CC BY
134
УДК 81 42
Luo Hudie, senior teacher, Department of Russian Language Xi'an Shiyou University (Xi'an Shaanxi, China), E-mail: 1523637388@qq.com
THE TRAGEDY OF SERGEI YESENIN. THE POEM "THE BLACK MAN". Russian national poet Sergei Yesenin's last poem "The Black Man" is analyzed in the article by the bright representative of the Silver Age of Russian poetry, the great Russian national poet Sergei Yesenin. The purpose of the article is to unravel the poet's intention, the philosophical and symbolic meaning of this mystical work. A brief overview of scientific Russian and foreign literature is given, devoted in general to the poet's work and the problem of his psychological fracture in particular, the works from this list formed the basis of the research methodology. The historical and literary context of the epoch in which the work was created is described, some facts of Yesenin's biography are given, which determine the writing of the last poem. When analyzing the poetic text of the poem "The Black Man," known to few readers, a complex of general scientific and philological methods is used: descriptive, cultural-historical, comparative-comparative, compositional, intertextual, conceptual, semantic-stylistic, such stylistic figures as metaphor, epithets, personification, which help to reveal the author's intention, are identified and illustrated. Yesenin's work reflected the diverse, sometimes contradictory features of the Russian character, so further study of his works, especially such mysterious, not very well-known and less popular, as "The Black Man," remains relevant and does not lose its novelty until now. As a result of the research, it is found out that the associations with Yesenin's poem are endless, that it is not only and not so much the poet's confession before death, in which the drama of the inner world is revealed, all the author's heartache that led the great Russian creator to his death, not only a biographical thing, but also the "cry of the poet", pain for the world around him, the poet's view of this world, is a struggle between Good and Evil. The poem "The Black Man" is the result of the poet's creativity. Poetic discourse of Sergei Yesenin is not just poetic texts, it is his socio-cultural and individual experience, his feelings and thoughts, the search for answers to eternal questions.
Key words: "The Black Man", tragedy, death, disappointment, heartache, the good and evil of the world, code signs, poetic discourse.
Ло Худе, ст. преп., Сианьский нефтяной университет, г. Сиань, E-mail: 1523637388@qq.com
ТРАГЕДИЯ С. ЕСЕНИНА. ПОЭМА «ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК»
Статья посвящена анализу последней поэмы яркого представителя Серебряного века русской поэзии, великого русского национального поэта Сергея Есенина «Черный человек». Целью статьи является осмысление различных аспектов трагического, лежащих в основе идейно-содержательного замысла поэмы. В данной работе категория трагического понимается как в собственно-литературном, художественном, эстетическом аспекте, так и в бытийном, философской, экзистенциальном плане. В поэме С. Есенина «Черный человек» эстетический и экзистенциальный планы не только совмещены, но и неотделимы друг от друга. В статье представлен краткий обзор научной литературы, посвященной последней поэме С. Есенина, работы из этого списка легли в основу методологии исследования. При анализе поэтического текста поэмы «Черный человек» применяется комплекс общенаучных и филологических методов: описательный, культурно-исторический, сравнительно-сопоставительный, композиционный, интертекстуальный, концептуальный, семантико-сти-листический. Категория трагического в поэме рассматривается сквозь призму историко-литературного контекста как логический ход эволюции художественного мышления поэта, как воплощение экзистенциального мышления поэта, как форма его осмысления искусства в целом и поэзии в частности. Поэма «Черный человек» - это не только и не столько исповедь поэта перед смертью, сколько итог творчества поэта, логическое, хоть и трагическое, завершение его художественных и жизненных исканий.
Ключевые слова: «Черный человек», трагедия, смерть, разочарование, душевная боль, экзистенциальное, двойничество, новокрестьянская поэзия.
Данная статья посвящена анализу последней поэмы С. Есенина «Черный человек». По определению Н.И. Шубниковой-Гусевой, текст данной поэмы имеет бесконечную «отражательную способность» [1], поэтому любая новая ассоциация, которую вызывает поэма у очередного исследователя, любая новая интерпретация представляется актуальной. Целью данного исследования является анализ различных аспектов трагического в поэме С. Есенина «Черный человек». Основные задачи исследования обусловлены его целью и в общем виде сводятся к определению различных аспектов категории трагического в последней поэме С. Есенина.
Теоретическую значимость работы автор видит, прежде всего, в определенном ракурсе исследования. Поэма «Черный человек» не раз становилась объектом научного исследования, но нам неизвестны работы, в которых поэтика «Черного человека» рассматривалась бы сквозь призму категории трагического. Практическая значимость работы заключается в том, что она может стать основой для дальнейшего научного изучения поэмы. Также элементы исследования могут использоваться в учебной практике.
Категория трагического носит универсальный философско-эстетический характер. Трагическое мироощущение в поэме «Черный человек» отмечают многие исследователи творчества С. Есенина. Так, присутствие драматического начала в поэме (как в литературоведческом, так и в философском смысле) отмечает в своем исследовании «Поэма «Черный человек» в контексте творчества Сергея Александровича Есенина и национальной культуры» С.Н. Кирьянов [2], как выражение личной трагедии в контексте Времени рассматривает поэму Е.В. Курдаков в своей статье «Мифологическая тайна поэта» [3], как текст, написанный поэтом «перед лицом гибели», рассматривает поэму «Черный человек» современник С. Есенина Н. Асеев в своей статье «Плач по Есенину» [4], О.Е. Воронова в научном эссе «Философский смысл поэмы Есенина «Черный человек» (Опыт «экзистенциального анализа»)» интерпретирует «Черного человека» как поэму с экзистенциальной проблематикой [5], аналогичный подход к поэме проявляет и Н.Л. Лейдерман в своей статье «Совестной суд (О поэме С. Есенина «Черный человек»)», который определяет сюжет поэмы как «трагедию души» [6], «монодрамой больной совести» называет поэму С. Есенина Л.В. Чижонкова в своей статье «О зеркальной поэтике «Черного человека» С. Есенина» [7].
Признавая многоплановость понятия трагического, мы отдаем себе отчет в том, что трагическое в жизни и трагическое в литературе - это явления не одного порядка. Категория трагического в литературе (как и в искусстве в целом) носит эстетический характер. Жизненный же трагизм имеет экзистенциальную природу.
Тем не менее, обращаясь к тексту поэмы С.Есенина «Черный человек», мы исходим из предположения, что в тексте данной поэмы экзистенциальное и эстетическое начало имеют общее преломление.
Неслучайно в своем прочтении поэмы многие исследователи применяли биографический подход, видя источники художественного мышления С. Есенина в его личной жизненной драме.
Такой подход мы видим в статье А. Крученых «Черная тайна Есенина» [8], П.Н. Медведева «Пути и перепутья Сергея Есенина» [9] и др.
В известных нам исследованиях поэмы осуществляется различный подход к ее научному осмыслению. Кроме уже упомянутого биографического метода исследования нужно отметить мифостадиальную концепцию Е.В. Курдакова [10], «экзистенциальный анализ» О.Е. Вороновой [11], сравнительно-сопоставительный метод в работе Л.В. Чижонковой [12], комплексный подход в работе С.Н. Кирьянова [13].
В данной статье предпринята попытка, учитывая различные подходы и методы исследования, проанализировать трагическое начало в поэме С. Есенина «Черный человек» на разных формально-содержательных уровнях текста. Объектом анализа станет тематика и проблематика поэмы, ее жанровые особенности, композиционное своеобразие, образная и персонажная системы, а также цветопись в поэме.
Новизну своего исследования авторы данной работы видят именно в этом комплексном подходе к отдельному аспекту поэмы С. Есенина.
В основу методологии данного исследования легли вышеуказанные научные труды для анализа поэмы С. Есенина «Черный человек», нами выбран комплексный подход, вызывающий споры и разночтения, когда используются разные общенаучные и филологические методы: описательный; интертекстуальный и сравнительно-сопоставительный; культурно-исторический; биографический, концептуальный, семантико-стилистический.
Для понимания самой общей исторической канвы, в которой развивалось творчество С. Есенина (как и других поэтов Серебряного века), необходимо вспомнить, что рубеж Х1Х-ХХ веков вошел в истории Европы и России как эпоха модерна.
Модерн в искусстве был обусловлен глобальными экономическими, политическими, социальными процессами: модернизацией, развитием промышленности, строительством железных дорог, окончательным вытеснением помест-но-дворянского класса буржуазией, формированием городской культуры и ее разрывом с патриархальной культурой. В Европе этот процесс начинается еще с началом Нового времени, в XVII-XVШ вв., но к концу XIX - началу XX в. переходит на новый виток.
Однако Россия остается по-прежнему сельскохозяйственной страной, большая часть населения которой проживает в сельской местности и занимается низкопроизводительным крестьянским трудом, между тем крупные индустриальные центры активно развиваются. Крестьянский вопрос остается нерешенным.
Именно в этом эпохальном, глобальном расколе между урбанистическим сознанием модерна и патриархальной, «крестьянской» культурой следует искать самые общие истоки трагического сознания С. Есенина, воплотившиеся в его творчестве в целом и в его последней поэме - особенно.
Серебряный век, в котором жил и творил Сергей Есенин, - это время больших перемен и потрясений, попытки модернизации всего. Как отмечает Н.В. Бар-ковская в своей работе «Поэзия Серебряного века», в своих лучших проявлениях модерн был чувствителен к глубокому драматизму времени, запечатлев причудливые парадоксы бытия человеческого и стремясь создать универсальный образ мира, преисполненный духа музыки [12; 14].
Личность эпохи модерна переживала ощущение неизбежности нового, происходила переоценка ценностей. В поисках новой реальности люди теряли уверенность в сегодняшнем дне, испытывали потребность в идеале и страх отчуждения. Переживания накапливались, наступала опустошенность, отсюда столько трагичных судеб. Во многом мы, дети пограничья, непостижимы; мы не конец века и не начало нового, а столкновение веков в душе; мы - ножницы между эпохами; ни критерии «старого», ни критерии «нового» не могут нас объяснить, -примерно так охарактеризует свое время Андрей Белый [13, с. 170].
Тревожность и эмоциональный накал выливается в бесконечные поиски ориентиров, которые разделяют поэзию на разные, во многом противоречивые направления в литературе. «Их всех объединяло одно главное: осознание своей эпохи как совершенно особой, выходящей за пределы того, что было прежде, в XIX веке... деятельное, действенное отношение к эпохе и ее проблемам» [14; 5].
Двойственность, противоречивость сознания эпохи воплотилась в двух культурно-философских доминантах: в течение декаданса (в котором звучат ощущения упадничества и разочарования, связанные с разрушением старого мира) и модернизма (с которым связано ощущение зарождения нового, предчувствие и ожидание будущего).
Творчество С. Есенина традиционно причисляют к традициям новокрестьянской поэзии, представителями которой были также Н. Клюев, С. Клычков, А. Ширявец и др., т. е. поэты, вышедшие из народной, крестьянской среды. Главными мотивами такой поэзии являются деревня, природа, взаимосвязь человека и природы (сборник Есенина «Радуница», 1926 г.), но после революции С. Есенин стал членом еще одного интересного, но скоротечного литературного направления, возникшего в 1919 году, - имажинизма. Суть имажинизма заключалась в образе, намеренном отказе от четкой описательности для создания исключительного метафоричного образа, метафора здесь - основное средство. В это направление входили участники так называемого «Ордена имажинистов», основателями которого в 1919 г. стали поэт Вадим Шершеневич и Сергей Есенин, в него входили А. Мариенгоф, Р. Ивнев и др., стихи того периода отличались эпатажностью («Хулиган», «Исповедь хулигана»), поэты так рьяно повторяли богоборческую практику большевиков, что советская литература вычеркнула их из своих рядов, в 1924 г «Орден» распался. Но для Есенина это была хорошая школа, он оттачивал свое мастерство.
Мы хотим заметить, как и многие исследователи поэзии Есенина, что термины «новокрестьянская поэзия», а тем более «имажинизм» для Есенина крайне узки, так как они не отражают всей широты и полифонии его творчества.
Для нашей работы также принципиально важен тот факт, что на разных этапах своего творчества С. Есенин, оставаясь собой, примыкал к различным поэтическим школам. Такой художественный поиск поэта, на наш взгляд, также указывает на отсутствие внутреннего единства, на некую раздвоенность художественного мышления поэта.
В такой раздвоенности также можно усмотреть истоки трагизма, который достиг своего апогея в последней поэме С. Есенина.
Даже тот факт, что поэт себя называл «последним поэтом деревни», указывает на некую рубежность, пограничность его самоощущения не только как человека, но и как художника, творца. Двойственность натуры Есенина отмечает и С.Н. Кирьянов в вышеупомянутой работе, ссылаясь на слова супруги Анатолия Мариенгофа, артистки Анны Никритиной: «Умом, сердцем, кровью любил деревню, а был городским человеком» [15].
В известных нам отечественных научных работах, посвященных поэме С. Есенина «Черный человек», она рассматривается как имманентно, так и в контексте всего творчества поэта. Кроме этого, нам известны исследования, в которых указанная поэма включается в различные интертекстуальные контексты.
Так, в рамках творчества поэта рассматривается последняя поэма С. Есенина в работах С.Н. Кирьянова [2] и Е.В. Курдакова [3].
Опираясь на сложившуюся традицию, С.Н. Кирьянов включает поэму «Черный человек» в один семантический ряд с такими произведениями С. Есенина, как историческая поэма «Пугачев», лирический сборник «Москва кабацкая», драматическая поэма «Страна негодяев» и др. При этом ключевым принципом для сопоставительного анализа исследователь считает авторский идеал и его реализацию в указанных текстах. Основным связующим звеном между данными произведениями С.Н. Кирьянов считает явно выраженное драматическое начало.
Конечно, говоря о драматическом начале в «Черном человеке», исследователь имеет в виду прежде всего, драму как род литературы, но, в то же время, не стоит забывать о том, что драма - это род литературы, в основе которой лежат остроконфликтные ситуации, акцентируются общечеловеческие противоречия, т. е. драма призвана в художественной (эстетической) форме воплощать жизненные (экзистенциальные) конфликты.
Сходство с драмой в поэме С.Н. Кирьянов видит в композиционном решении поэмы (наличие четко выраженной завязки - кульминации - развязки), в драматической сжатости и визуализированности конфликта, в наличии временного единства (соединении прошлого и настоящего), катарсическом характере идеи поэмы. Исследователь отмечает высокую эмоциональную напряженность поэмы и гиперболизированность выразительных средств. Также сценичность поэмы связана с формой диалога.
«Монодрамой» называет поэму и Л.В. Чижонкова в вышеуказанной статье [7].
Само название поэмы - это отсылка к одной из «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина: к пьесе «Моцарт и Сальери», это прямая цитата из пьесы, где, как известно, к Моцарту незадолго до его смерти пришел Черный человек заказать композитору реквием:
Я вышел. Человек, одетый в черном, Учтиво поклонившись, заказал Мне Requiem и скрылся. Сел я тотчас И стал писать - и с той поры за мною Не приходил мой черный человек [13].
Рассматривая поэму «Черный человек» в контексте всего лирического творчества поэта, Е.В. Курдаков также вписывает это произведение в определенный ряд. Применяя к творчеству С. Есенина мифостадиальный подход, исследователь выстраивает следующие историко-литературные аналогии: с Россией он последовательно связывает такие категории, как категория Родного, категория Преображенного, категория Поруганного, категория Смертного, чему в художественном наследии С. Есенина соответствуют сборник «Радуница», поэма «Ино-ния», цикл «Москва кабацкая», поэма «Черный человек» [3].
Е.В. Курдаков уверен, что именно мифопоэтический, а не биографический подход позволяет выявить идейное своеобразие «Черного человека».
Тем не менее истоки своеобразия художественного мышления поэта исследователь видит в его детстве, в том, что до семнадцати лет Есенин прожил в деревне, где не мог не впитать естественным образом крестьянскую культуру в ее мифопоэтической сущности. То, что поэт будет обращаться к этой культуре на протяжении всей своей творческой жизни, исследователь считает естественным, одновременно и сознательным, и бессознательным процессом.
Особо отмечает Е.В. Курдаков специфическое, издревле сохранившееся крестьянское отношение к книге как богоданному артефакту. Не противопоставляя христианское и мифологическое начала, исследователь отмечает «непроизвольную мифологичность» названий книг новокрестьянских поэтов: «Радуница», «Голубень», «Преображение», «Сельский часослов» и т. д. - у Есенина, «Братские песни», «Мирские думы», «Песнослов» - у Клюева; «Песни», «Дубравна» -у Клычкова и т. д.)» [3].
Пытаясь выявись истоки естественного мифологизма Есенина, исследователь обращается к автобиографии поэта 1924 г, в которой С. Есенин вспоминает о том, как во времена его детства в его отчем доме часто собирались слепцы и странники, чьи рассказы сформировали его мифопоэтические представления.
Неслучайно Е.В. Курдаков рассматривает поэму как «личный Апокалипсис» Есенина [3], т. е. трагедию Вселенского, Космического масштаба.
Таким образом, категория трагического в поэме «Черный человек» оказывается связанной с религиозно-философской концепцией поэта.
Косвенно этой проблемы касается и Е.В. Курдаков в уже указанной статье. Он выделяет основные религиозно-мифологические символы в образной системе поэта.
Среди таких образов исследователь, в частности, называет Покров Богородицы.
Льется пламя в бездну зренья, В сердце радость детских снов, Я поверил от рожденья В богородицын покров [3].
В свете данной символики движение от крестьянской идиллии к апокалиптическому «Черному человеку» неслучайно, ведь само название книги Иоанна Богослова дословно переводится с греческого как «снятие покрова».
Эсхатологические мотивы, характерные для всего творчества С. Есенина, Е.В. Курдаков считает естественным проявлением мифологического мышления поэта, для которого крушение старого является естественной частью становления нового. Но это естественное восприятие эсхатологического начала мира, характерное для новокрестьянских поэтов и для С. Есенина, в частности, усугубляется, по мысли исследователя, предчувствием собственных трагических судеб.
И в этом - истоки того трагизма, который в полной мере воплотится в «Черном человеке».
Послеоктябрьское время исследователь связывает с ожиданием перемен к лучшему, которые были характерны для крестьянского сознания. На фоне этих настроений у С. Есенина возникает замысел масштабной поэмы с символиче-
ским названием «Сотворение мира». Замысел этот не воплотился в полной мере, но его итогом стало появление нескольких «малых» поэм, таких как «Преображение», «Иорданская голубица», «Инония», «Пантократор», «Кобыльи корабли», «Сорокоуст». Е.В. Курдаков рассматривает эти поэмы как своеобразный цикл, объединенный общей темой преображения мира. Именно в этих поэмах, по мысли исследователя, Есенин сознательно применяет мифологический метод [3].
Но постреволюционные реалии вскоре вступают в противоречие с мифологическими чаяниями новокрестьянских поэтов. Вместо явления возрожденного Бога начинается красный террор, «нечто антибожеское, сатанинское» [3].
Уже в «Сорокоусте» С. Есенина прозвучат те мотивы, которые затем воплотятся в «Черном человеке»:
Черт бы взял тебя, скверный гость! Наша песня с тобой не сживется [16].
Своеобразным мостиком между поэмами несостоявшегося «Сотворения мира» и «Черным человеком» Е.В Курдаков считает «Москву кабацкую», в которой, по мысли исследователя, происходит «перенос» мифостадиальных надежд с Вселенной на самого человека, на его бесприютность в мире и непредсказуемость его судьбы [3].
Причиной и источником трагического пафоса «Черного человека» исследователь видит в том, что «страшный обман подлого и жестокого Времени поэт обернул на себя» [3].
Итак, одним из аспектов трагического в «Черном человеке» можно считать несоответствие «мифологических»/религиозных/патриархальных ожиданий поэта реалиям времени.
К творческой эволюции Есенина, в том числе, и в связи с концепцией «Черного человека» обращается и современник поэта - Ник. Асеев в своем «Плаче по Есенину» [4]. Он также отмечает изменения художественного мышления поэта, рассматривая его как «очищение от архаизмов и славянщины по мере приближения его к зрелости» [30].
Раннее творчество Есенина Асеев рассматривает в контексте «русской поповщины и соловьевского католицизма» [4].
Переломным моментом в творчестве поэта Асеев также считает одну из поэм, возникших на фоне незавершенного «Сотворения мира», - «Инонию», в которой «тема «пантопратора», «вселенского счастья людей» начинает возвышаться над темой «родины», «Руси» [4].
Трагедию, в полной мере реализовавшуюся в поэме «Черный человек», Ник. Асеев рассматривает в биографическом аспекте, видя ее в том, что «биографию свою положил он в основу своей популярности» [4].
Ник. Асеев исследует поэму «Черный человек» в контексте личной драмы С. Есенина, который, по мысли современника, был небесталанным поэтом, но принес свой талант в угоду конъюнктурной популярности. Есенина он воспринимает как человека, «изуродованного своей биографией, испуганного и потрясенного ее непреодолимой гибельностью» [4].
Отвращение к самому себе, регрессивное несоответствие своему времени - вот то, что воплощено для Асеева в Черном человеке - альтер эго поэта.
Таким образом, можно сказать, что трагизм поэмы носит глубоко личный, биографический характер и в то же время связан с ощущением несоответствия передовому духу времени.
Как видим, два представленных подхода (Е.В. Курдакова и Ник. Асеева) при внешнем сходстве (творчество Есенина рассматривается в контексте времени, в соотнесенности с современностью, с эпохой, с привлечением биографического материала) тем не менее приобретают диаметрально противоположную окраску. Если Ник. Асеев утверждает, что Есенин при всем своей чувстве коньюнктурности выпадает из общего идеологического потока в силу внутреннего несоответствия идеалам эпохи, то в концепции Е.В. Курдакова, напротив, эпоха не дотягивает до мифо-религиозного идеала С. Есенина и новокрестьянских поэтов.
Но в любом случае очевидно, что в основе трагедийного конфликта «Черного человека» лежит противоречие между Человеком/личностью и Временем.
Иной аспект интерпретации поэмы «Черный человек», ее проблематики и пафоса предлагает в своей статье «Философский смысл поэмы Есенина «Черный человек» (Опыт «экзистенциального» анализа)» Воронова О.Е. [7].
Уже по названию статьи можно предположить, что ее автор рассматривает поэму (а значит - и трагическое начало в ней) не только в художественном/эстетическом, но и в философском/экзистенциальном аспекте.
В отличие от Ник. Асеева, О.Е. Воронова не считает то, что определялось в творчестве поэта как «упадничество», «есенинщина», отставанием поэта от современности. Напротив, исследователь воспринимает это «отражением объективных духовных процессов, связанных с феноменом «отчуждения» и «самоотчуждения» личности, переживающей драму утраты корней, единства с природой, миром, людьми, отрыв от «почвы» и «веры», других традиционных ценностей» [7].
В противоположность вышеупомянутым исследователям О.Е. Воронова сосредотачивается в своей работе не на осмыслении объективных реалий внешнего мира, художественно осмысленных поэтом, а на субъективном, психологическом начале поэмы, связанным, по мысли исследователя, с тем, что С. Есенин достиг в своем творчестве того, что можно охарактеризовать как способность «в своей поэзии обнажить самые потаенные глубины сознания, уникальность, драматизм и хрупкость индивидуального человеческого существования» [7].
Именно эта особенность художественного мировоззрения поэта позволяет О.Е. Вороновой рассматривать его как поэта с экзистенциальным типом мышления.
Самым сложным в экзистенциальном отношении произведением С.А. Есенина, его духовной автобиографией исследователь считает его последнюю поэму - «Черный человек». Образ лирического героя поэмы О.Е. Воронцова предлагает рассматривать сквозь призму философии Ж.-П. Сартра, поскольку философско-психологическая проблематика поэмы связана с пограничной ситуацией, отражающей феномен несчастного сознания. В образе героя воплощено кризисное состояние человеческого духа, экзистенциальная природа которого до конца не ясна ему самому.
В том же русле экзистенциальной философии объясняет исследователь и появление Черного человека - экзистенциального же двойника героя. Экзистенциальная философия считает, что такие состояния возникают в результате обострения внутреннего дисбаланса сознания личности, вызывая так называемое «этическое беспокойство». В критические моменты это состояние может привести к раздвоению личности, близкому к паранойе. Страх настолько тревожит человека, что преобразует его в самоистязателя, разделенного на палача и жертву, как в смертельной болезни. Состояние «отчуждения» достигает здесь своего предела и становится «самоотчуждением» [7].
Таким образом, трагическое начало поэмы связывается в указанной статье с субъективным опытом трагически глубокого самопознания человека.
Близкие идеи развивает в своей статье «Совестной суд (О поэме С. Есенина «Черный человек»)» Н.Л. Лейдерман [6].
Если С.Н. Кирьянов сравнивал поэму с драмой/трагедией (мы помним, что трагедия от драмы отличается лишь разрешимостью/неразрешимостью конфликта), то Н.Л. Лейдерман определяет поэму «Черный человек» как «ме-тароман». Причем «фабулой этого «метаромана» стала духовная биография личности в эпоху революционной ломки России. А сюжетом - трагедия души, которая прошла по всем ухабам и рытвинам времени: заражалась иллюзиями и преисполнялась надеждами, мучилась жестокими сомнениями и страдала от горьких разочарований» [6].
В драматическом разговоре лирического героя поэмы со своим двойником исследователь видит самый жестокий вариант художественной трансформации традиционного сюжета: это разговор обвинителя с обвиняемым, беспощадный суд над самим собой. Зримым признаком распада личности исследователь считает доведенный до гротескного автопортрет лирического персонажа: Голова моя машет ушами, Как крыльями птица [6].
Такое состояние лирического героя исследователь считает психологической мотивировкой для появления Черного двойника.
К прообразу Черного человека у Есенина обращались многие исследователи его творчества, этого героя поэмы можно соотнести с целым рядом литературных и фольклорных персонажей. Романтический двойник, Тень, Дьявол, Черт, Черный Человек в уже упомянутой трагедии Пушкина «Моцарт и Сальери», Черт в «Братьях Карамазовых» Ф.М. Достоевского и др.
Бесспорно утверждение Н.Л. Лейдермана о том, что «у Есенина этот образ изначально окрашен в инфернальные тона» [6].
Сцену, где лирический персонаж поэмы впервые видит Черного человека, Н.Л. Лейдерман рассматривает как сцену у гроба. Согласно христианской традиции, над гробом усопшего должны читаться молитвы, что, согласно религиозному мышлению, обеспечивает переход души в мир иной. Эта концепция не противоречит и религиозной трактовке поэмы, представленной в уже цитируемой нами работе Е.В. Курдакова. Но, по мысли Н.Л. Лейдермана, в поэме «Черный человек» Есенин предлагает травестийную версию отпевания, своего рода отпевание наизнанку. В устах Черного человека отпевание превращается в речь судебного обвинителя, который вместо псалтыри читает «мерзкую книгу» жизни «прохвоста и забулдыги».
Это позволяет исследователю трактовать первую часть поэмы как «стенограмму судебного заседания» [6].
Неслучайно Н.Л. Лейдерман вспоминает высказывание современника поэта, В.М. Левина о том, что «Черный человек - это судебный следователь по делам всего нашего поколения, так сказать, наш общий «черный человек». Его слова касаются всех наших деяний» [6].
Идея совестного суда раскрывается исследователем через анализ композиции поэмы. Первую часть, как уже было сказано выше, Н.Л. Лейдерман трактует как обвинительную речь, в которой заданы пространственные координаты ада (через мотив «дьявольски» чистого снега и мотив метели, вызывающий ассоциации к эпиграфу «Бесов» Ф.М. Достоевского). Основная мысль этой части (лирический герой - «авантюрист самой высокой и чистой марки» [6]) является естественным порождением «страны самых отвратительных громил и шарлатанов» [6].
Вторая композиционная часть поэмы начинается, как и первая, со слов «Друг мой, я очень и очень болен...», что превращает диалог с Черным человеком в бесконечный мучительный цикл.
В этой части двойник с предельным цинизмом рассуждает о том, что наиболее ценно для лирического героя - о поэзии, а далее - о его жизни, начиная с самого детства. По мысли Н.Л. Лейдермана, портрет героя - ребенка в устах
Черного человека становится ключевым элементом обвинительной речи инфернального прокурора, поскольку строится на разительном контрасте между прошлым и настоящим и позволяет лирическому герою в полной мере почувствовать самоотчуждение. Эта сцена вновь вызывает у авторов работы аллюзии к роману Ф.М. Достоевского «Бесы», где предельным выражением самоотчуждения Н. Ставрогина сначала становится его исповедь, а затем - самоубийство. Ту же логику можно обнаружить и в пронзительной лирической исповедальности «Черного человека».
При этом Н.Л. Лейдерман не считает поэму художественным изображением распада человеческой личности. В своей трактовке поэмы он опирается на концепцию А.С. Субботина, который видел в сюжете поэмы, скорее, последовательное избавление личности от мучающего ее страшного кошмара.
Логику развития лирического героя поэмы Н.Л. Лейдерман видит в том, что изначально Черный человек дистанциирован от лирического героя и выступает в качестве его обвинителя, но во второй части он уже является персонификацией теневой стороны личности лирического героя, а в финале - сливается с лирическим героем, что говорит о принятии героем ответственности за все, в чем его обвиняет Черный человек.
Таким образом, еще одной гранью трагизма поэмы становится трагизм суда человека над самим собой, а ее пафосом - пафос принятия/преодоления (?) теневого начала в самом себе.
Интересная трактовка поэмы представлена, на наш взгляд, в работе Л.В. Чижонковой «О зеркальной поэтике «Черного человека» С. Есенина». Основным объектом данного исследования является принцип зеркальной отражен-ности, лежащий в основе композиционного замысла поэмы [7].
О значимости образа зеркала в творчестве С. Есенина писали разные исследователи. В частности, к этому образу обращается в уже цитируемой нами работе С.Н. Кирьянов [2]. Исследователь говорит о том, что свойства зеркала в лирике Есенина способна принимать любая гладкая поверхность: будь то лужа, гладь пруда или озера и т. п. Лейтмотивность образа зеркала подчеркивает его семантическую значимость в творчестве поэта. Исследователь рассматривает образ зеркала в лирике С. Есенина в контексте концепции М.М. Бахтина и Ж. Лакана, согласно которой в зеркале отражено «я» и «не-я» или «я» и «второе я». Образ же Черного человека исследователь трактует не как «второе я» или даже «не-я», но как персонификацию чужого и чуждого сознания, воспринимающего лирического героя заведомо извне и предвзято. Интерпретируя поэму «Черный человек» в плане нравственной проблематики, исследователь проводит параллель к поэме «Анна Снегина», в которой в контексте антитезы добро/зло, свое/чужое, нравственное/безнравственное для лирического героя оказывается значимой принадлежность к определенному кругу («Ты свой, ты мужицкий, ты наш»). В «Черном человеке» эта необходимость лирического героя приобретает трагическое звучание, поскольку свое и чужое меняются местами. Это обусловливает финал поэмы, в котором, по мысли Н. Лейдермана, лирический персонаж вынужден совершить «доброкачественную деструкцию - естественный ответ на разрушение привычных человеку условий бытия, то есть ответ на деструктивные действия внешней среды - злокачественную деструкцию черного человека» [6].
В указанной работе Л.В. Ч ижоноковой ее автор рассматривает поэму С. Есенина в ее интертекстуальной связи с поэмой А. Ахматовой «Поэма без героя», отмечая общие для этих текстов мотивы двойничества, художественный потенциал образа зеркала и «высокую степень неопределенности персонажей» [7].
Исследователь выделяет в поэме три действующих лица, каждый из которых, по мнению Л.В Чижонковой, представляют собой различные ипостаси образа автора. Первым действующим лицом поэмы является лирический герой. Он наиболее близок автору, определяется через местоимение «я», сравнивается с птицей, рощей, сбрасывающей листья, и с покойником. Второй персонаж - это собеседник первого, это Черный человек, он сравнивается с монахом. Эпитет черный используется по отношению к нему 14 раз. Его можно определить как «этическое Я» автора. Третий персонаж поэмы - это «социальное» или «профессиональное» «Я» автора, известного поэта, которое постоянно сопровождается в тексте негативными этическими оценками - «авантюрист», бездельник и бунтарь, «скандальный поэт» [7].
Библиографический список
В рассуждениях Л.В. Чижонковой можно уловить аналогии между поэмой Есенина и поэтикой драмы/трагедии, где драматическая напряженность возникает из диалога, в котором сталкиваются противоположные этические/нравственные/мировоззренческие концепции.
По мысли исследовательницы, основу композиционной организации поэмы составляют «два словесных поединка 1 и 2 лица по поводу 3-го» [7]. При этом Черный человек последовательно стремится соотнести 1-е лицо с 3-м, т. е. лирического героя со «скандальным поэтом». «Монодрама больной совести», как определяет Л.В. Чижонкова последнюю поэму Есенина, рождается именно из превращения «мальчика с голубыми глазами» в «скандального поэта», «авантюриста» и «забулдыгу», т. е., в определенной мере, из трансформации личности/индивидуального Я в Я-социальное. И образ зеркала играет в этой трагической трансформации ключевую роль. Характеризуя речь Черного человека («бормочет», «гнусавит», «хрипит»), исследователь приходит к выводу, что подобные речевые характеристики подчеркивают необъективность Черного человека в его оценке лирического героя, но в заключение своей работы Л.В. Чижонкова тем не менее приходит к мысли о том, что хотя лирический герой и понимает, что зеркало, которое является своеобразной ипостасью Черного человека, кривое, он все же узнает в нем себя, что оказывается для него жизненной трагедией.
Итак, мы приходим к еще одному аспекту трагического в поэме - это духовный кризис человека, вызванный диалогом с собственным подсознанием, погружением в теневую сторону своего Я.
И в заключение представляется уместным сказать несколько слов о логике цветовой гаммы поэмы. К цветописи Есенина обращались многие исследователи, в том числе и упомянутые в данной работе.
В уже упомянутой работе С.Н. Кирьянова отмечает, что в последней поэме отразилась эволюция цветописи С. Есенина. Как известно, для раннего творчества поэта было характерно преобладание голубой и золотой гаммы -традиционных цветов русской осени и христианской иконописи. Но в работах отечественных исследователей отмечается также и наличие черного цвета, который в ранней лирике Есенина отождествляется, вполне в мифопоэтиче-ской традиции, с матерью - сырой землей. В поэме же «Черный человек» видна динамика от голубо-золотого к черному, от иконописного к инфернальному началу.
Подводя итоги проделанной работе, необходимо признать, что, хотя поэма С. Есенина, несомненно, является художественным воплощением жизненной трагедии (неважно, что лежит в основе этой трагедии - несоответствие человека времени или времени - идеалам личности/поколения, трагическое переосмысление «роковой печати» поэтического дара, экзистенциальное восприятие мира или личная драма), эстетическую составляющую поэмы Есенина нельзя рассматривать вне экзистенциальной/философской составляющей. Категория трагического, лежащая в основе идейного содержания поэмы, имеет многоплановый характер, поэтому любые попытки рассмотрения поэмы в каком-то одном, частном аспекте приводят к ее субъективному истолкованию. Такая субъективность нам видится в противоречивых, взаимоисключающих интерпретациях поэмы, что обнаруживается, в частности, в историческом подходе к поэме, представленном в ряде работ.
В содержательном плане поэмы трагическое представлено в столкновении Личности и Времени, в трагическом ощущении их взаимного несоответствия в мире разочарований и предательства, в мире, который обещал так много, в ощущении драматизма индивидуального человеческого существования, в чувстве утраты корней, в трагическом ощущении разрыва города и деревни, настоящего и прошлого, личного и социального, в противоречии между «Я» и «не-Я», между биографией личной и публичной.
По мнению авторов работы, все эти аспекты дуалистического ощущения мира, ставшие основой трагического мироощущения, воплощенного в поэме, могут быть рассмотрены лишь в комплексе.
Разумеется, в рамках одной статьи невозможно охватить все аспекты трагического, легшие в основу драматизма поэмы, но это дает перспективы для дальнейшего исследования.
1. Шубникова-Гусева Н.И. Поэмы Есенина: От «Пророка» до «Черного человека»: Творческая история, судьба, контекст и интерпретация. Available at: https://www. dissercat.com/content/poemy-esenina-ot-proroka-do-chernogo-cheloveka
2. Кирьянов С.Н. Поэма «Черный человек» в контексте творчества Сергея Александровича Есенина и национальной культуры. Available at: http://www.russofile.ru/ articles/article_34.php
3. Курдаков Е.В. Мифологическая тайна поэта. Available at: http://nash-sovremennik.ru/archive/2015/n10/1510-25.pdf
4. Асеев Н. Плач по Есенину. Available at: http://www.ruthenia.rU/sovlit/c/1026591.html
5. Воронова О.Е. Философский смысл поэмы Есенина «Черный человек» (Опыт «экзистенциального анализа»). Available at: https://voplit.ru/article/filosofskij-smysl-poemy-esenina-chernyj-chelovek-opyt-ekzistentsialnogo-analiza/
6. Лейдерман Н.Л. Совестной суд (О поэме С. Есенина Черный человек). Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/sovestnoy-sud-o-poeme-s-esenina-chernyy-chelovek
7. Чижонкова Л.В. О зеркальной поэтике «Черного человека» С. Есенина. Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/o-zerkalnoy-poetike-chernogo-cheloveka-s-esenina
8. Крученых А. Черная тайна Есенина. Москва, 1926.
9. Медведев П.Н. Пути и перепутья Сергея Есенина. Николай Клюев и Сергей Есенин. Ленинград, 1926.
10. Барковская Н.В. Поэзия Серебряного века. Екатеринбург, 1999.
11. Белый А. На рубеже столетий. Москва, 1930.
12. Сидорина Н. Златоглавый. Тайна жизни и гибели Сергея Есенина. Москва: Классика плюс, 1995.
13. Пушкин А.С. Маленькие трагедии. Москва: Издательство «Детская литература», 2021.
14. Есенин С. Чую радуницу божью... Available at: https://www.culture.ru/poems/44357/chuyu-radunicu-bozhyu
15. Есенин С. Сорокоуст. Available at: https://ilibrary.ru/text/4143/p.1/index.html
16. Есенин С.А. Черный человек. Available at: http://www.museum-esenin.ru/tvorchestvo/766
References
1. Shubnikova-Guseva N.I. Po'emy Esenina: Ot «Proroka» do «Chernogo cheloveka»: Tvorcheskaya istoriya, sud'ba, kontekst i interpretaciya. Available at: https://www.dissercat. com/content/poemy-esenina-ot-proroka-do-chernogo-cheloveka
2. Kir'yanov S.N. Po'ema «Chernyj chelovek» v kontekste tvorchestva Sergeya Aleksandrovicha Esenina i nacional'noj kul'tury. Available at: http://www.russofile.ru/articles/ article_34.php
3. Kurdakov E.V. Mifologicheskaya tajna po'eta. Available at: http://nash-sovremennik.ru/archive/2015/n10/1510-25.pdf
4. Aseev N. Plach po Eseninu. Available at: http://www.ruthenia.ru/sovlit/c/1026591.html
5. Voronova O.E. Filosofskij smysl po'emy Esenina «Chernyj chelovek» (Opyt «'ekzistencial'nogo analiza»). Available at: https://voplit.ru/article/filosofskij-smysl-poemy-esenina-chernyj-chelovek-opyt-ekZistentsialnogo-analiza/
6. Lejderman N.L Sovestnoj sud (O po'eme S. Esenina Chernyj chelovek). Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/sovestnoy-sud-o-poeme-s-esenina-chernyy-chelovek
7. Chizhonkova L.V. O zerkal'nojpo'etike «Chernogo cheloveka» S. Esenina. Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/o-zerkalnoy-poetike-chernogo-cheloveka-s-esenina
8. Kruchenyh A. Chernaya tajna Esenina. Moskva, 1926.
9. Medvedev P.N. Puti i pereput'ya Sergeya Esenina. NikolajKlyuevi SergejEsenin. Leningrad, 1926.
10. Barkovskaya N.V. Po'eziya Serebryanogo veka. Ekaterinburg, 1999.
11. Belyj A. Na rubezhe stoletij. Moskva, 1930.
12. Sidorina N. Zlatoglavyj. Tajna zhizni i gibeli Sergeya Esenina. Moskva: Klassika plyus, 1995.
13. Pushkin A.S. Malen'kie tragedii. Moskva: Izdatel'stvo «Detskaya literatura», 2021.
14. Esenin S. Chuyuradunicubozh'yu... Available at: https://www.culture.ru/poems/44357/chuyu-radunicu-bozhyu
15. Esenin S. Sorokoust. Available at: https://ilibrary.ru/text/4143/p.1/index.html
16. Esenin S.A. Chernyj chelovek. Available at: http://www.museum-esenin.ru/tvorchestvo/766
Статья поступила в редакцию 31.07.22
УДК 82
Nefyodova N.I., postgraduate, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia), E-mail: nefyodova.ni@gmail.com
THE IMAGE OF RUSSIAN OFFICERS OF THE FIRST WORLD WAR ERA IN THE NOVEL "FOR FAITH, TSAR AND FATHERLAND". The article studies the image of the Russian officer in the novel "For Faith, Tsar and Fatherland" by the contemporary author Sergey Gorbatykh, whose texts can be attributed to the body of literature in Russian language as he lives and writes in Argentina since 1998. The relevance of the study resides in the fact that few papers are dedicated to the literature in Russian language in Argentina and to the analysis of the selected author's writings. In this context, it is important to explore a part of Gorbatykh's works and to see if there is a link in the officer's image in his novels with the Russian literature. For this purpose, the author analyses the image of an officer in S. Gorbatykh's novel "For the Faith, Tsar and Fatherland" and examines the works of Russian researchers dedicated to the image of an officer in Russian literature. The method of literary analysis and comparative method are applied in the study. It is concluded that some of the characters are the bearers of positive features of the Russian officers. These characters are close to the images of Russian officers created in Russian literature itself. Others display negative traits which reflect army realities (cowardice, drinking, marauding) as well as emphasize positive traits of the protagonist's personality. The protagonist is a fictional character and belongs to the 'officers at the heart' type of officers in prosaic art of the first third of the 20 c. Findings of this research could be of interest for students and teachers of philological faculties of higher educational institutions, who study Russian literature of the 20 - 21 centuries.
Key words: S. Gorbatykh, Argentina, Russian literature, Russian-language literature, Russophone literature, literature in Russian, image of officer, the First World War.
Н.И. Нефёдова, аспирант, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, г. Москва, E-mail: nefyodova.ni@gmail.com
ОБРАЗ РУССКОГО ОФИЦЕРА ПЕРИОДА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В РОМАНЕ «ЗА ВЕРУ, ЦАРЯ И ОТЕЧЕСТВО» С. ГОРБАТЫХ
Статья посвящена изучению образа русского офицера в романе «За веру, царя и Отечество» современного автора Сергея Горбатых, чьи тексты можно отнести к корпусу литературы на русском языке, так как с 1998 года он живёт и пишет в Аргентине. Актуальность исследования заключается в том, что изучению литературы на русском языке в Аргентине и анализу произведений выбранного автора посвящено мало работ. Представляется важным изучить часть творчества С. Горбатых, проследить наличие или же отсутствие связи образа офицера в романе с автором и текстами собственно русской литературы. Для этого был проанализирован образ офицера в романе С. Горбатых «За веру, царя и Отечество», изучены труды отечественных исследователей, посвя-щённых образу офицера в русской литературе. В работе использовались метод литературного анализа, сравнительно-сопоставительный метод. Сделаны выводы о том, что часть персонажей являются носителями положительных черт русских офицеров. Эти герои близки образам русских офицеров, созданных в собственно русской литературе. Другие же демонстрируют негативные черты, которые отражают армейские реалии (трусость, пьянство, мародёрство), а также подчёркивают положительные черты личности главного героя. Он является вымышленным персонажем, его можно отнести к такому типу офицеров в прозе первой трети XX в., как офицер «по призванию». Результаты данного исследования могут быть интересны студентам и преподавателям филологических факультетов вузов, которые изучают литературу на русском языке XX-XXI вв.
Ключевые слова: C. Горбатых, Аргентина, русская литература, русскоязычная литература, литература русофонии, литература на русском языке, образ офицера, Первая мировая война.
Миграция русскоязычного населения в Аргентину длится более века. При этом «наибольшее в Латинской Америке количество выходцев из России проживает в Аргентине» [1, с. 38]. Однако изучению литературы на русском языке, созданной или изданной в Аргентине в XX-XXI вв., или русскоязычным авторам, которые на протяжении некоторого времени проживали на территории Аргентины в XX веке, посвящено не так много работ (статьи и монография М.А. Кублицкой, статьи, посвященные творчеству Ю. Слепухина, книга из серии ЖЗЛ о И.Л. Соло-невиче, статья М.Н. Мосейкиной о П.П. Шостаковском и т. д.).
По этой причине представляется актуальным выбрать материалом исследования творчество современного автора Сергея Горбатых, который родился в 1959 году в России, в Новороссийске, однако в конце XX в. переехал в Аргентину. Интересно, что именно в этой стране С. Горбатых и начал писать: он является автором цикла исторических романов «Гусарская сага», «Мбрувича», дилогии «Исполнитель», романа-биографии «Исабелита», статей, репортажей, очерков,
рассказов. Часть его произведений опубликована на сайте «Проза.ру», некоторые романы изданы при помощи Мультимедийного издательства Стрельбицкого (ИД «Авалон-Альфа»), которое специализируется на выпуске электронных книг и аудиокниг Некоторые из них опубликованы на сайте «ЛитРес». Стоит отметить, что к творчеству С. Горбатых прослеживается интерес: только на сайте «Проза. ру» у автора на данный момент более 60 000 читателей.
Предметом исследования выбран образ русского офицера в творчестве С. Горбатых. Это обусловлено тем, что значительный корпус текстов автора по-свящён военно-исторической тематике. Кроме того, представляется интересным проследить, соотносится ли образ русских офицеров периода Первой мировой войны в произведениях, написанных за рубежом, с образами офицеров, которые создавались в собственно русской литературе прошлых веков. Теоретическая значимость настоящей работы заключается во внесении вклада в изучение литературы на русском языке Аргентины XXI века. В этом же состоит и её новизна,
