CC BY
24
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2009. № 1
Л.И. Раздобудько-Чович,
доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и
литературы философского факультета Косово-Митровского университета,
Сербия. E-mail: covicb@mail.ru
ТРАНСФОРМИРОВАННЫЕ ПОСЛОВИЦЫ И ПОГОВОРКИ В РАССКАЗАХ СТЕФАНА МИТРОВА ЛУБИШИ (КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ПЕРЕВОДА)
Как известно, пословицы и фразеологизмы представляют собой сложные, полифункциональные, семантические универсалии. Они связаны с историческими, культурологическими, ареальными особенностями того или иного народа. Их перевод на другой язык — необыкновенно сложная работа. Особую трудность в поисках адекватных стилистических, семантических, эстетических эквивалентов представляют собой трансформированные автором или устаревшие варианты пословиц и поговорок. Именно этой проблеме посвящена данная статья. Автор после тщательного сравнительно-семантического анализа приходит к выводу, что в переводе трансформированных пословиц и поговорок необходимо давать некоторые культурологические пояснения в сносках или в самом тексте, так как в противном случае меняется не только восприятие текста читателем, но и порой искажается смысл оригинала.
Ключевые слова: паремиология, пословичные стереотипы, окказиональные пословицы и поговорки, денотативные и коннотативные семы.
L.I. Razdobudko-Covic,
PhD, Professor of the Faculty of Philosophy, Kosovska-Mitrovica State University, Serbia. E-mail: covicb@mail.ru
Ц-ansformed Proverbs and Sayings in the Short Stories by Mitrov Ljubisa (Culturological Aspect of Translation)
The article is focused on translation and interpretation of sayings and other idiomatic expressions which are polifunctional semantic units. Sayings are closely connected to history, culture, and geographical position of the speakers of the given language. Interpretation of proverbs is generally a difficult task. The difficulty is in finding equivalent elements in terms of semantics, style, aesthetics and pragmatics; especially when the sayings are transformed in the literary text to serve as dialogues between cultures and between original and translated texts. Proverbs and sayings that have a strong local character, like the ones in "The Narration of Vuk Dojcevic" present another level of difficulty. The author comes to the conclusion that the problem is not in finding the Russian proverbial equivalents, but in translating transformed sayings and idiomatic expressions of folklore origin that reflect the linguistic image of this part of the world, and that requires a complex analysis of the sub layer of the text.
Key words: paremiology, proverbial stereotypes, occasional proverbs and sayings, denotative and connotative semes.
^к известно, по Далю, «пословица — коротенькая притча; сама же она говорит, что "голая речь не пословица". Это — суждение, приговор, поучение, высказанное обиняком и пущенное в оборот, под чеканом народности. Пословица — обиняк, с приложением к
делу, понятый и принятый всеми» [Даль, 1984, с, 13]. Он же определяет и поговорку: «Поговорка — окольное выражение, переносная речь, простое иносказание, обиняк, способ выражения, но без притчи, без суждения, заключения, применения; это одна первая половина пословицы» [там же, с. 14]. Пословица, как правило, выражает суждение, в ней «...зафиксирован многовековый опыт народа» [ЛЭС, 1990, с. 389]. Поговорка, в отличие от пословицы. имеет «только буквальный план и в грамматическом отношении представляет собой законченное предложение» (там же, с. 379]. «Языковые афоризмы (пословицы, поговорки, крылатые выражения) имеют синтаксическую форму фразы ("Сам кашу заварил — сам и расхлёбывай" — это пословица)...» [Мокиенко, Фелицина, 1990, с. 5].
Классификаций пословиц и поговорок существует немало. Основные из них следующие: алфавитная, при которой пословицы и поговорки размещаются в алфавитном порядке; лексическая, или энциклопедическая, предлагающая распределение пословиц и поговорок по тем узловым, опорным словам, из которых данное изречение состоит; монографическая классификация, строящаяся на группировке пословиц по месту или времени их собирания или по собирателю, генетическая классификация разделяет материал по признаку происхождения, в частности по языкам и народам; тематическая классификация предполагает распределение пословичных изречений по темам высказывания, т.е. по их содержанию. Обзор вышеназванных классификаций содержится в фундаментальной монографии Г. Пермякова «Основы структурной пареми-ологии» [Пермяков, 1988, с. 11—12], где предложена также структурная классификация пословиц и поговорок. В принципе любая классификация обладает как достоинствами, так и определёнными недостатками, но каждая из них может применяться в зависимости от целей составляемого словаря или проводимого исследования.
В различных типах высказываний пословицы и поговорки функционируют как рычаги эмоционального воздействия на адресата. Оценка ситуации, характеристика личности, квалификация интенсивности или качества действия, обозначение эвфемизированных или табуизированных понятий — таковы общесемантические сферы функционирования пословиц [Быков, 1999, с. 11—28]. Они насквозь антропоморфны, т.е. так или иначе субъективизированы человеческой оценкой соответствующих явлений и фактов. Отсюда — высокая коннотативность большинства пословиц и поговорок.
Интересно отметить, что наряду с исключительной специфичностью паремий, представляющих основной резерв так называемых фоновых знаний, существует мнение, что они, как это ни пародак-сально, интернациональны и универсальны [Пермяков, 1988] в близкородственных языках. Хотя с этим мнением вряд ли полностью можно согласиться, так как наряду с универсальностью пословиц
и поговорок существуют и культурологические коннотации, которые нельзя не учитывать, особенно когда это касается индивидуально-авторских преобразований устойчивых словесных комплексов в художественных произведениях. В тексте они выполняют самые различные функции, включая моделирующую, которая дает словесную модель той или иной жизненной ситуации, поучительную, прогностическую (приметы, поверья), магическую (заклинания, заговоры, проклятия) и негативно-коммуникативную, где реализуются шуточные ответы, и т.д.
Окказиональные авторские преобразования расширяют авторский пословичный состав, так как к языковому и окказиональному значению единиц прибавляются дополнительные речевые смыслы, возникающие в линейной цепи. Взаимодействие языкового и речевого ведёт к появлению новых коммуникативно-прагматических смыслов, отражающих авторскую картину мира, исходящих из координат конкретных актов речи, что и является предметом нашего исследования. Материалом для анализа послужили трансформированные пословицы и поговорки из собрания сочинений Стефана Митрова Любиши (Лубиша, 1988, т. 1—3)
Комбинаторика окказиональных пословиц и поговорок в наибольшей степени отражает человеческий фактор в языке, потому что сочетаемость системных и несистемных организаций раскрывает внутренние механизмы приспособления единиц к наиболее чёткому и ясному изложениею авторских намерений. Создавая собственную пословицу, С.М. Любиша в наилучшем для себя виде эксплицирует необходимую ему мысль. Коммуникативное значение пословичной семантики определяется её динамическими свойствами, гибкостью самой семантической структуры пословиц и поговорок, влиянием окружения. Анализ семантики, стилистики и синтагматики пословичной окказиональности раскрывает её выразительные свойства: тот эмоционально-экспрессивный вид на мир, который обнаруживает глубинные, часто неожиданные связи явлений. Степень образности авторских преобразований связана с мерой того эмоционального, экспрессивного, оценочного, стилевого и стилистического, что заложено механизмом метафоры, с неоднозначностью паремий, состоящей в том, что они могут применяться для характеристики различных ситуаций, с невыводимостью их значения из значений составляющих компонентов, с лексической и синтаксической клишированностью.
Произведениям С.М. Любиши свойственна большая языковая раскрепощённость, эмоциональность повествовательной формы. Общая направленность его произведений находит свое отражение в речетворчестве, наиболее ярко проявляющейся в авторских преобразованиях пословиц, поговорок, фразеологизмов. Из нашего корпуса (свыше 400 пословиц, поговорок и крылатых выражений) большая часть — это трансформированные паремии. Нарративная
форма любишиных произведений является для этих преобразований благодатной почвой.
Для Стефана Митрова Любиши характерны следующие типы индивидуально-авторских преобразований пословиц и поговорок:
• новообразования пословиц, сохраняющие общее языковое пословичное значение;
• неологизмы-пословицы на основе структуры общеязыковой единицы с сохранением или без сохранения пословичного значения;
• создание синономических и квазисинонимичных пословичных блоков, в составе которых имеются трансформированные пословицы и поговорки;
• создание антономических пословичных организаций;
• матричность образования авторских пословиц.
1. Изменяя структуру пословиц, С.М. Любиша стремится разрушить стереотипы восприятия пословиц, обновить микрообраз и создать исторический колорит эпохи средиземной модели мира:
а) заменой компонента или компонентного состава, сохраняя значение пословицы: При муци триста, по муци ништа (Код В. Кара-цийа: У вече триста, (а) у /утру ништа с. 326) [Лубиша, 1985, т. 2, с. 85]; Ако лисица и мщека длаку, не мщека йуд! (Код В. Карацийа: Вук длаку мщепа, али Нуди никада с. 40) [Лубиша, т. 1, с. 161].
б) добавлением новых компонентов, что иногда приводит к появлению просторечных коннотаций: Пак пукло где пукло! (Код В. КарациЙа: Куд пукло да пукло) [Лубиша, 1985, т. 2, с. 136]; Пак узми мужа — узела те узма! [Лубиша, 1985, т. 2, с. 148].
в) заменой общеязыкового компонента диалектизмом или устаревшим словом: Пизма баби душу губи! (Код В. КарациЙа: Инат баби душу губи!с. 104) [Лубиша, 1988, т. 2, с. 141]; Па г§е пукне да пукне (Код В. Каращийа: Куд пукло да пукло) [Лубиша, 1988, т. 1, 1/4, с. 126]; ТуНи гвож^е док ]е вруйе (Код В. КарациЙа: Гвож^е се ку]е док]е вруНе с. 41) [Лубиша, 1988, т. 1, с. 167]; Два ]е пут чов]ек весео у свом вщеку: ]едном кад се жени, а другом кад млад обудови! (Код В. КарациЙа: Два пут jе чоек у своме вщеку весео: првом кад се ожени, а другом кад жену укопа с. 57) (с. 105, 11|10); Тежа ми б]аше руга него ли штета! [Лубиша, 1988, т. 2, с. 140].
г) заменой одного из компонентов пословицы словом венецианского происхождения, пытаясь отразить языковую картину Черногорского приморья, находящегося в то время под влиянием Венеции: Ближа ]е кошуъа, од кореца (Код В. КарациЙа: Ближа jе кошула негохалина с. 16) [Лубиша, 1988, т. 2, с. 98].
2. Писатель создаёт пословичные неологизмы на основе структуры общеязыковой пословицы, иногда меняя её пословичное значение, с целью привязать авторскую пословицу к определённой речевой ситуации. Столкновение значений общеязыковой посло-
вицы и авторской приводит к усилению воздействия на читателя: Jедно ]е ушати, а друго ]е слушати [Лубиша, 1988, т. 2, с. 80]; Бо.ъе в^ереница преминула сокола, него ли жена окиЙена Йука (Код В. Ка-рациЙа: Бола jе бобова слама него празне]'асли с.21 Боли jе сврчак у руци него соко у планини с. 28) (с. 183 1|8); Вечером дика, а ]утром тиква [Лубиша, 1988, т. 2, с. 163, 11|23]; Тиква пошла, тиква дошла (Код В. КарациЙа: Магарца одведи и на Jерусалим, он Не опет бити магарац с. 173) [Лубиша 1988, т. 2, с. 80].
3. Синонимические блоки пословиц наполняют высказывание большей информативностью, создают новые смысловые оттенки, обогащают связи слов, увеличивают экспрессивно-стилистические свойства пословиц. Целая «внутренняя картинка» ряда контекстуальных синонимических или квазисинонимических пословиц, представляющего собой иногда гипонимический, а иногда гипе-ронимический ряд, воспринимается как цветной объёмный короткометражный фильм, так как иногда толъко с помощъю пословиц описывается целая ситуация или событие: Онаква ^ б]аше покоса мати: крушка под крушком, што од шта пало;какви родители на огаишту, таква д)еца на буништу! [Лубиша, 1988, т. 2, с. 157]; Голуб, и он ]единац у ма]ке; сирак без оца... пусто расло, а махнито стара-ло; нще матер поштовао, камо ли Йе жену. Нще се чудити рашта их несреЙа онакве дала, но како их ]е саставила! Нашла лопижа за-клоп! [Лубиша, 1988, т. 2, с. 159]; «...женидбо] се опознио као баба за крстима; минули фни по.ъе; у стара оца сиротна д)еца!» [Лубиша, 1988, т. 2, с. 159]; «Тешко ономе ко чека из села смок! Jедно вера, друго господарство. Ми Йемо за прву жртвовати пошледаа возика, а за друго нека се свак узда у се и сво]е къусе!» [Лубиша, 1988, т. 1, с. 181].
4. Создание антономических пословичных организаций также является одним из способов индивидуально-авторского преобразования пословиц. Антонимический неологизм образуется за счёт появления противоположного значения общеязыковой пословицы: Кад мачке нема, мишеви коло игра]у со значением: «при отсутствии силъных — слабые своеволъничают». Окказионалъная пословица Док се вукови ко.ъу, чобани миру]у [Лубиша, 1988, т. 2, с. 211] представляет семантический антонимический неологизм: «охрана, стража (то, что имеет силу) может отдыхатъ, если противники враждуют между собой».
5. Характерной особеннностью творчества С.М. Любиши является образование матричных серийных пословиц, которые базируются на определённой языковой модели пословицы или поговорки, но заполняются лексически каждый раз иначе. Иными словами, создаются авторские пословичные серии, персонажи которых в восприятии читателя сталкиваются друг с другом, создавая эффект коррелятивности. Возникает обыгрывание пословичного образа на основе системно образованных интегральных сем при взаимо-
действии коррелятивных: Богу бож]е а господару господарево [Лубиша, 1988, т. 2, с. 137], Богу бож]е а дужду дуждево [Лубиша, 1988, т. 1, с. 102, I /2] по языковой модели — Богу Божще а цару царево; Тешко ономе ко б]ежи од прве срейе! [Лубиша, 1988, т., 2, с. 103, 11| 10], Тешко ономе кога бщени бще! [Лубиша, 1988, т. 2, с. 213], Тешко ономе кодо не фяе, ни жае ни приправьа... [Лубиша, 1988, т. 1, с. 171), Тешко ономе кодо се узда у лаж и шуп.ъу тикву (Код В. КарациЙа: Тешко оном до смрти ко се у зло упрти! с. 315) [Лубиша, 1988, т. 1, с. 145], Тешко ти дому ще застара кокош ил щево]че [Лубиша, 1988, т. 2, с. 95] по языковой модели Тешко ономе кога жале; Бо.ъи ]аворов труп, него ли ружина младика! [Лубиша, 1988, т. 2, с. 158], Бо.ъе в^ереница преминула сокола, него ли жена окийена йука (Лубиша, 1988, т. 2, с. 158) по языковой модели Боли jе сврчак у руци него соко у планини; Права ко криво држало [Лубиша, 1988, т. 1, с. 157] по языковой модели Прав (¡е) као уже у вреНи.
Таким образом, для С.М. Любиши характерно торможение речи, прерывность, перебивание её поговорками, пословицами и оговорками, включение пословицы в непосредственную разговорную речь, понижая тем самым статус её языковой незыблемости. Пытаясь сохранить колорит говора паштровичей, С.М. Любиша наибольшее количество трансформаций в пословицах и поговорках осуществил заменой общеязыкового компонента диалектизмом говора паштровичей. Кроме того, одной из стилевых черт использования трансформированных пословиц является снижение стиля, приводящее иногда к созданию оттенка просторечности. Фраза делается характерной для разговорной речи повествователя того времени и для повествовательной формы традиционного нар-ратива. Особенностью пословичного речетворчества писателя является создание серийных новообразований пословиц. Особый интерес представляют синонимические и квазисинонимические ряды, точнее целые блоки пословиц и поговорок, часто трансформированных, с заключительным аккордом — пословицей, имеющей роль доминантной скрепы рассказа.
На данном этапе работы все выписаннные из Полного собрания сочинений С.М. Любиши (Лубиша, 1988) пословицы, поговорки и крылатые выражения переведены мною на русский язык и составлена «Лубишина бисерница». Что касается перевода на русский язык трансформированных пословиц и поговорок, то его анализ представляет собой цель второй части настоящего исследования.
Как известно, эквивалентность перевода достигается прежде всего на прагматическом уровне. Трансформированные пословицы по сравнению с исходными прототипами обычно прагматически релевантны для данного контекста (ситуация общения). Они характеризуются, как уже было отмечено, усиленным прагматическим компонентом и способствуют выражению семантического
богатства, гамме эмоций и оценок преобразующего пословицы субъекта.
Контекстуальная мобильность трансформированных пословиц и поговорок представляет сложность для переводчика, задача которого определить степень семантического осложнения пословицы, так как контекстуальная семантика пословицы становится намного сложнее. Элиминируются денотативные семы, акцентируются прагматические и культурологические. В зависимости от этого должен решаться вопрос о способах передачи преобразованных пословиц переводящим языком.В качестве примера можно привести перевод пословицы Дошла секира за врат, имеющая русский эквивалент Время не ждет, в котором отсутствует важная дифферен-циалъная сема сербской пословицы: «наличие опасности». Однако при наличии адекватной пословицы больше подходит пословица этого же семантического поля, но с другими коннотациями, что в данном случае зависит од контекста рассказа: На охоту идти — собак кормить.
В коннотативной модальности пословиц и поговорок отражается отношение отправителя коммуникации к получателю, желание воздействовать на него, т.е. их прагматическая цель. Естественно, восстановление на переводящем языке прагматической установки автора оригинала нередко влечёт за собой перестройку сигнификативных значений пословиц, но при этом не затрагивает денотативных. Например: Бо.е гладан здрав, него ли сит болан! — Здоровье всего дороже. При переводе пословиц возникают различные проблемы, как социокультурные, так и языковые. Это, с одной стороны, общекультурная адаптация пословиц к духовному опыту того или иного читателя, а с другой — имитация в процессе перевода исходной оппозиции индивидуального и общего, вариантного и инвариантного.
Кроме того, при анализе были выявлены два момента: в тексте существуют вариантное значение, приспособленное к конкретной ситуации, и инвариантное вместе с вариантным значением, которые как бы дополняют друг друга. К тому же толкование инвариантного значения автор даёт самыми различными способами: иногда в сносках: Вечером диаа, а ]утром тиква — в сноске: у вече румена као лубеница а у]'утру жута као тиква [Лубиша, 1988, т. 2, с. 163], Брзорека, зла ^ среЙа — в сноске: каже се д]'ево)'ци ко]'а много говори или брзо одговори [Лубиша, 1988, т. 2, с. 155], Колико ]е узбрдица, толико ]е низбрдица! — в сноске: колико чоjк уходи на више, толико опет снисходи на ниже [Лубиша, 1988, т. 2, с. 133]; иногда в самом тексте рассказа или повести: Или лонцем о камен, или каменом о ло-нац, тешко лонцу — «и тако оста тари)'еч у народу, кад се]ачи поби)'е са слабщим» [Лубиша, 1988, т. 2, с. 90] или С ту^а коаа насред по.ъа — «тако свако и дан данашыи говори оному ко)'и се по ту^ем добру шири» [Лубиша, 1988, т. 2, с. 142], Шалу ]е Бог оставио — тер се ова
ри/еч и данас у народу спонаша [Лубиша, 1988, т. 2, с. 204] и т.д., иногда целый рассказ — это раскрытие «внутренней формы» пословицы: Да до] треба наше слоге не би никад кише нашло [Лубиша, 1988, т. 2, с. 91—92], Ако немаш злотвора мати ти га родила [Лубиша, 1988, т. 2, с. 93—94], Надеже ]е дойи врагу трага [Лубиша, 1988, т. 2, с. 173—176], а также с помощью синонимических и квазиси-нонимичеких рядов пословиц и поговорок: «Про^е се за]ма и зле срейе — реци му jа — ко старо крпи, конац троши; из]еде трава кока! Благо оному ко умще сводом памейу и прометом избити новац из ка-мена, да никому не дугу)е ни робу)е!» [Лубиша, 1988, т. 2, с. 84]. Приведённые выше пословицы и способы объяснения их значения являются классическим, хрестоматийным примером интерлингвистического, т.е. внутриязыкового (по Р. Якобсону) перевода.
В пословицах, где проявляется связь с национально-культурными традициями, языковой образ не только семантически значим, но и эстетически ценен, что, конечно, сложно для перевода. Так, например, Ако смо и ]едне в^ере, нщесмо ]едне йуди — Дружба дружбой, а служба службой; Ко се хвата у коло, треба и да игра — Взялся за гуж, не говори. что не дюж; Брза освета, готова срамота — Поспешишь — людей насмешишь. В переводах, к сожалению, отсутствует культурный компонент значения.
Так, в переводе последней пословицы Брза освета, готова срамота нет важного имплицитного культурологического компонента: месть для черногорцев — один из самых важных их жизненных ритуалов, особенно когда речь идёт о так называемой крвнв] освети, которая может быть прекращена лишь особым ритуалом, который назывется умир1. Образы, в основе которых лежит лексика с на-
1 умир — прекид крвне освете (Умир ]е, израз ко)'и се употребдава само за пре-станак крвне освете. Крвна освета ]е обавеза племена из кога потиче убщ'ени, да убщ'е неког од саплеменика убице (односи се само на мушке чланове племена — жене се не убща]у) и тако наизменично, из генерацщ'е у генерацщ'у, све док се не успостави мир, за ко,|'и постсо'и одре^ена процедура, а састо,|'и се у следейем: Ви^ени дуди неког од суседних, неутралних племена насто]е да приволе ви^ене дуде закрвдених племена на умир. Преговори тра]у веома дуго, некад и кроз генерацщ'е, и кад обе закрвдене стране коначно да]у пристанак, отпочику припре-ме ритуалног дела умира. У племену убщеног се тражи десет ви^ених дуди ко,|'и йе крстити десеторо «првщенаца» (прворо^ене мушке, рш некрштене деце) из племена убице; затим се тражи по десеторо момака из оба племена ко,|'и йе се ме^усобно братимити и онда се утвр^и'е време и место умира; то ]е обично неки велики празник, а место неки вейи, равнщи простор или гувно на граници измену закрвдених племена (ако се она не граниче, бира се такав простор на територщи неутралног племена). У заказани дан, когод може да хода, мушко и женско, долази на место умира и чланови сваког племена ста]у ]едни наспрам других на расто]аку од петнаестак корака; убици (или ономе ко на себе прими кривицу, ]ер се може де-сити да ]е убица вей одавно умро), окачи се око врата пушка крмница — пушка корм ]е убщен човек («крвница») и он са пушком о врату, четвороношке пузи према старешини племена убщенога; ова] га подиже са земде, скида му пушку са врата, дуби га, дуби пушку, и изговара формулу корм опрашта крв убщеног саплеменика; у том тренутку кумови преузима]у кумчад, момци се братиме, свештеник све то благосида; Умир ]е постигнут и наста]е народно веседе).
ционально-культурной семантикой, отражают национальную культуру, так как они часто возникают на основе национально-культурных компонентов значения слова. Нормативные замены в переводе нейтрализуют создаваемые писателем образы, поэтому, по-видимому, пословицу иногда лучше переводить дословно.
Имеются случаи совмещённого вариантного и инвариантного значений пословиц в тексте: когда ситуация, события, происходящие с героями, представляют собой «внутреннюю форму», «картинку», положенную в основу той или иной нравоучительной пословицы: Да нще жена, не би ни .удих бивало — Если бы не было женщин, не было бы и людей; А у ту^ се нев]ести не узда]; ту^а жена — ту^а вечера — На чужую жену не заглядывай. Чужая жена — чужая собственность; Ва.ана жена врщеди града; на ао] ]е куЙа и напредак — Умная жена — города стоит, на ней дом держится; У стара оца сиротна щеца — У старого отца дети сироты; Нще матер поштовао, камо ли Йе жену — Если мать не уважал, то и жену не будет. В этих случаях дословный перевод является хорошим решением, хотя не всегда лёгким.
Несомненно, функциональная сфера употребления пословиц и поговорок — как разговорная, так и художественная, для элементов которой образность и эстетическая функция являются первостепенными.
Таким образом, наблюдения над коммуникативными свойствами данного паремиологического материала показывают, что реальная семантика трансформированных и окказиональных пословиц и поговорок содержит в себе значительно больше признаков, чем в общеязыковом значении. Важными оказываются ассоциативные, культурологические компоненты, без учёта которых некоторые актуальные смыслы оказываются совершенно необъяснимыми. При анализе паремиологического материала необходимо учитытывать, что совпадение пословиц может иметь лишь относительный характер, что специфика художественного произведения, разумеется, отражается на точности перевода. Именно поэтому в переводе и должны звучать адекватные средствам перевода эквиваленты. Помимо специальных переводческих проблем, появляющихся при попытках адекватного перевода пословиц, возникает ряд проблем социокультурных и языковых, возникает так называемая смысловая оппозиция — диалог культур, родной и чужой, и диалог языков — как противостояние различного духовного опыта. Преодоление этих проблем — основная задача переводчика.
Итак, вполне естественно, что исключительно оригинальный стиль С.М. Любиши с большим количеством трансформированных устойчивых комплексов, использованием архаичных и диалектных слов и выражений вызывает трудности при переводе 42
на другой язык. Не случайно до сих пор на русский язык переведены лишь (на основании данных Лексикона писаца Jугославиjе) Попъ Андровичъ — новый Обиличъ, прев.-? Газета А. Гатцука, 18—26, 1883 и Канеш Мацедонович, прев. Е. Покрамович. Повести и рассказы югославских писателей. М., 1959. Следует также отметить, что чаще всего переводили Какоша МацедоновиНа. А первый перевод Какоша МацедоновиНа на один из словенских языков (чешский) появился в 1879 г. Таким образом, до настоящего времени произведения С.М. Любиши ждут своего переводчика.
Спимк литературы
БыковВ. Русские блатные пословицы и поговорки (лингвистические аспекты субстандартной паремии) // Структура и семантика художественного текста. М., 1999. Даль В. Пословицы русского народа: Сборник: В 2 т. Т. 1, 2. М., 1984. КарациН В.С., Српске народне пословице. Београд: Нолит, 1969. С. 212. Лексикон писаца Jугославиjе. Нови Сад, Матица Српска, 1987. Кга. 3. С. 717.
Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990 (ЛЭС). Лубиша Ст.М. Приповщести црногорске и приморске. Сабрана дела. Критичко издагае. Црногорска академща наука и ум]етности, НИО «Универзитетска рщеч» Исторщски архив, Будва. Т. 1. Титоград, 1988. Лубиша Ст.М. Причала Вука До]чевиЬа. Сабрана дела. Критичко издагае. Црногорска академща наука и ум]етности, НИО «Универзитетска рщеч» Исторщски архив, Будва. Т. 2. Титоград, 1988. Лубиша Ст.М. Бо] на вису. Преводи. Чланци. Говори. Сабрана дела. Критичко издагае. Црногорска академща наука и ум]етности, НИО «Универзитетска рщеч» Исторщски архив, Будва. Т. 3. Титоград, 1988. Мокиенко В.М., Фелицина В.П. Русские фразеологизмы: Лингвострановед-
ческий словарь. М., 1990. Пермяков Г.Л. Основы структурной паремиологии. М., 1988.
