CC BY
48
2. Горшков М.К. Россия: двадцать лет спустя (некоторые аспекты социологического анализа реформирования общества) // Власть. - 2011. - № 12. - С. 11-22.
3. Данилов А.Н. Переходное общество: проблемы системной трансформации. - Минск: ООО Харвест, 1998. -432 с.
4. Дискин И.Е. Элиты как субъекты российских реформ // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. - 1996. - № 1. - С. 10-17.
5. Кодин М.И. Российский политический процесс: социально-философские аспекты. Ин-т соц. -полит. исслед. РАН. - М.: Наука, 2008. - 326 с.
6. Крыштановская О.В. Бюрократия и власть в новой России: позиции населения и оценки экспертов (аналитический доклад подготовлен в сотрудничестве с Представительством Фонда им. Фридриха Эберта в РФ) [электрон. ресурс]. - М., 2005 // Доступно из URL: http://www.isras.ru.
7. Кудеярова Н.Ю. Идейно-политические ориентации элитных групп // Мир России. - 1995. - Т. 4, № 3/4. - С. 2545.
8. Лексин В.Н., Швецов А.Н. Государство и регионы:
теория и практика государственного регулирования территориального развития. - М.: ЛИБРОКОМ, 2009. -
368 с.
9. Лукин А.В. Демократизация или кланизация? (взгляды западных исследователей на перемены в России) // Политические исследования. - 2000. - №3. - С. 61-80.
10. Мониторинг об итогах социально-экономического
развития Российской Федерации в 2011 году [электрон. ресурс] // Доступно из URL:
http://wwweconomy.gov.m/wps/wcm/connect/economyHM/m er/activity/sections/macro/momtormg/doc20120202_05.
11. Павроз А.В. Группы интересов и трансформация политического режима в России. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. - 360 с.
12. Тарасов Ю.С. Политическая элита Республики Саха (Якутия): социальные механизмы формирования: автореф. дис. ... канд. социол. наук. - М., 1996. - 23 с.
13. Шевелуха В.С. Диагноз состояния сельского хозяйства в России: глубокий кризис, ведущий к голоду и катастрофе! Что же делать? [электрон. ресурс] // Доступно из URL: http://kprf.ru/ruso/66812.html.
Очирова Виктория Мункоевна, кандидат политических наук, докторант кафедры философии Бурятского государственного университета, г. Улан-Удэ, e-mail: ochirova.v@yandex.ru.
Ochirova Victoria Munkoevna, candidate of political science, doctoral degree student, department of philosophy, Buryat State University, Ulan-Ude, e-mail: ochiro-va.v@yandex.ru.
УДК 327 (470) (517.3) © Б.С. Будаев
ТРАНСГРАНИЧНЫЙ КРИЗИС ИДЕНТИЧНОСТИ: О ПЕРСПЕКТИВАХ «ВОЗВРАЩЕНИЯ» РОССИИ В МОНГОЛИЮ
*Исследование выполнено при поддержке гранта РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Возвращение» России в Монголию: модели и сценарии» номер 12-23-03002
В этой статье автор рассматривает особенности кризиса политической идентичности в российских регионах. Оценивая перспективы выхода из этого кризиса, автор оценивает состоятельность новых макрополитических принципов идентичности на пространствах Сибири и российско-монгольского приграничья.
Ключевые слова: региональная идентичность, политическая культура, региональные политические институты, приграничье, Монголия.
B.S. Budaev
TRANSBORDER IDENTITY CRISIS: THE PROSPECTS OF A «RETURN» OF RUSSIA TO MONGOLIA
In this article the author considers the features of the crisis of political identity in the Russian regions. Evaluating the prospects for this crisis, the author estimates the viability of new principles large political identity of Siberia and the Russian-Mongolian border regions.
Key words: regional identity, political culture, regional political institutions, border areas, Mongolia.
Кризис политической идентичности в России сегодня стал одним из наиболее острых и обсуждаемых в экспертной среде. После распада СССР Россия столкнулась с задачей конструирования новой формы политической идентичности, которая была осложнена множеством проблем. По четкому замечанию О.Ю. Малиновой основными проблемами конструируемой обще-
российской идентичности стали: неопределенность границ внутри конструируемого сообщества, широкое число социальных расколов характеризующих современное российское общество, а также и место и роль «значимых Других» в контексте развития системы международных отношений. Стратегия построения идентичности на основе «гражданской российской нации» ак-
туальной в 1990 гг., когда Россия стояла на грани возможного развала позволила лишь стабилизировать систему, но не решить проблему в корне [1].
Институциональное укрепление вертикали власти в начале 2000 гг., позволило консолидировать политический режим, но не предложило варианты решения вопроса общероссийской идентичности. Вместе с тем, политические реформы федерального центра направленные на повышение качества и уровня своего присутствия в регионах России достигли предельного максимума к концу первого десятилетия XXI века, это коснулось отмены выборов глав субъектов РФ; перехода выборов депутатов Госдумы на полностью пропорциональную систему; укрупнения субъектов РФ и т.п.
Регионы России в данных условиях не могли оставаться в стороне от навязывания им новых институтов и принципов организации связей между федеральным центром и регионами. Москва унифицировала систему регионального пространства и соответственно тех институтов, которые могли продуцировать новую идеологию развития и новые принципы формирования идентичности. Но, с другой стороны, унификация породила конфликт, связанный с тем, что прежние институты и акторы регионального политического процесса не желали добровольно самоустраняться.
«Брожение» в социально-политическом пространстве регионов заставило по-иному обратить внимание на идею «москвоборчества», объединившую ранее разрозненные регионы в большие макрорегиональные единицы, с которыми вынужден считаться федеральный центр. Но если объединение субъектов может носить негативный характер, то при определенной толике вложений его можно и необходимо направить в иное русло.
Основными признаками кризиса идентичности в Сибирском федеральном округе стали итоги электорального цикла 2011-2012 гг. В преддверии кампании практически все оценки строились на том, что «партия власти» «Единая Россия» (ЕР), опираясь на государственный аппарат на всех уровнях власти, на доминирование в СМИ и на поддержку достаточно популярных в глазах населения лидеров страны, получит подавляющее число мест в Госдуме.
Итоги выборов произвели опрокидывающий эффект во всей системе. Как показали первые данные выборов «партия власти» набрала минимальное возможное число голосов в регионах с высокой долей городского, преимущественно
русского населения. Так в СФО минимальное число голосов «партия власти» набрала в Омске, Новосибирске, Иркутске, Красноярске, Барнауле. Данный факт заинтересовал многих политологов и социологов, большинство из которых отнесло причину проигрыша к последствиям экономического кризиса, разразившегося в мире. Мы, безусловно, принимаем логику и доводы ученых, но среди концептуально новых стала теория связующая проигрыш с развивающейся идентичностью жителей Сибири [2].
Национальность «сибиряк» обратившая на себя особое внимание в период переписи населения в 2010 году, благодаря активной деятельности блогеров, приобретает сегодня все большее число сторонников. Само понятие «сибиряка» стало образом «москвоборчества». Сторонники этой концепции, опираясь на широкие данные интервью уверенны в том, что «Сибирь» в современной России в глазах «сибиряков» все больше представляет собой колонию, эксплуатируемую федеральным центром. «Выкачка» ресурсов Сибири, кризис промышленности, низкий уровень заработных плат, отсутствие перспектив занятости, неразвитость инфраструктуры и ухудшающаяся экология - все эти факторы в значительной степени подорвали авторитет федерального центра. В результате само по себе появление новой субрегиональной идентичности стало свидетельством глубины кризиса, который охватывает всю сферу социальных отношений. Столь резкое заявление о себе сегодня не могло быть не замеченным со стороны федеральных властей. Сибирь, считавшаяся до этого относительно благополучным и абсолютно лояльным макросубъектом Федерации, заставила изменить стратегическую линию Президента и правительства РФ.
Национальность «сибиряк», вместе с тем, имеет свои внутренние, институциональные компоненты. Сама интеграция многих сибирских регионов началось уже давно, и стала своего рода ответом на процессы, которые к 90-м годам минувшего века привели к крушению Советского Союза. Система тесных социальноэкономических связей этих регионов связала их в единое пространство.
Однако данная организация в наибольшей степени объединяет регионы Западной Сибири и Иркутской области включительно, об этом говорит как уровень интенсификации межрегиональных связей между субъектами, так и их потенциал. Регионы же Восточной Сибири, напрямую граничащие с Монголией, обладая низким экономическим и людским потенциалом, вклю-
чены в ее состав на правах младших партнеров [3].
В результате «ограниченного вписывания» в экономическое пространство «Сибирского соглашения», приграничные с Монголией территории охватывают лишь их собственные региональные идентичности, на которых те вынужденно замыкаются. Дотационные, характеризующиеся своей низкой инвестиционной привлекательностью регионы попросту не имеют средств на продуцирование внешне ориентированной идеологии развития.
Понятие «региональная идентичность субъектов РФ» в федеральном центре, всегда довольно неоднозначно оценивалось, поскольку та всегда подразумевала под собой некий потенциал, который при соответствующей обработке мог стать манифестом сепаратистов. Но в случае с СФО идентичность никогда не играла той роли, которую она выполняла в Татарстане, Башкирии и Чечне. Здесь принципы идентичности способствовали консолидации региональной системы, которая в иных случаях попросту растекалась.
В СФО в приграничных с Монголией территориях принципы региональной идентичности оформлялись в довольно сложных условиях. С Монголией граничит четыре субъекта РФ: Бурятия, Тыва, Алтай и Забайкальский край, к числу стратегически важных регионов сотрудничающих с Монголией необходимо отнести и Иркутскую область.
Особенности идентичности выделенных нами регионов, как отметила в своей работе М.В. Назукина, характеризуются наличием сильного культурного ядра при отсутствии или слабом стратегическом его оформлении [4]. Основными причинами того, что идентичность, несмотря на яркие исторические и культурные образцы, не имеет четкие контуры способные мобилизовать население, являются бесчисленные внутрирегиональные конфликты, раздирающие региональное пространство. Попытки их решения практически никогда не приводили к позитивным последствиям. Данная ситуация во многом сравнима с «вечным кризисом идентичности», с которым вынуждены постоянно бороться региональные власти. Сама по себе проблема отсутствия стержневого окружения идентичности не смертельна, но порождает высокий уровень неопределенности политической системы, которая, существуя до поры до времени, может в одночасье рухнуть и похоронить всех окружающих.
Основными причинами данного положения вещей стало множество факторов, но консерви-
рует его низкий уровень урбанизированности населения. Это Республика Алтай, где доля городского населения составляет - 26,6%, Тыва -51,5%, Бурятия - 56,6%; Забайкальский край -64%, при этом необходимо отметить, что даже эти показатели, во многом условные. Условные потому, что значительная часть жителей городов этих субъектов РФ, городской в полном смысле этого слова не является. Рураризация городов и поселков городского типа, охватившая многие регионы России, привела к восстановлению связей с селом и/или их интенсификации. В результате становится понятным почему, несмотря на относительно высокую долю русского населения, система ценностей так и остается традиционалистской.
Ставшая реальностью клановая политическая борьба, представляющая разные социальные группы не позволяла оформить общую стратегическую линию развития. Многоаспектность борьбы была частично минимизирована благодаря институционализации партийного принципа политической борьбы, но и она не решила многие проблемы. Способствует усугублению клановой борьбы и чрезвычайно большое число конфликтных линий и линий противопоставления, многие из которых могут ветвиться до бесконечности, значительно сокращая спектр возможности для сближения.
Скудные ресурсы, которыми обладали главы субъектов до введения практики их назначения, позволяли им использовать лишь тактику лавирования между альтернативными принципами идентичности, не выделяя при этом ни одну из них. Во многих случаях эта тупиковая стратегия деятельности не могла принести дивиденды на внешнем рынке, но позволила стабилизировать положение и сузить рынок предложений на внутреннем, что позволяло губернаторам/президентам раз за разом выигрывать выборы [5].
Введенная практика назначения глав субъектов РФ изменила расстановку сил в регионах. Новые акторы, не связанные с политической элитой региона, были вынуждены приспосабливаться к местным условиям, и фактически единственно верным путем для них стал путь конструирования новой единой идентичности. Однако ни в одном случае «выковать» из множества культурных образцов один «универсальный» так и не удалось.
Одним из типичных примеров стала ситуация в Бурятии. В 2007 году Президентом РБ был назначен ранее с республикой никак не связанный В.В. Наговицын, который, будучи «варягом»
стремился всеми средствами консолидировать политическую элиту, добиться значимых результатов, которые должны были быть соответствующим образом вознаграждены1. Единственно верной стратегией в результате стала задача выработка позитивного имиджа республики, напрямую отраженного в основе принципов региональной идентичности. В результате деятельность нового Президента РБ была связана не только с реальными делами, но и с широкой РЯ-кампанией своей деятельности в регионе.
Президент и его ближайшее окружение еще на этапе включения в политическую среду Бурятии выработали ни один проект развития региона, пытаясь зачастую интуитивно найти и выработать основу принципа региональной идентичности, призванную объединить разорванное федеральным назначением региональное пространство. Однако, ни одна из идей действующего Президента, так и не была доведена до конца2. Все это далеко не лучшим образом стало отражаться на репутации Президента РБ.
Столь неоднозначная ситуация создала идеологический вакуум политического развития региона, и постепенно в регионе и ранее не имевшем четко выраженной стратегии развития, наметилась обратная тенденция - разрыва, расширения идеологического поля действия. Причем Президент РБ, понимая крайнюю степень дисбаланса перспектив и возможностей развития, занимал неопределенную позицию, пытаясь сыграть на всех положительных сторонах, что, в принципе, при крайней скудности ресурсов осуществить было невозможно.
С приходом нового главы региона кардинальным образом изменились структура правительства. Президенту в новых условиях требовались, как он отмечал, профессиональные, самостоятельные, молодые и энергичные руководители. При этом, электоральномобилизационные возможности кандидата учитывались в последнюю очередь. Президент РБ -«варяг» с высоким уровнем федеральных претензий стремился, в-первую, очередь пропиарить свою фигуру. В ситуации ожидания регионального «успеха» новому главе требовалась
1В.В. Наговицын считался в республике «временщиком», ожидающим в случае успеха в Бурятии более значимых федеральных назначений.
2Одним из первых РЯ-проектов стал проект «Новая жизнь Бурятии», следующим стал проект «Программа социальноэкономического развития Бурятии до 2020 года», так и не получивший в результате мирового кризиса федеральной поддержки, не менее амбициозный проект - юбилейной празднование 350-летия добровольного вхождения Бурятии в состав России и т.п.
скорее личная привязка членов правительства. Поэтому де-факто осуществленный конкурс на замещение отдельных «вакантных» мест членов правительства был тонко просчитанным ходом. Не имея серьезной политической практики и политико-социальной базы назначенные, министры, конечно же, стремились оправдать оказанное им доверие. При этом, удачи нового правительства присваивал новый Президент РБ, в тоже время неудачи списывались с его счетов, а всю ответственность на себя брали, как правило, курирующие данный вопрос министры, не имеющие политической платформы и поэтому не имеющие возможности возражать.
Факт понижения электоральной ресурсной значимости в среде политических акторов был крайне отрицательно встречен политической элитой республики. Фигуры министров в этой ситуации стали обесцениваться в политическом пространстве. Если ранее посты министров «отвоевывались», то процедура назначений формально снижала их возможности, так как большинство вопросов они были вынуждены согласовывать, о том или ином уровне их самостоятельности не было и речи. С другой стороны, данные фигуры никоим образом не были связаны с теми или иными структурами, выступившими в качестве их электоральной базы, что не связывало с обязанностью их «подкармливания».
Эти и другие обстоятельства значительным образом накалили отношения по линии выборных и назначаемых структур. Правительство и парламент республики вновь были погружены в череду конфликтов активно муссировавших в прессе. В рамках Народного Хурала также можно было формально выделить логику данного конфликта. Это касалось, в первую очередь, членов партии «Единая Россия», прошедших в состав парламента по спискам, безусловно, поддерживающих действия президента, которому те и были формально обязаны, и всех остальных. Это приводило к парадоксальной ситуации, партия власти, имея две трети голосов в парламенте, реально могла контролировать лишь половину из них.
При этом своего рода рупором интересов региональной элиты стали выступать оппозиционные партии КПРФ и ЛДПР, политику лавирующей стороны приняла Справедливая Россия, к которой примыкала группа одномандатников Единой России.
В результате нарушения существующих схем и отсутствия новых моделей, постепенно вновь стали всплывать многие прошлые конфликты и
целый спектр новых проблем связанных с процедурой согласования интересов.
В этой ситуации Президент РБ - В.В. Наговицын осуществляет назначение на пост заместителя председателя А.В. Полосина, одного из известных в России профессиональных полит-технологов. Изначально необходимость в новом заместителе председателя правительства активно пропагандировалась президентом, который возлагал на него большие надежды в деле решения вопросов напрямую касающихся согласования интересов политической элиты. Создавалось убеждение в том, что глава республики, не найдя центрального организующего принципа и/или идею способную объединить разделенную политическую элиту Республики Бурятия, попросту пошел по пути наименьшего сопротивления, поручив дело профессиональному переговорщику и политтехнологу.
Вместе с тем, назначенный на пост заместителя председателя правительства А.В. Полосин проработал на своем посту менее чем полгода, и уже 8 октября 2010 ушел в отставку по собственному желанию1. Уход в отставку А.В. Полосина, однако, не привел к ликвидации данного поста. Как отметил В.В. Наговицын, «... должность, с которой ушел А.В. Полосин, будет существовать, так как она на сегодня востребована. Кандидатуры на этот пост в республике пока нет, правительство Бурятии подбирает человека».
Вместе с тем, нельзя сказать, что внутреннее пространство приграничных регионов не может быть мобилизовано в принципе. Так, в Тыве довольно ревностно наблюдают за расширением доли присутствия Москвы. Стоит только вспомнить основные события, связанные с завершением срока полномочий Ш.О. Ооржака в 2007 году. Тогда федеральный центр инициировал процедуру обращения депутатов Верховного Хурала к Президенту РФ Владимиру Путину с просьбой о досрочной отставке главы правительства региона. Именно тогда Москва, по мнению экспертов, планировала отработать механизм назначения «варяга» на эту должность в национальной республике. Тогда местная элита сумела мобилизовать и вывести на улицы Кызыла более тысячи человек. Ситуацию удалось решить только благодаря твердому заверению федеральными агентами местных властей в том, что глава республики будет представлен «местным».
1Отставка по собственному желанию // Восток-Телеинформ // http://vt-inform.rU/vti/137М9477^р.
Политическая элита республики также далеко неоднозначно отреагировало на перспективу развития в округе горнодобывающей отрасли и развития системы железнодорожного снабжения обеспечивающую ее деятельность. Власти любыми возможными способами откладывали строительство железной дороги, справедливо полагая, что та разрушит традиционный уклад, и принципы региональной идентичности. В свое время в Тыве обсуждался вопрос о возможности отказа от строительства ее вообще, на протяжении всего 2009-2010 гг. речь шла о возможности проведения соответствующего референдума2.
Процесс формирования политической идентичности жителей Республики Алтай, также на протяжении длительного периода развивался под влиянием идей «москвоборчества». Пик развития этой идеи консолидации приходится на период оценки последствий раскопок «Алтайской принцессы» [10]. История раскопок является очень запутанной, но смысл ее сводится к тому, что археологи, найдя отлично сохранившийся труп молодой женщины, перевезли его в Москву для проведения исследований. Местная интеллигенция крайне отрицательно отнеслась к данному факту, требуя возвращения ее на родину. В Горном Алтае после данного события прошла целая череда землетрясений, которые местные жители связывали с вывозом тела и раскопками. Уровень национального самосознания достигал высокого градуса3.
Для решения вопроса относительно восстановления Горного Алтая правительство РФ выделило тогда около 1500 млн. руб., которые до республики в полном объеме не дошли. Крайнее недовольство данным фактом выразил глава республики М.И. Лапшин, являвшийся тогда одновременно лидером партии АПР. Сам М.И. Лапшин тогда дал понять, что в случае отказа выделения средств в полном объеме, АПР выйдет из состава «Единой России», эту стратегию действий поддержала и местная политическая элита, что не могло устроить федеральные власти. В результате против М.И. Лапшина было возбуждено уголовное дело, а сам процесс расследования получил широкий общественный резонанс, позволивший впоследствии безболезненно снять его с занимаемой должности, несмотря на его широкий авторитет и поддержку среди населения.
2Майшев А. Внутренняя Африка // http://rusrep.ru/ аг1Ме/2011/05/25Мпса_1ота/.
3История Алтайской принцессы закончилась 20 сентября 2012 года, когда ее мумию перевез в Горно-Алтайск.
В дальнейшем факт снятия М.И. Лапшина с должности опрокинул позиции когда-то влиятельной партии, которая после всегда находилась в кильватерной колонне «партии власти».
Перед Забайкальским краем основными проблемами складывающейся идентичности стал не только завершившийся объединительный процесс, но так до конца и не решенная проблема военных. Ликвидация в 1998 году Забайкальского военного округа и сокращение армии практически полностью разрушило систему инфраструктурных связей. Промышленность, сельское хозяйство и сфера обслуживания, ранее завязанные на военной отрасли и фактически выжившие благодаря этому в 90-е гг., переживают в настоящее время тяжелые времена. Попытка перевести хозяйственную основу на новые рельсы осуществляется крайне низкими темпами. Сегодня без финансовой поддержки извне развивать добычу юго-восточных минеральносырьевых ресурсов практически невозможно. К тому же, затянувшийся мировой финансовоэкономический кризис не дает оснований утверждать, что разработка и развитие последних начнется в ближайшее время. В результате образ «врага - разрушителя» все чаще примеряет на себя Федеральный центр, что отразилось, в том числе и на качестве голосования, пускай и не столь критичном, но все же низком, нежели чем по России в целом1.
Объединение субъектов РФ - Иркутской области и Усть-Ордынского автономного округа; Читинской области и Агинского Бурятского автономного округа - всколыхнуло общественность не только объединяемых субъектов, но и Республики Бурятия. Существующие проекты объединения многими оценивались далеко не однозначно; полемика, касающаяся данного процесса, и тех договоренностей, которых добились участники, не утихает и сейчас. Сегодня большинство ученых сходятся во мнении о том, что простое объединение не решает задачи интеграции территорий и равномерного их развития. Гораздо более привлекательной, с их точки зрения, становится стратегия развития договорных отношений между субъектами РФ, на основе которых необходимо осуществлять сближение.
Именно поэтому идея «Второго Сибирского соглашения» объединяющего российские регионы, собранные вокруг Монголии становится все актуальней. В рамках указанных участников (Бурятия, Тыва, Алтай, Забайкальский край, Ир-
1Единая Россия набрала в Забайкалье 43,28% голосов.
кутская область) построить новую форму отношений довольно сложно. Также как и рассчитывать на то, что в будущем на их базе может возникнуть новая субрегиональная идентичность. Но, если же таковой проект будет реализован, дивиденды, полученные от него, могли бы превзойти все возможные ожидания. Вместе с тем, целенаправленное давление, которое может оказать Федеральный центр, создав искусственную форму организации и назначив его главу, может привести к далеко неоднозначным последствиям.
Что же сближает наши приграничные территории? Каковы базисные элементы, позволяющие регионам России выработать общие элементы идентичности? Задаваясь этими вопросами, мы, несомненно, должны выделить единое прошлое данных приграничных территорий, являвшихся частью империи Чингисхана, Китая и собственно Монголии начала ХХ века2. Сегодня прошлое единство территорий поддерживается такими национально-культурными организациями как Конвент монголов мира, ВАРК, КБН. Особо значимую роль играет и культурноспортивный праздник Алтаргана. Действительно, говорить о культурных и национальных основаниях единства народов, проживающих по обе стороны границы, бессмысленно, поскольку априори все осознают факт его наличия, но значимую цементирующую основу все же следует отнести к значимой «другой» Монголии.
Осознавая ценность и важность культурного значения международных организаций, правительственные структуры субъектов РФ должны непременно содействовать дальнейшему их развитию. На базе интенсифицированного культурного развития связей субъектов РФ между собой и Монголией мы можем выработать институциональные механизмы сотрудничества, аналогичные развивающейся интеграции регионов Западной Сибири.
Современная Монголия также как и сибирские регионы переживает глубокий кризис идентичности. Основной причиной этого стало галопирующее развитие политической системы Монголии. Отправной точкой кризиса практически все ученые называют 2008 год. В результате выборов тогда полный контроль в парламенте вновь получила МНРП. Недовольная итогами
2
2В начале ХХ века в период гражданской войны в России и революции в Монголии, граница между этими государствами была номинальной. Впоследствии по отношению к бурятам в БМНР действовал принцип экстерриториальности, как близкому к монгольскому народу.
выборов Демократическая партия и другие оппозиционные партии организовали демонстрацию протеста, выступая против фальсификации результатов прошедших выборов, позднее вылившуюся в беспорядки, многочисленные поджоги и грабежи в центре Улан-Батора. За прошедшие со дня тех выборов четыре года ситуация еще более осложнилась, а накануне летних парламентских выборов стала просто взрывоопасной.
За период с 2008 по 2012 г., по данным статистики, из страны с численностью населения около 3 млн. человек выехало почти 400 тыс. Кроме того, для Монголии, где доля городского населения составляла чуть более 40%, изменение ситуации в обратную сторону за срок равный всего 6-8 годам (60% городское население, 40% сельское) выглядит просто ужасающе. Нельзя также забывать, что треть всего населения Монголии проживает в столице - Улан-Баторе.
Усугубляет ситуацию так называемая проблема «бремени ресурсов», которая на данный момент не решена противоборствующими партиями, ни одна из них не может взять полной ответственности на себя в решении этого сложного вопроса и в то же время не может сдержать уровень спекуляционных высказываний относительно данной проблемы. Именно поэтому развитие политической системы Монголии все больше становится сравнимо с механизмом «качелей», находящихся на данный момент на этапе высшего подъема и дестабилизации.
Каковы же причины данного положения? Монголия сегодня ассоциируется со страной стремительно демократизирующейся, о чем свидетельствуют многие формальные показатели. К числу этих признаков мы можем отнести практически все институциональные качества политической системы, начиная от конституционных основ политического режима, политических партий и заканчивая институтами гражданского общества.
Ситуация тем более сложна и неясна ввиду того, что целый ряд базовых для многих социалистических стран политических институтов был трансформирован в демократические без существенных потерь эффективности их организационной мощи.
При этом инфраструктура хозяйственной деятельности, так или иначе, сохранила советскую основу, именно это обстоятельство заводит в тупик, поскольку не дает осознать причину того, как и почему был осуществлен демократический переход.
При рассмотрении исторической логики развития политической системы, становятся понятными волнообразность, цикличность развития режима смены власти. В начале 1990-х гг. победу одерживают демократы, которых сменяют консервативные круги социал-демократической МНРП.
МНРП контролировала ситуацию вплоть до 2008 года. Почти двадцатилетний стаж нахождения у власти создает базу для осмысления основных причин стабильности и неожиданного проигрыша в последующем.
Согласно нормативной логике, основной причиной мог послужить тот факт, что институциональные возможности политического режима в стране были исчерпаны, это создало необходимость в актуальной проработке причин падения роли административного ресурса.
Однако не совсем понятна и логика партийного руководства МНРП, которая, находясь у власти столь продолжительное время и имея возможность трансформировать основу политической системы под свои нужды, не использовала ее.
Крайне сложной переменной анализа становятся и качества политической культуры. Имея глубокую историческую привязку к монархическим системам прошлого, феодально-клановым системам родства, наслоившимися на него советскими представлениями о «социалистическом» будущем развития, система не могла породить в принципе гражданскую культуру участия.
Эти обстоятельства вынуждают искать причину, сложившейся системы отношений, начиная от базового уровня, т.е. семьи и заканчивая уровнем международных связей.
Среди основных гипотетических оснований на начальном уровне может лежать идея о «мифическом» представлении монгольской демократии, складывающейся благодаря кулуарным системам отношений в среде политической элиты искусственно продуцирующей данную модель.
Основа данной модели отношений, возможно, была заложена благодаря «советской» системе, приобретшей кардинально иные черты. Во многом ее нельзя по-иному назвать как «извращенной». Советское присутствие в Монголии, конечно же, принесло немало экономической пользы для развивающейся страны, но вместе с тем основа социально-политической составляющей приобрела ужасающие качества и свойства.
Монгольское общество изначально было сложным образом стратифицировано, еще более усилило данное обстоятельство советское присутствие, которое также было отражено и в Монголии.
При этом большая часть населения, сохранив основу своей хозяйственной жизнедеятельности, положительно относились к части нововведений, которая касалась совершенствования социально-бытовой сферы и крайне отрицательно к социальным институтам, привязывающим их к государству. Сложилась парадоксальная ситуация: поддерживая развитие благ, идущих от государства, население одновременно и отрицало их.
Вместе с тем, уровень экономического гнета характерного для феодальных общин, фактически исчез. Никоим образом не связанные с обязательствами и при этом поддерживаемые государством монголы вкусили истинно «демократию» уже тогда.
Но при этом основа политического режима для большинства монголов так и осталась совершенно «неинтересной», что и является основой низкого уровня «реального» участия населения в политической жизни страны.
В результате «дремавшее» монгольское общество, ввиду разрушительного и тлетворного влияния «бремени ресурсов», согласно формальной логике «проснулось».
Удивительная, по сути, схема совмещения социалистических институтов и традиционных культурных образцов «синтезировалась» только сейчас, катализатором стала внешняя угроза. Учитывая все эти обстоятельства, мы считаем, что необходимо активизировать механизмы развития стратегического сотрудничества.
Являясь институциональной базой синтезированных основ политической культуры, имея
глубокие инфраструктурные связи с Монголией, Россия должна помочь ей осуществить правильный выбор. Монголия ждет того, что может представить Россия, какие модели социальных моделей поведения она предложит.
Литература
1. Малинова О.Ю. Российская политическая элита и конструирование макрополитической идентичности // Идентичность как предмет политического анализа. - М.: ИМЭМО РАН, 2011. - 299 с.
2. Анисимова А., Ечевская О. // Сибирская идентичность как политическое высказывание PRO ET CONTRA, Т. 16. - №3. - май-июнь 2012.
3. Официальный сайт межрегиональной организации «Сибирское соглашение» // http://sibacc.ru/ Ситуацию не может исправить даже тот факт, что в настоящее время возглавляет организацию глава Республики Бурятия - Наговицын В.В.
4. Назукина М.В. Региональная идентичность в современной России: типологический анализ: // автореф. дис. ... канд. полит. наук. - Пермь, 2009.
5. Гельман В.Я, Попова Е.В. Региональные политические элиты и стратегии региональной идентичности в современной России // Центр и региональные идентичности в России. - СПб., 2003. - С. 187-254.
6. Отставка по собственному желанию // Восток-Телеинформ // http://vt-inform.ru/vti/137/49477.php.
7. Восток-Телеинформ // Бурятия ищет «второго» Полосина // http://vt-inform.ru/vti/137/49969.php.
8. http://risk-inform.ru/text/2007/16/tele16.html.
9. Майшев А. Внутренняя Африка // http://rusrep.ru/article/2011/05/25/africa_tuva/.
10. В поисках идентичности. Роль «алтайской принцессы» // http://www.ria.ru/society/20060313/44253736.
html.
Будаев Батор Солбонович, кандидат политических наук, старший преподаватель кафедры политологии и социологии Бурятского государственного университета, г. Улан-Удэ, e-mail: brotabs83@mail.ru.
Budaev Bator Solbonovich, candidate of political science, senior lecturer, department of political science and sociology, Buryat State University, Ulan-Ude, email: brotabs83@mail.ru.
УДК 94 (470) (480) © П.И.Осинский, Я.Элоранта
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА РЕВОЛЮЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ
В РОССИИ И ФИНЛЯНДИИ
Данная работа объясняет различие итогов революционных процессов в двух странах: победу революционеров в России и их поражение в Финляндии. Причина этого различия заключается в том, что революционеры воспользовались уникальными условиями, сложившимися в России и отсутствовавшими в Финляндии. Первым таким условием был союз восставших рабочих и солдат, который предрешил вопрос о власти. Вторым условием явилась смычка городского пролетариата и крестьянства, предопределившая исход гражданской войны. Статья подтверждает положение о социальном характере Октября, подчеркивая при этом, что социальные коалиции, обусловившие победу большевиков, были уникальным продуктом военного времени.
Ключевые слова: война, революция, социальная коалиция
