.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Балаклеец Н. А. Специфика российской идентичности: Россия как пространство потенциального // Вестник Ульяновского государственного технического университета. - 2014. -№2 (66). - С. 23-27.
2. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. - М. : Добросвет, 2000. - 258 с.
3. Волков М. П. Философия и генезис науки // Личность. Культура. Общество. - 2009. - Т. XI, №2. - С. 271-277.
4. Гейзенберг В. Физика и философия. - М. : Наука, 1989. - 204 с.
5. Делез Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения. - Екатеринбург : У-Фактория, М. : Астрель, 2010. - 895 с.
6. Койре А. Ньютон и Декарт // Очерки истории философской мысли. - М. : УРСС, 2004. -С. 204-266.
7. Ницше Ф. Воля к власти. - М. : Эксмо; Харьков: Фолио, 2003. - 864 с.
8. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса / И. Пригожин,- М. : КомКнига, 2005. - 296 с.
9. Серрано М. Ницше и вечное возвращение // [Электронный ресурс] // Фридрих Ницше -6000 футов над уровнем человека. URL: http: //www .nietzsche. ru/look/xxb/serrano/ (дата обращения: 15.10.2014).
Фаритов Вячеслав Тависович, кандидат философских наук, доцент кафедры «Философия» УлГТУ, имеет более 40 научных работ, в том числе 2 монографии и 15 статей из списка ВАК.
Поступила 14.01.2015 г.
