CC BY
31
The tragedy of the creative personality in wartime
Section 2. Literature of peoples of foreign countries
Matsybok-Starodub Natalia Oleksandrivna, Institute of Philology, Taras Shevchenko National University of Kyiv, postgraduate student, the Faculty of Ukrainian Philology
E-mail: [email protected]
The tragedy of the creative personality in wartime
Abstract: This article investigates the actualization of the concept of tragic in the Western Ukrainian women’s prose of the interwar period. The article analyses the short prose works by Olga Duchy-minska, examines the feelings of the creative personality involved in the hostilities. Also this article analyzes in detail the tragedy of the creative personality who wants to create, not destroy.
Keywords: concept of tragic, prose of the interwar period, Western Ukrainian women’s prose, essence of the creative personality, hostilities, desire to create.
Мацыбок-Стародуб Наталия Александровна,
Институт филологии Киевского национального университета имени Тараса Шевченко, аспирантка, факультет украинской филологии
E-mail: [email protected]
Трагедия творческой личности в военное время
Аннотация: В статье исследуются особенности актуализации концепта трагического в западноукраинской женской прозе междувоенного двадцатилетия. На материале малой прозы Ольги Дучиминской рассмотрены переживания творческой личности, вовлеченной в военные действия. Также в статье детально проанализирована трагедия творческой личности, стремя-шейся созидать, а не разрушать.
Ключевые слова: концепт трагического, проза междувоенного периода, западноукраинская женская проза, сущность творческой личности, военные действия, стремление созидать.
На долю О. Дучиминской судьба отвела великое множество испытаний, в том числе и обе мировые войны, и безосновательный арест, и многолетнее отбывание наказания в колонии (по совершенно ложному и целиком сфабрикованному против нее обвинению). Однако писательница даже в самых сложных жизненных ситуациях не опускала рук и оставалась интеллигентной и благородной личностью, о чем свидетельствуют записи исследователя ее биографии Р. Горака: “Все делала с душой, никогда не требуя для себя каких-то привилегий или облегчений” [2, 225], а также заметки редактора-составителя Е. Барана:
“... никогда не роптала на свою судьбу” [1, 3] или академика В. Качкана: “... ничто не выхолостило из ее благородной души гуманистической человеческой сущности” [4, 455].
Показательно, что в литературоведческом исследовании Р. Горака аргументированно идет речь о тонком понимании О. Дучиминской “души персонажа и сочувствии ей”, а художественный мир произведений писательницы видится ученому таким, что “соткан из боли, разочарования, бесполезных ожиданий, надежды, обычного человеческого счастья — всего, что сопровождает человека всю его жизнь” [2, 236].
15
Section 2. Literature of peoples of foreign countries
Совершенно очевидно, что судьба творческой личности в военное время не могла не волновать писательницу, жизненный путь которой был далеко не безоблачным. Новелла “Warum?”, анализу которой посвящена статья, является своеобразной квинтэссенцией философских размышлений
О. Дучиминской на антимилитаристскую тематику. Одну из основных идей произведения совершенно точно подмечает и лаконично формулирует литературовед В. Пахомов: “музыкант-воин не хочет убивать людей-врагов и погибает с этой мыслью” [5, 92].
Стоит отметить, что и название новеллы (“Warum?”), и ее текст насыщены интерсемиотическими перекодировками и ссылками на известные музыкальные произведения: кроме самого произведения “Warum?”, писательница также упоминает “Лунную сонату” Л. ван Бетховена. Дополнительно О. Дучиминская задает ритм и настроение художественного текста новеллы обозначениями темпа музыкальных произведений или отрывков, воцарившихся в окружающем музыканта-воина мире: “Piziccato... Furioso... grave... con fuoco” [3, 37]. Считаем, что каждое такое упоминание позволяет более тонко раскрыть душу главного персонажа, воспринимающего все происходящее исключительно через музыку, тоскующего по красоте мирного существования и воспевающего все живое вокруг.
Новелла “Warum?” начинается с вполне мирной зарисовки, в которой описывается “сонное село” с окружающей его непревзойденной гармонией, где сама “природа расстилает этот вытканный из серебра сувой рукой творца; ткет его в различные узоры; прикрывает, развивает, клонит.” [3, 29]. И очевидной дисгармонией в эту одухотворенную красоту окружающего ночного мира врывается сообщение о необходимости быть постоянно начеку: “Ходят жолнеры там и обратно — километр от них ползает враг по земле, подкрадываясь” [3, 29].
Главный персонаж новеллы писательницей вводится посредством осознания абсурдности любых военных действий, посредством декларации вои-ном-музыкантом своего нежелания участвовать в окружающем его ужасе: “Ему не хочется ни дозора, ни врагов бить, ни войны” [3, 29]. Как ни па-
радоксально, но дозор для творческой личности солдата поневоле — это способ вспомнить то дорогое, что покинуто им в мирной жизни: “Имел старушку-мать и был музыкантом” [3, 29]. Писательница таким образом четко очерчивает круг увлечений из личного пространства своего героя: это родня, это мать как самый близкий и дорогой ему человек, а также склонность к музицированию, без которого теперешний воин просто не представляет своего существования. Чтобы показать, насколько значимыми выступают для будущего воина его доминантные привязанности, О. Ду-чиминская создает в новелле граничный момент разрыва музыканта с домашним очагом, во время которого творческой личности приходится попрощаться со всем, что ему дорого (мать, дом, музыка, мирное существование): “С последним аккордом в душе выехал на войну, убивать людей.” [3, 30]. По всей вероятности, для музыканта это событие становится истинной трагедией, которая и в дальнейшем будет неустанно подтачивать его силы.
Жолнер-музыкант то и дело задается болезненным вопросом о неотвратимости своего участия в массовых убийствах, в его системе морально-духовных ценностей не находится места для подобной жестокости: “И чем они враги себе? [.] Всех людей на свете любил, а теперь говорят ему их ненавидеть. Почему и за что? Он не знает” [3, 29-30]. Основными риторическими вопросами, которые ежеминутно звучат в сознании музыканта, становятся исключительно “Warum?”, “За что?” и “Почему?”. Стоит отметить, что практически весь период своей воинской службы (или большую ее часть) жолнер с чувствительной и впечатлительной душой пытается понять, чем именно отличаются заурядные гражданские убийцы от солдат, призванных служить в рядах регулярной армии, его сознание неустанно взывает: “Почему же их благословляют еще крестом святым на “святое дело” [3, 32]. Но вразумительных ответов, похоже, никто не может и даже не собирается ему предоставить, оставляя все на самотек.
Музыкант кажется совершенно отрешенным от ужаса происходящего, он не просто рискует собственной жизнью, но и, пренебрегая воинскими обязанностями, подставляет тем самым своих сослуживцев.
16
The tragedy of the creative personality in wartime
Буквально каждый ночной дозор воспринимается солдатом-музыкантом посредством мелодичных звучаний: “Нежно, нежно плывет аккорд, заколыхивает, ласкает душу” или так: “Аккорд, аккорд... сильно... и вновь плывет тихо и нежно, как месяц по небу.” [3, 30]. Окружающая природа, вместо пугающих шумов-предостережений, дарует солдату О. Дучиминской непрерывное звучание прелестных мелодий, которые он слышит буквально во всем: то его музыкальное ухо улавливает еле различимое, как “крохотные мушки взяли виолончель и так согласно, гармонично играют , то сверчки берут аккорды смело, светло”, а то и вовсе исключительно для него “невидимый оркестр играет” [3, 32]. В такие моменты единения с природой солдат ощущает свое родство с самим Всевышним, в моменты такого высшего прозрения он осознает, что даже “понимает вполне душу автора музыкального произведения” [3, 32].
Основное чувство, которое болезненно осознает и которым непрестанно мучается музыкант, вынужденный воевать, — чувство собственного бессилия: перед лицом судьбы, вынудившей его оставить свое мирное существование; перед ужасами войны, с которыми ему рано или поздно придется столкнуться; перед злодеяниями, что их, пусть даже непредумышленно, ему, не приученному к жестокости и насилию, предстоит совершить. Воин то и дело теряет самообладание, его душа и естество измучены, навязчивые мысли никак не дают ему покоя: “Больная душа молодого музыканта терпела любовью и безрадостностью против мира и его странных, непонятных, противоречивых правил.” [3, 35].
Однако именно такое неспокойное состояние, местами граничащее даже с безумством, позволяет ему вполне проникнуть в таинство мятежнотревожного музыкального шедевра: “Днесь понял полностью этот болезненный вопрос, который искуплением души толчется в произведении музыкальном — который становился вопросом без ответа” [3, 30]. Похоже, писательница в своем произведении склонна утверждать, что стремление к творчеству ни на минуту не покидает людей с такой тонкой организацией души, как у воина-музыканта, что это стремление приходит с рож-
дением человека и окончательно угасает только с моментом его физической смерти.
Показательно, что в моменты наивысшего напряжения и отчаяния жолнер-музыкант ищет утешения и спасения в Божественной сущности, именно Бога-творца воин просит о воцарении первозданного мира и порядка на земле: “Боже великий, добрый Боже, куда ты подевался? Сошли солнце, разгони тьму ночи, пускай брат брата увидит!” [3, 33]. Следовательно, осознание преступности человеческих деяний настолько велико в воине-музыканте, что даже призрачная надежда на восстановление справедливости силами человеческого разума не зарождается у него.
Фатальной поэзией наполнены роковые минуты смерти жолнера-творца, изображенные писательницей все в том же динамическом ключе: “душа его кричит молчанием, сердце разрывает, от уха отбивается дикий, иронический смех.” [3, 37]. Такими ужасными и в то же время оксюморонными картинами О. Дучиминская категорически подчеркивает, что смерть творческой личности (как и любая другая человеческая утрата во время войны!) — невосполнимая потеря, которую ни забыть, ни оправдать ничем невозможно. Каждая человеческая сущность — уникальна и неповторима, в случае же с гибелью творческой личности из жизни преждевременно уходит не только сам человек, но и целый микрокосм его культурного наследия.
Последние минуты пребывания бренных солдатских останков на грешной земле у О. Дучиминской овеяны чарующим музыкальным сопровождением: “В кустах пел соловей, а волны реки играли марш похоронный для приятелей и врагов. Это была песнь победы соединения людских душ и устремлений, избавленных от тесных уз земной жизни.” [3, 38].
Как видим, неразгаданный мир творческой личности О. Дучиминская изобразила в совершенно неожиданном ракурсе, раскрыв внутреннюю сущность такого человека посредством его пребывания в несвойственной и даже враждебной ему среде (ночные дозоры, военные действия или ожесточенные бои). Главным для автора, наверное, выступало все-таки то, что даже в таких ужасающих обстоятельствах гуманный человек
17
Section 2. Literature of peoples of foreign countries
с тонкой организацией души способен следовать христианским заповедям и сохранять свой человеческий облик.
Беремся утверждать, что О. Дучиминская четко понимала: творческая личность во время ведения военных действий обречена (и эта обреченность воспринималась ею как роковая неизбежность), ведь такого человека чаще всего ожидает либо физическая смерть от вражеской пули, либо морально-духовная кончина от необходимо-
сти убивать собственными руками других людей. Кажется, что более страшным исходом в такой дихотомии и писательнице, и ее персонажам виделся именно второй вариант, а физическая смерть рассматривалась как долгожданное избавление от мучений.
Отметим, что военная тематика в творчестве
О. Дучиминской не доминировала, однако оставленные ею психологически-философские зарисовки полны глубокого смысла.
Список литературы:
1. Баран Е. Об “Избранных произведениях” Ольги Дучиминской/О. Дучиминская. Избранные произведения [сост. Е. Баран, В. Смирнов]. - Ивано-Франковск: Супрун В. П., 2014. - С. 3-7.
2. Горак Р. Крестный путь Ольги Дучиминской/О. В. Дучиминская. Печальный Христос. - Львов: Издательство “Каменяр”, 1992. - С. 220-237.
3. Дучиминская О. В. Печальный Христос/О. В. Дучиминская. - Львов: Издательство “Каменяр”, 1992. - 240 с.
4. Качкан В. “... Я на себя оковы принимала” (О. Дучиминская)/О. Дучиминская. Избранные произведения [сост. Е. Баран, В. Смирнов]. - Ивано-Франковск: Супрун В. П., 2014. - С. 436-465.
5. Пахомов В. Творческое наследие Ольги Дучиминской/В. Пахомов. - Ивано-Франковск: “Факел”, 2001. - 248 с.
Proydakov Arthur Igorevitch, Luhansk Taras Shevchenko National University, postgraduate student, the Faculty of Philology E-mail: [email protected]
The features of urban text in the collection of essays “Here was buried Fantomas” by Yuri Andrukhovych
Abstract: The given article considers the epitome of urban component, which causes structural and semantic shares of the essays from the collection “Here was buried Fantomas” by Yuri Andrukhovych. Interpretation is carried veiled semantic and code information through a prism analysis of elements of the urbanistic text.
Keywords: urban component, text, city, locus, topos, urbanonim, urban text, the language of the city.
At dawn of the new XXI century multilevel process of formation of the Ukraine as a nation was given the opportunity to continue its dynamic growth in the independent functioning. An integral part of the evolutionary progress is the establishment of the center of important cultural and social phenomena in cities, as urban centres have a priority to shape public opinion and new artistic concepts. The original cult of city today acts
as a development generator of various spheres of society.
The reinforcement of the significant role of cities nowadays is determined by the attractiveness of effective implementation of information functions (rapid development of modern technologies and communication means) and the ability to meet financial needs, since in fact a city is becoming the center of science and technology revolution and
18
