CC BY
27
УДК 82-31
Е. В. Сомова
доктор филологических наук, доцент;
профессор каф. отечественной и зарубежной литературы
ФГБОУ ВО МГЛУ; е-та^: [email protected]
ТРАДИЦИЯ «ШКОЛЫ КАТАСТРОФ» В ИСТОРИЧЕСКОМ РОМАНЕ ДЖ. УАЙТ-МЕЛВИЛЛА «ГЛАДИАТОРЫ»
Статья посвящена малоисследованному в отечественном литературоведении роману Дж. Уайт-Мелвилла «Гладиаторы» и вводит в научный оборот новый материал. Автор работы анализирует основные принципы создания исторического повествования, традицию В. Скотта и концепцию философии истории в романе. Рассматривается специфика работы писателя с историографическими источниками при воссоздании исторической эпохи. Выявляются особенности интерпретации библейских сюжетов в романе Дж. Уайт-Мелвилла.
Следуя художественному методу «документирования» произведения книжными источниками и топографическим материалом, Дж. Уайт-Мелвилл не только включает в повествование обширные сведения об архитектурном своеобразии Древнего Рима, но и сопровождает текст подробными подстрочными примечаниями и ссылками на известные работы по истории вопроса.
В структуре романа и образной системе Дж. Уайт-Мелвилл следует традиции В. Скотта. Сюжетные линии развиваются параллельно на общем историческом фоне. К наиболее значительным пространственным пересечениям, где сталкиваются все главные персонажи, можно отнести рыбный рынок как средоточие многолюдного Рима, амфитеатр, улицы города, Иерусалим. Перемещение главного героя в пространстве позволяет автору мотивировать отбор материала, выстраивая его в соответствии с намерением воссоздать исторические события и общий колорит эпохи.
Своеобразие исторической эпохи, культуры клонящейся к упадку Римской империи Дж. Уайт-Мелвилл воссоздает с помощью усложненного хронотопа. Пересечение различных временных пластов с помощью приемов ретроспекции, сновидений, воспоминаний героев о странствиях позволяет со всей полнотой воссоздать сложную эпоху античного мира первых веков христианства. Воссоздавая национальную катастрофу, Дж. Уайт-Мелвилл обращается к мотиву роковой обреченности, Божьей кары, небесного огня, обрушившихся на нечестивцев и приведших к гибели всего народа. В романе упоминаются эпизоды из Библии, когда Иерусалим и храм были чудесным образом спасены, возникает мотив роковой предопределенности событий.
Анализируются основные принципы «школы катастроф» в английской литературе 1820-1830-х гг. Задача художника - показать беззащитность и слабость человека перед лицом Творца или грозной всемогущей стихии. Важную роль играет цветовая символика, используется излюбленный прием романтического
искусства - цветовые контрасты, чередование мрака и света, хаос цветовых оттенков. Живописи «школы катастроф» свойственна одновременно и панорамность изображения, и тщательная прорисовка массовых сцен, внимание к деталям. Одним из популярных сюжетов в искусстве становится гибель города в пламени пожара.
Исторические события дают для Дж. Мелвилл-Уайта обширный материал для воссоздания эпохи в традициях «школы катастроф» - кровопролитная гражданская война в Риме, ужасы голода и мора в стенах осажденного Иерусалима, битвы и казни, гибель Иерусалимского храма. В романе «Гладиаторы», созданном во второй половине XIX в., отчетливо просматривается художественная специфика, разработанная в исторических романах 20-30-х гг. XIX в. Мотивы предопределенности, небесной кары, неизбежности гибели, бессилия человека перед неукротимой, яростной стихией войны, образы огня и крови, соответствующая цветовая символика, мифологизация персонажей позволяют рассматривать роман Дж. Уайт-Мелвилла в рамках художественного стиля «школы катастроф».
Ключевые слова: исторический роман; жанр; традиция; философская система; Античность; христианство; философия истории; историческое повествование, трагическое, возвышенное, библейский сюжет.
E. V. Somova
Doctor of PhiLoLogy (Dr. habiL.), Associate Professor,
Professor at the Department of Russian and Foreign Literature, MSLU;
e-maiL: [email protected]
THE «SCHOOL OF CATASTROPHE» TRADITION IN THE HISTORICAL NOVEL «THE GLADIATORS» BY GEORGE J. WHYTE-MELVILLE
This articLe presents new materiaL about the noveL by George J. Whyte-MeLviLLe "The GLadiators - A TaLe of Rome and Judea", which has not been sufficientLy researched in our country. The author subjects to anaLysis the main principLes of creating historicaL narration, the tradition of W. Scott and the conception of phiLosophy of history in the noveL. The author expLores some specifics of the writer's work with historiographicaL sources whiLe recreating the historicaL period. Some pecuLiarities of interpreting bibLicaL stories in the noveL by G. Whyte-MeLviL are regarded.
AppLying the artistic method of "documenting" their works with Literary sources and topographicaL materiaL, G. Whyte-MeLviLLe does not onLy incLude in the narration extensive information about the architecturaL originaLity of Ancient Rome, but aLso accompanies the text with detaiLed footnotes and references to famous works on the history of the issue.
The structure of G. Whyte-MeLviLLe's noveL and its imagery are within the framework W. Scott's tradition. The paraLLeL story Lines deveLop against the common historicaL background. Among the most significant spatiaL «intersections», where aLL the main characters meet, one can name the fish market as the center of the crowded Rome, the amphitheater, the city streets and JerusaLem. The main character's traveLs aLLow
the author to motivate the seLection of material., arranging it in accordance with his intention of recreating the historical events and the overaLL fLavor of the time.
The unique character of the historical period and cuLture of the time of the Roman Empire decLine is recreated by G. Whyte-MeLviLLe by means of a compLex chronotope. Intersection of different time Layers with the heLp of retrospection methods, dreams and the characters' reminiscences of their journeys aLLow the author to reconstruct in great detaiL the compLex period in the history of the ancient worLd that of the first centuries of Christianity. Recreating the nationaL disaster, G. White-MeLviLLe turns to the motive of fatefuL doom, divine retribution, the heavenLy fire that feLL upon the sinners and resuLted in the ruin of the whoLe nation. The noveL mentions the episodes from the BibLe when JerusaLem and the TempLe were miracuLousLy saved, there appears a motive of the fataL predetermination.
The author anaLyzes the main principLes of the "SchooL of Catastrophe" typicaL of 19th c EngLish Literature. The noveList aims at depicting the defenseLessness and weakness of a person in the face of the Creator or fearsome aLL-mighty nature. An important roLe is pLayed by coLor symboLism, and the favorite technique of romantic art is used - coLor contrasts, aLternation of darkness and Light, a chaotic mixture of coLor shades. The styLe of the "schooL of catastrophe" is characterized by both a panoramic view of Life and a detaiLed depiction of the crowd. It is the end of a city in the fLames of a fire that becomes one of the most popuLar stories in art.
Extensive materiaL for recreating the historicaL period in the tradition of the «schooL of catastrophe» is given to G. White-MeLviLLe by historicaL events, i.e. the bLoodshed in a civiL war in Rome, the horrors of famine and pLague within the waLLs of besieged JerusaLem, battLes and executions, the destruction of the TempLe in JerusaLem. The artistic features that evoLved in the historicaL noveLs in the 20-ies and 30-ies of the 19th c. are cLearLy visibLe in the noveL «GLadiators», created in the second haLf of the 19th c. The motives of predetermination, divine retribution, inevitabiLity of death, human heLpLessness in the face of fearsome and vioLent force of war, the images of fire and bLood, the corresponding coLor symboLism and the mythoLogization of characters make it possibLe to examine the noveL by G. Whyte-MeLviLLe within the framework of the "schooL of catastrophe" art styLe.
Key words: historicaL noveL; genre; tradition; phiLosophicaL system; Antiquity; Christianity; phiLosophy of history; historicaL narration; tragic; subLime; BibLe story.
Появление интереса к природным и социальным катастрофам в XIX столетии обусловлено событиями второй половины XVIII -начала XIX вв. В сознании потрясенных свидетелей великих исторических катастроф на фоне изменившихся представлений о времени и истории возникают образы Последнего дня, Страшного Суда, гибели мира. На смену классицистическим и просветительским категориям - «красота», «гармония», «вечный идеал», «разум» - приходят гиперболические образы конфликтов, катастроф, столкновения
яростных, непримиримых сил. В 1820-1840 гг. в живописи и литературе появилось значительное количество произведений, воссоздающих картины бедствий, разрушений, стихийных бедствий. Данное явление, развивающееся в границах романтизма, получило название «школа катастроф» [Stabler 2002, с. 56]. Применительно к живописи появляется также понятие «живопись Judgment», обозначающее полотна с изображением Последнего Судного Дня, Божьей кары [Wheeler 1994, с. 83].
На развитие «школы катастроф» непосредственное влияние оказали археологические находки, открывшие миру тайны исчезнувших цивилизаций (раскопки Помпей, находки в Египте, исследование сохранившихся элементов культуры этрусков и т. д.).
Э. Берк в работе «Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного» («A philosophical Enquiry into the Origin of our Ideas of the Sublime and BeautifUl», 1757) назвал источниками возвышенного всё то, что вызывает чувство страха или опасности; всё, что является ужасным. «Ни процветание любой империи, ни величие какого-либо короля не может воздействовать на нас, как гибель Македонского государства и печальная участь его правителя. Такая катастрофа в истории трогает нас так же, как разрушение Трои в мифе» [Берк 1979, с. 78]. Независимо от того, созерцает ли человек картины необычайных и тяжелых бедствий, пожаров, землетрясений в настоящем или же обращает свой взор в прошлое, в историю, трагическое вызывает сопереживание и становится источником возвышенного. Усилению эмоционального состояния возвышенного способствуют тьма, мрак, сила, мощь, огромные размеры, бесконечность.
Основные эстетические принципы и категории, разработанные Э. Берком, воплотились в живописи и поэзии «школы катастроф» в английском и французском искусстве XIX в. В английской живописи наиболее известны и значимы произведения Джона Мартина. Картины «Падение Вавилона» («The Fall of Babylon», 1819), «Страшный Суд» («The Last Judgment», 1820), «Разрушение Помпей и Геркуланума» («The Destruction of Pompeii and Herculaneum», 1822) оказали значительное влияние на поэтов «школы катастроф». Задача художника - показать беззащитность и слабость человека перед лицом Творца или грозной всемогущей стихии. Важную роль играет цветовая символика, используется излюбленный прием романтического
искусства - цветовые контрасты, чередование мрака и света, хаос цветовых оттенков. Живописи «школы катастроф» свойственна одновременно и панорамность изображения, и тщательная прорисовка массовых сцен, внимание к деталям.
Одним из популярных сюжетов в искусстве становится гибель города в пламени пожара. Об этом свидетельствует интерес европейцев к картине П. Брейгеля «Пылающая Троя», выставленной в Милане в 1841 г. Американский художник Т. Коль на полотне «Разрушение, или Падение империи» («Destruction, or the Fall of Empire», 1836) изображает крушение Рима, величественные храмы и арки в огне.
В литературе Англии «школа катастроф» начинает существование с момента появления драмы историка и теолога Г. Мильмана «Падение Иерусалима» («The Fall of Ierusalem», 1820). Действие разворачивается на условном фоне историко-мифологических событий. В патетических сценах и изображении неистовых страстей очевидно влияние мелодрамы.
Начиная с 30-х гг. XIX в., в английской литературе появляется несколько исторических романов, изображающих социальные или природные катастрофы: Э. Бульвер-Литтон «Последние дни Помпей» (1834), «Риенци, последний из римских трибунов» (1835); Дж. Джеймс «Аттила» (1837); У. Коллинз «Антонина, или Падение Рима» (1850); Дж. Уайт-Мелвилл «Гладиаторы» (1863).
В романе «Гладиаторы» («The Gladiators, a tale of Rome and Judea»), воссоздающем Древний Рим времен правления императоров Вител-лия и Тита, действие охватывает период с 69 до 70 г. н. э. Включая в повествование обширные сведения по истории и культуре Древнего Рима, ранней Британии, Древнего Иерусалима, Дж. Уайт-Мелвилл сопровождает текст ссылками на труды Тацита, Ювенала, Иосифа Флавия, Светония, Э. Гиббона.
Своеобразие исторической эпохи, культуры, клонящейся к упадку Римской империи I в. н. э., Дж. Уайт-Мелвилл воссоздает с помощью усложненного хронотопа. Пересечение различных временных пластов с помощью приемов ретроспекции, сновидений, воспоминаний героев о странствиях позволяет со всей полнотой воссоздать сложную, многоликую эпоху античного мира первых веков христианства.
В структуре романа и образной системе Дж. Уайт-Мелвилл следует традиции В. Скотта. Сюжетные линии Лициния, Плацида, Вителлия,
Элеазара, Валерии развиваются параллельно на общем историческом фоне. К наиболее значительным пространственным «пересечениям», где сталкиваются все главные персонажи, можно отнести рыбный рынок как средоточие многолюдного Рима, амфитеатр, улицы Вечного города, Иерусалим.
Перемещение главного героя британца Эски в пространстве позволяет автору мотивировать отбор материала, выстраивая его в соответствии с намерением воссоздать исторические события и общий колорит эпохи. Действие происходит в 69-70 гг. н. э. и воссоздает два исторических события в Римской империи. В первой и второй частях романа изображается заговор против императора Вителлия, восстание, приведшее к гражданской войне и пожару в Капитолии. В третьей части сюжетные линии искусно «вплетены» в описание завершающего этапа иудейской войны и ее кульминации - разрушение Иерусалимского храма.
Образная система исторического романа Дж. Уайт-Мелвилла включает три типа персонажей - вымышленные, исторические и те, чьи имена зафиксированы в исторических источниках, но краткость либо отсутствие сведений делает их фактически вымышленными. Специфику исторических образов в романе определяет принцип контраста. Императоры Вителлий и Тит представляют различные способы правления и противоположные взгляды на мир. Иудеи Элеазар и Иоанн из Гишхалы, также реальные исторические лица, упоминаемые Тацитом и Иосифом Флавием. Стремясь к власти, они возглавили противоположные партии в Иудее, охваченной гражданской войной.
При создании образов Вителлия и Тита историческими источниками Дж. Уайт-Мелвиллу послужили «Жизнь двенадцати цезарей» Светония и «История» Корнелия Тацита. Следовавшие друг за другом в истории Рима императоры представлены в романе на фоне исторической перспективы. Опираясь на материалы римских историков, романист создает яркую картину империи перед гражданской войной, выстраивая соотношение фактов и художественных образов.
Вителлий предстает в романе гротескной фигурой «царственного обжоры» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 52]. Император появляется в романе не во дворце, а на рыбном рынке: медлительный, с бледным лицом, мутными потухшими глазами. В прошлом лукавый царедворец, воин, полководец, он поглощен только одной страстью. В комментариях
Дж. Уайт-Мелвилл приводит большие цитаты из Тацита и Светония, свидетельствующие о его «обжорстве, жестокости, чревоугодии» [Светоний 1988, с. 251]. В XIV главе на основе исторического описания дается реконструкция одного из пиров Вителлия. Намеренно замедляя действие с помощью подробных описаний и избыточности деталей, романист воссоздает картину изобилия, излишества, перенасыщенности. Искажая пропорции, Уайт-Мелвилл подчеркивает животное начало императора, подавляющее разум.
Следуя Светонию, Дж. Уайт-Мелвилл вводит в роман мотив предсказания гражданской войны и свержения императора. Предвестником войны и символом времени в романе становится образ открытых дверей в храме Януса. Мифологический образ двуликого Януса, взгляд которого обращен и в прошлое, и в будущее, позволяет Дж. Уайт-Мелвиллу выстроить в романе историко-мифологическую перспективу. Царство Януса, принявшего изгнанного Сатурна и одаренного им мудростью, было мирным. В его храме, воздвигнутом в Риме Ро-мулом, двери открывались во время войны и закрывались во время мира. До правления Августа храм, как отмечает Дж. Уайт-Мелвилл, был закрыт только два раза - при Нуме и после первой пунической войны. Это является свидетельством того, что Рим на протяжении своей истории почти беспрерывно вел войны.
Кульминацией гражданской войны I в. н. э. и началом гибели империи, по мнению Дж. Уайт-Мелвилла, явилась гибель Капитолия. Тацит разрушение Капитолия называет «тяжким злодеянием». «Святыня перестала существовать, когда мир царил на границе. Созданный предками по указанию богов залог римского могущества, на который не осмелились поднять руку галлы, погубили яростные распри принцепсов. Пока мы вели войны в интересах родины, храм стоял нерушимо» [Тацит 1969, т. 2, с. 132].
Следуя повествованию Тацита, Дж. Уайт-Мелвилл воссоздает события в традициях «школы катастроф». Возникает образ бури, которая, разразившись на закате солнца, «посеяла беспорядок и неистовство в большей части города» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 280]. Мятеж возрастал в силе и жестокости. Рим стал театром беспощадной гражданской войны, вызванной интригами различных партий, пришедших в этот момент в столкновение. Старая преторианская гвардия, распущенная Вителлием без почестей и вознаграждения, надеясь на
воцарение Веспасиана, столкнулась с новой преторианской гвардией императора.
Восставший Рим представлен в романе панорамно. Показана яростная схватка в нескольких частях города - на Капитолийском холме, в садах Саллюстия, на подступах к Риму. В финале изображается пожар в Капитолии, за несколько часов погубивший памятник, воплощавший гордость и величие Рима, связанный с именами Таркви-ния, Сципиона и других героев римской истории. Дж. Уайт-Мелвилл опирается на свидетельство Тацита: «Охваченный жестокостью город был неузнаваемо безобразен» [Тацит 1969, т. 2, с. 138]. Среди бушующей битвы, безумной ярости схватки жители, как отмечает Тацит, вели себя «как в цирке» - кричали, аплодировали, поощряли то одну, то другую сторону. Сравнение Тацита превращается в романе Дж. Уайт-Мелвилла в символический образ Рима - гигантского амфитеатра: «Приученный к кровопролитиям ужасными зрелищами амфитеатра, римский гражданин не знал другого столь живого наслаждения, как созерцание агонии одного из себе подобных» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 283].
Кульминация восстания сопровождается в романе образами кровавого пира, вакхического неистовства, потоков крови, смешавшихся с вином. Женщины с блуждающими глазами, развевающимися волосами, с алыми от крови руками и ногами побуждали солдат к новым жестокостям своим «отвратительным вакхическим весельем» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 284]. В традициях «школы катастроф» в романе появляются аллегорические образы Порока и Смерти: «Порок обвивал руками царственный скелет, увенчивал гирляндами лишенное плоти чело, подносил к его устам кубок, полный крови, приводя его в безумие своим бессмысленным хохотом, и оба попирали ногами на мостовых Рима жизни своих жертв» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 284].
Картины ночного пожара начавшейся гражданской войны Дж. Уайт-Мелвилл воссоздает с помощью игры света и цвета: багровое зарево объятого пламенем Капитолия бросало отблеск на лица: «зловещее зарево на черном небе» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 325]. Сцены становятся более зримыми и объемными благодаря воссозданию звуков - треск пламени, грохот рушащихся построек заглушает «дикий, зловещий крик», который резкими колебаниями возвещает жестокий триумф одних и поражение других [там же, с. 253].
Обращаясь к изображению I в. христианства, Дж. Уайт-Мелвилл делает акцент не на религиозно-этическом аспекте, а, главным образом, на категории времени и представлении о будущем мира. В проповедях христианина Калхааса, имитирующих стиль и образную систему Священного Писания, возникает идея провиденциализма. День отдаленный мыслится как наступление «царства Божия на земле» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 71]. В истории мира значимая роль отведена Риму, который «распростер крылья над многими народами, назвав себя владыкой мира» [там же, с. 78]. Однако в будущем голубь возобладает над орлом, ибо любовь более могущественна, чем ненависть.
Размышления о будущем мира, о роли Рима в судьбе других народов связаны в романе Дж. Уайт-Мелвилла также с сюжетной линией иудея Элеазара. Фигура реального исторического лица, иудейского вождя и полководца I в. н.э., воссоздана в соответствии с материалами V книги «Иудейской войны» Иосифа Флавия. Краткие исторические сведения романист обогащает историко-мифологическими аллюзиями, делая образ ярким и зримым.
Элеазар убежденный, что его народу, насажденному десницей Всемогущего, судьбой предназначено управлять всем миром, живет мечтой о будущем, когда «Иерусалим сделается владыкой мира, римские орлы будут изгнаны, а избранный Богом народ вновь возвысится» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 83]. В первой части романа Элеазар сравнивает себя с библейским Иудой Маккавеем. Другая библейская аллюзия соотносит Элеазара с Иевфаем Галаадитянином, иудейским судьей и реализуется на сюжетном уровне во второй части романа. Считая себя избранным Богом для спасения Иерусалима от осады и разрушения, Элеазар, как Иевфай, готов пожертвовать единственной дочерью.
Кульминационный момент Иудейской войны, осада Иерусалима и гибель Храма, представлены в романе Дж. Уайт-Мелвилла в традициях «школы катастроф». Действие происходит перед праздником пасхального агнца, когда иудеи стекались в священный город и еще больше увеличивали страдания голода и ужасы осады. В изображении бедствий осажденного города - мертвой, зловещей тишины, нестерпимых мук голода, «свирепого мора, пожиравшего народ целыми семьями и родами» [Флавий 1993, с. 337], Дж. Уайт-Мелвилл опирается на материалы «Иудейской войны». Иосиф Флавий утверждает,
что ужасы, «превосходившие все пределы вероятного», приводящие рассказчика в содрогание, еще не были описаны в историографических трудах ни эллинов, ни варваров [Флавий 1993, с. 362].
Дж. Уайт-Мелвилл избегает шокирующих, жестоких сцен смерти, убийств, казней, представленных в «Иудейской войне» Флавия. Символичен в романе библейский образ «последних дней» великого города: «Иерусалим лежал, как находящаяся в агонии царица: с прекрасным лицом, изменившимся от истощения, с величественным челом, сдавленным диадемой, истомленная и дрожащая под багрянцем и золотом» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 380].
Изображению гибели города в «Гладиаторах» предшествует ретроспективная история Иерусалима, высвечивающая отдельные эпизоды: строительство Храма Соломоном, укрепление и украшение города Иродом Великим. Неотъемлемой частью истории, символом гордости, славы, древности нации в романе предстает Иерусалимский храм, который «во всем известном тогда мире славился своей величиной, блеском и неслыханными богатствами» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 383]. На основе описаний Иосифа Флавия, Дж. Уайт-Мелвилл воссоздает архитектурное своеобразие, внутреннее устройство, украшения, религиозную цветовую и числовую символику храма.
Значимым образом в описании храма в романе становится золотая лестница, воплощение так называемой лествицы Иакова, явившейся ему во сне и соединившей небо и землю. В храмовой теологии и иконографии лестница, по выражению Ш. М. Шукурова, является «смысловым прообразом входа в вышние чертоги» [Шукуров 2002, с. 94].
У Иосифа Флавия момент, когда враги, «нечестивцы», поднимаются на ступени золотой лестницы, становится знаком падения храма. Дж. Уайт-Мелвилл, следуя Флавию, утверждает, что укрепленный и фактически неприступный храм-крепость никогда не был бы разграблен римскими легионами, если бы угроза исходила только извне. Раздоры политических и религиозных партий, противостояние полководцев, гражданскую войну в Иерусалиме Дж. Уайт-Мелвилл определяет с помощью библейской метафоры «царство, восставшее на себя». Неукротимый фанатизм и вражда «парализовали силу Иудейского льва», иудеи «ненавидели друг друга злобно и безжалостно, как могут ненавидеть только братья» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 384]. В романе вновь возникает образ «крови, льющейся рекой на улицах и
в священных пределах», осквернившей храм, который перестал быть обиталищем Бога и превратился в «могилу собственных сыновей» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 384].
Воссоздавая национальную катастрофу, Дж. Уайт-Мелвилл, вслед за Иосифом Флавием, обращается к мотиву роковой обреченности, Божьей кары, небесного огня, обрушившихся на нечестивцев и приведших к гибели всего народа. Элеазар в романе вспоминает эпизоды из Священной истории, когда Иерусалим и храм были чудесным образом спасены. Если Тацит, повествуя о пророчествах и знамениях, сопровождает их скептическими комментариями историка, то у Иосифа Флавия возникает мотив роковой предопределенности событий: «Людям не дано избежать предначертанного даже тогда, когда они предвидят его» [Флавий 1993, с. 371].
Дж. Уайт-Мелвилл, обращаясь к мотиву предвестий и чудесных знамений, предшествовавших гибели города и храма, «вплетает» в художественную «ткань» повествования образы и скрытые цитаты из сочинений Иосифа Флавия и Тацита: звезда в виде огненного меча над городом; низвергшийся из туч огонь, кольцом охвативший храм; огромные восточные ворота из меди, сами собой распахнувшиеся в полночь. Описание огненных колесниц и всадников, мчавшихся в облаках, ужасных, кровопролитных сражений от горизонта до горизонта также заимствовано из «Иудейской войны».
Важную роль в структуре третьей части романа «Гладиаторы» играет фигура пророка. Голос «пророка несчастий», леденящий кровь, повергающий в трепет даже смелое сердце, герои романа слышат в наиболее важные, судьбоносные моменты: он то усиливался, то ослабевал, как голос с того света, безостановочно повторяя торжественную угрозу: «Горе Иерусалиму! Горе Святому граду! Грех, болезнь, разрушение!» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 441]. В Примечаниях к роману Дж. Уайт-Мелвилл утверждает, что образ «пророка горя» не является поэтическим вымыслом романиста и создан на материале VI книги «Иудейской войны» Иосифа Флавия. У Флавия некий Иошуа, словно ведомый высшей силой, во время осады обходит город, «твердя, как молитву», зловещие пророчества о гибели Иерусалима.
Исторические предпосылки, перечисленные Дж. Уайт-Мелвиллом, и роковая предопределенность событий, на которую указывает Иосиф
Флавий, сделали гибель храма неизбежной: «Бог уже давно обрек храм огню, но вот, наконец, настал предопределенный во времени срок» [Флавий 1993, с. 366].
Сцены штурма, финальной битвы, гибели храма, представленные как столкновение стихийных сил, выполнены в романе в традиции «школы катастроф». Кульминации предшествует зловещее безмолвие, словно перед землетрясением или бурей. Затем тишина взрывается неистовыми криками наступавших римлян и иудеев, оборонявшихся с отчаянной отвагой. Воины в клубах черного дыма казались беснующимися «мрачными призраками». В описании битвы Дж. Уайт-Мелвилл обращается также к традиции Гомера, когда при отсутствии общей панорамы сцены поединков следуют одна за другой, а воины мифологизируются и героизируются. Гладиатор Гирпин, сраженный ударом, поднимается и снова вступает в битву, словно ему, как Антею, «мифологическому титану» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 503], мать-земля придавала новую силу. Иудей Элеазар словно был одновременно в нескольких местах, обретая в «стихии бури» все новые силы. В сверкающих латах он привлекал взоры и казался «древним героем» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 525]. Неизвестного воина в золотых доспехах с длинными вьющимися волосами и белыми руками сражавшиеся принимали за божество, пришедшее на помощь римским войскам. Воительница Валерия в сверкающей кольчуге была подобна Минерве и казалась неуязвимой.
В соответствии с описаниями Иосифа Флавия в романе «Гладиаторы» доминируют два образа битвы - пламя и кровь. По свидетельству историографа, «казалось, храмовая гора кипит с самого основания, так как вся она была залита огнем; однако обилие огня не шло в сравнение с обилием крови, образовавшей озера в священных пределах. Земля совершенно скрылась под мертвыми телами» [Флавий 1993, с. 369].
В разгар битвы падает на каменные плиты сраженная Элеазаром Валерия: «Кровь из раны хлынула темно-красным ручьем, и источник жизни быстро иссяк» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 498]. Над телом своей мертвой возлюбленной погибает гладиатор Гиппий. Римлянин Плацид и иудей Элеазар убивают друг друга в жестоком поединке. Несмотря на отвагу, герои бессильны перед стихией беспощадного, яростного кровопролития и обречены на гибель.
Венчает битву гибель храма. Тит, пытаясь спасти храм, преданный огню против его воли, заставил солдат тушить огонь, но воины были бессильны противостоять «огненной буре» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 617]. Возникает образ «опустошительной стихии», безжалостной и непобедимой: «Огненные языки скользили и играли по золотой крыше. Храм пылавший как горнило, превратился в один колоссальный костер. Во всех частях города, от стены Агриппы до Елеонской горы, люди наблюдали, как огненный столп катился, расширялся, восходил всё выше и выше в небо. Рушились балки, а драгоценный металл лился с крыши в виде пылающей расплавленной массы» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 514]. Гладиатор Гиппий видит, как золото и кровь текут ручьями по мостовой, но не может найти воды для умирающего Калхааса.
Обращаясь к гиперболическим образам, подчеркивающим грандиозность катастрофы, Дж. Уайт-Мелвилл также опирается на свидетельство Иосифа Флавия. Высота холма вместе с громадными размерами пылающего здания создавала впечатление, что весь город охвачен огнем. «Невозможно представить что-то более мощное и ужасное» [Флавий 1993, с. 368].
Иосиф Флавий, давая комментарий историка, следует идее «неизбежной судьбы для всего живущего и для всех творений рук человеческих» [Флавий 1993, с. 368]. Дж. Уайт-Мелвилл соотносит национальную катастрофу с древними пророчествами, в которых разрушение и осквернение храма было синонимом всеобщего разгрома нации: «Проклятие, доселе бывшее для них только мертвой буквой и непонятным свитком, буквально пало на их голову в потоке огня, святилище их было разорено, национальная самостоятельность уничтожена» [Уайт-Мелвилл 1993, с. 514].
Таким образом, исторические события 69-70-го гг. I в. дают для Дж. Мелвилл-Уайта обширный материал для воссоздания эпохи в традициях «школы катастроф» - кровопролитная гражданская война в Риме, ужасы голода и мора в стенах осажденного Иерусалима, битвы и казни, гибель Иерусалимского храма. В романе «Гладиаторы», написанном во второй половине XIX в., отчетливо просматривается художественная специфика, разработанная в исторических романах 20-30-х гг. XIX в. Мотивы предопределенности, небесной кары, неизбежности гибели, бессилия человека перед неукротимой, яростной стихией войны, образы огня и крови, соответствующая цветовая
символика, мифологизация персонажей позволяют рассматривать роман Дж. Уайт-Мелвилла в рамках художественного стиля «школы катастроф».
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Берк Э. Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного / пер. с англ. Е. С. Лагутина. М. : Искусство, 1979. 237 с.
Светоний Г. Т. Жизнь двенадцати цезарей / пер. М. Л. Гаспарова. М. : Правда, 1988. 512 с.
Тацит Корнелий. Сочинения : в 2 т. / пер. с лат. Г. С. Кнабе. М. : Наука, 1969. Уайт-Мелвилл Дж. Гладиаторы / пер. с англ. В. А. Корепановой. СПб. : НИЦ
«Альфа», 1993. 528 с. Флавий Иосиф. Иудейская война / пер. с др.-греч. М. Финкельберг и А. Вдо-виченко. М.-Иерусалим : Еврейский Университет в Москве, 1993. 509 с. Шукуров Ш. М. Образ храма. М. : Прогресс, 2002. 496 с. Stabler J. Burk to Byron, Burbauld to Baillie. 1790-1830. L. : Longman, 2002. 326 p. Wheeler M. Heaven, Hell and the Victorians. Cambridge : Cambridge Univ. press, 1994. 279 p.
