Трактовка языковой избыточности в лингвосемиотической концепции В. Г. Гака Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

С. А. Крылов

ТРАКТОВКА ЯЗЫКОВОЙ ИЗБЫТОЧНОСТИ В ЛИНГВОСЕМИОТИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ В. Г. ГАКА1

Резюме. В статье подробно анализируется подход известного романиста В. Г. Гака к явлению языковой избыточности, изложенный ученым в работах 1960-х— 1990-х гг. На материале переводов русскоязычных текстов на французский язык и русских переводов французских текстов рассматривается избыточность языкового знака с учетом характера внеязыковой ситуации, условия выбора повторной номинации в тексте, типы лексико-аналитических структур, используемых при переводе, виды семантических трансформаций, механизмы формирования косвенных высказываний.

Ключевые слова: русский язык, французский язык, семантика, перевод, текст, номинация, речевая ситуация.

1. Введение. Ситуационная модель языкового синтеза: избыточность знака

Лингвосемиотическая концепция, разработанная В. Г. Гаком (1924— 2004), представляет большой общетеоретический интерес. Общие черты этой концепции вкратце охарактеризованы в отдельном аналитическом очерке, см.: (Крылов 2004; 2007). В предлагаемом вниманию читателя обзоре освещена одна из тем, в изучение которых В. Г. Гак внес особенно крупный вклад, — тема избыточности знака в речи.

Обосновывая лежащую в основе «ситуативной лингвистики» т.н. ситуативную (ситуационную) модель языкового синтеза, описывающую, как пользуются языком говорящие в конкретных актах коммуникации, В. Г. Гак показывает, что при оформлении высказывания в целом также могут быть обозначены или не обозначены некоторые элементы ситуации. Так, четыре различных значения: «состояние», «движение», «восприятие», «активное действие» — могут в условиях конкретной ситуации перекрывать друг друга, и, следовательно, эта ситуация может быть описана при помощи любого из них. Любое восприятие предполагает воспринимающего субъекта, любой результат-состояние — предшествующее действие.

1 Исследование выполнено при финансовой поддержке Фонда Президента РФ, грант НШ-3433.2010.6 «Петербургская школа функциональной грамматики».

22

Труды ИЛИ РАН. Том VI, часть 2. СПб., 2010

Если некоторый предмет лежит на столе, то это значит, что некто видит, что этот предмет лежит на столе, и что некто положил его на стол; поэтому в одной и той же ситуации вместо Книга лежит на столе (состояние) можно сказать Я вижу книгу на столе (восприятие) либо Книгу положили на стол (активное действие). Также: Он сюда не приходит (движение), Он здесь не бывает (бытие), Я его здесь не вижу (восприятие), Его сюда не приглашают (активное действие). Ввиду того, что воспринимающий субъект заранее подразумевается, при описании восприятия указание на него может быть введено в предложение либо опущено без всякого ущерба для объема информации. Однако сравнение показывает, что говорящий по-французски чаще, чем говорящий по-русски, склонен вводить это избыточное указание на воспринимающий субъект. Например:

П pcrcul le bruit d’un torrent. Послышался шум горного потока.

Иногда вот так вот, как сейчас, Quelquefois, la nuit, quand je suis лежишь ночью, а на улице где-то couche, comme maintenant, j’entends прозвенел трамвай (Бондарев). la cloche d’un tramway dans la rue.

Paul... voyait a travers la vitre quel- За окном, точно призраки,

ques fantomes d’arbres (Mauriac). стояли деревья.

Введение указания на воспринимающий субъект влечет за собой употребление переходного глагола иной семантики, нежели непереходный глагол параллельных предложений. Расхождение семантической структуры предложений, различие выражаемых ими элементарных смыслов не мешают им быть эквивалентными обозначениями одной и той же ситуации.

Нередко одна и та же ситуация во французском тексте представлена как результат активного воздействия лица на некоторый предмет, а в русском — как состояние (местонахождение) этого предмета.

Где же ключ ? (Чехов) — Ой est-ce que j ’ai mis la cle?

J’ai vu une allusion la ou il n’en mettait aucune (Mauriac) — Я усмотрела намек там, где никакого намека и не было.

И эта особенность в отборе обозначаемых элементов ситуации приводит к употреблению непереходных глаголов в русском языке и переходных — во французском (Гак 1969а: 307-308).

Выделив три типа трансформаций, преобразующих глубинную структуру в поверхностную: (а) изменение конфигурации актантов, (б) развертывание формы выражения предиката и (в) добавление и устранение актантов, — В. Г. Гак напрямую связывает последний вид преобразований с фактором семантической избыточности актанта. «Дополнительный актант представляет собой указание на субстанцию, ясную из ситуации.

Обозначение этого актанта может быть опущено без ущерба для объема информации. В качестве дополнительного актанта может выступать обозначение ситуации в самой общей форме (это, мир), обобщенное обозначение деятеля (люди, все), обозначение участников речи или действия, а также элементов ситуации, находящихся в устойчивых отношениях с другими уже наименованными элементами. Вот, например, при переводе русских фраз на французский язык появляются новые актанты, не добавляющие, однако, ничего нового в общую информацию, заключенную в высказывании: Был виден кусочек неба (Аксенов) —> Je voyais ип coin de del (букв. ‘Я видел кусочек неба’); В печке гудело (Чехов) —> Le vent hurlait dans la cheminee (букв. ‘Ветер гудел в печке’); vent подсказывается ситуацией (если субъект специально не указан, то вызвать гудение может только движение воздуха — ветер). Поскольку дополнительный актант семантически избыточен, его включение в состав предложения (или, наоборот, его опущение) вызывается конструктивными потребностями» (Гак 19696:269—270).

Примечательно, что в проанализированных В. Г. Гаком русских примерах (из текстов Ю. Бондарева и В. Аксенова) дополнительный актант, подвергшийся опущению в оригинальном тексте (и «восстановленный» в переводе этого текста), играет прагматическую роль, которую принято называть ролью «наблюдателя» (Апресян 1997) или «перцептора» (Бондарко 2002: 280). В русском тексте перцептор («я») не выражен явно (виден, прозвенел) и, таким образом, имеет пониженный коммуникативный статус — это «экспериент за кадром» (Падучева 1998: 23—28; Падучева 2000: 36-51), а во французском переводе — выражен явно (и здесь «экспериент на переднем плане»), И наоборот, в русских переводах французских оригинальных текстов, содержащих «экспериента на сцене» (см. в вышеприведенных примерах выделенные жирным шрифтом обозначения перцепторов Paul ‘Поль’ и Л ‘он’), наблюдатели как бы «уходят за кадр» (рус. пер.: послышался', точно призраки, стояли).

Семантическая избыточность знака может быть выявлена в полной мере лишь в ходе изучения того, как в речи семантика отдельного слова вступает во взаимодействие с семантической структурой всего высказывания, т.к. семы данного слова могут присутствовать в семантеме других компонентов высказывания, а также подсказываться ситуацией и, следовательно, не проявляться совсем. В связи с этим некоторые типы семантической трансформации можно наблюдать лишь на уровне речи. В. Г. Гак выделяет пять типов такой трансформации; однако для нас особый интерес представляют первые три. К ним относятся:

«1. Перераспределение семантических компонентов (а + б —> а • б). В психолингвистических экспериментах, проведенных

Н. И. Жинкиным (1958), одну и ту же воспринимаемую ситуацию

испытуемые описывали в двух следующих высказываниях: Человек, скачущий на лошади и Всадник, едущий галопом. В отношении семантических компонентов: (а) «человек»; (б) «передвигаться»; (в) «скачками»; (г) «не пешком» (точнее «верхом»), их семантическую структуру можно представить следующим образом:

Человек Скачет На лошади

а б • в г

Всадник Едет Галопом

а • г б • г б • в

Одни и те же семы представлены в обоих высказываниях (это доказывает семантическую идентичность последних), но распределяются они по-разному.

Перераспределение сем наблюдается при лексическом свертывании (замена словосочетания словом, например, человек на лошади —> всадник) и развертывании (замена слова словосочетанием). Перераспределение — частое явление при переводе.2 Ср. Шакалы подползали (а • б) (Паустовский) Ils s’approchaient (а) еп rampant (б).

2. Сокращение или повтор семантических компонентов (а • б + б —> а + б). Уже в приведенном выше примере во второй фразе наблюдается повторное выражение сем (г) и (б). Набор сем в обоих высказываниях одинаков, но некоторые семы в одном случае выражены однократно, в других многократно.

Рассмотрим компонентный состав высказывания:

Он услышал собачий лай

(восприятие + звук, впечатл.) (собака) (звук + собака) а • б + в +б • в

В высказывании дважды повторяются компоненты б (указание на звук) и в (указание на собаку). Без ущерба для содержания можно сократить повторяющиеся компоненты. Полагая неизменной первую семантему (а • б — «услышать»), определяем сокращения:

1. а • б + (в) + б • в а • б + б • в Он услышал лай.

2. а • б + в + б • (в) а • б + в + б Он услышал собачий крик (голос).

3. а • б + в + (б • в) а • б + в Он услышал собаку?

2 Примеры (в сокращенном виде) взяты из опубликованных переводов; (а) — направление действия (движения); (б) — способ действия (передвижения).

3 Интерпретация формулы №3 и особенно №2 в русском языке представляется необычной. Во французском языке мы часто обнаруживаем структуру №3 (II a entendu un chien) и даже №2 (ср. у Шатобриана: Un chien, dont j’entends la voix, est la seule garde du prince. — «Ге Robert». T.I. C.83).

Сокращение повторяющихся компонентов ведет к экономии средств выражения. Повтор семы — проявление избыточности на семантическом уровне.

Сокращение или избыточное выражение сем также часто обнаруживается при переводе: Je vais leporter (б) au (a) Ca.mpo-Sa.nto (Merimee) ‘ Я отнесу (a • 6) ее на (а) Кампо-Санто’.

3. Опущение или добавление семантических компонентов. В отличие от предыдущего, в этом случае сема совершенно устраняется из семантической структуры высказывания либо заново вводится в нее. Опущение семы означает опрощение семантемы, добавочная сема свидетельствует о ее осложнении. Различается три типа опущения или добавления семантических компонентов.

а. Устранение (добавление) дифференциальной семы при неизменности архисемы (Л • а —> А). В этом случае видовой термин уступает место родовому или наоборот. Подобное явление часто отмечается при повторном обозначении либо при переводе.

Une poule (А • a) chante. Abel Кудахчет курица (А • а). Абель

s’approche de la ferme crevee. Ой идет на полуразрушенную

est-il, cet oiseau-ld?(A) (Lanoux). ферму. Где же курица (A • а)?

При повторном обозначении одного и того же денотата во французском тексте устраняется дифференциальная сема (А • а—>А). Если сравнить вторичное обозначение русского текста с его аналогом во французском, то отмечается сужение термина (А —> А • а). Устранение дифференциальной семы лежит также в основе местоименной репрезентации.

б. Устранение или добавление семантической категории (а • б —> а). Сравним два высказывания: Он подошел к дому и Он приблизился к дому. В первом случае действие обозначается по двум аспектам (семантическим категориям): (а) направление движения — приближение и (б) способ движения, во втором — только по аспек ту (а). Такая семантическая трансформация очень часто наблюдается при межъязыковых сопоставлениях: II est arrive (a) hier «Он приехал (а • 6) вчера». Опущение семы оказывается возможным в силу ясности ситуации и устойчивости описываемых предметных отношений (подробнее см.: (Гак 1968)).

в. Выражение разных звеньев семантической трансформационной цепи (а ' б ' в—> а •б или в). Сочетание сем (а) «иметь»; (б) «каузация»; (в) «рефлексивность»; (г) «денежная компенсация» порождает глаголы: (а • б • в) брать', (а • б • в • г) купить, (а • б • г) оплатить (см.: (Ревзин, Розенцвейг 1964: 105—106)). Знание ситуации, а именно того, что предмет покупается, позволяет устранить одну из сем и использовать вместо

глагола купить семантически менее сложную номинацию. Например: Возьми (а • б • в) хлеба в булочной', J’aiрауё (а • б • г) ипе robe а та fllle.

Разные такты семантической трансформации могут определять не только отдельные словесные номинации, но и семантическую структуру целых высказываний, если одно высказывание описывает менее завершенную фазу процесса, нежели другое. Если некоторый процесс включает в себя фазы (а), (б), (в), то при ясности ситуации описание может ограничиться фазами (б) или (в), или только (а). Например, процесс закуривания может быть представлен как цепь операций: (а) доставание зажигалки (спички); (б) чирканье зажигалкой (спичкой); (в) появление огня; (г) зажигание папиросы; (д) начало курения. Вот описание процесса в оригинальных и переводных текстах на русском и французском языках.

Я зажег спичку (в) (Чехов). Je frottai ипе allumette (б).

Он чиркнул своей зажигалкой (б). Ila sorti son briquet (a).

Мы закурили (д) (Аксенов). Nous avons allume ипе cigarette (г).

Во всех случаях французские высказывания обозначают менее продвинутые фазы процесса по сравнению с русским. Случайно это соотношение или нет — этот вопрос должно решить специальное исследование» (Гак 1971а: 475—478).

Более общая теория избыточности, чем концепция избыточности языкового знака, выходит за пределы лингвистики и охватывает знаковые системы вообще.

Однако можно ставить вопрос еще более широко и применять семиотическое понятие избыточности не только за пределами лингвосемиотики (теории языкового знака), но и за пределами семиотики — в рамках общей теории культуры, охватывающей артефакты, организации, идеологию и поведение (ср., напр., теории употребления орудий в той или иной функции, разработанные JI. Витгенштейном и Ф. Росси-Ланди). Проводя аналогию между языковым знаком и артефактом, В. Г. Гак специально останавливается на том подобии, которое наблюдается между феноменом избыточности артефакта и феноменом избыточности языкового знака: «Функциональная связанность может приводить к полной утрате собственной первоначальной функции артефакта (к де-семантизации слова)» (Гак 19716: 174). Явление десемантизации в естественном языке можно проиллюстировать так: «французские предлоги cle и а сохраняют полноту своих значений в de Paris a Marseille «от Парижа до Марселя», но они утрачивают его и нередко превращаются в простые знаки связи (и даже семантически избыточные в конструкциях с инфинитивом): aimer (a) faire qch; commencer de (a) faire qch» (Там же).

В сфере материальных предметов, выполняющих определенные функции, явление десемантизации можно проиллюстрировать таким примером: «пуговица на борту пиджака сохраняет свое назначение (служит для застегивания); пуговица на обшлаге рукава, некогда служившая для пристегивания длинных рукавов при работе, в настоящее время утратила свою функцию и представляет собой необязательную деталь одежды, служащую для украшения» (Там же).

2. Избыточность знака и характер внеязыковой ситуации: понятие семантического согласования

Феномен избыточности языкового знака В. Г. Гак (19716) связывает с таким внеязыковым фактором, как характер ситуации, обозначаемой в высказывании: «Что касается внелингвистических факторов, то закономерности синтагматически обусловленной номинации во многом зависят от характера отношений и свойств описываемых предметов».

Семантическую структуру высказывания составляет совокупность сем, соответствующих различительным чертам, выделяемым говорящими в описываемой ситуации. По отношению к данной различительной черте можно выделить три типа ситуаций:

1 — однозначная неальтернативная ситуация с устойчивыми предметными отношениями (данная различительная черта обязательно присутствует в ситуации и ясна для собеседников).

1 / 0 — двузначная альтернативная ситуация (различительная черта может присутствовать или отсутствовать).

О — незначащая ситуация (данная различительная черта не является релевантной).

Особенно большое влияние на формирование высказывания оказывают такие устойчивые предметные отношения, как род / вид (иерархия «быть»), принадлежности, целого и части, содержащего и содержимого (иерархия «иметь»). Устойчивые свойства объектов могут быть подведены под разрабатываемое в логике понятие диспозиционального предиката (Войшвилло 1967: 133—161), который отражает предрасположенность вещи проявлять себя определенным образом в определенных условиях. Так, в ситуации «движение» рыба плывет, змея ползет, птица летит', в ситуации «занимать положение» дом обычно стоит (вертикальная позиция), книга — на столе — лежит, картина — на стене — висит. Обычный способ существования дерева определяется глаголом расти, животных — водиться, огня — гореть, в ситуации «производить» гнездо вьют, письмо пишут, пироги пекут и т.п. Разные глаголы отмечают реальные различия физических действий и состояний, вы-

текающих из природы предмета и являющихся конкретизацией более общих процессов: «двигаться», «существовать», «производить».

Поскольку языковой знак, как и всякая иная семиотическая единица, служит для различения и устранения неопределенности (Prieto 1966), он сохраняет полноту своей дистинктивной функции только в условиях двузначной ситуации. Здесь сема, соответствующая необходимой различительной черте, является обязательной, а слово, содержащее эту сему, сохраняет полноту значения. При этом семантическая структура высказывания остается одинаковой во всех языках, и типологические различия могут касаться лишь внешней формы обозначения:

Она стояла неподвижно Elle etait debout, immobile,

на берегу (Паустовский). au bord de l’eau.

Различительная черта ситуации «вертикальное положение» является обязательной для полноты передачи информации (субъект мог бы занимать иную позицию). Соответствующая сема выражена глаголом в русском тексте и наречием — во французском.

В однозначной ситуации данная черта утрачивает различительную функцию и соответствующая сема может присутствовать или быть опущена без ущерба для общей информации высказывания:

Кухня его стояла на выезде Sa forge etait a la sortie du village.

(Паустовский).

Разные возможности описания одной и той же ситуации лежат в основе семантической типологии. Последняя касается объема избираемого обозначения (во французском тексте его объем шире, чем в русском), а также отношения средств выражения к информации, заключенной в высказывании (избыточность сем: «вертикальное положение», предполагаемое диспозиционным предикатом субъекта, дополнительно эксплицировано в сказуемом). Итеративность сем в высказывании выступает как формальный способ организации предложения на семантическом уровне и может интерпретироваться как семантическое согласование, в принципе подобное грамматическому согласованию. Однако избыточный характер одной из сем приводит к тому, что соответствующее слово начинает нести лишь строевую функцию и встает на путь десемантизации.

При описании ситуации, в которой данная различительная черта оказывается нерелевантной, соответствующая сема становится неуместной, и слово может быть употреблено лишь при условии устранения данной семы, что означает изменение его значения:

Стоял холодный день (Паустовский). La joumee etait froide.

В этой ситуации черта «вертикальное положение» несовместима с природой субъекта, глагол стоять фактически лишен соответствующей семы, используется метафорически как знак предикации. Перенос значения слова также может быть связан с его десемантизацией.

При отражении устойчивых (неальтернативных) предметных отношений данное слово сохраняет полноту значения, но оказывается избыточным.

При отражении неустойчивых (альтернативных) предметных отношений слово сохраняет полноту значения и оказывается необходимым.

При отражении нейтральных предметных отношений слово переосмысливается показывается избыточным.

Примеры показывают три случая реализации компонента (а), могущего выступать в функции синтагмемы в сочетании двух слов М / и М2: 1) М1 (а) + М2 (а); 2) М1 (а) + М2, 3) М1 (а) + М2 (а).

1. М] (а) + М2 (а). Наличие одной и той же семы в двух членах синтагмы выступает как своеобразное семантическое согласование4 — семантически зависимого и семантически господствующего членов, причем синтагмема является формальным средством этого согласования на семантическом уровне (в плане содержания). Подобно грамматическому, семантическое согласование есть формальное средство организации высказывания, достигшее, однако, значительно меньшей формализации.

Устойчивые предметные отношения могут быть выражены как с помощью семантического согласования, так и без него, что отмечается как при внутриязыковых, так и при межъязыковых сопоставлениях. Как и во всяком согласовании, здесь имеется избыточность средств выражения, которая, однако, способствует помехоустойчивости. Семантическое согласование имеет и еще одно важное последствие. Поскольку в одном из двух случаев сема употребляется не по соображениям смысла (значение словосочетания ясно и без нее), она начинает нести строевую, организующую нагрузку, в связи с чем в ряде случаев соответствующее слово склоняется к десемантизации и служебности. Итак, семантическое согласование — один из источников служебности.

2. М1 (а) + М2. Опущение общего компонента в одном из слагаемых означает семантическое несогласование. Например: Змея приближается к норе', Птица приближается к гнезду (вместо: Змея ползет... Птица летит...). Здесь мы встречаемся с явлением семантической экономии. Отметим, что опущение синтагмемы и несогласование возможно лишь в случае устойчивых предметных отношений. Так, шкаф обычно занимает вертикальное положение. В предложении Возле стены

4 Термин употребляется в (Вундхейлер, Вундхейлер 1957: 274).

стоял шкаф следует видеть семантическое согласование, т.к. семантема глагола выражает то, что говорящим заранее известно об обычном положении данного предмета. Они одну и ту же информацию получают дважды. В предложении Возле стены находился шкаф согласования нет, что никак не отражается на значении высказывания. Однако если речь идет

о таком положении предмета, которое заранее предвидеть невозможно (т.е. о необычном положении какого-либо предмета, либо о предмете, который по природе может занимать разные положения), то в высказывании нет семантического согласования и устранение семы ведет к обобщению описания, т.е. к изменению содержания высказывания. Например, фразы Старый шкаф лежал у стены или Девушка стояла на берегу реки не могут быть преобразованы в высказывания Старый шкаф находился у стены или Девушка была на берегу реки без искажения содержания. Таким образом, следует различать обобщение способа описания в плане выражения (несогласование) и обобщение самого описания в плане содержания (т.е. устранение из описания некоторой информации).

Обобщение способа описания приводит к тому, что семантема, лишенная конкретизирующих компонентов, становится абстрактной и способной к употреблению в самых различных контекстах. Такое расширение значения и употребления семантемы может быть связано с дальнейшим опустошением ее собственного содержания и десемантизацией. Несогласование — также один из источников служебности (Гак 1972а: 282—284).

К третьему типу реализации семантического компонента В. Г. Гак относит семантическое рассогласование.

Теория семантической синтагматики, разработанная В. Г. Гаком, ставит вопрос о типологии семантического согласования и его значении для функционирования языка. Сама возможность семантического согласования зависит от характера описываемых предметных отношений:

«При обозначении двузначных альтернативных ситуаций семантическое согласование не имеет места.

При обозначении “незначащих” ситуаций, где данная различительная черта оказывается нерелевантной, семантическое согласование также не имеет места и может быть прослежено лишь типологическое различие в использовании прямых и переносных средств обозначения.

Лишь только при обозначении однозначных неальтернативных ситуаций возможен выбор средств выражения (с семантическим согласованием и без него).

Сравним два семантически идентичных высказывания: Когда птицы улетают из лесу... (Паустовский) и Оиапс! 1ен о'меаих диШеШ 1а [оге! — в отношении того, как отражаются в них три аспекта ситуации: (а) «способность передвигаться по воздуху»; (б) «множественность субъекта

действия»; (в) «отдаление от какого-либо места». Их семантическая структура такова:

I. Птиц-ы у-лета-ют из лесу.

(а-б) (в • а • б) (в)

II. Les oiseaux quitt(ent)5 la foret.

а (б) (в)

Отмечается прежде всего возможность функциональной равноценности единиц различных уровней языковой структуры: значение (в) в одном случае выражается префиксом и служебным словом, в другом — корневой морфемой. При идентичности передаваемой информации различна семантико-грамматическая организация предложений. В первом предложении все три выделяемых аспекта ситуации обозначаются дважды, в двух разных компонентах предложения, что внешне выражается в согласовании этих компонентов. Повторно аспект (б) выражен формально в грамматическом согласовании (наличие флексии множественного числа у подлежащего и сказуемого). Повторно аспект (а) выражен в семантическом согласовании: диспозициональный предикат субъекта (обычный способ передвижения птицы — летание) повторен в корневой морфеме глагола улетать. Пример показывает, что семантическое согласование, так же как и грамматическое, отнюдь не обязательно для построения высказывания. Так же как и грамматическое, семантическое согласование относится к структуре языка, к способу построения языкового знака — предложения.

Возможность выбора средств при реализации одной и той же задачи создает основу для типологии, в том числе и для типологии в области семантической синтагматика!. Последняя сводится к выраженности или невыраженности языковыми средствами определенного аспекта при обозначении однозначных предметных отношений. Эксплицитное выражение различительной черты, ясной из ситуации, порождает семантическую избыточность, итеративность сем, выступающую как семантическое согласование. Опущение этих необязательных для информации сем приводит к использованию языковых единиц с более широким значением. Так, в нашем примере, отсутствие во французском высказывании согласования по аспекту (а) позволяет употребить вместо более конкретного и сложного по своей семантической структуре глагола улетать (семантическая с трук тура (а б)) более простой и отвлеченный глагол quitter с семантической структурой (в). Неповторение семы (б) приводит к использованию грамматической формы без кон-

5 Окончание мн. числа -ent является орфографическим и в устной речи не звучит.

кретизирующей категории числа. И, наконец, отказ от повторного обозначения аспекта (в) позволяет обойтись без предлога и использовать прямопереходную конструкцию — наиболее обобщенный из всех типов грамматической связи Y — N» (Там же: 288—289).

Лингвистический анализ, проведенный В. Г. Гаком, показывает, что во французском высказывании, например, в целом чаще, чем в русском, опускаются указания на очевидные различительные черты реальности. Характерным примером могут послужить способы обозначения движения во французском и русском языках в различных ситуациях:

«I. Одинаковые действия при ситуациях разного типа

1. Амбивалентная (альтернативная) ситуация (1/0)

^ К

Дети подползали к краю обрыва.

Lesenfants rampaient jusqu’au borddelapic.

2. Моновалентная (неальтернативная) ситуация (1)

^ V,

Змея под ползла к норе.

Leserpent s’est approche desontrou.

Здесь действие (Y) физически остается тем же в обеих ситуациях (дети, как и змея, передвигались на животе, без помощи рук и ног), и для его обозначения в русском и французском языках существуют соответственно глаголы ползти и гатрег. Однако ситуации отношения действия к его субъекту различны. Субъект первого высказывания (дети) может передвигаться разными способами («амбивалентная ситуация»), так что уточнение способа передвижения оказывается необходимым. Для субъекта второго действия (змея) указанный способ передвижения является типичным («моновалентная ситуация»), в связи с чем указание на способ передвижения оказывается по сути дела излишним.

В русском языке для обозначения этих двух физически сходных действий употребляется один и тот же глагол (Vj = Vt), несмотря на различия предметных отношений. Во французских предложениях для обозначения физически сходных действий избираются разные глаголы (Y ^ Y) именно в силу различия структуры описываемых событий.

Таким образом, русский язык в данном случае при выборе наименования ориентируется на природу обозначаемого элемента ситуации (действия), в то время как французский язык исходит из характера отношений между этим элементом (действием) и другим элементом (субъектом действия).

II. Разные действия при одинаковой (моновалентной) ситуации

I.S,

Птица вылетела из гнезда.

L’oiseau est sorti desonnid.

2Л V2

Змея выползла из норы.

Leserpent est sorti deson trou.

Обозначаемые движения в обоих случаях различны по своей природе (по способу передвижения): птица летает, змея ползает. Но всякий раз тип ситуации остается тем же, поскольку способ передвижения является диспозициональным предикатом субъекта. Французское высказывание в связи с этим не уточняет способа движения, который всякий раз отмечается в русском предложении. Таким образом, для обозначения двух физически различающихся процессов русский язык использует разные наименования (V ^ V), в то время как французский язык — одинаковые наименования (V = V). Здесь, как и в первом случае, при выборе наименования во французском высказывании превалируют синтагматические отношения (характер связи между обозначаемыми объектами), тогда как в русском — парадигматические (собственная природа предмета). Именно независимость наименований друг от друга в высказывании и порождает согласование, в котором следует видеть независимое отражение одной и той же черты действительности в двух связанных между собой наименованиях. В русском языке семантическое согласование используется значительно шире, чем во французском, и наблюдается при различных синтаксических связях.

К1 + 1Ч2. Два существительных могут быть связаны либо непосредственно, как определяемое и определяющее, либо через глагол — как подлежащее и дополнение. Термины котенок, щенок и т.п. могут быть интерпретированы как сочетание родовой сверхсемы (А) «детеныш» с дифференциальными семами а1 «кошка», а2 «собака» и др. Если N не содержит семы (а), то 1Ч2 в обоих языках — русском и французском — имеет семантическую структуру (Аа). Если же в ^ присутствует сема (а), то в К2 она сохраняется в русском высказывании и опускается во французском.

Семантические формулы:

При Л^: нуль русск. ЛТД —) + Ж, (Аа)

франц. Щ —) + Ж, (Аа)

11ри Nt: а русс к. Л', (я) + Л'2 (Ла)

франц. Л',(а) + Л'2 (А)

Например:

Мальчик ( —) играет с котенком (Aaj).

L’enfant( —)joue avec un chaton (Aa^.

Ho:

Кошка (aj) кормит котят (Аа^.

La chatte (a^ allaite sespetits (A).

N+V. Семантическое согласование глагола с подлежащим в русском языке широко распространено при обозначении движений, положения в пространстве, наличия или отсутствия субъекта. Выше приводились примеры подобного согласования. Корневые морфемы глагола выбираются в зависимости от природы подлежащего.

Семантические формулы: русск. N (а) + V(а); франц. N (а) + V(—)

Вот один из показательных примеров:

Женщина (а^ вышла (а^ La femme (а^ est sortie

из комнаты. de sa chambre.

Машина (a2) выехала (a2) La voiture (a2) est sortie

из города. de la ville.

Эта река (a3) вытекает (a3) Cette riviere (a3) sort d’un lac

из озера. и т.д.

При переводе с русского на французский часто наблюдается рассогласование, например:

В прохладных комнатах дул (а) ^ е venl (а)< oural1 dans lespieces

ветер (а) (Паустовский). fraiches.

В русском тексте движение ветра обозначается глаголом дуть, который в своем прямом смысле обозначает именно движение воздуха (ветра), во французском — глаголом courir ‘бежать’, который может обозначать быстрое движение любого субъекта.

V+ N. В этом случае согласования, типичном для русского языка, также наблюдается специализация корневых морфем: русск. V (а) + N (а); франц. V + N (а). Например:

Он и стихи (а) пишет (а) (Толстой). IIfait aussi des vers (a).

Какой-то проказник нарисовал (at) Je не sais quelplaisantflt une карикатуру (a2) (Чехов). carricature (at).

В русском высказывании значение «создавать» передается лексемами, указывающими на характер тех физических действий, которые необходимы для создания данных объектов (стихи пишут, карикатуры рисуют), в то время как во французском процесс обозначен в самой общей форме (faire ‘делать’)» (Там же: 289—292).

Описывая феномен избыточности, возникающий при повторном выражении семантических компонентов в составе сочетаний, характеризующихся внутренним семантическим согласованием между составляющими их частями, В. Г. Гак не ограничивается констатацией этой избыточности, но в соответствии с общей «функционалистской» направленностью своей лингвистической концепции задается закономерным вопросом о том, ради какой цели, для чего в языке вообще используется эта итеративность сем, и приходит к убедительному выводу, согласно которому одной из важнейших функций семантически избыточных знаков является строевая функция:

«Значительно чаще итеративность сем используется для решения различных конструктивных задач при организации предложения. Лексема, содержащая сему, уже выраженную в другом компоненте высказывания, становится избыточной с точки зрения выражения соответствующей информации. У такой лексемы на первый план выступают строевые функции, в то время как ее собственное семантическое содержание бледнеет, стирается. В том случае, когда какое-либо отношение в предложении невозможно выразить одними лишь средствами морфологии, служебными словами либо лексемами абстрактного значения, язык обращается к лексемам конкретного значения, используя их в условиях семантического согласования и семантической избыточности. Строевое использование семантической итеративности (синтагмем) наблюдается во всех звеньях синтаксиса, при оформлении разных членов предложения.

Формирование определения (характеристики субстанции). Определяющая функция одного существительного по отношению к другому выражается морфемой (например, русский родительный или дательный падеж), служебным словом (например, французские предлоги de, а), транспозицией существительного в прилагательное. Например: трехдневная поездка = ип voyage de 3jours', сторублевый костюм = ип complet de 100 roubles и т.д. Однако в ряде случаев, в силу определенных лексико-стилистических условий, такая структура определения оказывается невозможной (или нежелательной), и в качестве связующего

средства используются слова, содержащие сему, общую с определяющей или определяемой лексемой, согласно формулам:

а) ^ + г (а) + К2 (а); б) ^ (а) + г (а) + 1Ч2, где ^ — определяемое существительное, К2 — определяющее существительное; г — связующее слово, (а) — синтагмема. Например:

а) ^ + г (а) + N2 (а).

Двадцатидевятидневная поездка —> поездка, длившаяся (а) (продолжавшаяся, занявшая) двадцать девять дней (а). В последнем случае вводится глагольная форма (длиться и т.п.), содержащая сему «продолжительность (во времени)», представленную также и в определяющем компоненте («столько-то дней»).

Стовосемнадцатирублевый костюм —> костюм, стоивший (а) (обошедшийся в, за который уплачено) сто восемнадцать рублей (а). Здесь связующая глагольная лексема содержит понятие «цена», представленное в определяющем существительном.

В качестве связующего десемантизированного элемента может выступать и существительное, которое содержит сему, оказывающуюся архисемой по отношению к семе определяющего существительного: г (А) + N2 (а). Например: он — инженер (а) п о профессии (А)',латыш (а)по национальности (А); зерна горькие (а) н а вкус (А) ит. п.

б) ^ (а) + г (а) + N2.

Речь при открытии выставки —> Речь (а), произнесенная (а) при открытии выставки. Письмо президенту республики —> Письмо (а), направленное (а) президенту республики. Вспомним слова Толстого... —> Вспомним слова (а), сказанные (а) Толстым. Глагольные лексемы семантически обозначают именно то физическое действие, которое необходимо для того, чтобы соответствующий объект стал существующим (речь произносят, слова говорят, письмо, чтобы стать письмом, должно быть направлено кому-то).

В русском языке, с целью полупредикативного выделения, прилагательное выносится в постпозицию по отношению к существительному (К + А). Однако такая позиция не согласуется с господствующей тенденцией к препозиции прилагательного (А + К). Противоречие между коммуникативным заданием и устоявшимися формами русской речи разрешается с помощью введения семантически избыточного связующего существительного (г), дублирующего сему прилагательного архисемой: N + А (а) + г (А), причем прилагательное синтаксически «переадресуется» и вместо первого существительного (К) согласуется со вторым (г). Таким образом, прилагательное следует за существительным, которое оно семантически квалифицирует (что требуется согласно коммуникативному заданию), и предшествует существительному, к которому

оно относится грамматически (что требуется согласно нормам языка). Например: Она купила голубое платье —платье голубое —> ... платье голубого (я) цвета (А). Это был высокий человек —>... человек высокий —>... человек высокого (а)роста (А). Связующие лексемы цвет, рост в общей форме обозначают те признаки, которые конкретизируются соответствующими прилагательными (голубой, высокий).

Формирование обстоятельства (характеристика!действия). В случае необходимости характеристика действия может быть выражена прилагательным, причем в качестве элемента, связывающего V и А, используется существительное, содержащее общую сему с глаголом (существительное находится в тавтологических отношениях с глаголом либо обозначает часть тела или орудие, органически связанное с действием, обозначенным глаголом). Например: жить лихорадочно —> жить (а) лихорадочной жизнью (а); идти быстро —> идти (а) быстрым шагом (а). Такие структуры особенно типичны для французской речи. Семантическая структура оборота может быть представлена формулой: V (а) + N (а) + А.

Формирование предиката. Сказуемое не всегда может быть выражено глаголами, обозначающими процесс в самой общей форме («быть», «производить», «находиться», «двигаться» и т.п.). Не всегда указание на действие, даже совершенно ясное из ситуации, может быть опущено, как это имеет место, например, в структурах с нулевым предикатом (Кто — куда, а я — в сберкассу). Глагол, семантически не необходимый, является необходимым как выразитель предикативных признаков.

Сравним: Уоиг. гепег (а) с1и М'кИ? (Соиг1ас1е). Вы едете (б) с юга? Во французском высказывании сказуемое указывает только на направление движения (а). Способ передвижения ясен (разговор происходит в поезде). В русском — глаголом обозначается только способ передвижения (б), его направление обозначается предлогом с, а также ситуацией (поезд идет с юга в Париж). По сути дела обе семы глаголов здесь избыточны, можно было бы сказать в данной ситуации без ущерба для полноты информации: Вы — с юга ? или Вы — в Париж? Но во французском языке пропуск сказуемого недопустим по конструктивным соображениям (глагол здесь — обязателен), в русском — по причинам стилистического порядка (слишком отрывистая речь не всегда оказывается достаточно «вежливой»). Конструктивно необходимое сказуемое формируется на основе избыточных сем, различных в разных языках.

Служебный характер сказуемого и избыточность данных сем подтверждается тем, что при переходе от одного языка к другому сема, положенная в основу сказуемого, может заменяться и меняется направленность семантического согласования. Например:

В овраге блестело (б) битое (а) II сЧак}опс№ (а) с1е /емопа (а) стекло (б) (Паустовский). Ьп11ап1.ч (б).

Выделяем здесь две семы: (а) «мелкие части» и (б) «блеск». В русском предложении в качестве семантической базы сказуемого избрана сема (б) (глагол блестеть), во французском сема (а) (глагол ]опскег ‘усеивать’, ‘усыпать’). В обоих случаях сема избыточна, т.к. она представлена в существительных (осколки стекла обычно блестят и рассыпаны по занимаемой ими поверхности). Семантическая избыточность в сказуемом — частое явление при организации русского предложения. Мы видели выше, при анализе семантического согласования, что такая избыточность во французском предложении часто отсутствует.

Переход от односоставного предложения к двусоставному. Этот процесс представляет собой одно из характерных явлений синтаксиса многих языков. Переход осуществляется путем использования служебного подлежащего (лат. р1ш! —> фр. П р1си!) либо служебного сказуемого (дождит —> дождь идет). Однако это формальное подлежащее может быть создано путем введения существительного, содержащего сему, общую с семой глагола: Унпр —> N (а) + V (а). Например: гремит —> гремит гром, моросило —>моросил дождь. Аналогично односоставное номинативное предложение может быть преобразовано в двусоставное путем введения глагола-сказуемого, семантически дублирующего существительное, например: Ветер —> Дует ветер.

Переход от непереходной конструкции к переходной. Эта конструктивная задача решается путем использования в качестве дополнения существительного, которое относится к подлежащему как часть к целому и к тому же является естественным объектом обозначенного действия. ^ (а) + VI ^ N (а) + VI + 1Ч2 (а). Например: Магазин закрывался (Аксенов). 1е magasin (а)/егтаЫ яеярог1ея (а). Просодические закономерности французского языка делают нежелательным обрыв фразы на глаголе (1.е magasin/егтаИ). Вводится формальное дополнение (565рог1ея ‘двери’), которое ничего не вносит нового в информацию высказывания, т.к., во-первых, двери представляют собой обязательную часть магазина, а, во-вторых, говоря о том, что магазин закрывается, мы имеем в виду прежде всего, что закрывают его двери» (Там же: 294—297).

В результате такого анализа В. Г. Гак приходит к выводу о том, что «изучение синтагматики на семантическом уровне сводится к выявлению итеративных сем (синтагмем) и определению их функций в организации высказывания. Повторение сем (семантическое согласование) во многих случаях оказывается обязательным для правильного кодирования и декодирования сообщения. Принадлежа вместе с тем к внешним

формальным приемам языка, повтор сем, при обозначении неальтернативных ситуаций, выступает как важное конструктивное средство построения речи, подобное по функции другим синтагматическим средствам языка. Анализ семантической синтагматики раскрывает закономерности организации речи в их отношении к закономерностям объективного Vi ира»(/ам же: 294—297).

Анализируя соотношение между структурой высказывания и структурой обозначаемого отрезка действительности, В. Г. Гак напоминает, что «лингвисты, изучающие использование языковых средств в ситуации (langage en situation) и вне ситуации (langage hors situation), выдвигают как общее правило положение о том, что «чем больше информации несет в себе ситуация, тем меньше имеется необходимости в использовании языковых средств» (La linguistique 1969: 69). Однако анализ материала показывает, что это общее положение далеко не абсолютно. Даже самое «ситуативное» высказывание содержит в себе семантически избыточные элементы, да к тому же говорящие на разных языках подвергают суппрессии различные стороны описываемой ситуации. Фраза На дворе гроза собирается (Чехов) переведена на французский язык Le temps est a Forage (буквально: «Погода к грозе»), В русском высказывании избыточно указание на место действия (на дворе), т.к. гроза в прямом смысле может бушевать лишь вне здания, во французском — слово temps «погода», ибо гроза по природе своей есть явление погоды. Можно сказать, что без семантической избыточности невозможно построить ни одной полноценной фразы, но эта избыточность различна в разных языках, а это связано с тем, что в каждом языке проявляются особые закономерности в соотношении между структурой высказывания и структурой действительности» (Гак 19726: 218).

Анализ семантической структуры высказывания, осуществленный В. Г. Гаком, продемонстрировал, что языковые формы при реализации в речи очень точно, но по-разному (и в этом состоит одна из сторон специфики языков) реагируют на физическую природу описываемых явлений:

Ср.: (1) Он сел на стул', (2) Он сел на пол', (3) Он сел на поезд.

Комментируя смысловую структуру этих высказываний «в парадигматическом плане, т.е. с точки зрения отношения наименования к обозначаемым элементам действительности», В. Г. Гак заключает, что «первое и второе высказывания противопоставляются третьему, т.к. в них глагол сесть обозначает то самое реальное действие («занять сидячее положение»), для наименования которого и служит в русском языке прежде всего этот глагол, тогда как в ситуации (3) различительная черта «занять сидячее положение» нерелевантна, и глагол сесть здесь имеет иное значение: «занять место, расположиться где-либо для поездки»,

причем безразлично, будет ли субъект ехать сидя или стоя. Однако при попытке описать те же ситуации средствами другого языка, мы увидим иную классификацию высказываний. Так, по-английски или по-французски первая ситуация может, а третья должна быть обозначена без помощи глагола «сесть», глаголом «брать», обозначающим вступление в контакт в самой общей форме: (1) Не took a chair, II a pris ипе chaise', (3) Не took a train, II a pris le train. Во втором высказывании такая замена невозможна, без семы «сидячее положение», выраженной в глаголе или другой части речи, эта ситуация описана быть не может.

Эти возможные расхождения в способах первой и второй ситуации объясняются тем, что, несмотря на идентичность физического действия, структура ситуации, т.е. прежде всего отношение между предметами, действиями, признаками, неоднородна в этих случаях, что может отразиться на формировании высказывания.

Поскольку стул есть прежде всего орудие для сидения, то связь между действием «сесть» и предметом «стул» характерна и заранее известна говорящим. Если описывается такая само собой разумеющаяся связь, то сема «садиться» может быть опущена. Во втором случае отношение между действием «сесть» и предметом «пол» случайно, нехарактерно и поэтому оно должно найти специфическое лексическое выражение в высказывании, с тем чтобы сообщаемая информация не оказалась бы искаженной.

В третьей ситуации «сесть в поезд», где действие «занять сидячее положение» безразлично для говорящих, глагол сесть используется в фигуральном смысле и, как и всякий перенос, может не воспроизводиться дословно при переводе на другой язык.

Таким образом, по отношению к определенной различительной черте можно выделить три типа ситуаций:

а) однозначная, неальтернативная ситуация, с устойчивыми предметными отношениями (1), при которых эта различительная черта обязательно присутствует в ситуации и ясна для говорящих;

б) двузначная, альтернативная ситуация (1 / 0), в которой данная черта может присутствовать или отсутствовать;

в) «незначащая» ситуация (0), где данная черта нерелевантна.

Устойчивые свойства и отношения предметов могут быть освещены

с точки зрения понятия диспозиционального предиката, разрабатываемого в современной логике и отражающего характерные физические свойства предметов в определенных условиях.

В связи с тем, что языковой знак, подобно любой другой знаковой единице, служит для устранения неопределенности, его дистинктивная функция проявляется прежде всего в условиях альтернативной

ситуации и неустойчивых предметных отношений. Семантическая структура высказывания (в отношении данной различительной черты) остается всегда идентичной, и типология номинаций сводится лишь к внешней форме наименования (оппозиция: слово — словосочетание; глагол — имя — прилагательное; знаменательное слово — служебное слово — морфема и т.п.).

При описании незначащих предметных отношений данная черта в ситуации не различается, соответствующая сема устраняется и языковой знак претерпевает переосмысление.

При описании устойчивых предметных отношений данная черта утрачивает различительную функцию, в связи с чем соответствующая сема (и ее словесное выражение) может опускаться и создается условие для семантической типологии номинаций (избыточность выражения).

Приведенные примеры показывают, во-первых, влияние структуры ситуации на структуру высказывания; во-вторых, они подтверждают возможность разных типологических решений в с трук турной организации высказывания и выявляют характер этих типологических решений. Сравнивая русские высказывания Он садится на стул и Он садится на пол, мы обнаруживаем, что ведущим фактором в выборе наименования являются парадигматические отношения. Оба действия одинаковы в отношении отбираемой различительной черты и получают одинаковое наименование («садиться»), независимо от окружения. Во французских высказываниях Jeр rends ипе chaise и Je m ’assois sur leplancher одни и те же физические действия обозначены различными лексическими единицами в связи с различием отражения предметных отношений и ориентацией выбора на синтагматические связи между номинациями» (Там же: 219— 220). В. Г. Гак приходит к выводу, что «наименование может ориентироваться на парадигматические отношения между именем и денотатом, и в этом случае влияние структуры ситуации на структуру высказывания ограничено. Наименование, с другой стороны, может ориентироваться на синтагматические отношения между ним и другими номинациями высказывания, и в этом случае структура ситуации оказывается определяющей» (Там же: 220).

3. Выбор повторной номинации в тексте

Особую роль играет фактор избыточности в процессе выбора повторной номинации в тексте (Так 1972в).

Сточки зрения синтагматической В. Г. Гак предлагает различать дистантные и сопряженные повторные номинации: «Дистантные номинации обнаруживаются в новых актах обозначения, они

могут быть разделены целыми предложениями и даже абзацами. Сопряженные номинации следуют непосредственно друг за другом. Номинативная функция сопряженной номинации, как мы увидим далее, оказывается ослабленной, и в ней на первый план выступает эмоциональнооценочная функция» (Гак 1972в: 526). Он усматривает семантическую специфику сопряженных номинаций, часто используемых в художественной литературе, в том, что «поскольку первая номинация достаточно ясно и объективно обозначила объект, вторая оказывается функционально избыточной и меняет свое назначение. Всякий семантически избыточный элемент языка начинает нести либо строевую (грамматическую), либо экспрессивную (стилистическую) функцию. Идентичная сопряженная номинация (повтор слова) породила во многих языках грамматические формы редупликации, используемые для выражения глагольного времени <...> множественного числа, степеней сравнения прилагательных и наречий. В стилистике сопряженная идентичная номинация принимает форму повтора, выполняющего разнообразные функции» (Там же: 534).

Теория соотношения между высказыванием и ситуацией, разработанная В. Г. Гаком, опирается на многочисленные достижения не только собственно лингвистики, но и некоторых смежных с ней дисциплин, в частности, психологии речи. Одним из таких источников является концепция внутренней речи, разработанная Н. И. Жинкиным (1958; 1964), различавшим в формировании речи два основных этапа. «Воспринимаемая и обозначаемая в сообщении ситуация отображается вначале с помощью особого языка внутренней речи: предметно-схемного или предметно-изобразительного языка. Этот язык непроизносим, в нем имеются только изображения, где элементы ситуации даны одновременно, а не во временной последовательности. Знак этого «языка» представляет собой означаемое натурального языка. Этот внутренний вид лишен избыточности. Таким образом, сущностью процесса мышления является конструирование, посредством которого производится отбор как содержания, так и языковых средств из необозримого множества элементов ситуации и языка. При переходе от предметного кода к естественному языку выявляются особые закономерности фонетической организации речи, а также отбора слов и конструкций» (Гак 1973:255—256).

К числу существенных свойств высказывания, выделенных В. Г. Гаком, относится компрессия и избыточность. В формировании высказывания большую роль играет то, что в современной лингвистике называется совокупностью предварительных «фоновых знаний» собеседников о предмете речи, а в концепции В. Г. Гака получило наименование пресуппозиции. «Исследователи отмечают обычно двоякую роль

пресуппозиции (Ducrot 1966; Fillmore 1970). Она предопределяет самое появление высказывания. Так, чтобы сказать Откройте дверь, нужно знать, что дверь закрыта и что в помещении находится лицо, способное открыть ее. Она предопределяет истинность или ложность высказывания. Рассматривая фразы Волк упал, Волк развелся, мы определяем, пишет Филлмор, являются ли они «странными» или нет, скорее на основании того, что мы знаем о живом существе, обозначаемом словом волк, нежели тем, что нам известно о лингвистических свойствах слова волк. Но пресуппозиция играет и еще одну важную роль в организации высказывания, позволяя устранить семантические компоненты высказывания, известные из ситуации собеседникам. Так, знание того, что стол обычно занимает вертикальное положение (стоит), позволяет нам опускать соответствующую сему и формировать два синонимических высказывания: Стол стоит у окна и Стол находится у окна. Таким образом, ориентировка на ситуацию и пресуппозиция позволяют прибегнуть к компрессии или же сохранить избыточность. В высказываниях может иметь место словесная компрессия (опущение целых номинаций), се-мическая компрессия (опущение сем в номинациях) и структурная компрессия (опущение связующих элементов)» (Гак 1973: 258—259).

Особый интерес представляет феномен семантической избыточности в связи с тем, в какой мере речевая употребительность субъектных аналитических структур обусловлена особенностями коммуникативного членения предложения в русском языке: «Коммуникативно нерасчле-ненное высказывание имеет в русском языке тенденцию принимать форму двухкомпонентного предложения, где первый компонент нередко оказывается семантически избыточным: он нужен лишь как начальная опора, исходная точка высказывания. Ср.: Он сидел и работал, вдруг в дверь позвонили. Или: На улице дождь', На дворе мороз. Устранение элементов в дверь, на улице, на дворе, семантически избыточных, сделало бы фразы структурно неполными и, следовательно, стилистически неприемлемыми в некоторых контекстах. Замена глагола субъектной номинативной конструкцией создает формальную двучленность, делает фразу структурно законченной: Ср.: Он сидел и работал, вдруг раздался звонок', Идет дождь. В таких предложениях, содержащих одну рему, подлежащее обычно инвертировано» (Гак 1976:407).

Исчислив типы асимметрии в структуре акта языковой номинации, В. Г. Гак относит семантическую избыточность к проявлениям косвенной (непрямой) номинации: «Что касается содержательной стороны, то в ономасиологическом аспекте косвенная номинация создается за счет синонимии и эллипсиса. У говорящего имеется две возможности: либо вместо прямого выбрать иное обозначение, предоставляемое системой

языка (здесь исчисляются два варианта, о которых будет сказано ниже), либо — в некоторых условиях — не обозначать данный элемент совсем (без ущерба для информативной стороны речи).

В семиотическом плане, следовательно, отход от прямой номинации имеет два проявления: использование «пустых форм», т.е. необязательных, незначащих слов (семантическая избыточность) и необозначение того, что может (а иногда и должно) быть обозначено исходя из ситуации (семантическая экономия). Семиотический план находится на пересечении синтагматики и парадигматики, причем эти аспекты как бы компенсируют друг друга: десемантизация в парадигматическом плане сочетается с конденсацией в синтагматическом. Например, во фразе 1.е сЫ с/сиг е1 сопх1е11ё сГё1оИе.ч (С1а\'с1) причастие сопх1е11ё оказывается семантически избыточным, т.к. его значение содержится в слове ёчоИех (французский словарь определяет сот1е11ё как «рагеете сГбюПех», т.е. «усеянный звездами»). Но использование этой пустой формы привело к развертыванию внешней формы определения (1е сле1 ёМ1ё — сотЫМ сГё1оИех). С другой стороны, семантический эллипсис типа разговорного русского У него давление (вместо высокое давление) связан со структурной конденсацией» (Гак 1977: 324-325).

Таким образом, избыточная номинация в семиотическом аспекте является «десемантизованной» (Там же: 326).

При развертывании номинации «без транспозиции значимого элемента (только в синтагматическом аспекте, по формуле М -*■ М + М )» возникают либо аналитические грамматические формы, либо «сочетания фра-зеологизированного типа с семантически избыточным компонентом, который в простой структуре отсутствует совсем или репрезентируется морфемой: повернуть голову (ср. повернуться), гром гремит (ср. гремит), Лёиштег 1ея уеих (ср. яе Лёиштег)» (Там же: 341); под морфемой здесь подразумевается служебная морфема (рус. -ся, франц. .не).

Семантически избыточный знак может в речи приобретать функцию показателя социальной отмеченности высказывания (социальных условий акта речи), т.е. становиться формой выражения вежливости. По мнению В. Г. Гака, «во фразе Скажите, как пройти туда-то избыточное скажите выполняет фат и чес кую функцию (установление контакта с собеседником на определенном уровне)» (Там же: 352).

В некоторых случаях семантически избыточные знаки функционируют в роли выразителей рационального отношения номинатора к объекту, а именно, в случае «приблизительной номинации», которая, согласно В. Г. Гаку, «используется, когда говорящий не может идентифицировать объект или не знает (либо забыл) его точное наименование. Приблизительная номинация может быть семантически опро-

щенной, абстрактной (вместо конкретного наименования употребляются слова типа штуковина, вещь и т.п.), либо, наоборот, избыточной, состоящей из ряда «неточных наименований», стремящихся уточнить, о чем идет речь, или же из пространного описания. Вот чеховский персонаж пытается объяснить, как действует паровоз: — Тут, ребята, вся штука в паре... Он, стало быть, прет под энту штуку, что около колес, а оно и тово... этого... действует (Чехов). Вместо того чтобы сказать «поршень», он говорит «энта штука, что около колес». Или: — Намеднись в пруде я решето мыл и поймал такую вот, с палец гадюку с зебрами и хвостом. Спервоначалу, думал, что оно рыба, потом гляжу — лапки есть. Не то она рыбина, не то гадюка, не то чорт его разберет, что оно такое (Чехов).

В первом примере говорящий знает предмет, но не знает, как его назвать. Во втором — он не может определить сам предмет.

В языке существуют специальные знаки приблизительности номинации, слова типа нечто (что-то), не то он вроде, пожалуй, своего рода, какой-то (...) , такой и другие, которые еще плохо изучены, но которые можно было бы назвать модальными словами частичных (лексических) номинаций» (Там же: 353).

В. Г. Гак полагает, что выбор избыточной номинации в некоторых случаях может отражать степень информированности коммуникантов о предмете речи: «Рациональный аспект отношения собеседник — номи-нат проявляется в номинациях, отражающих информированность собеседника о предмете речи. В обоих типах номинаций — элементных и событийных — это выражается в противопоставлении прямых номинаций избыточным или экономным (ситуативно-обусловленным).

Избыточные номинации в этом случае заключаются в повторении обозначения другими средствами, разъясняющими собеседнику, о чем идет речь.

Ситуативно-обусловленным номинациям свойственна экономия, компрессия, которая может быть двух родов: семантической и структурносемантической. В первом случае более конкретная, содержательная, семантически усложненная номинация заменяется абстрактной, родового значения, которая становится ясной собеседнику из ситуации.

И тотчас же на противоположном берегу задергал коростель. — Вот вам и соловей... — усмехнулся Савка... Дерг-дерг! — Мне нравится эта птица... — сказал я. — Ты знаешь?Во время перелета коростель не летит, а по земле бежит (Чехов).

Говорящий мог бы выразиться более точно: Мне нравится коростель, но он использует номинацию более широкого объема, поскольку знает, что в поющей птице его собеседник опознал коростеля.

Структурно-семантическая экономия заключается в одновременном опущении одного из компонентов словосочетания или высказывания, что ведет к переосмыслению других. Так обозначаются обычно известные собеседнику учреждения, места, предметы и т.п. Например: II Iravaille a Jules Verne ( = au lycee Jules Verne), aux lettres ( = a la faculte des lettres), au Rex ( = au cinema Rex) (Bernard 1967: 22). Возможность ситуативно-обусловленного обозначения зависит именно от информированности собеседника» (Там же: 354).

Согласно В. Г. Гаку, избыточностью характеризуются синтагматически обусловленные номинации, возникающие при обозначении устойчивых предметных отношений. «В этом случае номинация избирается в зависимости от наименования другого номината, синтаксически и семантически связанного с данным объектом. В выборе номинаций проявляется та синтагматическая зависимость знаков, которую Ш. Балл и называл произвольным взаимным обусловливанием: форма одного из сопряженных знаков требует определенной формы и другого. Взаимное обусловливание может быть формальным или семантическим. Формальным оно является во фразеологических речениях, где норма языка требует определенной формы номинации. Например, во французском языке можно сказать только chercher la bagarre («искать ссоры, драки»), тогда как по-русски — лезть в драку. На семантическом уровне взаимное обусловливание проявляется в семантическом согласовании в речи: слова в речи подбираются таким образом, чтобы они содержали общий семантический компонент. Семантическое согласование опирается на устойчивые предметные отношения, описываемые в высказывании, на предварительное знание говорящих о них, т.е. на их пресуппозицию. У каждого объекта существует типичный, нейтральный способ поведения в определенной ситуации. Так, обычный способ передвигаться для человека — идти, для транспортного средства — ехать, для воды — течь, для птиц —летать, для змей — ползти и т.п. Обычный звук, издаваемый собакой, называется лай, коровой — мычание, человеком — разговор, движущейся листвой — шелест. Обычное положение, занимаемое зданием — вертикальное (стоять), картиной — подвешенное (висеть), у человека у стола — сидячее, в постели — лежачее и т.п. Поскольку эти предметные отношения заранее известны говорящим, то они могут специально не обозначаться в высказывании, в связи с чем последнее может иметь двоякую форму: более отвлеченную и более конкретную, причем семантической разницы между ними нет; ср.: На краю деревни была школа = ... стояла школа', Змея доползла (добралась) до своей норы, Он перешел (пересек) улицу. Мы видим, что здесь форма сказуемого семантически обусловлена характером подлежащего. Ср.: За столами

были люди ( = за столами сидели люди). При необходимости обозначить специфическое, нестандартное, не входящее в пресуппозицию, глагол устранен быть не может. Ср.: На краю деревни высилась школа (подчеркивается, что она была выше окружающих зданий); За столом сидел, развалясь, человек', Змея бросилась на жертву. Таким образом, при обозначении устойчивых предметных отношений один компонент словосочетания оказывается семантически избыточным, т.к. выражаемое им значение передается «соседней» номинацией. Такая семантически избыточная номинация может быть совсем опущена или заменена служебным словом. Например: Ты куда (идешь) ? — Я (иду) на почту, Дети ходили в лес собирать грибы и ягоды (= за грибами и ягодами). Употребление таких номинаций может быть вызвано причинами грамматического характера. Например, в настоящем времени глагол в русском языке может в определенных позициях опускаться, но в прошедшем или будущем он необходим для выражения предикативных категорий (время, вид, наклонение). И тогда используется синтагматически связанная номинация. Ср.: На поле — рожь ( = на поле растет рожь), но На поле росла ( =была) рожь. Ты куда ходил ?»(Там же: 363—364).

Анализируя повторное обозначение событий, В. Г. Гак констатирует, что его структурной особенностью является более частая специфическая стилистическая нагрузка: «поскольку повторная номинация указывает на то, что собеседникам уже известно, и не несет, следовательно, новой информации, ее роль в повествовании часто оказывается эмфатической. Как и всякое денотативно избыточное языковое явление, она может использоваться для выражения эмоциональной оценки, экспрессивных окрасок» (Так 1979: 547). Рассматривая отношения логического перекрещивания между двумя предложениями, обозначающими одно и то же событие, он замечает: «отношения перекрещивания связывают предложения, обозначающие факты, между которыми имеются отношения смежности, причинно-следственные и т.п. Возьмем фразу:

— Боже мой, Митя и Коля?... Какие большие стали! Даже не узнаешь вас! (Чехов). Ситуации «стать большим» и «стать неузнаваемым» лишь частично перекрывают друг друга; можно вырасти и остаться «узнаваемым», можно стать неузнаваемым по иной причине. Но в этой реплике они связываются как причина и следствие. Второе предложение выступает как повторное обозначение больших изменений, происшедших в облике молодых людей. Любую из двух последних реплик можно было бы опустить без ущерба для информативной стороны абзаца в данной ситуации, что подтверждает их соотнесенность с одним и тем же событием. Но вторая реплика, денотативно избыточная, выражает эмоциональную сторону сообщения, и в этом ее коммуникативная необходи-

мость: — Я вас заслушалась, — сказала она, подходя к пианино. — Я вас заслушалась. У вас удивительные способности! (Чехов). Здесь оценка игры музыканта выражена трижды: с помощью простого повтора и указанием на причину, следствие которой выражено в предыдущих фразах («У вас удивительные способности к игре» > «Вы замечательно играете» -*■ «Вы играете так, что вас заслушиваются»). Этот пример показывает, кроме того, что нередко повторное обозначение событий достигается с помощью разноаспектных номинаций, фиксирующих у одних и тех же событий, явлений, фактов их разные черты. Всякое событие характеризуется совокупностью определенных элементов и отношений между ними, их действий или состояний. Одни из этих действий и отношений могут эксплицитно выражаться в высказывании, другие — оставаться в сфере пресуппозиции говорящих. Это создает возможность разнообразного по структуре отображения одного и того же события. Например: В лесу раздавался топор дровосека (событие описано через указание на восприятие звука, производимого орудием действия — топором) и В лесу рубили дрова (событие описано через обозначение самого действия — рубить). Данное обстоятельство в свою очередь обусловливает возможность варьирования обозначения событий при повторной номинации» (Там же: 552—553).

В общей теории асимметрии языкового знака, разработанной В. Г. Гаком, одним из видов асимметрии является «семиотическая асимметрия» (Так 1980: 117); частным случаем семиотической асимметрии является «пустая форма» (Там же: 117, 120), возникающая при «десемантизации» (Там же: 120). К пустым формам относятся: (а) разнообразные приращения («пустые прокладки») — как в формообразовании (ср. элемент -iss- в спряжении французских глаголов II группы)6, так и в словообразовании (ср. элемент -t- при образовании глаголов: питёго — numeroter); (б) незначащие служебные слова, например, многие французские предлоги при инфинитиве; (в) всякий избыточно употребляемый элемент речи, который имеет тенденцию превратиться в десемантизированный знак.

В. Г. Гак подчеркивает роль прагматического фактора в возникновении избыточности: «Исходный материал высказывания (3), общие знания говорящих о мире, об обстоятельствах данного акта речи и о языке, которым они пользуются, определяют пресуппозицию (соответственно, общую, частную и лингвистическую пресуппозицию). Пресуппозиция предопределяет такие стороны высказывания, как его структурносемантическая избыточность или экономия» (Так 1982: 558).

6 Сегмент -issons в nousfinissons может быть интерпретирован как контекстный вариант («алломорф») флексии -от, либо как сочетание «пустой прокладки» -iss- с морфом -ons (nousparlons) (Там же: 121).

При функциональном подходе к сопоставительной лингвистике основной единицей сопоставительного анализа становится речевой акт. Это позволяет выявить избирательность языков по отношению к ситуации: говорящие на разных языках могут производить различный отбор элементов ситуации и их признаков, в связи с чем используются разные номинации. Так, например, «нередко одно и то же отношение передается служебным словом в одном языке и знаменательным, подвергшимся десеман-тизации в условиях семантической избыточности, — в другом: Небольшая фигурка в разношенных валенках — Un petite silhouette chaussee de bottes de feutre usees', Она расчистила дорожку к беседке — Elle deblaya le sentier qui menait aupavilion. Данные примеры отражают определенную тенденцию: во французском тексте такое полуслужебное использование знаменательных слов встречается чаще, чем в русском» (Гак 1987а: 633).

С другой стороны, «высказывания в разных языках различно соотносятся с пресуппозицией говорящих. Наличие общего фонда знаний у говорящих позволяет не выражать эксплицитно те или иные заранее известные элементы ситуации и аспекты объектов. Это, в свою очередь, обусловливает структурную и семантическую экономию или избыточность в построении высказывания. Если семантически избыточные элементы выводятся в поверхностную структуру предложения, то в большинстве случаев это определяется структурными потребностями данного языка (семантически избыточные элементы выступают в структурно-организующей функции), либо особенностями его лексико-фразеологического состава (специфика словообразовательных средств, особенности словосочетаний). Уже в приводимых выше примерах соответствие фр. aller, venir — рус. поехать определяется отсутствием глагола типа ехать во французском языке. Но выражаемое им значение «перемещаться с помощью транспорта» в данной ситуации избыточно, ибо в пресуппозицию говорящих входит тот факт, что люди отдыхать летом отправляются, как правило, на транспорте.

Сравним русскую и французскую фразы: Навстречу через поле шел человек — Un homme venait a sa rencontre a trovers le champs. Во французской избыточно указывается воспринимающее лицо (a sa recontre), ясное из ситуации. Но употребление притяжательного детерминатива здесь грамматически вынужденно: существительное в данном контексте не может употребляться без актуализатора, в качестве такого актуа-лизатора и избирается элемент, не несущий никакого специфического семантического заряда. В отличие от русского, французское предложение имеет тенденцию к глагольности. Безглагольные предложения во французском языке гораздо более редки, чем в русском, поэтому во французском предложении обнаруживается избыточное, по сравнению

с русским, глагольное сказуемое, необходимое для выражения предикативных значений. Это сказуемое семантически повторяет какой-либо иной элемент высказывания или непосредственно подсказывается ситуацией, например: Откуда это? — С фронта = D’ou est-ce que tu tiens ga ? Ca vientdu front, Когда обратный поезд ? — Quant part le train de retour?

Лексико-фразеологическими факторами объясняется асимметрия в следующих парах фраз: Я кончаю в два — Je termine a deux h е и г е s; Jean Monnier se leva — Жан Монъе поднялся с кресла. Отсутствие безличных оборотов, равнозначных распространенным русским оборотам, побуждает говорящего по-французски строить предложение с избыточным указанием на действующее лицо: Можно ?=Puis-je entrer? В русском высказывании рематизация легко осуществляется с помощью инверсии подлежащего: Тишина наступила не сразу. Хлопали крышки парт, поскрипывали скамейки. Во французском тексте такая инверсия стилистически да и грамматически не всегда возможна. Поэтому рема выражается дополнением, закономерно занимающим место в конце предложения, а пустующее место подлежащего заполняется указанием на неопределенный субъект, что влечет за собой представление факта как восприятия некоторого лица: On entendait claquer les pupitres, grincerles bancs» (Там же: 635—636)

В. Г. Гак обращает специальное внимание на то, что не всякая повторная номинация является семантически избыточной. В самом деле, «повторная номинация выполняет в языке троякую функцию: семантическую, структурную и стилистически-экспрессивную.

Семантическая функция проявляется в уточнении денотата, о котором идет речь. Семантическая функция — основная функция повторной номинации, и она становится особенно очевидной при наличии возможности выбора, т.е. при описании одновременных действий различных субъектов. Например: Выглянувши в окно, увидел он остановившуюся перед трактиром легонькую бричку, запряженную тройкой добрых лошадей. Из брички вылезли двое каких-то мужчин. Один белокурый, высокого роста; другой немного пониже, чернявый. Белокурый был в темно-синей венгерке, чернявый просто в полосатом архалуке... Белокурый тотчас же отправился по лестнице наверх; между тем как черномазый еще оставался и щупал что-то в бричке (Гоголь). Здесь повторное обозначение персонажей обязательно, иначе смысл будет неясен, причем повторение осуществляется путем прямого повтора слов (белокурый) или близких синонимов (чернявый — черномазый).

Однако такое мотивированное повторение номинаций встречается сравнительно нечасто. Гораздо чаще повторная номинация оказывается

избыточной семантически. Всякий семантически избыточный элемент текста десемантизируется и получает вторичную функцию: строевую или стилистическую. В самом деле, если объект уже обозначен так, что для воспринимающего речь нет сомнений в отношении того, о чем она идет, то повторное обозначение этого объекта обуславливается либо потребностями структуры предложения, либо потребностью выразить какие-либо дополнительные оттенки значения, характеристики.

Строевая функция повторной номинации проявляется в том, что нередко она необходима для синтаксического завершения фразы, согласно нормам языка. Рассмотрим отрывок: Татьяна Борисовна — женщина лет пятидесяти, с большими серыми глазами навыкате... Лицо ее дышит приветом и лаской. Она когда-то была замужем, но скоро овдовела. Татьяна Борисовна весьма замечательная женщина. Живет она безвыездно в своем маленьком поместье... Родилась она от весьма бедных помещиков (Тургенев). Попробуем убрать выделенные повторные обозначения. Содержание текста не изменится, т.к. ясно, что речь идет об одном и том же персонаже. Но сам текст превратится в какую-то анкету, перестанет быть художественным произведением. Нормы русского языка не допускают подобного опущения повторных номинаций. Большую роль играет повторная номинация и в организации коммуникативной структуры высказывания, его актуального членения. Обычно она составляет рему высказывания.

Повторная номинация — важное средство достижения стилистической правильности и выразительности речи. Как известно, одно из основополагающих правил хорошего стиля состоит в необходимости избежать монотонности, однообразия в изложении. Это достигается именно за счет варьирования обозначений при повторной номинации. В каждом языке проявляются в этом отношении свои тенденции. Например, французский язык избегает словесных повторов, но охотно мирится с повторными местоименными обозначениями. В русской речи мы сталкиваемся с обратным явлением: большая допустимость словесных повторов и нежелательность местоименных. Местоименные повторы устраняются путем идентичных или вариативных лексических повторов. Обратимся к приведенному выше примеру. Один и тот же персонаж упоминается здесь шесть раз подряд, причем в первом и четвертом случае он обозначен именем собственным, в остальных — местоимением. Перебой местоименных форм именем собственным в четвертой фразе не только вносит разнообразие в способы обозначения, но и семантически мотивирован. Имя собственное в номинационной цепочке свидетельствует о большем, чем местоимение, смысловом расхождении соседних фраз. И в данном случае его употребление связано,

по-видимому, с переходом от описания свойств героини к ее нынешнему образу жизни.

Нередко переход от местоименного повтора к повтору имени собственного или другого существительного является формальным признаком абзаца или границ сложного синтаксического целого.

Экспрессивно-стилистическое значение может иметь как идентичная, так и вариативная повторная номинация. Стилистический повтор (идентичная повторная номинация) достаточно хорошо описан. Ограничимся одним лишь примером, показывающим, что даже, казалось бы, малосущественное повторение обозначения лица может иметь существенное художественное значение, показывая отношения между персонажами, характеризуя их. В рассказе И. С. Тургенева «Хорьи Ка-линыч» помещик Полутыкин с гостем приходят в дом Хоря:

Мы вошли. Нас встретил молодой парень, лет двадцати, высокий и красивый.

— А, Федя! дома Хорь ? — спросил его г-н Полутыкин.

— Нет. Хорь в город уехал, — отвечал парень, улыбаясь и показывая ряд белых, как снег, зубов. — Тележку заложить прикажете?

В дальнейшем говорится о том, что кругом телеги стояло человек шесть молодых великанов, очень похожих друг на друга и на Федю, который на замечание Полутыкина Все дети Хоря! отвечает: Все Хорьки. Так выясняется, что открывший дверь парень был одним из сыновей Хоря. Но почему же он, отвечая на вопрос барина, повторил имя (или кличку?) своего отца, а не заменил его местоимением, словом отец или не опустил его попросту, как это требовалось бы нормами русской речи? Более того, он называет братьев Хорьками, а отца — старым Хорем. Это становится ясно дальше, когда автор отмечает, что Федя — любимец отца, самый смышленый и единственный грамотный из братьев, что Хорь и сын весьма любезно друг над другом подтрунивали. Видимо, Федору доставляет удовольствие называть отца Хорем: в этом проявляется и “любезное подтрунивание”, и вместе с тем гордость за отца и свою семью» (Гак 19876: 539—541).

Анализируя выражение разницы между местоположением и перемещением в русском языке, В. Г. Гак делает вывод: «Основные локальные значения в русском языке выражаются глаголами, предлогами (иногда с помощью падежных форм). Если глагол достаточно дифференцирует в своей семантике местоположение и перемещение, то предлог и флексия могут не различать их: Лампа висит над столом и Повесить лампу над столом» (Гак 1988а: 79). При условии выраженности значений «где?» и «куда?» выбором глагола предложно-падежная форма может оказаться семантически избыточной, что, по мнению В. Г. Гака, «позволяет

некоторым языкам (например, французскому) вообще не различать этих понятий в предлогах и наречиях» (Там же: 80).

Нередко наблюдается «двойное выражение локальных отношений: предлогом и префиксом в глаголе: Он перешел через поле: Он вошел в дом\ Он вышел из дома и т.п. Основа глагола, не участвующая в выражении локального отношения, используется для обозначения способа передвижения или других свойств А. Ср.: Машина выехала из города', Зерно высыпалось из мешка', Вода вылилась из бутылки', Змея выползла из норы. В некоторых ситуациях это уточнение избыточно, т.к. показывает дис-позициональный предикат А, входящий в пресуппозицию говорящих, в других же оно существенно, например: Он пришел, а не приехал» (Там же: 81). Под диспозициональным предикатом подразумевается предикат, выражающий значение ситуации, к которой данный предмет предрасположен (машина едет, змея ползет, зерно сыплется, вода льется и т.п.).

4. Лексико-аналитические структуры (ЛАС)

Свойство семантической избыточности ярко проявляется при анализе лексико-аналитических структур (ЛАС), используемых при переводе. По мнению В. Г. Гака, ЛАС «выступают как важное средство переводческих задач, возникающих в тексте. Их структурная особенность состоит в том, что в качестве транспозитора выступает не служебное слово (типа предлога, союза), но знаменательное слово, которое приобретает в данной позиции полуслужебную функцию. Общая формула ЛАС: q + М, где q — компонент словосочетания, выполняющий полуслужебную функцию. Следует различать языковой и речевой десемантизирован-ные элементы. Первый представлен в словосочетаниях и оборотах, входящих в самую языковую систему, например: принимать участие — participer, темнело — I’obscurite tombait. Речевые ЛАС образуются в речи, именно они особенно интересны с точки зрения теории и практики перевода. Ср.: le discours inaugural и речь, произнесенная при открытии1. Одно и то же значение выражено во французском тексте прилагательным, в русском существительным, причем причастие произнесенная семантически избыточно, т.к. его значение содержится в слове речь (всякая речь существует, поскольку она произносится), не влияет на содержание и выполняет строевую функцию, позволяя для определения имени использовать другое имя, поскольку прилагательное типа inaugural в русском языке не существует. Общая структура этой ЛАС: pAq* + N. Аналогичным образом перевести франц. les diners imprudents дословно

7 При вступлении в должность (прим. ред.).

(«неосмотрительные обеды») стилистически неприемлемо, и переводчик использовал ЛАС: обеды, которые они неосмотрительно устраивали, где полуслужебную функцию выполняет глагол устраивать (формула: Уд + Б). В обоих рассмотренных случаях слово десемантизируется в силу своей контекстуальной избыточности: его введение в высказывание определяется не потребностями номинации, но необходимостью организации выражения определенной структуры» (Гак 19886: 389—390).

Среди типов ЛАС, исчисленных В. Г. Гаком, есть некоторые ЛАС, характеризующиеся внутренней семантической избыточностью (т.е. избыточностью одного из компонентов). Таковы, например, (пронумерованные типы соответствуют классификации В. Г. Гака) ЛАС-4 ^ + V- V), ЛАС-5 (V + ^ - V), ЛАС-10 (Ад + N — А), ЛАС-11 (^ + А — А).

«ЛАС-4. N4 + V — V. Используемое в качестве служебного элемента N с| может находиться в отношении тавтологии с V (гремит — гром гремит) ; ср. .II ЪгитаЫ — Моросил дождь (глагол относится только к понятию дождь и даже может самостоятельно выражать соответствующую ситуацию: Моросило). Он может быть в отношениях метонимии или синекдохи с V, выражая часть тела или орудие либо среду, обязательно связываемые с данным действием: Пахло новыми бочками — /,'сиг неп1аН 1е.ч Шппеаих пеи/я. Воздух — естественная среда, в которой распространяется запах.

ЛАС-5. У + ^ — У. Отношения Nд и простой структуры здесь аналогичны предыдущему случаю, с той разницей, что Nс| выполняет формально функцию объекта, а не субъекта. Ср. думать — думать думу (тавтология). Он отвернулся — II йеШита 1е* уеих — отношения синекдохи между субъектом (II) и объектом (1е.ч у еих) и метонимии между V (отвернуться) и NС| (1е.ч у еих).

Поскольку глагол может заменяться существительным путем прямой транспозиции, образуется более пространный ряд синонимов, например: словно снится (V), словно во сне снится (V + №|), словно это сон (К), словно видит сон (Уд + К), из которых автор и переводчик могут сделать выбор: Это, верно, или во сне снится — Се не реи! сНге щ’ип гё\>е» (Тамже: 392).

Согласно В. Г. Гаку, «в ЛАС-4 и ЛАС-5 служебную функцию несут существительные, они получают ее благодаря своей семантической избыточности: они либо тавтологически повторяют глагол, либо указывают на часть субъекта, связанную реально с выполнением соответствующего действия (метонимическая или синекдохическаятавтология)» (Тамже: 391).

«ЛАС-10. Ад + N — А. N семантически соответствует А простой структуры, в качестве Ад употребляются прилагательные или причастия, выражающие с разнообразными оттенками различные общие

значения предиката: наличие (полный чего-либо), отсутствие (лишенный), равенство и соответствие, величину, временные, модальные и иные отношения. Например: ГагЪге couvert de mousse — замшелое дерево', сонные глаза — les yeux encore lourds de sommeil. Нередко служебный характер А подчеркивается его семантической избыточностью вследствие семантического согласования А и N: с намыленной щекой — а 1а joue barbouillee de savon» (Там же: 393). Последний пример требует дополнительного пояснения. О служебном характере прилагательного (также как и о семантическом согласовании с существительным, имеющим значение «мыло») имеет смысл говорить только по отношению к французскому прилагательному (точнее, причастию) barbouillee (букв, ‘испачканная’), тогда как в русском переводе семантический компонент ‘мыло’ как бы инкорпорирован в лексическое значение причастия намыленный (и потому русский перевод всего словосочетания имеет иную смысловую структуру).

По мнению В. Г. Гака, «в предикативной и аппозитивной функции ЛАС-10 могут функционально соответствовать глаголам и синонимичным им развернутым глагольным структурам: des ornieres pleines de pluie — колея, где стояла дождевая вода (Aq + N — N + Vq)» (Там же: 393).

«ЛАС-11. Nq + А — А. В этой с труктуре, в отличие от предыдущей, служебную функцию несет N, оно сем ант и чес к и дублирует слово, характеризуемое всей развернутой ЛАС, выражая предполагаемую заранее параметрическую черту данного объекта. Сравним две структуры: край, богатый хлебом и человек, высокий ростом. В первом случае между понятиями край и хлеб нет обязательных смысловых отношений: богатство страны могло заключаться в иных продуктах. Сравнивая это выражение со свернутой структурой хлебный край, мы убеждаемся в избыточности прилагательного богатый, в его служебной функции в данном выражении. В высказывании человек, высокий ростом между понятиями человек и рост имеются отношения, определяемые пресуппозицией: рост — один из обязательных параметров человека. Поэтому в данном случае это слово выступает как семантически необязательное, оно может быть опущено, ср. высокий человек. Его назначение здесь строевое: дать возможность прилагательному занять место после существительного, к которому оно относится по смыслу, что, по-видимому, определяется потребностями смыслового выделения признака в данном случае. В русском тексте нередко с помощью такой аналитической структуры формируется выражение предикативного признака: Ковалев был чрезвычайно обидчивый человек — II est bon d’observer que Kovaliov etaient extremementsusceptible» (Там же: 393—394).

5. Интерференция при переводе и типы трансформаций

Специальную работу В. Г. Гак посвятил тому, как семантическая экономия и избыточность выступают в качестве средства преодоления интерференции при переводе (Гак 1989: 512-519).

В. Г. Гак исходит из того, что «интерференция при переводе проявляется в воспроизведении в тексте перевода значений и структур, свойственных тексту подлинника. Всякое высказывание можно представить как сумму смыслов, облеченных в определенную языковую форму. Языковая форма может быть троякого рода: лексической, морфологической (части речи и их категории) и синтаксической (функции слова в предложении). Отвлекаясь от морфологических явлений, простейшую фразу Мальчик читает книгу можно репрезентировать формулой [а]1 + [Ь]2 + [с]3, где а, Ь, с выражают смыслы, скобки указывают на границы слова, а цифры — на синтаксические функции слов. В процессе перевода переводчик склонен устанавливать, насколько это позволяют языковые и иные факторы, структурно-семантическое уравнение между высказыванием подлинника и перевода. Так образуется симметричный нетрансформированный перевод, например, той же фразы на французский язык: Legargon [a]1 lit [b]2 ип livre [с]3. Интерференция проявляется в том, что переводчик стремится сохранить структурносемантическое уравнение (типа [а]1 + [Ь]2 + |с| '(> [а]1 + [Ь]2 + [с])3 даже там, где это невозможно по причине языковой специфики и других условий. Преодоление интерференции становится возможным благодаря переводческим преобразованиям (трансформациям). Как и всякие трансформации, переводческие преобразования могут быть троякого рода: они заключаются в перемещении, замене или изменении числа элементов, т.е. в добавлении или опущении компонентов высказывания. Возможны, таким образом, следующие трансформации в рамках упомянутых трех аспектов (смысл, лексика, грамматика)» (Гак 1989: 512).

Согласно В. Г. Гаку, при переводе, вообще говоря, происходят трансформации трех типов. А именно:

«1. Структурная трансформация — замена слова словосочетанием, изменение порядка слов или актантной структуры высказывания и др. Например: Мальчик [а]1 переплыл [Ь.с]2 реку [d]3 -*■ Le gargon [a]1 a traverse [b]2 la riviere [d]3 a la nage [с]4. Здесь русская лексема переплыть репрезентирует два значения: направление движения [Ь] и способ передвижения [с], выраженные во французском высказывании раздельно, сочетанием глагола с обстоятельством.

2. Семантическая трансформация, которая состоит в том, что число слов и их функции не изменяются, но изменяется семантическая структура слова. Например, в определенной ситуации приведенная

русская фраза может быть переведена на французский язык предложением Legargon [a] a traverse [b] la riviere [d], в котором отсутствует компонент [с], подсказываемый лишь ситуацией.

3. Структурно-семантическая трансформация, когда при переводе одновременно имеет место и структурное, и семантическое преобразование. Так, например, если французская фраза Legargon [а] а traverse [b] la riviere [d] a la nage [с] будет переведена по-русски Мальчик [а] переплыл [Ь.с] реку [d] вплавь [с], то в русском высказывании будет отмечено и новое слово, и повторное выражение смысла [с].

Структурная и структурно-семантическая трансформация связаны с явлениями экономии или избыточности, поскольку снятие семы приводит к более экономному описанию ситуации, а введение повторных сем — к избыточности в описании ее» (Там же: 513).

В. Г. Гак предупреждает, что «с проблемой асимметрии (экономии / избыточности) переводчику приходится сталкиваться значительно чаще, чем это может показаться с первого взгляда; эта проблема заслуживает самого пристального внимания, тем более, что точное воспроизведение семантической структуры подлинника может привести к нежелательному буквализму. Для достижения адекватного перевода приходится решать не только задачу: что и как «переобозначить», но и задачу — что добавить или, напротив, опустить при переводе.

Асимметрия (экономия / избыточность) при переводе, как средство преодоления интерференции, может исследоваться в разных ракурсах» (Там же).

В. Г. Гак отмечает, что проблема асимметрии (экономии / избыточности) имеет следующие стороны: 1) отличие асимметрии от симметрических типов трансформации при переводе; 2) соотношение структурных и семантических аспектов асимметрии; 3) причины асимметрии и ее роль в преодолении интерференции» (Там же).

Согласно В. Г. Гаку, асимметрия (экономия / избыточность) проявляется в изменении глубинной семантической структуры высказывания. Он предлагает различать собственно семантическую избыточность и структурно-семантическую избыточность:

«При семантической экономии / избыточности количество элементов в предложении сохраняется, предложения в двух языках могут иметь вполне аналогичную структуру, но для обозначения одного и того же элемента действительности используются номинации разной сложности. При структурно-семантической асимметрии включение или устранение семы связано с добавлением или устранением компонента предложения (слова).

Характерным примером семантической асимметрии является употребление гиперонимов вместо гипонимов и наоборот. Гипоним, в кото-

ром архисема осложнена дополнительными дифференциальными семами, имеет более сложный семантический состав, чем гипероним, содержащий только архисему. Поэтому употребление номинации более узкого объема значения следует рассматривать как избыточность, тогда как использование номинации более широкого значения предстает как более экономический способ выражения. В каждом языке имеются свои закономерности употребления гиперонимов и гипонимов в тексте. Для французского языка характерно употребление при ситуативной ясности и в повторной номинации гиперонима, тогда как русский язык использует гипоним. В этом случае французский способ номинации оказывается более экономичным. В качестве гиперонима выступают местоимения, слова широкой семантики, тогда как в качестве гипонимов используются видовые термины и имена собственные. Например: II s’apergut que I’enfant, arrive a la fin du chapitre, s’etait arrete (Mauriac) = Робер заметил, что Гийу дочитал главу и остановился. Для обозначения одних и тех же элементов ситуации французский автор использует номинации широкого значения (//, I’enfant), тогда как переводчик на русский язык — максимально специализированные обозначения (имена собственные). Здесь и действие обозначено во французском тексте более широкой номинацией, поскольку arrive a la fin могло бы в другой ситуации обозначать, например, дописав главу. Аналогичный пример: Hallait, le matin, I’attendre a I’arrivee du tram (Rolland) = Сутра Пьер поджидал Люс у остановки трамвая. Подобные факты постоянно обнаруживаются и при переводе с русского языка на французский: Медик покачал головою (Гоголь) = L’homme de Vart hoc ha la tete. Примеры на большую семантическую пустоту французских глаголов: Он приказал себе подать небольшое, стоящее на столе зеркало (Гоголь) = II se fit donner le petit miroir qui etait sur la table. Hoc не приклеивался (Гоголь) = le nez n’adheraitpas.

Структурно-семантическая асимметрия состоит во включении или устранении в высказывании слова, причем это слово семантически дублирует другой элемент высказывания. Виды структурно-семантической асимметрии разнообразны; она может наблюдаться при переходе от любого языка к любому другому. Например: Перед подъездом остановилась карета; выпрыгнул... господин в мундире и побежал вверх по лестнице (Гоголь) = Dev ant Г entree ип coupe s’etait ranche;... Un homme en grand umforme bondit... sur le trottoir ets’elanqa en courant dans I’escalier. Пример показывает, что избыточность может быть представлена в обоих языках: в первом случае — в русской фразе (из ситуации ясно, что человек побежал вверх по лестнице, и тем не менее это еще раз отмечается наречием); во втором — во французской фразе избыточно указано, что человек выпрыгнул из кареты на тротуар (это и так ясно из ситуации), если только

не предполагать, что это указание компенсирует русский префикс выв глаголе выпрыгнуть (французский bondir «прыгнуть» сам по себе направления действия наружу не отмечает)» (Тамже: 514—515).

В. Г. Гак подчеркивает, что, хотя относительная экономия / избыточность отмечается в разных языках, в каждом из них проявляется тенденция к употреблению избыточных слов или, напротив, к компрессии, у определенных групп слов и в определенных структурных позициях. Так, «для французского языка структурно-семантическая избыточность характерна в следующих случаях:

— Употребление приглагольных личных местоимений: — Alors, tu у renonces? (Mauriac) — «Значит, ты отказываешься?» Эта избыточность связана с известными особенностями грамматического строя этого языка.

— Указание на говорящего или на воспринимающее лицо (русский язык в этом случае нередко обращается к безличным или пассивным оборотам): l)e temps еп temps seulement, j’entendais ип bruit singulier (Camus) = «Только изредка слышался какой-то странный звук»', Решительно ничего не известно (Гоголь) = Nul не saitce qui s’ensuivit.

— Употребление дополнений при переходных глаголах: Ей-богу, сударь, ходил брить (Гоголь) = Je lejure, Monsieur, j’etais alle raser des clients.

— Выражение части от целого: Будошник еще издали указал ему алебардою, примолвив: «Подыми, вон что-то уронил» (Гоголь) = Un sergentde ville, de sa querite, le lui du bout de sa hailebarde en disant: «Ramasse, tu as fait tomber quelque chose».

К этому случаю примыкает и характерное для французского языка избыточное указание на часть тела (или его действие) при характеризации действия: 1:11 е I’ecoutait se plaindre d’une oreille distraite (Mauriac) = «Онарассеянно слушала сетования своего собеседника».

— Употребление прилагательных, причастий, личных форм глагола в связующей функции, семантически дублирующих другие компоненты высказывания, эти слова фактически используются как средство связи двух существительных, например: сонные глаза (Гоголь) = lesyeux lourds de sommeil', Заметил... квартального надзирателя благородной наружности с широкими бакенбардами, в треугольной шляпе, со шпагою (Гоголь) =

II apergut... I’inspecteur de police de quartier, homme de noble apparence, aux epais favoris, coiffe d’un tricorne et ceint d’une epee\ Крышка табакерки с портретом какой-то дамы (Гоголь = Те couvercle qu’agrementait le portrait d’une dame.

— Логические связки, отражающие концептуальные соотношения между высказываниями: Этот почтенный гражданин находился уже на Исаакиевском мосту (Гоголь) = Notre estimable citoyen, cependant, avait atteintlepontSaint-Isaac» (Там же: 515—516).

С другой стороны, «в русских высказываниях нередко обнаруживаются следующие типы структурно-семантической избыточности:

— Локализаторы, обстоятельства места: М. Bordas decrocha son imper-mieable (Mauriac) = Господин Бордас снял с вешалки непромокаемый плащ', L’enfantse leva vivement (Mauriac) = Мальчик живо вскочил со стула.

— Слова, обозначающие части тела (но в иных позициях, чем это имеет место во французском языке): Он строил в голове планы (Гоголь) =

II batissait lesplans;... Водку, которою вытираю после бритья себе бороду (Гоголь) =... I’alcool dont je те frotte apres etre rase', Почесав рукою за ухом (Г оголь) = Еп se grattant derriere i’oreiile.

— Повтор в ответных репликах слов, заменяющих или подкрепляющих слова-коммуникаты типа да, нет: — Est-ce que Гйе n’estpas attaquee paries Convicts? — Oui (Mauriac) = — Кажется, на остров напали пираты?

— Да, напали.

— Интенсификаторы. Вот некоторые примеры из книги Мориака и ее русского перевода: Je suis rompue = Я совсем разбита', Rappelez vos souvenirs = Вспомните хорошенько ', Elle avait raison = Она была совершенно права', Viens, та cherie = Приезжай скорее, дорогая.

Другие характеристики действия, типичные в данной ситуации, также избыточно выражаются в русском тексте: Serree dans son manteau = Зябко кутаясь', leone entrouvrit la porte = Леона тихонько приоткрыла дверь» (Там же: 516—517).

Причину асимметрии в подобых случаях В. Г. Гак усматривает в семантическом дублировании: «Асимметрия становится возможной благодаря тому, что избыточно употребляемое слово семантически дублирует другой компонент текста, так что этот избыточный элемент содержит сему, уже содержащуюся в другом элементе высказывания, либо непосредственно вытекает из ситуации. Включаемый в высказывание компонент именно потому и становится избыточным, что он не вносит никакого нового содержания в это высказывание. Такой компонент фактически утрачивает свое собственное значение ибо, как писал в «Логико-философском трактате» Л. Витгенштейн, «если знак не необходим, то он не имеет значения» (3.328). Именно это обстоятельство и позволяет строить одинаковые по смыслу высказывания с избыточными элементами или с компрессией. Несемантичность избыточных элементов объясняет условия их появления и цели их использования» (Там же: 517).

Условия возникновения избыточности, по мнению В. Г. Гака, связаны с контекстом и с ситуацией: «избыточность элемента (а следовательно, его использование или устранение при переводе) может устанавливаться в узком контексте, в широком контексте или же по ситуации.

В большинстве приведенных выше примеров проявляется действие узкого контекста — словосочетания или предложения. Мы обнаруживаем семантическое согласование в таких случаях, как поднялся вверх (по лестнице); (U) indiqua du boutde Гhallebarde\ ип homme coiffe d’une tricorne, ceint d’une ёрёе\ почесав рукою за ухом', тихонько приоткрыла', зябко кутаясь и др., где одно слово фактически дублирует или уточняет значение другого, что, собственно, и позволяет опустить или добавить это слово в переводе.

Но в ряде случаев семантическая или структурно-семантическая асимметрия становится возможной лишь благодаря внутритекстовым связям в рамках сложного предложения или более широкого контекста. Например: И хотя ему было совсем несподручно и трудно бриться... однако же... он одолел все препятствия и выбрил (Гоголь) = Et quoiqu’il luifut tres malcommode et difficile de raser,... il vint a bout de torn les obstacles et menu son travail a bien. Замена русского глагола выбрить более отвлеченным, а следовательно и более экономным в семантическом отношении, способом выражения стала возможной благодаря соотнесенности с предыдущим обозначением того же действия. Структура номинаций в русском тексте: [а «брить»] + [а «брить» + b «вы-», т.е. завершить действие], во французском: а + b (компонент а «брить» при второй номинации опускается). Французское выражение mener son travail a bien, обозначающее завершение действия, семантически и функционально равноценно русскому префиксу вы-» (Там же: 517).

Иногда же «асимметрия может быть обусловлена знанием ситуации, как микроситуации, так и более широких фоновых сведений. Например: Elle rit etpassa dans le cabinet de toilette sans fermer la porte (Mauriac) = Леона расхохоталась u прошла в туалетную комнату, не закрыв за собой дверь. Конкретная ситуация показывает, что Леона должна была закрыть дверь за собой, а не за каким-либо другим персонажем, ибо именно она прошла в комнату. Он не заметил... был ли у него сзади какой-нибудь лакей и в какой ливрее (Гоголь) = II пе savait тёте pas si ип valet de pied I’accompagnait et de quelle couleur etait sa 1тёе. Фоновые знания дают возможность в данном случае установить, что определение какая (ливрея) относится именно к ее цвету, ане, например, кфасону» (Тамже: 517—518).

Исходя из функционального (телеологического) подхода к языку, В. Г. Гак особо останавливается на той роли, которую избыточность выполняет в тексте: «Почему автору или переводчику приходится включать семантически ненужные слова, которые в высказывании в другом языке могут быть без ущерба опущены? Эти элементы не имеют собственной семантической функции, и здесь проявляется общий закон функционирования языковых средств. Всякий элемент, не реализу-

ющий необходимо свою семантическую функцию, приобретает вторичную функцию: формальную или стилистическую. Таким образом, элемент, избыточный в плане семантики, становится необходимым в аспекте структуры предложения или стилистики.

К структурным факторам возникновения асимметрии при переводе можно отнести следующие явления:

— Особенности грамматического строя языка; таково, например, избыточное, по сравнению с русским языком, употребление французских местоименных клитиков, необходимых для поддержания двусо-ставности предложения и полноты синтаксических групп.

— Необходимость решения ряда частных конструктивных задач. Например, избыточное указание на часть тела во французском обороте типа ecouter d’une oreille distraite позволяет использовать прилагательное для характеристики действия вместо стилистически менее приемлемого наречия (ср. ecouter distraitement). Избыточное указание на говорящее или воспринимающее лицо, вполне ясное из ситуации, дает возможность использовать во французском тексте предпочтительную в этом языке прямопереходную конструкцию вместо непереходного глагола с инверсией: J’entendais ип bruit = Слышался какой-то шум. В русском языке избыточные элементы, помещаемые между подлежащим и сказуемым, используются нередко для формирования предикативной паузы: Он теперь найден (Гоголь) = II estretrouve.

— Отсутствие в одном из языков возможности употребления слова в определенной грамматической форме с соответствующими сдвигами в значении. Например, Приготовил две головки луку (Гоголь) = (II) prepara deux oignons. Во французском языке сегментация вещественного объекта легко передается использованием артиклей, форм числа (ип sucre = «кусок сахара», ип pain = «хлебец»), в русском языке этот прием употребляется реже и для выражения сегментации используются суффиксы (луковица, хлебец) либо сочетания со счетным словом (кусок сахара, головка лука), откуда и появление добавочного слова в тексте. Французские числительные также чаще выражают производные значения путем простой транспозиции (ип cinq = пятерка; U habite аи cinq = он живет //в доме номер пять), тогда как русский язык опять-таки чаще прибегает к аффиксации и словосочетаниям, откуда и соответствия типа: Требовать двух вещей разом (Гоголь) = Pretendre aux deux a la fois.

К стилистическим факторам относятся особенности речевой нормы (узуса). Норма сама по себе — асемантическое явление, то же относится и к речевой норме — узусу, который отражает асемантический выбор среди синонимических средств выражения. Узус — это «привычки говорения». По-видимому, к особенностям узуса относится частое

употребление в русской речи обстоятельств, ясных из ситуации, типа встать со стула вместо встать, лечь в постель вместо лечь и т.п. К приведенным выше примерам такого рода можно добавить: Et elle sortit (Flaubert) = Иона вышла // во двор // ; Литвинов вышел из дому, погулять немного (Тургенев) = Litvinof... sortit, se promena un pew, Надзиратель вышел за дверь (Гоголь) = L’inspecteur sortit.

Аналогичные «прихоти» узуса, хотя и с другими словами, свойственны и французскому языку. Так, наречия haut «громко», has «тихо» свободно употребляются с глаголом parler. parler haut, bas, но с другими глаголами речи они соединяются обычно лишь с интенсификаторами (tres, assez, tout), отчего происходит избыточное употребление этих интенсификаторов в речи: Громко назвав его племянником (Тургенев) = Еп Г appelant tres haut son cherneveu.

— Потребности интерперсонального общения. Избыточные слова, увеличивая объем высказывания, придают речи менее отрывистый, резкий характер, делают ее более вежливой. Пример этого мы видели в избыточном повторении глагола в ответе: Да, напали. Помимо структурных и стилистических причин избыточные слова оказываются необходимыми для разъяснения реалий при переводе. Гоголь пишет: Он хотел его нос куда-нибудь подсунуть: или в тумбу под воротами, или так как-нибудь нечаянно выронить... Но читатель французского текста может не понять, как вообще можно что-нибудь положить в тумбу, и переводчик уточняет: II aurait voulu glisser le nez quelque part: I’introduire dans le trou d’une borne sous quelqueportail... Так уточняется, что в тумбе (la borne) могла быть пустота. В комментариях к переводу разъясняется назначение этих тумб и говорится, что они были деревянные и полые. Другой пример: Он почувствовал, как будто с него свалилось десять пуд (Гоголь) =

II se sentit d’un coup comme soulage d’un poids de dix pouds. Введенное слово poids (вес) подчеркивает, что пуд — единица веса» (Там же: 518—519).

Рассмотрение подобных примеров приводит В. Г. Гака к выводу, что «у всех случаев и типов экономии / избыточности имеется одна общая сторона: все они противостоят буквализму в переводе, представляют собой яркий пример преодоления переводческой интерференции» (Там же: 519).

6. Формирование косвенных высказываний

Рассматривая закономерности формирования косвенных высказываний как один из важнейших предметов сопоставительной прагматики, В. Г. Гак останавливается на отклонениях от «правила количества», сформулированного Г. П. Грайсом («говори то и только то, что необходимо»): «в высказываниях можно обнаружить элементы, лишние с точки

зрения чистой семантики, которые, однако, передают различные аргу-ментативные функции, служат для выражения вежливости и т.п. Например: Ты знаешь Иванова? Да, я работал с ним десять лет в институте. Здесь последняя часть фразы семантически избыточна, т.к. утвердительная реакция уже выражена словом Да, но она служит для подчеркивания, объяснения и может рассматриваться как косвенное высказывание» (Гак 1992: 572).

В. Г. Гак рассматривает избыточное употребление высказывания как своеобразную разновидность «семантической транспозиции», выступающую в качестве одного из важнейших приемов формирования косвенных высказываний: «Избыточность может быть контекстуальной и ситуационной. В первом случае повторяется уже сказанное раньше, семантически ненужное; оно служит для аргументации или выражения эмоций. Такая избыточность наблюдается при нарушении максимы количества. Во втором случае данный языковой элемент оказывается избыточным в определенной ситуации, приобретает в силу этого переносное значение и часто выступает как средство выражения не только информации, но и эмоциональной реакции на слова собеседника и на факты.

Так, по-видимому, к языковым универсалиям относятся многочисленные фразеологазированные реплики, речевые рефлексы, содержащие глаголы говорения, восприятия, мысли.

Выражение Как, это вы?, обращенное к внезапно появившемуся человеку, не может быть понято в прямом значении, поскольку говорящий прекрасно видит, кто находится перед ним; оно выступает как косвенное высказывание, передающее удивление» (Там же: 573—574). Попутно В. Г. Гак замечает, что «во всех этих примерах сама вопросительная конструкция используется в несобственной функции» (Там же: 574).

Особый интерес представляет собой осуществленный В. Г. Гаком тонкий прагматический анализ того, как используется семантическая избыточность в высказываниях, содержащих речевые рефлексы с речевыми словами (РР):

«Косвенные высказывания образуются в силу различных факторов: нарушения правил языкового общения (в частности постулатов количества и релевантности), семантических транспозиций (в частности избыточности и невозможности дословной интерпретации высказывания), функциональной транспозиции грамматических категорий и модальных слов. Речевые рефлексы создаются главным образом вследствие избыточного употребления речевых слов, а также ввиду невозможности интерпретирования их в прямом значении. Возьмем простейший пример:

— Скажите, пожалуйста, как пройти к музею имени Пушкина? Здесь глагол скажите полностью сохраняет свое значение, но он избыточен,

т.к. тот же вопрос мог бы быть задан и без него: — Как пройти к музею ?.. Согласно общему семиотическому анализу всякий избыточно употребленный в данной ситуации элемент выполняет строевую или стилистическую функцию. В данном случае скажите служит средством организации дискурсивной рамки (оформляя зачин высказывания) и подчеркивания вежливости. В обычном диалоге, когда собеседники слышат и слушают друг друга, нет необходимости во фразах типа: Я говорю тебе; Что ты мне говоришь и т.п. Акт речи представляет собой передачу информации, и, как всякий глагол «давания», глагол речи имеет нормально три актанта: говорящий, адресат и объект (разговора). Уточнение всякого из этих актантов в нормальном диалоге является избыточным, и высказывание в целом получает переносное значение, поскольку оно не может интерпретироваться в прямом значении. Например, Кому ты это говоришь?, сказанное собеседнику, не может быть интерпретировано в прямом значении, т.к. говорящий знает, что речь обращена к нему, и он слышит, что ему говорят. Высказывание становится избыточным семантически, приобретает переносное значение и служит для того, чтобы подчеркнуть, что говорящий знает и так суть того, о чем ему говорят.

Аналогично реплика Вы с кем разговариваете? ж может восприниматься в буквальном смысле, поскольку говорящий отлично знает, кто с ним разговаривает, и данное речение, семантически избыточное, представляет уже не вопрос, но “одергивание” собеседника» (Гак 1994: 686—687).

Семантические функции речевых рефлексов с речевыми словами (РР), проанализированных В. Г. Гаком, весьма разнообразны. Среди них особое место занимает, например, выражение категоричности: «обычно в этой функции избыточно употребляется глагол говорить: Я тебе говорю...', Говорю тебе', Я тебе русским языком говорю!', Кому говорят!', Я тебя спрашиваю!', Слушай, что тебе говорят! Эти РР усиливают иллокутив-ность директивного речевого акта.

Некоторые РР подчеркивают определенность выражаемого содержания, непреложность самого факта. Обычно их внутренняя форма основывается на том, что о данном деле больше и говорить незачем. Таковы: Вот и весь разговор', Больше не о чем говорить', (Вот и) весь сказ', Что долго разговаривать', Этим все сказано» (Там же: 689).

К феномену избыточности В. Г. Гак обращается также в связи с определением предмета ономасиологии. Центральной задачей ономасиологии В. Г. Гак считает изучение внутренней формы высказывания, которая всегда характеризуется избирательностью по отношению к элементам ситуации. В связи с этим он замечает: «Внутренняя форма номинации ситуации (высказывания) определяется отбором элементов ситуации и отношений между ними. Существенным моментом в фор-

мировании номинации-высказывания является проблема экономии и избыточности. Также, как и при выборе внутренней формы слова, некоторые различительные черты и характеристики могут быть опущены, остаться на уровне глубинной структуры, другие, напротив, выводятся в поверхностную с трук туру высказывания» (Там же).

7. Способы устранения избыточности

По мнению В. Г. Гака, в естественных языках распространены разные способы устранения избыточности, к числу которых принадлежит, например, номинализация. «При устранении субъекта и избыточных маркеров лица выражение становится более отмеченным, вследствие чего оно приобретает менее категорический характер» (Gak 1993: 131). «Включение одной пропозиции в структуру другой позволяет выразить ряд семантических пропозиций в рамках одной предикативной структуры, добиться большей компактности средств выражения, вариативности способов выражения, опущения избыточных, повторяющихся элементов значения» (Там же: 136).

При описании (обозначении) одной и той же ситуации экономия и избыточность распределяются между языками различным образом.

«Известный дорожный знак интерпретировался ранее по-русски фразой Тише ход. Дорожные работы, по-французски Ralentir — Travaux ен cours (букв. «Замедлить (ход). Идут работы»), по-английски: Slow. Men at work (букв. «Медленно. Люди за работой»). Ситуация, обозначенная второй частью формулы, включает четыре элемента: (1) Люди + (2) работы + (3) ремонтные + (4) производимые.

Французская формула актуализирует элемент (2) и (4), русская — (2) и (3), английская — (1) и (2). Элемент (2) является константой всех средств выражения, остальные — факультативны, они легко выводятся из ситуации. Работу производят люди, поэтому элемент (1) вытекает из (2), конкретная ситуация имплицирует элементы (3) и (4)» (Gak 1997).

Избирательность языков проявляется, например, и в том, какую внутреннюю форму имеют в них библейские фразеологизмы (БФ), исторически возникшие в результате калькирования внутренней формы одного и того же первоисточника —цитат из Библии. Так, «сопоставление БФ в плане их внешней формы касается единиц, представленных в обоих языках. Расхождения во внешней форме могут иметь количественный или качественный характер.

В первом случае лексико-грамматические расхождения проявляются в добавлении или опущении слова и в связанных с этим трансформациях в структуре предложения: Pays de lait et de тієї (букв, «земля молока и

меда») Земля, где течет молоко имед\ Земля, кипящая млеком и медом (Исх. 3,8); Marque аи front de Cam (пуки, «печать на лбу Каина») Каинова печать (Быт. 4). Слова могут быть опущены или добавлены без ущерба для общего смысла высказывания в силу их семантической избыточности в данном случае» (Гак 1997а: 738).

Особое внимание В. Г. Гак уделил анализу того, как семантическая избыточность используется для передачи эмоций говорящего: «При передаче эмоций денотативная сторона отступает на задний план. Существует языковое правило: если какой-нибудь элемент высказывания является семантически избыточным, то он начинает играть стилистическую или строевую функцию.

Например, в выражении Я видел это собственными глазами слова собственными глазами — избыточны, они ничего нового не вносят в высказывание в семантическом отношении, т.к. человек не может видеть иначе, как собственными глазами. И тем не менее они очень важны в стилистическом отношении, ибо усиливают эмоциональное воздействие фразы. Из этого правила следует обратное явление: всякий семантически избыточный элемент может приобретать эмоционально-стилистическую функцию.

Так, Саша в рассказе Чехова «Невеста» видит приехавшую Надю. Нет нужды говорить о ее приезде, поскольку окружающим это известно. Во фразе:

— Боже мой, Надя приехала, — сказал он и весело рассмеялся. — Родная моя, голубушка! — Саша сообщает фактически не о приезде Нади, а о своем чувстве по поводу этого приезда. Экспрессивная функция высказывания подтверждается эмоциональным употреблением обращения в конце высказывания и комментарием, указывающим на реакцию Саши (весело рассмеялся).

Поскольку при выражении эмоций чисто денотативная функция слов-высказываний теряет свою значимость, высшая интенсивность чувств может быть выражена нейтральной, не относящейся к делу «неуместной» фразой либо вообще бессмысленным набором слов. Эти фразы и слова представляют собой по сути дела косвенные высказывания: не желая или не будучи в силах найти адекватного выражения своему чувству, говорящий «разряжается», произнося какую-нибудь банальность или бессмысленность. Подобное использование косвенных высказываний свойственно, в частности, стилистике Чехова, который широко пользовался косвенными высказываниями для обозначения глубоких переживаний персонажей. Банальные неуместные высказывания, произносимые в момент эмоционального накала, обнаруживаются в речи Астрова, в диалоге Нины и Треплева. Еще один подобный пример дает сцена прощания Вершинина в «Трех сестрах».

Маша (сдерживая рыдания). У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том (...) Я с ума схожу (...) Что значит у лукоморья ?(...) Путаются мысли. И Кулыгин, ее муж, в эту трагическую для себя минуту тоже не к месту заводит разговор о проказах учеников.

Примером словесной бессмысленности, глоссолалии, призванной экстериоризировать с трудом выражаемые чувства, может быть реакция художника Рябовского на неуместное появление Ольги Ивановны (рассказ Чехова «Попрыгунья»):

Художник взял в руки этюд и, рассматривая его, как бы машинально прошел в другую комнату. Ольга Ивановна покорно шла за ним. — Nature morte... первый сорт,— бормотал он, подбирая рифму, — курорт... черт... порт... Аналогичным образом Чехов обозначает и тяжелые переживания самой Ольги Ивановны:

«Nature morte, порт... — думала она, опять впадая в забытье, — спорт... курорт... А как шрек? Шрек... грек... врек... крек. А где-то теперь мои друзья ? Знают ли они, что у нас горе? Господи, спаси, избави. Шрек... грек...».

Аргументация позволяет значительно усилить воздействие эмоционально-оценочного блока на слушающего. Она призвана показать объективность суждений говорящего и убедить слушающего в оценке, которую дает говорящий. Нередко эмоциональная оценка опирается на техническую, отображающую объективные положительные стороны лица (предмета), позволяющие ему выполнять соответствующую функцию:

— И эта хороша у тебя невестка! Все, значит, в ней на месте, все гладенько, не громыхает, вся механизма в исправности, винтов много (Чехов). Эти слова принадлежат мастеру-ремонтнику, который «о каждом человеке или вещи судил только со стороны прочности: не нужен ли ремонт». Аргумент нередко предшествует эмоциональной оценке:

Всю капусту потолкли, окаянные, чтоб вам переколеть, трижды анафемы, язвы, нет на вас погибели!(Чехов).

Усиление аргументации достигается также с помощью «ораторской предосторожности» — оговорок, благодаря которым говорящий выступает как объективный судья, так что повышается доверие к его словам. Такие оговори! формируются по схеме: Он такой-то, но (хотя):

В Ялте познакомился с Леонидом Оболенским. Умный человек, но производит впечатление человека, которого учили, учили и заучили (Чехов).

В этих случаях может проявляться отмечавшийся в риторике «закон инверсии» аргументов, когда оговорка предшествует самому аргументу:

У моей мамы, конечно, есть слабости, — добавила она [Надя], помолчав, — но все же она необыкновенная женщина (Чехов).

В целом эмоционально-оценочное и нейтрально-фактическое проникают в тексте друг в друга, взаимно подкрепляют и усиливают друг друга.

Как отмечалось выше, соотношение между эмотивными и нейтральными блоками может приобретать в тексте различные конфигурации, но наиболее четко показывает назначение эмотивных блоков тот случай, когда отрывок текста начинается и заканчивается эмотивным блоком, а между ним развертывается более нейтрально изложенное повествование. Начальный блок в этом случае дает экспозицию, предупреждает адресата, приковывает его внимание, мобилизует его собственные чувства, в то время как конечный блок подчеркивает итог повествования, причем эмоционально-оценочный компонент придает ему категорический характер.

Соотношение эмотивно-оценочных и нейтральных блоков в повествовании структурировано. Эмотивные блоки являются средством членения текста, они подчеркивают семантику и усиливают психологическое воздействие всего текста на адресата» (Гак 19976).

Можно с уверенностью заключить, что мысли В. Г. Гака о языковой избыточности еще неоднократно смогут стимулировать работу современных и будущих исследователей этой проблематики — столь они содержательны, многоаспектны и разнообразны.

Литература

Апресян Ю. Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика. М., 1997. Выи.35.

Бондарко А. В. Теория значения в системе функциональной грамматики. На материале русского языка. М., 2002.

Войшвилло Е. К. Понятие. М., 1967.

Вундхейлер Л., Вундхейлер А Некоторые понятия логики в применении к синтаксису // Машинный перевод. М., 1957.

Гак В. Г. Обозначение устойчивых предметных отношений в русском и французском языках // Русский язык за рубежом. 1968. №1.

Гак В. Г. О моделях языкового синтеза // Иностранные языки в школе. 1969а.

№4 (переизд.: Гак 1998: 298-309).

Гак В. Г. К проблеме синтаксической семантики (семантическая интерпретация «глубинных» и «поверхностных» структур) // Арутюнова Н. Д. (отв. ред.). Инвариантные синтаксические отношения и структура предложения. М., 19696 (переизд.: Гак 1998: 264—271).

Гак В. Г. Семантическая структура слова как компонент семантической структуры высказывания // Леонтьев А. А. (отв. ред.). Семантическая структура слова. М., 1971а (переизд.: Гак 1998: 466-480).

ГакВ. Г. Язык, орудиеитовар //НДВШ. Филологические науки. 19716. №6 (переизд.: Гак 1998:162-178).

Гак В. Г. К проблеме семантической синтагматики // Шаумян С. К. (отв. ред.). Проблемы структурной лингвистики. 1971. М., 1972а (переизд.: Гак 1998: 272-297).

Гак В. Г. О соотношении языка и действительности // Вопросы языкознания. 19726. №5 (переизд.: Гак 1998: 210-223).

Гак В. Г. Повторная номинация и ее стилистическое использование // Вопросы французской филологии. М., 1972в (переизд.: Гак 1998: 524-536).

Гак В. Г. Высказывание и ситуация // Шаумян С. К. (отв. ред.). Проблемы структурной лингвистики. 1972. М., 1973 (переизд.: Гак 1998: 243—263).

Гак В. Г. Номинализация сказуемого и устранение субъекта // Золотова Г. А. (отв. ред.). Синтаксис и стилистика. М., 1976 (переизд.: Гак 1998: 395—408).

Гак В. Г. К типологии лингвистических номинаций // Серебренников Б. А. (отв. ред.). Языковая номинация. Общие вопросы. М., 1977 (переизд.: Гак 1998:310-364).

Гак В. Г. Повторная номинация на уровне предложения // Золотова Г. А. (отв. ред.). Синтаксис текста. М., 1979 (переизд.: Гак 1998: 545—553).

Гак В. Г. Об использовании идеи симметрии в языкознании // Лексическая и грамматическая семантика романских языков : материалы IV Всесоюзной конференции по романскому языкознанию [11—13 января 1979 г.]. Калинин, 1980 (переизд.: Гак 1998:106—125).

Гак В. Г. К проблеме сопоставительно-типологического анализа речевого акта и текста // Сопоставительная лингвистика и обучение неродному языку. М., 1987а (переизд.: Гак 1998: 629-639).

Гак В. Г. Повторная номинация, ее структурно-организующие и стилистические функции в тексте // Лингвистические и методические проблемы преподавания русского языка как неродного. М., 19876 (переизд.: Гак 1998: 536-545).

Гак В. Г. Об исчислении лексико-синтаксических синонимов. Выражение локальных отношений // Караулов Ю. Н. (отв. ред.). Язык: система и функционирование. М., 1988а (переизд.: Гак 1998: 76-84).

Гак В. Г. Типология контекстуальных языковых преобразований при переводе // Швейцер А. Д. (отв. ред.). Текст и перевод. М., 19886 (переизд.: Гак 1998: 382-395).

Гак В. Г. Семантическая экономия и избыточность как средство преодоления интерференции при переводе // Interferenz in der Translation. Leipzig, 1989 (переизд.: Гак 1998: 512-519).

Гак В. Г. Сопоставительная прагматика // НДВШ. Филологические науки. 1992. №3 (переизд.: Гак 1998: 566-578).

Гак В. Г. Речевые рефлексы с речевыми словами // Арутюнова Н. Д. (отв. ред.). Логический анализ языка. Язык речевых действий. М., 1994 (переизд.: Гак 1998: 662-670).

Гак В. Г. Особенности библейских фразеологизмов в русском языке (в сопоставлении с французскими библеизмами) // Вопросы языкознания. 1997а. №5 (переизд.: Гак 1998: 730-744).

Гак В. Г. Эмоции и оценки в структуре высказывания и текста // Вестник МГУ.

Серия 9. 19976. №2.

Гак В. Г. Языковые преобразования. М., 1998.

Жинкин Н. И. Механизмы речи. М., 1958.

Жинкин Н. И. О кодовых переходах во внутренней речи // Вопросы языкознания. 1964. №6.

Крылов С. А. Некоторые особенности общелингвистической концепции В. Г. Гака // Известия РАН. Серия ЛиЯ. 2004. Т.63. Вып.6.

Крылов С. А. Некоторые особенности лингвистической концепции В. Г. Гака // Язык и действительность. Сб. науч. трудов памяти В. Г. Гака / В. Д. Мазо (отв. ред.). М., 2007.

Падучева Е. В. Наблюдатель и его коммуникативные ранги (о семантике глаголов появиться и показаться) // НТИ, сер.2. Информационные процессы и системы. 1998. №12.

Падучева Е. В. Наблюдатель как «экспериент за кадром» // Слово в тексте и в словаре: Сб. статей к семидесятилетию академика Ю. Д. Апресяна. М., 2000.

Ревзин И. И., Розенцвейг В. Ю. Основы общего и машинного перевода. М., 1964.

Ducrot О. Le roi de France est sage // Implication logique et presupposition linguistique.

Etudes de linguistique appliquee. 1966. №4;

Fillmore Ch. J. Verbes de jugement. Essai de description semantique // Langages. 1970. №17.

Gak Vladimir G. Les relations predicatives a la lumiere de l’asymetrie linguistique // Relations inter- et intra-predicatives. Lausanne, 1993 (переизд.: Гак 1998:125-137). Gak Vladimir G. Problemes d’onomasiologie // Kaleidoskop der Lexikalischen Se-mantik. Tiibingen, 1997a (переизд.: Гак 1998: 199-204).

La linguistique. Guide alphabetique sous la direction d’Andre Martinet. P., 1969.

Prieto L. Messages et signaux. Ch.II. P., 1966.

Summary

The paper provides a detailed analysis of the theoretical approach to linguistic redundancy issues developed by the renowned Russian linguist V. Gak in his works of the 1960s- 1990s. Based on a comparative study of parallel texts (Russian-French and French-Russian translations) the paper considers linguistic sign redundancy in relation to such factors as types of speech situations, contexts for secondary nomination selection in texts, types of lexical and analytical structures preferred by translators, types of semantic transformations, and indirect utterance building patterns.