CC BY
61
«ТРАГЕДИЯ ОТТЕРТОСТИ»: О НЕКОТОРЫХ АСПЕКТАХ ТРАНСФОРМАЦИИ СИСТЕМЫ ГЕРОЕВ ПРОИЗВЕДЕНИЙ АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА КОНЦА 20 - 30-х ГОДОВ А.М. Шестерина
Shesterina A.M. “A tragedy of the ousted”: On some aspects of the transformation of the characters system in Andrei Platonov’s literary works of the late-1920s to 30s. The article analyses the material changes of this system within the framework of a person’s self-perception in real life, historical memory and the family.
Герои Андрея Платонова конца 20-х -начала 30-х годов значительно отличаются от героев второй половины 30-х. И отличаются они, прежде всего, направленностью активности, определяющей уже их поведение и личностные характеристики.
В конце 20-х - начале 30-х годов персонажи произведений Платонова живут как в завершенной им в 1933 году и неопубликованной тогда пьесе «14 Красных Избушек, или «Герой нашего времени»: «...Кругом противоречия, а внутри неясность» [1]. Реальная жизнь для этих людей значит не больше, чем попытка постичь ее как мероприятие незаконченное. Внутреннее напряжение, сокровенная работа души в этом направлении порождают в них вечное желание идти куда-то, к чему-то. Не случайно люби-мейший герой Платонова этого периода -странник, путешественник. Однако невозможность постижения реальности (такого постижения, которое удовлетворило бы именно платоновских героев) приводит, как правило, к тому, что герои эти неспособны преобразовать к лучшему окружающий мир. Деятельность таких людей сконцентрирована, преимущественно, в глубине их души. Так, Вощев, герой повести «Котлован» (1929), «...устраняется с производства вследствие слабосильности в нем и задумчивости среди общего темпа труда» [2]. Вся его жизнь охвачена этой задумчивостью. Таким же предстает перед нами Николай Вермо из «Ювенильного моря» (1932) и, казалось бы, антонимичный ему Умрищев, живущий в «тоске неясности» и вместо решения насущнейших проблем мечтающий о воскрешении навсегда ушедшей эпохи Ивана Грозного.
В основном люди, изображенные Платоновым на страницах этих произведений, хотя и пытаются активно взаимодействовать с реальной жизнью, но не понимают и не прини-
мают ее как нечто, безусловно ценное. Герой пьесы «14 Красных Избушек...» ученый всемирного значения, председатель комиссии Лиги Наций по разрешению мировой экономической и прочей загадки Эдвард-Иоганн-Луи-Хоз вообще живет с уверенностью: «Мир существует по поводу одного пустяка, который давно забыт», - и замечает: «...Лишь бы игра не кончалась» [1, с. 339]. Знакомый лозунг: «Что наша жизнь? - Игра». Не всегда ли он от Сатаны? Не этот ли лозунг ставит под сомнение ценность человеческой жизни? Почти дословно он повторится в пьесе Платонова «Лепящий улыбку».
Многих героев Платонова конца 20-х -начала 30-х годов можно назвать жертвами подобной философии. Примерами такого рода изобилует повесть (по авторскому определению «бедняцкая хроника») «Впрок», окончательно доработанная Платоновым в 1931 году и тогда же опубликованная во второй редакции журналом «Красная новь». Герои этой повести, с точки зрения самого писателя, - «душевные бедняки». И бедняцкой хроника определяется не по признаку материального благополучия, а по признаку благополучия душевного. Душа этих героев, действительно, бедна. Она не имеет стержня, не имеет твердой основы. Внутренний конфликт, противоречия, рожденные сердцем и рассудком героев, приводят зачастую к тяжелым последствиям и для них самих, и для окружающих. Думается, поэтому рабочие планы и политика распределения Семена Кучума грешат формализмом, доходящим до абсурда. Поэтому лицо того же Кучума поражает мрачностью, а сердце постоянно скорбит...
Мысли и устремления многих платоновских героев этого периода сосредоточены на внутреннем опыте, реальный мир воспринимается ими в искаженном варианте. Стремясь преобразовать этот мир к лучшему, ге-
рои, чаще всего, не находят верных путей решения проблем. Многие из них остаются как бы невостребованными реальностью. Такое мироощущение в основе своей содержит глубокие переживания писателя, во многом связанные с событиями его личной жизни. В 1936 году Платонов отметит в своей записной книжке: «Трагедия оттертости, трагедия «отставленного», ненужного, когда строится блестящий мир, трагедия «пенсионера» - великая мука» [3].
Однако уже в начале 30-х годов в произведениях писателя все ярче проявляет себя другой герой - человек, мысли и поступки которого ориентированны вовне, человек деятельный и разумный, строящий свою жизнь в соответствии с законами общества. Таков, например, Григорий Михайлович Скрынко из повести «Впрок». Это человек бережливый, смекалистый. В его рассуждениях заключено немало смысла и практического опыта: «Машина же сама говорит, что ей симпатично, а я ее слушаю и норовлю», «проповедуй молотком, а не ртом» [4]. Не случайно герой этот называется Платоновым особо - по фамилии, имени и отчеству. Такого мы в повести больше не встретим. Семен Ефимович Кучум и Владимир Ильич Ленин, имеющие, казалось бы, имя, отчество и фамилию, тем не менее не могут претендовать на такую исключительную оценку. Рассказчик никогда не называет этих героев полностью. Первого героя он именует только «Кучум» или «Семен Кучум», второго - «Ленин». Семеном Ефимовичем Кучума называют лишь бедняки и середняки, стремящиеся записаться в колхоз. «Владимиром Ильичем, товарищем Лениным» называет героя У поев. Поэтому, думается, мы можем говорить об особом значении образа Григория Михайловича Скрынко. И такая исключительность не исчерпывается лишь формой имени. Рассказчик (а может быть и сам Платонов) рассуждает о Скрынко с уважением.
И все же в начале 30-х годов герои подобного рода в произведениях Платонова лишь эпизодичны. Во второй половине 30-х такие личности будут доминировать в творчестве писателя. Они уже не пытаются «выдумать что-нибудь вроде счастья». Герои эти хотят «сделать счастье» (как, например, Назар Чагатаев из повести «Джан»),
Позиция Платонова этого периода ясна: нам нужен такой герой, который освободился бы от «скорлупы» субъективного и пред-
принял бы деятельные шаги на благо, во имя и вместе со своим народом. К такой деятельной, коллективной жизни призывает Федор свою жену Фро из одноименного рассказа (1936). Деятельное начало торжествует и в рассказе Платонова «Семен» (1936), где даже семилетний ребенок посвящает себя труду на благо других людей. Мальчик этот не бесчувственен, как может показаться сначала. Его чувства глубоки и трогательны, но, в отличие от многих героев 20-х годов, ребенок уже сознает свою необходимость в мире людей. И он чувствует, что эта необходимость существует до тех пор, пока он делает что-то, полезное для других.
Многие герои Платонова так или иначе включаются в ритм общего труда. Так, «к своей и общей жизни» возвращается домой демобилизованный красноармеец Никита Фирсов, герой рассказа 1937 года «Река По-тудань». В мыслях и заботах о благе других людей проходит жизнь Ольги, героини рассказа «На заре туманной юности» (1938). Неразрывными узами связан с общим делом старый механик Петр Савельич (рассказ 1940 года «Старый механик»). Не мыслит своего существования без любимой работы машинист Александр Васильевич Мальцев (рассказ конца 1940 года «В прекрасном и яростном мире»). Все это - герои, умом и сердцем выбирающие единственно возможную для них жизнь: вместе и на благо других людей. Так, очевидно, преодолевается Платоновым проблема, наполнявшая произведения 20-х, -проблема одиночества, необходимости каждой человеческой судьбы.
Что же еще, помимо личностной ориентации, отличает героев конца 20-х - начала 30-х годов от героев Платонова второй половины 30-х? То, что во многом делает первых несчастными, а последних - счастливыми, уверенными в своей правоте людьми. Я имею в виду опыт предков, историческую память народа. Герои предшествующего периода чаще оторваны от этой насущнейшей стороны нашей жизни. Да, многие из них помнят или вспоминают свою и чужую жизнь, но эти воспоминания редко становятся решающими в сегодняшнем поведении героев. В этом плане они, как Фома Пухов из повести «Сокровенный человек» (1928), «не одарены чувствительностью». Тема предшествующего опыта возникает в повести, но только как тема личной памяти. Да и в этом случае память не оказывает влияния на по-
ступки героев. Тема же исторического прошлого и вовсе никак не определяет судьбу человека. Такое прошлое, память и духовный опыт народа как бы умирают вместе с героиней другой повести Платонова этого периода -повести «Котлован». Я говорю о женщине «буржуйке», которая завещает своей дочери перед смертью: «Уйди далеко-далеко отсюда и там сама позабудься, тогда ты будешь жива...» [2, с. 107].
Что это за мир нарисован Платоновым в его произведениях конца 20-х - начала 30-х годов, и почему позиция писателя во многом изменится во второй половине 30-х? Сюжет одного из самых значительных произведений этого периода - повести «Джан» - почти целиком опирается на тему памяти, тему опыта народа. Герой этого произведения - Назар Чагатаев, строит свои отношения с народом джан не на основании личного опыта, приобретенных знаний, а на фундаменте того, что помнит его сердце, что подтверждается вековым опытом его народа. Этот герой гораздо ближе связан с чувствами, мыслями и знаниями своих предков. Тема вспоминания звучит в повести постоянным рефреном: «знал эти звуки издавна» [5], «как прежде» (с. 22), «дорога детства» (с. 4), «помнил» (с. 24), «узнавая» (с. 25), «блуждание по своей детской стране» (с. 27) и тому подобное.
Тема исторической и личной памяти затрагивается и в рассказе 1936 года «Третий сын». Мы должны с благодарностью и уважением помнить все добро, принятое нами от людей, - как бы говорит своим поведением третий сын. И мы должны соблюдать испо-кон веку установленный порядок в тех случаях, когда речь идет о глубоких человеческих чувствах, - как бы утверждает старик, который гордится тем, «что его также будут хоронить эти шестеро могучих людей, и не хуже» [6]. Что-то неестественное появляется в поведении людей, когда они пытаются заменить веками накопленные традиции и ценности на искусственно созданные или заимствованные. Мы должны помнить свою историю, свое прошлое и на них опираться сегодня. Таков пафос многих произведений Платонова второй половины 30-х годов. Таковы и его герои. Разрыв с прошлым всегда трагичен. Так, тяготы и лишения привносит в жизнь Ольги, героини рассказа «На заре туманной юности», ее оторванность от прошлого. Детство Ольги как бы отказывается от нее: умирают от тифа родители, девочку
отталкивает от себя тетя. Связи с прошлым разорваны, и это заставляет героиню в один день повзрослеть и превратиться в серьезного, самостоятельного человека. Но сколь тяжелую внутреннюю трагедию переживает она! Утрата родных, семьи... Это актуальнейшая тема для Платонова 30-х.
Герои «Сокровенного человека», «Котлована», «Впрок», «Ювенильного моря», «14 Красных Избушек...» нечасто живут в семье в прямом смысле этого слова. Герои «Джан», рассказов «Глиняный дом в уездном саду», «Фро», «Семен», «Третий сын», «Река Поту-дань», «Старый механик» связаны с семьей нерасторжимыми узами. И это не случайно. По Платонову, семья - первоисточник патриотизма. Отношение человека к Родине заключается в отношении ребенка к своим родителям. Такова мысль, сформулированная писателем в критической статье 1941 года «Детские годы Багрова-внука». С его точки зрения, семья - это сокровищница того самого опыта народа, который так важен для Платонова второй половины 30-х: «...Семья позволяет человеку любой эпохи более устойчиво держаться в обществе, чем если бы не было семейного института; ограничивая в человеке животное, семья освобождает в нем человеческое. ...Семья служит не самоцелью, но питает, как источник, и другие, более широкие и высшие сферы жизни человека. Какие же именно? Чувство родины и патриотизма.
Этому чувству родины и патриотизма человек первоначально обучается через ощущение матери и отца, то есть в семье» [7].
И действительно, произведения Платонова второй половины 30-х годов многократно в художественной форме подтверждают эту позицию писателя. Человек тверд семьей - читаем мы между строк в рассказах «Старый механик», «Третий сын». Семья ограничивает в человеке животное и пробуждает истинно человеческое - один из мотивов рассказа «Фро». Чувство родины первоначально связано с чувством матери - убеждает нас внутренний настрой Назара Чага-таева из повести «Джан».
Итак, в отношении к своим героям Платонов меняется значительно, и меняется в принципиальных вопросах. Его герой второй половины 30-х занят конкретным делом на благо других людей и в работе своей опирается не только на собственные знания, но и на опыт и память народа, и на помощь его
2. Платонов А. Котлован // Платонов А. Там же. С. 70.
3. Платонов А. «Труд есть совесть». Из записных книжек разных лет // Платонов А. Там же. С. 409.
4. Платонов А. Впрок// Красная новь. 1931. № 3. С. 14, 17.
5. Платонов А. Джан // Платонов А.П. Собр.
соч.: В 3 т. М., 1985. Т. 2. С. 22.
6. Платонов А. Третий сын // Платонов А.П.
Там же. С. 177.
7. Платонов А. Детские годы Багрова-внука // Платонов А.П. Там же. С. 329.
8. Платонов А. О «ликвидации человечества» (По поводу романа К. Чапека «Война с саламандрами») //Платонов А.П. Там же. С. 470.
РУССКИЕ ПОСЛОВИЦЫ И ПОГОВОРКИ: НЕ ТОЛЬКО АНДРОЦЕНТРИЗМ А.В. Кирилина
Kirilina A.V. Russian proverbs and sayings: Not only androcentrism. The article looks at the character of the woman in Russian proverbs and sayings.
Материал статьи посвящен образу женщины в русских пословицах и поговорках.
Паремиология находится на пересечении фразеологии и фольклора, что делает изучение пословиц и поговорок весьма значимым с позиции современного лингвокультурологического подхода. Паремиологический фонд русского языка - важный источник интерпретации, так как большинство пословиц -это «прескрипции-стереотипы народного самосознания, дающие достаточно широкий простор для выбора с целью самоидентификации» [1]. Наличие разных возможностей для самоидентификации неоспоримо, однако только анализ большого количества единиц позволяет сделать обоснованный вывод о доминирующих тенденциях и оценках. Для выявления таких тенденций нами проведена сплошная выборка из Словаря живого великорусского языка В. Даля (репринтное издание 1978 года). Словарь содержит около 30 тысяч пословиц и поговорок. Русский паремиологический фонд не ограничивается этим числом, однако мы не выходили за рамки названного лексикографического труда в целях компактности исследования. Выбор словаря также не случаен, так как этот лек-
сикографический труд - зеркало русских культурных стереотипов. При этом для целей работы не существенно, насколько частотной является та или иная пословица или поговорка, поскольку в центре внимания находится кумулятивная функция языка, благодаря которой возможно наблюдение исторически сложившихся аспектов русской ментальности. На следующих этапах исследования возможно сопоставление с современным состоянием русской паремиологии и выявление наиболее частотных единиц.
Принципы отбора и классификации материала:
1. Рассматривались единицы, имеющие гендерную специфику, то есть касающиеся социальных аспектов взаимодействия мужчин и женщин. Пословицы типа С сильным не борись, с богатым не судись не входят в область исследования, хотя можно рассматривать их как выражение андроцентричности в том смысле, что в суждениях общечеловеческого характера, где пол не имеет значения, все же фигурируют преимущественно мужчины; при этом, однако, большое количество пословиц представляет собой неопре-
современников. «Свой дар знаний, свою способность к работе и творчеству всякий человек получает из двух источников: исторического опыта прежних поколений и личного отношения к действительности посредством труда; последнее - личный труд - идет в конце концов в общую историческую сокровищницу, обогащая наших потомков добавочным опытом и познанием действительности...» [8].
1. Платонов А. 14 Красных Избушек, или «Герой нашего времени» // Платонов А. Живя главной жизнью. М., 1989. С. 321.
