CC BY
110
Оренбургской губернии // Труды IV Археологического съезда в России. Т. II. Казань, 1891. С. 372.
5. Глухов М.С. Судьба гвардейцев Сеюмбике. Казань, 1993. С. 135.
6. Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. Уфа, 1999. С. 269-270.
7. Уерт П. Отпадение крещёных татар// Татарстан. 1995. 1-2.
8. Оренбургские епархиальные ведомости. Оренбург, 1876. №10. С. 351.
RELIGIOUS IDENTITY AT THE NAGAIBAKS: HISTORY, FORMATION AND
MODERN STATE
I.R. Atnagulov
The article continues the report on the research done on the ethnic identity at the nagaibaks (See Issue. XVI/2). At present the author considers the religious factor in self-identification of people. The long period of atheistic policy of the state had an evident impact on a religious state of nagaibaks, who professed orthodox Christianity. Their Christianity in its turn was the main ethnic feature which made them stand out against their Tatarian-Muslim environment into one independent ethnos. Now, despite a significant loss of positions of orthodox culture nagaibaks still keep their own ethnic consciousness and its basis is probably far beyond their religious culture.
© 2007 г.
А.А. Бадмаев
ТРАДИЦИОННЫЕ ЖИЛИЩА БУРЯТ: ПРОБЛЕМА ГЕНЕЗИСА
Специальное исследование традиционных типов бурятских жилищ предпринималось разными авторами, которые в своих трудах рассматривали различные аспекты существования жилищ, включая и семантику1. В определенной степени эта тема имела отражение в работах других этнографов, касавшихся изучения отдельных сторон этнической культуры как в целом бурятского этноса, так и его локальных групп2. Однако, несмотря на солидный список публикаций по теме, вопрос генезиса традиционных типов бурятских жилищ не получил должного освещения и далек от окончательного разрешения. Поэтому в настоящей работе предпринимается реконструкция возможных путей зарождения этих жилищ.
По вопросу о генезисе разных типов бурятских жилищ в отечественной науке выдвигались различные гипотезы, порой противоположного характера. Если по поводу появления у бурят изб и срубных домов все достаточно очевидно и есть возможность для доказательства их русского происхождения апеллировать к материалам XVIII—XIX вв., то в случае с традиционными типами бревенчатых юрт не все обстоит так однозначно. Прежде всего, следует упомянуть, что
существует точка зрения, у истоков которой стоял один из родоначальников бурятской этнографии М.Н. Хангалов, впервые высказавший взгляд на заимствованный характер строительства бурятами многоугольных бревенчатых юрт, в целом деревянного домостроительства, включая и хозяйственных построек, от русских3. Подобной позиции придерживались советские этнографы Ф.А. Кудрявцев4 и О.В. Ионова5. Схожие суждения, но касательно многоугольных срубных жилищ сибирских тюрков, имели А.А. Попов, Е.М. Тощакова6. Эти взгляды находят поддержку в трудах некоторых современных исследователей, самый свежий пример — диссертационная работа О.В. Бураевой, в которой автор, особенно не задумываясь, в точности воспроизводит мысли М.Н. Хангалова'. Остается непонятным, как можно заимствовать то, чего в русской строительной традиции не было, — думается, что никто не сможет уверенно утверждать о типичности для русских XVII—XVIII вв. бревенчатых многоугольных юрт.
Противоположная представленной точка зрения, доказывающая автохтон-ность происхождения срубных строений, была окончательно обоснована лишь в конце XX в. и основывалась на сравнительном изучении материалов по жили-
о
щам южносибирских и восточносибирских народов8. Применительно к бурятским деревянным юртам эту мысль впервые предложила К.В. Вяткина9, а ее развернутое обоснование было сделано В.А. Михайловым10, проанализировавшим широкий круг разнообразных источников.
Известные у монголов Внешней Монголии 8—12-угольные бревенчатые юрты, согласно О.В. Ионовой, возводились без применения срубной техники и являлись образцом построек столбовой конструкции11. У южномонгольских народов, в частности чахаров, были также распространены деревянные юрты. Ц. Жамцарано приводит краткое описание такой юрты, которое, к сожалению, не дает ясного ответа, какими конструкционными особенностями она обладала: «Земляная насыпь на юрте у чахаров «дач»; навесной дверью — дал, палка —
таг, перекладина у двух столбов юрты — «хундиут», дымовое отверстие — «ур-12
ху»» . Данные археологии свидетельствуют о строительстве средневековыми курыканами полуземлянок столбовой конструкции, остатки которых обнаруживаются в памятниках как Предбайкалья, так и Западного Забайкалья. В связи с этим В.А. Михайловым было выдвинуто предположение, что традиция
строительства жилищ этого типа была принесена в Прибайкалье протобурята-
13
ми в первых веках нашей эры13. Как бы то ни было, но как вариант можно рассматривать возможность предтечи наземной юрты бурят в этой самой полуземлянке. По представлению Б.Б. Дашибалова, такое жилище полуземляночного типа было далеким предшественником бурятского жилища, известного как тормо гэр14. М.Н. Хангалов характеризует тормо гэр как слегка углубленное в землю конусовидное сооружение, имеющее четыре опорных столба, в верхней части соединенных поперечными перекладинами, на которые укладывали доски так, что вверху получалось дымовое отверстие15 . В свете всего сказанного напрашивается мысль, что строительство бревенчатых юрт у монгольских народов изначально было связано с применением столбовой технологии.
Иное дело буряты, деревянные юрты которых в XVII — начале XX в. представляли срубы, и эта строительная традиция, как мы выше убедились, имела
древние корни в южносибирском регионе. Последние находки археологов свидетельствуют, что у тюрков Саяно-Алтая в УГ—УШ вв. были распространены многоугольные деревянные юрты, но на сегодня следы самых ранних культовых и жилых многоугольных построек, выявленных в регионе, относятся к еще более архаичному периоду — скифскому времени16. Если вспомнить, что среди наскальных изображений Боярской писаницы (I тыс. до н.э.) были обнаружены рисунки, напоминающие срубные жилища с двускатной и конической крышами, которые послужили поводом для утверждений о существовании у древних
17
енисейцев прототипов черных изб и многостенных срубов1', то не кажется невероятным тезис о срубных сооружениях как одном из элементов культур бронзового века Юга и Востока Сибири.
Для нас пока остается неясным вопрос о времени появления срубных юрт у бурят. В.А. Михайлов полагает, что это было вызвано, в первую очередь, социально-экономической причиной — вступлением предбайкальских бурят в фазу военной демократии и переходом к скотоводству, при котором стационарные
зимники превращались в постоянные поселения, где возводились жилые и хо-
18
зяйственные постройки капитального типа18. По нашему представлению, до проникновения в Прибайкалье (до V в.) протобуряты едва ли были знакомы со срубным домостроительством, юрты у них, скорее всего, возводились, подобно древним монголам, по столбовой технологии. Исследования по традиционным жилищам якутов вроде бы указывают на общие истоки происхождения многоугольных юрт якутов и бурят, которые, как считается, восходят к курыканам19. Правда, данные археологии убеждают, что в период VI—X вв. у курыкан не было как такового срубного строительства, а это значит, что хронологические рамки начала освоения новой строительной традиции стоит отодвинуть к еще более позднему периоду — посткыргызскому времени (XI — начало XIII в.), когда на карте Прибайкалья начинают обозначать страну Баргуджин-Тукум, этническое ядро населения которой составляли монгольские племена, в том числе протобуряты. По-видимому, эхириты, булагаты, хонгодоры и баргуты, входившие в единый союз племен с хори-бурятами и ойратами, вели полукочевой образ жизни, занимаясь скотоводством, земледелием и подсобными промыслами (охотой, рыболовством и собирательством), и в этом они были наследниками курыканов. К слову сказать, именно курыканы выработали систему сезонных поселений — стационарных зимников-городищ, где располагались полуземлянки, погреба и небольшие скотные дворы для стойлового содержания коров,
к которым прилегали сенокосные и пашенные угодья, а также временных лет-
20
ников, расположенных в местах с удобными пастбищами для скота20. В условиях такого хозяйственно-бытового уклада, когда становится возможным складывание зимних стационарных поселений, вполне могло актуализироваться сруб-ное строительство. Предбайкальское население Баргуджин-Тукум кроме собственно бревенчатых юрт (4-стенных) на зимниках имело небольшие скотные дворы с утепленными стайками для стойлового содержания домашнего скота (коров, овец, коз), с загонами. Таким образом, наряду с прежними переносными видами жилья (корьевыми чумами; войлочными юртами), временными непереносными постройками (балаганами), постоянными непереносными строениями (полуземлянками) протобуряты начинают пользоваться оседлыми
жилищами — 4-стенными бревенчатыми юртами. Адаптация срубного жилья в контексте ее совместимости со сложившимися у протобурят мировоззренческими представлениями должна была происходить без особых проблем ввиду близости традиционной картины Дома и Космоса у протобурят и древних тюрков.
Необходимо помнить, что история 4-стенных юрт у этносов Юга Сибири, объективно, имеет более ранние истоки, чем других многоугольных построек. Во-первых, на это указывают материалы археологических раскопок — погребальные срубы знатных пазырыкцев и других этносов бронзового века Сая-но-Алтая являются 4-стенными. Во-вторых, археологические материалы дают
датировку I—III вв. н.э. наиболее ранним находкам — пяти — и более — стен-
21
ным постройкам таштыкской культуры у с. Михайловка (бассейн р. Кия)21, подтверждая тем самым их позднее происхождение сравнительно с 4-стенными постройками, восходящими к древней тагарской культуре.
Обращает на себя внимание факт, что до первой трети XX в. 4-стенные срубы сохранялись у народов Саяно-Алтая и севера Центральной Азии в реликтовой форме в качестве культовых и погребальных сооружений. Так, в культуре тувинцев это проявлялось в существовании традиций шаманских захоронений в срубах на столбах. Г.Д. Санжеев в работе, посвященной этнографии дархатов, дает описание кумирни онгодв бвиан, которая, как он пишет, «по своей форме напоминает амбар или «завозню» сибирского типа». Представляются интересными слова, выражающие видение исследователем генезиса 4-стенных кумирен: «Кумирни у дархатов существуют как достояния их собственной культуры, никоим не позднее половины XVIII в. ... Быть может, древние тюрки-уйгуры —
всосались в ... состав народностей указанных районов и передали современным
22
дархатам свои архитектурные ценности» .
Наверно одним из первых среди сибирских этнографов 1920—1930-х гг. идею автохтонности 4-стенной юрты тюркских народов Восточного Присаянья высказал П.Г. Полтараднев в ходе изучения этнической культуры сойотов. Например, он полагал, что «...4-х стенная юрта в виде крестьянского зимовья является основным и более старинным жилищем для сойот; бурятская 6-ти и 8-ми стенная юрта — поздний тип жилища в высокогорных кочевьях еще и сейчас не 23
вполне освоенный»23. Стало быть, вслед за этим автором можно определенно утверждать об архаичности этой юрты для восточно-присаянского региона, что в свою очередь позволяет предполагать ее заимствование бурятами (предбай-кальскими и присаянскими).
Касаясь происхождения многоугольных бурятских юрт, необходимо выделить две диаметрально противоположные гипотезы, сложившиеся в бурятской этнографии. Первая из них была обоснована Б.Э. Петри, позднее поддержанная А.А. Поповым и Б.Б. Бимбаевым. Б.Э. Петри исходил из преемственности в типах бурятского жилища и, поэтому доказывал возникновение 6—8-стенных бревенчатых юрт от войлочной юрты24. Интересно, что и С.И. Вайнштейн, но на материале уже южносибирских этносов, обнаруживает генетическую близость срубной юрты от войлочной юрты, и объясняет распространение срубной
юрты опять же сменой хозяйственно-культурного типа, приведшей эти народы
25
к оседлости25. Между тем, А.А. Попов и Б.Б. Бимбаев видели причину перехода
от войлочной юрты к многоугольной срубной в упадке овцеводства, соответст-
26
венно войлочного производства у предбайкальских бурят26. Данный подход к проблеме генезиса, безусловно, является ошибочным, и в этом мы согласны с мнением В.А. Михайлова, который полагает, что «... переход бурят к деревянным многогранным юртам был обусловлен иными причинами, нежели сокращение овцеводства»27. Другая гипотеза была предложена А. Туруновым, и она вкратце сводится к мысли, что смена старого хозяйственно-культурного типа бродячих охотников и собирателей на новый — скотоводов привела к миграции предков бурят из таежной зоны в степную и появлению у них сперва войлочных, затем срубных юрт28. Очевидны погрешности такой научной конструкции, во-первых, ее несогласованность с известными фактами этнической истории предбайкальских и присаянских бурят, во-вторых, ее отрицание специфики полукочевого быта, которая была связана с использованием как войлочных, так и деревянных типов жилищ. Иное решение проблемы выдвигает В.А. Михайлов, который считает, что существовала поэтапная трансформация первоначального жилища каркасной конструкции. По его схеме, конический шатер ур-са предбайкальских бурят, укрывавшийся шкурами или корой, сменился шалашом типа монгольской овохой или тувинской чадыр, имевшим остов из жердей, верхние концы которых вставлялись в отверстия дымового круга, и, наконец, возникла собственно многоугольная юрта. Оговоримся, что подобные взгляды, но в отношении многоугольных срубных юрт других сибирских народов, высказывались и ранее этнографами. Так, по версии О.В. Ионовой, якутская модель срубной юрты тоже развивалась из конического шалаша, принявшего 6-или 8-угольное основание и сохранившего конусообразную крышу29. Однако С.И. Вайнштейн полагает, что шалаши тувинцев чадыр являются результатом приспособления светодымового круга войлочной юрты к шестам чума, т.е. про-изводны от юрты. В качестве еще одного варианта развития В.А. Михайловым рассматривается возможное предшествие многоугольной срубной юрте в виде некоего многоугольного, нерешетчатого цилиндрического шалаша, типологически сходного с шалашами сагайцев — одах, и тувинцев — чооду, бодээ кэр30. Допустимо предположить, что генезис многоугольных бревенчатых юрт мог произойти в ходе симбиоза, с одной стороны, традиции строительства многоугольных жилищ столбовой конструкции, с другой, приобретенной срубной технологии. Дарбазная кровля бревенчатых юрт, как известно, имеет древнее происхождение и применялась прежде при возведении жилищ столбовой конструкции, новшеством, позволившим придать юртам крепость и морозоустойчивость, была сборка их стен в сруб с использованием угловых сопряжений. Имея опыт постройки 4-стенных срубных юрт, буряты вполне могли решить проблему планировки и возведения 5 — и более — стенных юрт.
Тема существования у предбайкальских и присаянских бурят бревенчатых юрт с нечетным числом стен получила развитие только в работе В.А. Михайлова, в которой он вслед за Б.Э. Петри рассматривает эти виды юрт как зимние
жилища и подчеркивает их преимущества перед юртами с четным числом уг-
31
лов, связывая это с архитектурно-строительными особенностями31. Напомним,
что 7-стенные юрты, согласно Б.Э. Петри, ставились исключительно на зимни-
32
ках и являлись своего рода зимним вариантом летней 8-стенной юрты32. При-
способленность 5—7-стенных юрт к зимним условиям объяснялась наличием у них входного теплозащитного тамбура в виде вытянутого в ширину трапециевидного коридора. По мнению В.А. Михайлова, такой тамбур и связанные с ним конструктивные особенности юрт служат доказательством более древнего происхождения 5—7-стенных юрт, чем 6—8-стенных33. Исследователь полагает, что на смену асимметричным юртам, представлявшим ранний этап срубного строительства у бурят, пришли постройки с четным количеством стен, что обуславливалось «глубокими социально-экономическими и религиозными причинами». Кажется все же не совсем логичным отказ бурят от строительства более совершенных по конструкции и бытовым качествам жилищ в пользу менее удобных в зимних условиях юрт. Если проследить по материалам XVIII в., то авторы того времени не говорят прямо, что 5—7-стенные юрты являются зимними вариантами бурятских жилищ. Но мы, исходя из данных Б.Э. Петри и В.А. Михайлова, знаем с определенной долей уверенности, что в действительности это были зимние юрты. Тогда не понятен вывод В.А. Михайлова об их постепенной замене 6—8-стенными юртами, ведь правильнее было бы утверждать, что такие виды заимствованного жилья, как курные избы и зимовья, пришли на смену асимметричным юртам в период XVIII — первой половины XIX вв., что и было на самом деле. Поскольку речь все же не идет о вытеснении одних видов деревянных юрт другими, можно предположить достаточно длительное непротиворечивое сосуществование симметричных и асимметричных юрт как жилищ, рассчитанных для проживания в разные сезоны года, у приса-янских и предбайкальских бурят в дорусский период. Показательно, что подобная жилищная практика сохранялась в неизменном виде у монгольских бурят и хамниганов, проживающих в северо-восточных районах Республики Монголия (Хэнтэйский аймак) вплоть до второй половины XX в.34. Первичность появления 5—7-стенных юрт можно вывести не только из их архитектурно-строительных особенностей, но и из их прямого назначения как зимнего жилища. Время их изобретения и начальной эксплуатации предположительно лежит в границах XI — начала XIII в., позже это не могло произойти по причине возникающей тогда необъяснимости их распространения у хонгодоров, которые вместе с ой-ратами мигрировали в Западную Монголию и оставались там до XVII в. Еще одно обстоятельство, на которое следует обратить внимание, это несколько отличный от юрт с четным числом стен семантико-символический комплекс представлений об асимметричных юртах, указывающий на существование особого этапа в развитии религиозно-мировоззренческих воззрений предков бурят. А вот зарождение 6—8-стенных юрт хронологически можно отнести к периоду XIV—XV вв., когда хозяйство предбайкальских бурят получает дополнительный импульс к развитию, к расширению скотоводства, сенокошения и земледелия благодаря переселению в начале XIII в. основной части прежних насельников Предбайкалья в районы Монголии, освободивших значительные территории для хозяйственного освоения. Отсчет времени параллельного использования юрт с четным и нечетным числом стен предбайкальскими бурятами также начинается с XIV в. Вполне понятно, что, как и прежде, распространенными жилищами у них остаются войлочные юрты и шатры урса: первые находятся в собственности зажиточной части населения — владельцев больших
стад, вторые — в пользовании основной массы аратов. Хонгодоры осваивают строительные навыки 6—8-стенных юрт от предбайкальских бурят в начале XVII в. лишь после возвращения из Западной Монголии.
Теперь пора сказать о восприятии идеи многоугольных юрт бурят в среде тюрков Саяно-Алтая. Данный вопрос поднимался в трудах этнографов, занимавшихся культурой тюркских народов этого региона. К их числу принадлежит, прежде всего, А.А. Попов, который в своей работе доказывает факт заимствования южносибирскими тюрками 8-стенной бревенчатой юрты у предбай-
35
кальских бурят35. С.И. Вайнштейн на основе изучения жилищ тувинцев приходит к заключению, что у восточных тувинцев появление 5—6-угольных юртообразных срубов в конце XIX — начале XX в. было связано с влиянием бу-
36
рятской культуры36. Оба автора исходят из поздней датировки такого заимствования, при этом А.А. Попов обосновывает это, считая, что у южносибирских народов до прихода русских отсутствовала собственная срубная техника37. Учитывая доказанность автохтонного характера такой техники у аборигенов Юга Сибири, мы можем предположить, что передача бурятской традиции строительства многоугольных бревенчатых юрт произошла ранее указанного времени. Вопрос лишь в том, когда и через каких бурят это было сделано.
Принципиальных отличий между юртами предбайкальских и присаянских бурят нет, что лишний раз говорит об их едином происхождении и принадлежности к одному типу жилых построек. Между тем материалы по этнографии бурят позволяют выделить три характерные конструкции кровли, встречавшиеся в бурятских юртах в XIX — начале XX в.. Первая разновидность кровли держалась на четырех столбах тээнди, симметрично расположенных по границе очажной площадки и заметно возвышавшихся над стенами. На верху торцовых сторон столбов в специально сделанных пазах укрепляли квадратную раму ха-рааса, от углов которой к противоположным стенам прокладывали матицы. Данный вид деревянной юрты был известен у предбайкальских бурят, присаян-ских (тункинских и окинских) бурят, а также якутов и хакасов. Юрты с кровлей, представлявшей правильную многогранную пирамиду из продольных балок, соединенных между собой при помощи пазов, имели локальное распространение у закаменских бурят и не встречались не только у остальных присаянских бурят, но и в целом у бурят. Сходное конструктивное решение при возведении многоугольных юрт использовалось сибирскими тюрками (якутами, хакасами и алтайцами)38. Последняя разновидность кровли деревянных юрт в какой-то мере заимствовала каркасную систему купола войлочной юрты монгольского типа, правда, не имела форму круга в основании и в дымоходе, а напоминала многоугольник по числу стен. Юрты с подобной (костровой) кровлей еще в меньшей степени были распространены у бурят, чем юрты со вторым вариантом кровли и, по-видимому, представляли саяно-алтайский тип жилища, так как обнаруживаются помимо присаянских бурят у алтайцев, тувинцев, якутов и хакасов. Как считает А.А. Попов, пальма первенства в изобретении костровой крыши многоугольной юрты принадлежит хакасам, от которых научились ее возводить тувинцы и якуты39. Становится совершенно ясно, что юрты с первым типом кровли, имеющие несущие крышу столбы, являются изобретением предбайкальских бурят, со временем, воспринятым некоторыми группа-
ми бурят и ближайшими соседями-тюрками. Второй и третий типы кровли — явления, производные от первого типа, которые демонстрируют имевшие место в прошлом контакты присаянских бурят с тюрками Саяно-Алтая.
Видится возможным два пути трансляции срубной юрты от бурят к тюркам: первый, северный, — мог быть осуществлен предбайкальскими бурятами, но только с хакасами и якутами ввиду существования с ними этноконтактных зон, которых не было с другими (саяно-алтайскими) тюрками. Второй путь, условно названный южным, также был вероятен, так как позволял выходить на этнокультурные контакты с другими тюркскими народами региона, и он может быть связан с присаянскими бурятами. По нашему представлению, предки присаянских бурят, переселившиеся в начале XIII в. из Прибайкалья на север современного Кобдоского аймака Монголии, по всей видимости, не меняли полукочевой формы хозяйства, оказавшись в сходных природно-климатических условиях, что и в их бытность в Восточном Присаянье. Они могли принести на новое место жительства традицию возведения асимметричных деревянных юрт, и тогда именно через них этот тип жилья мог попасть к алтайцам и другим тюркам Саяно-Алтая.
Появление войлочных жилищ у насельников Прибайкалья археологи связывают с наступлением бронзового века. Так, например, А.П. Окладников предполагал вероятность использования цилиндрических войлочных юрт и передвижных кибиток носителями культур плиточных могил и оленных камней40. Более доказанным является применение войлочных видов жилья в эпоху желе-
за, в частности хуннами, доминировавшими помимо прочих земель и на территории Забайкалья. Хунны жили в неразборных куполообразных шалашах с полусферическим остовом, кровля которых завершалась вытянутой шейкой дымохода. Любопытно, что хуннская традиция юрт с шейкой сохранялась у монголов до середины XIII в., описание их приводится в известном сочинении Гильома Рубрука41. В Предбайкалье рисунки таких юрт, относимые к курыкан-скому времени, фиксируются среди петроглифов на горе Манхай42. Сяньби, монголоязычность которых подтверждается последними исследованиями, также имели войлочные жилища, и у них впервые среди центрально-азиатских кочевников отмечается ориентировка входа на юг и юго-восток. Как можно судить из сказанного, практика применения войлочных жилищ была присуща населению Прибайкалья довольно давно, причем для протобурят было характерно использование их наряду с чумами в качестве летнего жилья.
Изобретение войлочной юрты монгольского типа датируется XIV—XV вв., следовательно, с ней в первую очередь были знакомы хори-буряты и хонгодо-ры, находившиеся в это и последующее время непосредственно в монгольской этнической среде. Но, учитывая специфику их хозяйственного быта, надо заметить, что распространенность такой юрты изначально была у них разной. Хори-буряты в монгольский период своей истории были степными номадами, поэтому основным типом их жилища являлась войлочная юрта. Хонгодоры, как выше указывалось, имели асимметричные срубные юрты, а также конические чумы урса и войлочные юрты. Необходимо учесть, что и хори-буряты, и хонго-доры заимствовали вариант халхаской юрты, в деталях немного отличающейся от ойратского варианта юрты. Свидетельством тому служит разница в термино-
логии частей юрты у халха-монголов и западных монголов, в ориентировке входа (у халха-монголов он смотрит на юг и юго-восток, у западных монголов — на восток), в наличии столбов-подпорок багана (у халха-монголов они есть, у западных монголов — нет)43. Кажется в некоторой степени удивительным восприятие хонгодорами именно халхаской юрты, ведь они до своего возвращения в Прибайкалье были в составе Джунгарского ханства и должны были воспринять западно-монгольскую юрту. По всей вероятности, процесс включения юрты в культуру хонгодоров произошел не в период их проживания в Западной Монголии, а гораздо позднее, когда они переселились в Восточное Присаянье и Предбайкалье.
О том, что собой представляли войлочные юрты монголов в середине XIII в., у Плано Карпини пишется буквально следующее: «Ставки у них круглые, изготовленные наподобие палатки и сделанные из прутьев и тонких палок. Наверху же в середине ставки имеется круглое окно, откуда попадает свет, а также для выхода дыма, потому что в середине у них всегда разведен огонь. Стены же и крыши покрыты войлоком. Двери сделаны также из войлока. Некоторые ставки важны, а некоторые небольшие, сообразно достоинству и скудости людей. Некоторые быстро разбираются и чинятся и переносятся на вьючных животных, другие не могут разбираться, но перевозятся на повозках»44. Сочетание разных видов войлочных юрт (разборных и неразборных) у монгольских народов со временем исчезло — стала доминировать решетчатая разборная юрта как более удобная и конструктивно более совершенная. В этой связи стоит вспомнить, что В.А. Михайловым обосновывается мысль о существовании у предбайкальских бурят и части хори-бурят, заселявших в XVII в. верховья р. Лены, не только войлочных складных юрт, но и неразборных войлочных юрт, перевозившихся на телегах-арбах45. Приводимые этим автором выдержки из письменных документов того времени, составленных русскими казаками, мало убеждают в использовании данными бурятами таких юрт. К сожалению, небольшая информативность этих источников о бурятских жилищах не позволяет однозначно определить, какой вид войлочной юрты в них называется. Однако заметим, что в материалах более позднего времени нигде не встречается факт применения бурятами этого типа юрт, что говорит об отказе от них, как не отвечающих потребностям людей в новых исторических реалиях.
М.Н. Хангалов46, позднее и некоторые другие этнографы47 считали, что предбайкальские буряты в далеком прошлом не имели войлочных юрт, что, по
48
мнению В.А. Михайлова, является ошибкой48. В целом, принимая аргументацию В.А. Михайлова, нужно оговориться, что до событий начала XIII в. в Предбайкалье проживал разноплемённый конгломерат людей, часть которых (ойра-ты, хори-буряты, хонгодоры) действительно были полукочевниками-скотово-дами и пользовались войлочными юртами, однако, остальное население региона (эхириты, булагаты) в силу отсутствия хозяйственной необходимости и жилищной традиции жило в асимметричных срубных юртах, корьевых и кожаных чумах бyхээг и полуземлянках. После ухода основного этнического ядра насельников Предбайкалья в Монголию и до момента миграции хори-бурят из Забайкалья в конце XVI в., эхириты и булагаты жили прежним экономическим укладом. Расселение хори-бурят, а затем и хонгодоров несомненно активизиро-
вало межкультурное взаимовлияние мигрантов с аборигенами, выразившееся в частности в расширении занятия скотоводством, восприятии войлочной юрты халха-монгольского подтипа эхиритами и булагатами. Юрты целиком заказывались и покупались у хори-бурятских мастеров, так как собственного опыта в изготовлении деревянного каркаса юрты, ее декоративных деталей, войлочных покрышек у эхирит-булагатов просто не было. Дороговизна юрты делала ее жилищем зажиточной прослойки, являвшейся владельцем больших стад, то есть крупными скотоводами. Возвращаясь к ранее сказанному, заметим, что В.А. Михайлов, делая гипотетическое предположение о существовании переходного типа жилища между чумом урса и многоугольной бревенчатой юртой булгааhан, заблуждается за отсутствием каких-либо данных, говорящих о бытовании у предбайкальских бурят шалаша со светодымовым кругом, в отверстиях которого якобы закреплялись стеновые шесты. Войлочные шалаши монголов (овохой), калмыков (джолум), тувинцев (чадыр), по сути, представляют купольную часть юрты без стен, которая устанавливается шестами на землю. Бурятский войлочный шалаш урса гэр, существование которого ни у кого не вызывает сомнения, был без светодымового круга, и стеновые шесты, подобно калмыцкому шалашу дегля гер49, в верхней части соединялись и их острия торчали наружу.
Еще один момент, на который хотелось бы обратить внимание, — присутствие в языке бурят двух терминов урса и б^хээг, означающих переносной конусообразный шалаш, покрываемый шкурами, поверх пластов лиственничной коры. Согласно данным С.Г. Жамбаловой, обозначение конусообразных чумов как урса встречается у курумканских, окинских, качугских и ольхонских бурят, а название бyхээг — у эхиритов, булагатов и качугских бурят50. Иначе говоря, жилище типа урса локализуется у части предбайкальских и присаянских бурят (по нашим сведениям, ареал его распространения у присаянских бурят шире и охватывает не только окинских, но и тункинских и закаменских бурят), а чумы бyхээг типичны только для предбайкальских бурят. Название шалаша урса в близких по произношению словесных формах фиксируется в языках большого круга восточносибирских народов, являющихся тюрками (якуты, сойоты и др.), эвенками, что, по всей видимости, доказывает архаичность этого жилища. В культуре бурят XIX в. он сохранялся как реликт таежно-охотничьего быта части предков предбайкальских и присаянских бурят. Наименование чума как б)хээг локализуется у эхиритов и булагатов, что говорит о самостоятельном происхождении не только слова, но и типа жилища.
Вопрос ориентировки бурятских жилищ следует непосредственно увязывать с их генезисом. В древнетюркский период у народов Центральной Азии и Юга Сибири была распространена строго восточная направленность входа жилища, зародившаяся еще в пору доминирования хунну. Безусловно, что основным фактором, определившим это, были мировоззренческие представления (культ почитания восходящего солнца). В послехуннское время эта традиция транслировалась в культурах тюркских народов, также перенявших космологические представления хунну и на основе их создавших свою собственную мировоззренческую модель мира. В эпоху древних тюрков южносибирским населением впервые были освоены технологии разборных войлочных юрт тюркского типа и многоугольных срубных юрт, при разработке архитектуры и осмыслении внут-
реннего пространства которых учитывались специфические культово-мифологические представления. Составляя часть этнического сообщества средневековых курыкан, предки бурят придерживались восточной ориентировки жилища, но с XI в. с усилением монголизации Предбайкалья происходит у них смена ориентировки входа, символизирующая изменение не только этнического состава территории, но и восприятия аборигенами монгольского миропредстав-ленческого комплекса. С XIII в. у монгольских народов стала преобладать южная и юго-восточная ориентировка жилища, но вследствие включения в состав этих этносов тюркского этнического компонента возникли варианты ориентировки. Как ни странно, в трудах отечественных этнографов почему-то присутствуют разночтения в определении ориентировки жилища у монгольских народов. В.П. Дарбакова пишет о том, что у халха-монголов двери были обращены
на юго-восток, а у западных монголов — на восток51. Между тем, С.И. Вайн-
52
штейн убежден, что у халха-монголов и калмыков вход ориентирован на юг52. Тот же исследователь считает, что буряты ориентировали юрты на восток и юго-восток, что по нашим данным неточно — буряты направляли входной проем на юг или юго-восток, на полуденное солнце, и в этом, кстати, проявлялась историческая преемственность от древней сяньбийской традиции.
Рассмотрение вышеизложенного материала по генезису традиционных видов бурятских жилищ приводит к определенным выводам. История появления многоугольной бревенчатой юрты у бурят связана с использованием опыта строительства деревянных построек столбовой конструкции, известного древним монголам и курыканам, а также заимствованной у южносибирского населения срубной техники. В XI — начале XIII вв. на основе 4-стенной юрты у предков предбайкальских и присаянских бурят возникают 5—7-угольные асимметричные юрты, представлявшие зимнее жилье. В XIV—XV вв. происходит дальнейшая эволюция срубного жилища у предбайкальских бурят — начинают строиться 6—8-угольные юрты, несущие в себе общую для центрально-азиатских народов (прежде всего монгольских этносов) концепцию Дома с определенной семантикой и символикой. Тот же представленческий комплекс ассоциируется и с войлочной юртой монгольского типа, чье зарождение приходится на этот же исторический период, когда вырабатывалась новая религиозная картина мира у народов Центральной Азии. С этого времени и примерно до XIX в. складывается и функционирует практика проживания в сезонных юртах у предбайкальских бурят, а затем с XVII в. у присаянских бурят, предполагавшая сочетание зимних (5—7-угольных) и летних (4—6—8-угольных) вариантов бревенчатых юрт.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Ванчиков Б. Войлочная юрта агинских бурят //Бурятоведческий сборник. Иркутск, 1927. Вып. 3-4. С.37-40.; Басаева К.Д. Традиционное бурятское жилище и его членение // Этническая история и культурно-бытовые традиции в Бурятии. Улан-Удэ, 1984. С. 109—124; Басаева К.Д. Поселения и жилища аларских бурят (вторая половина XIX — начало XX в.) // Из истории хозяйства и материальной культуры тюрко-монгольских народов. Новосибирск, 1993. С. 52-89; Михайлов В.А. Войлочная и деревянная юрты бурят. Улан-Удэ, 1993; Михайлов Т.М. Из ис-
тории поселений идинских бурят // Из истории хозяйства и материальной культуры тюрко-монгольских народов. Новосибирск, 1993. С. 36-52; Содномпилова М.М. Семантика жилища в традиционной культуре бурят.: Дис.... канд. ист. наук. Улан-Удэ, 2002.
2. Тугутов И.Е. Материальная культура бурят. Улан-Удэ, 1958; Манжигеев И.М. Ян-гутский бурятский род (опыт историко-этнографического исследования). Улан-Удэ, 1960; Попов А.А. Жилище // Историко-этнографический атлас Сибири. М., 1961; Вяткина К.В. Очерки культуры и быта бурят. Л., 1969; Линховоин Л.Л. Заметки о дореволюционном быте агинских бурят. Улан-Удэ, 1972; Хангалов М.Н. Собрание сочинений: Т. 1. Улан-Удэ, 2004.
3. Хангалов. Ук. соч. С. 97.
4. Кудрявцев Ф.А. Роль русской культуры в развитии бурят-монгольского народа в ХУШ-ХХвв. // Вопросы истории. 1946. № 10.
5. Ионова О.В. Жилые и хозяйственные постройки якутов: историко-этнографический очерк // Труды института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая, 1952. Т. 18. С. 301.
6. Попов. Ук. соч.; Тощакова Е.М. Традиционные черты народной культуры алтайцев (XIX — начало XX). Новосибирск, 1978.С. 96.
7. Бураева О.В. Межкультурное взаимодействие этносов Байкальского региона (XVII — начало XX в.): Дис. ... докт. ист. наук. Улан-Удэ, 2005.С. 199-200.
8. Вайнштейн С.И. Мир кочевников Центральной Азии. М., 1991; Дьяконова В.П. Алтайцы (материалы теленгитов Горного Алтая). Горно-Алтайск, 2001, С. 53; Традиционное жилище народов России: XIX — начало XX в. М., 1997; Соколова З.П. Жилище народов Сибири (опыт типологии). М., 1998, С. 141.
9. Вяткина. Ук. соч. С. 23.
10. Михайлов. Ук. соч.
11. Ионова. Ук. соч. С. 102.
12. Архив института востоковедения РАН, Ф.62, Оп. 1, Д. 29 // Жамцарано Ц. Дневник 1903 г. Л. 9.
13. Михайлов. Ук. соч. С. 28.
14. Дашибалов Б.Б. Археологические памятники курыкан и хори. Улан-Удэ, 1995. С. 138.
15. Хангалов. Ук. соч. С. 95.
16. Дьяконова. Ук. соч. С. 53.
17. Михайлов. Ук. соч. С. 40.
18. Там же. С. 33-34.
19. Зыков Ф.М. К вопросу о происхождении многоугольных построек якутов //Якутия и ее соседи в древности. Якутск, 1975. С. 195.
20. Дашибалов Б.Б. С. Ук. соч. 138-139.
21. Мартынов А.И. Роль тагарской культуры и ее населения в формировании народов
Сибири и их культуры // Происхождение аборигенов Сибири. Томск, 1969. С.
172-174.
22. Санжеев Г.Д. Дархаты (этнографический отчёт о поездке в Монголию в 1927 году). Л., 1930. С. 53.
23. Полтораднев П.Г. Окинский край // Жизнь Бурятии. 1930. № 5-6. С. 58.
24. История Сибири. Л., 1968. Т. I—II. С. 381-382.
25. Вайнштейн С.И. Проблемы истории жилища степных кочевников Евразии // СЭ, 1976. № 4. С. 50.
26. История Сибири ... С. 292.
27. Михайлов. Ук. соч. С. 46.
28. Там же. С. 46-47.
29. Ионова. Ук. соч. С. 102.
30. Михайлов. Ук. соч. С. 48.
31. Там же. С. 49.
32. Петри Б.Э. Внутриродовые отношения у северных бурят. Иркутск, 1925. С. 49.
33. Михайлов. Ук. соч. С. 50.
34. Дарбакова В.П. Традиционные домашние промыслы и ремесла монгольских народов МНР: Дис. ... канд.ист.наук. М., 1968. С. 103.
35. Попов. Ук. соч. С. 159.
36. Вайнштейн С.И. Мир кочевников Центральной Азии. М., 1991. С. 33, 44.
37. Попов. Ук. соч. С. 160.
38. Зыков Ф.М. Поселения, жилище и хозяйственные постройки якутов (XIX — начало XX в.). Историко-этнографическое исследование. Новосибирск, 1986. С. 40; Бутанаев В.Я. Традиционная культура и быт хакасов: Пособие для учителей. Абакан, 1996. С. 56; Дьяконова. Ук. соч. С. 50.
39. Попов. Ук. соч. С. 159-160.
40. Окладников А.П. Археологические данные о появлении первых монголов // Филология и история монгольских народов. М., 1958. С. 208-210.
41. «Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука». М. 1957.
42. Михайлов. Ук. соч. С. 30-31.
43. Дарбакова. Ук. соч. С. 101.
44. Путешествие . С. 27.
45. Михайлов. Ук. соч. С. 16-17.
46. Хангалов. Ук. соч. С. 170.
47. Манжигеев И.М. Янгутский бурятский род (опыт историко-этнографического исследования). Улан-Удэ, 1960. С. 65.
48. Михайлов. Ук. соч. С. 16.
49. Эрдниев У.Э. Калмыки (конец XIX — начало ХХ в.). Элиста, 1970. С. 129.
50. Жамбалова С.Г. Традиционная охота бурят. Новосибирск, 1991. С. 75.
51. Дарбакова. Ук. соч. С. 101.
52. Вайнштейн. Ук. соч. С. 38.
TRADITIONAL DWELLINGS AT THE BURYATS: PROBLEM OF GENESIS
А.А. Badmaev
The article sets the problem of origin for traditional types of dwellings at the Buryats (timber and felt jurts). The author comes to a conclusion about the early stage of appearance of 5—7 corner timbered jurts and dates it back to 11th — the beginning of 13th c. The 6—8 corner timbered jurts of 14th—1501 cc. turned out to be a later invention in author's opinion.
