CC BY
55
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
2012/6 А
Литература
1. Абаева JI.JL, Андросов В.П., Бакаева Э.П. и др. Буддизм: словарь / под общ. ред. H.JI. Жуковской и др. -М: Республика. 1992.
2. Гэх Г. Буддизм / пер. с англ. С.Зубкова. - ML: ACT: Астрель, 2005.
3. Сафронова Е.С. «Западная колесница»: буддийские организации, движения и группы на Западе: рукопись. -М., 1996.
4. Фаликов Б.З. Социально-политические аспекты некоторых религиозных движений в США (индуизм и буддизм). Канд. дис. -М., 1986.
5. Эррикер К. Буддизм / пер. с англ. Л.Бесковой. - М.: Фаир-Пресс, 1998.
6. Baumann М. Global Buddhism: developmental periods, regional histories, and a new analytical perspective // martin.baumannio'imi-bielefeld.de.
Аюшеева Дулма Владимировна, кандидат философских наук, старший научный сотрудник отдела философии, культурологи и религиоведения Института моноголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения Российской академии наук, г. Улан-Удэ, e-mail: dulmaayush@yandex.ru.
Ayusheeva Dulma Vladimirovna, candidate of philosophical science, senior research fellow, department of philosophy, culturology and religion studies, Institute for Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies, Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, Ulan-Ude, e-mail: dulmaayush@yandex.ru.
УДК 82 (091) © C.K. Малахаева
ТРАНСФОРМАЦИЯ СУБЪЕКТИВНОСТИ В ЙЕНСКОМ РОМАНТИЗМЕ: ПОЭСИС КАК ОСНОВА ЖИЗНЕТВОРЧЕСТВА
Автор, применяя герменевтический подход, раскрывает взаимосвязь переворота в теории романтической эстетики: он реализовался в отказе от мимесиса и в обращении к поэсису, в возникновении одной из основных стратегий индивидуального самоосуи^ествления современного Запада. Речь идет об идее жизнетворчества, в процессе которого человек становится субъектом творения своей жизни как произведения искусства. Автор приходит к выводу, что в романтизме предпринята попытка воссоздания гармоничной системы этики и эстетики существования, идеал которой кочует в истории Запада со времен античности.
Ключевые слова: субъект, жизнетворчество, герменевтика, мимесис, поэсис, йенский романтизм, эстетика существования.
S.K. Malahaeva
THE TRANSFORMATION OF SUBJECTIVITY IN JENA ROMANTICISM: POESIS AS A BASIS OF LIFE-AS-ART
The author, using the hermeneutic approach, reveals the relationship between the revolution in the theory of romantic aesthetics, which is manifested in the rejection of mimesis and in an address to poesis, with the emergence of one of the main strategies of individual self-realization of the modern West. There are talking about the idea of creation life-as-art, during which a person becomes subject to the creation of his life as a work of art. The author concludes that Romanticism made one of the attempts to reconstruct of a harmonious system of ethics and aesthetics of existence, which ideal roams in the history of the West since antiquity.
Key words: the subject, life-as-art, hermeneutics, mimesis, poesis, Jena Romanticism, aesthetics of existence.
Задача социального философа,
интересующегося историческими формами субъективациич состоит в адекватном истолковании исторического опыта и применении этого знания к современной ситуации. В фокусе исследования должны находиться исторические практики, с помощью которых субъект старался создать условия для своего свободного существования.
Герменевтика есть одна из методологических возможностей продолжить «диалог культур», так необходимый для саморефлексии современности. Данный подход дает возможность, сохраняя свою историческую самобытность, соотнести сообщение, передаваемое Другим, со своим собственным
опытом, понять Другого как живущего субъекта. Это - наиболее важная задача для основоположника современной философской герменевтики Г.Г. Гадамера. Исторический опыт йенского романтизма дает нам возможность использовать герменевтический подход для понимания того, каким образом переплетаются практики художественного творчества с практиками самоосуществления.
Важной теоретической победой йенского романтизма можно считать отказ от «тирании принципа подражания» (Новалис). Теория подражания лежала в основе классической эстетики, отражавшей общие
рационалистические воззрения на мир, природу и человека. Аристотелевский принцип мимесиса
C.K Малахаева. Трансформация субъективности в йенском романтизме: поэсис как основа жизнетворчества
(mimesis) в классицизме трактуется как точное копирование предмета, передача всех нюансов его объективного существования. Таким образом, обязательным условием подражания является убежденность в полной познаваемости и редуцируемости объекта к художественным формам и средствам, применяемым художником. Основным субъектом подражания становилось само произведение искусства, копирующее природу. Романтики же следовали кантовскому принципу: «правила»
художественного творчества бессознательно создает сам художник, основываясь на гении как «образцовой оригинальности природного дарования субъекта в свободном применении своих познавательных способностей» [2, с. 335].
Романтизм совершил окончательный переворот в теоретических установках, обозначив в качестве субъекта самого художника, деятельность которого и есть подражание созидающей природе. А природа, в свою очередь, трактуется как единый организм, пронизанный божественным духом. Эта идея восходит к пантеистическому мировоззрению, распространенному в культурах Востока и в античности, согласно которому бог и природа рассматриваются как близкие или тождественные понятия. В пантеизме бог находится не за пределами природы, а растворяется в ней. Бог и есть природа. Настоящий художник, с точки зрения романтиков, не довольствуется наблюдениями над природой, ее копированием, он обязан подражать ей, брать за образец ее бесконечное творчество и созидать подобно ей.
Так, Новалис пишет: «Музыкант изымает существо искусства из самого себя, и никакое подозрение, что он подражатель, не может коснуться его. Кажется, будто видимый мир все готовил для живописца и будто видимый мир есть недосягаемый образец для него. В сущности же искусство живописи возникло столь же независимо, совершенно a priori, как искусство музыканта. Живописец просто пользуется бесконечно более трудным языком знаков, чем музыкант; живописец пишет, собственно говоря, глазами. Его искусство состоит в том, чтобы видеть вещи в их законосообразности, красоте. Зрение здесь является чрезвычайно активной, созидающей деятельностью. Картина, написанная
художником, есть только внутренний шифр, выразительное средство, способ
воспроизведения» [5, с. 128]. По своему существу искусство не может быть подражательным (как это представлялось
классицистам), так как произведение искусства исходит от художника. Каждое произведение, по убеждению романтиков, - это мир, созданный по воле художника, отдельное творение, в своей единичности повторяющее идеал целостности и единения с космосом. Конечно, существует определенная разница между природой музыки и живописи, но она заключается лишь в том, что живописец, прежде чем выразить облик внешнего мира на холсте, вынужден упорядочить воспринимаемое в своем внутреннем мире, тогда как деятельность композитора лишена этого момента опосредования и берет начало в самой себе.
Романтики выделили два типа подражания природе. Первое, «симптоматическое», - это подражание чувственно воспринимаемой предметности. Второе, «генетическое», означает подражание принципу творения. Акцент делается на отношение выражения, сущностным образом связывающее автора и его произведение, а не на отношение репрезентации, соотносящее произведение и внешний мир. Принципиально важно то, как именно автор в произведении выражает личностный смысл с помощью многообразных инструментов культуры (неважно, что это - скрипка или масло и холст). Вопрос о том, каким образом законченное художественное произведение отражает объективный мир, становится второстепенным и несущественным. Идея подражания принципу творения напрямую отсылает к поэсису (греч. ро1е515 - творение прекрасного).
Романтики трактуют сущность творчества как поэсис, процесс спонтанного созидания. Это подтверждают слова одного из теоретиков немецкого романтизма Ф.Аста:
«...художественное творчество в такой же мере самоцельно, как и сотворение Богом вселенной; первое так же оригинально и самодостаточно, как и второе, ибо оба вида творчества тождественны, и Бог так же обнаруживает себя в поэте, как он проявляется телесно в видимом мире» [7, с. 154].
В романтизме конституируется субъект, который благодаря вдохновению становится таким же демиургом своих миров, как и бог для вселенной. В поэсисе он обретает свободу творить сообразно своей внутренней сущности. Сравнивая художника с богом, романтики, в первую очередь, выделяют суть творчества -момент созидания, тождественный с воссозданием собственной «самости». Таким образом, осуществляется своеобразная инверсия, суть которой в провозглашении (в еще
ВЕСТНИК БУРЯТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
2012/6 А
достаточно мягкой форме) идеи тождественности творческих потенций бога и человека. Это принципиально важный момент для понимания роли человека в системе романтизма: поэсис как основа творческого процесса радикально изменяет трактовку субъективного существования в эстетике и этике.
Перенос акцента с мимесиса на поэсис стал основой теоретических достижений
романтического периода: интуитивности искусства (его боговдохновленности); нетранзитивности (бесполезности с точки зрения рациональной логики); синтетизма (способности соединять несоединимое); символичности и аллегоричности знаков; «несказуемости» поэтического опыта: герменевтического круга и т.д. Все эти идеи уникальным образом преломляются в этике самоосуществления. Йенский романтизм не вырабатывал отдельной этической доктрины -все ее основные принципы сформулированы на основе эстетических теорий.
Ранняя этика романтизма сочетает в себе языческий пантеизм, христианский мистицизм и достижения эстетики йенского романтизма и создает новую концепцию субъективного долженствования, которая не была в полной мере проработана в учении о просвещенном индивиде. А именно - этику обращения взгляда на себя. Если взгляд просвещенного индивида устремлен на мир как на совокупность рационально постигаемых и механическим образом изменяемых объектов, то взгляд романтика направлен непосредственно на символическую возможность
трансцендентального опыта, на самого себя.
Поэсис предполагает пристальное внимание субъекта к самому себе, к своему внутреннему миру, потому что без этого невозможно творчество в романтическом понимании. Поэт является постоянной сменой полюсов отражения, он перманентно производит акт «аффективного единения» с миром, по выражению Ж.Маритена [4, с. 112]. Новалис использует для демонстрации слияния поэта с миром другой образ: «Поэзия растворяет чужое бытие в своем собственном» [6, с. 94]. Через это действие обновляется мир, и через него же поэт осознает самого себя. В поэте интеллектуальное действие познания предмета всегда сопровождается интуитивным актом схватывания еще более глубокой истины познаваемой вещи, которая одновременно есть и истина его самого. Таким образом, он
прозревает в вещах свою собственную природу, которая не требует аналитического вторжения извне, которая тождественна поэту, имманентно ему присуща. Все это заставляет его быть постоянно обращенным внутрь себя.
Новалис в своих «Фрагментах» пишет: «... мы мечтаем о путешествии во вселенную: но разве не заключена вселенная внутри нас? Мы не знаем глубин нашего духа. Именно туда ведет таинственный путь. В нас самих или нигде заключается вечность с ее мирами, прошлое и будущее. Внешний мир - это мир теней, он бросает свою тень в царство света» [6, с. 105]. Он обозначает стратегию поведения субъекта, желающего познать мир — стратегию обращения на себя, на свой внутренний духовный мир, в котором уже заключено богатство и разнообразие внешнего. Романтики по-новому интерпретируют идею обращения к себе и познания себя, которая существовала в традиции западноевропейской культуры со времен Сократа. В отличие от эллина, который гармонично обустраивает свое бытие внутри становящегося мира, «замыкая» космос на себя, внося во тьму хаоса аттически явленный и пластически зафиксированный порядок, романтик идет к миру от бесконечности собственного Я. Познание самого себя сопряжено с мучительным и таинственным процессом постоянного «аффективного единения» с миром. Человек как бы вновь открывает бездны мира, но уже как коррелят и производное от бездны собственной души.
Благодаря романтизму в истории европейской мысли вновь всплывает идея «золотого века» человечества, вневременного состояния мира, в котором человек не отделен от природы, от самого себя и других людей. С точки зрения романтика, весь сложнейший в своей первозданной непредсказуемости и хаосе макрокосм отражается в человеке. Мир представляется как герменевтический круг, в котором универсум во всем своем многообразии осуществлен в человеке.
Как только было преодолено традиционное мировоззрение, в котором мир рассматривался в виде иерархической патриархальной системы, субъект стал ощущать себя: а) осиротевшим без постоянного опекунства сверху; б) способным, вследствие уже осознанной свободы, воссоздать новую живую связанность мира непосредственно из самого себя, из обретенного богатства своей внутренней жизни. Идея нового бытия в сочетании с идеей безграничного поэсиса выплескивается за границы сферы
С. К Малахаева. Трансформация субъективности в йенском романтизме: поэсис как основа жизнетворчества
творчества художественного, актуализируясь в романтическом жизнетворчестве.
Жизнетворчество в романтизме - это красивая попытка создания гармоничной системы, регулирующей субъективные интенции этичной жизни с эстетичной самопрезентацией творческого субъекта. Собственная жизнь понимается романтиками как материал для произведения искусства. Это -поиск себя длиною в жизнь, кочевье, раскрытие потенциала и последовательная колонизация внутренних пространств с целью обрести истинное Я. Этический императив романтического жизнетворчества не вызывает сомнения — это желание творения субъектом своей жизни по правилам, созидающим целокупность мыслей и поступков, утверждающим индивидуальное бытие.
Подобное отношение к собственной жизни как к произведению искусства впервые возникает в античности. Можно согласиться с французским исследователем М.Фуко, который в цикле лекций «Герменевтика субъекта» [8] утверждает, что обращение к себе есть начальная фаза разработки «техник себя» или «техник жизни», «искусства существования», через которые «субъект конституирует себя в качестве такового». Под этими «техниками» Фуко понимает рефлексивные и произвольные практики, с помощью которых люди не только устанавливают себе правила поведения, но стремятся также преобразовывать самих себя, изменять свое особое бытие и делать из своей жизни произведение. Эти практики основаны на эстетических ценностях и отвечают некоторым критериям стиля. Однако в романтизме эти правила не обретаются в традиции, а переносятся из сферы эстетики.
Так, в античности существует традиция воспроизведения субъектом самого себя в соответствии с общим предписанием «заботы о себе» как основным фактором ограничения индивидуальной воли. В романтизме же субъект относится к своей жизни и к самому себе, как к форме воплощения своего индивидуального творческого потенциала, не ограниченного социальными нормами и традицией. В том и другом случае характерно обращение на себя, но то, как происходит это обращение на себя в корне различно. В первом случае сам субъект разумно ограничивает себя обращением к своей жизни, укореняя самого себя в своем единичном и именно поэтому априори ценном бытии. Во втором случае субъект стремится к снятию внутренних и внешних пределов, которое может
помочь в создании некого идеального эталона жизни, воплотившей в себе весь потенциал личности.
Жизнетворческий проект есть попытка воплотить интенцию этико-эстетического отношения к реальности, совместить искусство и жизнь, создать новый принцип субъективации. Однако романтическое искусство не следует законам этики. Оно следует, прежде всего, законам эстетики. Возникает риск «схождения на нет» деятельностного импульса романтизма и переход к «эстетике существования», понятой как самопрезентация личности с помощью стилизации себя, со всеми сопровождающими ее нарциссическими составляющими: поэтизация трансгрессии, культ неистощимой
маргинальное™, дендизм исключительности, ирония по отношению ко всему, романтизация субъективности и т.д.
Романтики по большей части не стремятся прожить добродетельную жизнь,
соответствующую критериям эстетики существования, гораздо более они захвачены мыслью об изобретении личного мифа. Остается вопрос, каковы были последствия отказа от первоначального эскиза жизнетворчества; трагическая судьба большинства романтиков говорит сама за себя. Но это уже тема для другого исследования.
Литература
1. Вайнштейн О.Б. Язык романтической мысли. О философском стиле Новалиса и Фридриха Шлегеля. - М.: ЦРГГУ, 1994.-80 с.
2. Кант И. Критика способности суждения / Кант И. Собр. соч. в 6-ти тт. Т. 5. -М., 1966.
3. Коплстон Ф. От Фихте до Ницше. - М.: Республика, 2004.-542 с.
4. Маритен Ж. Творческая интуиция в искусстве и поэзии. - М.:РОССПЭН, 2004. - 400 с.
5. Новалис Фрагменты / Литературная теория немецкого романтизма. Пер. Т.И. Сильман, И.Я. Колубовского. - Л.: изд-во писателей Ленинграда. 1934.
6. Новалис Фрагменты / Литературные манифесты западноевропейских романтиков. - М.: МГУ, 1980. - С. 90108.
7. Тодоров Ц. Теории символа. - М.: Дом интеллектуальной книги. 1998. -408 с.
8. Фуко М. Герменевтика субъекта: курс лекций, прочитанных в Коллеже Франс в 1981-1982 учебном году / М Фуко: пер. с фр. А.Г. Погоняйло - СПб.: Наука, 2007, -677 с/
Малахаева Светлана Карловна, магистрант Байкальского университета экономики и права, г. Иркутск, e-mail: smalahaeva@yandex.ru. Malakhaeva Svetlana Karlovna, undergraduate, Baikal National University of Economics and Law, Irkutsk, email: smalahaeva@yandex.ru.
