CC BY
448
УДК 944.041.1
ТРАКТОВКА ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ В ТРУДАХ Ф. МИНЬЕ И Л.-А. ТЬЕРА
Блуменау С.Ф.
В статье дан сравнительный анализ взглядов Ф. Минье и Л.-А. Тьера на Французскую революцию. В ней доказывается, что интерпретация, данная исследователями её первого периода, вопреки сложившемуся в историографии мнению, определенно различалась.
Ключевые слова: историография, Французская революция, Учредительное собрание, социальная интерпретация.
INTERPRETATION OF THE FRENCH REVOLUTION IN THE WRITINGS OF F. MEUNIER AND L.-A. THIERS
Blumenau S.F.
The article presents a comparative analysis of the views of F. Mignet and L.-A. Thiers on the French revolution. It is proved that the interpretation given by the researchers of the first period, contrary to the prevailing historiography, the view was definitely different. Keywords: historiography, French Revolution, Constituent Assembly, social interpretation.
Обычно соседство имен Ф.Минье и Л.-А. Тьера в исторической литературе никого не удивляет. Их близость была обусловлена самой жизнью: приятельскими отношениями, сотрудничеством в редакции газеты «Националь», почти одинаковым возрастом. Оба создавали свои труды о Французской революции в одно и тоже время. Два исследователя придерживались схожих политических воззрений, находясь в оппозиции к возвратившимся, но мало чему научившимся Бурбонам. Они принадлежали к либеральной школе историков эпохи Реставрации. Вместе с О. Тьерри и Ф.Гизо их относили к адептам теории классовой борьбы [10, с.308; 8, с. 29-30]. Эта теория нашла отражение и в интерпретации Минье и Тьером Французской революции. Предполагалось также, что им было свойственно толкование революционного переворота, как предопределенного самим ходом истории. [1, с. V].
Но была ли это устоявшаяся в историографии версия правомерной и насколько? Ответ может дать сравнительный анализ текстов Минье и Тьера, посвященных Революции. В данной статье будет поднят материал, касающийся начального периода революционной истории - времени работы Учредительного собрания ( с мая 1789 по сентябрь 1791 гг.).
Целью Минье было докопаться до глубинных оснований произошедшего. Каждую главу книги он завершал серьезными обобщениями, облегчавшими читателю понимание его логичной и стройной концепции. В выводах к первой - автор соединил такие судьбоносные даты, как 17 и 23 июня, 14 июля и 4 августа 1789 г. Под его пером они представали взаимосвязанными звеньями процесса революционных трансформаций. «17 июня исчезли государственные
сословия и генеральные штаты преобразились в национальное собрание; 23 июня окончилось правительственное влияние монархии, перешедшее к национальному собранию; 14 июня погибла её материальная сила, перешедшая к народу; наконец, 4 августа увенчало эту первую революцию» [11, с.50].
«Ночь чудес» знаменовала собой решительные социальные перемены. «Она расчистила развалины феодализма; она избавила людей от остатков крепостного права, землю - от помещичьих притязаний, собственность простолюдина - от разорения дичью и десятичным налогом. ... Она дала ... возможность подготовить новое общественное и государственное устройство, уничтожив старое» [11, с.50]. Таким образом, Минье подчеркивал социальный характер революции. Это сделается основой «классической» интерпретации Французской революции, у истоков которой стоял великий историк. [17; 4, с.3-4].
Умение выделять главное в череде событий -народных выступлений и парламентских решений -не изменяло Минье. Внимание его было сфокусировано на комплексе преобразований, осуществленных Национальной Ассамблеей. Он обращался к административно - территориальным и судебным нововведениям, военному кодексу, но особенно подробно останавливался на реформах в церковно-религиозной сфере. А те постоянно углублялись, вызывая растущее сопротивление священнослужителей. Поначалу отменили десятину, затем провели секуляризацию церковных имуществ, после чего последовало гражданское устройство духовенства, от которого чуть позже потребовали присягнуть революционным вла-
стям. Подводя итог проделанному, историк необычайно высоко оценивал роль Собрания: « Оно совершило в два года, своими усилиями и неутомимой настойчивостью, величайшую революцию, которую когда-либо видело поколение смертных» [11, с.103].
Однако напрашивается вопрос: почему не удалось закрепить такой успех и довести революционное движение до спокойного и благополучного финала? Для дальнейшего неблагоприятного развития событий определённое значение имели промахи самой Ассамблеи. В целом, положительно характеризуя Конституцию 1791 г., автор все же отмечал, что в соответствии с ней «королевская власть была слишком подчинена власти народной» [11, с.105]. Позднее, в конце XIX в. выдающийся отечественный [3] исследователь М.М. Ковалевский сетовал на то, что по своему содержанию конституционный акт являлся, скорее, республиканским, чем монархическим [9, с.402].
От проницательного взгляда французского учёного не ускользнула роковая роль принятого парламентом декрета о том, что ни один из его депутатов не может быть переизбран в следующий законодательный корпус: «Главнейшая ошибка его (Собрания -С.Б.) заключалась в том, что оно не вверило продолжение революции лицам, её совершившим...» [11, с. 103]. Это привело к резкому обновлению политической элиты, что, в свою очередь, способствовало ускорению революционного процесса.
И всё же решающее значение для конечной неудачи конституционалистов имели не их собственные просчеты, а динамика самой революции. Рассуждая о ней, историк акцентировал внимание на ожесточенных усилиях контрреволюции, подстрекаемой дворянством и духовенством: «Несчастия этих двух классов произошли большей частью от них самих: подкапываясь под революцию сначала в собрании, они впоследствии напали на неё открыто, духовенство посредством внутренних возмущений, дворянство -восстановлением против неё Европы» [11, с.71]. Отсюда - дальнейшая радикализация революции: «Толпа не приобрела бы полновластия, если бы междоусобная война и иностранная коалиция не вызвали её вмешательства и помощи» [11, с.105].
В отличие от Минье Тьер практиковал иные подходы к историописанию. Он даже отчасти предвосхитил позитивистскую методологию. Главную задачу исследователь видел в выстраивании добытых путём анализа источников фактов в «единую цепь событий». Он излагал произошедшее скрупулёзно, во всех подробностях. Отсюда - впечатляющий объём сочинений Тьера. Для времени становления историографии революции он имел немало положительного.
Учёный в деталях описал «революционные дни», особенно 14 июля 1789 г., посвятив событиям вокруг него 18 страниц текста. Ещё подробней он проследил ход дебатов и переговоров о том, как работать депутатам: по сословным палатам или в рамках единого Собрания.
Другая особенность творческого почерка Тьера
- неподдельный интерес к выдающимся деятелям Ассамблеи. Первое место он отводил Мирабо с его пылким темпераментом, ораторским даром, умением развязывать сложные политические узлы. Даже контакты графа с Двором историк извинял. После Ми-рабо по популярности у Тьера следовал Лафайет -благородный и бескорыстный блюститель законов. В мэре Парижа Байи автора подкупали скромность и простота [13, с.165-167, 159-160, 112, 120].
Современная историография, внимательная к ярким личностям, названным Тьером, все же отдаёт предпочтение депутатам - труженикам, формулировавшим судьбоносные декреты парламента и статьи Конституции. В конце XX в. выдающийся французский учёный Ф. Фюре вместе с Р. Алеви подчёркивал: «Мирабо, Сийес, Барнав, Лафайет. занимали авансцену, но основа законодательной работы выполнялась такими людьми, как Туре» [15, р. 1569]. Речь здесь зашла о лидере Конституционного комитета Собрания [16, р. 117] - формирования, которому Тьер уделил лишь несколько строк. По заключению учёника Фюре
- П. Генифе, с осени 1790 г. «члены наиболее важных комитетов, особенно Конституционного, . образовали настоящее правительство Франции» [7, с. 104].
Погружённый в события Французской революции, уделявший много места её крупным фигурам, Тьер, порой «забывал» об обобщениях. Он не хотел навязывать читателям своё субъективное мнение, полагая, что факты сами говорят за себя. Поэтому выводы в его труде случались куда реже, чем у Минье.
Как и последний, Тьер следовал классовой теории. В многотомном сочинении о Революции он обозначил три класса общества той поры: высший, привилегированный - из дворян и духовенства; среднее сословие; народ или толпу. Касаясь хозяйственной деятельности, социальной роли и преуспеяния среднего сословия, автор доказывал правомерность его правовых и политических притязаний: «Промышленная буржуазия, будучи просвещённой и богатой, . обогащала государство своей промышленностью, прославляла его своими талантами, но не получала тех выгод и преимуществ, на которые имела полное право [13, с. 110].
Они завоёвывались в ходе революции. 17 и 23 июня 1789 г. «среднее сословие возвратило себе законо-
дательную власть», 14 июня ему удалось взять «общественные силы в свои руки», а в «ночь чудес» 4 августа и последовавшую за ней неделю «совершилась самая важная реформа революции» [13, с. 133, 157, 173]. В этих характеристиках общественных сдвигов Тьер приближался к Минье.
Но в другом его рассуждения меньше корреспондировали с интерпретацией коллеги. К тому же обнаруживались противоречия в конструкции Тьера, внимание на которых он сам не фиксировал. Терялось соответствие между социальной принадлежностью людей и их политическими устремлениями. Правда у высших классов такого расхождения не наблюдалось: «Члены. дворянства и духовенства выступали только партией» [13, с. 212]. Но иначе обстояло дело с буржуазией. «Собрание и Национальная гвардия составили средний класс нации», - подчёркивал автор [13, с. 283]. Но, обращаясь время от времени к «партийному» составу Конституанты, он писал о «народной партии», «народных депутатах», перечисляя уже названных и других деятелей либерального парламентского большинства. Получалось, что представители среднего сословия защищали интересы широких масс населения. Это вроде расходилось с версией историка, но не с исторической действительностью. Политика Собрания до бегства короля в Варенн удовлетворяла не только пожелания буржуа, но и чаяниям народных слоёв. Поэтому правомерна её оценка в недавней отечественной монографии не как либеральной, а как либерально-демократической [5, с. 15, 190].
Известный баланс между социальным положением и политическими взглядами установился к концу работы Национальной Ассамблеи в связи с вареннскими событиями. Произошла консолидация либеральных сил с целью укрепления конституционной монархии и сохранения Людовика XVI на троне. Тьер уловил этот процесс: «Все подразделения левой стороны (Конституанты -С.Б.), исключая людей, принявших совершенно новое тогда название республиканцев, примкнули к умеренным» [13, с. 279]. Но доказывать данное явление посредством источников и фактов не стал. В наше время вышеупомянутое сплочение проследили, в том числе, и отечественные исследователи [2; 12. с. 24-25]. Действительно, после Варенна левое большинство Собрания, сделавшееся умеренным и представлявшее «средний класс» повело борьбу на два фронта: и против аристократии, и против демократии [13, с.283].
В целом же, классовая интерпретация не проводилась Тьером ни последовательно, ни постоянно. Она уступала место другим объяснениям. По справедливому замечанию исследовательницы творчества
учёного, политические причины Французской революции у него первенствовали над экономическими [14, с.14] и от себя добавим - над социальными.
Вопрос о преобладавшем истолковании революционной истории у Тьера возможно прояснить, обратившись к его раздумьям о противоречиях, вызвавших революцию, о Конституции и её роли для общества. Автор даже согласился с тем, что при Старом порядке уже существовала своеобразная конституция, но лишь такая, которой «могли похвалиться самые варварские народы». Она основывалась на деспотизме: «Король приказывал, подданные повиновались; министры произвольно заключали в тюрьму кого вздумается» [13, с. 137]. А вот подлинная Конституция 1791 г., разработанная Собранием, показала, «каким всеобщим и резко обнаружившим себя было во Франции желание свободы [13, с. 138]. Рассуждая далее о неизбежности революции, историк напоминал, что ей предшествовало «целое столетие злоупотреблений» [13, с. 111]. Таким образом, акцент на политических и правовых причинах революционного переворота ещё раз торжествовал над социальным истолкованием.
И, наконец, вопрос, ранее обращённый к Минье: почему с завершением работы Ассамблеи и одобрением Конституции общественно-политическая жизнь не вошла в мирное русло, а обострилась и события приняли трагический оборот? Тьер, как и его коллега по историческому цеху, также упоминал об отказе законодателей избираться в следующий парламент, но, по его мнению, это решение не имело «таких пагубных действий, как предполагали» [13, с. 285]. В современной же науке указанный декрет считают наряду с бегством короля и расстрелом на Марсовом поле 17 июля 1791 г. важной причиной радикализации революции [7, с. 106; 6, с. 244].
Тьер связывал эту радикализацию со спецификой Французской революции, которую относил к революциям у народов, «долго проявлявших покорность» [13, с. 290]. Такая революция «последовательно захватывает всё общество, до нижайших классов» [13, с.290]. Просвещенные классы... хотят остановиться, но аристократия, с одной стороны, народ - с другой, отвергают такую перспективу. И всё из-за того, что «в одних (привилегированных - С.Б) .засело сожаление об утраченном, в других (низах - С.Б.) - честолюбие; те хотят всё вернуть, а эти - всё отнять, и начинается борьба на истребление» [13, с. 290-291]. Так Тьер объяснял продолжение революции после 1791 г. и то, почему она обретала всё более ожесточённый характер.
Анализ взглядов двух авторов относительно Французской революции свидетельствует, что они далеко не так близки, как утверждалось в научной лите-
ратуре. Минье стремился к созданию логичной, внутренне непротиворечивой концепции и добился этого. Революция у него толковалась как социальная, а период Учредительного собрания как время общественных сдвигов в пользу среднего класса и народных слоёв в их противостоянии с привилегированными.
Что же касается Тьера, то изложение в его мно-готомнике первого периода Французской революции не лишено противоречий. Он назвал классы тогдаш-
него общества, обозначил их интересы. Но с попытками социальной интерпретации в его работе успешно конкурировали представления о революции как о борьбе за свободу, против деспотизма и юридического произвола. Обилие фактов, сведений, данных в капитальном труде Тьера, способствовало приращению знаний о Французской революции, но не сняло противоречий в истолковании последней.
Список литературы
1. Арсеньев К.К. Предисловие // Минье Ф. История Французской революции. СПб., 1901.
2. Блуменау С. Ф. Неудавшееся бегство Людовика XVI и позиция либерального большинства Учредительного собрания Франции // Вестник Брянского государственного университета. 2015. № 2. С. 130-133.
3. Блуменау С.Ф. Отечественная историография Учредительного собрания Великой Французской революции // Вестник Брянского государственного университета. 2016. № 1 (27). С. 21-25.
4. Блуменау С.Ф. «Ревизионистское» направление в современной французской историографии Великой буржуазной революции конца XVIII века. Брянск, 1992.
5. Блуменау С.Ф. Революционные преобразования Учредительного собрания во Франции в 1789-1791 годах. Брянск, 2011.
6. Блуменау С.Ф., Салимон В.Ю. Политические группировки Учредительного собрания революционной Франции (1789-1791). «Левый центр». Брянск, 2016.
7. Генифе П. Политика революционного террора. 1789-1794. М., 2003.
8. Далин В.М. Историки Франции XIX-XX веков. М., 1981.
9. Ковалевский М.М. Происхождение современной демократии. Т.2. СПб., 1895.
10. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 21.
11.Минье Ф. История Французской революции. СПб., 1901.
12.Тырсенко А.В. У истоков французского либерализма. М., 1999.
13.Тьер Л.А. История Французской революции. Т. 1. М., 2015.
14. Филиппова Т.П. Исторические взгляды Луи Адольфа Тьера (1797-1877). Автореферат дисс. канд. ист. наук. Казань, 2011.
15.Furet F., Halevi R. Orateurs de la Révolution française. T.1. Les Constituants. P., 1989.
16.Furet F. et Richet D. La Révolution française. P., 1973.
17. Soboul A. L'historiographie classique de la Révolution française: Sur les controverses récentes // La Pénsée. 1974. № 177.
Об авторе
Блуменау Семен Федорович - доктор исторических наук, профессор Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, [email protected]
