CC BY
107Д.С. Жуков, С.К. Лямин D.S. Zhukov, S.K. Lyamin
Трансформация политики коллективной памяти в постиндустриальном обществе The transformation of the policy of collective memory in post-industrial society
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках исследовательского проекта №13-33-01215 «Исследование коллективной памяти в условиях современной социокультурной трансформации»
Z о
CN
Р Z
Pi
M H M
z
Аннотация, abstract: В статье рассмотрены концептуальные основы современной политики памяти, изучены некоторые механизмы осуществления этой политики. Значительное внимание также уделено трансформации феномена коллективной памяти в эпоху постмодерна.
The authors examined the conceptual foundations of the modern politics of memory, examined some of the mechanisms of implementation of this policy. The authors analyzed the transformation of the collective memory in the postmodern era.
Ключевые слова, keywords: коллективная память, политика памяти, коммеморатив-ные практики, collective memory, politics of memory, commemorative practices
Авторы, authors: Жуков Дмитрий Сергеевич - Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, кандидат исторических наук, доцент кафедры меж-
дународных отношении и политологии, [email protected]
Лямин СергеИ Константинович - Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, кандидат исторических наук, доцент кафедры Российской истории, [email protected]
Zhukov, Dmitry S. - Tambov State University, Tambov, Russian Federation, PhD, associate professor of the International Relations and Political Science Department, ineternatum@ mail.ru
Lyamin, Sergey K. - Tambov State University, Tambov, Russian Federation, PhD, associate professor of the Russian History Department, [email protected]
УДК 304.44
Статья поступила в редакцию: 07.05.2014 Статья принята к печати: 09.05.2014 © Д.С. Жуков, С.К. Лямин, 2014
Многие исследователи сходятся во мнении, что память представляет собой своего рода каркас для личностной и коллективной идентичности. Вместе с тем, память обладает специфическими свойствами - такими как пластичность и текучесть. Память не сумма зафиксированных событий - это скорее длительный и довольно сложный процесс отбора, реинтерпретации и реконструкции личностной и коллективной истории, который включает в себя как запоминание, так и забывание1. Это ставит перед исследователями вопрос о принципах и методах трансформации или фиксации коллективной памяти. Этот вопрос имеет вполне прозрачные полит-технологические приложения и, поэтому, относится к самым дискуссионным в современном социально-гуманитарном знании. Рассмотрению концептуальных основ политики памяти и является основной целью этой статьи.
В исследованиях, посвящённых актуальным проблемам формирования и функционирования коллективной памяти в условиях глобализации, нередко акцентируется внимание на темпоральном наполнении понятия «постмодерн», которое предполагает сопоставление ситуации «после» модерна с ситуациями «до» и «во время». Эта темпоральность понятия имеет решающее значение для развития технологий формирования и изменения коллективной памяти. В ответе на вопрос, чем ситуация «во время» отличается от ситуации «после» модерна, кроется, как нам представляется, объяснение успехов этих технологий именно в постиндустриальном обществе, в котором элиты проявляют большой ин-
терес к знаниям, способным сформировать необходимые механизмы преемственности и легитимации.
Коллективная память
Начнём с феномена «коллективной памяти». Это понятие представляет собой своего рода метафору, поскольку в физическом смысле никакой коллективной памяти нет. Фактически существует лишь социальный опыт множества людей, элементы которого вовлечены в процессы коммуникации и могут быть символически представлены2. Именно результаты подобного коммуни-цирования и символизации мы и называем коллективной памятью.
Коллективная память определяется чаще всего как память группы о собственном прошлом, что позволяет группе фиксировать свою идентичность по отношению к другим социальным группам3. Кроме того, коллективная память включает в себя реконструкцию происхождения и развития группы, что позволяет ей локализовать себя в историческом времени. Коллективная память формируется путем передачи знаний о групповом опыте из поколения в поколение. Каналы такой передачи - публичные дискурсы, коммеморативные ри- I туалы, различные формы перформативных E практик4. Таким образом, полагает поль- н ская исследовательница Элджибета Халас, R коллективная память не может быть сведе- ^ на к автобиографическим воспоминаниям .
--2
2 Halas Е. Issues of Social Memory and their Chai- о lenges in the Global Age // Time & Society. 2008. 4 Vol. 17. No. 1. P. 105. .
3 Fine G. A. Collective Memory // Encyclopedia N of Social Theory. G. Ritzer (ed.). Thousand Oaks, . CA: Sage, 2005.
4 cm. Connerton P. How Societies Remember. 35 Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
или уравнена с историей. По отношению к последней, рационально осмысляемой и исследуемой, коллективная память выступает более элементарным явлением5. Основными функциями коллективной памяти являются легитимация социального порядка, формирование коллективных идентично-стей и идеализации ценностей.
Конструирование коллективной памяти предполагает конкуренцию между линейным и циклическим восприятием истории, то есть преемственность опыта во времени противопоставляется возвращению или повторению.
В эпоху модерна историческое познание распространяет свою гегемонию на коллективную память, определяя её характер и направленность развития. Основным агентом этого процесса являлось национальное государство. В деятельности элит, направленной в эпоху модерна на распространение национального самосознания, история была ключевым инструментом. Развитие национального самосознания включало разработку единого исторического сознания, которое позволяла всем членам национальной общности разделять общие ценности. Одним из последствий ^ этих процессов стало появление национа-^ лизма - коллективных идей национальной исключительности, которые, вместе со сво-0 ими неоднозначными следствиями, являются одной из главных причин социальных и ^ политических проблем современности. Р
£ Спор по поводу понимания феномена нам ции между примордиалистами, которые
и утверждают естественное происхождение £ _
5 Halas Е. Issues of Social Memory and their 36 Challenges in the Global Age // Time & Society. 2008. Vol. 17. No. 1. P. 105.
национального сообщества, и конструктивистами, которые видят нацию как искусственный продукт, - это не только теоретическая дискуссия. Этот спор раскрывает различные оценки коллективной национальной памяти и конфликтующие политические варианты различных темпоральных ориентаций. Иначе говоря, конфликты между инклюзивными и эксклюзивными подходами к коллективной памяти проявлялся в очень сложных конфигурациях6. С одной стороны, ряд национальных государств имел свои собственные особые нарративы о коллективной прошлом. С другой стороны существовали государства, основанные исключительно на конструктивистских антинациональных программах политики памяти.
Эволюция темпоральности в процессе символизации коллективной памяти
Один из основных трендов в сфере технологий конструирования социальной памяти - её символизация. Острота современных конфликтов в сфере символизации исторического опыта - яркое подтверждение широко распространённого тезиса о превращение культурного пространства в основное поле битвы идей7.
До эпохи постмодерна символизация социального опыта определялась мифологией, эсхатологией и, собственно, историей. Так в цивилизациях Древнего мира мифологическое прошлое представляло основной резервуар, из которого черпались образы
6 Halas Е. Issues of Social Memory and their Challenges in the Global Age // Time & Society. 2008. Vol. 17. No. 1. P. 108.
7 cm. Wallerstein I. Culture as the Ideological Battleground of the Modern World-System // Global Culture. Nationalism, Globalization and Modernity. M. Featherstone (ed.). London: Sage. 1990.
для формирования целеполагающих идей, воздействовавших на развитие социума. В качестве примера можно вспомнить ретро-направленную утопию «Золотого века» античного мира (века земного царствования Сатурна), послужившую идейным фундаментом трансформации политических (республиканских и имперских) институтов Древнего Рима8. Основным объектом размышлений и беспокойства эпохи Средневековья являлось эсхатологическое будущее. Социальный опыт осознавался и интерпретировался в соответствии с этими ожиданиями. Наконец, эпоха Ренессанса легализовала «настоящее» «сиюминутное» существование человека, обнаруживая в этом существовании единственно возможный потенциал развития социума, что и способствовало торжеству идей прогресса в эпоху модерна. Если же говорить о постмодерне, то широко обсуждаемая в современной науке гипотеза о завершении эпохи «великих нарративов» фактически констатирует несостоятельность старых механизмов символизации социального опыта.
Постмодернистский поворот сегодня позволяет более свободно обращаться с категорией времени и создавать поливариантные механизмы отношения к прошлому и его толкования. На наших глазах происходит становление новой эпохи «множественной темпоральности»9. Разные стратегии осмысления времени и прежде всего исторического прошлого могут сосуще-
8 См. подробнее: Жуков Д.С., Лямин С.К. Утопия и традиция в динамике социально-политических структур: кросс-темпоральное исследование // Ineternum. № 1. 2013. С. 17-32.
9 Halas Е. Issues of Social Memory and their
Challenges in the Global Age // Time & Society. 2008. Vol. 17. No. 1. P. 105.
ствовать, взаимодействовать и конкурировать не испытывая потребности в иерархической соподчинённости и систематизации. Другими словами, единая коллективная память в постиндустриальном пространстве переживает кризис в силу приобретения свойств поливариантности.
Мировая коллективная память
В XX веке складываются представления о мировой коллективной памяти. Исследователи связывают начало формирования этого феномена с мировыми войнами и их последствиями, которые привели к трансформации коллективной памяти в Европе и во всём мире. «В перспективе XX века период между двумя мировыми войнами (плавно переросшими в Холодную войну - Авт.) было настолько коротким, - пишет Элджибета Халас, - что обе войны воспринимались людьми как одна большая эпоха мировых войн, что способствовало процессам глобализации коллективной памяти»10.
Либерализм, социализм и фашизм являлись крупнейшими идеологическими концепциями XX века. Их конфронтация друг с другом непосредственно влияла на ход мировой политической истории и на процессы трансформации коллективной памяти. I Особенность этой конфронтации заключа- E лась в том, что каждая из идеологий противопоставляла себя двум другим. Попытки R германского нацизма установить друже- ^ ственные отношения с западноевропей- . ским либерализмом, равно как и подобные 2 попытки СССР, успехом не увенчались. Обречённым оказался и союз социализма с . фашизмом. Каждый из режимов, противо- ^
z о
CN
P
z
Pi
M H M
z
поставляя себя двум другим, находил в идеологиях своих противниках схожие между собой и наиболее неприемлемые для себя принципы. Так для социализма, с характерными только для него государственной собственностью и огосударствлением всей экономической жизни, и либеральная концепция, и фашизм были, по сути, разными формами буржуазной империалистической идеологии, защищающей институт частной собственности. В свою очередь, для фашизма, исповедующего (в отличие от либерализма и социализма) идеи национализма и расизма, интернационализм роднил между собой все либеральные и социалистические учения, извращающие идею чистоты и превосходства арийской расы. Наконец, в глазах либеральной демократии и фашизм, и социализм являлись идеологиями тоталитарных недемократических режимов.
Таким образом, каждая из крупнейших идеологий XX века имела индивидуальные и общие черты. Причём, при осмыслении истории и современности в рамках каждой из идеологий, мыслители подчёркивали отличие своей идеологии и затушёвывали её сходства с противником. Так идеологизированная история формировала образ врага и становилась действенным оружием как внутренней, так и внешней политической борьбы, а также ресурсом формирования коллективной памяти с необходимым профилем. Во многом современное состояние мировой памяти отягощено наследием этой глобальной идеологической войны.
Таким образом, Вторая мировая и Холодная войны вызвали серьёзные разногласия в сфере формирования коллективной памяти. Хотя исторические знания сами по себе и не являются решающим фактором,
влияющим на будущее общества, всё же достижения исторической науки в исследованиях мировых конфликтов XX века сегодня становятся важнейшим ресурсом для развития технологий формирования и трансформации коллективной памяти.
Политика коллективной памяти
Итак, политика формирования коллективной памяти долгое время была исключительной прерогативой национального государства, но в XXI веке мы столкнулись с попытками проводить некую глобальную политику памяти.
Нередко инструменты такой политики у новых глобальных политических структур оставались прежними. Попытки создания глобальной структуры коллективной памяти видны в деятельности Организации Объединенных Наций и Евросоюза. Так современная символическая политика Европейского Союза, в котором фундамент коллективной памяти непрочен в сравнении с коллективной памятью отдельных европейских наций и национальных государств, была выстроена с использованием современных стратегий символизации коллективной государственно-политической идентичности средствами имитационной символики (эмблемы, гимна и пр.)11. При этом серьёзной проблемой остаётся культурный аспект евроинтеграции - остаётся не ясным до сих пор, посредством каких механизмов можно осуществить унификацию коллективной памяти разных народов, принадлежащих к разным национальным государствам-членам Евросоюза. Очевидно, что попытка решить эту задачу при помо-
щи интеграционной политики мультикуль-турализма провалилась.
После дезинтеграции больших геополитических блоков эпохи Холодной войны, чётко обозначилась активизация коллективных воспоминаний: появляются различные ан-ти-воспоминания (механизмы фальсификация памяти), контр-воспоминания (разные и противоречивые интерпретации прошлого), неофициальные или апокрифические воспоминания по отношению к существующим канонам. Влиятельными субъектами такого рода деятельности являются глобальные медиа. Многие народы и сообщества с помощью этих институтов предпринимают коммуникативные действия, стремясь осуществить эффективную политику памяти. Такая политика осуществляется в жёсткой конкурентной борьбе, которая позволяет говорить о «символических войнах
12
коллективной памяти»12.
В общественном дискурсе наметился процесс демократизации коллективной памяти. Это проявляется, в частности, в стремлении различных социальных групп реконструировать свои исторические корни, построить свои родословные, а также в распространении представлений о высшей значимости простых людей и их потребностей и действий и т.п. Коллективная память приобретает популистский оттенок, всё чаще используя такие смыслы прошлого, которые отличаются от рациональной истории и элитарной традиции осмысле-
13
ния прошлого13.
12 Halas Е. Issues of Social Memory and their Challenges in the Global Age // Time & Society. 2008. Vol. 17 No. 1. P. 110
13 Shils Е. The Constitution of Society. Chicago,
IL: The University of Chicago Press, 1982. P107,
199.
Коммеморативные практики как инструмент формирования коллективной памяти
Публичные коммеморативные практики (в частности, общественные памятные мероприятия) имеют решающее значение для понимания преемственности или изменения коллективной памяти. Такие практики являются также ключевым элементом взаимозависимости коллективной памяти и истории. Коммеморативные представления более или менее открыто передают и воспроизводят коммеморативные нарративы, содержащие обоснования для ритуальных воспоминаний. Исторические сведения используется для таких целей избирательно, так как коммеморативные практики всегда фрагментарно воспроизводят историю. Выбор того, какое прошлое должно вспоминаться, какое значение имеет такое вспоминаемое прошлое, какие смыслы будут доминировать в этих воспоминаниях, - такой выбор является частью политики памяти. В этих культурных конструкциях можно увидеть главные коммеморативные нарративы, содержащие в обобщённом виде некоторые легитимирующие понятия, относящиеся к прошлому.
Изменения в коммеморативных практиках являются средством трансформации иден- E тичности группы, как это было в России e после революции 1917 года, в коммуни- R стических странах после Второй мировой ^ войны и после распада социалистического .
лагеря14. В таких случаях можно наблюдать 2
__о
14 Головашина О.В. Гражданин и государство в 4 Советском Союзе. Лингво-когнитивное моделирование// Fractal simulation. 2013. №1. С. 41-55; N Головашина О.В.Проблема памяти и современ- . ная трансформация темпоральных представлений // Философские традиции и современность. 39 2013. № 1 (3). С. 116-127.
явление так называемого великого разделения (разделительных линий) коллективной памяти15. Такие разделения происходят после настоящих революций и крупных, в том числе мировых войн. Особенно проблематичными являются те великие разделительные линии в коллективной памяти, которые, в целях формирования нового смысла для группового опыта, предлагают новые принципы периодизации и нового упорядочивания прошлого, приходящие в конфликт с существующей памятью груп-пы16. Также весьма значимы социо-полити-ческие проблемы генерирую расхождения и даже конфликты коллективной памяти различных групп, а также ситуации, когда некоторые события общего исторического прошлого помнятся одной группой и забыты другой.
Среди методов, используемых в конструировании коллективной памяти, следует отметить манипуляцию коммеморативной плотностью. Термин был введен Клодом Ле-ви-Строссом, который указал на переменную интенсивность коммеморации (припоминания в социальных акциях, праздниках, символах и пр.) различных периодов прошлого. Если коммеморация угасает, можно ^ говорить о коллективной амнезии17. Па-^ мять и забвение подвержены колебаниям и изменениям. Они находятся под влиянием
о -
(N 15 Zerubavel Y. Recovered Roots: Collective Memory and the Making of Israeli National Tradi-^ tion. Chicago, IL: University of Chicago Press, § 1995.P 7
pi 16 Halas E. Issues of Social Memory and their ® Challenges in the Global Age // Time & Society. м 2008. Vol. 17. No. 1. P. 111 2 17 Zerubavel Y. Recovered Roots: Collective Memory and the Making of Israeli National Tradi-40 tion. Chicago, IL: University of Chicago Press, 1995.P 8
многих факторов, которые Леви-Стросс определял в целом как давление истории18, то есть наличие в памяти большого количества событий, которые важны в данный исторический период. Эрнст Ренан утверждал, что забвение необходимо, когда некоторое событие разделяет сообщество, в частности, национальное сообщество19. Так, одной из распространённых стратегий реализации политики коллективной памяти в условиях глобализации стали ностальгия или амнезия в отношении коллективного прошлого.
Особый объект политики памяти - общественные представления о так называемых поворотных (или ключевых, переломных) моментах (событиях) прошлого. Выбор, какое событие считать или не считать поворотным моментом в прошлом, связан с идеологическими принципами построения доминирующих коммеморативных нарративов, поскольку это событие драматизирует переход от одного периода к другому. Когда такой поворотный момент изымается из его исторического контекста и становится частью символического текста как парадигмы для понимания перемен, произошедших в прошлом, то имеет место процесс формирования политических ми-фов20. Политический миф обеспечивает перспективу, которая определяет смыслы современности, а также коллективные действия в будущем. Переломные моменты,
18 Lévi-Strauss С. The Savage Mind, Chicago, IL: University of Chicago Press, 1966.
19 Strath B. Introduction: Myth, Memory and History in the Construction of Community // Myth and Memory in the Construction of Community: Historical Patterns in Europe and Beyond. B. Strath (ed.). Bruxelles: Peter Lang, 2000. P. 25
20 Tudor H. The Political Myth. New York: Prae-
ger, 1972.
или великие моменты, особенно подвержены мифологизации21.
Важная символическая функция поворотного момента делает такие события более неоднозначными, спорными по сравнению с событиями, когда прошлое не было столь драматичным и поливариантным. Одной из характерных особенностей политической трансформации является то, что точки поворота между различными историческими периодами в групповом опыте могут быть предметом различных интерпретаций. Если конфликты и разногласия в интерпретации политических мифов слишком велики, они могут привести к разрушению мифа и к конфронтации между противоположными интерпретациями прошлого.
Альтернативные коммеморативные нар-ративы направлены против гегемонии господствующего коммеморативного нарратива и создают контр-память. Символический конфликт всегда протекает в политическом контексте - и обычно контр-память создается маргинальными группами, которые находятся в конфликте с доминирующими. Меньшинства или доминируемые сообщества часто подвергаются преследованиям, практикуя свою отдельную коллективную память22. Контрпамять является культурным фактором изменений, и иногда можно наблюдать переформирование контр-памяти в доминирующие коммеморативные нарративы.
Сегодня как никогда остро звучит вопрос - чем собственно является история?
21 Zerubavel Y. Recovered Roots: Collective Memory and the Making of Israeli National Tradition. Chicago, IL: University of Chicago Press, 1995. P 9
22 Halas E. Issues of Social Memory and their Challenges in the Global Age // Time & Society. 2008. Vol. 17 No. 1. P. 113.
Это наука о прошлом или это ресурс для понимания настоящего и конструирования будущего? Культурная среда постмодерна внесла свои коррективы в процесс глобализации коллективной памяти. Характерное для периода модерна различие между «популярной» и строго научной (исторической) коллективной памятью исчезает. Социальные функции исторического знания становятся всё более востребованными. Выражаясь словами Барри Шварца: «прошлое не строится в буквальном смысле, но только выборочно используется»23. Растущее производство и тиражирование коллективных воспоминаний, поддерживаемое СМИ, воздействует на историческую науку, которая всё чаще демонстрирует отказ от линейных темпоральностей в пользу поливариантных моделей социального опыта24.
Скачкообразное развитие СМИ и соответствующих технологий, обеспечивающих запись и распространение различных репрезентаций прошлого опыта, позволило некоторым исследователям заявить о непосредственном изготовлении истории в средствах массовой информации, которые производят все более дифференцированные коллективные воспоминания. Яркий пример - «плебисциты памяти» в виде g опросов о популярности деятелей или со- т бытий прошлого25. Подобное положение м вещей содержит в себе серьёзную опас- N ность: утрата авторитета прошлого; ис- ^
23 Zerubavel Y. Recovered Roots: Collective ^ Memory and the Making of Israeli National Tradi- о tion. Chicago, IL: University of Chicago Press, 4 1995. P 5 .
24 cm. Le Goff J. History and Memory. New York: g Columbia University Press, 1992. P. 95 .
25 Halas Е. Issues of Social Memory and their Challenges in the Global Age // Time & Society. 41 2008. Vol. 17 No. 1. P. 109
чезновение ответственности за трансляцию ляции социального опыта. Однако в послед-
коллективной памяти; нарушение коллек- ние годы во многих странах, в том числе и в
тивной памяти - своего рода символическое России, создаются необходимые правовые
насилие - и т.д. Все эти проблемы возникают и социально-политические институты, при-
в ситуации отсутствия строгих правил транс- званные управлять этими процессами.
Литература
Connerton P. How Societies Remember. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
Fine G. A. Collective Memory // Encyclopedia of Social Theory. G. Ritzer (ed.). Thousand Oaks, CA: Sage, 2005.
Halas E. Issues of Social Memory and their Challenges in the Global Age // Time & Society. 2008. Vol. 17 No. 1. Pp. 103-118. DOI: 10.1177/0961463X07086305
Le GoffJ. History and Memory. New York: Columbia University Press, 1992.
Lévi-Strauss C. The Savage Mind, Chicago, IL: University of Chicago Press, 1966.
Shils E. The Constitution of Society. Chicago, IL: The University of Chicago Press, 1982.
Strath B. Introduction: Myth, Memory and History in the Construction of Community // Myth and Memory in the Construction of Community: Historical Patterns in Europe and Beyond. B. Strath (ed.). Bruxelles: Peter Lang, 2000.
Tudor H. The Political Myth. New York: Praeger, 1972.
Wallerstein I. Culture as the Ideological Battleground of the Modern World-System // Global Culture. Nationalism, Globalization and Modernity. M. Featherstone (ed.). London: Sage. 1990.
Zerubavel Y. Recovered Roots: Collective Memory and the Making of Israeli National Tradition. Chicago, IL: University of Chicago Press, 1995.
_н' Головашина О.В. Гражданин и государство в Советском Союзе. Лингво-когнитивное мо-£ делирование // Fractal simulation. 2013. №1. С. 41-55.
Головашина О.В.Проблема памяти и современная трансформация темпоральных представлений // Философские традиции и современность. 2013. № 1 (3). С. 116-127.
^ Головашина О.В. "Любители истории" и история для любителей: представления о прошлом Р в социальных сетях // Философские традиции и современность. 2014. № 1. С. 114 - 123.
щ Головашина О.В. Образ Советского Союза в социальной памяти современных россиян щ (на материалах эмпирического исследования) // Социально-экономические явления и g процессы. 2013. № 11 (57). С. 193-198.
Жуков Д.С., Лямин С.К. Утопия и традиция в динамике социально-политических структур: кросс-темпоральное исследование // Ineternum. № 1. 2013. С. 17 - 32.
