гущества... с точки зрения государства индивид существует лишь постольку, поскольку он способен внести некое изменение, пускай ничтожное, в мощь государства, будь то в положительном или отрицательном направлении. И, следовательно, государство должно заботиться об индивиде только в той мере, в какой последний может внести такое изменение. И государство то требует от него жить, работать, производить или потреблять, а то требует и умереть»1.
Например, Фуко обосновывает, что либерализм должен рассматриваться не только как политико-правовая форма организации общественных отношений, не столько как тип властно -правовых отношений, устойчиво воспроизводящийся в обществе, но и в большей степени в качестве специфического типа юридической и политической рациональности, обусловливающего определенную форму мыследеятельности людей данного сообщества. Так, он отмечает, что «либерализм необходимо анализировать как принцип и метод рационализации управленческой деятельности - рационализации», подчиняющиеся определенным правилам развития. При этом либерально-демократическая рациональность исходит, в политическом и экономическом измерении, из «правила максимальной экономии», а в юридической сфере из «правила максимально подчиненности закону».
Данные основания либеральной рациональности обусловливают такие управленческую технологию, где «доминирующим принципом которой является принцип государственного интереса: и некоторым образом, "совершенно естественно", что она занимается проблемами населения, которое должно быть по возможности более многочисленным и активным - для усиления государственной мощи; следовательно, здоровье, рождаемость и гигиена без проблем обретают в "по-
« 2 лицейской науке свое важное место» .
Поэтому с точки зрения фукианской теоретико-методологической позиции внутри повседневной политической рациональности за крах различных политических, юридических, социальных и иных теорий, доктрин, концепций отвечает не политика, а тот тип рациональности, в котором они все коренятся. Потому-то французский методолог исследует тот или иной политический феномен не с позиции его официальной трактовки (публичный дискурс), а с точки зрения того, как обстоят дела на самом деле (скрытый дискурс), какие практики и отношения те или иные юридические или политические институты порождают в обществе определенные практики (правовые, политические, экономические, этические и др.) мыследеятельности субъектов.
А. С. Сухомлинов
ТРАНСФОРМАЦИЯ И ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ В ПРАВОВОМ ДЕЙСТВИИ СУБЪЕКТОВ
Полагаем, что проблематику трансформации и преемственности правовом действовании субъектов следует рассматривать с учетом аксиологической, правокультурной и институционально-правовой точек зрения. Так, аксиологический и правокультурный срез социально-правовой мыследеятельности субъектов отражает ценностную структуру, обуславливающую иерархию целей, способов и средств стабилизации и упорядочения общественного взаимодействия в конкретных социально-экономических, духовно-нравственных, политических условиях. Очевидно, что существующие политико-правовые ценности не равнозначны и разнохарактерны, имеют различное социокультурное и духовно-нравственное содержание и значение3. Например, в конкретной правокультурной среде гармонизация интересов и потребностей, целевых и духовных устремлений в действии субъектов достигается и поддерживается посредством юридических и социально -политических институтов, механизмов и средств. Именно они обеспечивают определенную упорядоченность, прежде всего правовую (режим законности и правопорядок), достигая желаемое
1 Фуко М. Интеллектуалы и власть: : избр. полит. статьи, выступл. и интервью. 2002. Ч. 1. С. 369.
2 ФукоМ. Интеллектуалы и власть: : избр. полит. статьи, выступл. и интервью. М., 2006. Ч. 3. С. 152-153.
3 См.: Мартышин О.В. О ценностях в праве и праве как ценности // Право как ценность: многообразие исторических форм и перспективы развития: мат-лы. Всероссийск. науч. конф. Краснодар, 2004. С. 5.
социально-правовое состояние (замиренную среду - Б.А. Кистяковский), в контексте которого взаимодействуют социальные субъекты, удовлетворяя частные и публичные интересы и потребности.
Однако в этом случае социокультурной ценностью является сам порядок отношений, а конкретные правовые, социальные, политические институты и механизмы выступают лишь средством, инструментом его воплощения и поддержания, т.е. представляются в качестве ценностей второго порядка. В силу этого политико-правовые институты и учреждения, модели и механизмы взаимодействия формируют (должны формировать!) на уровне публичного дискурса единую публично-правовую среду развития и функционирования общественных отношений, которая, в свою очередь, обеспечивает упорядоченность социальных отношений и отражает специфику и закономерности развития социокультурной системы.
К. Ситарам и Р. Когделл, подразделяя существующие ценности в обществе на первичные, вторичные, третичные и несущественные, отмечают, что под влиянием внутренних (например, изменения социально-правовых отношений, социально-экономической, политической ситуации) и внешних (влияние, например, межкультурной коммуникации) факторов могут изменяться лишь вторичные инструментальные ценности. Причем первичные ценности, по их справедливому утверждению, наиболее устойчивы и прочны при воздействии различных факторов, особо должны сохраняться при взаимодействии с ценностями других культур.
В этом контексте стоит отметить, что в отечественной правокультурной традиции государственно-правовые институты и учреждения не имели самоценного и самодостаточного статуса, как наблюдается в западной политико-правовой традиции (где происходит фетишизация правовой системы, отдельных юридических институтов), а, по большому счету, были ценностями вторичными, прикладными, обеспечивали в социальной действительности представление и реализацию ценностей первичного характера, таких как: социальная правда, справедливость, порядок, гармоничность, духовная и нравственная свобода и т.п.
При этом эффективность государственной и правовой жизни обуславливалась верой в правду, в социальную справедливость, т.к. уважение к правде значило намного больше, чем разумные законы и рационально организованные юридические и политические институты. Причем сегодня социологические исследования фиксируют преемственно воспроизводящееся отношение к государству и праву, отражая практически неизменный пласт национального политического и правового менталитета. Так, в настоящее время «в качестве ведущих парадигм массового общественного запроса сформировалась триада - благосостояние, порядок, социальная справедливость. Эта триада занимает ведущие позиции во всех электоральных группах, и остаются практически неизменными», делают вывод авторы аналитического доклада, посвященного социологическому исследованию национального политического и правового сознания 1. Далее они отмечают, что правовые и государственные институты не имеют самодостаточной ценности в отечественном правосознании и получают свое социокультурное значение только в связке с базовыми (первичными) ценностями, для воплощения которых они создаются и действуют. Поэтому государство, в институционально-правовом плане, для современных россиян - «это, прежде всего, инструмент реализации интересов общества, и именно его интересами как целого оно и должно руководствоваться в своей деятельности»2.
Такое прагматическое отношение к публично-правовым институтам отражает веру в недостижимость полного совершенства установленного (позитивного) права, государственно-правовых учреждений. Последнее должно соответствовать социально-культурным критериям, адекватно охранять и восстанавливать правду и справедливость в социальной жизни. Справедливо об этом отмечает русский юрист Н.Н. Алексеев, что правопорядок в обществе основывается на нравственно-правовых и духовных основах, утверждает «правду» как необходимый нравственный идеал и критерий оценки политико-правовой действительности. В нем утверждается «истинная» духовно-нравственная свобода личности, ибо право и государство «есть та область духовно -нравственной
1 Граждане новой России: как себя ощущают и в каком обществе хотели бы жить? (1998-2004): аналитический доклад. РАН ИКСИ. М., 2004. С. 122. Об устойчивости отношения россиян к базовым ценностям см. также: Лапин Н.И. Модернизация базовых ценностей россиян // Социологические исследования. 1996. № 5. С. 10.
2 Там же. С. 117.
жизни человека, которая имеет дело с тем, что человек "свободно может" и к чему он насильственно не принужден»1. В этом смысле, продолжает Н.Н. Алексеев, справедливо то, что закон, изданный государственной властью, содержит, кроме юридической обязанности, также нравственное обязательство его исполнять, «является так сказать, всенародно произнесенной клятвой». Отсюда формирование правопорядка в отечественной социокультурной традиции должно опираться на этнополитический принцип «первичности прав каждого народа на определенный образ жизни. На Руси этот принцип воплотился в концепции соборности и соблюдался совершенно неукоснительно»2. Этот принцип создал предпосылки для становления особого общенационального правопорядка, которым утверждались не только права отдельного человека, класса, слоя, но и, что более важно, права общности, социального целого.
Для отечественной модели правопорядка, не свойственно было и противопоставление индивидуальных и общинных прав, находящихся в известном симфоническом единстве - на индивидуальных правах основывались общинные, которые (через деловые обыкновения, обычное право) обеспечивала реализация первых. Не была чужда также и традиция общеземской легализации и легитимации государственно-правовых институтов и ее ограничение народным мнением3. Эти политико-правовые и институциональные основы государственно-правового порядка были весьма действенными, опирались в большей степени не на юридическую норму, а на традиции и обычное (неписанное) право. Например, считалось, что государь осуществлял свое служение высшей воле и своему народу, выступал гарантом традиционно сложившегося правокультурного порядка. Причем народ, отрекаясь от «своей воли», отдает себя во власть не государю, но «предается во власть воли высшей, от которой и исходит царь - избранник её. Но и сам царь, отрекаясь от сво-
„ 4
ей личной воли, осуществляет служение как послушание» , - отмечал по этому поводу историк В. Карпец. При этом установленный и поддерживаемый государственной властью институционально-правовой порядок не считался абсолютным, самоценным, он ограничивался прочными обычаями и традициями, коренившимися в национально-юридическом быте. В свою очередь, деятельность государственной власти ограничивалась повсюду не формально (юридически или со-словно), а посредством традиционных институтов и сложившихся порядков. Например, «единодержавные московские государи при осуществлении своих властных полномочий не могли не считаться с укоренившейся в московской государственной жизни правовой традицией, ставившей известные пределы их властвования», замечает историк права С.А. Егоров5.
В силу этого, если в процессе трансформации юридико-политической организации социально-правовая активность субъектов подвергаются искажению, деформируются либо нивелируются основные, базисные первичные ценности, то общество неминуемо ждет социально -политический и правовой хаос. Это может, в конечно итоге, привести к патологическим состояниям - к социальному расколу и к отчуждению граждан от государства, его институциональной системы, к созданию двух конкурирующих реальностей - официальной институционально-правовой системы и неофициальной, неправовой сферы жизнедеятельности общества.
Следовательно, можно сделать вывод, что ценностный и правокультурный компоненты социально-правовой активности субъекта весьма значимы для отечественного правосознания, в ко-
1Апексеев Н.Н. Современное положение науки о государстве и ее ближайшие задачи // Русский народ и государство. М., 2000. С. 604.
2 Гумилев Л.Н. От Руси до России. М., 2004. С. 292.
3 Таким примером может служить функционирование Земских соборов. Данный представительный институт являлся органом власти, дополняющим власть царя и боярской думы, «он есть орган власти общеземский, включающий в себя и царя и думу; эти три части собора — существенные и органические, отсутствие одной из них делает собор не неполным, а невозможным» (М.Ф. Владимирский-Буданов). В этом плане Земский собор - это совещание представителей «всей русской земли», легализовавший и легитимировавший государственно-правовые решения. Его созыв был посвящен наиболее важным и актуальным вопросам государственно-правового устройства: о порядке преемства власти, об ее объеме и форме и т.д. Тем самым Земские соборы как юридико-политический институт, пришедший на смену вече, воплощали русскую право-культурную традицию участия народа в осуществлении государственной власти и исконных представлений о неразрывной связи царя со святой Матерью-землей (См.: Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д., 1995. С. 180-188).
4 Цит. по: Хархордин О. Что такое «государство»? Европейский контекст // Понятие «государство» в четырех языках / под ред. О. Хархордина. СПб.; М., 2002. С. 172.
5 Егоров С.А. История отечественного государства и права. IX - первая половина XIX века. Опыт проблемного изложения. Ярославль, 2000. С. 98.
тором достаточно большое место занимает идеократическая доминанта в восприятии и осмыслении государственно-правовых процессов и явлений. Идеократическая доминанта базируется на совокупности объективно существующих исторических факторов, которые интерпретируются с помощью системы абсолютных идеалов и идей. Здесь источник и смысл государственно-правового устройства «находится в родственной связи с идейным содержанием того начала, которое данной нацией принимается как начало абсолютного идеала, как надэмпирическая реальность.
Этим содержанием обусловливается этический идеал нации в виде того или другого кодекса моральных требований; им же обусловливается та идея, тот аспект генезиса власти, которому нация подчиняет свою общественную жизнь в государстве»1 . Идеократический принцип, с точки зрения евразийца Н.С. Трубецкого, заключается в наличии общности миросозерцания, особой системы убеждений, оформляющих верховную идею нации («идею-правительницу»). При этом смысл государственно-правового бытия заключается в организации особого «идеологического» образа жизни народа, поддержании и сохранении оригинальности, индивидуальности национальной культуры, в полной мере соответствующей духу народа, его истории и социально-правовому опыту. В этом смысле Н.С. Трубецкой последовательно отстаивал как неразделенность государственной идеологии и социально-культурной жизни народа, так и подчиненность всех духовных и материальных устремлений людей верховному правителю как выразителю общей верховной идеи2.
1 Баранов П.П., Горшколепов А.А. Верховная власть как идеолополагающий элемент государственности // Философия права. 2002. № 1. С. 22
2 Трубецкой Н. С. Европа и человечество // Русский мир: сб. ст. М.; СПб., 2003.