CC BY
37
DOI: 10.26105/SSPU.2019.57.6.004
ТРАНСФОРМАУИИ ОХОТНИЧЬЕГО ПРОМЫСЛА У КОРЕННЫХ НАРОДОВ КАМЧАТКИ В 1920-х ГОДАХ
TRANSFORMATIONS OF TRADITIONAL HUNTING AMONG KAMCHATKA'S INDIGENOUS PEOPLES IN 1920-s
Советский период в истории коренных народов внес значительные изменения во все сферы жизни, включая традиционные занятия и быт, ранее затронутые слабо. Исследователи долгое время отмечали, что в имперский и раннесоветский периоды коренные народы вели природосообразный образ жизни, однако современные исследования и архивные данные показывают сложную ситуацию в данной сфере. Основой исследования стали фонды Российского государственного исторического архива Дальнего Востока, материалы которых (протоколы и отчеты первых советских органов власти на Камчатке) позволили реконструировать ситуацию в охотничьем промысле полуострова. В результате исследования сформулированы выводы о наличии коммерческой составляющей в сфере охоты у коренных жителей Камчатки, а также наличии экологических проблем пушного зверя еще в 1920-х гг. Именно эти сложности, а также трансформация охотничьего промысла в пушное звероводство привели к значительным изменениям в быту населения, изменению места охоты в хозяйственном комплексе КМНС Камчатки. Исследование выявило, что и в имперский период охота на пушного зверя (трапперство) обеспечивало северян продуктами первой необходимости, носило хоть и меновый, но товарный характер. В то же время отношение к зверю было достаточно бережным и население стремилось к его сохранению и преумножению. Именно период 1920-х гг. заложил прочную основу трансформаций экономического уклада, изменил положение охотника в обществе, организацию скупки продуктов охотничьего промысла и создал основы для новых форм хозяйствования. В 1930-х гг. изменения лишь набирали силу.
Soviet period changed greatly all the spheres of life of Kamchatka's indigenous peoples, including traditional activities. Historians noticed that in early soviet period indigenous people lived in congruity with nature but modern investigations and archival data prove that the situation was complex. The basis of this exploration is made of documents of Far Eastern Russian State Historical Archive. They definitely prove commercial (despite being primitive, barter exchange) activity in hunting. Also materials reveal some ecological problems in fur animals hunting (depopulation of animals in 1920-s) and transformations of hunters' role in the society and hunting in the economy. Our article describes the hunting role in the economy in early soviet period, especially trapping. Trapping like in Alaska and Northern Canada became the source of living of Kamchatka's indigenous peoples. At the same time our locals tried to preserve the population of fur animals and limit trapping. The article describes only 1920-s as the key period of soviet transformations in hunting and indigenous peoples' mode of life. This period created new activity fur animals breeding, new profession "professional hunter" and regulation of fur trade. In 1930-s all the transformations grew in power and led to new economical and ecological problems. Nowadays fur hunting is a hobby for Kamchatka's local population.
Ключевые слова: охота, охотничий промысел, пушнина, отрасль экономики, трап-перство, пушное звероводство.
Key words: hunting, fur hunting, fur, the branch of economy, trapping, fur animals breeding.
Хозяйственная деятельность коренных народов Камчатки всегда сочетала в себе несколько занятий, одно из которых традиционно выделялось как ведущее и жизнеобеспечивающее, однако в экстренных случаях дополнительные занятия могли обеспечить выживание на краткий период, после
YAK 94(571.66)"19" ББК 63.529(255)61-4
А.И. КИРИЛЛОВА
A.I. KIRILLOVA
чего постепенно происходил возврат к основному. Так, у кочевых коряков и эвенов ведущим занятием было оленеводство, у оседлых коряков, ительменов и алеутов - рыболовство и рыбозаготовка, а также промысел морского зверя (если жили на морских берегах). В качестве сопутствующих обычно выступали собирательство и охота. Основной целью охоты традиционно была добыча еды, поэтому коренные малочисленные народы Севера (далее - КМНС) на Камчатке охотиться предпочитали на диких оленей, зайцев, птицу (глухарей и куропаток).
Следует сделать оговорку, что алеуты и эвены - не автохтонное население полуострова и появились на территории Камчатки в XIX в., поэтому важность охоты в их жизни, применение нового для северян оружия и высокая интенсивность промысла связаны с уже установившимися на тот момент контактами с русским населением. История развития и упадка промысла пушного зверя на Камчатке изучена слабо: комплексных работ, посвященных особенностям охоты, трансформациям в этой сфере под влиянием мер государства, на сегодняшний день нет.
Пушной зверь до прихода русских, до XVII в., в качестве объекта охоты выступал только в случае необходимости украшения кухлянки/малахая мехом и/или брачного дара. Массовой добычи пушного зверя в тот период не наблюдалось. С объясачиванием населения ситуация изменяется, ведь помимо официального налога пушниной взимались дополнительные поборы, на Камчатке получившие название «чещина», то есть за оказанную честь сборщиками ясака и их доброту. Такое описание дополнительных поборов дает в своей работе о полуострове Г.В. Стеллер [15], а затем о незаконных поборах упоминают К. Дитмар и В.Н. Тюшов [5, 16].
При создании периодизации трансформаций охотничьего промысла Камчатки в силу отсутствия собственных исследований по теме логично опираться на опыт изучения проблемы в других регионах. Так, в своем комплексном исследовании взаимодействия человека и природы на Обь-Иртышском Севере Е.И. Гололобов четко выделяет следующие периоды доиндустри-ального взаимодействия общества и природы: 1) древнейший (до XVII в.); 2) появление элементов товарного промысла в силу рыночного спроса на некоторые виды (XVII-XIX вв.); 3) промежуточный период с сохранением интенсивного присваивающего хозяйства (конец XIX - начало XX в.); 4) период начала государственного регулирования природопользования (1917-1930 г.); 5) период становления комплексного освоения (1930-1960 гг.); с 1960 г. на исследуемой ученым территории начинается индустриальная стадия освоения природы [4, с. 26-28].
Исследователь истории природопользования близкого к Камчатке, однако климатически значительно отличающегося региона - юга Дальнего Востока В.В. Гапонов в своей монографии выделяет следующие этапы природопользования на изучаемой им территории: 1) начальный этап (первобытное, периода формирования производящих форм хозяйствования, Зрелого Средневековья и Нового времени) (с древнейших времен до середины XIX в.);
2) период российской колонизации юга Дальнего Востока (1858-1916 гг.);
3) советский и постсоветский периоды (1917 г. - настоящее время) [3]. Данные исследования позволяют выявить корни современных экологических проблем и необходимость охраны природы на других территориях России, а также продемонстрировать сходство методов и форм реализации государственной политики в вопросе освоения природных богатств нашей страны.
В данной статье на основе места охотничьего промысла в жизни коренных жителей Камчатки и статуса охотника в их обществах можно выделить следующие этапы:
1) с древнейших времен до конца XVII в. - вспомогательное занятие, основными объектами промысла была дичь, которую употребляли в пищу; пушных зверей добывали только по мере необходимости; охотником был каждый представитель КМНС по мере необходимости;
2) конец XVII - первая четверть XX в. - стремительный рост пушного промысла и расцвет трапперства (автор использует стандартный термин для Аляски и Северной Канады в силу сходства занятий и территорий, однако там охотой на пушного зверя занимались преимущественно колонисты, а на Камчатке - коренное и метисированное население, так называемые камчадалы, т.е. потомки смешанных союзов русских и ительменов, коряков и русских); трапперство становится профессиональной деятельностью для некоторых представителей КМНС;
3) первая четверть - середина XX в. - становление охоты одним из видов профессиональной деятельности, создание колхозов, одним из опорных видов деятельности которых являлся охотничий промысел; формирование прослойки кадровых охотников;
4) середина XX в. - 1990-е гг. - упадок охотничьего промысла в силу экологических и экономических проблем; снижение роли охоты в экономике региона, падение престижа профессии «охотник» в среде КМНС;
5) конец ХХ в. - наши дни - охота как хобби и не носит никакого хозяйственного значения в среде КМНС; охотники не имеют особого статуса среди коренного населения.
Особый акцент в данной статье сделан именно на 1920-е гг., период, заложивший основы для всех изменений. В 1920-х гг. произошло становление государственного регулирования охоты как особого занятия КМНС, она стала объектом правового регулирования, появились особые государственные органы, отвечающие за контроль этой сферы, были осуществлены первые попытки лицензирования и контроля популяции пушного зверя. В описываемый период были заложены и основные противоречия развития охотничьего хозяйства Камчатки, обозначились проблемы, с которыми отрасль столкнулась в будущем. На основании исследований истории природопользования Обь-Иртышского Севера и юга Дальнего Востока можно заметить общие черты развития охотничьего хозяйства во всех регионах:
1) начало активного освоения природных богатств после контакта с русским населением и интенсивная колонизация территорий в XIX - начале ХХ в.;
2) появление государственного регулирования процесса в 19201930-х гг.;
3) появление и нарастание экологических проблем из-за нерационального использования ресурсов (1950-1960-е гг.);
4) переход к комплексной оценке ресурсов и их рациональному освоению, а также охране истощенных ресурсов и разрушаемых экосистем (1970-е гг. - наши дни).
Имперский период, особенно функционирование Российско-Американской компании в конце XVIII - середине XIX вв., превратил охоту на пушного зверя не только в способ уплаты налогов, но и в способ заработка. Этот факт идет вразрез с теориями, выдвигаемыми этнической интеллигенцией, о том, что все хозяйство коренных народов до советских преобразований (включая XIX и начало ХХ в.) носило природосообразный характер, все добытое шло в пищу и хозяйство обитателей [1, 2]. Современная отечественная и зарубежная этнография отмечает, что контакты с русским населением и колонизационная деятельность Российской Империи привели к трансформациям традиционных для КМНС занятий (охота и собирательство) и появлению элементов рыночной экономики, а также невозможности возрождения традиционных хозяйств в полной мере на современном этапе развития [6, 17, 18, 19, 20].
К началу ХХ в. на Камчатке сложился устойчивый рынок пушнины, причем добывали ее не купцы и/или заезжие трапперы, а коренные жители, затем выменивали выделанные шкуры на оружие, патроны, консервы и сопутствующие товары. В отчетах Уполномоченный по Камчатской области тов. Воловников (1920-е гг.) отмечал кабальный характер сделок с коренным населением, обман туземцев и их высокую задолженность торговым агентам
и купцам. Например, он так описывал приезд купцов в кочевья: «...их нашествия носят ... временный, случайный, хищнический характер. избушка у камчатского жителя на курьих ножках, живет он в грязи и мраке. а вместе с тем у него найдется и граммофон с огромной трубой, два никелированных самовара.» [9, л. 1 об.]. Об устойчивости меновой торговли свидетельствует активное употребление в протоколах и отчетах слова «старичок», означавшего на камчатском говоре «граммофон, фонограф» [9, л. 1 об.]. Скупщики пушнины регулярно приезжали на места кочевий и охот, где выменивали у коренного населения шкурки на ценные товары и просто безделушки [13, л. 9].
Характерной чертой развития пушного промысла в имперский период было высокое количество спекуляций в этой отрасли: «Ни в одной отрасли торговли не замечается такого обилия посредников как в пушной. Из рук охотников пушнина переходит к мелким скупщикам-лавочникам, лавочники перепродают крупным скупщикам, последние перевозят товар на ярмарки и отдают его заводчикам-иностранцам, от них лишь пушнина попадает к потребителю» [9, л. 1-1 об.].
В то же время именно меновая торговля позволяла коренным жителям полуострова улучшить свой быт: получить новое, более мощное и качественное оружие (винтовки, дробовики, пистолеты) и новые орудия труда (железные топоры и ножи, капканы, более прочные сети: сети из крапивных волокон хватало на 1-1,5 рыболовецких сезона, причем изготавливали ее около двух лет, а из нитяных и позже нейлоновых волокон - до 3-5 лет). Приход железных орудий и огнестрельного оружия повысил производительность труда и успешность охоты.
Еще одним свидетельством превращения пушного промысла в товарное хозяйство выступает складывание рынка пушнины в Петропавловске к началу ХХ в. Главным аукционом Камчатки был Петропавловский, о ходе и итогах которого писали даже зарубежные газеты [7, л. 105]. Из-за значительного количества перекупщиков цены на пушнину в 1900-х гг. оказывались очень высокими. Английские, австралийские и харбинские купцы зачастую выжидали снижения цен, к 1910-м гг. ведущими игроками на пушном рынке Камчатки стали американские торговые компании и купцы. По этой причине среди самых ходовых товаров среди коренного населения были именно «Браунинги» (марка «Браунинг» была самой распространенной среди огнестрельного оружия в XIX - начале ХХ вв.), а также американский спирт, железные капканы, консервированные бобы, тушенка и бобовое масло. В лавках Камчатки конца XIX - начала ХХ вв. легко можно было расплатиться американскими долларами, причем обменивать их на рубли не было необходимости. Даже в период утвердившейся советской власти, в 1925-1929 гг., американские купцы активно присутствовали на пушном рынке Камчатки, составляя конкуренцию официальным государственным агентам-скупщикам пушнины, факториям Дальгосторга (далее - ДГТ). Следует отметить, что закупочные цены у государственных организаций были значительно ниже, чем у американских купцов (для сравнения: 1 шкура лахтака (морского зайца) у американских купцов оценивалась в 30 руб., а в факториях ДГТ - 25 руб. соответственно, 1 шкура нерпы - 1 руб. 80 коп. и 90 коп. соответственно, ус китовый - 1 руб. 50 коп. и 40 коп. соответственно, моржовый клык цветной - 2 руб. и 50 коп. соответственно) [14, л. 50]. Также зачастую ассортимент товаров первой необходимости в факториях ДГТ был значительно беднее, чем у частных торговцев [10, л. 3-3 об.]. На начальном этапе функционирования Дальгосторг при скупке пушнины устанавливал сложную систему сортировки и приемки пушнины, что приводило к недовольству населения [13, л. 9]. Еще одним недостатком в работе факторий ДГТ в 1920-х гг. было следование принципу коммерческой целесообразности, а не реальной потребности населения [14, л. 80-81]. По этим причинам коренное население решительно предпочитало сдавать пушнину американским купцам, а не государственным агентам.
Все эти факты позволяют сделать вывод, что охота у коренного населения полуострова в XIX - первой четверти ХХ в. приобрела вид коммерческого, приносящего прибыль занятия, обрела рыночные черты и отошла от былой природосообразности. Пушнина стала товаром, увеличилась добыча пушного зверя.
Советские власти, плотно утвердившись в регионе (к 1925 г.), сразу же отметили важность пушного промысла и его роль в формировании доходной статьи бюджета региона. Проблема наполняемости бюджета в описываемый период стояла особенно остро.
Советское правительство даже в начале 1920-х гг., когда его позиции на Камчатке были весьма шаткими, пыталось поставить под контроль оборот пушнины на аукционах и ее стоимость [8, л. 4]: доход от продаж пушнины на аукционах шел в бюджет исполнительного комитета; на купленную пушнину выдавались удостоверения, в которых подтверждалась покупка с аукциона и факт внесения гербового сбора [8, л. 7]. В начале 1920-х гг. патент на скупку и перепродажу пушнины мог приобрести любой купец или физическое лицо. Однако сама охота и количество добываемого зверя, а также торговля на местах кочевий и охоты никакими документами не регламентировались. Вскоре стали очевидны недостатки такого регулирования пушного промысла:
1) на местах активность самих трапперов никто не отслеживал, поэтому браконьерский и неконтролируемый промысел развивался;
2) сохранялась традиция развозторга и активно росла контрабанда пушнины (американские и японские скупщики пушнины приезжали в кочевья, минуя Петропавловск, приобретали шкурки пушных зверей и вывозили с полуострова, таким образом они не покупали патент и не платили гербовый сбор);
3) население предпочитало сдавать пушнину «привычным и проверенным» иностранцам, а не советским властям.
Все эти факторы обусловили новые меры советского регулирования пушного промысла и новые подходы к организации охоты. Так, к середине 1920-х гг. предпринимались попытки лицензирования охоты и учета количества добываемого зверя. Была введена система охотничьих удостоверений (лишь коренное население освобождалось от необходимости его получать и могло охотиться без особых разрешений), запрещалась охота на соболя для всех лиц, проживших на Камчатке менее 3 лет, введен особый патент на право скупки пушнины [12, л. 44-47]. Однако эта мера была крайне половинчата, ведь основной массой трапперов было именно коренное или метисированное население. По этой причине вскоре были установлены фиксированные сроки охоты на все виды дичи и пушного зверя. Для борьбы с браконьерством и контрабандой пушнины 12 февраля 1927 г. Камчатским окружным революционным комитетом1 (Окрревкомом) была запрещена продажа патента на скупку пушнины частным лицам и купцам [11, л. 43].
С 1926 г. (согласно постановлению Пленума Комитета содействия развития Севера) на местах началось формирование низовых интегральных союзов (сокращенно - Интегралсоюзы), которые отвечали за скупку (заготовку) ресурсов, в частности пушнины, то есть инициатива скупки и мены пушнины была полностью передана из частных рук в государственные [12, л. 7]. Более того, сформированы особые структуры, ответственные за контроль оборота пушнины. Однако контрабанда на местах и браконьерство не были полностью уничтожены.
В конце 1920-х гг. советские власти перешли к третьей стадии организации и упорядочения охотничьего промысла: контролю деятельности самих охотников. Эта стадия совпала с другим макроэкономическим процессом - коллективизацией. Советы изначально признали и выделили охоту в особый экономический вид деятельности, а охотников - в отдельную профес-
1 Окружной революционный комитет - советский орган региональной власти в 19231925 гг.
сию. Именно в этот период произошло становление профессии «кадровый охотник». Патенты на право добычи пушного зверя теперь могли получать кооперативы, созданные коренными жителями (позже они назывались «районные Интегралсоюзы», сокращенно РИСы, а сфера их деятельности расширилась), затем выдать их определенным людям. Теперь контингент заготовителей состоял из представителей Интегралсоюзов. На учет были поставлены все единицы огнестрельного оружия. В конце 1920-х гг. кадровым охотникам государство устанавливало норму и сроки добычи пушных зверей и дичи всех видов.
Несмотря на установление полной государственной монополии на добычу и оборот пушнины, депопуляция дикого зверя и разрушение экосистем продолжались. Для советской экономики был характерен экстенсивный путь развития, что означало на практике истребление пушных зверей, рост норм добычи для кадровых охотников. Это поставило на грань вымирания некоторые виды животных центра Камчатки (в зоне самой активной охоты и в зоне концентрации трапперов, ставших кадровыми охотниками и вошедших в состав артелей). К середине 1920-х гг. соболь на территории современных Усть-Камчатского и Быстринского районов был практически выбит. По этой причине в 1925 г. на Камчатке ввели двухгодичный запуск (запрет на охоту) на соболя, отмененный в 1927 г. [12, л. 40]. Однако эта мера была кратковременной, и позже пришлось вновь вводить ограничения на добычу соболя.
В силу необходимости занять охотников круглогодично, дать им постоянную работу и оплачивать их труд, выросло количество видов добываемого зверя. В планы обязательных пушзаготовок вошли такие виды, как росомаха, волк, медведь, рысь, белка, лисица, заяц, лось (для северных районов), горностай, выдра и многие другие. Помимо пушзаготовок кадровым охотниками предписывалось сдавать в заготпункты птицу (утки, куропатки, глухари, дикие гуси), морского зверя (на прибрежных территориях). В связи с ростом стахановского движения в 1930-х гг. поощрялось перевыполнение планов на 200-1000%. Экологическая составляющая процесса не учитывалась. Таким образом, крайне активная охота и рост количества объектов охоты привели к тому, что к середине ХХ в. значительная часть биоразнообразия центра Камчатки стала нуждаться в охране, многие виды животных оказались на грани исчезновения. По этой причине именно центр современного Камчатского края и бывшие охотничьи угодья на севере и Командорских островах на сегодняшний день практически полностью включены в состав охраняемых территорий (заповедников и природных парков).
В целом советские преобразования 1920-х гг. способствовали оформлению и выделению новой для коренных народов профессии - охотник. Ранее этот традиционный вид деятельности был лишь сопутствующим, даже в период интенсивного трапперства, сочетался с оленеводством или рыболовством, служил значительным источником дохода, но не воспринимался коренным населением как основной. В 1920-1930-х гг. именно кадровые охотники в силу профессиональных навыков и обилия зверя на полуострове оказывались передовиками производства, получали премии и могли больше времени, чем оленеводы, провести в колхозной усадьбе с семьей. Все это делало их более привлекательными брачными партнерами и меняло традиционные представления коренных народов об охоте и месте охотника в обществе.
Тем не менее развитое экологическое сознание северян продолжало сохраняться и в этих условиях. Благодаря работе Туземного Подотдела Камчатского Губревкома (Губернского революционного комитета1) и деятельности Комсодов (Комитетов Содействия малым народностям северных окраин), их взаимодействию с коренными народностями, были приняты мудрые решения о запусках (запрете на охоту) [12, л. 40], правилах добычи зверя, например, запрет на охоту в период размножения [12, л. 44-47] и другие.
1 Губернский революционный комитет - советский орган региональной власти в 1918 -1923 гг.
Именно коренное население еще с 1923 г. предлагало ограничить охоту на пушного зверя в центре Камчатке, сегодня на этой территории частично расположен Кроноцкий государственный биосферный заповедник. Не менее ярким проявлением экологического сознания и ценностного отношения к природе были поиски оптимальных границ охотничьих угодий, попытки постоянно изменять маршруты охоты, чтобы не «выбить» всего зверя в одном месте. Однако нарушения планов, недопоступления денежных средств в бюджет и меры жесткого административного регулирования зачастую сводили эти усилия на нет.
Кризис заготовок морского зверя на Командорских островах обозначился еще к началу ХХ в. Именно из-за дороговизны промысла и сокращения популяции во второй половине XIX в. Российско-Американская компания свернула свою деятельность. В 1920-х гг. на Командорах советским правительством были заложены основы еще одного нового для коренных народов занятия - разведения пушного зверя. В этот период на островах было значительное количество диких песцов, особенно на острове Медный. Для сохранения охоты как одного из видов деятельности алеутов советским правительством было предложено «норное разведение песцов» на Медном. Для организации норного разведения песцов было предписано: 1) прекратить контроль популяции песцов; 2) охранять песцовые норы; 3) запретить выгул собак за пределами с. Преображенское и 4) стимулировать прирост песцового поголовья. Ежегодно осенью начиналась охота на песцов, выделка их шкур и последующая их сдача скупщикам Дальгосторга, позже - в колхоз. Песцовый мех не воспринимался коренными жителями полуострова как ценный, однако советские власти считали песца ценным пушным зверем. Из шкурок песцов шили шапки, шубы, изготавливали воротники, муфты и иные меховые изделия.
Само население островов к норному разведению песцов относилось крайне отрицательно. Будучи мелким грызуном, песец являлся переносчиком бешенства, инфекционных заболеваний, а также вредил огородам, портил запасы на складах. Традиционно, если песцы разоряли юкольник (место сушки и хранения вяленой и сушеной рыбы), всю продукцию выбрасывали, чтобы избежать болезней. Эти зверьки активно разоряли курятники, душили цыплят и воровали яйца, включая колхозные курятники. Ставить капканы и железные ловушки на песцов было запрещено, чтобы не испортить шкурку. Несмотря на недовольство населения, переход к клеточному содержанию песцов и других пушных зверей произошел ко во второй половине ХХ в. Таким образом, на Командорских островах в 1920-х гг. сложилась еще одна профессия, связанная с пушным промыслом, - животновод-охотник. В период размножения пушного зверя работники артелей, ответственные за разведение песцов, обходили норы, следили за ними и устраняли внешние угрозы, а в период забоя - убивали животных и выделывали шкуры.
Активное вмешательство в экосистему полуострова в 1920-1950-х гг. и экстенсивная модель развития экономики, возросшее количество заготовок пушнины и дичи привело к тому, что в 1960-х гг. резко обозначился кризис охотничьего хозяйства и добычи ценного меха и мяса дичи. В 1960-1970-х гг. происходит угасание профессии «охотник», сами коренные народы попадают под те же лицензионные ограничения, что и некоренное население. На современном этапе представители КМНС охотятся редко, говоря, что не хотят ответственности за браконьерство. Также необходимо отметить, что значительная часть родовых земель и территорий КМНС на Камчатке расположена в зонах природных парков и особо охраняемых территорий, где хозяйственная деятельность, в том числе и охота, либо крайне ограничена, либо полностью запрещена.
В силу перехода от традиционной, меховой, к новой, европейского типа одежде количество меха, используемого в быту, сократилось, и необходимость его заготовки тоже существенно снизилась. Современные представители КМНС носят одежду из искусственных тканей наравне с основным на-
селением страны. Не менее важным фактором, способствующим снижению популярности охоты, стал и один из мегатрендов развития современного человеческого общества - экологизация сознания и стремление к рациональному природопользованию, сохранению ресурсов.
Таким образом, в ХХ в. произошли самые значительные трансформации в сфере охотничьего промысла у коренных народов Камчатки: от нерегулируемого трапперства до профессиональной и высокооплачиваемой деятельности, а затем до хобби, не вносящего существенный вклад в хозяйственную деятельность и не являющегося важной частью экономической жизни. Тенденции развития охотничьего промысла 1920-х гг. оказывают влияние на него и на современном этапе. Тот факт, что процесс регулирования охотничьего промысла начался именно в сфере охоты на пушного зверя, вполне объясним: средства от продажи и перепродажи пушнины долгое время составляли основу доходных статей бюджета Камчатки.
Роль коренных народов в трансформационных процессах охотничьего промысла и формирования охотничьего хозяйства не оспорима. Представители КМНС в составе Туземного Подотдела Губревкома и РИСов участвовали в формировании нормативно-правовых актов, выработке решений по многим вопросам, связанным с организацией процесса. Несмотря на рекомендации местного населения и попытки рационального и экологичного подхода к охоте на пушного зверя, особенности советской экономики и ее экстенсивный характер привели к истощению природных ресурсов в дальнейшем. По этим причинам полное возрождение традиционного охотничьего промысла у коренных народов Камчатки (особенно у командорских алеутов, оседлых северных коряков и быстринских эвенов) сегодня невозможно. Обобщение опыта рационального охотничьего хозяйствования и просчетов ХХ в. важно на современном этапе при формировании концепций устойчивого социально-экономического развития региона и социокультурного развития коренных малочисленных народов Севера Сибири и Дальнего Востока.
Литература
1. Беседа Андрианова А.Х. 19.10.2011, г. Петропавловск-Камчатский // Полевые материалы автора.
2. Беседа с В.З. Михайловой, руководителем клуба «Камчадал», 19.07.16 г. // Полевые материалы лагеря «Землепроходец»; Полевые материалы Ушаковой Д.И., полевой научно-исследовательский лагерь «Землепроходец» в с. Мильково, 15-24 июля 2016 г.
3. Гапонов В.В. История таежного природопользования Южно-Уссурийского региона. Владивосток: Апельсин, 2005. 385 с.
4. Гололобов Е.И. Человек и природа на Обь-Иртышском Севере (1917-1930): Исторические корни современных экологических проблем: монография. 2-е изд., перераб. и доп. Ханты-Мансийск: Издательский дом «Новости Югры», 2012. 224 с.
5. Дитмар К. Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг. Петропавловск-Камчатский: Новая книга, 2009. 380 с. Режим доступа: http://az.lib.rU/d/ ditmar_k_f/text_1855_poezdki_i_prebyvanie_v_kamchatke.shtml (дата обращения: 02.05.2018).
6. Поддубиков В.В., Садовой А.Н., Белозерова М.В. Экспертиза и мониторинг традиционных форм природопользования коренных малочисленных этносов: методы прикладной этнологии. Кемерово: ИНТ, 2014. 360 с.
7. Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (далее РГИА ДВ). Ф. Р-737. Оп. 1. Д. 11.
8. РГИА ДВ. Ф. Р-1382. Оп. 1. Д. 24.
9. РГИА ДВ. Ф. Р-1408. Оп. 1. Д. 3.
10. РГИА ДВ. Ф. Р-3134. Оп. 1. Д. 4.
11. РГИА ДВ. Ф. Р-3138. Оп. 1. Д. 71.
12. РГИА ДВ. Ф. Р-3138. Оп. 1. Д. 98.
13. РГИА ДВ. Ф. Р-3138. Оп. 1. Д. 102
14. РГИА ДВ. Ф. Р-3138. Оп. 1. Д. 103
15. Стеллер Г.В. Описание земли Камчатки. Петропавловск-Камчатский: Новая книга, 2011. 576 с. Режим доступа: http://az.lib.ru/s/steller_g_w/text_1774_ opisanie_zemli_kamchatki.shtml (дата обращения: 02.05.2018).
16. Тюшов В.Н. По западному берегу Камчатки. СПб, 1906. 522 с.
17. Hancock N. Is Trade Traditional? - Theorizing Economic Histories and Futures in the New Kamchatka. URL: http://www.siberian-studies.org/publications/PDF/ plhancock.pdf (дата обращения: 02.05.2018).
18. Kasten E. Schamanen Sibiriens: Magier, Mittler, Heiler. Berlin: Reimer Verlag, 2009. 255 p.
19. Koester D. Publicity and Native Life in the 21st Century: How Indigenous People of Kamchatka Discuss Present Conditions and Future Prospects. Proceedings of the 19th International Abashiri Symposium. 2005 // 19th International Abashiri Symposium, Abashiri, Japan, 2005, pp. 43-49.
20. Koester D. When the Fat Raven Sings: Mimesis and Environmental Alterity in Kamchatka's Environmentalist Age. URL: http://www.siberian-studies.org/publi-cations/PDF/plkoester.pdf (дата обращения: 02.05.2018).
References
1. Interview, Andrianova A.Kh., 19.10.2011 (Field materials of the author)
2. Interview, Mikhailova VZ., the leader of association "Kamchadal", 19.07.16 (Field materials of the author).
3. Gaponov V.V. Istoriya taezhnogo prirodopol'zovaniya Yuzhno-Ussurijskogo regiona [The History of Nature Management of Taiga of Yuzhno-Ussurijskij Region]. Vladivostok, Apel'sin, 2005. 385 p.
4. Gololobov E.I. Chelovek i priroda na Ob'-Irtyshskom Severe (1917-1930): Is-toricheskie korni sovremennyh ehkologicheskih problem: monografiya. 2-e iz-danie, pererabotannoe i dopolnennoe [Man and Nature in Ob'-Irtyshsk North (1917-1930): The Historical Background of Modern Ecological Problems]. Hanty-Mansijsk: Publ. «Novosti Yugry», 2012, 224 p. (in Russian).
5. Ditmar K. Poezdki i prebyvanie v Kamchatke v 1851-1855 gg. [Travelling about Kamchatka in 1851-1855]. Petropavlovsk-Kamchatski]: Publ. "Novaya kniga", 2009, 380 p. (in Russian).
6. Poddubikov VV, Sadovoj A.N., Belozerova M.V Ehkspertiza i monitoring tradi-cionnyh form prirodopol'zovaniya korennyh malochislennyh ehtnosov: metody prikladnoj ehtnologii [Expert Examination of Traditional Forms of Nature Management of Northern Etnoses: methods of applied ethnology]. Kemerovo: Publ. "INT", 2014, 360 p. (in Russian).
7. Rossiyskiy Gosudarstvenniy Arkhiv Dalnego Vostoka. [Far Eastern Russian State Historical Archive] (further FERSHA). Fond R-737. Inv. 1. Case 11.
8. FERSHA. Fond R-1382. Inv. 1. Case 24.
9. FERSHA. Fond R-1408. Inv. 1. Case 3.
10. FERSHA. Fond R-3134. Inv. 1. Case 4.
11. FERSHA. Fond R-3138. Inv. 1. Case 71.
12. FERSHA. Fond R-3138. Inv. 1. Case 98.
13. FERSHA. Fond R-3138. Inv. 1. Case 102.
14. FERSHA. Fond R-3138. Inv. 1. Case 103.
15. Steller G.V Opisanie zemli Kamchatki [The Description of Kamchatka] Petropavlovsk-Kamchatski]: Publ. "Novaya kniga", 2011, 576 p. (in Russian).
16. Tyushov VN. Po zapadnomu beregu Kamchatki [Along the Western Shore of Kamchatka]. SPb., 1906. 522 p. (in Russian).
17. Hancock N. Is Trade Traditional? - Theorizing Economic Histories and Futures in the New Kamchatka. Available at: http://www.siberian-studies.org/publica-tions/PDF/plhancock.pdf.
18. Kasten E. Schamanen Sibiriens: Magier, Mittler, Heiler. Berlin: Reimer Verlag, 2009. 255 p.
19. Koester D. Publicity and Native Life in the 21st Century: How Indigenous People of Kamchatka Discuss Present Conditions and Future Prospects. Proceedings of the 19th International Abashiri Symposium. 2005, 19th International Abashiri Symposium, Abashiri, Japan, 2005, pp. 43-49.
20. Koester D. When the Fat Raven Sings: Mimesis and Environmental Alterity in Kamchatka's Environmentalist Age. Available at: http://www.siberian-studies. org/publications/PDF/plkoester.pdf.
