CC BY
58
Теоретические проблемы современной экономической науки
Трагедии и стратегии коллективных взаимодействий:
экономико-правовой анализ
А.А. Алпатов
В статье анализируются вопросы демократизации корпоративной собственности. Проанализировано, насколько эффективность работы корпораций, имеющих структуру «простой иерархии», зависит от экономии трансакционных издержек. Доказано, что источники и структура таких издержек слишком противоречивы, а допущение иррациональности поведения экономических агентов стирает разницу в их экономии между корпорациями с «простой иерархией» и «равных участников». Более того, не наблюдается явных преимуществ у первой модели, и ситуация сама по себе не является тупиковой для второй структуры. Предложен подход к оформлению коллективных действий, в котором предпочтение отдается горизонтальному сотрудничеству, принципам самокоординации и самоконтроля, что не характерно для простой ассиметричной корпорации с более жесткой субординацией между собственником и не собственником фирмы. То есть заимствование принципов кооперации коллективных действий корпорацией с распыленной структурой собственности дает нам более высокопрочную и устойчивую конструкцию экономической организации, в которой горизонтальные связи обеспечивают ее эффективность, а механизм вертикального управления - ее мобильность.
Ключевые слова: эффективность корпорации, трансакционные издержки, институциональные ограничения и изменения, проблемы иррационального поведения, коллективная (трудовая) собственность
Для цитирования: Вестник МИЭП. 2014. № 3 (16). С. 56-80.
Институциональные изменения и инерция ментальных структур
На фоне интенсификации различных сфер деятельности и, в первую очередь, производства и сельского хозяйства меняются взаимодействия людей и усложняется среда их обитания, а это, в свою очередь, требует все более сложных институциональных структур, которые позволили бы заинтересованным в них лицам извлекать выгоды из хозяйственного оборота.
Обычно подобная эволюция создает социальные институты, которые делают возможным анонимный, безличный обмен. Однако по мере того как общественная практика порождала все более дифференцированные институты и мировоззренческие системы, вероятность извлечения обусловленных
Алпатов Алексей Андреевич - кандидат юридических наук, доцент кафедры государственно-правовых дисциплин Международного института экономики и права (Волгоградский филиал).
Адрес для корреспонденции: alexei.alpatov@gmail.com.
выгод при более сложных формах обмена оказалась не настолько высокой, как это предполагалось. Кроме того, многие социумы (по разным причинам) на известном этапе заморозили свою институциональную матрицу и не смогли трансформироваться в систему безличного обмена. А становление последнего является предпосылкой более совершенной конкуренции и, соответственно, непременным условием для получения того прироста производительности, который обеспечивают специализация и разделение труда.
Наиболее успешные политические системы порождали гибкие институциональные структуры, способные преодолевать потрясения и перемены, неизбежные даже при удачном развитии событий. Однако их образование - результат длительного процесса. В силу инерционности и консервативности, укоренившихся в отдельных социумах традиций и парадигм мышления добиться высокой адаптационной результативности в короткий срок очень трудно. В то же время обеспечение именно адаптационной (а не алокационной) эффективности является одним из ключевых условий долговременного роста.
Состояние экономики в значительной степени определяется политической системой, в рамках которой создаются «правила игры» и обеспечивается их соблюдение. Культивирование новых неформальных, в расчете для среднего индивидуума, поведенческих норм и правил - это также длительный процесс. Этим также объясняется и то, что формальные правила, заимствованные из другой экономики, часто функционируют иначе, чем в привычных, исходных условиях и не только в силу различия неформальных норм и механизмов контроля. А потому многие «революционные» изменения и проекты, перенесенные на новую почву, на деле оказываются далеко не таковыми.
Известные политические институты сохраняют устойчивость лишь при условии, если их поддерживают заинтересованные в них юридические и физические лица. Но так как решения, принимаемые экономическими агентами, зависят от конъюнктуры и от ментальных моделей, то для успешного осуществления реформ необходимы изменения как институциональной системы, так и мировоззренческих основ общества.
Стало быть, политическая система не может быть стабильной, а экономика зачастую не идет по предначертанному ей пути, если не работает механизм сближения и синхронизации формальных и неформальных правил, а также не прививается адекватный вектору развития стиль повседневного мышления.
Наряду с этим, на наш взгляд, еще более значимым фактором экономического роста является формирование такой институциональной матрицы, которая способствовала бы формированию эффективной структуры прав собственности и обеспечивала бы им надежную защиту. При этом успешное решение данной задачи невозможно без опоры на фундамент, состоящий из гармонично интегрированных экономических и правовых систем.
Права собственности и трансакционные издержки
По мнению I. ШгБЬЫГег, концептуальный каркас экономики права (экономического анализа права), выросшей на стыке экономической теории и юриспруденции, составляют три теоремы: А. Смита, Р. Коуза, Р. Познера [22, с. 2-4].
Согласно теореме А. Смита, добровольный обмен повышает благосостояние участников сделки, поэтому законодательство должно всемерно поощрять обмен, устраняя всякого рода барьеры и обеспечивая самую эффективную юридическую защиту контрактов, заключенных на добровольной основе.
Согласно теореме Р. Коуза, все возможности для взаимовыгодного обмена полностью исчерпываются самими заинтересованными сторонами при условии, если трансакционные издержки равны нулю, а права собственности точно специфицированы. Соответственно, помимо устранения искусственных барьеров и обеспечения прав, в задачу законодательства входит также формирование оптимальной структуры прав собственности на все ресурсы, имеющие экономическую ценность.
Согласно теореме Р. Познера, когда трансакционные издержки положительны (то есть когда на пути обмена встают объективные преграды, не позволяющие достичь необходимых результатов), различные варианты распределения прав собственности оказываются неравноценными по отношению к интересам общества.
Демократизация (деконцентрация) собственности предполагает деятельное участие всех лиц, занятых трудом в совместных переговорах и решениях. Расширение трансакционного поля и приумножение количества трансакций, с точки зрения представителей школы «Экономического анализа права», увеличивает «трение», иными словами возрастают издержки корпорации. По их мнению, фирма (корпорация) - иерархическая структура, в отличие от рынка, управляется не двусторонними горизонтальными контрактами, а прямыми вертикальными директивами, в результате обеспечивается экономия трансак-ционных издержек.
Д. Норт, обращаясь к идее трансакционных издержек, заметил, что в течение 200 лет выгоды от углубления специализации и разделения труда составляли краеугольный камень экономической теории, и лишь благодаря применению анализа издержек-затрат, возникающих в процессе экономического обмена, трансакционный подход потеснил постулаты традиционной теории, полученные экономистами из рук А. Смита [2, с. 45].
Проблема трансакционных издержек была поднята в книге Р. Коуза «Природа фирмы» (1937). С одной стороны, многообразный мир отношений и связей между агентами фирмы был представлен в качестве «черного ящика», в который входят ресурсы, а выходят готовые продукты. С другой стороны, несмотря, казалось бы, на объявленный агностицизм объекта исследо-
вания, была совершена попытка заглянуть внутрь «ящика». В результате родилось предположение, что лишь ассиметричные (вертикальные) отношения минимизируют трансакционные издержки.
Как известно, для представителей школы «Экономического анализа права» именно последние являются наиболее серьезным препятствием на пути к экономической эффективности, поэтому в идеале они должны быть равны нулю. Если провести параллель с физическим миром, то это будет нечто из области фантастики, поскольку практически исчезнет трение.
Оперируя сугубо условной аналогией, думается, что реализовать «условия Коуза» в реальном экономическом мире также вряд ли возможно, хотя не исключается приближение к ним в тех случаях, когда благодаря рыночному арбитражу и эффективным механизмам обратной связи устанавливается нечто большее, чем лишь совершенная конкуренция. Скорее всего, на практике такой идеал будет недостижим. В 1970 г. Д. Норт и Дж. Уоллис показали, что даже в экономике США (одной из самых рыночных и развитых в мире) на долю трансакционного сектора приходилось 45% ее ВНП [40, с. 95-162].
Взяв за основу вывод о значительной величине «трения» в экономике, надо полагать, что трансакционные издержки неизбежны при любых условиях. Конечно, определенную роль в снижении издержек играют эффективные экономические рынки, которые минимизируют затраты на процедуры спецификации (измерения) ценностных характеристик товаров и услуг (их физические атрибуты или прикрепленные к ним права собственности), а также характеристик поведения самих агентов. Но все равно нельзя полностью исключить издержки по контролю соблюдения условий трансакции.
Разумеется, измерение каких-либо экономических актов, параметров, факторов - дело дорогостоящее, но в качестве подспорья в помощь рыночному механизму используются стандартные критерии и социально-экономические институты. Так, физические предметы обладают объективными свойствами (размер, вес, цвет и т.д.), а права собственности конкретизируются в строгих юридических терминах и гарантируются судебной системой в принудительном порядке.
Однако коллективное принятие корпоративных решений может оказаться еще одной каплей дегтя в бочке меда, поскольку возрастание численности субъектов трансакций, расширение правового поля участия и ступенчатость согласования интересов могут негативно отразиться на оперативности и экономичности совершения сделок в корпорации. Хотя и не утрачивается главное достоинство «зонтичного контракта» - одностороннее директивное управление из единого центра - тем не менее, процедурная и содержательная часть процесса принятия решений может отрицательно отразиться на результативности экономической организации.
Обозначенная позиция побуждает нас еще более скрупулезно проанализировать тот эффект, на который была сделана ставка при внедрении экономико-правового механизма демократизации собственности. А именно: не
окажутся ли на самом деле наши усовершенствования системы прав собственности обременительными для социально-экономической системы?
О. Williamson в книге «Рынки и иерархии» провел сравнение эффективности двух форм экономической организации: неиерархической - «группы равных» (peer group) и «простой иерархии». С его точки зрения, со времен Промышленной революции первая форма в конкурентной борьбе проигрывает капиталистической (иерархической) фирме и практически не развивается. Эффективность последней достигается посредством ликвидации двух принципиальных ограничений, присущих «группе равных», - высоких издержек процедуры коллективного принятия решений, проблемы «безбилетника», связанной со склонностью агентов фирмы к оппортунизму, перегруженностью каналов коммуникаций и ограниченной рациональностью [42, с. 54].
Кроме того, в другом, более позднем своем произведении O. Williamson, помимо отмеченных источников трансакционных издержек, выделяет еще одну их составляющую, также связанную со склонностью к оппортунистическому (нечестному) поведению - специфичность хозяйственных активов [6, с. 49-53].
O. Williamson отмечал, что возможности индивидов собирать и обрабатывать информацию об окружающем мире являются ограниченными, и поэтому они не могут точно отразить все будущие события в своих контрактах. Используя неполноту контрактов, агенты, являющиеся собственниками специфичных активов, часто пользуются монопольным положением по отношению к другим лицам и предпочитают вести себя «эгоистически», даже в ущерб явным выгодам от кооперации. Они могут прервать отношения с фирмой и унести с собой большую часть прибыли, созданную в кооперации со своими контрагентами, либо же, сохраняя долгосрочные отношения, скрывают информацию, неоправданно завышают или занижают цены, по которым они продают контрагентам или покупают у них свои продукты, и снижают качество работы. В большей степени склонными к оппортунизму являются собственники наиболее ценного для данной компании человеческого и физического капитала.
Так, например, работники, обладающие специфичными профессиональными активами, могут позволить себе торговаться с предпринимателями относительно повышенной доли «совместной ренты», ставя тем самым под угрозу их инвестиции в необходимое оборудование и снижая эффективность всей системы производства. Понимая это, собственники физических активов создают специальную институциональную структуру управления контрактами, которая контролирует деятельность наемных работников и менеджеров, исключающую оппортунистическое поведение, и вводят систему долгосрочного стимулирования для того, чтобы привязать работников к организации [42, с. 82-105].
Таким образом, в структуре корпоративных отношений, подмеченной О. Williamson, механизм цен как основной регулятор трансакций между част-
ными независимыми агентами уступает место административному властному подчинению наемного труда собственнику-работодателю. Тем самым приобретает более отчетливые контуры подозрение в том, что внедрение деконцен-трированной коллективной собственности ведет к усложнению и удорожанию процесса согласования принимаемых решений, что, возможно, повлечет дополнительные потери времени и другие трансакционные издержки (в терминах упомянутых авторов).
В то же время конфликт, вытекающий из специфичности активов, в условиях экономической организации с коллективной собственностью может приобрести другой оттенок и существенно смягчить проблему оппортунистического поведения. Кроме того, ведь сама организационная структура корпорации не перестает быть иерархической, то есть сохраняется вертикаль оперативного управления, пронизывающая все уровни. Значит, в последнем вопросе имеется противоречие, которое ошибочно трактуется в пользу «простой иерархии», поэтому в дальнейшем этому вопросу будет уделено больше внимания.
В ходе настоящего исследования прослеживается четкая линия, что полноценный анализ проблемы трансакционных издержек невозможен без обращения к институтам и организациям.
Институты, организации и когнитивный процесс
На существование связи между трансакционными издержками, институтами и организациями в рамках неоклассической теории впервые обратил внимание Р. Коуз в 1960 г. Несколько позже Д. Норт также высказал практически сходную мысль о том, что институты влияют на экономический процесс тем, что оказывают воздействие на издержки обмена и производства. Наряду с применяемой технологией они определяют трансакционные и трансформационные (производственные) издержки, которые в совокупности составляют общие издержки производства [2, с. 20-21].
От характера взаимодействий между институтами и организациями (индивидуумами) зависит эволюция экономики. Если институты - это правила игры, то организации и индивидуумы, создавшие их, - это игроки, в основном нацеленные на максимизацию своего совокупного дохода. Создаваемые людьми институты выстраивают систему ограничений и стимулов, структурирующих их взаимоотношения, тем самым они задают или определяют собой характер функционирования экономики. Институциональные ограничения распадаются на формальные (конституции, законы, правила) и неформальные (этические нормы поведения, условности, внутренние кодексы), а также включают в себя механизмы, позволяющие контролировать их соблюдение. Институты не всегда создаются для того, чтобы достичь наибольшей социальной эффективности, часто они служат интересам определенных лиц.
Очевидно, что существует зависимость между институтами (внешними конструкциями, создаваемыми для того, чтобы структурировать и упорядо-
чить общественные отношения) и ментальными моделями (внутренними представлениями, формируемыми когнитивными системами индивидов для истолкования природы отношений). Насколько эта связь тесная и определяющая - трудно ответить однозначно, но то, что она существует, - нет веских оснований отрицать. Поскольку мировосприятие отдельных людей, групп и сообществ определяет их выбор, соответственно, принимаемые ими практические решения является итогом познания, протекающего во времени. Речь при этом идет не о жизни одного человека, поколения или общества, а о длительном процессе накопления опыта, передаваемого через культуру отдельными индивидуумами, группами и обществами из поколения в поколение.
Процесс индивидуального познания формирует структуру, посредством которой человек интерпретирует разнообразные сигналы, воспринимаемые органами чувств. Исходный каркас такой структуры является генетическим, однако ее последующее развитие зависит от жизненного опыта человека. Совокупность категорий, которые постепенно складываются в сознании с раннего детства, формирует восприятие и фиксирует его в памяти через призму приобретенного опыта и результатов его осмысления. Опираясь на эту совокупность, человек вырабатывает ментальные модели для объяснения и толкования окружающего мира, обычно преследуя какую-то цель. Как отдельные категории, так и опирающиеся на них ментальные модели со временем изменяются, отражая результаты опыта, получаемые по каналам «обратной связи». В одних случаях обратная связь укрепляет исходные категории и ментальные модели, в других - может вызвать их модификацию. Таким образом, в процессе познания ментальные модели корректируются с учетом практики, включающей также восприятие чужих идей.
С точки зрения H. Simon, поскольку знания людей, принимающих решения, равно как их способности к точному прогнозированию, крайне ограничены, то нужно понимать, что может существовать разрыв между реальным миром и тем, как он предстает в восприятии и осмыслении действующих субъектов. Иными словами, теория принятия решений должна брать во внимание не только мыслительную деятельность, но и те процессы, которые порождают в сознании агента субъективное представление о той или иной проблеме [38, с. 210-211].
Познание как процесс накопления всегда проходит сквозь культурный фильтр и определяет собой общую картину ожидаемых выгод, связанных с тем или иным возможным выбором действий. Культура, являясь проводником мощного влияния прошлого на настоящее и будущее, создает так называемый эффект зависимости от предыдущей траектории развития (path dependence). Каждое поколение в ходе своего развития обучается, опираясь на представления, почерпнутые из коллективного знания. Эффект передачи накопленного запаса знаний во времени F.A. Hayek отразил в емком понятии «коллективное познание» (collective learning), которое складывается из опы-
та, прошедшего длительную проверку временем и воплощенного в системе институтов, технологии, образе жизни и нашем языке [21, с. 27].
Однако знания, навыки, ментальные картины, полученные в результате накопления социального опыта, далеко не всегда приносят искомую пользу в условиях неполноты информации и постоянно меняющихся обстоятельств, а «застывшие» мировоззренческие штампы уж тем более не пригодны для решения новых и сложных социальных проблем [32]. Необходима выработка знания, адаптированного к неизвестным ранее вызовам.
Наряду с этим познание - это, с одной стороны, реакция индивидуумов на острые проблемы, а с другой - очень мощный и неиссякаемый источник перемен. Приобретение знаний и их направленность зависят от ожидаемых выгод, которые во многом, как было уже сказано, обусловлены ментальными парадигмами, сложившимися в сознании индивидуумов. Интенсивность процесса познания задает темп социально-экономических изменений и наоборот.
С повышением степени монополизации стимулы к познанию слабеют, и, напротив, развитие конкуренции играет исключительно важную роль в побуждении к познанию. Кроме того, чем совершеннее конкуренция, тем выше степень взаимодействия экономических агентов и тем дешевле и быстрее решаются конфликты, поскольку один экономический агент (заказчик, поставщик) может легко обратиться к любому другому контрагенту. Однако конкуренция - это не только одна из веских причин активизации познания и снятия конфликтных ситуаций, но также и следствие ограниченности (редкости) ресурсов. Здесь мы подходим к фундаментальным постулатам неоклассической теории (ограниченности ресурсов и вытекающей из нее конкуренции), на которые опираются концепции многих современных экономистов.
Однако, с точки зрения Д. Норта, неоклассическая теория исходила из двух ошибочных предпосылок. В ней не берутся в расчет ни институты, ни сам фактор времени. Время же, применительно к развитию экономики и общества, - это, на его взгляд, особое измерение, процесс человеческого познания, эволюционирующий общественные институты.
Он также в качестве детерминант социального и экономического развития выделил институциональные и технологические изменения. Причем и в том, и в другом случае проявляются черты зависимости от прошлого, и существенную роль играет возрастающая отдача. Но в институциональном процессе мировосприятие индивидуумов имеет большее значение, чем в технологических изменениях, потому что идеологические убеждения влияют на формирование субъективных моделей, определяющих решения в ситуации выбора. Институциональный процесс предоставляет более широкие рамки выбора благодаря наличию сложных взаимоотношений между формальными и неформальными ограничениями.
Долгосрочные экономические изменения являются результатом накопления многочисленных краткосрочных решений политических и экономических агентов. Однако выборы, которые делают агенты в конкретных ситуа-
циях, отражают их субъективное представление об окружающем мире. Поэтому степень соответствия между результатами и намерениями зависит от того, насколько эти представления адекватны реальности.
Поскольку модели поведения отражают идеи, идеологии и убеждения, которые в лучшем случае лишь частично подвергаются исправлению и улучшению обратной связью, поступающей от реальных последствий принятых решений, то последствия конкретных решений являются не только неопределенными, но и в значительной степени непредсказуемыми. Даже при самом поверхностном взгляде на политические и экономические решения, которые принимались в прошлом или принимаются сегодня, несложно увидеть огромную пропасть между намерениями и последствиями. Однако наличие механизмов самоподдержания институциональной матрицы и комплементарных субъективных моделей социальных агентов свидетельствует о том, что, несмотря на непредсказуемость конкретных краткосрочных тенденций развития, общее направление развития в долгосрочной перспективе является более предсказуемым и с трудом поддается возвращению вспять [2, с. 133-134].
Безусловно, трансакционные издержки, институты, коллективное познание, конкуренция, ограниченность ресурсов, параметр времени - все это знаковые категории, но есть также нечто, наполняющее их содержанием, придающее им смысл и заставляющее «играть всей палитрой красок». Речь идет о конкретных моделях человеческого поведения.
Проблема иррациональности поведения
D.C. North, О. Williamson, H. Simon, E. Ostrom и многие другие ученые полагают, что конструктивный подход к природе экономических отношений невозможен без пересмотра одного из основных теоретических положений политэкономии - о рациональности экономического поведения агентов.
Так, с точки зрения неоклассических постулатов человеческого поведения, индивиды сталкиваются с одинаковыми ситуациями выбора или с последовательностью альтернатив, очень похожих друг на друга. Оказавшись в уже знакомой ситуации, любой индивид способен разглядеть доступные ему возможности получения более высоких результатов и воспользуется ими. Если речь идет о фирме, то она поступает таким же образом, чтобы не стать жертвой конкурентной борьбы. Индивиды имеют предпочтения и поэтому оценивают результаты субъективного выбора, исходя из устойчивых критериев.
Поскольку мир находится в состоянии, близком к равновесию, то в нем действуют модели поведения, соответствующие постулату о максимизирующем индивиде. Это вовсе не означает, что все действия каждого человека соответствуют принципам рационального выбора. Но все-таки, в конечном счете, действие сил конкуренции ведет к выживанию тех, чье поведение рационально, и к проигрышу тех, кто не придерживается такого поведения.
Поэтому в конкурентной среде устойчиво наблюдается рациональное поведение.
В последнее время пробивает дорогу несколько другое понимание поведенческих механизмов. В частности, отмечается, что, хотя индивиды нередко встречаются с повторяющимися ситуациями, как было отмечено выше, и могут при этом поступать рационально, они также встречаются с многочисленными уникальными и неповторяющимися ситуациями, требующими выбора при недостатке информации и неопределенности результатов. Каждый индивид хотел бы улучшить результаты своей деятельности, но обратная информационная связь может быть так слаба, что он не в состоянии увидеть более благоприятные для него альтернативы. Да к тому же конкуренция может быть настолько неразвитой, а ее сигналы - такими беспорядочными, что адаптация индивидуумов будет происходить очень медленно или в неправильном направлении. Соответственно результаты конкуренции, предусматриваемые классической эволюционной теорией, не будут проявляться в течение очень долгого времени. Более того, нельзя оставлять в стороне и проблему устойчивости предпочтений. Речь идет не только об аномалиях предпочтений, обнаруженных психологами, но и об изменении предпочтений во времени, о чем свидетельствует исторический опыт [2, с. 37-44].
Учитывая разницу в подходах, Д. Норт подметил, что применяемые экономистами поведенческие постулаты действительно полезны для решения некоторых проблем, но они могут быть главным препятствием к пониманию вопросов образования, существования и развития институтов. Соединив учение о человеческом поведении с доктриной трансакционных издержек, он предложил институциональную теорию, согласно которой одно из важнейших назначений институтов заключается в том, что они существуют для уменьшения неопределенностей, сопровождающих взаимодействия между людьми. Причем парадигма рационального индивида не дает возможности ясно осознать сложности человеческой мотивации и остроту проблемы переработки информации, а гипотезы рационального выбора и эффективного рынка заслонили вопросы неполноты информации, сложности окружающего мира и субъективных восприятий внешней среды.
Очевидно, что, человеческое поведение гораздо сложнее того, которое описывают экономисты в своих моделях, опирающихся на функцию индивидуальной полезности. Недостатки теории рационального выбора применительно к проблеме институтов особенно проявляются в двух аспектах человеческого поведения: 1) мотивация и 2) расшифровка информации об окружающем мире [2, с. 36-37].
Как уже было сказано, в жизнедеятельности человечества известное значение имеют идеи, идеологии, мифы, догмы и предрассудки, которые отчасти объясняют происходящие в обществе изменения и помогают спрогнозировать их развитие. Согласно теории рационального выбора люди осознают свои интересы и границы их реализации, исходя из сложившихся менталь-
ных представлений. Однако, руководствуясь субъективными соображениями, индивидуумы обычно действуют на основе неполной информации, и их выбор часто оказывается ошибочным. Как правило, механизмы обратной связи не в состоянии скорректировать неверные модели поведения. Поскольку выбор приходится делать в ситуации неопределенности, то уже это вводит допущение иррациональности в область человеческого поведения.
Коллективные действия
Затронутая здесь проблема иррациональности поведения нас особенно интересует в контексте кооперации и координации общих усилий экономических агентов. Поэтому есть смысл рассмотреть этот вопрос более основательно.
Так, по мнению Э. Остром, природа человека представляет собой сложный симбиоз удовлетворения интересов и способности строить собственное поведение под давлением внешних принудительных норм. Такое поведение сложилось исторически, так как оно помогает достигать лучших результатов именно посредством коллективного взаимодействия [4]. Еще с доисторических времен индивидуумы, чтобы просто выжить, вынуждены были совмещать личные агрессивные акты по самозащите с коллективными действиями по обеспечению обороны против общего врага, добычи пищи, воспитания детей. Объединение усилий родственников помогало решать наиболее острые общие проблемы [18].
Но не только родственные отношения служили этой цели. Сосуществуя в одном социуме, люди научились совместно заниматься сельским хозяйством, торговать с другими странами, строить учреждения общего пользования, оберегать природную среду обитания. Характеризуя такую стратегию условного сотрудничества людей, не имеющих родственных связей, биологи и сторонники теории эволюции обычно используют термин «взаимный альтруизм».
Ученые, занимающиеся проблемами познания, утверждают, что такие качества, как способность непредвзято, неоднозначно и полноценно анализировать, кооперироваться, по наследству не передаются, для их выработки необходимы соответствующие знания и практика. В то же время психологи (сторонники теории эволюции) утверждают, что люди развили в себе способность к сотрудничеству, подобную той, которая нужна при освоении иностранных языков. Они впитывают нормы взаимности и общие правила социального поведения для того, чтобы получить положительный результат от совместных действий [12, с. 163-228].
Конечно, большую роль в налаживании взаимовыгодных контактов сыграл обмен знаниями и услугами, не обошлось также и без метода проб и ошибок, который во многом способствовал усвоению тех правил, которые гарантировали наилучший результат. Более того, само сотрудничество, само-
координация действий, помогали развивать необходимые для этих процессов способности и навыки.
Как отметил D. Mueller, человек уже в детском возрасте впервые сталкивается с проблемой выбора. Родители то награждают, то наказывают своих детей, пока урок того, как следует поступать, не усваивается полностью. Стало быть, изначально родители, старшие братья и сестры, друзья и учителя составляют именно ту культурную среду, которая воспитывает личность, прививая ей ценности, считающиеся в разрезе данного времени наиболее значимыми [29, с. 3-23]. Примерно так же поступают корпоративные менеджеры, когда стремятся обрести доверие к себе, поощряя служащих в том случае, если они придерживаются норм сотрудничества [24, с. 90-143].
Таким образом, люди не получают по наследству (биологическими каналами) конкретные нормы сотрудничества, но им передается от старших поколений стремление к постижению правил, которые помогают разрешать конфликтные ситуации, взаимодействуя с теми, кто разделяет общие ценности.
Институты и дилеммы сотрудничества
Сформировавшаяся за последние 8000 лет «дуга цивилизации» свидетельствует о том, что, начиная с самых примитивных и символических средств коммуникации и в дальнейшем внедряя более совершенные социальные изобретения, человечество доказало свою способность создавать работоспособные институты коллективных действий.
В этой связи Э. Остром подчеркивает, что накопилось достаточно подтверждений тому, что люди приобретают ярко выраженную способность постигать нормы сотрудничества и вырабатывать собственные правила, чтобы справляться с разнообразными социальными проблемами, извлекая из этого общую пользу [4, с. 22]. Так что сама длительная эволюция общественных институтов служит красноречивым примером тому, что люди в состоянии самостоятельно успешно урегулировать общий набор проблем по использованию общих ресурсов. Однако, по большей части, человечество решало возникающие проблемы и строило необходимые институты вслепую, без каких-либо систематических знаний. Неполнота информации о механизме сотрудничества и способах разрешения конфликтов во многом мешала достижению согласия между людьми.
Изучив официальные документы по использованию общих ресурсов, Э. Остром обнаружила, что в разных культурах по всему миру живут сообщества (социальные группы), которые на основе встречных соглашений смогли преодолеть многочисленные препятствия и недопонимание, а также найти решения, обеспечивающие взаимовыгодное сотрудничество. В то же время, помимо тех, кто стремился постичь правила взаимности и следовал им, немало и тех, кто пытался повернуть обстоятельства таким образом, что-
бы извлечь собственную выгоду, пренебрегая интересами других лиц и сообщества в целом [4, с. 33].
Такая ситуация может быть обрисована метафорой «безбилетник» (free rider - свободная езда). Особенно драматические последствия «свободной езды безбилетников» наступают в тех случаях, когда затрагиваются вопросы использования общих ресурсов.
Часто индивиды полагаются на то, что они по-прежнему будут иметь доступ к ресурсу, даже если они со своей стороны не в полной мере проявляют рачительность и не вносят собственный вклад в его восстановление. Между тем общие ресурсы катастрофически быстро истощаются и могут исчезнуть безвозвратно. Осознавая это, Э. Остром связала трагедию общих ресурсов с проблемой оптимизации совместной деятельности, а также указала на то, что на пути образования институтов коллективных действий стоят социальные дилеммы, имеющие множество измерений.
Примечательно, что в тех случаях, когда возникает проблема использования общих ресурсов, практически парализуется поиск оптимального выбора, поскольку пользователи общих ресурсов оказываются в ловушке собственных ментальных комплексов (дилемма «узника»). В результате индивидуальные рациональные стратегии ведут к нерациональному коллективному результату, и, тем самым, подрывается основа веры в то, что рациональный человек может рассчитывать на рациональный результат [34, с. 5].
Надо отметить, что дилемма «узника» является в современной науке одной из самых обсуждаемых социальных проблем. Ее изучают политики [16], политики-международники [36, 39], законодатели [37], управленцы [28], служащие [25], специалисты в области внешней торговли [17], министры [11], профсоюзные деятели [27], революционеры [26], домовладельцы [10, 20]. С дилеммой «узника» сталкивается каждый, когда, например, в совместном долгосрочном бизнесе возникает вопрос о доверии партнерам [4, 7].
«Дилемма узника» тесно связана с «проблемой безбилетника», предложенной М. Олсоном в 1965 г. Обе дилеммы ведут к безрадостным выводам при решении проблем сотрудничества и координации между людьми [2, с. 29].
Однако последующие исследования показали, что люди оказываются в ловушке «дилеммы узника» только в случае, если они пассивно соглашаются с положением жертвы. Если же они проявят изобретательность, желание сотрудничать и договариваться друг с другом, выработают систему санкций для «нарушителей» и стимулы для добросовестных «игроков», то они создадут институт коллективных действий, полезный для всех. Отсюда вытекает, что вроде бы искомая формула проста: социальные дилеммы могут быть урегулированы путем создания института коллективных действий, - однако на практике каждая социальная группа пытается выстроить институт, не располагая четкими представлениями о том, насколько придуманная ими конструкция будет успешной.
Разумеется, что стратегию борьбы с социальными дилеммами невозможно успешно реализовать без постоянного усовершенствования социальной организации. В терминах ученых, занимающихся проблемой «узника», это означает принятие наиболее адекватных и эффективных для данной ситуации правил взаимодействия.
Тщательно изучив эмпирический материал по управлению общими ресурсами, E. Ostrom в трактате «Управление обществом: эволюция институтов коллективных действий» [34] сделала попытку оспорить некоторые общепринятые представления.
Центральным термином в работе (выработанным в целях анализа обращения ресурсов общего пользования, в отношении которых каждая заинтересованная сторона имеет равные притязания) является понятие «общее достояние» (the commons). Явно прослеживается, что E. Ostrom вкладывает в него более широкий смысл. Это не только общественный ресурс, но и его ментальное сопровождение, в частности - информация о проблемах общественного владения, публичной гласности, свободного обмена идеями, то есть все то, что содействует прямой демократии. То есть «the commons» буквально не совпадает по своему значению с понятием «ресурс общего пользования» (РОП), под которым подразумевается естественным путем возникшие или искусственно созданные человеком объекты, использование которых одним лицом может лишить возможности других лиц такого же пользования.
На сегодняшний день большинство исследований РОП ведется в таких сферах, как рыбное хозяйство, лесоводство, пастбища, животный мир, водные ресурсы, ирригационные системы, сельское хозяйство, землевладение и землепользование, социальная организация, различные теории (теория социальных дилемм, теория игр, теория экспериментальной экономики), глобальные блага всемирного значения (изменение климата, загрязнение воздуха, трансграничные споры) и т.п. Институциональная структура пользования РОП может включать в себя различные комбинации официальных актов, издаваемых государственными органами, и неформальных правил, передаваемых от одного поколения к другому как через общественные каналы, так и посредством слухов, а также само рыночное пространство, на котором обращаются ресурсы частного назначения. Общими ресурсами могут быть интернет, электромагнитный спектр, парк, воздух, научное знание и многое другое.
Наиболее красноречивым примером для понимания специфики обращения РОП является пастбище, где фермеры свободно пасут свой скот. Однако земля в состоянии обеспечить кормом лишь ограниченное число животных. При этом извлечь из ресурса предельную полезность является рациональной стратегией для каждого скотовода. Но если все поддадутся этому искушению, то трава окончательно перестанет расти и пастбище утратит свою хозяйственную ценность [34, с. 31-33].
В реальном мире часто встречаются социальные институты успешного использования РОП, но также существуют сообщества, едва выживающие, а
также есть и такие, которые не смогли сохранить РОП (например, обитание лосося в северо-западном районе Тихого океана).
Когда экономисты выявляют так называемые провалы рынка в виде истощения РОП, как правило, они предлагают простую рекомендацию: этим должно заняться государство. Принято считать, что вопросы, связанные с природными ресурсами и экологией, лучше всего решаются централизованно. Однако E. Ostrom на конкретных примерах продемонстрировала, что это далеко не единственный путь. Люди в состоянии самостоятельно решать сложные задачи совместными усилиями, не полагаясь на «универсальные» рецепты, спущенные сверху.
О моделях социального порядка
Склоняясь в пользу институционального разнообразия, E. Ostrom предпринимает попытку преодолеть, с ее точки зрения, главную дихотомию современной политэкономии, заключенную в моделях социального порядка А. Смита и Т. Гоббса. Тем самым она бросает вызов мейнстримовским экономическим и политологическим концепциям.
Научная традиция, вытекающая из теоретических воззрений А. Смита и его интеллектуальных наследников, базируется на модели позитивных последствий самостоятельных действий индивидов, реализующих собственные интересы в рамках установленной системы норм. Речь идет о традиции «спонтанного порядка», в котором первостепенную роль играет рынок, то есть конкуренция между производителями и потребителями частных товаров, способствующая более эффективному распределению ресурсов.
Другое научное течение ведет свое происхождение от теории социального порядка Т. Гоббса. Согласно его концепции, действия индивидуальных акторов, руководствующихся личными интересами и стремящихся максимально увеличить собственное благосостояние, неизбежно ведут к хаосу и конфликтам. Предотвратить негативные последствия и не допустить взаимного истребления в силах лишь единый центр власти. Поэтому, с точки зрения Т. Гоббса, социальный порядок мирного сосуществования во многом обязан рождению уникального «левиафана», обладающего монопольными полномочиями на разработку законов и надзор за их соблюдением. E. Ostrom считает, что большинство современных теорий государства уходят корнями в гоббсовскую концепцию «левиафана», которая ничего общего не имеет с самоорганизацией независимых индивидов [34, 41].
По мнению E. Ostrom, сторонники той или иной научной традиции не только изловчились вести теоретические исследования рынка и государства по отдельности, но и умудрились концептуально разделить их «глухой стеной». В этой связи она делает не совсем убедительный вывод о том, что сми-товская концепция рыночного порядка применима ко всем частным благам, а гоббсовский постулат о едином центре власти и принятия решений относится ко всем общим благам. Соответственно, размышляет E. Ostrom далее, совре-
менную политико-экономическую жизнь нельзя понять и организовать исключительно на основе концепций рынка или государства, необходим «более разнообразный набор политических формулировок», чем жесткие понятия рынка и государства. Она предприняла попытку, как ей представляется, создать альтернативу дихотомическому характеру концепций, основывающихся на постулатах А. Смита и Т. Гоббса. Для аргументации своей точки зрения при исследовании институтов коллективных действий E. Ostrom, опираясь на междисциплинарный подход, заимствовала выводы из различных наук, таких как философия, социология, гносеология, биология, психология и др.
Исследовав множество примеров использования РОП на материале различных стран, E. Ostrom выявила функциональные принципы, способствующие успешной организации коллективных действий, а также более эффективные, чем традиционные, подходы по разрешению конфликтов интересов. Диапазон числа пользователей РОП варьирует от 50 до 15 000 человек [34, с. 26]. Речь идет о коммерческих и некоммерческих структурах, производящих общие блага для «коллективных ячеек потребления». Примеры таких «коллективных ячеек» - больших и малых, многофункциональных и сосредоточенных на каком-либо одном товаре или услуге - мы встречаем на каждом шагу: пригородные районы с собственными органами самоуправления, ассоциации по месту жительства, кондоминиумы, общественные организации, а также неформальные структуры, создаваемые для разрешения вопросов, связанных с управлением РОП.
Задействованный в данном случае институт E. Ostrom охарактеризовала как третий сектор, связанный с рынком и государством, а также не являющийся ни рынком, ни государством. По ее мнению, этот третий сектор следует считать не менее важным полем боя за сохранение социального порядка, обеспечивающего начала индивидуальной свободы, творческой предприимчивости, изобретательности и социальной ответственности.
Для большей достоверности анализа она намеренно ограничила выборку примеров, исключив из них те, где РОП имеются в изобилии или испытыва-ется существенное влияние внешних факторов. Эти критерии отбора были применены не случайно.
Во-первых, относительно небольшая выборка позволяет исследовать попавшие в нее «образцы» более тщательно. Во-вторых, в ситуации с исчезающими ресурсами пользователи будут иметь сильные стимулы для управления ими в длительной перспективе. И, наконец, любые неудачи по использованию ресурсов не могут быть оправданы следствием экономического безразличия.
Кроме того, случаи, когда сообщества преодолевали барьеры коллективными действиями, столь же важны, как и случаи, когда они не в состоянии были это сделать. Так, примеры неудачного использования РОП в Турции, Калифорнии, Шри-Ланке и Новой Шотландии послужили убедительным подтверждением того, что следует ожидать, если своевременно не выработать и
не внедрить специальные институциональные правила управления РОП, обеспечивающие его воспроизводство [34, с. 143-181].
Восемь принципов коллективных действий
В результате анализа примеров успешного управления РОП (эксплуатация высокогорных лугов и лесов в Швейцарии и Японии и функционирование ирригационных систем в Испании и Филиппинах) E. Ostrom выделила восемь принципов коллективных действий.
Первый принцип заключается в четком определении демаркационной границы, чтобы идентифицировать пользователей РОП, а также его физические пределы. Второй указывает на соответствие правил пользования местным условиям (по времени, месту, приемлемым технологиям, количественным параметрам использования общего объекта) и специфичным характеристикам ресурса. Аналогично, руководящие правила по вкладам каждого пользователя должны отражать местные условия. В-третьих, коллективный выбор механизма согласования интересов, позволяющий всем заинтересованным лицам участвовать в принятии решения по установлению правил. В-четвертых, либо сами пользователи или через своих подотчетных лиц обеспечивают мониторинг по соблюдению коллективных решений. В-пятых, санкции должны соответствовать степени тяжести, частоте и обстоятельствам нарушения. В-шестых, должны существовать недорогие и легкодоступные механизмы разрешения конфликтов как между пользователями, так и между потребителями и официальными лицами. В-седьмых, должно быть признано право пользователей на создание институтов. И, наконец, в-восьмых, оптимальная совместимость или органичная включенность (встроенность) функциональных структур (гнезд) одна в другую (nested enterprises). То есть свод правил, установленный внутри отдельного института пользователей ресурса, должен согласованно вписываться в более обширную иерархичную систему, охватывающую наиболее широкую область РОП, с соответствующей юрисдикцией.
Таким образом, если какая-то группа лиц берет на себя ответственность по управлению РОП в целях оптимального, устойчивого и возобновляемого его использования, то она вынуждена будет столкнуться с некой совокупностью проблем по эффективной координации коллективных действий. Очевидно, что для преодоления этих проблем потребуется разработать совместными усилиями определенный свод общих правил (принципов) [34, с. 90-102].
Чтобы понять, как эти принципы формируются, E. Ostrom воспользовалась современной ситуацией развития переговорного процесса по урегулированию водных прав в трех водных бассейнах южной Калифорнии. В результате она пришла к заключению, что институциональные трансформации дают больший эффект и более последовательны, если открыты для назревших изменений до перехода к новой институциональной структуре [34, с. 106-142].
Последнее привело E. Ostrom к использованию «рамочной структуры» (framework) при проектировании и управлении РОП вместо консервативной модели, степень свободы которой довольно жестко ограничена параметрами конкретной моделируемой ситуации. С ее точки зрения, лишь более динамичная и гибкая рамочная структура в состоянии гармонично реагировать на быстро меняющиеся обстоятельства [34, с. 191-92].
Некоторые выводы и обобщения
Таким образом, E. Ostrom смогла наглядно показать, что усовершенствование институциональной структуры (установление и применение принципов использования РОП) позитивно отражается на кооперации коллективных действий. При этом иррациональное поведение («безбилетника» или «узника») также не в состоянии заблокировать совместные взаимодействия. Тем самым результаты ее исследований ставят под вопрос тезис о том, что лишь концентрация экономической власти (капитала) в одних руках и вертикальная субординация обеспечивают экономическую эффективность использования ресурсов.
Более того, анализ исследований О. Williamson и Д. Норта показал, что источники и структура издержек весьма противоречивы, а допущение иррациональности поведения экономических агентов стирает разницу в их экономии между корпорациями с «простой иерархией» и «равных участников». Однако изложенных предположений еще не достаточно для того, чтобы сделать заявление о превалирующей эффективности коллективной собственности. На данный момент мы пока только увидели, что явных преимуществ у первой модели не наблюдается, и что ситуация сама по себе не является тупиковой для второй.
Наряду с этим, несмотря на то, что из работы E. Ostrom не следует точного представления, насколько лучше самоорганизация, ее выводы указывают на некоторые контуры механизма развития коллективной (трудовой) собственности. В частности, недостаточно только того, чтобы соответствующие институты были созданы в принципе, они также должны быть скроены по таким лекалам, которые будут способствовать успешному разрешению поставленных перед ними задач.
Кроме того, очевидно, что в предложенном автором механизме коллективных действий по управлению РОП предпочтение отдается горизонтальному сотрудничеству, принципам самокоординации и самоконтроля, что не характерно для частной ассиметричной корпорации с системой жесткой зависимости от воли собственника-инвестора. Тем самым заимствование принципов кооперации коллективных действий корпорацией с распыленной структурой собственности дает нам более высокопрочную и устойчивую конструкцию экономической организации, в которой горизонтальные связи обеспечивают ее устойчивость, а более жесткий режим вертикального управления - ее мобильность.
Однако мы склонны не согласиться с точкой зрения E. Ostrom о том, что существуют масштабные парадигмы о социальных порядках, которые, якобы, диктуют людям определенные штампы восприятия. Хотя эта точка зрения близка не только ей, тем не менее не следует ее принимать за абсолют. На сегодняшний день практически не встречаются концепции, которые поддерживаются подавляющим большинством ученых, специалистов, официалов, тем более массами. Да и любое пристрастие к авторитетам и абсолютным истинам консервирует живое развитие.
Более того, упомянутая ею точка зрения о том, что социальные порядки, вытекающие из воззрений А. Смита и Т. Гоббса, разделены «непроницаемой стеной», скорее всего вводит в заблуждение, поскольку свободные рыночные коммуникации возможны только при эффективной власти закона, гарантирующего равенство участников соглашения и надлежащее исполнение его условий. Здесь не обойтись без «левиафана», но его участие в перераспределении ресурсов - как на рынке, так и в корпорации (иерархии) - желательно минимизировать.
Задача государственной власти состоит в том, чтобы обеспечить неукоснительное соблюдение и реализацию естественных прав человека через правительственные и гражданские институты. Соответственно, дальнейшее развитие идеи общественного договора и естественных прав в трудах Дж. Локка, Ш. Монтескье и других выдающихся мыслителей подвело к пониманию того, что там, где эти права начинаются, там заканчиваются правомочия публичной власти. Значит, это не два порядка, как резюмирует автор, а один, и нет никакого смысла его искусственно раскалывать на части.
Лишь при условии гармоничного сочетания всех элементов общественная система может эффективно функционировать. Многие из существующих проблем, стоящих на пути к такой органичности, как раз и решаются, на наш взгляд, посредством сбалансированного взаимодействия государства и рынка, права и экономики.
Как выше отмечалось, немаловажное значение в плане темпа рыночного развития социума играет конкуренция. Особенно актуально признание роли конкуренции в том смысле, что дальнейшее становление отечественной и многих других постсоветских экономик невозможно без более интенсивного развития конкуренции, ее базовых условий, соответствующей правовой среды и социальных гарантий, обеспечиваемых эффективными демократическими институтами и правовой системой. В этой связи предельно четко выразил мысль D.C. North, подчеркнув, что на короткое время экономический рост возможен и при авторитарных режимах, однако долговременный рост сохраняется только при верховенстве закона и в условиях демократии.
Помимо уже сформулированных обобщений, в завершение анализа можно сделать следующие выводы.
Во-первых, кооперация коллективных действий, нацеленная на решение общего комплекса проблем, дает существенные преференции (выгоды) для
всех лиц, вовлеченных в нее. При этом ключевым вопросом является эффективное функционирование гибкой системы по разработке и реализации институциональных стимулов и ограничений, а также доступ к участию всех без исключения лиц к процессу совершенствования механизма кооперации усилий.
Во-вторых, сравнительный анализ институтов по использованию РОП дает возможность понять, что социальные группы, сумевшие успешно скоординировать коллективное поведение, придерживаются нескольких базовых принципов. А именно: должны быть четко определены групповые границы; гарантируется право разрабатывать собственные правила, регулирующие использование РОП; эти правила должны согласовываться с внешними требованиями и обстоятельствами; пострадавшие от несовершенных правил могут участвовать в их изменении; все участники сообщества связывают себя обязательствами по мониторингу за соблюдением правил; используется градуированная система санкций; имеется доступ к недорогому механизму разрешения конфликтов.
В-третьих, соблюдение выше обозначенных условий предполагает, что коллективное (децентрализованное) использование РОП не хуже в сравнении с режимом концентрированной собственности, сосредотачивающим экономическую власть в одних руках (авторитарным, концентрированным), а возможно и лучше. Исследование коллективных взаимодействий показало, что на самом деле не настолько устрашающими оказались ожидания относительно удорожания затрат по преодолению организационных, процедурных, психологических и иных барьеров, что служит дополнительным аргументом к нашему раннему выводу о необходимости уравновесить экономическую систему прав собственности и, собственно, является предпосылкой для того, чтобы склониться в пользу развития деконцентрированной коллективной (трудовой) собственности. Это также имеет огромное практическое и теоретическое значение в части обоснования преимуществ самоорганизации и децентрализации.
В-четвертых, в обычных рыночных условиях (в которых функционирует корпорация) первостепенное значение придается проблемам ограниченности ресурсов, развитию конкуренции, стимулированию познания. То же характерно и для институциональной среды, рассматриваемой E. Ostrom. Исключение составляет, пожалуй, фактор конкуренции, который, безусловно, пронизывает процесс обращения РОП, но в большей степени остается фоном, то есть не имеет принципиального значения. В нашем случае в связи с реструктуризацией прав собственности следует говорить о первостепенном значении конкуренции, поскольку она дисциплинирует участников рыночных отношений, а также способствует устранению неполноты и асимметричности информации, что, заметим, в противном случае поощряет индивидуумов в большей степени к отказу от сотрудничества.
Хотя E. Ostrom отнесла обращение РОП к особому, так называемому третьему сектору, тем не менее, несмотря на некоторое различие в среде и специфике объектов приложения коллективных действий, в главных чертах (преимущественно в части организации сотрудничества и пресечения нечестного поведения) институциональные рамки эффективного обращения РОП можно экстраполировать на корпорацию. При этом нужно учитывать и довольно условное сходство в мотивации.
Так, если в условиях «третьего сектора» доминирующим стимулом к совместной деятельности является критическое состояние - практически безвозвратное исчезновение ресурса как такового в рамках отдельной территориальной общности, то в случае с корпоративной организацией коллектива собственников также нельзя исключать присутствие явных стимулов, подстегивающих к сотрудничеству. Речь идет об инстинкте самосохранения в связи с объективной опасностью вытеснения с рынка - банкротства. Конечно, индивидуумы склонны по-разному оценивать степень нависшей угрозы, поэтому и необходима система отношений, выстроенная по правилам, обнаруженным и сформулированным E. Ostrom, в целях оптимизации коллективных взаимодействий. Нельзя также исключать и другие мотивы к совместной продуктивной деятельности, например высокую норму прибыли.
В-пятых, сделанные выводы в большей степени нацелены на технологичные компании, то есть на те корпорации, производственная деятельность которых основывается на высоком интеллектуальном и творческом потенциале человеческого капитала. В таких организациях, на наш взгляд, неизмеримо возрастает значение горизонтальных отношений, процедур участия на различных уровнях управления, а также прослеживается более жесткая связь между вкладом и результатом. Как раз именно коллективная структура собственности, особенно в условиях острой конкуренции между корпорациями, создает предпосылки для того, чтобы наиболее эффективное инновационное решение смогло в кратчайший срок воплотиться в конкурентный продукт со всеми вытекающими последствиями. Ярким подтверждением этому служат наиболее высокотехнологичные экономики Германии, Японии, Южной Кореи, Франции и др.
Безусловно, есть некоторые проблемы в указанных экономиках, которые имеют деструктивные элементы, отражающиеся не лучшим образом на общем экономическом равновесии. В частности, нелогичность обеспечения права участия в управление без сопряжения с реальными правами на собственность (примечательно, что на это также обратил внимание H. Hansmann).
Ввиду того, что проблема кооперации коллективных взаимодействий лежит в плоскости учений об институтах, экономических организациях (трансакциях, экстерналиях), теории конфликтов, а также доктрины о коллективных действиях (бихевиористское направление в новой институциональной экономической теории), мы обратились к работам ученых, изучающих эти вопросы (в частности, D.C. North, О. Williamson, E. Ostrom и др.). При этом подчерк-
нем, что результаты исследований отмеченных авторов осмысливаются лишь в той степени, насколько это необходимо для выявления мейнстрима в эволюции современной экономической мысли и «стрелы времени» институциональных изменений, не выпуская из вида главную цель нашего анализа.
Кроме того, нам придется более тщательно проработать доводы, изложенные в работе H. Hansmann. В ней содержится предположение о недостаточной эффективности корпораций, принадлежащих работникам, с позиции естественного отбора лучшей структуры прав собственности вследствие свободного функционирования рынка. Так, в 1950 г. А. Аlchian выдвинул эволюционную гипотезу, согласно которой всепроникающая конкуренция должна устранить более слабые институты и способствовать выживанию тех институтов, которые лучше решают человеческие проблемы. Иначе говоря, при условии, если рынок функционирует свободно, то будет доминировать наиболее эффективная структура прав собственности. Однако D.C. North в своих исследованиях столкнулся с ситуациями, когда невозможно было объяснить сохранение (выживание) неэффективных институтов. Поскольку давление конкуренции не привело к их отмиранию, он предложил искать ответ в различии между институтами и организациями и в их взаимодействии, которое определяет направление институциональных изменений [2, с. 23].
На наш взгляд, данный вывод является поводом для более тщательного анализа идеи «рыночного отбора». Правда, нужно оговориться, что гипотеза А. Аlchian скорее всего не применима в отношении современного российского корпоративного ландшафта даже в ближайшей перспективе, тем не менее представляется, что ее анализ будет весьма полезен. Этот крайне злободневный материал стоит исследовать отдельно, к тому же его актуальность определяется тем, что, как оказалось, сопоставление особенностей, тонкостей и положений, подмеченных H. Hansmann, вопреки его же заключениям, указывает на хорошую перспективу коллективной собственности.
В заключение отметим, что исследованные здесь аналитические конструкции соотносятся со всем комплексом социальных наук, поскольку основываются на эмпирических данных, собранных из различных источников, и предполагают широкие возможности для теоретического развития, не ограничивающегося отдельными дисциплинами.
Литература
1. Коуз Р. Природа фирмы / Под ред. О. Уильямсона, С. Уинтера. - Пер. с англ. - М.: Дело. 2001. - С. 33-52.
2. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. - М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997. - 140 с.
3. Норт Д. Институциональные изменения: рамки анализа // Вопросы экономики. - 1997. - № 3. - С. 6-17.
4. Остром Э. Теория рационального выбора коллективного действия: бихевиористский подход // Вопросы государственного и муниципального управления. - 2010. - № 1. - С. 5-52.
5. Туган-Барановский М.И. Основы политической экономии. - М.: РОС-СПЭН, 1998. - 664 с.
6. Уильямсон О. Экономические институты капитализма: фирмы, рынки, «отношенческая» контрактация. - СПб.: Лениздат; CEV Press, 1996. -702 с.
7. Шаститко А. Предметно-методологические особенности новой институциональной экономической теории // Вопросы экономики. - 2003. -№ 1. - С. 24-41.
8. Alchian A., Demsetz H. Production, Information Costs, and Economic Organization // American Economic Review. - 1972. - N 62. - Р. 777-795.
9. Arthur B. Competing Technologies, Increasing Returns, and Lockin by Historical Events // Economic Journal. - 1989. - Vol. 99. - P. 116-131.
10. Boudreaux D.J., Holcombe R.G. Government by Contract // Public Finance Quarterly. - 1989. - N 17. - P. 264-280.
11. Bullock K., Baden J. Communes and the Logic of the Commons // Managing the Commons / Ed. G. Hardin, J. Baden. - San Francisco: Freeman, 1977. -P. 182-199.
12. Cosmides L., Tooby J. Cognitive Adaptations for Social Exchange. The Adapter Mind9 // Evolutionary Psychology and the Generation of Culture / Еds. J.H. Barkow, L. Cosmides, J. Tooby. - N.Y.: Oxford University Press, 1992. -P. 163-228.
13. Cosmides L., Tooby J. Better than Rational: Evolutionary and invisible Hand // American Economic Review. - 1994. - Vol. 84. - P. 327-332.
14. David P.A. Clio and the Economics of QWERTY // American Economic Review. 1985. Vol. 75 (1985, May). - P. 332-337.
15. De Vries J. The Economy of Europe in an Age of Crises, 1600-1750. - Cambridge, N.Y.: Cambridge University Press, 1976. - 300 p.
16. Geddes B. Politician's Dilemma: Building State Capacity in Latin America. -Berkeley: University of California Press, 1994. - 256 p.
17. Greif A., Milgrom P., Weingast B.R. Coordination, and Enforcement: The Case of the Merchant Guild // Journal of Political Economy. 1994. - N 102. -P. 745-776.
18. Hamilton W.D. The Genetical Evolution of Social Behavior // Journal of Theoretical Biology. - 1964. - N 7. - P. 1-52.
19. Hansmann H. The Ownership of Enterprise. - L.: Harvard University Press. 1996 (Reprinted 2000). - 372 p.
20. Hardy C.J., Latane B. Social Loafing in Cheerleaders: Effects of Team Membership and Competition // Journal of Sport and Exercise Psychlogy. - 1988. -N 10. - P. 109-114.
21. Hayek F.A. The Constitution of Liberty. - Chicago: The University of Chicago Press. 1960. - 580 p.
22. Hirshleifer J. Evolutionary models in economics and law: cooperation versus conflict strategies // Research in Law and Economics. - 1982. - Vol. 4.
23. Holland J.H., Holyoak K.J., Nisbett R.E., ThagardP.R. Induction: Processes of Inference, Learning, and Discovery. - Cambridge: M.I.T. Press, 1986. - 302 p.
24. Kreps D.M. Corporate Culture and Economic Theory // Perspectives on Positive Political Economy / Ed. J.E. Alt, K.A. Shepsle. - N.Y.: Cambridge: Cambridge University Press, 1990. - P. 90-143.
25. Leibenstein H. Beyond Economic Man. - Cambridge, MA: Harvard University Press, 1976. - 311 p.
26. Lichbach M.I. The Rebel's Dilemma. - Ann Arbor: University of Michigan. University Press, 1995. - 544 p.
27. Messick D.M. To Join or Not to Join: An Approach to the Unionization Decision // Organizational Behavior and Human Performance. - 1973. - N 10. -P. 146-156.
28. Miller G. Managerial Dilemmas. The Political Economy of Hierarchy. - N.Y.: Cambridge University Press. 1992. - 276 p.
29. Mueller D. Rational Egoism versus Adaptive Egoism as Fundamental Postulate for a Descriptive Theory of Human Behavior // Public Choice. - 1986. -Vol. 51, N 1. - P. 3-23.
30. Mokyr J. The Lever of Riches. - N.Y., Oxford: Oxford University Press, 1990. - 360 р.
31. Nelson R., Sidney G.W. An Evolutionary Theory of Economic Change. -Cambridge: Harvard University Press, 1982. - 454 p.
32. North D.C., Thomas R.P. The Rise of the Western World: A New Economic History. - Cambridge: Cambridge University Press, 1973.
33. North D.C. A Transactions Cost Theory of Politics // Journal of Theoretical Politics. - 1990. - N 2. - P. 355-367.
34. Ostrom E. Governing the Commons: The Evolution of Institutions for Collective Action. - Cambridge: Cambridge University Press, 1990. - 280 p.
35. Rosenberg N. Perspectives on Technology. - Cambridge: Cambridge University Press, 1976. - 362 p.
36. Sandler T. Collective Action: Theory and Applications. - Ann Arbor: University of Michigan Press, 1992. - 237 p.
37. Shepsle K.A., Weingast B.R. Legislative Politics and Budget Outcomes // Federal Budget Policy in the 1980's / Еd. G. Mills, J. Palmer. - Washington, DC: Urban Institute Press, 1984. - P. 343-367.
38. Simon H. Rationality in Psychology and Economics // Rational Choice / Eds. R.M. Hogarth, W.R. Melvin - Chicago, L.: The University of Chicago Press, 1986. - P. 25-40, 210-211.
39. Snidal D. Coordination versus Prisoner's Dilemma: Implications for International Cooperation and Regimes // American Political Science Review. -1985. - Vol. 79. - P. 923-942.
40. Wallis J.J., North D.C. Measuring the Transaction Sector in the American Economy // Long Term Factors in American Economic Growth / Eds. S.L. Enger-man, R.E. Gallman. - Chicago: University of Chicago Press, 1986. - P. 95-162.
41. Wallis J.J., North D.C. Integrating Institutional Change and Technical Change in Economic History: A Transaction Cost Approach // Journal of Institutional and Theoretical Economics. - 1994. - N 4. - P. 609-624.
42. Williamson O. Markets and Hierarchies: Analysis and Antitrust Implications. -N.Y.: Free Press. 1975. - 286 p.
Tragedy and strategies of collective interactions: economic and legal analysis
Alpatov Alexey - Candidate of Law Sciences, Associate Professor of Department of State and Legal Disciplines of the International Institute of Economics and Law
It is proved that the sources and structure of such costs too controversial, and the assumption of irrational behavior of economic agents erases the difference in savings between corporations with "simple hierarchy" and "equals". Moreover, there is a clear advantage in the first model, and the situation tself is not a deadlock for the second structure.
Author supposed the approach to the design of collective action, in which preference is given to horizontal cooperation, the principles of self-coordination and self-control, which is not characteristic of a simple asymmetric corporation with more rigid chain of command between the owner and not the owner of the firm. That is, the borrowing of principles of cooperation for collective action by the corporation with dispersed ownership structure gives more strength and stability construction of economic organization in which horizontal connections ensure its effectiveness, and mechanisms of vertical control ensure its mobility.
Key words: efficiency of the corporation, transaction costs, institutional constraints and changes, problems of irrational behavior, collective (labour) property
Address for correspondence: alexei.alpatov@gmail.com.
For citation: Herald of International Institute of Economics and Law. 2014. N 3 (16). P. 56-80.
